Читать книгу Испанцы. Правдивая история дона Сезара де Аскона. Книга первая. - Наталия Викторовна Шимонова - Страница 1

Предуведомление от автора.

Все, что написано мною здесь, касаемо истории самого дона Сезара и его семейства – чистейшей воды выдумка. Однако то, что касается людей и событий, окружавших их – является почти что правдой.

Книга первая.

Испания.

Глава 1.

Историю моего героя мне, как правдивому и добросовестному биографу, следует начать с изложения истории рода дона Сезара де Аскона-де-Вильегас-и-Солорсано графа де Кеведо.

Род дона Сезара восходит к временам древнейшим. Известно, что предки матери его славились еще во времена Римской империи. Семейное предание гласило, что одним из предков дона Сезара был полководец Гай Луций Минор, живший во времена Октавиана Августа и прославившийся тем, что одним из первых ввел своих легионеров в город царицы Клеопатры. Далее известно, что Гай Луций отправлен был с войском к иберам, а затем история этого достопочтенного воина несколько теряется в веках и позже потомки его выплывают из тьмы неведения во времена благородной Реконкисты. Сначала, в 718 году в битве при Ковадонге, под предводительством славнейшего Пелайо, отличился Луциус Манкус, своей рукой уложивший с два десятка свирепых арабов в этом бою. А затем, среди соратников самого знаменитого рыцаря Сида Кампеадора, в кровавых боях, в битвах у крепостей Кастежон, Алькосер, в битве под Валенсией, отличился дон Хуан Диас де Мендоза, другой потомок славного Гая Луция Минора. Дон Мендоза претерпел изгнание вместе с благородным синьором Родриго Диасом де Биваром¹ [Таково было истинное имя Сида Кампеадора. Само же это прозвание переводится так: Сид от араб. «господин», а Кампеадор от исп. «боец»]из Кастилии и оставался верным соратником благородного Сида. Вместе с Кампеадором брал в плен графа Раймунда Беренгера из Барселоны, а также союзника мавров графа Гарсиа Ордоньез и держал в руках драгоценный меч Сида, носивший имя Колада.

И так же верно, как дон Хуан служил Сиду, супруга дона Хуана, донья Изабель, преданно служила донье Химене, супруге благородного Сида, и дочерям ее – донье Эльвире и донье Соль. Донья Изабель не покинула донью Химену в трудные минуты немилости короля Альфонсо VI и жила с ними, по повелению короля, в монастыре Сан-Педро, в заточении, в то время как супруг ее претерпевал изгнание вместе с благородным Сидом. Донья Химена, дочь графа астурийского Диего и внучка короля Леона Альфонсо V, была благороднейшей дамой и не забыла она преданности доньи Изабель!

Вскоре королевская милость вернулась к благородному Сиду и тогда же сеньоры де Мендоза приобрели знатное имя, деньги и владения близ города Толедо и в самом Толедо, близ церкви Санто-Кристо де ла Лус, в те годы, когда сей славный город стал столицей королевства Кастилии и Леона.

Предки дона Сезара со стороны отца также прославились своим геройством во времена Реконкисты: и в битве при Валенсии, и в битве при Лас-Навас-де-Толоса в 1212 году. И именно тогда предок дона Сезара, дон Фелипе де Аскона-де-Вильегас-и-Солорсано получил графский титул и стал зваться еще к тому же графом де Кеведо. И также графы де Кеведо обосновались в славном городе Толедо, но несколько позже, при славной королеве Изабелле Кастильской, которой они служили преданно и верно.

Дом их в Толедо стоял близ Алькасара и семья их славно процветала в те годы, когда Толедо был столицей объединенной Испании.

Когда же пал Гранадский эмират в 1492 году, не без участия благородных сеньоров де Аскона, когда рухнула древняя слава Альгамбры, отец дона Сезара, дон Диего, сочетался браком. Женился он на донье Марии Кандиде Изабелле Хуане Диас де Мендоза, ведшей свой род от легендарного Гая Луция Минора (оба семейства были из Толедо) и бывшей последним –и прекраснейшим – цветком на древе знатного семейства.

Среди преданий благородного семейства де Аскона сохранилось и такое. Около пятидесяти лет назад (считая от 1502 года – года рождения дона Сезара) старшей дочери дона Хуана де Аскона графа де Кеведо, который приходился прадедом дону Сезару, – донье Марии – пришлось сгореть на костре во славу Святой Инквизиции, ибо благородную девицу подозревали в сношении с дьяволом. Немало пришлось дону Хуану тогда потрудиться, чтобы спастись самому и спасти прочих своих детей от праведного церковного гнева. Бедная безумица Мария – необходимый атрибут старинного благородного рода! Она всего лишь была слишком глупа, слишком уродлива и слишком впечатлительна. Любому человеку ничего не стоило заставить ее повторить любой навет на себя. А уж когда в подвалах инквизиции святые отцы только им одним ведомыми способами стали добиваться от нее признания в колдовстве, она, рыдая, созналась во всем. А также и оговорила все свое семейство.

Дон Хуан однако, лишь только донья Мария пропала из дому и знающие люди сказали ему, куда ее забрали, ни минуты не медля собрал свое семейство и в какой-нибудь час выехал из города в неизвестном направлении.

Лишь спустя девять лет осмелился дон Хуан вернуться в Толедо. И только тогда он узнал, что донья Мария была сожжена. Однако, сделанного было уж не воротить. Безумная его дочь обрела покой у престола Господня, а ему следовало обрести покой на земле и устроить свои дела. Дела его скоро поправились, единственный сын его – дон Фернандо – обрел вес при дворе и жизнь семейства покатилась, как и прежде, довольно ровно.

Вскоре дон Фернандо женился. Случилось это в 1463 году. Трое сыновей его – Родриго, Диего и Санчо – в свой срок взяли в руки оружие и изрядно приумножили славу рода де Аскона и состояние семейства. Дон Родриго, однако, погибнув во цвете лет не оставил наследников, и все его состояние, а также и титул отошли к брату. И когда новый дон Диего де Аскона граф де Кеведо женился в 1492 году, был он богат, знатен и известен.

Дон Диего воевал, затем служил при дворе, и наслаждался всеми жизненными благами, которые только мог иметь. Младший же брат дона Диего – дон Санчо – тем временем отправился в Новый Свет и, таким вот образом, дон Диего был единственным представителем древнейшего и славнейшего рода в Испании.

Вскоре, в правление доньи Хуаны La Loca² [Безумной], дон Диего окончательно оставил службу и удалился с супругой в замок. Здоровье жены, собственно, и послужило основой для такого поступка. Дело было в том, что у благородной четы не было детей. То есть ни один из родившихся отпрысков не проживал и нескольких дней на этой земле. Донья Мария твердо решила оставить город, который и считала основным злом, и дала в том обет Святой Деве. Супруг ее, желавший иметь наследников более всего на свете, не только ей не препятствовал, но и сам покинул городскую жизнь без сожаления.

И когда, наконец, в 1502 году родился у них долгожданный наследник, дон Диего устроил большой праздник. Единственного сына назвали Сезаром (Цезарем) и все предоставили к его услугам. И еще больший праздник они устроили, когда здоровый и резвый мальчик без особых приключений отметил год своей жизни. Через два года, в 1504 году, донья Мария вновь разрешилась от бремени, и вновь мальчиком, которого назвали Карлосом. Однако эти роды, уже седьмые на ту пору, окончательно подорвали здоровье молодой женщины и донья Мария скончалась, едва достигнув двадцати восьми лет. Дон Диего был безутешен. Сыновья теперь составляли цель и смысл его жизни. Он более не женился. И дети оправдывали его надежды. Они росли здоровыми и веселыми мальчуганами и, наконец, стали мужчинами.

Сезару исполнился двадцать один год, когда отец задумал его женить.

Глава 2.

В 1500-х годах в том же славном городе Толедо проживал также некий дворянин, которого звали дон Франсиско Альваро Фелипе де Салинас. Была у него жена и три дочери, еще девочки: донья Соледад Кармела Кандида София Хуана Мария, донья Кармела Соледад Кандида София Хуана Мария и донья Кандида Соледад Кармела София Хуана Мария. Главным горем в жизни дона Франсиско было отсутствие у него сыновей. С этой своей печалью дон Франсиско был так невыносим, что супруга его, двадцатидевятилетняя донья Соль, своими стараниями угодить мужу в этом деле, свела себя в могилу.

Вдовец, не успело тело жены его остыть, тут же присватался к сестре своего друга дона Алонзо де Соуза – донье Инез. Дон Алонзо был счастлив возможности породниться с приятелем. Девушке было на ту пору двадцать лет и кто знает, сколько пролила она слез, узнав об этом сватовстве, о пятидесятилетнем женихе и о полном согласии своего опекуна-брата на этот брак.

Ровно через год по смерти доньи Соль, дон Франсиско сочетался браком с доньей Инез Изабель Хуаной де Соуза. Венчание было самым скромным и почти тайным, дабы все же соблюсти некоторые приличия. Столь поспешный брак объяснили пылкой страстью престарелого жениха. Однако, брак этот не стал удачным. Кумушки шептались о том, что Всевышний, видно, решил наказать дона Франсиско за то, что тот проявил постыдное нетерпение, столь быстро вступив в повторный брак, и не давать ему наследника. Донья Инез оказалась бесплодной. Тщетно прождавши наследников любого пола около пяти лет, дон Франсиско так извел свою вторую жену придирками и дурным характером, что, когда тот потребовал, чтоб супруга его удалилась в монастырь, освободив его для нового брака, донья Инез с радостью выполнила пожелание дона Франсиско. Ей было жаль только оставить приемных дочерей своих, которых она сердечно полюбила и которые искренно привязались к ней. Особенно младшая – Кандида, которой было всего семь лет, когда донья Инез заняла место ее матери.

Вы спросите: а не осерчал ли дон Алонзо? Не обиделся ли на друга, так скоро охладевшего к своей молодой жене и отославшего ее в монастырь? Вовсе нет. У сеньора Алонзо было восемь сестер и он считал такое их количество избыточным и судьбой ни одной из них не волновался. По правде говоря, судьба даже одой сестры – будь она единственной – не волновала бы его должным образом, ибо женщин благородный дон почитал созданиями лишними. И было их, по его мнению, так много, что это неблаготворно влияло на все мироустройство. Впрочем, сестра могла породнить его с каким-нибудь знатным родом, но это был единственный доход, который могла принести девица в дом.

Итак, донья Инез постриглась в монастыре урсулинок, что был близ города Толедо, а дон Франсиско, решив более не рисковать своими надеждами, подыскивал себе новую жену среди молодых вдов. Да таких, у которых уже были бы дети – сыновья. И нашел он, таким образом, донью Лусию Эльвиру де Гуэрра, вдову адмирала де Гуэрра, небогатую молодую женщину двадцати пяти лет, мать маленького сынишки Родриго.

Донья Лусия была хороша собой и являла пример истинной испанской красавицы. Славилась она также и благочестием, которое за два года ее вдовства ничем опровергнуто не было. Адмирал, ее муж, скончался от старости (было ему семьдесят лет) не оставив жене приличного состояния, не обеспечив ее должным образом и бросив на произвол своей родни. Родней этой, а особенно ее пристальным вниманием, донья Лусия сильно тяготилась. Поэтому мечтой этой достойной женщины было замужество, а точнее – выгодный брак. Узнав по случаю, что дон Франсиско, бывший человеком весьма состоятельным, ищет себе новую жену, донья Лусия расстаралась и попалась ему на глаза. В этом помогла ей некая сеньора Долорес де лос Анхелес, устраивавшая выгодные браки вдовам и девицам с сомнительной репутацией, но изрядной внешностью и бойкостью.

Поняв по поступкам дона Франсиско его характер и желания, донья Лусия поняла, что это был за человек и как с ним обращаться, чтоб иметь для себя выгоду. И она в этом вполне преуспела. Не медля ни единого лишнего дня, дон Франсиско женился на ней. Однако и через полгода их брака, казавшегося дону Франсиско самым удачным из всех его браков, донья Лусия все еще не была в тягости! Дон Франсиско как-то не думал о том, что мужчине почти в шестьдесят уже лет может быть сложно обзавестись наследником.

Донья Лусия не стала дожидаться мужнина гнева и возобновила некоторые отношения с одним сеньором, с которым была дружна до замужества. Не прошло и месяца, как она уж была беременна. В положенный срок донья Лусия, к вящей радости дона Франсиско, разрешилась от бремени мальчиком, названным в честь отца – Франсиско. Не снеся столь сильного счастья, дон Франсиско в самом скором времени скончался от удара.

Молодая вдова, едва оправилась от горя, стала думать: что делать ей с тремя падчерицами? Ей, молодой женщине с двумя собственными детьми, три взрослые девицы были в тягость. Со свойственной ей решимостью, добрая женщина в один миг решила судьбу сестер.

Старшая – Соледад – была тут же определена в монастырь. Было ей уже двадцать лет, отец не позаботился о ее будущем и было просто истинной милостью со стороны ее мачехи дать Соледад целый месяц для оплакивания отца и только потом отправить девушку в монастырь.

Средняя – Кармела, шестнадцати лет – тут же была просватана и выдана замуж (ведь донья Лусия не была злодейкой и вовсе не стремилась заточить всех сестер в монастырь!) за богатого негоцианта Фелипе де Рибейра, вдовца пятидесяти лет, друга дона Алонзо, и отправилась с ним в колонии в Новый Свет. Такая спешка с этой свадьбой (ведь еще и года не прошло со дня смерти дона Франсиско) объяснена была старой договоренностью, пылкой любовью жениха и невесты, и безотлагательным отъездом сеньора де Рибейро на несколько лет по делам в колонии.

Младшая – Кандида, всего четырнадцати лет от роду – была просватана за сына графа де Кеведо, дона Сезара де Аскона. Но за малолетством и незрелостью невесты свадьба сия была назначена еще лишь только через четыре месяца, то есть после того, как донье Кандиде исполнилось бы пятнадцать лет. А до той поры невеста была помещена в монастырь. Собственно, этим донья Лусия преследовала две цели. Цель первая: благородная сеньора полностью снимала с себя ответственность за воспитание сироты; и цель вторая: в случае чего (смерти ли дона Сезара, или прочих препятствий, могущих встать на этого брака) безутешная невеста осталась бы в монастыре, утоляя свою печаль и лелея честь в этих благочестивых стенах, но уже в монашеском облике.

Так, добрейшая донья Лусия, определив жизнь трех сестер, осталась воспитывать двух своих родных сыновей: Родриго де Гуэрра от первого брака, и Франсиско де Салинаса – от второго.

По некоей случайности, донья Кандида отправлена была в тот же монастырь урсулинок, в котором ждала пострижения ее старшая сестра донья Соледад, и была уже пострижена ее первая мачеха донья Инез, под именем сестры Марии Урсулы.

Бедная девочка, напуганная стремительными переменами в своей судьбе, была истинно счастлива, попав под крыло своего доброго друга – сестры Марии – скрасившей ее детские годы после смерти матери и почти воспитавшей ее. И не прошло и месяца, как самой страстной мечтой Кандиды стало желание остаться в монастыре навсегда, под крылом доброй второй матери сестры Марии Урсулы, и избежать ненавистного ей брака. Хотя донья Лусия, вторая ее мачеха, и велела ей строго готовиться к браку – столь важному и почетному для нее – и сказала, что ей отказаться от брака с графом де Кеведо будет невозможно, Кандида все же лелеяла мечту о монастыре.

Донья Лусия, перед отъездом падчерицы в монастырь, сказала ей примерно так:

–На вашем месте, донья Кандида, я бы радовалась предстоящему браку. Ваша старшая сестра станет монахиней – печальная судьба. Ваша вторая сестра стала женой старика… Что может быть хуже? Уж я то знаю: я два раза выходила за стариков замуж. Правда, мои мужья были добры ко мне и своевременно покидали эту бренную юдоль, эту обитель печали, оставляя мне залог своей любви – некоторое состояние… Состояние вашего батюшки, конечно, велико. Но его едва хватит мне и вашим братьям и я бы, не колеблясь, и вас посвятила монастырю, однако на ваше счастье, донья Кандида, друг вашего отца – сеньор Алонзо – неоправданно добр к вам. Его деловые связи оказались полезны вашей второй сестре, донье Кармеле, окажутся полезны и вам. Сеньор Рибейра, муж вашей сестры, весьма выгоден в качестве родственника (а ведь дон Алонзо вам сродни, его сестра была вашей мачехой!). Граф де Аскона – партия еще более выгодная. Его дела с сеньором Алонзо просто требуют такого родства. Сначала мы думали, что сам старый дон Диего станет вашим супругом и составит ваше счастье, моя милая. Однако он жениться не хочет. Но хочет женить своего старшего сына, которому теперь двадцать один год. Вам повезло, сеньорита, и ваше счастье составила я. И не надо реветь! – строго прикрикнула она на девочку, которая вот уже несколько минут, в продолжение речи этой достойной сеньоры де Салинас плакала от горя. – Ваше счастье уже решено нами и вы должны благодарить меня! Теперь же вы отправитесь в монастырь, где будете готовиться к столь славному событию – вашему браку. Думаю, мать настоятельница откроет вам обязанности супруги. У вас будет целых четыре месяца, чтобы подготовиться – и это тоже милость. Ваша вторая сестра вышла замуж через неделю, после того, как мы сообщили ей о таком счастье. Теперь прощайте! – и донья Лусия протянула падчерице руку для поцелуя.

Бедная сеньорита Кандида поцеловала руку мачехи, прикоснувшись к ней дрожащими губами и невольно омочив слезами эту «руку дающую». Сеньора де Салинас брезгливо вытерла мокрую руку платком.

–Ступай скорее! Экипаж уже ждет тебя. Сегодняшнюю ночь ты уже проведешь в монастыре!

–Ах, матушка, матушка… Для чего вы оставили меня одну… И вы, матушка Инез… – шептала девочка, покидая родной дом.

И каково же было счастье маленькой Кандиды, когда она первой среди сестер, встретивших ее в монастыре, увидела свою добрую матушку Инез – сестру Марию Урсулу! Радость встречи их была взаимной, но никакие уговоры сестры Марии не могли повлиять на Кандиду, которая все плакала и твердила:

–Матушка! Милая матушка! Я люблю вас так, как если бы вы были мне родной матерью и более всего хочу остаться с вами! Я так рада была попасть сюда – вновь под ваше крыло… Зачем вы принуждаете меня совершать то, к чему я не имею никакой склонности? К тому, что даже вызывает во мне отвращение?

–Но мачеха не даст тебе отказаться от этого брака. Думаю, что и граф не захочет отказаться от плана женить своего сына на тебе, дитя мое…

А Кандида все плакала, не внимая доводам рассудка.

–Я понимаю твое горе, ведь я и сама когда-то плакала, собираясь замуж… И мечтала о монастыре и умоляла заменить мне брачное ложе на монастырскую келью… Но никто не внял моим мольбам. Брат сказал мне, что я не вольна распоряжаться своей жизнью, а должна подчиниться его желаниям и расчетам…

–Вы не любили батюшку? Да, я знаю… – маленькая сеньорита сжимала сестру Марию в объятиях. – Но я сейчас в монастыре… Неужели матушка настоятельница не защитит меня?

–Боюсь, что нет, дитя мое…

–Матушка настоятельница не защитит, но твоя сестра поможет тебе, Кандида, – это Соледад вошла в комнату.

На ней было покрывало послушницы. Соледад подошла к сестре и обняла ее. Кандида прижалась к сестре и с надеждой посмотрела ей в глаза.

Донья Соледад любой ценой желала вырваться из монастыря. Она не имела даже малейшей капли призвания к монашеству и предпочитала все, что угодно, в том числе и брак с неведомым ей человеком – монашеской келье. Судьба была к ней несправедлива! Ее сестры – и Кармела, рыдавшая о монастыре перед свадьбой, и Кандида, теперь плакавшая о том же – спокойно примирились бы с монашеской жизнью. Ведь они так желали ее! Но обе они получили по мужу, а она, Соледад, была упрятана в келью, и только потому, что ей уже было двадцать лет и она считалась старой для замужества, а сестры ее были молоды и находились в том возрасте, который для брака сочли самым удачным! Замужество в принципе не представлялось Соледад таким уж ужасным событием. Напротив, она от природы, казалось, имела предназначение к тому, чтобы стать женой, хозяйкой и матерью. Соледад так ясно сознавала это, что грядущее пострижение – вот что представлялось ей концом всей ее жизни. Быть заживо погребенной в этом склепе, в одной могиле со всеми этими несчастными женщинами, что может быть ужаснее!

–Ты твердо уверена, что желаешь сделаться монахиней? – решительно спросила Соледад сестру.

–Да, конечно! – Кандида схватила ее за руку. – Все, что угодно, но лишь остаться здесь…

–Прекрати рыдать, – велела она Кандиде. – Если вы, сестра Мария, поможете нам, то, возможно, наша маленькая сеньорита получит то, чего хочет.

–Я согласна во всем вам помогать, – твердо ответила сестра Мария. – Сама я счастья не получила, но для вас, дети мои, ничего не пожалею. Никаких усилий. Если монастырь для Кандиды желанное место, как нынче для меня, ей надобно остаться здесь… Но я не понимаю, что ты задумала? Как ты поможешь сестре?

–Все очень просто, добрая сестрица Мария, – улыбнулась Соледад.

Итак, Соледад была еще послушницей. Пострижение ее должно было состояться как раз через четыре месяца. К этому дню прошло бы уже полгода, как она была помещена в монастырь. Мачеха ее просила не тянуть с пострижением падчерицы, но и торопиться так же было нельзя, чтобы люди не подумали чего дурного.

–Смотрите, как удачно все уже устроилось, – говорила Соледад, – мачеха побоялась избавиться от нас всех одновременно, и нам в этом очень повезло. Я была отправлена в монастырь через месяц после смерти батюшки. Еще через один месяц замуж вышла Кармела. Потом снова через месяц тебе объявили о браке и отправили сюда. Еще четыре месяца до твоего пятнадцатилетия – и как рак настанет срок моего пострижения, сестрица. Я была нынче у матушки-настоятельницы и она сообщила мне, что мое пострижение назначено на вечер того дня, утром которого состоится твой отъезд к жениху. В монастырь накануне приедет человек, ближайший друг графа де Кеведо, за которого ты выйдешь замуж по доверенности здесь, при свидетелях. Потом, сразу же, вы отправитесь в поместье графа, а вечером меня выведут из уединения для пострижения. А еще я видела твое свадебное платье, сестра! – торжествующе добавила Соледад.

–И что? – и Кандида и сестра Мария еще лишь смутно понимали, к чему клонит Соледад.

–У твоего платья такая густая фата – просто монашеское покрывало. В своем письме к настоятельнице донья Лусия советует закрыть тебе лицо хорошенько во время бракосочетания, чтобы жених и его доверенное лицо, как она пишет, не испугались бы твоих рыданий, покрасневших глаз и вспухшего лица и не отказались бы от свадьбы! Если ты согласна в тот же день принять пострижение под именем сестры Антонии, то я вместо тебя выйду замуж. Вот и все. Росту мы одного, по счастью, ты достаточно высокая и в этом мы похожи. Волосы у нас одинакового цвета, поэтому ты просто закроешь лицо волосами перед постригом. В здешней полутьме подмену могут и не заметить сразу.

–Но как же ваши имена? Ведь и брак, и постриг – будут называться ваши имена, и без правильных имен и то, и другое будет считаться недействительным!

–У нас у каждой по шесть имен и все они одинаковые у нас трех. Наши имена даже записаны в одинаковом порядке и для любого обряда, для любой бумаги мы все трое называемся одинаково. Таково было желание нашего отца, – ответила Соледад. – Он очень злился, когда матушка производила на свет каждую новую дочь и считал, что для дочерей выдумывать новые имена и называть их по-разному, посвящая разным святым – глупо. Дочери этого не стоят… Все трое мы были для него на одно лицо и на одно имя. Матушка обманывала его ожидания, не даря ему сыновей, а он, в отместку, не позволял ей давать нам разные имена. Сеньор Франсиско всегда говорил, что мы для него на одно лицо… Только в жизни, для разговора, матушка переменила очередность наших имен. Только она… Батюшка, впрочем, счел это удобным… Но теперь нам эта схожесть имен только на руку.

–Я даже не знала этого, – прошептала сестра Мария. – Как это… дурно… Но если все так, то это действительно вам на руку…

–Именно так! После свершения брака, даже по доверенности, и тем более после пострига повернуть вспять будет уже невозможно! – воскликнула Соледад. – Даже если граф де Кеведо пожелает расторгнуть брачный договор из-за подмены невесты, то это потребует очень много времени, и много воды утечет, прежде чем он испросит в Риме разрешение и получит его. До тех пор, кто знает… Кто знает, что может произойти к тому времени… – мечтательно произнесла девушка. – Ну а ты-то в любом случае останешься в монастыре, ибо вырвать монахиню из монастыря, принявшую постриг добровольно, так же сложно, как пройти верблюду в игольное ушко!

–Именно этого я и желаю, сестра! – Кандида разволновалась и слезы окончательно исчезли из ее глаз.

–Что ж… если ты уверена, что не пожалеешь после о таком решении… – начала Соледад…

–Никогда! – Кандида была полна решимости. – Матушка, поддержите ли вы меня?

–Да, дитя мое, – улыбнулась сестра Мария Урсула. – Рассчитывайте на меня во всем. Ну а ты, Соледад? Ты не пожалеешь ли о таком своем решении? Ты так стремишься к замужеству… Но я должна тебя предупредить, что брак бывает хуже иного монастыря. Муж и его семья могут извести тебя, мстя за обман. Твой предполагаемый жених может оказаться неприятнейшим человеком и жизнь с ним может показаться тебе невыносимой!

–Спасибо за предостережение, сестра Мария, – улыбнулась девушка. – Но жизнь на воле – есть жизнь на воле…

–Брак – это не воля для женщины! Ты ошибаешься, девочка! Брак – злейшая клетка, поверь мне! – сестра Мария разволновалась, вспоминая годы собственного супружества, которые теперь, да и тогда, казались ей истинной тюрьмой. – К тому же быть зависимой от неизвестного тебе мужчины… – пробормотала Кандида. – Быть зависимой и от батюшки было не так уж приятно, а он – родной отец! А тут – муж…

– Твой муж и его семья возьмут над тобой полную волю. Они могут даже запереть тебя в четырех стенах, если пожелают! Муж даже может убить свою жену и не будет отвечать за это… – в страхе прошептала она. – И монастырь в такой час покажется желанным убежищем!

–Что ж, с одной стороны это так… – Соледад задумалась. – Но мне почему-то кажется, что все не так страшно. С одной стороны, какая им разница – которая из сестер будет женой их сына: старшая или младшая? Они ведь не знают нас обеих.

–Но ты значительно старше Кандиды, – сказала сестра Мария Урсула.

–Да. Но я вовсе не так стара, чтобы это могло стать серьезным препятствием для брака. К тому же жених мой молод и, я полагаю, что его возраст станет как раз одним из плюсов нашего брака. В письме нашей мачехи доньи Лусии к матери-настоятельнице было сказано, что жених – молодой человек с очень живой натурой и собой недурен (поэтому, к слову сказать, она так настаивала на том, чтобы ты – моя милая Кандида – живо прекратила свои рыдания, ибо столь жизнерадостному идальго может не понравиться хмурая невеста и это бросит тень на донью Лусию!). Поэтому у меня есть основания надеяться, что с ним можно поладить. Вы скажете, сестра Мария, – прервала Соледад добрую свою мачеху, – что живость характера может свидетельствовать как в добрую, так и в дурную сторону. Веселость может обернуться глупостью, живость – безразличием и жестокостью, и так далее. Но риск есть всегда. Кто и как бы ни вступал в брак: по любви ли, или по расчету, с открытыми глазами, или в неведении – любой рискует, ибо никогда не знает, что за человек станет его супруг, ведь нельзя знать даже себя, не то что другого!

–Не могу не признать твоей правоты, Соледад, – ответила ей сестра Мария.

–Итак, он молод, и это его бесспорное достоинство, жизнерадостен и недурен собой. К тому же, мысль о монастыре всегда была противна мне. Никогда я не желала уединенной монастырской жизни и, помнится, в детстве всегда опасалась того, что родители посвятят меня Богу, потому что не чувствовала в себе ни малейшего к тому призвания. К браку же, напротив, я не чувствую отвращения. По-моему, нет ничего лучше удачного брака и доброй семьи, хотя такое везение дано не каждому. Но попытаться может всякий! Я желаю быть женой, желаю быть матерью – доброй и веселой для мужа и для детей, желаю угождать всем домочадцам и особенно семейству мужа. А главное, я чувствую в себе силы именно для этого поприща, а ни для какого другого!

–Благослови тебя Господь, дитя мое! – сказала сестра Мария. – Быть может, если бы я рассуждала так же, как ты рассуждаешь теперь, когда выходила замуж, жизнь моя в браке сложилась бы счастливее и теперь я не в монастыре проводила свою жизнь, а в большой и дружной семье. Может, и вы были бы счастливее, окажись я такой решительной, как и ты, милая Соледад!

Глава 3.

Как известно, Всевышний дает одной рукой, а другой отбирает. Прекрасная Испания была подлинным примером высшей справедливости, ибо нельзя иметь всего и, кроме того, надобно поверять свои желания разумом. Неумеренность в желаниях всегда грозит бедой.

Как цвела эта воинственная и прекрасная страна, когда, в праведном стремлении отвоевывала христианские земли у мавров. Как полна была житница, как обильна трапеза, когда, примиренные на щедрой земле, жили на ней и испанцы, потомки легендарных иберов, и арабы, и евреи, присоединившиеся к христианской семье. Мараны³, мориски⁴ и мосарабы⁵ пахали, сеяли, жали, в общем, созидали и мирно, или относительно мирно, существовали в воинственной, объединяющейся Испании. Но вот Реконкиста закончилась и скучно стало их католическим величествам! Решили они навести порядок в собственной стране и стали изгонять тех южан, что природою своей, корнями своими уходили в страны еще более южные, чем Испания. Евреи и арабы стали покидать некогда гостеприимную землю и уносить с собою свое трудолюбие и свои умения.

Их католические величества, грустя и томясь в бездействии, направили испанские каравеллы в моря, в дальние походы, на завоевывание новых земель. И – о, радость, – новые земли нашлись и приняли в свое лоно завоевателей, отдавая свои богатства воинственным европейцам. Пришельцы брали полными горстями и везли домой. Карманы их полнились золотом, но – странное дело! – Испания, сама Испания, беднела! Карманы королей и грандов были полны, но страна – страна приходила в упадок, ведь никто не хотел работать. Да и зачем было работать, когда было золото – и на него можно было в любой другой стране купить и сукно, и оружие, и хлеб и все прочее, что нужно для жизни? Пока еще Непобедимая армада⁶ бороздила моря вольно, но близок был час ее гибели, ибо зрела другая великая держава, которая не замедлила отобрать у Испании преимущество в Новом Свете. Это была Англия. Англия в 1588⁷ году погубила Непобедимую армаду и пират Дрейк⁸ сделал Англию Владычицей морей, а останки Армады бесславно погибли в буре у Окнейских островов.

Испания богатела и при этом беднела. Идальго не утруждали себя ни государственными заботами, ни заботой о собственных людях. Питая в большинстве своем презрение к труду, подавали они самый дурной пример окружающим. Богатые и знатные гранды обитали при дворе, расшвыривая казну и блестя серебряными галунами на своих камзолах, ибо строгий и чопорный церемониал испанского двора (самый церемонный и самый чопорный в Европе, ибо у Испанского двора было все самое-самое: самые блестящие гранды, самые богатые одежды, самые церемонные обычаи и прочее) требовал немалых сил и расходов. Некоторые, в ком жив был дух авантюризма и предприимчивости, а также желание доброй наживы, вольно бороздили моря, или служили в армии, или жарились в колониях, укрепляя благосостояние своих семей. Прочие идальго, представители самого многочисленного европейского дворянства, обитали по всей стране. Некоторые из них, как наши герои, были состоятельны и даже богаты, но их было мало, а вскоре и самые блестящие гранды вошли в огромные долги! Большинство же доход имело мизерный и жило, перебиваясь с «солнечного света на гороховую похлебку», как писал один славный знаток дворянской жизни.

Инквизиция мела железной метлой по жаркой испанской земле. Страна была почти мертва, но люди еще жили и рождали удивительные мысли и дела! Все виды искусства процветали тогда в Испании, мысль не замирала ни на секунду: архитектура, живопись, литература – все радовало любопытный глаз и живой ум. Тот, кто оставался на своей земле и имел силы творить – творил и прославлял Испанию, а прочие… Добрый люд любого сословия бежал в Новый Свет и в Европу за лучшей жизнью. Иные нищенствовали, или шли в монастыри. Ни в одной стране мира не было столько монахов и монахинь, сколько было в Испании в те странные годы.

Монастырь св. Урсулы, в котором жили наши сестры, был полон монахинями, происходившими из различных сословий. Но в основном в нем были пострижены дворянки. Монастырь был полон и не раз мать-настоятельница сетовала на это обстоятельство. Ей было бы по душе, если бы монастырь имел вид тихий и пустынный, если бы послушницы отбирались более тщательно и вдовы и старые девы, коих было большинство в монастыре, жили бы на попечении своих семей, а не шли бы от бедности в монастырь.

Но такое переполнение святых стен было сестрам на руку. Как можно уследить за каждой в таком муравейнике, как можно было сразу запомнить каждую новенькую в лицо? Проще простого было уединиться для разговора, или обменяться местами, что проделывали наши сестрицы особенно охотно. Кандида имела сильное пристрастие к духовным беседам и, низко склонив голову, так, что лицо ее почти не было видно между складок монашеского клобука, слушала наставления священника или настоятельницы, мало смотревших в лица послушниц, и более всего любивших тихое и покорное слушание отрывков из Священного Писания, которое они с любовью зачитывали в воспитательных целях.

Соледад, охоты к таким занятиям не имевшая, часто посылала сестрицу вместо себя, а сама лишь только посещала службы. Иногда, правда, она вспоминала о Божьем гневе и о том, что воспоследует на том свете за обман, который она учинила в святых стенах. Но мысль о Чистилище вполне успокаивала ее тогда совесть.

Так, по прошествии нескольких месяцев, настоятельница и фра⁹ Луис совершенно перепутали сестер и уже были совершенно уверены, что Кандида – это Соледад, а Соледад – это Кандида. Тому способствовало также и то, что сестры назывались одинаковыми именами. И, хотя Соледад и прибыла в монастырь первой и мать настоятельница увидела ее раньше сестры, но с тех пор прошло много месяцев, а мать настоятельница была стара, слаба зрением и слишком занята многочисленными заботами, чтобы помнить кто из сестер кто. К исходу установленного срока настоятельница была убеждена, что именно младшая сестра должна стать монахиней, благо та проявляла похвальное рвение и усердие к будущему поприщу, а старшая – выйти замуж, к чему так же страстно стремилась, как младшая – к постригу.

Желанный для обеих девиц день неотвратимо приближался. Обе ждали его с нетерпением и трепетом, ибо каждая должна была вступить в этот день в новую жизнь и ни одна не была уверена в успехе. Кандиду терзал страх перед грехом, но исповедь после пострига должна была утишить ее совесть, а Соледад смущала мысль о мачехе, которая вдруг да явится на бракосочетание Кандиды.

Но на их счастье, как выяснилось в самый день свадьбы, донья Лусия де Салинас сочла совершенно ненужным свое присутствие в монастыре при венчании младшей падчерицы. Свое материнское благословение донья Лусия пожелал придержать при себе. Да и вообще она ни разу не посетила монастырь с тех пор, как отправила туда сестер.

Итак, в один из дней, сразу после заутрени, мать-настоятельница призвала к себе сестер для беседы.

–Соледад Кармела Кандида, – начала она, обращаясь к старшей из сестер. – Осталось лишь несколько дней, отделяющих тебя от будущей жизни, от супружества. Готова ли ты, дочь моя, к такой перемене в своей судьбе? Все ли мы сделали для того, чтобы подготовить тебя к будущей твоей жизни?

–Все, матушка, – смиренно ответила Соледад, опустив глаза.

–Нет ли у тебя иных желаний, дитя мое?

–Нет, матушка.

–Это хорошо. Смирение со своей судьбой – есть высшая добродетель для женщины. Я знаю, ты не желала вступать в этот брак, но теперь, вижу, изменила свое решение. Льщу себя надеждой, что немало тому поспособствовали те беседы, которые вели с тобой я и фра Луис.

–Да, добрая матушка, именно так.

–Помни, дочь моя, что смирение, смирение и вера должны руководить тобою на жизненном пути. Смирение перед Богом и перед мужем, вот истинная добродетель любой женщины, – настоятельница вздохнула.

Сама она была весьма смиренна и это несколько мешало ей на ее важном поприще.

–Твоя мачеха опасалась, что ты будешь много плакать на свадьбе и к твоему платью приложена густая вуаль, чтоб скрыть слезы. Полагаю, что теперь, когда ты вполне спокойна, столь густой покров тебе не понадобится?

–О, нет! – воскликнула Соледад.

Она подумала о том, что жених по доверенности, пожалуй, не должен видеть ее лицо перед венчанием, ведь он сможет догадаться, что ей не пятнадцать лет, а несколько больше. И, хотя мужчины так ненаблюдательны, но все может случиться. К тому же, как знать, не явится ли мачеха или сеньор Алонзо… надо обезопасить себя от подобных случайностей. Фигурой они с сестрой схожи и тут опасности никакой нет, но вот лицо…

–Нет, я желаю одеть вуаль, – твердо добавила она.

–Но почему? – удивилась настоятельница.

–О, добрая матушка… – Соледад сделала вид, что смутилась и без всякого усилия покраснела, ибо совесть ее была не совсем чиста. – Вы должны пощадить мою стыдливость, матушка. Мне неловко будет предстать перед женихом без вуали…

–Ну, что ж, – произнесла настоятельница. – Я вполне могу это понять. Девицы бывают иногда изрядно стыдливы. Но это, впрочем, хорошо. Смирение и стыдливость – вот истинно девические добродетели.

–К тому же я опасаюсь, что не сдержу слез, – добавила Соледад.

–Аминь, – сказала настоятельница. – Не будем отдавать себя в руки случая и сделаем все так, как было решено ранее. Вы наденете вуаль, Соледад Кармела Кандида. Так будет лучше всего.

Соледад склонила голову в знак покорности решению матушки-настоятельницы.

–Ну, а ты, Соледад Кармела Кандида, – обратилась настоятельница к младшей сестре. – Готова ли ты к постригу, дитя мое?

–О, вполне, матушка! – весело ответила ей Кандида. – Я желаю этого всем сердцем!

–Я рада такому рвению, милое дитя, – ласково сказала ей настоятельница. – Утром ты будешь на свадьбе своей сестры, но наблюдать сие радостное событие тебе придется из-за монастырской решетки. В церкви на венчании будем лишь фра Луис, который обвенчает твою сестру, я и сестра Мария Урсула, ваш близкий друг. Прочим монахиням и послушницам вход в церковь будет воспрещен. Со стороны жениха, полагаю, будут присутствовать некоторые кабальеро и, быть может, дамы. Лишь только твоя сестра уедет, ты будешь отведена в уединение для размышления, а вечером состоится постриг. Все ли тебе ясно, дитя мое? Твердо ли твое решение?

–Да, матушка, твердо. Я не изменю ему никогда.

–Твои слова и, главное, твой взгляд, убедили меня, дитя мое. А теперь ступайте. Только еще одно…

Сестры, уже было собравшиеся уходить, остановились.

–Увы, ваша мачеха, донья Лусия, не сможет присутствовать при бракосочетании. Ее сын, Родриго де Гуэрра, болен и обязанности матери удерживают ее дома, близ дитя. Дон Алонзо также быть не сможет. Поэтому вашу семью здесь будем представлять я и сестра Мария Урсула. Надеюсь, вам это не неприятно?

–Нисколько, матушка. Вы и сестра Мария Урсула равно дороги мне, – ответила Соледад.

–Это хорошо… Дон Хосе Диего де Вилламарга де Ульоа прибудет ровно через два дня, ведь, как ты знаешь, поместье графа де Кеведо находится недалеко отсюда. Всего в четырех часах езды.

–А кто этот сеньор де Вилламарга? – спросила Соледад.

–Это тот кабальеро, что будет твоим женихом по доверенности, – сказала ей настоятельница.

–Но почему приедет не сам жених, а его представитель, матушка?

–Потому что граф Диего хочет пышную свадьбу у себя в поместье, а ваша мачеха настаивает на предварительном венчании тут же, в стенах монастыря. А так как два раза венчаться дон Сезар и Соледад никак не смогут, то и было решено, что здесь, в монастыре, ты обвенчаешься с сеньором де Вилламарга по доверенности, а в поместье – уже с женихом, с сеньором графом. Вы хотите еще что-нибудь спросить?

–Нет, матушка, – ответила ей Соледад.

–Хорошо… А теперь ступайте и помните: все свершится через два дня.

Сестры молча поклонились матушке и вышли.

Глава 4.

Через два дня в монастырь прибыла кавалькада из двух разряженных кабальеро, двух дам, ехавших в щегольском экипаже, и нескольких слуг. Сестра Мария Урсула по приказанию настоятельницы пошла к сестрам, чтобы сообщить о прибытии дона Хосе де Вилламарга с сопровождающими и подарками невесте.

–Ну вот, – сказала сестра Мария Урсула, – приехал тот, кто женится на тебе по доверенности, Соледад. Его сопровождает еще один знатный идальго и две дамы, наряженные, как картинка! Они привезли с собой подарки тебе. Полагаю, их сейчас внесут сюда. Ты волнуешься?

–Да, волнуюсь. И очень, – ответила ей Соледад. – Хотя это странно…

–А ты, Кандида? – обратилась к другой сестре монахиня.

–Тоже… Немного, – сказала ей юная послушница.

–Сегодня мы в последний раз называем тебя мирским именем, дорогая Кандида.

–Мне грустно это. Но, добрая матушка, радость, что ждет меня, многократно превысит эту печаль.

Тут в дверь постучали, и две монахини, из числа самых крепких, внесли небольшой, но тяжелый кованый ларец. Монахини поставили его перед Соледад, а сами встали неподалеку, даже не пытаясь скрыть свое любопытство.

–Жених ваш велел передать вам вот это, сеньорита Соледад Кармела, – сказала ей коренастая и крепкая сестра Эрнанда Урсула. – Здесь подарки, так матушке-настоятельнице сказал сеньор де Вилламарга… Он велел передать, что они все с нетерпением дожидаются вас. А особенно сеньор Сезар, граф де Кеведо, – при этих словах сестра Эрнанда перекрестилась и закатила глаза к небу.