Читать книгу Трамвай в саду - Наталья Александрова - Страница 1

– В этой витрине вы можете увидеть монеты, которые имели хождение в некоторых странах Африки, Юго-Восточной Азии и на небольших островах Тихого океана… – Престарелый экскурсовод снял очки и протер их носовым платком.

– Монеты? Разве это монеты? – задал вопрос любознательный веснушчатый школьник, который пришел в музей со своим отцом. – Это же обычные ракушки!

– Совершенно верно, молодой человек! – одобрительно проговорил экскурсовод, водрузив очки на прежнее место. – Это именно раковины моллюска «змеиная голова», иначе их называют «каури». Но это не совсем обычные ракушки. Как я уже сказал, они очень широко использовались в качестве монет. Об этом говорит даже латинское название каури – Ципрея Монета. В прежние времена этими ракушками расплачивались в лавках Судана и Занзибара, Таиланда и даже некоторых провинций Китая. Сорок раковин каури, нанизанных на шнурок, составляли более крупную денежную единицу – «связку», пятьдесят связок – «голову»…

– Однако и большие же кошельки приходилось носить с собой тамошним домохозяйкам! – проговорил еще один посетитель музея, мужчина примерно тридцати пяти лет, среднего роста и приятной, но незапоминающейся наружности.

– Совершенно верно! – подтвердил экскурсовод. – Отправляясь за покупками, нужно было нести целый мешок денег. Но это еще довольно удобно, в Новой Зеландии деньги были каменными, каждая, даже мелкая, монета весила по нескольку килограммов, а «крупные купюры» бывали и по центнеру…

– А такие каменные монеты есть в вашем музее? – осведомился любознательный пятиклассник.

– Нет, они заняли бы слишком много места…

– Хорошо, что сейчас не чеканят таких тяжелых монет! – порадовался неприметный мужчина.

– А вот в этом вы ошибаетесь! – улыбнулся экскурсовод. – Несколько лет назад Государственный банк Канады выпустил монету номиналом в один миллион долларов. Эта монета также весит сто килограммов, изготовлена она из чистого золота в единственном экземпляре.

– В вашей коллекции такой монеты нет?

– Нет, к сожалению. Я же сказал, она изготовлена в единственном экземпляре! А теперь перейдем к следующей витрине, в которой выставлены средневековые китайские монеты династии Хань и монеты империи Чингисхана…

В Петербурге очень много музеев – есть всемирно известные, такие как Эрмитаж и Русский музей, есть менее известные, но довольно популярные среди горожан, например, Музей городского электротранспорта, где выставлены исторические трамваи и троллейбусы, или железнодорожный музей, где в просторном помещении расположена самая большая в Европе детская железная дорога. Есть музеи совсем небольшие, но тоже популярные – к примеру, Музей водки и несколько музеев кукол и игрушек. Среди этого множества имеется и небольшой частный музей нумизматики, в котором представлена огромная коллекция монет разных стран и эпох, собранная владельцем этого музея, известным коллекционером господином Осетровским. Именно в этом музее и проходила описываемая нами экскурсия.

Мужчина с приятной, но незапоминающейся внешностью немного отстал от экскурсии и внимательно осмотрел музейный зал. Он запомнил расположение дверей и окон, отметил датчики электронной сигнализации и камеры видеонаблюдения. Сделав несколько пометок в своем блокноте, он догнал группу в тот момент, когда экскурсовод подошел к очередной витрине.

– Здесь вы видите монеты государства Маньчжоу-Го, – вещал экскурсовод. – Это государство существовало чуть больше десяти лет на китайской территории, оккупированной Японией во время Второй мировой войны. На этих монетах отчеканен профиль правителя Маньчжоу-Го, последнего императора Китая Пу И…

– Что вы говорите? Профиль Пу И?! – заинтересовался неприметный мужчина. – Надо же, как интересно! Наверное, это очень редкие и ценные монеты?

– Я бы не сказал. – Экскурсовод пожал плечами. – У нас есть куда более ценные экземпляры. Кстати, вот в этой витрине – самые ценные экспонаты нашего музея. Этим монетам более двух тысяч лет. Это греческие тетрадрахмы второго века до нашей эры, римские таланты и самая редкая монета – лидийский статир шестого века до нашей эры. Предполагается, что это самая древняя монета в мире… – Экскурсовод показал на небольшую, хорошо сохранившуюся монету с головой льва.

– Наверное, она очень ценная! – оживился мужчина с незапоминающейся внешностью.

– Конечно, – подтвердил экскурсовод. – По прошлогоднему лондонскому каталогу она оценивается в триста тысяч фунтов стерлингов.

Мужчина присвистнул.

– А вы не опасаетесь выставлять ее в музее?

– Нет, ничуть. Здесь очень хорошая охранная система. – Экскурсовод показал датчики на стенах. – Эти датчики реагируют и на движение, и на изменение температуры в помещении. Кроме того, по ночам наш музей охраняют специально обученные собаки.

– Собаки? – переспросил любопытный посетитель. – Но вы только что сказали, что здесь установлены датчики движения. Они должны реагировать на собак!

– Совершенно верно! Но собак не допускают в залы главной экспозиции, они обходят остальные помещения и прилегающую к музею территорию. Впрочем, тема нашей сегодняшней экскурсии – не система охраны, а нумизматическая коллекция нашего музея. И сейчас мы с вами подойдем к витрине, в которой расположены наиболее интересные монеты Российской империи…

* * *

Мужчина приятной, но совершенно не запоминающейся наружности аккуратно припарковал машину во дворе приличного дома с собственной стоянкой и шлагбаумом на въезде. Затем он вошел в подъезд, вежливо придержав двери молодой маме с коляской. В коляске спал очаровательный двухмесячный ребенок, а спереди, держась за ручку, болтал ногами еще один, постарше. Мамаша улыбнулась мужчине благодарно, тот в ответ похвалил деток.

Консьержка выглянула из своего закутка и поздоровалась с мужчиной:

– Доброго денечка, Леонид Петрович!

– И вам того же, – приветливо ответил он.

Из лифта навстречу мужчине вышла полная представительная дама с французским бульдогом.

– Ах, Леонид! – заговорила она. – Передайте, пожалуйста, Лолочке, что я раздобыла телефон изумительного портного для собачек, ей это будет интересно! Имейте в виду, там очередь на месяц вперед, мы с Аленом уже записались.

Полное имя бульдога было Ален Делон, можно только удивляться, что нашла хозяйка общего во внешности французского актера, в молодости потрясающего красавца, и своего кривоногого любимца.

– Обязательно передам, – ответил мужчина с поклоном, – хорошей вам прогулки.

«Какой приятный мужчина!» – думали все встреченные соседи.

Леня Маркиз очень ответственно относился к своей репутации и искренне считал, что с соседями следует жить в мире и согласии. А также с сослуживцами.

Но судьба его сложилась так, что по работе он был сам себе хозяин, ни от кого не зависел. А из сотрудников или, скорее, компаньонов была у него только Лола, его верная боевая подруга.

Леонид Марков, имеющий в узких специализированных кругах аристократическую кличку Маркиз, имел очень редкую по нашим временам профессию. Он был мошенником. Не просто мошенником, а Мошенником с большой буквы, мошенником экстракласса. Он не обманывал людей на улицах, втягивая их во всевозможные лохотроны, не шатался по квартирам, втюхивая доверчивым старушкам неработающие медицинские приборы, не обижал пенсионеров, а также вдов, сирот и бюджетников, справедливо полагая, что с них денег получишь мало, а забот и неприятностей огребешь кучу. Нет, операции Маркиза были остроумны и уникальны, он долго их готовил и почти никогда не проигрывал.

Таким образом, с течением времени Леня Маркиз стал широко известен в узких специфических кругах и начал потихоньку брать заказы. Времена изменились, лихие девяностые годы миновали, и люди поняли, что не всегда можно решить вопросы с помощью грубой силы и оружия, иногда, и довольно часто, требуются тонкий подход и полная конфиденциальность. К примеру, быстро и без шума и пыли вернуть украденную ценную вещь или компрометирующие фотографии или же пообщаться незаметно с каким-нибудь известным человеком и передать ему или ей кое-что важное, не предназначенное ни для чьих нескромных ушей. В таких случаях вовсе ни к чему оповещать о своих проблемах ни милицию, ни собственную службу безопасности (у кого она есть), гораздо разумнее найти ловкого неболтливого человека, который выполнит заказ, не слишком заботясь о соблюдении некоторых законов.

Таким человеком выступал Леня Маркиз. Только в одном он был тверд – никакого насилия и как можно меньше криминала. Леня был убежденным противником насилия, будь то драка депутатов на заседании Государственной думы или же ссора двух малышей в песочнице из-за пластмассового совочка.

В свое время Леонид Марков окончил цирковое училище, приобретя там ловкость рук, отличную реакцию и множество знакомых. Леня был везуч и умен, обладал также отличным чутьем на опасность; таким образом, долгое время ему удавалось не общаться близко с милицией и остальными соответствующими органами.

Леня открыл дверь собственной квартиры, и тотчас к нему подошел огромный угольно-черный котище с белой манишкой. Смотря мимо и индифферентно мурлыкнув, кот оставил энное количество шерсти на брюках хозяина.

– Аскольдик! – умилился Леня. – Мой дорогой!

Кот был назван в честь старого Лениного учителя и друга, ныне уже покойного, и Маркиз кота обожал. Еще в квартире вместе с ним и Лолой жили крошечный песик древней мексиканской породы чихуахуа и огромный говорящий попугай по кличке Перришон. Песик был Лолин, а попугай считался у них общим.

Лола появилась в Лениной жизни более двух лет назад и с тех пор не уставала повторять, как же ему с ней повезло. Лола была актрисой – не только по профессии, но и по призванию. Лола играла всегда и везде – дома на кухне, в кафе, куда любила водить своего песика, на улице, но только не на сцене. То есть на сцене она тоже играла, но раньше, до знакомства с Маркизом. Все признавали у нее несомненный артистический талант – и режиссеры, и собратья по сцене, и даже известный театральный критик Пеликанский выразился как-то о ней чрезвычайно уважительно. И сколько же раз в сердцах повторяла Лола своему партнеру, что ради него она бросила сцену!

Обычно Леня на такие провокации не реагировал, но все же, когда Лоле удавалось вывести его из себя (а это происходило довольно часто, поскольку Лола, как всякая уважающая себя женщина, могла из ничего соорудить три вещи – шляпку, салат и скандал), Маркиз заявлял, что все ее слова – ложь, лицемерие и притворство, что она, конечно, талантливая актриса, но ужасная лентяйка и что бросила театр она оттого, что ей осточертели зависть коллег, грязные гримуборные и грубые приставания критика Пеликанского.

Назвав, таким образом, вещи своими именами, Леня тотчас бросался наутек, потому что хоть и имел он отличную реакцию, она, эта реакция, вступала в борьбу с Лолиным бурным темпераментом, и неизвестно было, кто же победит в этой борьбе.

В остальном компаньоны сосуществовали вполне мирно, хоть Лола была капризна, рассеянна и обожала поспать по утрам.

Но как только Маркиз объявлял, что они начинают очередную операцию, Лола становилась послушна и исполнительна. К тому же она виртуозно умела гримироваться, прекрасно входила в любой образ и имела целый шкаф одежды, подходящей к самым разным случаям. В общем, в спокойные минуты Леня наедине с собой признавался, что с такой помощницей ему действительно очень повезло. Но никогда вслух об этом не говорил – Лолка возгордится, задерет нос, и тогда вообще ее будет в оглобли не ввести.

Сейчас Леня прислушался. В квартире было тихо – кот двигался неслышно, попугай был заперт в клетке, а песика Лолка, очевидно, взяла с собой – утром Маркиз послал ее кое-что разведать, а сам пошел в Музей нумизматики.

Леня сварил себе чашку кофе, но выпить ее решил не на кухне, чтобы не приперлись его хвостатые и пернатые любимцы и не затребовали внеочередного кормления, а у себя в комнате. Он включил компьютер и отпил глоток божественного напитка. Кофе Леня Маркиз заваривал очень хорошо, это все признавали.

Леня вышел в Интернет и отыскал там сведения о государстве Маньчжоу-Го. Все верно, существовало такое всего десять лет, правил император Пу И.

В принципе Леня знал, что Лолка назвала своего песика именем последнего китайского императора. Какое отношение имеет древняя мексиканская храмовая порода чихуахуа к китайскому императору, Лола объяснить затруднялась, но песика своего обожала. Сейчас Леня узнал, что настоящего Пу И после капитуляции Японии взяли в плен наши войска, потом отдали китайцам. Он долго сидел в тюрьме, потом вышел и работал садовником. Такая вот судьба.

В статье приводилось несколько фотографий императора.

«Нисколько не похож», – подумал Леня, вспомнив о песике, и в который раз поразился, до чего же Лолка взбалмошная особа.

Вот и сейчас – где ее носит? Он, Леня, свою часть задания на сегодня выполнил – побывал в музее, изучил тамошние порядки, систему охраны и расположение камер. А где эта растелепа? Небось потащила своего китайского императора в кафе и кормит его там ореховыми трубочками. Ветеринар же запретил!

За три дня до описываемых событий в комнате у Маркиза раздался звонок мобильника. Услышав мелодию, Леня сразу понял, что звонит потенциальный заказчик. И телефон был куплен для этой цели специально, точнее телефоны, Леня часто их менял, всякий раз покупая на подставное лицо.

«На всякий случай», – говорил он, когда Лола фыркала и дергала плечом.

Ехидная Лолка тут же сообщала, что у ее партнера мания преследования, Маркиз только отмахивался. Он был очень осторожен, брал заказы не абы у кого, а только по предоставлении солидных рекомендаций. Было в городе несколько человек, мнению которых он доверял. А то ведь можно так нарваться…

Система, конечно, давала сбои, но крайне редко.

– Слушаю вас! – сказал Леня в трубку; голос его был в меру любезен, но не более того.

– Мне дал ваш телефон… – Мужской голос назвал фамилию, и Леня удовлетворенно кивнул – все правильно, из тех, кто может рекомендовать. – Дело у меня конфиденциальное и срочное. Возможно, оно покажется вам сложным…

Леня нахмурился – он не любил, когда в разговоре обсуждали его квалификацию. В самом деле, если клиент считает, что он не справится с поставленной задачей, то зачем тогда обращаться? А если таким образом пытается спровоцировать, то это как-то несерьезно.

– Я готов вас выслушать! – отрывисто сказал он. – Называйте время и место встречи.

– Вы свободны в любое время? – уточнил заказчик, и Леня снова нахмурил брови.

Недоверчивый какой-то попался клиент, все проверяет. Ход мыслей его ясен: если Леня ухватится за его предложение, стало быть, он не востребован, и дела его идут плохо.

Леня Маркиз считал, что он в своей профессии достиг многого, дела его успешны и сам он – человек обеспеченный. Он мог выбирать заказчиков, а не они его. И Лолка все время ныла, что они много работают, и что она совершенно запустила свою внешность, и Пу И скучает. Это-то как раз было полное вранье, поскольку с Пу И Леня проводил едва ли не больше времени, чем она. Да пока эту засоню утром с постели поднимешь, собака сто раз описается!

Но без работы Леня ужасно скучал.

«При моей профессии, – говорил он, когда Лолка совсем распоясывалась, – на пенсию не уходят. Чуть только расслабишься, одному клиенту откажешь, потом другому – глядь, и никого нету, никому ты не нужен, все к конкурентам переметнулись».

«Ты же утверждаешь, что у тебя нет конкурентов, – ехидно замечала Лола, – ты же в своей профессии лучший!»

«Но клиенты этого не знают, пока не свяжутся со мной», – твердо отвечал Маркиз.

И Лола отступала еще и потому, что без работы Ленька становился удивительно противным. Он ворчал, капризничал, хамил ей по мелочи и придирался по пустякам.

И как назло уже две недели не было никаких звонков, так что Леня подумывал даже, не сделать ли какое-нибудь доброе дело задаром, чтобы потренироваться и не потерять квалификацию. Так что звонок потенциального клиента оказался очень кстати.

– Так когда вам будет удобно? – повторил клиент.

– Вы же говорили, что у вас дело очень срочное… – напомнил Маркиз сухо.

– Да-да, конечно… Тогда сделаем так: завтра днем, нет, пожалуй, попозже… часов в пять подъезжайте к Архиерейскому саду…

– Это бывший Пионерский, что ли? – уточнил Леня.

– Ну да, на Петроградской… – с неудовольствием согласился заказчик. – Так вот, там есть пруд… И летнее кафе на берегу. Спросите Антона Ивановича, это я…

– Буду! – коротко ответил Леня и отключился.

Пока он разговаривал, явился кот Аскольд и уселся к хозяину на колени.

– Аскольдик, что ты об этом думаешь? – спросил Леня и почесал кота за ухом.

Спросил он, конечно, не всерьез, потому что хоть и признавал за своим котом необычайный ум и сообразительность, все же в делах советов ничьих не слушал, сам управлялся. Кот все понимал правильно, поэтому не обиделся и отреагировал, как всегда, индифферентно. Он устроился поудобнее и замурлыкал о том, что наконец наступило лето, и жизнь прекрасна, и вообще все замечательно…

Леню разбудила Лола, когда вернулась из парикмахерской. Она была очень сердита, потому что ее постоянный мастер Маргарита оказалась в отпуске, пришлось пойти к другой, а та сделала все не так. И краску взяла другую, и уложила плохо, и челка не на ту сторону.

– По-моему, тебе идет, – пробормотал Леня, приоткрыв один глаз.

На самом деле он вообще не заметил в прическе своей боевой подруги никаких изменений. Но Лола уже завелась и теперь искала, на ком бы сорвать злость. Песика она никогда бы не обидела, кот Аскольд мигом сообразил, что она не в духе, и двумя прыжками взвился на шкаф. Раньше у него получалось это одним разом, но за последний год кот несколько отяжелел от сытой и спокойной жизни. Ругаться же с попугаем было чревато – наглая птица имела характер скандальный, да еще набралась где-то таких выражений, что Лолины уши вмиг увядали, как сорванные цветы, не поставленные в воду. А еще она боялась, что такое услышит Пу И.

Оставался только компаньон и соратник.

– Что-то ты, Ленечка, стареть стал, – притворно вздохнула Лола, – спишь днем, как пенсионер. Делать, что ли, совсем нечего?

– Угу. – Леня сладко потянулся. – Застоялся я совсем. Ну, это ненадолго, завтра встречаюсь с клиентом.

– Опять… – Лола на глазах впадала в меланхолию.

– Спокойно! – Леня закружил ее по комнате. – Я еды в китайском ресторане купил, сейчас обедать будем! Знаю, что ты после парикмахерской всегда есть хочешь!

– До еды ли мне, – в Лолином голосе послышались слезы, – в зеркало на себя смотреть не могу!

– Курица в кисло-сладком соусе, запеченные баклажаны с орехами, дикий рис… – соблазнял Леня, – и еще мороженое, твое любимое, фисташковое…

– Ну, если только фисташковое… – слабо улыбнулась Лола.

– Лед тронулся! – обрадовался Маркиз.

Старожилы Петроградской стороны знают, что давным-давно никаких больших домов на Петроградке не было. Теснились там маленькие бревенчатые домики с уютными палисадничками и огородами, а дальше были огороды большие, где выращивались овощи и зелень на продажу. С тех пор улицы в том углу и называются Большая Зеленина, Малая Зеленина и Глухая Зеленина. Еще была там усадьба архиерея, а при ней огромный фруктовый сад.

Были в том саду яблони нескольких сортов, были, конечно, груши и сливы, так что весной гул стоял от пчел, что роились над белой кипенью цветущих деревьев. Был пруд, кишевший рыбой, а в центре его – островок, где жили лебеди.

После некоторых исторических событий, когда архиереи стали не нужны, усадьба разрушилась, от нее остались одни развалины, в которых прятались подозрительные личности. Сад безобразно зарос, плодовые деревья высохли и вымерзли, остались только дубы да липы – этих ничто не возьмет.

Перед войной поговаривали, что водятся в саду привидения. Якобы сторож продуктового магазина, что на Бармалеевой улице, шел как-то поздно ночью и слышал в кустах подозрительную возню и неприличный заливистый смех. А после вышла вдруг на тропинку высокая фигура вся в белом, подлетела к сторожу и схватила за шею. Сторож протрезвел со страху, еле от привидения отбился и бросился бежать. А когда очнулся, то хватился кошелька – видно, нечистая сила позарилась.

Соседи ахали, только жена сторожа ругалась последними словами – пропил, кричала, паразит, всю получку, и нечистая сила тут совершенно ни при чем.

Однако пошаливали в том саду прилично – скорее всего мелкая шпана, а не привидения.

В блокаду дубы и липы вырубили на дрова, и сад зарос совсем безобразно – высилась там крапива в человеческий рост, лебеда и лопухи, а также кусты, на которых осенью зрели красные ядовитые ягоды, называемые волчьими.

А уж в шестидесятые годы, после того как Гагарин в космос полетел и случились многие другие исторические события, решили сад в порядок привести, даже в газетах писали, что вместо старого парка, рассадника всевозможных безобразий и даже преступлений, будет теперь новый, его отдадут детям и назовут Пионерским.

Сказано – сделано. Остатки старых деревьев выкорчевали, посадили березы и елки, проложили дорожки, вырвали все сорняки и сделали газоны и клумбы.

Архиерейский пруд чистили больше недели, нашли на дне бесчисленное количество пустых бутылок и граненых стаканов, которые, как известно, вечны, никакая напасть их не берет, и никакие стихийные бедствия над ними не властны. Еще обнаружились на дне пруда какие-то весьма подозрительные кости и станковый пулемет «Максим», вполне, кстати, пригодный к употреблению, только почистить да смазать – и пожалуйста, ставь на крышу, да и…

Про пулемет «Максим» в газетах не писали, знающие люди рассказывали.

Лебединый домик давно развалился, и лебеди больше не прилетали – наверное, нашли себе другое, более уютное пристанище. Зато прилетели утки, а на деревьях гнездовались разные мелкие представители семейства пернатых.

Как полагается, сделали в парке закрытый павильон, в нем работали разные кружки – шахматный, судомодельный и мягкой игрушки. Была также открытая эстрада, на которой выступали пионерские ансамбли, тонкими трогательными голосами распевавшие «То березка, то рябина» или про дощечку и лесенку.

И наконец, была в парке мемориальная аллея пионеров-героев – усаженная тополями широкая дорога, где через равные промежутки висели портреты знаменитых пионеров, начинавшиеся, как водится, с Павлика Морозова. Это теперь насчет Павлика существуют в народе некоторые сомнения – можно ли считать героем мальчика, предавшего собственного отца, а раньше сомнениям не было места.

Аллея заканчивалась круглой площадкой с трибуной, над которой реяли флаги. Перед трибуной была разбита большая клумба в виде пятиконечной звезды, усаженная всегда одинаковыми ярко-алыми цветами, называемыми по науке сальвия, или шалфей декоративный, а в народе именуемыми «партийцами».

После перестройки парк захирел. В самом деле, какая уж тут аллея пионеров-героев, когда самой пионерской организации больше не существует.

Леня Маркиз в этом парке не бывал по самым понятным причинам – у него не было детей, и пока не предвиделось. Слышал он краем уха, что Пионерский парк снова переименовали в Архиерейский сад и провели реконструкцию.

Леня оставил машину на стоянке у входа и прошел через кованые ворота.

Вид парка радовал глаз. Щиты с портретами давно убрали и повесили между тополями разноцветные фонарики, так что вечером, в темноте, было, очевидно, очень красиво.

Вместо пятиконечной клумбы с недоброй памяти «партийцами» был теперь роскошный цветник, разбитый по всем правилам садово-паркового искусства.

Леня миновал цветник, прошел тенистой аллеей и вышел к пруду. Павильон, где раньше послушные дети мастерили модели крейсеров и эскадренных миноносцев и шили зайцев и медвежат, очень удачно переделали в ресторан. На берегу пруда стояло несколько столиков под нарядными полосатыми тентами. Сам пруд был поделен сеткой на две примерно равные части, в одной старательно цвели лилии и плавали утки, возле другого берега стояли удочки: там за умеренную плату разрешали ловить рыбу.

Леня выбрал столик поближе к воде. Официант подошел не так чтобы быстро, несмотря на то что народу за столиками почти не было. И никого похожего на клиента не наблюдалось.

– Меня тут должны ждать… – сказал Леня с сомнением. – Антон Иванович.

Официант задумчиво оглядел столики. У Маркиза в голове зашевелилась здравая мысль, что следует уйти отсюда как можно скорее. Этот заказчик ему не понравился еще по телефонному разговору, а уж если он еще и опаздывает на встречу…

– Антон Иванович… – проговорил официант. – Кто такой? А вы заказывать будете? Рыбка есть, свеженькая… только почистили… жареная на гриле… – Он кивнул в сторону пруда.

– Угу, и утка, свеженькая, только ощипали… – поддакнул Леня и тоже кивнул в сторону пруда.

– Постойте! – Официант вдруг хлопнул себя ладонью по лбу. – Так вам Иоганныча, что ли? Точно, он же и правда Антон… А я-то сразу и не вспомнил…

Он отошел в сторонку, сложил руки рупором и крикнул на тот берег:

– Антон Иоганныч! К вам гости!

Тотчас встал один из рыболовов и заторопился в сторону кафе.

– Так что насчет рыбки? – Официант обратился к Лене.

– Нет, спасибо, мне, пожалуйста, кофе и водички минеральной. Только чтобы без газа.

– К кофе десерт, пирожное, чизкейк?.. – скороговоркой перечислял официант, но Леня только отмахивался.

– Берите булочку, – сказал, подходя, заказчик, – вчерашнюю.

– Зачем мне вчерашняя булочка? – всерьез удивился Маркиз.

– А вы ее все равно есть не станете, а уткам полезен черствый хлеб. – Заказчик махнул рукой в сторону пруда.

Поскольку столик стоял у самой воды, под ногами у Маркиза плавали утки – два ярких самодовольных селезня и одна дама в скромном повседневном оперении. Она посмотрела на Леню и издала выразительный кряк – давай, мол, булки, не жадничай!

Официант ушел, и Леня внимательно пригляделся к потенциальному заказчику.

С виду мужчина ничего себе – довольно крепкий, подтянутый, хоть и немолодой, шестой десяток не только разменял, но и прожил небось больше половины. Одет скромно: джинсы, куртка спортивная, оно и понятно – не в смокинге же рыбу ловить. Волосы хоть и седые совсем, но хорошие, густые, аккуратно подстриженные.

В этом месте Леня Маркиз слегка расстроился.

Он точно знал, что его волосы в таком возрасте не будут выглядеть так же хорошо. Макушка уже сейчас начинает слегка редеть. Правда, Ленин парикмахер уверяет его, что это только кажется, но ведь от них, от парикмахеров, правды не дождешься. А к Лолке он с таким вопросом ни за что не обратится, еще не хватало против себя такой козырь ей давать, потом от насмешек спасу не будет!

Официант принес заказанное. Увидев булочку, утки заметно оживились.

– Вы позволите? – Заказчик стал отщипывать маленькие кусочки от Лениной булки и бросать их в воду.

Маркиз вдруг ощутил детскую обиду. Он, может, сам хотел уточек покормить, булка-то его. Закажи свою и корми на здоровье! Что это за манера – пользоваться чужим на дармовщинку! Нет, определенно этот человек ему не нравится.

Леня тут же мысленно усмехнулся. Ну, неприятный тип, так что, из-за булки с ним расстаться? И вообще, он сюда не уток кормить пришел, у него время не казенное.

– Может быть, познакомимся и перейдем к делу? – напомнил он. – Вы же говорили, что дело у вас срочное.

– Да-да, – заказчик с явным сожалением отвернулся от воды, – вы совершенно правы.

– Итак? – спросил Леня. – Про меня вы наводили справки и знаете, что проколов у меня не бывает, и размер гонорара тоже знаете.

– Наслышан, – усмехнулся заказчик, – но давайте по порядку. Меня зовут Антон Иванович Штемпель. Фамилия у меня такая, и спасибо, что скрыли улыбку.

Леня поклонился – при его профессии умение следить за лицом едва ли не самая важная вещь.

– Фамилия немецкая, – продолжал заказчик, – батюшку моего звали Иоганн Альбертович, но вам это неинтересно. Дело у меня вот какое… – Он снова загляделся на уток и поискал булку.

Но Леня давно уже спрятал остатки булочки подальше, а когда Антон Иванович поглядел на него в удивлении, послал в ответ безмятежный взгляд.

– В районе Никольской церкви есть Музей нумизматики… – начал заказчик со вздохом.

«В жизни не слышал», – подумал Леня, но изобразил, что он весь внимание.

– Музей частный, принадлежит он некоему Дмитрию Осетровскому, богатому человеку и страстному коллекционеру. Так вот, – Антон Иванович посмотрел Лене в глаза, – мне нужно, чтобы вы украли из этого музея одну монету.

– Что за монета? – спросил Леня после некоторого молчания. – Динарий императора Тиберия? Тетрадрахма Александра Македонского? Что-то средневековое?

– Нет-нет, монета не слишком ценная, – заторопился заказчик, – она представляет ценность только для меня. Эта монета государства Маньчжоу-Го…

«В жизни не слышал», – снова подумал Леня.

– Она не слишком редкая, хотя отличается от остальных, она не круглая, а овальная. Но дело не в этом.

– Сколько она стоит? – поинтересовался Леня.

– Боюсь, что стоит она тысяч пять… рублей.

– Что? – возмутился Маркиз. – И вы говорите, что знаете мои расценки? Десять процентов от стоимости вещи! Так вы предлагаете мне совершить кражу за пятьсот рублей вознаграждения? Вы, сударь, адресом ошиблись, я не благотворительный фонд! Я и вообще не унижаюсь до вульгарной кражи, а уж за такой гонорар…

– Но послушайте, не надо так кипятиться, – клиент нахмурил брови, – дайте же договорить! Мне вас рекомендовали как человека умного и понимающего.

Маркиз и сам не знал, с чего он так разозлился. Ну, не нравился ему этот человек – и все тут! Да тут еще утки не вовремя раскрякались, требуя булки.

– Если рассмотреть мое дело под другим углом, – заговорил Антон Иванович, – то получается вовсе не кража, а возвращение украденного. То есть по большому счету восстановление исторической справедливости. Дело в том, что эта монета – она моя. И Митька Осетровский украл ее у меня очень давно…

Заказчик сделал паузу и внимательно взглянул на Маркиза:

– Вы, Леонид, коллекционировали что-нибудь?

– Ну, марки в детстве пробовал собирать, – признался Леня, – еще этикетки от спичечных коробков, когда совсем маленький был – конфетные фантики…

– Вот и я с детства заболел собирательством, только сразу начал с монет. У меня был сосед… очень интересный человек, он много лет жил в Китае, подозреваю, что не под своим именем… Он знал множество удивительных вещей, в том числе и о монетах. И он подарил мне ее, эту монету государства Маньчжоу-Го.

«В жизни не слышал», – привычно подумал Леня.

– Он говорил, что эта монета положит начало моей коллекции, что она – счастливая монета. Я был мальчишкой и верил ему. Потом он умер, а я увлекся своей коллекцией. Научился разбираться в монетах, безошибочно определял мало-мальски ценные. С Митькой мы учились вместе в школе, он был младше. И подружились мы с ним на почве нумизматики. Он тоже интересовался монетами. И однажды он пришел ко мне… Мы провели целый вечер за рассматриванием монет из моей коллекции, и хватился пропажи я только на следующий день.

Было воскресенье, и он уехал с родителями на дачу. Потом он бегал от меня три дня, пока я не подстерег его под лестницей и не побил. Меня же обвинили во всем, поскольку он был младше. Отца, конечно, вызвали в школу, а он у меня был характером крут. Явившись домой, он сказал, чтобы больше не слышал ни о каких монетах, что он запрещает мне заниматься нумизматикой. Он хотел выбросить всю мою коллекцию, но кто-то из соседей сказал ему, что она представляет какую-то ценность. В общем, родители все убрали и отправили меня в пионерский лагерь – как раз лето подошло.

– Печально… – сказал Леня, собираясь добавить еще, что искренне сочувствует заказчику, но обнаружил, что сочувствия-то как раз в его душе и нет.

– С Митькой мы больше не сталкивались, – заговорил Антон Иванович, – осенью он пошел в другую школу, потому что родители переехали. А я, как ни пытался, не мог забыть нумизматику. Хотел начать все заново – никак не получалось, все же деньги какие-то нужны или обменный фонд. У меня же не было ни того ни другого. Отец и слышать не хотел о том, чтобы отдать коллекцию, отношения у нас с ним испортились. И как оказалось, навсегда. Я со свойственным юности максимализмом затаил обиду и все делал наперекор. Все родительские советы воспринимались мной в штыки. Я едва закончил школу, учителя перекрестились, выпустив меня, потому что я надоел им своим хулиганством до чертиков.

Один из селезней вышел на берег и вразвалку подошел к столику. Он повернул изумрудную голову и поглядел очень выразительно, совсем как кот Аскольд, когда он отирается возле холодильника. Леня рассмеялся и бросил ему булку.

– Вы слушаете? – спросил заказчик с заметным неудовольствием в голосе.

– Я слушаю, но не могли бы вы выражаться яснее, – попросил Маркиз, – и ближе к делу, пожалуйста…

– Ну, с тех пор прошло очень много времени, я относительно преуспел в жизни и решил на старости лет снова заняться нумизматикой. Собрал неплохую коллекцию, и даже та, первая, детская, ко мне вернулась после смерти отца.

Митька Осетровский тоже не терял времени даром. Он разбогател и открыл частный музей нумизматики, потому что коллекция его была огромной и очень интересной. Он пригласил на открытие всех коллекционеров, но только не меня. Хотя я, конечно, и сам бы не пошел, мы с ним с тех пор так и не встречались.

Но потом, когда музей открылся для посетителей, я пришел туда как обычный посетитель, деньги за билет заплатил… – Антон Иванович усмехнулся. – И каково же было мое удивление, когда я увидел в одной витрине мою монету! Ту самую, государства Маньчжоу-Го! Ту, что он украл у меня, когда мы были детьми! Он сохранил ее, и, судя по коллекции, она принесла ему удачу. Ему, а не мне!

Леня исподтишка взглянул на заказчика, ему не понравилась излишняя ажитация в голосе собеседника. Так и есть – глаза горят, волосы взлохмачены, сам очень возбужден.

– Короче, – заказчик неожиданно успокоился, – я решил, что монета должна вернуться ко мне. Это талисман, понимаете? Это подарок человека, которого я очень уважал. Можете считать это моим капризом, хотя на самом деле это не так.

– А вы не пробовали по-хорошему договориться с Осетровским? – протянул Леня и тут же отодвинулся и замахал руками. – Понял, понял, давняя вражда!

– Да нет, просто он ничего не продает…

На миг в глазах заказчика мелькнуло странное выражение, но тут же исчезло, и Маркиз так и не смог понять, что бы это значило.

– Так вы согласны? – напрямую спросил Антон Иванович. – Вопрос о вознаграждении решим тотчас же.

Решили к обоюдному согласию. Маркиз поступился принципами насчет десяти процентов и назвал солидную сумму, а заказчик не стал торговаться.

– Ну-с, – по окончании разговора заказчик посмотрел на часы, – не смею вас больше задерживать…

Леня быстро опустил глаза, чтобы клиент не увидел в них нечто для себя чрезвычайно неприятное. Нет, все-таки до чего этот человек ему не нравится!

– Позвольте откланяться, – сказал он, вставая, – я сообщу вам о результатах.

– Как скоро это будет?

«Скоро только кошки родятся», – хотелось хамски ответить Маркизу, но он, естественно, сдержался и улыбнулся как можно любезнее, отказавшись назвать точные сроки.

Не подав на прощание руки, заказчик пошел на другую сторону пруда, где пристроился к удочке. Леня проводил его рассеянным взглядом и неторопливой походкой побрел к выходу из парка. Однако как только кусты сирени скрыли его от внимательных глаз официанта, Леня тут же развернулся и пошел назад, забирая в сторону.

Он миновал павильон, на котором теперь была вывеска «Ресторан “Подворье”». Была в ресторане открытая терраса, а также довольно приличный зал внутри. Зал был пуст, как, впрочем, и терраса – очевидно, ресторан открывался позднее.

Маркиз окинул все это великолепие скучающим взглядом, как праздно шатающийся человек. И тем не менее откуда-то тут же вынырнул рослый, накачанный парень и сказал вроде бы вполне дружелюбно:

– Мы закрыты до шести!

Чувствовалось, что дружелюбие это наносное и что если Леня сделает хоть малейшую попытку возмутиться, охранник с удовольствием выставит его вон.

– Да я ничего такого! – Леня простодушно улыбнулся. – Просто смотрю, гуляю…

– Нечего смотреть, у нас не музей! – нахмурился охранник.

«Ну что тут за публика! – расстроился Леня. – Официант – прохиндей, охранник – хам! Ой, до чего же мне здесь не нравится…»

Однако уйти просто так нельзя, по устоявшейся привычке он хотел выяснить что-нибудь про заказчика.

Судя по всему, он проводит в этом Архиерейском саду много времени, официант запросто называет его Иоганнычем, стало быть, свой он тут человек. Но официанта расспрашивать нельзя, этот держиморда тоже ничего не скажет, а то и накостыляет. Леня-то за себя постоять сможет, но шум устраивать совершенно ни к чему.

Он разочарованно отвернулся и побрел в сторону. Обогнув павильон, он увидел, что ресторан шикарный только с виду, потому что задний двор огорожен был простой проволочной сеткой, валялись там какие-то ломаные доски и ящики, а также остатки деятельности трудолюбивых пионеров – какие-то транспаранты и вырезанные из фанеры силуэты крейсеров. Оглянувшись, Леня прошел вдоль сетки до маленькой калиточки, которая не была заперта на замок, а просто замотана проволокой, как у нерадивого деревенского хозяина. Маркиз взялся было за проволоку, но тут из-за ящиков появился здоровенный мужик в грязной белой куртке и поварском колпаке. Одной рукой мужик тащил что-то маленькое, извивающееся и визжащее, как поросенок.

Маркиз едва успел отскочить в сторону и спрятаться за непонятные кусты. Свободной рукой мужик рванул калитку и выбросил свою ношу на пыльную траву.

– И чтобы ноги твоей больше в ресторане не было! – пророкотал он, прибавив на прощание матерную тираду, и удалился.

Леня высунул голову из кустов и увидел, что на траве валяется мальчишка – худой и малорослый. Он размазал рукавом по лицу сопли и со стоном приподнялся.

– Ты живой там? – окликнул его Леня.

– А то, – буркнул мальчишка.

– Тогда отползай сюда, в кусты…

– Это зачем? – гнусаво спросил мальчишка. – Чего мне там вообще делать?

– Ну как хочешь, – покладисто согласился Маркиз, – тогда я пойду…

– Погоди! – встрепенулся мальчишка. – У тебя закурить есть?

– Ну, найду…

Мальчишка мигом перебрался в кусты. Тут было грязновато, но зато их не могли видеть из ресторана.

– Этот, в колпаке, шеф-повар, что ли? – поинтересовался Маркиз.

– Он, зараза, – согласился мальчишка, – давно на меня наезжает. А чего я сделал-то? Банки переставил с солью и сахаром. А если они одинаковые? И то и другое белое… Каждый может ошибиться!

– И что вышло? – полюбопытствовал Маркиз.

– Он в баварский крем соли бухнул, а в суп харчо – сахару! – Мальчишка говорил таким довольным голосом, что Леня тотчас уверился – не ошибся он, а нарочно банки переставил.

Продувная, видно, бестия этот мальчишка.

Маркиз тут же уверился в своей правоте, потому что поваренок, теперь уже бывший, по-хозяйски запустил лапу в пачку сигарет и выудил оттуда чуть ли не половину.

– Давно тут работаешь-то? – спросил Леня.

Мальчишка зыркнул на него сердито, но усовестился, вспомнив про сигареты, и ответил неохотно:

– Четвертый день. Этот, шеф-повар, Михал Михалыч, сосед наш с теткой. Тетка его и упросила меня к делу пристроить, говорит – чего будешь целое лето болтаться, а в ресторане этом хоть накормят. Ага, накормят – объедками!

– Ну уж… – усомнился Маркиз, – говорят же – на чем сидишь, то и имеешь…

– Ага, сам-то Мих-Мих сумками с кухни несет, у него собака – бордосский дог, так он мясо никогда не покупает, все свое, ресторанное. А другим только гарнир – картошка там или макароны. Поварят гоняет в хвост и в гриву, чуть что – тумака, да уши норовит накрутить… – Мальчишка потер правое горящее ухо.

– Понятно, – усмехнулся Маркиз, – и ты, значит, решил наплевать на теткины инструкции и дать отсюда деру. А то жизнь молодая проходит у плиты…

– Точно! – расцвел мальчишка. – Так бы тетка ни за что не согласилась, а раз Мих-Мих сам меня выгнал…

– Так что не понравилось тебе тут…

– А то! – вскинулся мальчишка. – Они тут все как один жулики и такой дрянью клиентов кормят! Ты в этот ресторан не ходи, я уж знаю, что говорю…

– Уговорил, не пойду, – согласился Леня. – А что ж хозяин-то?

– А хозяину все по фигу, – отмахнулся мальчишка. – Мих-Мих всем заправляет, а хозяин только рыбу ловит целыми днями.

– Постой, – догадался Леня, – так это Иоганныча ресторан?

– Ну да. А ты не знал, что ли? – удивился мальчишка. – Но, я тебе скажу, скоро он прогорит! Потому что если какой клиент и зайдет один раз поесть, второй раз уж точно не придет.

– Ну, ясное дело, если все время рыбу ловить, то для бизнеса никакой пользы… – протянул Леня и поднялся. – Однако, пожалуй, пойду я, а ты будь здоров!

– Дай еще сигарет! – обнаглел мальчишка.

– Бросай курить, вставай на лыжи! – посоветовал Леня.

– Так сейчас же лето! – Мальчишка принял его слова всерьез.

– А ты на водные…

В сущности, какое ему дело, как обстоят дела у заказчика, думал Леня по пути домой, лишь бы заплатили ему за работу. Однако если бизнес идет туго, то с чего платить такие деньги за простой каприз? Монета, видите ли, дорога ему как память… Ну, раз сговорились, надо приступать к операции.

Два дня ушло на разведку и предварительную разработку операции. Леня посетил Музей нумизматики, осмотрелся в нем, внимательно изучил систему охраны, а Лоле велел разузнать кое-что про обслуживающий персонал. И вот он решил назначить операцию на завтра, поскольку заказчик торопил, а Лолка где-то гуляет со своим песиком, и горя ей мало. Ну никакой ответственности!

И только он это подумал, как в замке заскрипел ключ, послышалось тявканье и стук Лолиных каблучков.

– Явилась наконец! – прошипел Леня. – Тебя только за смертью посылать! Ну, выяснила что надо?

– Спокойно, Ленечка! – Лола была в чудном настроении, поскольку они с Пу И замечательно прогулялись и побывали в кафе. – Все выяснила! Там такая тетка – уборщица, приходит по вечерам… вот я тут все подробно записала…

– Ну, удачи нам на завтра!

– Леня. – Лола всегда была проницательной, вот и сейчас она уловила в интонации своего партнера что-то неуверенное, какое-то сомнение. – Что не так?

– Да все так! – Он отмахнулся. – Пока тебя ждал, извелся весь!

* * *

Изольда Ильинична Иглокожина большую часть своей сознательной жизни преподавала в холодильном институте предмет под странным названием «Политэкономия социализма». Предмет этот считался крайне важным, хотя институтские остряки говорили, что он относится к области ненаучной фантастики, поскольку никакой политэкономии социализма в природе не существует, как не существует и самого социализма. Правда, говорили они это вполголоса и только среди своих, потому что за такую шутку в те времена можно было запросто вылететь из холодильного института в такие края, где холодильники совершенно неактуальны по причине сурового климата.

Тем не менее Изольда Ильинична считалась в институте весьма уважаемым человеком, студенты ее боялись как огня и называли за глаза Занудой Ильиничной или просто ИИИ.

Иглокожина получала солидную зарплату и всевозможные льготы. Она даже ездила по туристической путевке за границу, в Болгарию, и в ближайшем будущем ей была твердо обещана путевка в Федеративную Югославию.

Правда, это будущее так и не наступило.

Как выяснилось, институтские остряки оказались правы. Социализм отменили, и вместе с ним отменили предмет, который преподавала Изольда Ильинична. Она была совершенно потрясена этим фактом и долго не хотела с ним смириться, не хотела видеть очевидного.

Когда ее должность сократили в холодильном институте, она попыталась устроиться в Институт котлов и печей, где ее старинный знакомый работал заведующим кафедрой общественных наук. Но ее знакомый с грустью сообщил ей, что специалисты ее профиля в их институте более не требуются. Сам он, как выяснила Изольда Ильинична, переключился с преподавания истории КПСС на историю мировых религий, которая была теперь более актуальной.

Иглокожина переквалифицироваться не смогла, несколько лет перебивалась случайными заработками и наконец поняла, что единственная доступная ей работа – это труд уборщицы.

Некоторое время она не хотела признавать этот неопровержимый факт, но в конце концов вспомнила, что бытие первично, а сознание вторично, и смирилась с неизбежным.

С тех пор она и работала уборщицей, благо хорошо запомнила с советских времен, что нет профессий первого и второго сорта, всякий труд в нашей стране почетен и уважаем.

Тем временем дочка Изольды Ильиничны Галя вышла замуж и родила внука. И в этом внуке бывшая преподавательница нашла смысл жизни. Она решила, что с ее высшим образованием и богатым педагогическим опытом она сможет воспитать из внука Гоши Настоящего Человека. Именно так – с большой буквы. Точнее, с двух больших букв.

Как только Гоша немного подрос, Изольда Ильинична начала читать ему книги, в воспитательном значении которых не сомневалась, – «Васек Трубачев и его товарищи», «Тимур и его команда», «Флаги на башнях» и даже «Как закалялась сталь». После таких книг бедный Гоша, которому едва исполнилось пять лет, начал вздрагивать и беспричинно плакать, потом у него нарушился сон и пропал аппетит. Озабоченные родители водили его по врачам, но те только пожимали плечами и не могли понять причины нервного расстройства.

Наконец однажды зять Изольды Ильиничны совершенно случайно заглянул в комнату ребенка, когда теща с выражением читала перепуганному Гоше:

– «В жуткой короткой схватке в маленьком домике разлетелись, как гнилые арбузы, две петлюровские головы. Страшный в своем гневе обреченного, кузнец яростно защищал две жизни, и долго трещали сухие выстрелы у речки…»

– Мама, что это вы читаете ребенку?! – в ужасе воскликнул зять.

– Я читаю ему настоящую, серьезную литературу, литературу большого идейного значения! – ответила Изольда Ильинична. – Литературу, которая сделает из него Настоящего Человека! Человека с большой буквы, строителя светлого будущего!

С этого дня ее влияние на внука было сведено к минимуму. То есть бабушку подпускали к внуку только в безвыходном положении, когда его больше не с кем было оставить, и на горизонте маячил страшный призрак школы продленного дня.

Сама Изольда Ильинична относилась к такому положению очень болезненно, она не сомневалась, что без ее благотворного влияния ребенок не вырастет Настоящим Человеком. Кроме того, она считала, что Гошины родители легкомысленны, безответственны и нерадивы и могут довести ребенка до тяжелого хронического заболевания и даже до преждевременной смерти.

Неделю назад Гошины родители отправили своего подросшего и окрепшего ребенка в летний оздоровительный лагерь с углубленным изучением финского языка. Лагерь располагался на Карельском перешейке, неподалеку от финской границы. Видимо, его организаторы считали, что такое удачное географическое расположение должно способствовать успешному усвоению языка.

Сами же родители отправились на отдых в Турцию, погреться на солнце и поплавать в море.

Изольда Ильинична была против этого лагеря. Она считала, что там ее обожаемого внука не научат ничему хорошему. Но Гошины родители не хотели и слушать ее.

В минувшие выходные Изольда Ильинична навестила внука, хотя добираться до лагеря было очень долго и неудобно: сначала нужно было ехать электричкой до Зеленогорска, а оттуда рейсовым автобусом, который ходил дважды в сутки. Лагерь произвел на нее самое неблагоприятное впечатление – там совершенно отсутствовала наглядная агитация, воспитательная работа была организована из рук вон плохо, а в лагерной библиотеке не было ни «Тимура и его команды», ни «Васька Трубачева», ни «Флагов на башнях».

Этим вечером Изольда Ильинична собиралась на работу, а именно в частный музей нумизматики, где она ежевечерне мыла полы и наводила порядок. Она уже оделась и собиралась выйти из дома, как вдруг зазвонил телефон.

Сердце Изольды Ильиничны забилось от волнения: она сразу почувствовала, что что-то случилось с ее обожаемым внуком. Причем случилось нечто ужасное.

Она схватила трубку – и худшие ожидания тут же оправдались.

Из трубки сквозь треск и шорох донесся незнакомый и не очень разборчивый мужской голос.

– Из лагеря звонят! – прошелестел этот голос. – Насчет отдыхающего Георгия Семипядева!..

Изольда Ильинична схватилась за сердце.

– Что случилось с Гошей?! – воскликнула она слабым от ужаса голосом. – Он жив?!

– Жив, жив!.. – донеслось до нее сквозь треск и шорох. – Еще как жив! Как говорится, живее всех живых! Но он здесь такое устроил… такое устроил!.. Это просто кошмар!

– Что случилось?! – выкрикнула Изольда Ильинична, свободной рукой схватившись за сердце.

Она знала, что ее внук – очень умный и изобретательный мальчик с хорошо развитой фантазией. Например, минувшей зимой он одел в ее сатиновый рабочий халат и косынку учебный скелет в школьном кабинете анатомии, а в костлявые руки скелета вложил ведро и швабру. Подслеповатая учительница анатомии приняла скелет за школьную уборщицу тетю Броню и попросила его навести в кабинете порядок после урока. Поскольку скелет не ответил, учительница подошла поближе, поправила очки… и грохнулась в обморок.

Вот и теперь Изольда Ильинична ожидала чего-то подобного.

– Что с ним случилось? – повторила она, когда треск в трубке немного затих.

– …Здесь, рядом с лагерем, находится крупный зверосовхоз… в этом совхозе разводят ценных пушных животных…

Треск и шум снова усилились, мужской голос стал совершенно неразборчивым.

– И что же случилось с моим Гошенькой? – безуспешно восклицала перепуганная бабушка.

– С ним – ничего! – прорвался сквозь шумы и помехи голос. – То есть пока ничего… ваш Гоша умудрился выпустить на свободу полторы тысячи норок, куниц и ханориков…

– Кого? – изумленно переспросила Изольда Ильинична. – Каких хануриков? Там у вас зверосовхоз или исправительное заведение? Мне сразу не понравился этот лагерь!

– Не хануриков, а ханориков! – снова донесся до нее искаженный помехами и расстоянием голос. – Это такой пушной зверек, помесь хорька и норки!

– При чем здесь ваши хорьки и норки?! – кричала испуганная женщина. – Что с Гошей?

– С Гошей все нормально… пока! – повторил мужчина. – Вот с пушными животными… и еще с птицей…

– С какой птицей? А птица-то при чем? Из-за какой-то одной птицы столько шума!

– Из-за одной?! – донеслось сквозь помехи. – Если бы из-за одной! Тут у нас неподалеку еще птицефабрика, так туда проникли норки и куницы, которых выпустил ваш Гоша!

– Бедный Гошенька! – застонала Изольда Ильинична. – Я представляю, как он переживает!

– Вам лучше приехать и забрать его! Директор зверосовхоза совершенно озверел, директор птицефабрики разошелся, и я не ручаюсь…

– Я еду! Я немедленно еду! – И Изольда Ильинична понеслась на Финляндский вокзал, едва успев переодеться и взять самое необходимое. А именно бинты, йод и продукты питания для Гоши.

Часом позже к служебному входу частного музея подошла молодая румяная женщина самого деревенского вида в пестрой бесформенной юбке турецкого производства и жизнерадостной цветастой кофточке с рукавами-фонариками. Кофточка едва сходилась на пышной груди, верхняя пуговка была расстегнута. На голове у прекрасной незнакомки была замечательная оранжевая панама, которой она, несомненно, гордилась.

– Кто такая? – строго осведомился у нее охранник.

– Анжела я, – ответила незнакомка, стрельнув глазами, – Извольды Ильиничны племянница. Которая у вас тут прибирается. Из деревни я приехала, из Запечья…

– Вижу, что не из Парижа! – усмехнулся охранник. – А сюда-то ты по какому поводу явилась?

– А я заместо тетеньки, значит, заместо Извольды Ильиничны. Тетенька, она по делам уехала, а меня попросила, значить, вместо нее тут прибраться. А то как же, непорядок будет…

– Заместо тетеньки! – передразнил ее охранник. – Здесь тебе не ларек какой-нибудь, здесь музей, место серьезное! Сюда кого попало допускать не положено!

– Да разве, дяденька, я не понимаю? – проговорила румяная девица, поправив кофточку. При этом сама собой расстегнулась вторая пуговка. – Я ведь не только по машинному доению, я и в Доме культуры прибиралась, у Ивана Сергеевича. Там тоже место серьезное, очаг культуры, и Иван Сергеевич всегда мной доволен был. Так что и вы, дяденька, довольны останетесь!

– Тургенев тебе дяденька! – беззлобно проворчал охранник. – Ладно, племянница, заходи! Что делать – убираться все равно надо, после посетителей мусора полно…

Деревенская деваха напоследок состроила ему глазки и вошла в музей, виляя бедрами.

– Только смотри, до десяти часов заканчивай! – крикнул ей вслед озабоченный охранник. – А то в десять собаки придут, так как бы чего не вышло!

– Управлюсь я, дяденька! – пообещала ему уборщица. – До десяти непременно управлюсь, что тут делать-то! А ежели даже собаки придут – так что я, собак не видала? У нашего пастуха дяди Паши такая собака – просто страх! Ее даже председатель нашего колхоза Никодим Прохорович и тот опасается!

Уединившись во внутренних помещениях музея, новоиспеченная уборщица повела себя очень странно. То есть сначала она принялась довольно небрежно подметать пол, но как только отходила к краю комнаты, где ее не могла видеть видеокамера, она откладывала швабру и принималась осматривать окна.

Все окна в этом помещении были снабжены датчиками, которые срабатывают при попытке разбить или открыть окно. Установив этот неприятный факт, «уборщица» переместилась в коридор, а затем – в туалет. И только здесь ей удалось обнаружить окно, на котором не было датчика.

Убедившись в этом, старательная девушка встала на цыпочки, откинула шпингалет и открыла окошко.

Окно было маленькое и располагалось высоко.

– Ничего, – пробормотала уборщица вполголоса. – Пускай Ленечка потрудится! Не зря же он цирковое училище закончил…

Она высунула в окно руку с белым носовым платком и помахала им, как парламентер перед переговорами о капитуляции.

Решив вопрос с окном, мнимая уборщица вернулась в музейный зал. Здесь она наскоро завершила уборку и направилась к выходу. Однако перед выходом задержалась и, незаметно наклонившись, высыпала в углу аппетитные хрустящие подушечки.

Проходя мимо охранника, «уборщица» кокетливо улыбнулась ему, поправила кофточку и проговорила нараспев:

– Ну, до свиданьица, дяденька! Может, еще увидимся…

– Тете привет! – напутствовал ее охранник.

Леонид Марков, широко известный в узких кругах под прозвищем Леня Маркиз, сидел в своей машине, припаркованной в переулке позади частного музея, и ждал.

Ожидание – это необходимый и важнейший момент в любой серьезной операции, и умение ждать зачастую важнее умения незаметно проникнуть в чужую квартиру или в банк, важнее умения вскрыть сейф или втереться в доверие к незнакомому человеку, чтобы ненавязчиво освободить его от лишних денежных знаков.

Леня внимательно наблюдал за зданием музея и наконец увидел, как в бельэтаже открылось небольшое окошко и из него высунулась женская рука с белым платочком.

– Молодец, Лолка! – вполголоса проговорил Леня, взглянул на часы и выбрался из машины.

С задней стороны к зданию музея примыкал небольшой сквер, огороженный высокой кованой решеткой. Леня ловко вскарабкался на нее и спрыгнул по другую сторону. Подойдя к открытому окну, он огляделся по сторонам.

Переулок за оградой был пуст и безлюден, как земля в первый день творения.

Леня откинул за спину кожаную сумку с инструментами, уцепился пальцами за кирпичную кладку и в два счета вскарабкался по стене к открытому окну.

В пору своей работы в цирке Леня освоил целый ряд цирковых специальностей. Он выступал в качестве фокусника-престидижитатора (этим красивым словом называются те фокусники, которым требуется ловкость рук, те, кто показывает карточные фокусы или достает из шляпы кроликов, голубей, букеты и другие предметы повышенного спроса), в качестве воздушного гимнаста, акробата и даже дрессировщика мелких неопасных хищников (собачек и котов). Так что взобраться по кирпичной стене для него не представляло никакого труда.

Правда, пролезть в окно оказалось труднее. Окно это явно не было рассчитано на взрослого человека, даже такого подтянутого и спортивного, как Маркиз. Пыхтя и отдуваясь, Леня все же протиснулся в маленькое окошко, дав себе слово с завтрашнего дня ограничить в рационе мучное и сладкое, сократить потребление пива и прибавить несколько упражнений в ежедневной утренней зарядке.

Так или иначе, он пролез в окно и спрыгнул на кафельный пол в музейном туалете.

Здесь он отдышался, привел в порядок свою одежду и взглянул на часы.

До начала основной части операции оставалось полторы минуты. Точнее, одна минута двадцать пять секунд.

В это время в коридоре послышались приближающиеся шаги.

Леня быстро огляделся, торопливо захлопнул окно и юркнул в одну из трех туалетных кабинок. Закрыв дверь кабинки на задвижку, он отступил от нее и замер.

Шаги приблизились.

В туалет вошел охранник, дернул закрытую дверь, пожал плечами и зашел в другую кабинку.

Донеслось журчание, дверца хлопнула, полилась вода из крана, и снова все затихло.

Леня снова взглянул на часы.

До начала операции осталось пять секунд… четыре… три… одна секунда…

Секундная стрелка подошла к цифре двенадцать, и ничего не произошло.

– Что же ты, Ухо… – пробормотал Леня вполголоса, и тут с улицы донесся резкий скрежет тормозов, оглушительный грохот и леденящий душу крик.

Ленина реакция на эти звуки была странной: он облегченно вздохнул, улыбнулся, надел маску кролика Банни и вышел в коридор.

В это мгновение перед входом в музей происходило нечто ужасное.

В нескольких метрах от входа дымилась врезавшаяся в фонарный столб машина с покореженным капотом, на тротуаре рядом с ней корчился тяжело раненный человек. Он еще подавал признаки жизни и даже пытался отползти подальше от машины, но лицо и одежда были залиты кровью, и на тротуаре вокруг него расплывалось огромное темно-красное пятно.

Дежурные охранники музея переполошились.

Один из них, тот, который сидел внутри возле входа, распахнул дверь музея и подбежал к раненому. Увидев его окровавленное лицо, услышав сдавленный стон, он наклонился над пострадавшим.

– Помоги… от машины… – едва слышно проговорил тот, – сейчас рванет…

Охранник охнул, схватил раненого за одежду и оттащил к самому крыльцу музея. Он успел как раз вовремя: бензобак машины взорвался, и она заполыхала, как факел на Ростральной колонне. Раненый затрясся, у него начались судороги, изо рта потекла кровавая пена.

Перепуганный охранник вытащил переговорное устройство и крикнул в него:

– Толик, ты только глянь, что здесь творится!

Второй охранник, который сидел внутри перед мониторами, подключенными к камерам наблюдения, услышав этот призыв, переключил монитор на камеру перед входом, охнул и схватил телефонную трубку, чтобы вызвать пожарных и «скорую помощь».

Естественно, он не увидел, как в это самое время неизвестный человек в маске кролика, согнувшись в три погибели, проскользнул в музейный зал, подобрался к одной из витрин и быстро вскрыл ее. Достав из витрины монету с изображением последнего китайского императора, незнакомец положил на ее место какой-то маленький круглый предмет, закрыл витрину и, все так же согнувшись, выскользнул в коридор.

Тем временем события перед входом в музей развивались своим чередом.

Как ни странно, первой подъехала машина «скорой помощи». Из нее выскочили два крепких санитара с носилками.

– Где пострадавший?! – крикнул один из них.

– Что, не видишь? – огрызнулся охранник, указывая на окровавленное тело жертвы аварии.

Санитары переложили пострадавшего на носилки, вкатили носилки в машину и умчались, на полную мощность включив сирену, к радости жителей окружающих домов.

Правда, отъехав от музея на безопасное расстояние, водитель «скорой» выключил сирену и оглянулся:

– Ну что, хорош?

– Спасибо, ребята! – ответил «пострадавший». Он сел на носилках, снял окровавленную куртку и засунул ее в полиэтиленовый пакет.

– На, лицо оботри, а то люди от тебя будут шарахаться! – Санитар протянул ему ватный тампон, смоченный спиртом. «Пострадавший» стер с лица запекшуюся кровь и приобрел вполне приличный вид.

– Спасибо! – повторил он и протянул санитару конверт с деньгами. – Вы мне очень помогли!

– Всегда к твоим услугам! – отозвался санитар. – Звони, если еще что-то понадобится. Куда тебя подвезти?

– Да ладно, дальше я сам! – Он выпрыгнул из остановившейся машины и зашагал по улице в сторону Обводного канала, где находилась его автомобильная мастерская.

«Жертва аварии» был известен под странной кличкой Ухо. Это был давний приятель Лени Маркиза, большой специалист по машинам, мотоциклам, скутерам, катерам и снегоходам, а также квадроциклам, самолетам и вертолетам, в общем, по любым средствам передвижения, снабженным мотором. Ухо мог в течение суток раздобыть любое транспортное средство, от инвалидной коляски до бронетранспортера, от трактора «Кировец» до болида «Формулы-1». При этом он не останавливался перед небольшими правонарушениями. Также в течение нескольких часов он мог починить любую машину и превратить старую, никуда не годную четырехколесную рухлядь в приличное средство передвижения.

Леня Маркиз привлекал его к своим операциям, если ему по ходу дела требовалась какая-нибудь особенная машина или квалифицированный водитель. Вот и сегодня он договорился с Ухом, чтобы тот разыграл аварию перед входом в музей. И Ухо справился со своей задачей, как всегда, блестяще.

В то время, когда Ухо возвращался домой, к музею подъехали пожарные. Они размотали брезентовый рукав, и в горящую машину ударила мощная струя пенной смеси. Огонь быстро захлебнулся, и от машины повалил густой черный дым.

Как известно, на три вещи можно смотреть бесконечно: на огонь, на воду и на то, как другие работают. Поскольку тушение пожара включает все эти три увлекательных компонента, наблюдение за ним издавна было любимым развлечением на Руси. Охранник стоял на крыльце, не сводя глаз с дружно работающих пожарных, и только когда они закончили работать, он вспомнил о своих служебных обязанностях и неохотно вернулся в здание музея.

За это время Леня Маркиз уже успел вернуться на исходную позицию, а именно – в музейный туалет. Подтянувшись, он пролез в окно и спрыгнул в садик.

И тут рядом с ним раздался негромкий лай.

Леня оглянулся.

С двух сторон от него стояли две огромные косматые собаки самого угрожающего вида. Это были кавказские овчарки, очень похожие друг на друга, с густой рыжевато-серой шерстью, только у одной левое ухо было черным, а у другой – правое.

– Хорошие собачки, хорошие! – проговорил Леня, медленно отступая к решетке сквера.

Однако одна из собак непостижимым образом уже оказалась между ним и оградой.

Эти собаки появились в сквере за то время, пока Леня добывал китайскую монету. Их привез на место службы хозяин, майор артиллерии в отставке Прохор Кузьмич Ноздреватый.

Прохор Кузьмич жил за городом, в Парголове, в старом деревенском доме с пристройкой. В этой пристройке он держал двух своих собак, кавказских овчарок Фору и Лору. Овчарки были для него не забавой, не хобби, а главным средством существования, поскольку отставной майор каждую ночь возил их на дежурство в музей, за что получал от владельца музея хорошую зарплату.

И надо сказать, что Фора и Лора эти деньги сполна отрабатывали: один их грозный вид мог отпугнуть любого злоумышленника.

Прохор Кузьмич спустил собак с поводка и напутствовал, как всегда, строго и решительно:

– Охранять! Никого посторонних не пускать!

Перед службой он собак не кормил, чтобы они были в тонусе.

Поэтому, когда Фора почувствовала возле входа в музей чрезвычайно аппетитный запах, она не удержалась и захрустела подушечками, которые высыпала там мнимая уборщица. Лора, заметив это, немедленно присоединилась к трапезе, и через минуту от собачьего корма осталось одно воспоминание.

Еще через минуту с грозными овчарками начало твориться что-то странное.

Они вспомнили те далекие времена, когда были еще смешными неуклюжими щенками, веселыми и игривыми. Им захотелось кататься по земле, гоняться за бабочками и лягушками.

Бабочек и лягушек в городе не было, но зато когда Фора и Лора выбежали в музейный сквер, они увидели там какого-то незнакомого человека в кроличьей маске.

Еще вчера, да что там – какой-нибудь час назад они набросились бы на этого незнакомца с грозным рычанием, напугав его до полусмерти. А если бы это не подействовало – они повалили бы его на землю и держали до прихода хозяина.

Но сейчас… сейчас у собак было совсем другое настроение! Им хотелось играть и резвиться!

Фора, которая оказалась между Маркизом и садовой оградой, подпрыгнула сразу на всех четырех лапах, несколько раз мотнула хвостом и склонила голову набок, приглашая Леню поиграть в какие-нибудь интересные подвижные игры. Лора, которая оставалась у Лени за спиной, жизнерадостно тявкнула, давая понять, что она тоже хочет участвовать в развлечении.

– Хорошие собачки, хорошие! – повторил Леня. Он поднял с земли сухую ветку и бросил ее подальше. Фора радостно взвизгнула и помчалась за веткой.

Леня двинулся к решетке, но на его пути уже оказалась Лора. Она разинула пасть, вывесила язык и всем своим видом показывала, что тоже хочет поиграть.

– Ну хорошо, сейчас! – Леня наклонился, нашел еще одну ветку и бросил ее в другую сторону. Лора весело завизжала и огромными прыжками понеслась за палкой.

Леня облегченно перевел дыхание, шагнул к ограде… но между ним и решеткой снова оказалась Фора! Она уже вернулась с палкой в зубах и протягивала ее Маркизу, чтобы он снова бросил ее.

– Ну сколько можно! – раздраженно проговорил Леня.

Фора недовольно зарычала. Этим рычанием она хотела сказать незнакомцу, что, если он хочет сохранить с ней хорошие отношения, нужно играть по правилам.

– Ладно! – процедил Леня и снова бросил палку как можно дальше. Он хотел было добежать до ограды – но на пути у него уже сидела Лора с палкой в зубах.

– Ленечка, а что ты тут делаешь? – раздался из-за решетки до боли знакомый голос. – Ты играешь с собаками? По-моему, не самое подходящее время!

Маркиз поднял взгляд и увидел на улице по другую сторону решетки Лолу. Его боевая подруга успела уже переодеться и выглядела теперь не уроженкой деревни Запечье, а обыкновенной городской девушкой, причем весьма привлекательной.

– Играю? – недовольно проговорил Маркиз. – Тебе бы так поиграть, посмотрел бы я на тебя! Признавайся, что ты им подсунула! Какой-нибудь легкий наркотик?

– Как ты мог такое подумать! – возмущенно воскликнула Лола. – Ты прекрасно знаешь, что я принципиально против наркотиков! Особенно для животных! Я попросила у знакомого ветеринара какое-нибудь средство, чтобы собаки на время стали добрее… ну, лекарство от злобности, он мне и дал этот порошок. Сказал, что они на целый час станут ласковые и игривые, как щенки…

– Вот-вот, очень игривые! – хмыкнул Леня. – Даже слишком!

Тут до него дошли остальные Лолины слова, и он испуганно переспросил:

– На час? Ты сказала – на час? А потом?

– А потом… – Лола виновато опустила глаза. – Потом к ним вернется их обычная злобность…

– Сколько же времени у меня осталось? – озабоченно проговорил Маркиз, взглянув на часы.

– Ну, это зависит от того, когда они съели порошок…

– Во всяком случае, никак не больше получаса! Что же делать, что делать?

– Ну… – Лола подняла глаза на своего испуганного компаньона. – Во-первых, не впадать в панику.

– Хорошо тебе говорить, когда ты за решеткой! – возмутился Леня. – А я тут, наедине с двумя свирепыми собаками!

– Ну, пока они не такие уж свирепые, – поспешила успокоить его Лола. – И потом… скажи, Ленечка, тебе удалось заполучить то, ради чего мы сюда пришли?

– Разумеется! – Леня гордо продемонстрировал Лоле монету. – Все, что зависит от меня, я всегда делаю блестяще!

– Ну-ну… – фыркнула Лола. – Так, может, ты перебросишь монету мне? Так, на всякий случай… мало ли, как дело обернется… а так мы хотя бы сделаем то, что нам поручил заказчик…

– Как дело обернется? – нервно переспросил Маркиз. – Что ты этим хочешь сказать?

– Да нет, ничего особенного… – заюлила Лола. – Просто там у вас такая возня, как бы ты не потерял монету…

– Наверное, ты права! – вздохнул Леня. – Сейчас я ее тебе брошу… только смотри, не упусти!

Сначала он швырнул в дальний конец сквера палку, которую все еще подсовывала ему терпеливая Лора, а затем бросил за решетку китайскую монету…

То есть он только хотел бросить ее за решетку.

Как только монета вылетела из Лениной руки, из темноты выскочила Фора и в ловком прыжке взлетела в воздух. Ее пасть щелкнула, и монета исчезла из виду.

– Ну давай, Ленечка, бросай свою монету! – донесся из-за ограды приглушенный голос Лолы.

– Уже, – процедил Маркиз напряженным голосом.

– Что значит – уже? – переспросила Лола. – Я ничего не видела…

– Конечно, не видела! Эта… эта мерзкая тварь ее проглотила!

– Что проглотила? Монету?! – воскликнула Лола.

– Да, монету! – рявкнул Маркиз. – Это все твоя дурацкая идея! Брось да брось монету… вот и бросил!

– Ну да, как обычно, у сильного всегда бессильный виноват! – Лола всхлипнула. – Самому надо было думать!

– Да уж, больше я никогда не буду прислушиваться к твоим дурацким советам! – пробормотал Маркиз вполголоса.

– Что ты там бухтишь? – возмутилась Лола.

– Ладно, извини, это я так… Но вот что делать сейчас?

– Ленечка, посмотри, они вернулись! – вполголоса проговорила Лола, прижавшись к ограде и уставившись в темный сквер расширившимися от испуга глазами.

Впрочем, она могла ничего не говорить: Леня и сам все видел. Обе собаки вернулись и теперь сидели с двух сторон от него, причем видно было, что на смену игривому и дружелюбному настроению неотвратимо приходит обычная для кавказских овчарок злобная недоверчивость ко всем людям, кроме хозяина.

Лора и Фора пока еще удивленно смотрели на Маркиза, пытаясь понять, что они делают в этом сквере с незнакомым человеком, но они уже начали негромко рычать.

– Сколько времени, ты говоришь, действует этот порошок? – осведомился Маркиз, стараясь не делать резких движений.

– Ветеринар сказал – час… – неуверенно ответила Лола. – Или немного больше…

– Он тебя обманул!

– Что же делать?

Цирковое прошлое Маркиза оставило ему в наследство целый ряд полезных навыков. Однако самым полезным было умение в момент опасности не рассуждать, а действовать.

Леня наклонился, поднял с земли две ветки подходящего размера и одновременно бросил их в разные концы сквера.

Собаки еще не окончательно избавились от навеянного чудесным порошком игривого настроения и стремглав понеслись за палками – Лора налево, Фора направо. В ту же секунду Маркиз преодолел несколько метров, отделявших его от садовой ограды, с обезьяньей ловкостью вскарабкался на нее и спрыгнул на тротуар.

– Здорово! – восхитилась его боевая подруга. – Вот это прыжок! Если у нас не будет заказов, ты сможешь вернуться в цирк. Тебя примут там с распростертыми объятиями!

– Типун тебе на язык! – отмахнулся Маркиз. – Кстати, если мы не справимся с сегодняшним заданием, слух об этом очень быстро распространится по всей Руси великой, и мы с тобой действительно останемся без заказов…

Он повернулся к ограде.

Собаки уже вернулись на прежнее место, обнаружили, что он сбежал, и теперь с разочарованным видом бегали вдоль решетки, грозно рыча и скаля огромные клыки. Судя по их свирепому виду, действие порошка уже совершенно закончилось.

– Лола, – проговорил Маркиз неуверенно, – ты не запомнила, которая собака проглотила монету?

– Ну, по-моему, вон та, с черным ухом… – ответила Лола не очень уверенно.

– У них у обеих черное ухо!

– Ну, Ленечка, чего ты от меня хочешь? Ты же был ближе, тебе было лучше видно!

– Ага, я был совсем близко к двум свирепым овчаркам и очень нервничал, так что мне было не до того, чтобы разглядывать их уши! Представь, если бы ты была на моем месте!

– Ну, ты же все-таки мужчина! Так мне по крайней мере всегда казалось.

– Что за сексизм? – возмущенно фыркнул Маркиз. – Кажется, ты все время выступала за равноправие в наших отношениях!

– По-моему, это была вон та… ну, у которой левое ухо черное!

– Ты уверена?

– Постой, я сейчас встану на прежнее место, это обычно помогает вспомнить… – Лола подошла вплотную к садовой решетке, и обе собаки тотчас с грозным лаем устремились к ней. Лола резко побледнела и отшатнулась.

– Ну что? – осведомился Маркиз, стоявший на безопасном расстоянии от ограды. – Которая?

– Точно та, с левым ухом! – заверила его Лола. – А почему ты этим интересуешься? Какая разница, которая из них проглотила эту чертову монету?

– Очень большая. С одной собакой справиться все же легче, чем с двумя…

– Что?! – Лола еще больше побледнела и недоверчиво взглянула на своего компаньона. – Не хочешь ли ты сказать…

– А что еще нам остается? Мы же должны довести дело до конца! Мы не можем отступить!

– Ленечка! – Губы Лолы затряслись, в уголках глаз выступили слезы. – Ты же знаешь, как я боюсь собак!

– Что?! Ты же обожаешь Пу И!

– Пу И – это не собака, – привычно возразила Лола. – Пу И – это неземное создание, это ангел, случайно залетевший на нашу грешную землю!

Точно так же она отвечала швейцарам и метрдотелям ресторанов, которые пытались не пустить ее с песиком в свое заведение. Надо сказать, в большинстве случаев такой аргумент срабатывал, особенно если Лола подкрепляла его крупной купюрой.

– В общем, это не обсуждается! – отрезал Маркиз.

Он прекрасно знал, что его боевая подруга умеет плакать на заказ, и не придавал ее слезам значения.

– Это не обсуждается! – повторил он. – Продолжаем работать! Как у тебя, с тем ветеринаром хорошие отношения?

– Ну как тебе сказать? – Лола состроила загадочное выражение лица. – В общем, неплохие…

– Откуда ты вообще его знаешь?

– Ну-у… мы знакомы давно, еще когда он не был ветеринаром… – В Лолином голосе появились воркующие нотки, и Леня тотчас уверился, что ветеринар – бывший Лолкин хахаль.

Душу неприятно кольнуло, как будто кто-то противный и мерзкий царапнул когтями. Казалось бы, он сам установил правила совместной жизни – не смешивать удовольствие и работу, они – только партнеры. Лолка тогда сказала, что не больно-то и хотелось, он как мужчина ее совершенно не привлекает. Но как ни тщательно Леня старался скрывать от нее свои многочисленные интрижки, почти все тайное становилось рано или поздно явным, и тогда Лолка устраивала ему скандалы, как самая настоящая жена, долго дулась и даже настраивала против него животных, причем никогда в этом не признавалась.

– Ты же сам сказал, чтобы я нашла постороннего ветеринара и не обращалась к Арнольду Гаврилычу, потому что он обязательно начал бы задавать вопросы, – нервно заговорила Лола.

Арнольд Гаврилыч был очень строгим ветеринаром, он очень ответственно относился к своим профессиональным обязанностям, у него с Лолой были большие трения из-за питания Пу И. Лола вопреки грозным советам ветеринара продолжала водить песика в кафе и кормить там ореховыми трубочками.

– Ладно, тогда немедленно поезжай к своему ветеринару и привези вот что… – Маркиз скосил глаза на беснующихся за решеткой собак и зашептал, как будто овчарки могли его подслушать. Затем добавил, повысив голос: – И пусть ждет нас со всеми необходимыми инструментами.

– Но сейчас же поздно… – заныла Лола. – Его рабочий день уже закончился!

– У нас каждая минута на счету! Кроме того, ты же только что сказала, что у вас прекрасные отношения, – напомнил ей Маркиз. – Так что отвечай за базар!

– Фу, какой ты грубый! – возмутилась Лола, но перестала спорить и отправилась к знакомому ветеринару.

Леня остался в своей машине, откуда следил за собаками, которые безостановочно бегали вдоль ограды, неприязненно поглядывая в его сторону.

Так прошел приблизительно час, и наконец возле машины появилась Лола с небольшим свертком в руках.

– Тебя только за смертью посылать! – проворчал Маркиз недовольно. – Ты же знаешь, что у нас каждая минута на счету!

– Хам и грубиян! – возмутилась Лола. – Я и так спешила как могла! Потом, ты же понимаешь, что мне пришлось выйти из такси в нескольких кварталах отсюда и идти одной по ночным улицам. И вот, вместо сочувствия и благодарности…

– Ну ладно, – смягчился Маркиз. – Некогда препираться! Что ты тут принесла?

Лола развернула пакет. В нем оказалось несколько небольших дротиков, вроде тех, какие используют при игре в дартс.

– Васик использует эти дротики, если нужно усыпить крупное животное или опасного хищника, – пояснила Лола, и снова Леню царапнуло это «Васик».

– Доза снотворного в каждом дротике рассчитана на льва, так что на овчарку должно вполне хватить, – заявила Лола. – По крайней мере так мне сказал Васик.

– Будем надеяться! – Маркиз опасливо покосился на собак, которые снова начали проявлять беспокойство.

Вооружившись дротиками, он подошел к ограде сквера.

Овчарки зарычали и устремились ему навстречу.

– Ленечка, – подала голос Лола, – Васик сказал, что лучше, если дротик попадет в заднюю лаПу Или в попу…

– Васик? – против воли ревниво осведомился Маркиз. – Кто это такой?

– Как – кто? Ветеринар!

– Ах, так он уже Васик!

– Ну, ты же сам меня к нему послал! – возмутилась Лола. – Не поймешь тебя…

– Ладно, – отмахнулся Леня, – меня это совершенно не касается. В конце концов, это твое личное дело. – Тут он немного покривил душой. – Но как прикажешь попасть в попу, если они стоят ко мне мордой, да еще при этом скалятся?

– Очень просто! – Лола достала пакетик с остатками собачьего корма и бросила горсточку через решетку.

Собаки развернулись, подскочили к подушечкам и аппетитно захрустели.

– Приготовьтесь, девочки, вечерние уколы! – проговорил Леня и быстро бросил два дротика. Один попал в левую заднюю лапу Форы, но другой задел за ветку сирени и упал на землю. Лора обернулась и грозно оскалила клыки.

– Ну вот, промазал! – разочарованно протянула Лола. – Сколько там осталось дротиков?

– Еще два. Ну-ка, повторим!

Лола бросила через ограду остатки корма и прошептала:

– Ну, Ленечка, не промахнись, больше у меня нету!

На этот раз Маркиз тщательно прицелился и попал в правую заднюю лапу Лоры.

Собаки доели подушечки и вернулись к ограде. Но в их глазах не было прежнего блеска, рычание не казалось таким грозным, а движения стали неуверенными. Леня взглянул на часы.

Прошло чуть больше минуты, и Фора повалилась на бок и ровно задышала. Лора удивленно рыкнула, но тут же плюхнулась на траву рядом с подругой.

– Вуаля! – радостно проговорила Лола, повернувшись к Маркизу. – Все как он сказал…

Леня смотрел на нее с каким-то странным выражением, как будто не узнавая свою боевую подругу.

– Что такое? – Лола на всякий случай попятилась. – Ленечка, что случилось? Почему ты на меня так смотришь? У меня с Васиком ничего такого не было, мы просто приятели…

Это была явная ложь, но Маркиз не отреагировал.

– Значит, у тебя был еще корм с тем чудодейственным порошком? – процедил Маркиз холодно.

– Ну, еще немножко оставалось…

– Что же ты не сказала об этом, когда я был там, за оградой? Когда действие первой порции порошка закончилось и овчарки собрались меня сожрать?

– Ну, Ленечка, я забыла… – пролепетала Лола виновато. – У меня это просто вылетело из головы…

– Они могли меня разорвать на куски! – воскликнул Маркиз возмущенно. – А ты просто забыла!

– Ну прости меня! – взмолилась Лола. – И кстати, нам нужно действовать скорее, а то собаки проснутся…

– Да, действительно! – спохватился Маркиз. – Так которая, ты говоришь, проглотила монету?

Лола опасливо подошла к решетке и показала на одну из собак:

– Вот эта, с левым ухом.

Леня сходил к машине и вернулся с мотком веревки. Перебравшись через ограду, он подошел к спящим собакам и обвязал веревкой ту, на которую показала ему Лола.

– Ленечка, что ты собираешься делать? – поинтересовалась его боевая подруга.

– Как – что? – пропыхтел Маркиз, завязывая очередной узел. – Перетащить ее через забор…

– Но она же очень тяжелая!

– Что делать? В жизни всегда есть место подвигу! Тем более другого способа вытащить ее отсюда я все равно не вижу. Не рыть же подкоп под оградой!

– А может, проще вынести ее через калитку?

– Что?! – Леня удивленно уставился на свою спутницу. – А здесь что – есть калитка?

– Да вон, в том конце сада! – Лола показала на кованую калитку в дальнем углу.

– И что же ты молчала? – возмутился Маркиз.

– Я ведь только женщина, – язвительно ответила Лола, – я должна помнить свое место и молчать, пока меня не спросят!

Маркиз в ответ только громко фыркнул – слов от возмущения у него не было.

Калитка, конечно, была заперта, но никакой замок не представлял для Маркиза серьезного препятствия. Леня в два счета открыл его, подтащил спящую собаку к калитке. Лола тем временем подогнала туда же Ленину машину, и совместными усилиями они втащили безмятежно спящую собаку в багажник.

Через полчаса они подъехали к небольшому одноэтажному особнячку в тихом зеленом районе. Возле входа в особняк висела табличка «Ветеринарная клиника “Доктор Дулитл”». Под этой вывеской нервно прохаживался молодой человек лет тридцати с круглым лицом и задиристо торчащими кошачьими усами.

Он бросился навстречу машине и взволнованно воскликнул:

– Ну где она? Где пострадавшая?

– Я должна кое о чем тебя предупредить, – зашептала Лола. – Я сказала Васику, что это наша собака, что она проглотила какой-то металлический жетон и мы беспокоимся за ее здоровье, поэтому пришлось поднять его ночью…

– Разумно! – одобрил ее Маркиз.

Они выбрались из машины и открыли багажник.

Ветеринар всплеснул руками:

– Вы везли ее в багажнике?

– Ну да, – подтвердил Леня, тем более что спорить с очевидным не приходилось. – А что?

– Но ей же там неудобно, тесно и душно! – возмущался ветеринар. – Как можно так бесчеловечно обращаться с животным?

Леня пожал плечами.

Ветеринар разложил носилки, и они вдвоем занесли собаку в клинику.

Лола бежала рядом, охая, вздыхая, размахивая руками – словом, изображая взволнованную публику.

– Как вы думаете, доктор, – спросил Маркиз, когда они переложили овчарку на стол, – этот… жетон, который она проглотила, он еще в организме? Он не мог выйти… гм… естественным путем?

– А как давно она его проглотила?

– Примерно полтора часа назад, – сообщил Леня, озабоченно взглянув на часы.

– Однозначно не успел! – уверенно ответил ветеринар. – Жетон должен был пройти весь пищеварительный тракт, то есть пищевод, желудок, кишечник…

– Прошу вас, без подробностей! – поморщился Маркиз.

– Хорошо, – охотно согласился ветеринар. – Но вот сейчас мы дадим ей слабительное, и все будет в порядке. Вы только не волнуйтесь, у вашей собачки крепкий и выносливый организм. Вы не представляете, что они иной раз глотают без ущерба для здоровья! Одна собака, мастино наполитано, проглотила мобильный телефон своего хозяина, генерал-майора милиции, а ему очень часто звонили… так что из живота мастино каждые пять минут раздавалась известная мелодия «наша служба и опасна, и трудна»… А еще одна собака проглотила включенную электробритву марки «Сименс»… ну, это не страшно, дали слабительное и потом промыли результат горячей водой…

– Попрошу без подробностей! – повторил Маркиз. – Я не очень давно ужинал!..

– Хорошо. – Ветеринар взглянул на часы. – Как давно вы ввели ей снотворное?

– Минут сорок назад.

– Ну, пора просыпаться! Лора, Лорочка, подъем! – И он похлопал спящую овчарку по морде.

– Лора? – удивленно проговорил Маркиз. – Откуда вы знаете, как ее зовут?

– Это же элементарно! – Ветеринар показал на ошейник, где было вышито имя собаки.

– Да, действительно! – Леня наморщил лоб. – А… когда она проснется… это не опасно? Ведь она очень большая и злобная! И только что перенесла стресс…

– Ну что вы! Ведь вы ее хозяин, а я прекрасно умею обращаться с собаками…

Как раз в этот момент Лора пошевелилась и подняла голову. Видно было, что силы к ней еще не вернулись, однако, увидев Маркиза, она зарычала.

– Странно… – проговорил ветеринар. – Обычно они не так реагируют на хозяина…

– Ну я же говорю – она сегодня очень понервничала! Может быть, дать ей какое-нибудь сильнодействующее успокоительное? Как-то снизить ее агрессию?

– М-да… – неуверенно протянул ветеринар. – Сочетание успокоительного со слабительным может дать неожиданный эффект!

Лора тем временем начала приподниматься. При этом она не сводила с Лени горящих глаз, и из груди у нее доносились угрожающие звуки, отдаленно напоминающие рев самолетного двигателя за несколько минут до взлета.

– Да, пожалуй, придется ее немного успокоить! – Ветеринар достал из шкафчика два бумажных пакетика с какими-то порошками, смешал их с собачьим кормом и положил на блюдечко перед Лорой. Та в мгновение ока проглотила корм с лекарством, и на ее морде появилось задумчивое выражение. Рычать она перестала, но беспокойно закрутила головой.

– Видите, как быстро подействовало! – оживился ветеринар, надевая тонкие резиновые перчатки.

Он помог Лоре слезть со стола и провел ее за занавеску. Оттуда донеслись недвусмысленные звуки, и затем наступила тишина, время от времени нарушаемая короткими возгласами врача:

– Не то… гм… и это не то…

– Вот давно хотел спросить, – проговорил Леня задумчиво, прислушиваясь к доносящимся из-за занавески звукам. – Наверное, не каждый человек способен работать ветеринаром? Должно быть, для этого требуется особое призвание… Я бы, к примеру, не смог заниматься тем, что вы сейчас делаете…

– В каждой профессии есть свои сложности… – пробормотал ветеринар. – В вашей наверняка тоже…

– Это точно! – вздохнул Маркиз.

Через несколько минут ветеринар вышел из-за занавески и сказал, разведя руками:

– Я не нашел никакого жетона. Может быть, вы ошиблись и он просто куда-то завалился?

– Нет, – уверенно возразил Леня, – я своими глазами видел, как она его проглотила!

– Странно… очень странно… хотя, конечно, пищеварительный тракт собаки довольно сложный и протяженный, и жетон мог застрять где-то на полпути… тогда придется сделать ей рентген, без него ничего нельзя сказать уверенно.

Лора со смущенным видом вышла из-за занавески, цокая когтями по кафельному полу.

– Ну, дама, пройдем на следующую процедуру! – Ветеринар уверенно втащил овчарку на другой стол, над которым нависало сложное устройство на длинной поворотной штанге, связкой проводов соединенное с компьютером.

Собака вела себя на удивление послушно.

Врач включил прибор и направил его на живот овчарки. Затем он склонился над экраном компьютерного монитора. Передвинув прибор, повторил все еще раз.

– Нет, как хотите, я ничего не вижу! – проговорил он через несколько минут. – Можете тоже посмотреть!

Леня склонился над плечом ветеринара и взглянул на голубоватый мерцающий экран.

Он никогда не видел рентгеновского изображения собачьих внутренностей, но, во всяком случае, ничто из того, что было на экране, нисколько не напоминало монету государства Маньчжоу-Го. И вообще никакую монету.

– Да, действительно! – протянул Леня разочарованно. – Не видно ничего похожего…

И тут он вспомнил, что уже давно не слышал голоса своей боевой подруги. Что было для Лолы совершенно нехарактерно – обычно она болтает, не закрывая рта.

Маркиз выпрямился и оглянулся.

Лола стояла, привалившись к двери, и вид у нее был виноватый и очень смущенный.

– В чем дело? – подозрительно осведомился Леня. – Ты мне что-то хочешь сказать?

– Ты понимаешь, Ленечка… – пробормотала его боевая подруга, пряча глаза. – Я сейчас вспомнила… представила себе ту картину… ну, когда ты бросил монету…

– И что?! – холодно процедил Маркиз, когда молчание чересчур затянулось.

– Понимаешь, Ленечка, я, кажется, немного ошиблась… кажется, это было не то ухо…

– Не то?!

– Ну да… не левое, а правое…

– Значит, по твоей милости мы привезли не ту собаку?

– Боюсь, что так…

– Ты понимаешь, что это полный крах? Пока мы тут крутились, та собака уже давно… ну, ты понимаешь! Избавилась от монеты естественным путем!

– И что же нам теперь делать?

Леня на минуту задумался и наконец проговорил:

– Поехали обратно к музею. Может быть, сумеем выманить вторую собаку, а нет – так хоть эту вернем. В конце концов, не можем же мы взять ее к себе домой!

– Действительно, Пу И будет очень недоволен! – проговорила Лола, пристально взглянув на овчарку.

Та, кстати, вела себя очень странно: меланхолично вздыхала, закатывала глаза, виляла хвостом и то и дело бросала на Маркиза томные, выразительные взгляды.

– Что это с ней? – спросил Леня ветеринара.

– Не знаю. – Тот пожал плечами. – Ей за сегодняшнюю ночь столько всяких лекарств надавали… и снотворное, и антидепрессант, и средство для снижения злобности. Черт его знает, как это сочетание могло повлиять на ее психику!..

Овчарка грустно вздохнула, прижалась к Лениной ноге и снова закатила глаза.

– Надо же, Ленечка. – Лола едва сдерживала смех. – Оказывается, твое мужское обаяние действует не только на секретарш, официанток и младший медицинский персонал, но даже на кавказских овчарок! Придется занести тебя в Книгу рекордов Гиннесса!

– Хватит болтать ерунду! – обиженно проговорил Маркиз. – Поехали! Времени нет! Каждая секунда дорога, может, мы еще успеем перехватить монету!

На этот раз овчарку посадили в салон машины, причем она мгновенно заняла переднее пассажирское сиденье, рядом с Леней, а когда Лола попыталась пересадить ее назад – угрожающе зарычала на нее и обнажила клыки.

– Леня, ты это видел? – возмутилась Лола. – Она мне угрожает! В конце концов, ты можешь поставить эту зубастую дрянь на место? Или теперь она будет твоим компаньоном и боевым соратником, а мое место на коврике у дверей?

– Девочки, не ссорьтесь! – примирительно проговорил Леня, садясь за руль. – Нам некогда выяснять отношения, нужно скорее возвращаться к музею!

Лола обиженно надулась и села на заднее сиденье.

Однако когда компаньоны подъехали к музею, они увидели, как красный от возмущения отставной майор Ноздреватый запустил вторую собаку в свою машину, закрыл за ней заднюю дверь и, прежде чем уехать, погрозил кулаком столпившемуся на пороге персоналу музея во главе с его владельцем:

– Вы мне еще ответите за мою Лорочку!

Минут за сорок до этого владелец музея господин Осетровский прибыл в свой музей, разбуженный звонком ночного дежурного. Дежурный встретил хозяина в дверях чрезвычайно смущенный.

– Тут у нас такое дело случилось… – начал он, пряча глаза. – Возле музея машина разбилась…

Дымящиеся обломки разбитой машины еще не были убраны с места аварии. Осетровский недовольно покосился на эти обломки и раздраженно осведомился:

– И какое отношение это имеет ко мне? Какого черта ты меня разбудил в такую рань?

– Но вы же велели вам звонить в случае ЧП… вот я и посчитал своим долгом…

– Да, но только в случае ЧП в моем музее, а не на всей прилегающей территории! В городе за ночь много чего происходит, да только ко мне это не относится!

– Тут, понимаете какое дело… – мялся дежурный. – Мы, само собой, вызвали пожарных и «скорую»…

– Ну, правильно сделали… – процедил Осетровский. – Да я-то при чем? И что ты мнешься? Что ты мямлишь? Что ты цедишь в час по чайной ложке? Ты профессиональный охранник или психотерапевт? Говори уж прямо, что еще у вас стряслось!

– Да вот, пока мы с этой чертовой аварией возились, кто-то пробрался в музей…

– Что значит – пробрался? – Хозяин задвигал желваками. – Вы, хомяки беспородные, ушли с поста? Пропустили вора в музей? Да я вас в порошок сотру! Больше того – вы мне возместите все потери!.. Вы мне все до копейки отработаете!..

– Он мимо нашего поста не проходил! – забормотал дежурный. – Христом-Богом клянусь, не проходил! Каким-то непонятным образом в зал пробрался!

Клятва дежурного стоила немного, поскольку он был уроженцем Дагестана и правоверным мусульманином, что было хорошо известно Осетровскому. Хозяин побагровел и затопал ногами, но дежурный показал ему на монитор:

– Вот, посмотрите, запись имеется… он зашел не с улицы, а изнутри, из служебного коридора…

Осетровский внимательно уставился на экран, увидел воровато согнувшуюся фигуру в маске мультяшного кролика и снова повернулся к охраннику:

– Что пропало?

– Да вроде бы ничего…

– В жизни не поверю, чтобы он устроил такой фейерверк, проник в музей и ничего не украл!

Осетровский влетел в музейный зал и оглядел его орлиным взором частного собственника. На первый взгляд все экспонаты действительно были на месте.

Хозяин обошел все витрины с монетами и наметанным глазом разглядел, что одна из них выглядит не так, как прежде.

Это была витрина с монетами недолговечного государства Маньчжоу-Го.

Склонившись над витриной, Осетровский увидел на месте одной из монет почетный значок «Победителю ежегодного смотра-конкурса художественной самодеятельности животноводческого колхоза „Красная свиноматка“».

Пропавшая монета не была особенно редкой, не представляла большой исторической или художественной ценности. Она была помещена в музее только из-за своего необычного дизайна. Однако неизвестный вор проник в музей, для чего ему пришлось отвлечь охрану и каким-то образом перехитрить электронную систему безопасности, и украл одну только эту монету.

В этом же зале находились очень ценные античные монеты – но он их не тронул. Это было непонятно, и это озадачило Осетровского. Неужели он чего-то не знает об украденной монете? Может быть, в ней есть какой-то не замеченный им дефект, который делает маньчжурскую монету необычайно ценной?

Когда господин Осетровский чего-то не понимал, он думал, что его облапошили. Когда он думал, что его облапошили, он приходил в неописуемую ярость. Затопав ногами, он повернулся, чтобы на ком-нибудь эту ярость сорвать…

И как раз в этот неподходящий момент в музее появился отставной майор Прохор Кузьмич Ноздреватый.

Прохор Кузьмич приехал к музею, чтобы забрать своих собак с дежурства. Однако он застал на боевом посту только одну из двух собак, а именно Фору. Лора отсутствовала, зато на месте был владелец музея Осетровский, и он рвал и метал.

– Где моя собака? – осведомился отставной майор, окинув присутствующих строгим командирским взглядом.

– Твоя собака? – переспросил Осетровский подозрительно тихим голосом. – Так это, выходит, я должен сторожить твоих собак? А я-то, дурак доверчивый, думал, что плачу немалые деньги за то, чтобы они, твои собаки, сторожили мой музей! Твои дурацкие собаки упустили вора, который украл у меня самую ценную монету! Ты теперь со мной не рассчитаешься! Еще он меня про свою сучку спрашивает! Небось сбежала она с каким-нибудь кобелем!

Но Прохор Кузьмич тоже был не лыком шит. Когда он служил в артиллерии, ему случалось перекрывать голосом мощную канонаду, а один раз он даже перекричал знаменитого на всю дивизию подполковника Поперечного. И вот теперь, вспомнив свое боевое прошлое, Ноздреватый рявкнул на Осетровского так, что зазвенела старинная люстра под потолком зала:

– Молчать! Стоять смирно! Не сметь при мне рта раскрывать! Не сметь порочить доброе имя моей собаки!

Осетровский, не ожидавший такого резкого отпора, на мгновение растерялся и утратил инициативу, чем немедленно воспользовался отставной майор.

Он шагнул вперед, чеканя шаг, как на параде, и тем же громовым голосом рявкнул:

– Мои собаки ни в чем не виноваты! Они никогда не пропустят на объект постороннего! У них блестящий послужной список без единого замечания! Со своими придурками разбирайся!

Майор обвел взглядом перепуганный персонал музея.

Фора, почувствовав боевое настроение хозяина, рвалась с поводка и грозно скалилась на Осетровского.

Тот все же взял себя в руки и неприязненно процедил, опасливо косясь на овчарку:

– Ты уволен! Вместе со своими собаками! И на выходное пособие можешь не рассчитывать!

– Да я и сам здесь ни дня не останусь! – ответил Ноздреватый. – Пойдем отсюда, Форочка!

Они вышли на крыльцо и подошли к машине майора.

В последний момент Прохор Кузьмич оглянулся и выкрикнул своим мощным голосом:

– Вы мне еще ответите за Лорочку!

По дороге к дому, однако, отставной майор несколько остыл и понял, что потеря места в музее пробьет непоправимую брешь в его бюджете. Тем более что вредный Осетровский, у которого этой ночью пропала какая-то ценная монета, может распустить по городу слух, что собаки майора Ноздреватого плохо охраняют вверенное имущество. А ему нужно зарабатывать много денег, чтобы прокормить двух больших прожорливых собак…

Тут Прохор Кузьмич вспомнил, что на данный момент у него осталась только одна собака, поскольку Лора пропала в неизвестном направлении, и еще больше расстроился.

Тем временем он уже подъехал к своему дому.

Заглушив мотор, он выпустил Фору из машины и хотел отвести ее в загон, но собака занервничала, заскулила и заглянула в глаза хозяину, давая понять, что ей срочно понадобилась прогулка.

Дело в том, что Прохор Кузьмич воспитывал своих собак в строгости, требовал от них неукоснительного соблюдения дисциплины. В частности, они не должны были осуществлять свои естественные физиологические потребности на месте службы. Дисциплинированная Фора дотерпела до дома, но теперь требовала свое.

– Ну что с тобой поделаешь, – проговорил отставной майор, пристегнул поводок и вывел собаку за ворота.

Не успели они пройти и двадцати шагов, как Фора уселась на тротуаре и осуществила свое законное право.

– Ты что же делаешь, хулиганка! – прикрикнул на нее хозяин. – Пять минут не могла потерпеть, пока дойдем до лесочка?

Фора взглянула на него виноватым и стыдливым взглядом, давая понять, что нет, не могла.

Беда была в том, что она устроилась прямо перед воротами соседа Прохора Кузьмича, отставного подполковника Поперечного. Того самого, который когда-то давно был известен на всю дивизию своим зычным голосом.

Если Поперечный увидит, какое безобразие учинила перед его дверью соседская собака, он устроит настоящий скандал, и будет в своем полном праве!

Но Прохор Кузьмич был готов к такому повороту событий. Отправляясь с собаками на прогулку, он всегда брал с собой несколько полиэтиленовых мешочков и совок, чтобы в случае чего навести порядок. И сейчас, вооружившись этим нехитрым инвентарем, он убрал последствия Фориного непотребства.

И тут, в процессе этого не слишком приятного занятия, Прохор Кузьмич заметил блеснувшую среди продуктов собачьей жизнедеятельности монету.

Он тут же вспомнил слова хозяина музея Осетровского, который в пылу полемики заявил, что у него из музея украли какую-то невероятно ценную монету.

Первым побуждением отставного майора было немедленно позвонить Осетровскому и сообщить ему о находке. Но затем Прохор Кузьмич вспомнил, как Осетровский орал на него, а главное – как оскорбительно он высказался о его любимых собаках…

И Прохор Кузьмич решил отомстить злобному богатею. Он решил, что не отдаст тому монету, а продаст ее, тем самым поправив свое пошатнувшееся благосостояние.

Осторожно очистив монету от продуктов собачьей физиологии, отставной майор запер Фору в загоне и снова поехал в город.

Леня проследил за машиной собаковода до самого его дома, остановился за кустами в некотором отдалении, открыл дверцу машины и повернулся к Лоре:

– Ну, вот твоя деревня, вот твой дом родной. Дальше, я думаю, ты доберешься сама. Хозяин тебя уже наверняка заждался!

Лора выслушала его, склонив массивную голову к плечу, но не подумала тронуться с места.

– Ну, чего ты ждешь? – спросил Маркиз, теряя терпение. – Вон же твое жилище! Беги туда!

Собака даже не шелохнулась. Она смотрела на Леню преданным взглядом. Тем самым, который в художественной литературе называют собачьим.

– Ну, пошла! – прикрикнул на нее Маркиз. – Пошла вон! Пошла, кому говорят!

Он попытался вытолкнуть овчарку из машины, но та словно вросла в сиденье.

– А что, если это любовь? – мстительным тоном проговорила Лола. – Боюсь, Ленечка, что ты, как честный человек, обязан жениться!

– Издеваешься, да? – покосился Маркиз на свою боевую подругу. – Лучше посоветуй, что мне с ней делать?

– А ты ей во всем честно признайся!

– Это в чем еще? – подозрительно спросил Леня.

– Ну как в чем? Что у тебя жена с двумя детьми в Воронеже и еще одна в Тамбове… ну, ту, в Костроме, можно, конечно, не считать, это была ошибка молодости…

– Иди ты к черту! – огрызнулся Маркиз.

– Какой ты грубый и невоспитанный! – протянула Лола обиженно. – Непонятно, что она в тебе нашла?! Ты смотри-ка, – вдруг оживилась она. – Он куда-то собрался!

– Кто? – переспросил Леня.

– Да этот, собачий начальник!

Маркиз выглянул из машины и увидел, что собаковод торопливо открывает ворота. Через минуту его машина выехала на дорогу и помчалась в сторону города.

– Что это он вдруг так заторопился? – поинтересовалась Лола.

– Вот и я думаю – не нашел ли он нашу монету?

Маркиз снова повернулся к овчарке и сказал ей строго:

– Ну-ка, отправляйся домой! Я тебе честно скажу, подруга, – ты не в моем вкусе! Я вообще-то предпочитаю брюнеток! И комплекция у тебя неподходящая, я крупных женщин как-то не очень… Опять же в парикмахерскую ты отроду не ходила. Если хочешь заинтересовать приличного мужчину, надобно следить за собой!