Читать книгу Герою моего времени - Наталья Александровна Глянцева - Страница 1
ОглавлениеЦикл 1. «Надевая маску»
ПЕРЕД ПРЕМЬЕРОЙ
Мне стоит щелкнуть пальцами – и свет
в притихшем зале угасает постепенно,
и луч на сцене вырастает, как рассвет, –
и это чувство каждый раз благословенно.
Я лгу себе, сияет маска на лице –
так тонко скроена по моему размеру,
и голос шлейфом вдруг взвивается в фальцет,
и сверху вниз летит, преображаясь в веру.
И мнится: жизнь – разыгранный миракль
перед премьерой, что должна начаться завтра…
Но я стою в фойе, уже идет спектакль,
и в зеркале большом в глаза мне смотрит
автор.
/2019/
***
Вы говорите: чуда нет.
Но свет в дожде, как из вуали,
и ваш сияет силуэт
по краю, словно нереален.
И тротуар, как эшафот –
смеяться! /даже если больно/
на ваши шутки без острот,
сживаясь с маленькою ролью.
И в ваших каменных глазах –
свистящий холод дивно-зимний,
который стынет в фонарях,
искрясь лучисто, словно иней.
И мир вокруг, как маскарад, –
программка, сжатая в ин-кварто,
и встреча с вами – наугад
с колоды сброшенная карта.
Вы говорите: чуда нет,
а я дышу почти без вдоха…
мгновенье льется, гаснет свет… –
и это больше,
чем эпоха.
/2019/
ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ ХУДОЖНИЦА
Разложены полотна. Взмах руки –
и пыль взлетает, серебрясь под светом…
Кружавчатый рукавчик, каблуки…
Так мило во всё лучшее одета.
А гости из столицы холодны,
так снисходительны к ее наброскам.
А в голове: «Вы, кажется, больны
не мной… на крышах очень скользко…».
И голуби взмывают над окном…
Здесь главное: не быть излишне пылкой,
когда он смотрит, не сменяя тон,
на завиток у шеи ее с жилкой.
И кажутся наивными мечты
в провинциальных стенах двухэтажек…
и тюль дрожит, как шлейф смешной фаты,
бросая тень на рой ее бумажек.
/ Разыгран фельетон без робких «ты»,
она была свежа, как утро,
и тонких рук сиянье наготы,
подернутое дымкой будто /
А в потолок глядела пастораль
с ее полотен безнадежно-грустно…
Всё кончится банальной фразой: «Жаль,
но нам пора, всё было очень вкусно».
/2017/
Я ПОМНЮ ВСЁ…
Я помню всё…/ исписаны листы
под сгорбленной спиной старинной арки,
косые искры, бьющие из выси на зонты,
на улиц мокрые холсты/ – ремарки.
И между строк – зиянье тишины,
как между недозволенным и диким,
изгиб покорно выгнутой спины,
и упоенье городом безликим…
Волос твоих медовые огни
под серой тушью неба на контрасте…
Наш сын, рожденный в ледяные дни,
такой же дерзко вылепленной масти.
И после слов, молча до хрипоты,
в сияньи, словно Питер после ливня…
без масок, не стесняясь наготы,
рефрен качается над белой ночью: «дивно…!»
Я помню всё – я вечно влюблена
во все страницы жизни, как в картины,
в кофейный запах города, в дома…
и после каждой сцены выдох:
«сильно…».
/2017/
ЛИРИЧЕСКАЯ БАСНЯ
Был день, склоненный как фонарь:
тоска бывает невесома,
как будто призрачный звонарь
всю душу тянет до излома…
Не так!
День был в привычном амплуа:
в широкополой серой шляпке,
под тонкой кистью Бенуа,
меняя лица, как перчатки…
Не так!
День был заварен, словно чай
в уютной и любимой кружке,
и растворялась в нем печаль,
пар превращая в завитушки…
Не так!
Был день… и таял без следа
сквозь тучи свет благословенья…
___________
Зависит счастье, господа,
от точки зренья.
/2017/
***
Когда читаешь влюбленно Пруста,
и ручку держат сигарой зубы,
вдруг замечаешь, что дождь – искусство,
оконной рамой зажатый грубо.
И под зонтами безликой массой
плывут на нерест смешные люди,
и кто-то сверху глядит с гримасой:
никто не помнит о буднем чуде…
И ты читаешь влюбленно Пруста,
и веришь больше в благословенье…
Ломая пальцы свои до хруста,
отложишь счастье
на воскресенье.
/2017/
ОДИН
Устало смыкают глаза фонари
под небом рассветно-серым,
умеет дрожать еще там, внутри,
где сердце – струна – не вера.
И можно /так редко/ остаться собой,
вминая подошву в листья…
На вкус чуть горчит ее слово «герой»…
и чуть отдается высью…
Машины взлетают в ноябрьский сплин,
как дым… И туманна трасса…
И ты дегустируешь слово «один»,
как воду святого Спаса.
/2017/
ОКНО
Квадрат отрешённого мира –
окно его желтое светит
невидимой точкой надира…
И он это всё не заметит:
Свет в доме с колонной ампира,
И в доме всё так же, как прежде:
и всё одиночество мира,
и черное в небе безбрежье…
И космос глядит из той бездны,
и падают звезды над крышей…
Ты – снежная, он – железный.
И ветер взвивается выше…
И всё ускользает, как фото
с засвеченного негатива,
и листья летят с эшафота –
и это жестоко-красиво.
И тени в окне – манекены –
скользят, как немые вопросы:
что дальше… за кадрами сцены?..
А дальше – осень.
/2017/
У ТЕБЯ НА КУХНЕ или ВДОВЕЦ
У тебя на кухне всё ещё уютно:
белые гардины, невесомый тюль,
плюшевый зайчонок смотрит сонно-мутно,
как ласкает нежно занавес июль.
Предлагаешь чаю с месяцем лимона,
сахар серебрится снегом на кайме…
…А она умела страстностью Ньютона
силу притяженья измерять ко мне?
Я, конечно, знаю, что о ней не надо…
Романтичен вечер, отблески стекла…
Угасают в чае звезды рафинада,
и в окно влетает с тополей зола…
Мы с тобою двое в призрачном пространстве,
и не видим третий. Только обернись…
Этот дом остался в сказочном убранстве,
словно в нём навеки поселилась высь.
…У тебя на кухне всё ещё уютно:
на прихватках синих светлые цветы,
и, рассыпав солнце, греются как будто
на холодных стенах желтые коты.
…У тебя на кухне всё еще уютно…
/2013/
КАРТЫ
Я в прихожей снимаю шпильки,
за бретельки спускаю платье,
из волос вынимаю шпильки –
долгожданное это счастье!
С настроенья срываю маску –
госпожа «Надоело», властвуй!
С губ стираю салфеткой краску.
Отражение верно. Здравствуй.
Мир безликий похож на карты –
я червонная нынче дама.
Позвонишь беспокойно: «Как ты?».
«Безнадежно взрослею, мама».
/2013/
ДЕТОЧКА
Ты всегда говоришь:
«Деточка…»,
Не играя своим
голосом.
На носочках моих –
сеточка,
А на брюках твоих –
полосы.
Ты гордишься своим
опытом,
Ну а мне не велит
молодость.
И во взгляде сквозит:
«Что потом?».
Мне понятна твоя
холодность.
Запотело окно
теплое,
Я на нем нарисую
веточку,
Шоколадку твою
слопаю –
Не за зря же тебе
«деточка».
…Снегопад за окном
кружится,
Воротник поднят твой.
Надо же:
Силуэт твой, дома,
улица…
«Не бывает чудес» –
скажешь же…!
/2013/
КЛЕТКА
Губы твои что-то говорят –
мысли мои пьяно умирают,
ты надел /поэтому ты – гад/
брюки, что тебя так облегают.
Столик наш в распахнутом углу
ножками, как девушка, изогнут,
ворот у рубашки /не могу/
у тебя безжалостно расстёгнут.
В окна бьет в конвульсиях весна.
Ливень. Потому с утра мне душно.
Истина, как завтра, не ясна.
Просто замолчи и молча слушай:
Там, на окрылённой высоте,
там, где крыша кажется монеткой,
может быть, уверимся в мечте,
в том, что жизнь была всего лишь клеткой.
/2013/
СИЯНИЕ
верлибр
Когда в тебе нет отречения,
и нет ни шага расстояния,
и города сольются в космосе
в одно единое пятно,
и телефон с холодной трезвостью
звонит, задавленный подушками…
и сердце вдруг засветит звездами
с какой-то дивной высоты,
и голос неземной из прошлого
всего лишь спросит про дела,
и снизит тон почти до шепота,
и станет прошлым наяву,
то небо вдруг застынет льдинами,
как будто лето дружит с зимами,
и ты окажешься не тайною,
а станешь с явью заодно,
а ты окажешься над тяжестью,
сдавившей горло тысяч лет,
и это сонное мгновение
вместит объемное «привет»,
вместит туманное ничтожество
всех человеческих веков
и беспокойное пророчество,
и свет далеких городов,
и всю невычурность истории,
и войны стародавних лет,
и даже то, что ты, как маленький
стоишь на всей земле один
и улыбаешься мгновению,
и смотришь с дивной высоты:
как вроде ты иль только кажется,
как некто пьяный до забвения
летит с звенящей высоты,
и сотни лун навстречу движутся,
и всё вдруг кажется простым,
и в сжатой трубке голос зимними
цветами светит изнутри…
и ты увидишь подноготную
под телескопами миров,
и всё, что есть, и всё, что было,
вдруг вырываешь из оков,
и времена сливаешь в жерло,
и странно слушаешь себя,
что «ничего, дела нормально…»,
и дальний голос: «как-нибудь…»,
и сотни тысяч километров
дрожат огнями в тишине…
и жизнь смешная и тревожная
зависнет паузой на rec…
и вновь покатится с привычною
той водопадной быстротой,
в которой льешься по наитию,
и только ночью жмешь на паузу,
и притворяешься извне.
И звезды принимают дальше
твой свет, парящий в вышине.
/2018/
АКТЫ
Как положено званиям, грантам,
как предписано рамками светскими,
обсуждай с ним размеренно Канта,
аргументами брызгая детскими.
Нос пусть смотрится гордо и тонко,
скулам следует сладиться с бликами,
и смеяться желательно звонко,
и носочкам на шпильках быть гибкими.
Улыбайся же, девочка, мило
и головку склоняй чуть наигранно –
он не вспомнит, как всё это было,
если партия будет проиграна.
Пополам загибаться от боли
будешь дома – комедия требует
соответствия принятой роли.
И сейчас:
– Продолжение следует!
Танец!
Ответвленных теней мракобесье
на стене умножает сечения.
А над ним… не огонь и бесчестье,
а над ним… золотое свечение.
Хватит!
Как положено званиям, грантам
он проводит тебя до парадного
и, как следует истинным франтам,
снизит тон до прилично-прохладного.
Смейся, детка, спектакль не окончен –
за антрактом последует действие.
Мастерство убивают все. Кто – чем.
Он – надеждой на акты и следствия.
Занавес!
/2013/
КУКЛОВОД
Винные губы на кипельно-белом,
черные дуги бровей –
маски в шкафу ужасают без тела!
В городе пляска теней.
Новое утро привычно откроет
занавес. Начатый акт!
Каждый спешит, проверяя раскрои.
Маска надета, как фрак.
Кто-то забыл, кто-то выбрал без краски,
кто-то свою роль сыграл, –
тех кукловод отрезает от связки –
в ящики – и в подвал.
Дети крадут у родителей лица.
Главное – выбранный такт:
если разрушить чужие границы,
слабый уйдет на антракт.
Звездная россыпь, чернильная пропасть…
/Грязь с декораций убрать!/
Тише, друзья, очень важно не хлопать,
если сумеешь солгать.
Люди смеются, игра бесподобна…
Тысячи ложных зеркал!
Только одни от эмоций свободны –
Сложенные в подвал.
…Я надеваю сегодня трефовый
облик. /Козырная мать/
Еще один штрих… и я буду готова –
важно – не пере-
играть!
/2013/
ПО-АНГЛИЙСКИ
Мы не впишемся в плоскость кадра
/объектив откупорен, как виски,
подбородок надменно задран,
ну а я – ухожу по-английски/
/Вспышка камеры/ В позу, милый!
Эта съемка закончится быстро.
Больше – дерзости, меньше – мыла!
Режиссирую я бескорыстно.
Как изысканы брызги света,
/Красный рот, прорисованный четко/
Этот снимок – моя вендетта
/Я сдавалась кроваво, но кротко/
Мы не впишемся в плоскость кадра –
/Ритуал предусмотрен без риска/
Продолжайте, бракуйте, падре! –
Я уже ухожу. По-английски.
/2013/
ДРУГУ
альбомное
Ты приходишь всегда
запросто
За советом и просто
встретиться.
Я пою тебя чаем
радостно,
И окно наше так
светится…
Посидим на окне
ветрено,
Помолчим, наболтав
лишнего…
Образ в памяти твой
светел, но…
Не краснею никак
вишнею.
Так легко рядом быть
родственно,
Словно были давно
нужными,
Словно в жизнях других…
собственно…
…Десять лет как с тобой
дружим мы.
Ты и я – это как
родина,
Как звезда, что вблизи
«сфоткана».
Наша дружба с тобой
вроде бы
Из каких-то лучей
соткана.
/2013/
РЫЖАЯ ВЕДЬМОЧКА
художнице А. Неизвестной
Рыжая ведьмочка варит глинтвейн,
сыплет влюбленно гвоздику с корицей.
Он, по-мужски, глушит крепкий портвейн –
просто живет, но так тянет напиться.
Красные волосы, огненный взгляд –
взрослая девочка, пришлая с Марса.
Что, если прыгнуть на двадцать назад…
Впрочем, пусть глушит… без зыбкого шанса.
Ведьмочка красками брызгает в мир,
с пальцев взлетают горящие птицы,
ввысь, в одурманивший звездный эфир…
К черту того – обреченного спиться.
Ведьмочка всё научилась сама –
сильная девочка в дерзких ботинках.
Город, в котором застыла зима,
в прошлом остался – открыткой в картинках.
Что от него? Слово «друг» изо льда
и на лице маска горьких улыбок,
сумка в подарок, на выдохе «да»…
/ведь юный стан удивительно гибок/
Юбки до пола, чтоб с виду парить,
чтоб долететь до карминного Марса,
чтобы до чертиков, страстно любить
танец ветров, доводящий до транса.
…Рыжая ведьмочка варит глинтвейн,
сыплет влюбленно гвоздику с корицей.
Боже, прости дурака и забей…
Пусть он живет без желания спиться.
/2018/
НЕЗНАКОМКА
Я иду на встречу
в своих новых туфлях,
На высокой шпильке –
это очень больно:
Дело не в мозолях,
не во всяких слухах,
Просто я впервые
становлюсь покорной.
Наш огромный город
стал предельно узким:
Кроме тротуара
ничего нет больше,
застегнусь до горла
в своей белой блузке,
Я за эти сутки
стала словно тоньше.
По бокам витрины,
в них мелькают лица,
Отражаясь в стёклах,
смотрит незнакомка –
Разве я могла бы
здесь вдруг очутиться?
Мир во мне громадный
как кораблик скомкан.
В своих новых туфлях
я иду на встречу,
растерев до крови
на носочках ноги.
Если я сегодня
здесь Его не встречу,
Значит, меня точно
защищают боги.
/2014/
Цикл 2. «Двое в сиянии»
ЛЕГКО
Когда фонари загораются тусклым,
и в воздухе словно парит молоко,
мне с губ твоих дым всегда кажется вкусным,
и ты на любое «Сумеешь?» – «Легко…».
И там, на руке, что ложится на сердце,
На косточках пальцев засохшая кровь.
И я понимаю: от нрава не деться…
Целую тревожно в разбитую бровь.
Вечерние улицы смотрят огнями,
а мы на балконе стоим высоко.
«Сумеешь с врагами без драки – словами?».
А ты, улыбаясь, напомнишь: «Легко…».
/2012/
***
Искрился снег под светом фонарей,
и город был взволнован и простужен,
и сердце билось чуточку быстрей,
и хлопья плыли с неба неуклюже.
Едва дыша, подкрадывалась мгла,
спускаясь с крыш летающею кошкой,
как поздно жизнь уставшая свела
дорог разбитых сжатые ладошки.
Ты словно тень стоял и не смотрел,
как мир мгновенно вдруг преобразился,
а с неба сыпался холодный мел,
когда со мной навеки ты простился.
/2010/
ЗАВТРА
А на полу осколки – тривиально
разбита кружка с мишками на синем…
свет лампы в окнах тает ирреально,
на стеклах сахарно сверкает иней…
От всех клише в любви меня воротит,
и бабочки не кружат – что за радость!
Но вдруг слова на книжном развороте
заденут,
как шероховатость.
И в почте электронное «приветик»
дрожит, не по-пацански, улыбаясь,
и в книге передавленный билетик
лежит смиренно, «завтра» дожидаясь.
––
/…И жизнь блестит цветочной упаковкой…
А там, за расстояньем теплых стен,
срываются с небес снежинки, ловко
рисуя за окном пейзаж мартен…/
/2012/
***
В усталом сиянии солнца
болезненно-грешны черты,
и дым сигаретный, как кольца,
нанизан на осень мечты.
И я не играю словами,
и ты не поешь серенад…
всё это как будто не с нами…
и падает в чай рафинад…
Как странно сплетение жизней,
и странно смотреть и дышать:
ты рядом, ты здесь через призму
всех лет – это странно узнать.
И сомкнуты шторы, целуясь,
и город за ними в огнях,
В касаниях рук я, зажмурясь,
Лишь выдохну тихое «ах…».
/2011/
***
В напряженном молчании падали
на разложенный старый диван
наши тени. Спасаться не надо ли?
если делится жизнь пополам…
Я могла быстрым шагом… намеренно…
в коридоре взять плащ и уйти…
но, наверно, как ты, не уверена,
что побег может душу спасти.