Читать книгу Предначертание. Том II - Наталья Антарес - Страница 1

ГЛАВА I

Уже как десять лет подряд мне регулярно снился один и тот же сон, в котором я стремительно летела в беспросветную тьму простирающейся внизу бездны. Я инстинктивно хваталась руками за воздух в безуспешной попытке остановить или хотя бы немного замедлить неуправляемое падение, но упрямая сила гравитации безудержно влекла меня ко дну, и с каждым мгновением я все сильнее ощущала пугающую близость своего горького финала. А потом кромешный мрак внезапно расступался, и, словно из ниоткуда, возникал размытый образ знакомого лица, постепенно обретающий четкость и заставляющий мое сердце замирать от щемящего чувства любви и нежности. В свои вечные семнадцать Эйнар Мартис был невероятно прекрасен, а его точеные, безукоризненные черты совершенно не менялись с течением времени – зеленые глаза удивительного, почти неземного оттенка взирали на меня со светлой грустью, и я снова просыпалась в слезах, уткнувшись во влажную подушку, чтобы ненароком не разбудить спящего мужа. Однажды он все-таки проснулся и застал меня плачущей, но я так и не призналась, в чем причина. Впрочем, я была уверена, что Джулс давно обо всем догадался, но из соображений деликатности великодушно не бередил мои застарелые раны, хорошо понимая, насколько глубоко проросло во мне прошлое и как долго заживают оставленные предыдущими отношениями рубцы.

Мы с Юлианом никогда не говорили об Эйнаре. Ни раньше, когда мы только начали встречаться, ни сейчас, после без малого десяти лет брака, но Джулс не мог не ощущать, что между нами постоянно стоял призрак другого человека. Наверняка, общие друзья тайком ввели Юлиана в курс дела, но он добровольно согласился на соперничество с моими воспоминаниями, и в, сущности, можно сказать, победил. Именно Джулс буквально за волосы вытащил меня из трясины вселенского одиночества и придал некий смысл моему безрадостному существованию: решение перелистнуть страницу далось мне неимоверно тяжело, и, если бы не терпеливая забота Юлиана, я бы навряд ли выбралась из черной пучины отчаяния. Напрасно я думала, что сумею без оглядки шагнуть вперед – по факту у меня ничего не вышло, и, полностью осознав жестокую необратимость расставания с Эйнаром, я погрузилась в безразличную апатию, одинаково негативно повлиявшую как на мою учебу в школе, так и на взаимодействие с окружающими меня людьми. Я честно ходила на занятия, садилась за парту, доставала учебники и весь урок смотрела в одну точку, а когда наступал мой черед отвечать учителю, долго не могла сообразить, что от меня в итоге требуется. Всей гимназии было известно, что Ноябрина Смородская едва не стала жертвой изнасилования, поэтому первое время педагоги мне сочувствовали и охотно шли навстречу, но поскольку мое состояние не демонстрировало заметных тенденций к улучшению, классный руководитель вынуждена была забить тревогу. Родители повели меня к школьному психологу, но я не выдержала и недели занятий, так моей основной задачей было не излечить полученную ментальную травму, а элементарно не сболтнуть лишнего о происшествии в Поселке Строителей. В результате я еще больше замкнулась в себе и окончательно прекратила какие-либо контакты с одноклассниками, включая искренне недоумевающую по этому поводу Симку.

Я бы никогда не рискнула озвучить свои мысли вслух, но отныне я воспринимала подругу лишь в качестве свидетеля драматических событий, и всё во мне яростно сопротивлялось дальнейшему продолжению общения. Как бы подло и даже кощунственно это ни звучало, чем реже мы с Симкой пересекались, тем комфортней я себя чувствовала, но, принимая во внимание, что мы по полдня сидели за одной партой, я хронически пребывала на грани нервного срыва и нередко выплескивала свое раздражение на ни в чем не повинную подругу. Она мужественно крепилась и держалась до последнего, но в конце концов и у нее опустились руки: надежда, что я оттаю и стану прежней, таяла на глазах, и верная, преданная Симка обреченно сдалась. У нас исчезли совместные темы для беседы, меня было невозможно вытащить на прогулку, а робкие стремления, как раньше, поделиться со мной девичьими секретами, неизбежно разбивались о непроницаемую стену оскорбительного равнодушия. При этом я не позволяла Симке даже заикнуться об Эйнаре и намеренно не впускала подругу в свой мир, чем фактически поставила жирный крест на нашей многолетней дружбе. Симка старалась уделять мне максимум внимания, но так как никакой обратной связи она от меня не получала, ей ничего не оставалось, как реализовывать свою природную коммуникабельность в другой компании, и, хотя всё лето мы активно перезванивались и даже семьями выезжали на пикник, я почти не удивилась, когда в выпускном классе она, потупив взгляд, пересела за соседнюю парту.

Полтора года родители жили в непреходящем страхе за мое туманное будущее, но я чудом смогла мобилизоваться, подтянуть хвосты и получить достаточно неплохие экзаменационные оценки, оставляющие мне шанс на поступление в столичный вуз. Впрочем, к тому моменту со мной, по выражению мамы, случилась очередная напасть.

Как ни странно, за этот довольно длительный период мы с Юлианом не продвинулись дальше телефонных разговоров и ни к чему не обязывающей переписки в мессенджерах. Сопоставив обрывочные сведения из криминальной хроники с моим не совсем адекватным поведением, весьма неглупый парень сделал обоснованный вывод, что я перенесла тяжелое потрясение и побывала на волосок от гибели, а значит, мое нежелание выходить из дома, выглядело для него естественной реакцией на пережитый ужас. Джулс ни на чем не настаивал, ни о чем не просил, ни к чему не принуждал – он день ото дня развлекал меня забавными историями, ненавязчиво интересовался моими школьными проблемами, обсуждал со мной книги и кинофильмы, и, самое главное, он никогда не касался болевых точек. У меня вошло в привычку ждать его звонков, я улыбалась, открывая забавные сообщения в соцсети, и эта виртуальная дружба идеально устраивала меня по всем критериям. Отец с мамой мое общение с Джулсом, конечно, не поощряли, но и в целом и не запрещали, а, обнаружив, что Юлиан – единственный, кому худо-бедно удается шаг за шагом возвращать мне потерянный интерес к жизни, потихоньку пересмотрели свою категоричную позицию. Иногда я невольно задавалась вопросом, почему Джулс звонит мне в строго определенные часы и всегда только с мобильного, у меня вызывала подозрения его недоступность в вечерние часы и повергали в изумление виртуозные навыки обходить любые вопросы о семье, но по большому счету я понимала, что это абсолютное нормальное положение вещей для двух практически чужих людей. Наши разговоры протекали легко и приятно, пятилетняя разница в возрасте толком не ощущалась, и пускай я порой и не находила логического объяснения отсутствию малейших поползновений на личную встречу, я слишком дорожила этим общением, чтобы специально искать подвох. В отличие от меня, мама была настроена гораздо более скептично, опыт подсказывал ей, что эпоха романов в письмах благополучно канула в лету, и в наш век никто не станет месяцами висеть на телефоне, имея возможность без особых усилий перевести общение в реальность. Мама даже проверяла нашу переписку на наличие фривольных фотографий и частенько порывалась отобрать у меня телефон, но, принимая во внимание, что никакой крамолы так и не всплыло, отпустила ситуацию на самотек. Гром грянул в аккурат перед выпускными экзаменами, когда нам домой позвонила девушка по имени Инесса и представилась законной женой Юлиана и матерью его ребенка.

Суммарное количество вылитой на меня грязи было невозможно описать словами – походя Инесса проехалась и по моим родителям, чем довела маму до форменной истерики, а у отца вызвала резкое обострение застарелых болячек. Инесса последовательно орала, визжала и завывала в трубку, распаляясь все сильнее, и, если бы я не вырвала радиотелефон из красноречиво трясущихся маминых рук, неизвестно сколько нам еще пришлось бы выслушивать ее безостановочные вопли. Я была выставлена не просто коварной разлучницей, посмевшей бессовестно увести Джулса из семьи, но и с лихвой осыпана множеством хлестких эпитетов, недвусмысленно характеризующих крайнюю степень моего морального разложения, однако, когда беснующаяся Инесса в очередной раз назвала меня «малолетней давалкой», мама не выдержала и перед тем, как я отняла у нее трубку, тоже сорвалась на крик. Я всерьез испугалась от одного взгляда на мертвенно побледневшее мамино лицо, и на пару с отцом бросилась ее обнимать и успокаивать, но она лишь беззвучно раскрывала и закрывала рот, судорожно вздрагивая от каждого прикосновения. Всю жизнь мама отличалась железной крепостью духа и крайне редко теряла самообладание, но телефонный разговор с Инессой, похоже, стал для нее роковым. Предсказуемо дало о себе знать непреходящее эмоциональное напряжение, и мама беспомощно рухнула на диван, а мы в панике засуетились вокруг нее, разбрызгивая воду из стакана.

– Господи, что с нами происходит? – сухими, бескровными шептала мама, раздавленная гнетом свалившихся на нее бед, – неужели этот ад никогда не закончится? Рина, сколько можно?

– Я даже не подозревала, что Джулс женат, и у него есть сын, – и сама готова была разреветься в голос я, – мама, мы с ним виделись всего один раз в жизни, ты же должна понимать, что между нами ничего не было!

–Ты точно также заверяла меня насчет Эйнара, пока отпираться не стало бесполезно, – несмотря на нашу негласную договоренность впредь не поминать имя Эйнара всуе, в то мгновение доведенная до исступления мама бессознательно нанесла мне болезненный удар под дых и снова заставила меня оправдываться, но я смогла выстоять под натиском несправедливости.

Мои глаза оставались сухими, я холодно чеканила фразы и ни на секунду не отводила взгляда. Я совершила лишь одно преступление – предала Эйнара, трусливо сбежав из больничного сквера и тем самым позволив Стеше занять мое место, и до конца своих дней собиралась расплачиваться за эту фатальную ошибку, а что до Юлиана – я великолепно понимала истоки ненависти подло обманутой им Инессы и по мере возможности старалась абстрагироваться от разгорающегося скандала. В присутствии обоих родителей я стерла номер Джулса из списка контактов, заблокировала своего виртуального друга в соцсетях и настоятельно посоветовала маме не расстраиваться из-за досадного недоразумения.

Сказать, что моя реакция повергла отца с мамой в изумление, значило ничего не сказать. Они определенно ожидали, что теперь я впаду в затяжную депрессию и уже нескоро из нее выберусь, а уж об успешной сдаче экзаменов сейчас и думать, не стоит, однако, я отнеслась к постигшему меня разочарованию философски. Да, на протяжении последующих дней мне явно не хватало общения с Юлианом, я скучала по нему, как скучают по хорошему приятелю, однако, если бы Джулс сам не возник на горизонте, я бы всенепременно выбросила его из головы в ближайшее время. Вопреки моей уверенности, что с этой историей было покончено, она вскоре получила непосредственное продолжение, и через неделю после выпускного бала Джулс без предупреждения возник на пороге моей квартиры. Открывшая дверь мама посчитала, что явно нервничающий парень ошибся адресом, но Юлиан не нашел ничего лучшего, чем смущенно попросить у нее разрешения войти.

ГЛАВА II

Будучи прекрасно осведомленным о горячей экзаменационной поре в моей жизни, Джулс сознательно не форсировал событий, пока я официально не закончу школу, но я не могла и предположить, какого рода планы он вынашивал в течение почти двух месяцев со дня всяческого прекращения наших странных отношений. Я подспудно ожидала, что он позвонит мне с извинениями и начнет мямлить что-то невразумительное в свою защиту, но Юлиан просто взял и исчез с радаров, ни разу не предприняв попытки выйти со мной на связь, и понемногу я начала соглашаться с мамой, жестко припечатавшей парня клеймом «бессовестного обманщика». Я даже по-своему сочувствовала Инессе, случайно обнаружившей в смартфоне мужа переписку с другой девушкой, и в сущности всецело разделяла ее праведное негодование, а несдержанность в словах, стоившая моим родителями миллионов безвозвратно сгоревших нервных клеток, легко объяснялась острым приступом неукротимой ревности, толкнувшей жену Джулса на необдуманный поступок. Тем не менее, я обоснованно не испытывала перед Инессой ни малейшей вины, и лишь задним числом пыталась понять, зачем Юлиану понадобилось полтора года вести со мной телефонные беседы, когда во внимании прежде всего нуждалась его собственная семья, и почему в ходе нашего длительного общения он благополучно утаил от меня правду о себе. Возможно, Джулс опасался, что я ультимативно потребую немедленно прекратить звонки, как только выяснится факт наличия у него жены и ребенка, а быть может, я выступала для него в качестве своеобразной отдушины от невыносимо заевшего быта, и он потому и не пересекал запретной грани, дабы своими неосторожными действиями не разрушить атмосферу взаимной симпатии. Конечно, по большому счету, даже виртуальные контакты «на стороне» выглядели довольно непорядочно и совсем не красили Джулса, но у меня язык не поворачивался подвергнуть парня осуждению, так как он ни сделал ни единого опрометчивого шага, неукоснительно соблюдая им самим же и установленные правила. Я могла лишь догадываться, что происходило у Юлиана в семье, и почему он вынужден был искать со мной того, чего недополучал дома, но так или иначе я простила ему эту бессмысленную ложь и ничуть не держала обиды, отбросив ненужные сожаления и предпочитая рассматривать нашу прерванную дружбу в качестве рядового эпизода из прошлого. Я сконцентрировалась на подготовке к выпускным экзаменам и постаралась не разочаровать по-прежнему верящих в меня родителей, весь мой распорядок дня был строго подчинен штудированию учебников, и у меня элементарно не оставалось свободного времени на рефлексию.

Той весной я проявила поистине невероятное усердие, и результаты не заставили себя ждать. Хотя мамины надежды на красный аттестат я развеяла еще классе в шестом – седьмом, когда стало очевидно, что со своим чисто гуманитарным складом ума мне отродясь не удастся добиться высшего балла по точным наукам, я поставила себе четкую цель на поступление в столичный университет, и направленно двигалась к ее воплощению в жизнь. Так уж вышло, что мне больше было не к чему стремиться, все мои мечты рассыпались в прах и превратились в тлен, без Эйнара разом потускнели все краски окружающего мира, и я заполняла образовавшийся в душе звенящий вакуум решением заданий из сборника тестов. Я писала сочинения, зубрила параграфы, боролась с неподатливыми математическими примерами и немного отвлекалась от самобичевания. Я знала, что если мне удастся порадовать родителей, и я стану студенткой бюджетного отделения, то следующие четыре года я проведу, закопавшись в книги, дабы не позволять отравляющему влиянию гложущей меня тоски окончательно захватить власть над моей судьбой. Более полугода я блуждала в гнетущей пустоте, притупившей мои эмоции и поглотившей всё мое существо, но рано или поздно мне предстояло смириться с неизбежным и либо так и остаться заложницей прошлого, либо переломить себя и пойти по предначертанному пути. Я не сомневалась, что образ Эйнара будет жить в моем сердце, покуда оно бьется в груди, но также я понимала, до какой степени бесплотны мои иллюзии относительно нашего воссоединения. Мы расстались навсегда, и мне необходимо было принять это как непреложный факт: переболеть, перегореть и идти дальше, какой бы туманной и извилистой не казалась лежащая впереди дорога.                   Если для меня успешная сдача экзаменов была лишь очередной вехой, то родители праздновали каждую мою четверку и пятерку с торжественным размахом, накрывая стол и приглашая деда с бабушкой. Они видели в моих скромных успехах первые признаки выздоровления от болезни под названием «Эйнар Мартис» и не могли сдержать бурного ликования, а я дежурно улыбалась, а затем ссылалась на усталость и отправлялась в свою комнату. Я полюбила одиночество и даже наслаждалась им, более того, я хорошо осознавала, что так будет всегда, и, хотя в институте мне волей-неволей придется заводить новые знакомства, настоящей любви и дружбе уже не суждено повториться. Все случилось слишком рано, я была молода, наивна, неопытна и совершенно не готова к выпавшим на мою долю испытаниям, мои действия были чересчур импульсивными, а их последствия – катастрофическими, но как бы там ни было, я бы без колебаний принесла в жертву свое будущее, только бы Эйнару ничего не угрожало. Я утешала себя мыслью, что срочный побег из города вместе со Стешей спас Эйнара от расправы, и туда, где они сейчас находятся, Цирюльнику не добраться, и пусть в армию с весенним призывом парень скорее всего так и не попал, я всё равно надеялась на лучшее. А вот на что надеялся внезапно объявившийся у нас дома Юлиан оставалось для меня загадкой, но я считала правильным дать ему возможность объясниться.

Мама никогда не видела Джулса, и знала о нем исключительно понаслышке. Думаю, именно поэтому она сразу не выставила гостя за дверь, принципиально не вступая ни в какие дискуссии, а вежливо осведомилась, не перепутал ли он квартиры, после чего инстинктивно схватилась за сердце, когда Юлиан в ответ назвал себя. Парню здорово повезло, что отец уехал в рейс – в противном случае еще неизвестно, во что бы вылилась бесшабашная смелость Джулса, но на его удачу дома были только мы с мамой.

– Вон отсюда! – с порога потребовала мама, и уже вознамерилась было от души хлопнуть дверью прямо перед носом у растерянного парня      , но тут в коридор вышла я и натуральным образом обомлела от неожиданности.

– Джулс? – потрясенно захлопала ресницами я, – что ты здесь делаешь?

– Он уже уходит, – поспешно ответила за Юлиана мама, и в ее голосе отчетливо мелькнули интонации нарастающей паники. Мама заслоняла проход своим телом, и весь ее преисполненный решимости вид кричал о том, что, если Джулс попробует нарушить неприкосновенные границы нашего жилища, она не погнушается любыми средствами допустимой самообороны.

– Почему ты просто не позвонил? – не смогла скрыть изумления я, наблюдая, как Юлиан неуверенно переминается с ноги на ногу, но при этом упрямо отказывается подчиниться маминому требованию.

– Такие разговоры по телефону не ведутся, Рина, – откровенно заинтриговал меня парень, – а мне нужно серьезно с тобой поговорить, и я бы хотел, чтобы твои родители тоже при этом присутствовали.

– Что за бред? – лопнуло терпение у мамы, и она двинулась на Джулса с явным желанием выпроводить того восвояси, и я бы, пожалуй, пересилила некстати взыгравшее любопытство и все-таки позволила маме прекратить этот глупый фарс, но тут с ее губ непроизвольно слетела фраза, которая породила в моем мозгу пронзительную вспышку воспоминаний и заставила в неистовом порыве броситься на амбразуру.

– Опять двадцать пять! – в сердцах выдохнула мама, – не успели мы избавиться от одного мерзавца, как на его место тут же явился второй! Хотела бы я выяснить, Рина, чем ты так притягиваешь к себе недостойных людей, которым мне раз за разом приходится указывать на дверь?

– Джулс, входи! – настойчиво оттеснила маму я и мстительно добавила, – я сейчас чайник поставлю!

– Рина, что ты такое несешь? – впала в глухой ступор мама, – это уже ни в какие ворота не лезет.

– Ни в какие ворота не лезет твое хамство, -отбила подачу я, – Джулс- мой гость, и я попрошу тебя не забывать о вежливости и не заставлять меня краснеть.

– Рина, у этого человека нет никакого стыда! – не торопилась сдавать позиции слегка оправившаяся от шока мама, – он уже показал свое истинное лицо, я и я не допущу, чтобы ты продолжала общение с такой безнравственной личностью. Какая низость, обхаживать неискушенную школьницу за спиной у жены, да еще и надеяться, что после всего случившегося я позволю ему переступить порог нашего дома. Я с лихвой наслушалась оскорблений в свой адрес и в адрес моей дочери, с меня хватит! Единственная вина Рины состоит в ее доверчивости, которой ты, юноша, беззастенчиво злоупотребил, но, к счастью, у Рины есть родители, способные за нее постоять. Убирайся по-хорошему, Юлиан, или как там тебе зовут, иначе тобой займется полиция. А ты займись лучше своей семьей, и не трать попусти ни наше, ни свое время, вот что я тебе скажу! Рина, не устраивай цирк, мы это уже всё проходили, и дважды на одни и те же грабли я не наступлю! Твоя неразборчивость в знакомствах и так превратила нашу квартиру в проходной двор! Если ты никак не уймешься, я снова отрублю тебе интернет и запрещу пользоваться мобильным телефоном, а то я смотрю, ты будто бы только этого и добиваешься!

– Мама, послушай себя со стороны! – хладнокровно попросила я, и мама бессознательно сбавила обороты, обескураженная моими подчеркнуто ледяными нотками, – уже осенью мне исполнится восемнадцать, а еще через месяц я уеду учиться в столицу, но ты по-прежнему считаешь меня маленьким ребенком и никак не можешь перестать контролировать мою жизнь. Тебе самой не смешно? Заходи, Джулс, разувайся-раздевайся, и давай поговорим, раз уж ты пришел. Извини маму за грубость, она это не со зла – поверь, у нее действительно имеются причины за меня волноваться, но ей тяжело признать, что я выросла и вот-вот покину родное гнездо.

– Я тортик принес, – с опаской обогнув неподвижно застывшую после моих слов маму, Юлиан протянул мне картонную коробку, и когда по моим губам скользнула слабая улыбка, вдруг едва различимым шепотом добавил, – до чего же я по тебе соскучился!

ГЛАВА III

Я старательно удерживала себя от автоматического проведения параллелей между нынешней ситуацией и событиями полуторагодичной давности, но немеркнущая память услужливо подкидывала мне все новые и новые сцены с участием Эйнара, и во мне невольно просыпался чутко дремлющий доселе протестный дух. Я понимала, что Джулс – это не Эйнар, и по большому счету эти две истории имеют не так много общего, но достаточно было маме обрушиться на Юлиана с уничижительными характеристиками, как в моей душе незамедлительно поднялся неконтролируемый шквал яростных эмоций, и сейчас я была готова на всё, только бы избежать повторения конфликта. Я встала на защиту Джулса с каким-то оголтелым фанатизмом и всеми силами пыталась оградить его от маминых нападок, я словно таким образом надеялась искупить свою неизгладимую вину перед Эйнаром, оказавшимся объектом всеобщей ненависти в том числе и по причине моей нерешительности, но при этом до конца не отдавала себе отчета, что время безвозвратно упущено, и мне уже не дано изменить прошлого.

В отличие от Эйнара, носки у Юлиана были новые и явно никогда не видали штопки, да и одет он был хотя и без особых изысков, но по крайней мере, однозначно, не с чужого плеча. Если облаченный в старые обноски Эйнар вызывал у меня ассоциации с принцем в изгнании, то Джулс был по сути своей обычным парнем приятной наружности, ничем не выделяющимся из толпы, и в нем не ощущалось и сотой доли той королевской стати, что сквозила в каждой черточке Эйнара. Красота Эйнара была потусторонней и загадочной, а в его зеленых глазах плескалось отражение вечности, магнетически приковывающее взор, тогда как Юлиан был полностью органичен в текущей эпохе, и рядом с ним у меня не возникало чувства сопричастности к непостижимой тайне. Если близость Эйнара вселяла в меня трепетное волнение, вызывающее дрожь в коленях, заставляющее замирать сердце и обрываться дыхание, то в присутствии Джулса мне было легко и спокойно, а в тот сложный период я остро нуждалась в умиротворении, и потому инстинктивно цеплялась за эти отношения, пусть даже и не рассматривая их с точки зрения романтической привязанности.

Под осуждающим маминым взглядом я сначала проводила Юлиана к умывальнику, а затем усадила за кухонный стул, под шипение закипающего чайника извлекла из коробки бисквит и аккуратно разрезала политый глазурью корж на ломтики. Мама встала у окна и в демонстративном молчании красноречиво уперла руки в боки. Без единого слова она терпеливо ждала, пока я разолью чай по чашкам и разложу кусочки торта по блюдцам, а ее буравящий взгляд продолжал сверлить Джулса насквозь, и сколько бы я не гнала прочь навязчиво преследующие меня воспоминания, мне не удавалось отделаться от мысли, что я наблюдаю дубль два организованного для Эйнара «званого ужина», а брезгливо поджатые мамины губы лишь укрепляли мою уверенность. Ключевое различие состояло прежде всего в том немаловажном аспекте, что Эйнар ничем не заслужил упреков и придирок, а Юлиан сам загнал себя в ловушку, не озвучив мне свое семейное положение, и я бы удивилась, если бы мама лояльно восприняла его ложь, но желание исправить ошибку заглушало голос трезвого рассудка и толкало меня на самозабвенное отстаивание сомнительного права Джулса сидеть с нами за одним со столом.

– Итак, что вам от нас нужно, юноша? – мрачно спросила мама, по всей вероятности, отчаянно жаждущая поскорей избавиться от незваного гостя.

– У него есть имя, его зовут Юлиан, – рубанула я прежде, чем Джулс успел собраться с ответом. Меня до сих пор передергивало от издевательского обращения «Ромео», так полюбившегося сходу не поладившему с Эйнаром отцу, а теперь еще и мама взяла на вооружение это пронизанное сарказмом слово «юноша».

– Рина, не надо! – Джулс не позволил бушующему во мне раздражению выйти из берегов и примирительным жестом остановил разгорающуюся пикировку, после чего повернулся к маме и мягко поинтересовался, – простите, как вас по имени-отчеству?

– Людмила Леонидовна, – буркнула мама, -но учитывая, что мы с тобой разговариваем в первый и последний раз, я не думаю, что тебе когда-нибудь пригодится эта информация.

– Людмила Леонидовна, возможно, я должен был прийти сюда гораздо раньше и принести извинения за тот отвратительный случай, но я предпочел сначала получить свидетельство о разводе, а уже потом разговаривать с вами, – скороговоркой выпалил Юлиан, словно испугавшись, что мама вытолкает его взашей раньше, чем он донесет до нее цель своего визита, – я виноват перед Риной и виноват перед вами, ее родителями, но клянусь, я в жизни не замышлял ничего дурного, и кто угодно может вам это подтвердить. Да, мы регулярно перезванивались, общались в соцсетях, но не более того. Не знаю, почему я сразу не рассказал правду, наверное, мне было страшно потерять нашу дружбу с Риной, а еще я боялся лишний раз ее травмировать после всего, что с ней произошло. Я понимал, что Рина несовершеннолетняя и любые мои неосторожные действия могут быть расценены как преступление, но также я видел, что ей необходимо прийти в себя, и я только напугаю ее, если вдруг заговорю о своих чувствах. Поэтому я оставил всё, как есть, и просто тихо радовался, когда в мессенджер приходило сообщение или в трубке раздавался ее голос. Конечно, я знал, что мы не пара, и на первом месте для меня должна стоять семья, я запретил себе даже думать о каком-то совместном будущем с Риной, и я честно не нарушал границ дозволенного. Поднимите нашу переписку, если не верите, и вы не найдете там ничего выходящего за рамки дружеской беседы. На самом деле я почти месяц как развелся, но мне хотелось, чтобы Рина спокойно сдала выпускные экзамены. На тот момент, когда вам позвонила Инесса, я уже подал заявление, но так как она отказалась расстаться по обоюдному согласию, мы долго разводились через суд, и Рине было незачем видеть, как мы с бывшей женой делим имущество и полощем грязное белье. Я не искал встречи, не звонил и не писал с чужих аккаунтов, я ждал, когда всё устаканится, и лишь сейчас отважился постучать в вашу дверь.

– У меня возник только один вопрос – зачем? – иронично прищурилась мама, слушавшая покаянную исповедь Джулса с выражением величайшего презрения, – ты сам только что высказал одно очень здравое суждение, и я здесь я тебя полностью поддерживаю – вы с моей дочерью не пара! Ты вроде бы говоришь правильные вещи, но выводы делаешь в корне неверные. Возможно, ты и крайне высокого мнения о своей персоне, или просто надеешься, что Рину в силу ее нежного возраста легко обвести вокруг пальца, но я ни вчера родилась на свет, и прекрасно понимаю, к чему ты клонишь. Что у тебя осталось после развода? Квартира? Сомневаюсь, скорее всего там живут твоя бывшая жена и сын. Машина? Судя по тому, что вы с Риной познакомились в автобусе, у тебя ее вообще не было. Хороший доход? Насколько я знаю, ты весной только закончил колледж, а на репетиторствах в нашем городке много не заработаешь. Кто ты по образованию? Учитель начальных классов? Неужели ты думаешь, что я не в курсе, какие смешные зарплаты у педагогов? Да о чем я, сколько бы ты не получал, львиная доля этих денег уйдет на алименты и прочую помощь ребенку, и так будет еще много-много лет. Незавидная перспектива, да, юноша? И тут тебе подвернулась Рина! Молоденькая, доверчивая, да еще и переживающая тяжелый период! Я искренне восхищаюсь твоим терпением – не каждый сможет так долго окучивать девчонку, но ты быстро сообразил, что игра стоит свеч. Наверняка, ты всё подробно вызнал – и что Рина наша единственная дочь, и что мы планируем отправить ее учиться в столицу… Лакомый кусочек, правда? Неизвестно, как бы всё сложилось, не позвони к нам твоя жена, но ты, смотрю, и тогда не растерялся. Свидетельство о разводе – это такой ход конем, да? Мол, я теперь человек свободный ото всех обязательств, никого не обманываю, любите меня и жалуйте. Знаешь, я понимаю, что у Рины еще молоко на губах не обсохло, и она творит глупость за глупостью, но почему ты и меня держишь за слабоумную?

– Людмила Леонидовна, я был с вами предельно откровенен, и мне очень жаль, что вы все истолковали превратно, -взгляд у поникшего Джулса был грустным и каким-то обреченным, как если бы он заведомо знал, что ловить ему изначально было нечего, но в погоне за чудом всё же отважился на чистое безумие, – вы напрасно приписываете мне меркантильные мотивы, хотя и я не буду скрывать, что сейчас мое финансовое положение достаточно неустойчиво. Вы совершенно правы, в нашем городишке нормальной работы по специальности мне не найти, поэтому я уезжаю в столицу. Школьный друг обещал на первое время помочь с жильем, а я постараюсь как можно быстрее трудоустроиться и закрепиться на новом месте. Не факт, что все мои планы сбудутся, но я твердо нацелен на результат, и не сдамся в случае неудач. Я пришел сюда вовсе не для того, чтобы претендовать на ваше имущество, я просто хотел увидеться с Риной перед отъездом и попрощаться. Я лишь пытаюсь не дать вам запомнить меня как мерзавца, наставляющего жене рога, и для меня очень важно, чтобы ни вы, ни Рина не копили на меня обиду.

– Час от часу не легче! –патетично воздела руки мама, – понял, что с Риной у тебя ничего не выгорит, и решил сбежать подальше от ответственности. Бросить своего ребенка и уехать в столицу – какой благородный мужской поступок!

– Я еду в столицу не развлекаться, а зарабатывать деньги, в том числе и на содержание своего сына! – раскраснелся от возмущения Юлиан, глубоко задетый мамиными словами, и меня вновь завертело в калейдоскопе обрывочных образов из прошлого.

Сама того не желая, мама практически буквально воспроизводила ситуацию с Эйнаром, и в определенный момент два отрезка моей жизни слились в одно целое. До меня доносились отдельные фразы с жаром возражающего Джулса, но я видела перед собой зеленые глаза Эйнара, которого точно также подвергали беспощадному судилищу на этой же кухне. Мама снова примерила на себя роль обвинителя, избрав себе очередную жертву, а я вся дрожала от негодования и больше не намерена была мириться с этим предвзятым разбирательством. Я со стуком отодвинула недопитую чашку и рывком вскочила на ноги. Я с трудом соображала, что происходит, в голове стоял непрерывный гул, а сердце колотилось в рваном, неровном ритме, и я уже не различала, где заканчивается реальность и начинаются мои бредовые фантазии.

– Джулс, поедем вместе! – выдохнула я, поймала ошеломленный взгляд мамы и с торжествующей улыбкой положила руку парню на плечо, – мне кажется, вдвоем у нас будет больше шансов покорить столицу, чем поодиночке.

ГЛАВА IV

Так началась новая глава в моей жизни, и под воздействием обуревающих меня эмоций я торопливо набрасывала на холсте судьбы размашистые штрихи своего будущего. Я встала за Джулса горой, заслонила его своим телом и фактически сделала ради него всё то, на что у меня не хватило мужества в ситуации с Эйнаром. В бесконтрольном стремлении отомстить родителям за свои поруганные чувства, я уверенно шла ва-банк, дотла сжигая за собой мосты и не замечая багрового зарева, неистово полыхающего у меня позади. Я восстала против привычного семейного уклада и с ненавистью выкрикивала маме в лицо, что мне надоело жить по указке и я вправе сама выбирать себе дорогу, я угрожала одновременно суицидом, побегом из дома и отказом поступать в университет, а в моих глазах горела никогда ранее не виданная, испепеляющая ярость. Годы спустя, когда страсти улеглись, а раскаленные докрасна нервы окончательно остыли, я с горечью поняла, что на месте Юлиана мог запросто оказаться любой другой человек, и я бы точно также избрала его символом своего бунта, но в то последнее лето моего детства я была абсолютно не в состоянии мыслить рационально. Все во мне бурлило и клокотало, я впала в натуральное помешательство, и вскоре мое поведение начало изрядно пугать не только родителей, но и самого Джулса, явно не ожидавшего от меня столь бурной активности и, в сущности, совершенно не готового к подобному развитию событий.

Говорят, что нужно опасаться исполнения своей заветной мечты, и, по-моему, это утверждение наглядно иллюстрировало то весьма затруднительное положение, в которое я внезапно поставила парня. Джулс действительно приходил проститься, он даже близко не рассматривал иных вариантов, а я заставила его срочно принимать решение и в лоб столкнула со своими демонами, вырвавшимися из клетки, где я безуспешно пыталась удержать их со дня расставания с Эйнаром. Джулс стал безвинной жертвой моего сумасшествия, и, хотя в нашу вторую встречу я едва узнала его без верхней одежды, именно ему досталась роль реющего флага моего запоздалого мятежа. Сейчас я поступала так, как не сумела поступить раньше, я доказывала прежде всего самой себе, что способна идти наперекор мнению семьи и получала какое-то извращенное удовольствие от родительских страданий, и на этом фоне наличие у Юлиана бывшей жены и маленького ребенка казалось мне дополнительным преимуществом в развязанной мною войне. «Вы разлучили меня с Эйнаром, так получите взамен Джулса – разведенного алиментщика, обреченного на скитания по съемным квартирам столицы, чтобы однажды накопить на первоначальный взнос и повесить на себя ярмо кабальной ипотеки!» – кричал каждый мой шаг, -«вы сами вырыли мне эту яму и сами подтолкнули меня к ее краю, вот сполна и пожинайте плоды своих поступков!»

Безусловно, Джулс прекрасно видел, что я пребываю слегка не в себе, и по мере возможностей изо всех сил пытался меня образумить, но я уже закусила удила.

– Мы уедем в столицу, а осенью поженимся, – одержимая навязчивой идеей, твердила я, – пусть мы будем жить очень скромно и на всем экономить, зато нам не придется ни от кого зависеть. Я сразу найду себе какую-нибудь подработку параллельно с учебой, чтобы не сидеть у тебя на шее, и с голоду мы не умрем. А там дальше все постепенно наладится, и можно будем задуматься о собственном жилье.

– Ты не представляешь, на что идешь, Рина! – качал головой парень, все еще крайне неуютно ощущающий себя на свиданиях «вживую», тогда как я специально бросала вызов родителям, ежедневно вытаскивая Юлиана на очередное рандеву в парке, – тебе не стоит отказываться от материальной поддержки, пока ты твердо не встанешь на ноги, а на это понадобится не год и не два. Ты должна спокойно закончить вуз, не заботясь о хлебе насущном, и тут я солидарен с твоей мамой. Пока я не могу обеспечить тебе достойный уровень жизни и, скорее всего, при всем желании мне еще долго не светят высокие доходы. И не забывай, что следующие пятнадцать лет я буду выплачивать алименты на Олежку.

–Джулс, это не важно! – пылко перебила терзающегося сомнен иями парня я. Логическая цепочка его рассуждений до боли напоминала мне неоспоримые аргументы, приведенные Эйнаром в преддверии расставания, и потому вызывала у меня инстинктивное отторжение. Я была обязана любой ценой предотвратить обратный виток спирали и без колебаний пускала в ход запрещенные приемы, – если бы ты меня любил, если бы и вправду хотел быть со мной, разве тебя остановили бы незначительные препятствия? Мы бы шли вперед рука об руку, мы бы назло обстоятельствам построили наше счастье с нуля и никому не позволили диктовать нам свои правила. Но, похоже, твои чувства ко мне – фальшивка, а я для тебя – мимолетное увлечение. Не надо было ко мне приходить!

– Рина! – однажды я таким же подлым образом вынудила Эйнара пренебречь осторожностью, и та наша встреча на Театральной площади по сути стала первым камнем в фундаменте рукотворного ада, но я с маниакальным упорством двигалась по проторенному пути. Джулс перехватил в воздухе мое запястье, не дав мне вскочить со скамейки, и я поняла, что снова одержала Пиррову победу.

– Решай, Джулс! – резко вырвала ладонь я, – посмотри на меня, я ничего не боюсь! Я знаю, что у тебя ничего нет за душой, знаю, что у тебя растет ребенок, знаю, что нам предстоит многое преодолеть прежде, чем мы чего-то достигнем в этой жизни, но мне совсем не страшно.

– А мне страшно, Рина! – мы медленно шли вдоль кленовой аллеи, на улице стояли теплые летние деньки, всё вокруг цвело и благоухало, но я вспоминала прогулки с Эйнаром по зимней набережной и ледяные порывы пронизывающего ветра, взметающие в воздух снег, – один раз я уже сделал глупость и женился в восемнадцать лет. Да, в этом браке появился на свет Олежка, и как бы там ни было, я благодарен Инессе за сына, но настоящей семьи из нас не вышло. Мы оба были молоды и инфантильны, познакомились в компании, переспали на голых инстинктах, и она забеременела. Мать Инессы настояла на свадьбе, мои родители разменяли квартиру и сами переехали в малосемейку. Инесса бросила колледж, я с горем пополам учился, работал, где придется, но денег все равно ни на что не хватало. Мой отец до сих пор выплачивает кредит за свадебное путешествие – я был категорически против этого бездарного транжирства, но теща закатила скандал и вынудила родителей уступить. Она была рада-не рада побыстрей спихнуть дочку замуж, это именно теща не позволила Инессе сделать аборт, хотя мы оба не были готовы к детям и отлично это осознавали. Мать у Инессы всегда была не промах, и мозги она ей здорово промыла. Она видела, что мои родители –глубоко порядочные люди, и принялась давить им на совесть. Мол, ваш Юлиан сделал ребенка моей девочке и теперь он обязан на ней жениться, а вы, уважаемые давайте решайте квартирный вопрос, чтобы у молодых было отдельное жилье. И свадебку, свадебку тоже нужно сыграть с размахом, а то стыда перед людьми не оберешься, да и путевку в Турцию приобрести не забудьте, а то как же без медового месяца. Меня и по сей день корежит, когда я вспоминаю эту чертову поездку в Анталью. Мы с Инессой все время грызлись, как кошка с собакой, потому что нас не объединяло ничего, кроме ребенка, и в какой-то момент я настолько возненавидел свою жену, что едва не подал на развод сразу по возращению домой. Мне было невыносимо жить с ней под одной крышей, меня тошнило от регулярных визитов тещи, я брал учеников из самых отдаленных районов и допоздна задерживался у родителей, а Инесса на пару со своей мамашей обвиняли меня в черствости. Они буквально разогнали большинство моих друзей, посчитав, что они на меня дурно влияют и отвлекают от семейных забот, а к концу беременности Инесса превратилась в сущего параноика, и ей повсюду мерещилась измена, хотя я ни разу не давал ей реального повода для подозрений. С рождением Олежки все стало еще хуже. Мои родители упирались изо всех сил, чтобы у малыша было все необходимое, я надеялся, что теща хоть немного поможет Инессе с ребенком, но та самоустранилась с первыми же трудностями. Олежка часто болел, и на этой почве мы даже сблизились с Инессой – я старался быть хорошим отцом, а она не могла этого не замечать, но это было лишь временное потепление, и мы по-прежнему оставались чужими. Как тебе объяснить, Рина, если между двумя людьми изначально не было ни любви, ни духовного родства, они в лучшем случае научатся вежливо терпеть общество друг-друга, но это хрупкое статус-кво очень сложно сохранить надолго, особенно, если вам обоим чуть-чуть за двадцать, и вам катастрофически не достает жизненного опыта. Ранние браки по залету, заключаемые в стремлении избежать разнотолков, редко бывают счастливыми, но тогда, в свои восемнадцать, я еще не понимал, что нам с Инессой незачем было жениться только ради совместного воспитания ребенка. Я бы никогда не бросил своего сына, и моя позиция никоим образом не связана со штампом в паспорте, но теща устроила такой жесткий прессинг, что я и опомниться не успел, как оказался женатым человеком со всеми вытекающими последствиями. Моя мама по блату устроила Олежку в ясли, и я наделся, что Инесса выйдет на работу, и нам станет полегче в финансовом плане, но она находила тысячи предлогов, чтобы не работать. Определив ребенка в садик, она дорвалась до свободы и активно наверстывала упущенное – встречалась с подружками, развлекалась, гуляла, а когда я начинал возмущаться, говорила, что из-за меня она два года провела в четырех стенах, и я не вправе указывать ей, как себя вести. Я молчал в ответ, хотя меня так и подмывало сказать, что в зачатии Олежки вообще-то участвовали мы двое, и, если память мне не врет, всё происходило добровольно. Знаешь, иногда я мысленно оглядывался назад, и мне становилось жутко от того, что я натворил со своей жизнью, но мне недоставало духу разрубить гордиев узел. Родители видели, как у нас с Инессой ничего не клеится, но они у меня старой закалки и верили, что постепенно мы притремся. Этой весной я получил диплом, и надо было определяться с дальнейшими планами, вопрос, так сказать, встал ребром. Рынок частных образовательных услуг в нашем городе невелик, в школе платят копейки, а больше мне и идти-то некуда. Высшее образование стоит непомерно дорого, а значит, мечты о карьерном росте и саморазвитии можно смело похоронить, одним словом, впереди сплошная беспросветность. А тут еще теща без устали подливала масла в огонь, намекая, какое я ничтожество, не могу даже машину купить, и бедной Инессе приходится возить ребенка в сад на автобусе. Будто мне надо было влезть в неподъемный кредит и тратить космические суммы на бензин? Да, возможно, я поступил малодушно, когда инициировал развод, возможно, я заслуживаю осуждения, но я уперся в глухую стену, и только таким способом мне удалось ее сломать. Ты невероятно много для меня значишь, Рина, мне кажется, я нашел свою половинку. Но ты красивая, умная, не по годам взрослая, а я… Я ничего из себя не представляю, и как бы я к тебе не относился, мне нужно признать, что я должен оставить тебя в покое, пока наши отношения еще не зашли чересчур далеко.

ГЛАВА V

Несомненно, Джулсом двигали исключительно благородные мотивы, он трезво оценивал свои возможности и пытался уберечь меня от неминуемых разочарований, а его подкупающая искренность заслуживала всяческого уважения, но парень и не догадывался, что подобные высказывания действуют на меня сродни красной тряпке. Пусть и в несколько иной интерпретации, но мне уже приходилось слышать практически тождественные соображения, и у меня сформировалось стойкое неприятие такого сорта доводов – я страстно желала вступить в войну против всего мира, и первыми жертвами, принявшими на себя основной удар, стали мои родители. К тому времени, когда отец возвратился из рейса, мое поведение стало совсем неуправляемым, и мама понимала, что своими силами ей со мной не справиться. Между тем семимильными шагами приближался моей отъезд в столицу, и тетя Лена Маркелова, громкий скандал с участием которой в последнее мгновение удалось предотвратить, уже подыскивала мне жилье. По замыслу родителей на протяжении четырех лет в университете мне предстояло снимать квартиру в складчину с Симкой и еще двумя студентками, но я уперлась рогом в землю, безапелляционно заявив о не подлежащем обсуждению решении делить жилплощадь с Джулсом, чем привела маму в бешенство, а отца и вовсе вынудила впервые за семнадцать лет поднять на меня руку. Правда, до физического насилия дело так и не дошло – ударить меня отец не смог, но уже сам факт того, что он собирался влепить мне оплеуху, говорил о многом. Бабуля с дедом хором увещевали меня одуматься, но мой затуманенный разум был глух к их воззваниям, и я продолжала стоять на своем. Напрасно родители надеялись, что у Симки получится меня разубедить – наши и без того прохладные отношения с когда-то лучшей подругой окончательно дали трещину. Во-первых, Симка ни сном, ни духом не ведала, что мы с Джулсом целый год перезванивались и переписывались, и к обрушившейся на нее лавине шокирующей информации оказалась откровенно не готова, а во-вторых, она лучше кого-либо другого понимала, насколько далеко я способна зайти в своих безумствах. Я тайно подслушала обрывки диалога, состоявшегося у мамы с Симкой сразу после моей встречи с подругой, и меня до глубины души поразила удивительная смесь мудрости и деликатности, совершенно не свойственная острой на язычок Симке.

–Теть Люда, запретами вы ничего не добьетесь, – убежденно доказывала Симка, – отпустите Рину в свободное плавание, она все равно поступит по-своему, но разве вы хотите, чтобы она видела в вас злейшего врага? Она не простила вас за Эйнара и, наверное, не скоро еще простит, а теперь вы сами даете ей повод возненавидеть вас с новой силой.

–То есть по-твоему это нормально –в семнадцать лет сожительствовать с парнем? – обличительно воззрилась на Симку мама, – неужели твоя семья одобрила бы этот разврат?

–Нет, ну что вы, конечно, нет! – затрясла рыжеволосой головой подруга, – но вы не сравнивайте меня и Рину, она… Я не знаю, в ней как будто не осталось ничего от прежней Рины, она смотрит на вещи иначе. Теть Люда, я к чему веду, Рина ни перед чем не остановится, даже если вы ее на замок закроете или на цепь посадите. Не дай бог, она что-нибудь натворит, а виноватыми окажетесь вы с дядь Витей.

–Сима, я не могу спокойно наблюдать, как моя единственная дочь губит свою жизнь! – взмахнула руками мама, – ты хоть представляешь, какой на юридическом факультете конкурс? Это, уж извини пожалуйста, не твой филфак, но как Рина пройдет жесткий отбор из сотен претендентов, когда у нее башка черт знает чем забита?

–Но она же сдала выпускные экзамены в школе! – напомнила Симка, – кстати, по некоторым предметам у нее результаты лучше моих! А ведь она всю весну от психолога не вылезала, какие уж тут экзамены! Я бы на ее месте вообще в дурдом загремела, а Ринка на пятерку алгебру решила, не у кого не списывая. И в столице также будет, она сконцентрируется на своей задаче и обязательно поступит на бюджет.

–Твои бы слова, да богу в уши, Сима, – недоверчиво пожала плечами мама, – ты слишком оптимистично настроена, у меня мороз по коже, когда я думаю, что ждет Рину в столице. Часто навещать ее я не смогу, не увольняться же мне с работы, а отец в общей сложности по полгода в разъездах… Вседозволенность и бесконтрольность не доведут Рину до добра. А этот Юлиан? Как я могу полагаться на человека, бросившего жену с маленьким ребенком? Он с Риной также обойдется, тут и к бабке-гадалке ходить не надо. Сима, а как мне людям в глаза смотреть? Что подумают о нашей семье, если узнают, до чего докатилась Рина?

– А кто узнает? – вопросом на вопрос ответила Симка, – вы здесь, Ринка в столице.

–А твои родители? А Маркеловы? – отказывалась смириться с поражением по всем фронтам мама, – это же позор на всю жизнь!

–Да какой позор, зачем вы нагнетаете? – не поддержала маму в ее опасениях Симка, – в моей семье сплетничать не привыкли, а Маркеловым вы вообще ничего не рассказывайте, пусть так и думают, что мы с Ринкой квартиру вместе снимаем. И потом, это же столица, там нравы другие, никто на Ринку косо смотреть не будет.

–А может, пускай Рина в наш вуз поступает? Вот поумнеет, тогда и в столицу можно, – присоединился к разговору отец, – хотя бы под присмотром будет, и то мясо.

–Ага, и столько времени в этой дыре потеряет! – взвилась мама, – да и на международников у нас не учат. Что она будет делать с местным дипломом? В суде скрепки перекладывать?

–Ну, тогда, только морду этому Юлиану бить, чтоб сам от Ринки отстал, – вздохнул отец, – и вроде здоровый лоб, а ума нет.

–А толку? – беспомощно усмехнулась мама, – будет еще один мученик, как Эйнар Мартис. Юлиан хотя бы не из «Живых и мертвых», и семья у него более или менее приличная, если не врет.

–Мне кажется, Джулс – хороший парень, – позволила себе озвучить собственное мнение Симка, – моя тетя так в нем души не чаяла, когда он с Санькой занимался, прямо нахвалиться не могла – и умный, и вежливый, и к ребенку сразу подход нашел.

–Это ты имеешь к виду, к Ринке? – грустно съюморил отец, – хорошие парни женам рога не наставляют.

–Дядя Витя, Джулс с Риной только в интернете общался, какие рога? – не поддержала горькую иронию отца подруга, – короче, не хотите меня слушать, не надо, но я думаю, что на этот раз Ринка просто сбежит из дома и оборвет с вами все контакты.

–Это аморально отпускать ее в столицу с посторонним человеком! – в отчаянии воскликнула мама, – аморально, понимаешь?

–Так познакомьтесь с Джулсом поближе, – внезапно посоветовала Симка, – вы не дали шанса Эйнару, и сами видите, к чему это привело. Поставьте Рине условие, что, если она успешно поступит на юрфак, вы не станете мешать им с Джулсом.

–Ох, Фима-Фима, какая ты уже взрослая стала, – не смог сдержать улыбки отец, – вот ведь оно как бывает – я всегда думал, что это ты у нас недоразумение рыжее, а Ринка тебя переплюнула. Сама-то хоть замуж еще не намылилась?

–Дядь Витя, о чем вы? – смутилась Симка, – я ни о чем таком пока даже не думаю.

–Ну и правильно, это всегда успеется, – охотно согласилась мама, – жаль, что вы с Риной так отдалились…

–И мне жаль, – шмыгнула носом подруга, и у меня предательски защемило сердце, – но так уж сложилась жизнь, простите.

После того, как Симка в смятенных чувств покинула наш дом, родители о чем-то долго совещались на кухне, и минут сорок спустя мама постучала в дверь моей комнаты.

–Пусть придет к нам еще раз, – каждое слово давалось маме с огромным усилием, а на ее лице была написана невыносимая мука, но голос не дрогнул ни на миг, – и не один, а с обоими родителями.

–Чтобы ты опять устроила скандал? – выразительно скривилась я, – нет уж, я не стану так подставлять Джулса.

–Я обещаю не провоцировать конфликтов, – нервно сглотнула мама, – нам необходим поговорить всем вместе, и если ты нас не обманываешь, и семья Юлиана – не маргиналы вроде родственников Эйнара Мартиса, я уверена, мы сумеем найти с ними общий язык. Мы хотим своими глазами увидеть людей, воспитавших этого парня, и понять, с кем имеем дело.

–Никаких унижений и безобразных сцен? – подозрительно уточнила я, – никаких оскорбительных реплик, двусмысленных фраз и твоих прочих излюбленных приемов?

–Ничего это не будет, – с обреченным видом кивнула мама, – я нацелена на конструктивную беседу, и рассчитываю на симметричный настрой родителей Юлиана. Так тебя устраивает?

–Вполне, – не стала и дальше издеваться над мамой я, – я сегодня же позвоню Джулсу. И у меня к тебе еще одна просьба.

–Какая же? – заметно напряглась мама.

–Ни слова об Эйнаре, – прошипела я, – в противном случае, я за себя не ручаюсь.

–Не волнуйся, – успокоила меня мама, – это также и в моих интересах не афишировать историю с Эйнаром, и я думаю, ты прекрасно осознаешь, почему. Мы с отцом пошли ради тебя на беспрецедентный шаг, Рина, мы переступаем через свои нравственные принципы, так докажи нам, что ты уже достаточно взрослая, и умеешь разбираться в людях.

ГЛАВА VI

Как ни странно, коренному перелому в образовавшейся ситуации поспособствовала именно встреча моих родителей с родителями Джулса, хотя последние изначально и не горели большим желанием принимать приглашение, по всей видимости, до сих пор продолжая надеяться на возвращение Юлиана в лоно семьи, причем, я их в этом прекрасно понимала. Решение разменять квартиру и переехать на старости лет в малогабаритную однушку ради того, чтобы у молодоженов появилось отдельное семейное гнездышко, вряд ли далось пожилым людям легко, но любовь к сыну и стремление соблюсти приличия сослужили в итоге дурную службу. Инесса оказалась совершенно не готова к самостоятельному ведению домашнего хозяйства, ее мать беспардонно вмешивалась в жизнь новобрачных, Джулс избегал проводить время с женой, и заключенный второпях союз фактически трещал по швам, а с рождением ребенка он не только не упрочился, но и стремительно покатился к распаду. Инесса либо упрекала Юлиана в своей загубленной юности, либо обвиняла в хроническом безденежье, а ребенка все чаще использовала в качестве инструмента шантажа. Родители Джулса маленького внука беззаветно обожали, и активно подзуживаемая матерью Инесса не упускала случая подоить дедушку с бабушкой, вынужденных отказывать себе в элементарных вещах. В пылу регулярно вспыхивавших ссор Инесса неоднократно угрожала запретом на любое общение с сыном, стоило Юлиану даже вскользь упомянуть о разводе, и когда Джулс все-таки предложил расстаться, незамедлительно продемонстрировала серьезность своих угроз, а после того, как на поверхность всплыла наша виртуальная дружба, с подачи матери и вовсе заговорила о единоличной опеке. Естественно, подобный расклад категорически не устраивал ни Джулса, ни его родителей, и судебные разбирательства быстро перетекли в настоящую войну. Инесса ничтоже сумняшеся называла бывшего мужа ужасным отцом, трясла в зале заседаний распечатанными скриншотами нашей невинной переписки, якобы изображающей беднягу чуть ли не растлителем несовершеннолетних, и открытым текстом взывала к женской солидарности судьи, призывая наказать нерадивого супруга рублем. По результатам изобиловавшего грязными подробностями процесса публично выставленный крайне гнусным типом Юлиан с трудом получил право видеться с Олежкой не реже одного раза в неделю, однако, можно сказать, остался без жилья.

Так вышло, что на момент приобретения квартиры в Химпроме, Джулс с Инессой уже были женаты –краткий период совместного проживания со свекрами моментально обнажил неумение невестки идти на компромиссы, и дальше продолжать делить жилплощадь быстро стало невыносимым. Оборотистая сватья предложила вариант с разменом, пообещав добавить денег на новую квартиру, однако, так и не вложила ни копейки. И тут бы имело смысл заранее подстраховаться и оформить недвижимость на себя, но родители Джулса не иначе как по доброте душевной посчитали, что «дети» должны чувствовать себя защищенными со всех сторон, и теперь Инесса с Юлианом владели приобретенным имуществом в равных долях. Учитывая, что по решению суда трехлетний Олежка остался с матерью, после развода у Джулса была гипотетическая возможность претендовать на компенсацию или же сохранить за собой право проживания в квартире, однако, в данных обстоятельствах, и то, и другое выглядело абсолютно неприемлемым. Инессе было нечем выплатить оценочную стоимость принадлежащей Юлиану доли, а он сам не допускал и мысли, чтобы жить под одной крышей с люто ненавидящей его бывшей женой.

Родители Джулса презирали себя за непростительную доверчивость и жестоко корили на непоправимую ошибку. Почувствовавшая себя хозяйкой положения Инесса вспоминала о том, что у ребенка есть родные дедушка с бабушкой, лишь когда Олежке срочно требовалась дорогостоящая одежда и обувь, а в остальное время вела себя надменно и заносчиво. «Ваш сын поступил со мной по-свински, я плачу ему той же монетой», – безустанно повторяла Инесса, – «зачем ребенку нужен отец, который путается со школьницами? Чему он может научить Олежку?». Но тем не менее она не забывала исправно озвучивать неуклонно растущие суммы, необходимые на содержание малыша, и, как правило, ни в чем не получала отказа, а Джулс терзался нестерпимыми угрызениями совести, замечая, как родители всё больше урезают свои потребности в угоду непомерным аппетитам снохи.

Экзамены в колледже парень сдавал весь на нервах и едва не завалил базовые дисциплины, но впервые за долгое время капризная фортуна повернулась к нему лицом. Диплом о средне-специальном образовании, был у Джулса на руках, но ближе к лету почти все его ученики ушли на каникулы, и в репетиторской деятельности наступило сезонное затишье. Будущее казалось Юлиану пугающе безнадежным, ему претило брать деньги у родителей, и он нацелился на переезд в столицу, но, если бы парень пересилил себя и удержался от визита ко мне домой, ему было бы гораздо проще начать все с нуля в мегаполисе. Поддавшись моему напору, Джулс опрометчиво ввязался в новые отношения и значительно осложнил свою задачу, но чего я точно не могла предсказать, так это внезапно возникшей симпатии между нашими родителями, хотя до того судьбоносного ужина моя семья и была настроена к потенциальным родственникам достаточно враждебно.

Отец с мамой явно не надеялись, что к нам в гости придут такие милые, спокойные и исключительно приятные в общении люди, как Ираида Семеновна и Юрий Денисович. В сравнении с хабалистой Светланой Грищенко и ее ближайшим окружением родители Юлиана выигрывали вдвойне, и имевший несчастье лично познакомиться с обитателями барака на Пятой Линии отец сходу почувствовал очевидное различие между представителями двух миров, а мама, в свою очередь, довольно быстро избавилась от предубеждений, покоренная интеллигентными манерами наших гостей и высоким уровнем их внутренней культуры. Несомненно, с позиции материального благосостояния семья Шуваловых находились на ступеньку ниже нас, а бесконечная эпопея с квартирами, кредитами и судебными издержками поставила Ираиду Семеновну и Юрия Денисовича на грань выживания – мама Джулса много лет трудилась на скромной должности в городском архиве, а отец учительствовал в одной из школ и, как следствие, больших денег у них отродясь не водилось, а единственный капитал заключался в неосмотрительно разменянной двушке. На рынке недвижимости типовая хрущовка в спальном районе котировалась крайне низко, и в довесок к относительной терпимой однушке в Химпроме, где сейчас прочно обосновалась Инесса, удалось получить только убитую халупу без ремонта, расположенную пусть не в «Живых и мертвых», но на внушительном отдалении от центра. Добираться на службу Шуваловым отныне приходилось с пересадками, а о том, чтобы привести свое нынешнее жилище в относительно божеский вид они теперь могли только мечтать. К молодоженам благополучно отправилась даже вся более или менее добротная мебель, а старшее поколение разместилось на шестнадцати квадратах малогобараритки в практически голых стенах. Братьев и сестер у Джулса не было, и родители убежденно считали, что если даже единственному сыну они не способны помочь с квартирой, то грош им тогда цена. Ни во что хорошее подобное самопожертвование предсказуемо не вылилось, и последствия своих необдуманных действий Шуваловы расхлебывали и по сей день, а еще они явно стыдились своей наивности, испытывая перед мной и моей семьей неловкость за эту кричащую бедность.

Ираида Семеновна, всю жизнь разгребавшая архивную документацию и безнадежно посадившая себе на этом зрение, смущенно прятала глаза за толстыми стеклами старомодных очков, а Юрий Денисович раз за разом то ослаблял, то затягивал узел полосатого галстука. Они оба и вправду выглядели будто слегка не от мира сего: такие ослепительно белоснежные и до хруста накрахмаленные блузки, как у Ираиды Семеновны, давно уже никто не носил, а об острые стрелки на тщательно выглаженных брюках Юрия Денисовича, казалось, запросто можно было порезаться, да и в наш век господства демократичного стиля в одежде увидеть человека в строгом костюме где-нибудь помимо официального мероприятия само по себе выглядело чистым нонсенсом. В довершение ко всему прочему, Ираида Семеновна заплетала начинающие седеть волосы в тяжелую косу и хитроумным образом скрепляла ее на затылке как минимум десятком шпилек, а Юрий Денисович комично зачесывал на лысину скудные остатки волосяного покрова и в сочетании с профессорской бородкой воплощал в себе живую иллюстрацию к образу то ли вечно витающего в облаках философа, то ли лишь изредка покидающего пределы своей лаборатории ученого. Создавалось впечатление, что, готовясь к встрече с моими родителями, Шуваловы отчаянно пытались произвести наилучшее впечатление и доказать отцу с мамой, что Джулс – не какой-нибудь великовозрастный оболтус без царя в голове, а нормальный парень из нормальной семьи, натворивший глупостей исключительно в силу своей молодости, и вопреки моим глубинным страхам, их стремление неожиданно увенчалось успехом.

Напряженная обстановка первых минут всего через каких-то полчаса переросла в задушевную беседу, исчезла скованность, и я вдруг обнаружила, что за обликом канцелярской крысы Ираида Семеновна прячет поразительно теплую и невольно располагающую к себе улыбку, а ее муж обладает уникальным набором поистине энциклопедических знаний, но при этом нисколько не кичится своей эрудицией. Эти добрые, честные и словно немного оторванные от суровой реальности люди были в равной мере не способны как на корыстный умысел, так и на подлые поступки, и после личного общения с ними почему-то сразу верилось, что Юлиан запутался в своих ошибках, и он заслуживает скорее поддержки и совета, чем порицания. Невзирая на то, что мама была настроена основательно пропесочить Шуваловых за допущенные в воспитании Джулса пробелы, у нее язык не поворачивался вступать в перепалку с безобидной парой учителя и архивариуса, а отец испытывал откровенное замешательство от несоответствия фактической картины и ранее сформировавшегося у него мнения. То неоспоримое достоинство, с которым родители Юлиана несли свой тяжкий крест, безусловно заслуживало уважения: они не сетовали на жизнь и не роптали на судьбу, а всячески старались выбраться из долговой ямы и ни у кого не просили помощи. В сложившихся обстоятельствах они винили только себя и ощущали определенную ответственность за неудачную женитьбу Джулса, до последнего стараясь спасти этот заведомо обреченный брак. Хотя Шуваловы и смирились с предстоящим отъездом сына в столицу, они были психологически не готовы к тому, что едва оправившийся от развода парень вступит в новые отношения, а мой юный возраст заставлял искать скрытый подвох. Мы же с Юлианом весь вечер просидели молча и не встревали в разговоры родителей, но даже со стороны я видела, как медленно, но верно тает лед. Если за Эйнаром тянулся целый шлейф «преступлений», и у него не было ни малейших шансов войти в нашу семью на правах моего избранника, то Джулсу даже при всех его недостатках вполне светила перспектива постепенно завоевать признание. На миг я оглянулась вокруг и с ужасом поняла, что загнала себя в капкан, и обратного пути для меня уже не будет, но затуманенный разум погасил красные огни тревоги, и я лишь удовлетворенно улыбнулась, когда мама мирно предложила Шуваловым не торопить события, а решать вопрос по существу только после того, как меня зачислят на первый курс Юридического Университета. Отец тем временем отвел Джулса на балкон, и о чем-то долго с ним беседовал: содержание состоявшегося разговора никто из участников мне так и не озвучил, но судя по тому, что всё обошлось без скандалов и рукоприкладства, Юлиан сумел выдержать испытание и получил если не благословение, то во всяком случае добро на дальнейшее общение со мной.

ГЛАВА VII

Я отправилась в столицу в самый разгар знойного лета, а сопровождать меня вызвалась мама, снова отложившая на неопределенный срок давно вынашиваемые планы провести отпуск где-нибудь на берегах Красного моря. В одном купе с нами ехала Симка, которую родители со спокойной душой препоручили под мамину ответственность, но за без малого двое суток скучной и утомительной дороги мы с подругой лишь перебрасывались общими фразами, больше напоминающими разговор случайных попутчиков. Мы резко отдалились и внезапно стали чужими людьми, хотя до этого десять лет поровну делили все радости и горести, и я испытывала нездоровое облегчение от того, что мы с Симкой поступаем в совершенно разные учебные заведения и вряд ли будем регулярно пересекаться в будущем. Мы простились на перроне, как старые приятели, и мое сердце даже не екнуло, хотя еще недавно я не могла и вообразить, что наша преданная дружба однажды придет к столь горькому финалу. На вокзале Симку встретили знакомые родителей, и, погрузив в багажник чемоданы, увезли подругу на заранее арендованную квартиру, где в соответствии с первоначальным замыслом должна была разместиться в том числе я. По моей вине маме пришлось пережить значительное количество неприятных моментов, объясняя тете Оле, почему всё вдруг кардинально поменялось буквально за неделю до отъезда, и я небезосновательно подозревала, что истинного понимания в Симкиной семье она так и не получила. Наверняка, после маминого ухода, тетя Оля еще долго мусолила перипетии нашей жизни в кухонных беседах с мужем, но в лицо так ничего и не сказала, хотя особого такта я за ней никогда не замечала.

Впрочем, я догадывалась, почему даже дед с бабушкой достаточно быстро смирились с моим намерением связать судьбу с Джулсом: с того злополучного дня, когда мне только чудом удалось избежать гибели от рук матерых рецидивистов Михася и Сивого ( и непостижимым образом уцелеть после падения из окна, о чем моим родственникам, конечно, было знать необязательно), домашние относились ко мне чрезвычайно трепетно, подспудно опасаясь, что мне в любую секунду могут аукнуться эти страшные события, и моя хрупкая психика не выдержит избыточных нагрузок. С объективной точки зрения даже для взрослой, сформировавшейся личности кошмар такого рода вряд ли прошел бы абсолютно бесследно, а уж для подростка, как говорится, и тем паче, поэтому оказывать на меня прямое давление никто толком не решался, а боязнь многократно ухудшить мое нестабильное состояние заставляла членов семьи скрепя сердце идти на поводу у моих странных желаний. Меня жалели и оберегали от потрясений, а я сполна пользовалась своей неограниченной властью: в бессознательном стремлении свершить запоздалую месть, я не останавливалась ни перед чем, не отдавая себе отчета, что под моими ногами вот-вот разверзнется пропасть. Удивительно, но я настолько зациклилась на воплощении своих безумных прихотей, что ни на мгновение не задавалась закономерными, в сущности, вопросами из серии «А что будет дальше?».

Я не смотрела вперед и не оглядывалась назад, но всеми фибрами души стремилась поскорее покинуть родной город и по возможности никогда уже сюда не возвращаться. За тот год, что я заканчивала школу, меня постоянно мучил страх столкнуться лицом к лицу с кем-либо из обитателей «Живых и мертвых». «Молодая мать» Светлана Грищенко, ее омерзительный муж и их не менее гадкие соседи по бараку, ошивающийся в бандитских кругах Серега Филин, разбитной и в целом безвредный Жека – все они регулярно являлись ко мне по ночам и нестройной толпой стояли у изголовья кровати, повергая меня в ледяной пот своим неразборчивым шепотом. А порой из темноты проступал размытый образ Гертруды Францевны – маленькой, сухонькой старушки с потрясающей силой духа, не испугавшейся озверевших посланцев Цирюльника и смело выступившей на мою защиту. Каждый раз я до утра металась в горячечном бреду, а назойливая трель будильника звучала для меня сродни крику третьих петухов – сонм признаков неохотно отступал в свои владения, и я ненадолго обретала покой. С одной стороны, я страстно жаждала прояснить ситуацию и узнать, наконец, что стало с участниками развернувшейся на Пятой Линии драмы, но у меня не хватало мужества преодолеть внутреннее сопротивление и найти способ добыть нужную информацию. Я предпочла оставить всё, как есть, и лишь поглубже забралась в свою раковину, чтобы ненароком не обнаружить своего присутствия и не навлечь дополнительных проблем в том числе и на Эйнара.

Вывод о степени нависшей над ним угрозы я сделала из очевидных фактов, имевшихся на тот момент в моем распоряжении: уж кто-кто, а Эйнар Мартис ни при каких обстоятельствах не бросил бы на произвол судьбы беременную мать, и он в жизни не исчез бы без следа, предварительно не взвесив все за и против подобного поступка. Если в ситуации со мной все ответы лежали на поверхности, и я потеряла доверие Эйнара, когда сбежала из больничного сквера, то любовь парня к непутевой матери была безусловной величиной, не зависящей от влияния внешних факторов. И все-таки Эйнар не стал ставить Светлану в известность о своем скоропостижном отъезде, он будто предвидел, что приспешники Цирюльника непременно наведаются в барак, и специально подстраховался на этот случай. Я благодарила небеса, что Эйнар так и не узнал о происшествии со мной, и пусть мое место рядом с ним заняла Стеша, пусть мы потеряли друг-друга в безжалостном сумасшествии нашей единственной весны, я не смела и мечтать о большем счастье, чем отсутствие страшных новостей из «Живых и мертвых».

Да, я отпустила Эйнара, но так и не сумела перемолоть обиду на родителей. Джулс стал моим орудием возмездия, но я этого тогда не понимала и искренне считала, что сражаюсь за право на самостоятельность. Я вела войну по всем правилам стратегии боевых действий и триумфально выиграла ключевую схватку, блестяще сдав вступительные экзамены в престижный столичный вуз. Все требования родителей были соблюдены, и мы с Юлианом успевали зарегистрировать брак еще до новогодних каникул. И мне бы взять паузу, собраться с мыслями, прийти в себе и разложить по полочкам руководившие мною мотивы, но я посчитала, что тайм-аут будет воспринят в качестве явного признака сомнений.

–Ты можешь возвращаться домой! – сказала я маме тем августовским днем, – твоя миссия выполнена. Как ты и мечтала, я поступила в университет – настал твой черед сдержать слово.

– Рина! – не сразу нашлась с ответом мама, и мне вдруг на миг почудилось, что она втайне надеялась на мой провал, позволяющий ей с чистой совестью увезти меня обратно в провинцию и по блату пристроить в институт по месту жительству с возможностью и дальше контролировать мою жизнь. Не зря она вроде бы и захлебывалась от ликования, увидев мою фамилию в вывешенных приемной комиссией списках, однако, ее взгляд оставался печальным и задумчивым, а в глазах отчетливо сквозила неприкрытая тревога.

–Мама, мы уже всё обговорили, – уверенно напомнила я, – мы сняли эту квартиру с прицелом на то, что в ней будем жить мы с Джулсом. Все упиралось в экзамены, и я не нарушила своего обещания, следующий шаг за тобой.

–Так нельзя! – в сердцах разрубила ладонью воздух мама, – давай хотя бы дождемся восемнадцати лет! Если тебе нравится эта квартира, никто тебя отсюда не выгоняет, но я не могу оставить тебя в ней одну и потому не возражаю, чтобы хозяйка подселила еще одну девочку-студентку. А с Юлианом вы пока можете просто встречаться, не надо бежать впереди паровоза – съехаться вы всегда успеете, но до этого вам нужно получше узнать друг-друга.

–Я знаю о нем всё, что мне необходимо знать! – безапелляционно отрезала я, – а вот тебе, судя по всему, верить не стоит. Ты клялась, что вы с отцом не станете чинить нам с Джулсом препоны, и что я слышу? Девочка, студентка! Да на черта она мне тут сдалась, когда Джулс вынужден жить чуть ли не в коммуналке и отдавать за нее ту же сумму, которую он мог бы вносить в счет половины оплаты за эту квартиру. А как только я найду подработку, я освобожу тебя и от остальной части расходов.

–Какая подработка, Рина, ты вообще о чем? – посмотрела на меня, как на умалишенную, мама, – я понимаю, ты слабо представляешь, с какими сложностями тебе предстоит столкнуться в ходе обучения на международном факультете, но требую, чтобы ты раз и навсегда расставила приоритеты. Ты должна учиться, а не рыскать по столице в поисках неквалифицированной работы. Мы – твои родители, и мы обязаны о тебе заботиться. Ясно, что на одну стипендию в наше время не протянешь, естественно, мы с папой будем тебе помогать. Тебе, а не Юлиану, Рина!

–А вас никто и не просит о помощи! – дерзко вскинула голову я, – если уж на то пошло, я сама переберусь к Джулсу в коммуналку, и вам больше не придется платить за съем жилья.

–Не сходи с ума! – не на шутку разозлилась мама, – знаешь, это всё уже даже не смешно. Сначала бараки на Пятой линии, теперь коммуналки… Час от часу не легче! Кажется, что дно пробито, но нет, ты вновь преподносишь сюрприз! Всем нам прекрасно известно, что твой Джулс крайне стеснен в средствах, и вынужден снимать комнату вдали от центра. Да оттуда до ближайшей станции метро еще минимум полчаса пилить! Будто я не в курсе, что Юлиан каждый день встает в пять утра, чтобы успеть на работу к девяти! Тоже так хочешь? Да ты с таким режимом первую же сессию завалишь и со свистом вылетишь из университета, а если и не вылетишь, то стипендии точно лишишься. Вон, Игорь Маркелов, уж какой умный парень, а в прошлом году его декан на отчисление подал. Но у Игоря отец –не мелкая сошка, подсуетился, позвонил, кому следует, и выручил сына, а за тебя, извини, хлопотать некому. Без родительского присмотра даже такой пай-мальчик, как Игорек, быстро от рук отбился, а ты и дома умудрялась у нас под носом кренделя выписывать!

–А ты еще рассчитывала, что Игорь будет за мной в столице приглядывать! – выразительно ухмыльнулась я, – а за ним самим глаз да глаз нужен! Наверное, дорвался до свободы и уже все гей-клубы по кругу обошел!

–Как тебе не стыдно, Рина? – передернула плечами мама, – слава богу, до Маркеловых не дошли твои грязные выдумки! Разбила парню сердце, а потом еще помоями облила, самой-то не противно?

–Да мне по фигу, если честно, голубой он или нет, – безразлично отмахнулась я, – дело не в его ориентации, а подлой натуре. Он мою тайну не сохранил, и ему крупно повезло, что я не поступила с ним также. Плохо, что мы учимся в одном вузе, но я надеюсь, мы почти не будем видеться.

–Лично я не нахожу ничего хорошего в том, что ты осталась без друзей, – сокрушенно заметила мама, – ладно, Игорь, но почему ты так некрасиво поступаешь по отношения к Симе? У меня такое ощущение, что ты не хочешь продолжать с ней общение…

–Не хочу, ты права, – кивнула я, – ни с ней, ни с Маркеловым, ни с кем-либо из своих бывших одноклассников. Мне вполне хватает Джулса и ребят из его компании. Ну, и с соседями по коммуналке в любом случае придется перезнакомиться!

–Я тебе сказала, никаких коммуналок! – взорвалась мама, – всё, Рина, у меня больше нет сил с тобой спорить, ты выпила из меня всю кровь. Я никогда не думала, что доживу до такого позора, но, видимо, такова моя судьба. Ты добилась своего – пусть Юлиан перевозит вещи.

ГЛАВА VIII

–Рина, ты действительно этого хочешь? –в столице агонизировало уходящее лето, под ногами плавился асфальт, а сухой, раскаленный воздух обжигал кожу, но от моего преисполненного необратимой решимостью взгляда невольно веяло пронизывающим холодом ледяной пустыни, и Джулс зябко ежился, невзирая на жару.

–Ну, конечно! – нетерпеливо воскликнула я, – разве мы с тобой не об этом мечтали?

–Да, но…, – Юлиан взял меня за руку и крепко стиснул мою ладонь в напряженных, каких-то деревянных пальцах. Обычно теплая ладонь сейчас казалась безжизненной и чужой, а через это судорожное пожатие мне передались охватившие Джулса сомнения, и на считанные секунды в мутной пелене помрачившегося сознания мелькнула неожиданно здравая мысль, но буквально мгновение спустя без следа сгорела в пламени моего прогрессирующего безумия, как сгорает в атмосфере мчащийся в космосе метеор.

–Какие здесь могут быть «но», Джулс? – задохнулась от неконтролируемой обиды я, из последних сил сдерживая желание выдернуть руку, – мы так долго к этому шли, и вот, у нас всё получилось, а ты ищешь отговорки! Я тебя не понимаю!

–Рина! – Джулс неохотно выпустил мою руку и с робкой осторожностью приобнял меня за плечи.

По сути это был наш первый более или менее серьезный тактильный контакт – до того момента парень ни разу не позволил себе вольностей, хотя порой я случайно ловила на себе его пристальные взгляды, выходящие за грань дружеского восхищения. Если не брать в зачет виртуальный этап наших причудливо развивавшихся отношений, мы по-настоящему встречались уже на протяжение двух месяцев, но у меня не возникло ни единого повода упрекнуть Юлиана в попытке преждевременного форсирования событий. Он ухаживал за мной с трогательной заботой и был невероятно обходителен и тактичен, ни словом, ни делом не намекая даже на поцелуй, а я ощущала искреннюю благодарность за столь деликатный подход и совершенно не боялась оставаться с Джулсом наедине. Однако, хотя в глубине души я и хорошо понимала, что рано или поздно парень перестанет довольствоваться платоническим общением, и мне придется сделать неизбежный шаг вперед, мое будущее по-прежнему тонуло в густом тумане неопределенности, а дрейфующий в беспросветной мгле разум упорно отказывался воспринимать очевидные факты. Возможно, я не противилась тогда ненавязчивым прикосновениям Юлиана именно потому, что они носили сугубо братский характер, но и с высоты своего нынешнего возраста я часто поражалась собственному безрассудству. Я не могла не сознавать, что как только мы с Джулсом начнем жить под одной крышей, мы автоматически должны будем перейти на следующий уровень, но при этом, видимо, чисто по-детски предпочитала решать проблему исключительно по факту вместо того, чтобы тщательно взвешивать все плюсы и минусы, как это было заведено среди действительно взрослых и психологически зрелых личностей.

Впрочем, если смотреть на эту историю с позиции моих родителей, то они, например, были твердо убеждены, что цветок моей невинности сорвал Эйнар Мартис, и, значит, терять мне было, в сущности, нечего. В глазах моей семьи я больше не выглядела непорочным бутоном, родители вынужденно смирились с моим падением, и я вполне допускала, что мама до смерти боялась моей беременности и смогла вздохнуть с облегчением лишь когда ее подозрения не подтвердились. Конечно, мама предрекала мне совсем иную судьбу, но иногда у меня складывалось впечатление, что она больше не вынашивала планов о моих выдающихся достижениях и просто надеялась увидеть меня счастливой. Да, я поступила на престижную специальность и успешно обошла на вираже многочисленных конкурентов со всей страны, но мама чувствовала, что я все еще способна в любое мгновение сорваться с покоренной вершины и неуправляемо покатиться по наклонной плоскости. Мамино восприятие Джулса в качестве моего спутника жизни постепенно трансформировалось из категоричного отрицания в обреченное смирение, а после ужина в Шуваловыми она как будто взглянула на парня с другой стороны, и пусть мои родители продолжали считать мой выбор апофеозом опрометчивости, былая ненависть изрядно поугасла. К сожалению, в те жаркие августовские дни я была поглощена местью и не замечала, что в разыгранном мною спектакле наряду с декорациями меняется и расстановка персонажей. Я добилась обратного эффекта, убедив родителей, что несмотря на неудачный брак и наличие на иждивении малолетнего ребенка, черт, то есть Юлиан, не так страшен, как его малюют, а оказываемое им на меня влияние можно назвать положительным, особенно, если принять во внимание результаты вступительных экзаменов в юридический вуз.

Я надеялась таким способом проучить отца с мамой, хотела наказать их за причиненную мне боль, но, как выяснилось, избрала неверное орудие мести. Чем ближе родители узнавали Джулса, тем быстрее таяли довлеющие над ним предубеждения: вот уже почти забылся телефонный скандал с Инессой, вот уже отец добродушно подтрунивая над Юрием Дмитриевичем, помогал тому с ремонтом старенького «жигуленка», на котором остро нуждающийся в деньгах Шувалов собирался таксовать после работы в школе, а вот и мама смущенно презентовала Ираиде Семеновне целый пакет практически не ношенных вещей из своего гардероба с просьбой не расценивать ее жест как унизительную попытку продемонстрировать финансовое превосходство. Да, Шуваловы были бедны, словно церковные мыши, но в сравнении с маргинальной нищетой Светланы Грищенко, это была бедность совсем другого рода – стерильная чистота царила не только в их крошечной малогабаритке, но и в помыслах. А еще никто в семье не злоупотреблял спиртным и не спускал последние гроши на дешевый самопал, как это делал основной процент обитателей бараков, и каждая копейка в семье Шуваловых всегда использовалась строго по назначению. Не скажу, что родители Джулса придерживались пуританских методов воспитания, но, по всем признакам, его связь с Инессой, обернувшаяся классическим браком «по залету» до сих пор вызывала у Ираиды Семеновны и Юрия Дмитриевича жгучий стыд. Скорее всего, они не раз напутствовали сына не повторять ошибок прошлого, и джентльменское поведение парня подтверждало мою теорию. И все же я оказалась не готова даже к простым объятиям, и когда Джулс привлек меня к себе, внезапно застыла в оцепенении.

С Эйнаром все происходило иначе: мы поцеловались уже на первом свидании, и вышло это настолько естественно, что я ни на мгновение не задумалась, а правильно ли я поступаю. Меня тянуло к Эйнару, будто магнитом, рядом с ним я взмывала на седьмое небо и невесомым перышком парила над землей. Он был для меня отдельной вселенной, ему всецело принадлежала моя душа, и если бы он только захотел, я без малейших колебаний отдала бы ему и свое тело. Я отчетливо помнила каждую деталь нашей последней встречи в квартире на Театральной площади – как скользили под тонкой тканью футболки мои дрожащие от возбуждения пальцы и как сладостно замирало сердце от мимолетных прикосновений к обнаженной коже. Эйнар был прекрасен даже с разбитым в кровь лицом, и эта потусторонняя, неземная красота вызывала у меня поистине непреодолимое влечение. Я чувствовала его участившееся, неровное дыхание, тонула в бездонных омутах зеленых глаз и всем своим существом жаждала нашего слияния, но в тот вечер мое страстное желание так и не воплотилось в реальность. Эйнар мужественно скрывал от меня причиняемую трещиной в ребре боль, а распухшая нижняя губа и назревающая на скуле гематома превращали его точеные черты в жутковатую маску, однако даже свежие следы жестоких побоев не способны были испортить этого безупречного лица. Порой мне невольно представлялось, что Эйнар был слишком идеальным для живого человека и потому существовал только в моих девичьих грезах, а его образ был всего лишь плодом моей чересчур бурной фантазии, но затем в памяти один за другим всплывали разрозненные эпизоды из прошлого, и я вспоминала наши прогулки по заснеженной набережной, растворимый кофе в пластиковых стаканчиках, иней на моих ресницах и клубы сигаретного дыма, медленно исчезающие в морозном воздухе. Наша любовь была настоящей, она согревала нас в лютую стужу и дарила незабываемые минуты всеобъемлющего счастья, и хотя между нами с Эйнаром не состоялось физической близости, наши отношения вместили в себя целый космос, маленькую жизнь, прожитую на несоизмеримо коротком отрезке безжалостно прерванной временной линии. Когда Джулс несмело прижался губами к моей щеке, я едва не отпрянула в ужасе, охваченная необъяснимой паникой, и уже хотела было силой высвободиться из объятий и отчаянно удариться в бега, но тут воображение услужливо подкинуло мне порожденную глубинными страхами картину, и я не только не оттолкнула парня, но и сама жадно впилась в его губы ответным поцелуем. Красная пелена ревности застила мне глаза, я целовала Юлиана, а видела перед собой Эйнара, целующего Стешу и нежно гладящего ее выжженные пергидролем волосы. Я не должна была поддаваться этой губительной слабости и впускать в свой разум тлетворный дух внутреннего разрушения, но мне так и не удалось обуздать взбесившиеся эмоции.

–Ты любишь меня? – хриплым шепотом спросил Джулс после того, как меня немного отпустило, и я, наконец, оторвалась от его губ, – скажи мне, что для тебя всё это не игра, что ты и вправду хочешь быть со мной, и я обещаю свернуть ради тебя горы. Но ты еще такая юная, зачем тебе столько лишних проблем? Я не понимаю, почему ты так легко готова променять беззаботную молодость на тяготы семейной жизни! У меня нет ни денег, ни жилья, ни внятных перспектив, но тебя это словно ничуть не пугает. Значит ли это, что ты испытываешь ко мне сильные чувства или причина все-таки в чем-то другом? И не слишком ли мы спешим, Рина?

–А тебе, значит, понравилась холостяцкая жизнь и ты не планируешь повторно связывать себя узами брака? Так следует толковать твой вопрос? – усмехнулась я, твердо уверенная в тот момент, что мне достаточно выйти замуж за Юлиана, дабы навсегда проститься с прошлым. Я держала Джулса мертвой хваткой, не чураясь наносить ему коварные удары ниже пояса и надеясь с его помощью приглушить свои страдания, а он был безоглядно в меня влюблен, чтобы сходу распознать подвох.

–Нет! – снова сомкнул объятия парень, – не смей так говорить, слышишь! Даже думать так обо мне не смей! Нам предстоит немало трудностей, но вдвоем мы с ними непременно справимся, главное, что мы вместе!

Однажды эти слова уже звучали, их не раз произносил Эйнар, когда все вокруг ополчились против нас. Я не выстояла в этой войне и малодушно покинула поле боя, но в случае с Джулсом я не собиралась сдаваться без борьбы, и уже на другой день Юлиан с чемоданом перебрался ко мне. Мы проводили маму на вокзал, вернулись домой, поужинали и весь вечер не поднимали друг на друга глаз, не зная, как вести себя дальше.

ГЛАВА XIX

Справедливости ради, следовало отдельно отметить, что с самого начала моего постепенного взросления мама открыто разговаривала со мной о сексе, и я выросла с совершенно правильным, на мой взгляд, представлением, что близкие отношения между двумя любящими людьми не являются чем-то постыдным, но, во-первых, с этим вовсе не стоит торопиться, во-вторых, в паре должно прежде всего присутствовать взаимное доверие, а третьих, каждый из партнеров должен быть психологически готов подойти к процессу с максимальной ответственностью. Под последним пунктом мама подразумевала обязательное использование контрацепции и в ходе полового просвещения подробно разложила по полочкам все преимущества и недостатки существующих способов предохранения, но ей и в страшном сне не могло присниться, что в тот вечер на Театральной площади я напрочь позабуду ее советы и, словно под гипнозом, потянусь навстречу Эйнару в опьяняющем стремлении без остатка подарить ему всю себя. Тогда я вообще ни о чем не думала – зеленые глаза, яркие и сияющие на фоне усталого лица, сводили меня с ума, заставляя отстраненно водить ладонью по гибкой спине в предвкушении неземного блаженства. Я не сомневалась, что Эйнар испытывал схожие чувства, и мои прикосновения вызывали у него столь же бурный всплеск желания, но он предпочел вовремя остановиться, и я до сих пор не могла утверждать, почему парень не допустил продолжения. Была ли тому причиной неутихающая боль от полученной в драке травмы, и как поступил бы Эйнар, если бы его не мучила злополучная трещина в ребре? Поддался бы соблазну или также благородно отстранился? И что было бы лучше для нас обоих? Бесчисленные вопросы так и остались без ответа, и я лишь нескончаемо домысливала, каким бы образом всё могло сложиться в зависимости от морального выбора Эйнара. А вот мама считала мое грехопадение свершившимся фактом, и мне так и не удалось ее в этом разубедить. Она не допускала ни малейшей вероятности, что моя честь нисколько не пострадала, и бездоказательно сыпала в адрес парня грязными обвинениями. Я пыталась защитить Эйнара от очередного незаслуженного наклеивания ярлыков, а однажды даже в сердцах предложила маме вместе сходить к гинекологу, чтобы тот авторитетно опроверг ее нелепые подозрения, но мама слишком боялась лишней огласки, и ей было проще жить со своими в корне ошибочными выводами, чем раз и навсегда выяснить правду. Именно поэтому, прощаясь со мной перед отъездом домой, мама даже не заикнулась относительно того, чтобы мы с Джулсом хотя бы подождали до свадьбы, и только с похоронной миной напомнила, что бабушкой и дедушкой им с отцом становиться еще рановато. Я рассеянно кивнула, будто речь шла не обо мне, но вскоре обнаружилось, что мама успела провести профилактическую беседу и с Юлианом. Наверное, с объективной точки зрения мама избрала весьма прогрессивный подход, но меня откровенно коробило, что такие деликатные моменты обсуждаются за моей спиной, и когда Джулс, краснея и кусая губы, поинтересовался, какую защиту от нежелательной беременности я нахожу самой надежной и удобной, со мной едва не случилась истерика.

Я отрешенно смотрела на двуспальную кровать, стыдливо прикрытую пледом, и толком не соображала, что я творю. Я опять видела Эйнара – божественно прекрасного, стройного, удивительно гармонично сложенного, но в тоже время буквально пронизанного внутренней силой, и мой воспаленный мозг непрерывно выдавал череду калейдоскопически сменяющихся кадров. Эйнар, исступленно ласкающий податливое тело Стеши… Стеша, медленно исследующая губами каждый шрам на бледной коже Эйнара… Сладкие стоны наслаждения и судорожный вздох в наивысшей точке экстаза… Голова Стеши, мирно покоящаяся на груди уснувшего Эйнара, и победное торжество во взгляде моей счастливой соперницы. Я хотела закрыть глаза и избавить себя от этого мучительного зрелища, но спутанное сознание с лихорадочной скоростью снабжало меня всё новыми образами. Я тяжело бредила, и в бреду с неистовой силой обнимала Джулса, наивно принимающего мой внезапный порыв за безудержную страсть, я целовала его так, как мечтала поцеловать Эйнара, и буквально вжималась в него разгоряченным телом. Для Юлиана это был акт любви, а для меня – акт возмездия, и если поначалу парень еще пытался обращаться со мной бережно и аккуратно, то вскоре и ему передалось мое умопомрачение, и в пылу неутоленного желания он практически потерял контроль над своими действиями. Я почти не ощутила боли, когда возбужденная плоть Джулса резким толчком проникла сквозь невидимую преграду, я чувствовала лишь мрачную горечь безвозвратного расставания с прошлым, в котором моим и первым и единственным мужчиной должен был непременно стать Эйнар Мартис. Юлиан стремительно наращивал темп и за несколько мгновений достиг пика удовольствия, а по моим щекам покатились соленые горошинки слез. Я безвольно обмякла в объятиях содрогающегося в финальном пароксизме Джулса и поняла, что меня больше не преследуют навязчивые картины с участием Стеши, как если бы я прошла через ритуал экзорцизма. Впоследствие Эйнар и далее являлся мне во снах, но эти сны уже не причиняли мне таких нечеловеческих страданий и не повергали в то пограничное состояние, что мне лишь однажды довелось пережить в нашу первую ночь с Юлианом.

–Ты плачешь? Я был с тобой груб? – испугался Джулс, после того как вновь обрел способность адекватно воспринимать окружающую реальность, – прости меня, я увлекся и повел себя, как законченный эгоист…Рина, пожалуйста, не плачь!

–Все нормально! – точно также, как это делала в моих недавних видениях Стеша, я спрятала влажное лицо на груди у парня и мягко провела ладонью по его растрепанным волосам, – это просто слезы!

Несколько алых капель крови на белоснежных простынях, горячий душ и странное безразличие ко всему случившемуся – я прислушивалась к своим новым ощущениям и не испытывала ничего, кроме щемящей грусти. Джулс заботливо укутал меня в мягкое покрывало, лег рядом и, пока я не задремала, шептал мне на ушко разные нежности. Похоже, он чувствовал себя виноватым за то, что не смог совладать со своими инстинктами и не проявил по отношению ко мне должной чуткости, но, учитывая, что я сама довела его до безумия своим неуемным пылом и намеренно разожгла в нем жаркое пламя неукротимой страсти, по сути мы были квиты. Я была даже рада, что всё произошло так быстро, и я не успела впасть в неуместную рефлексию – я не воспринимала свою девственность в качестве некой сакральной ценности и, как сказала бы толстая, аляповато накрашенная школьная «психологиня», это еще хорошо, что после неудавшегося изнасилования у меня не сформировалось стойкого отвращения к лицам противоположного пола, и меня не настигает паническая атака от одной лишь мысли об интимной близости.

С точки зрения голой физиологии мой первый опыт благополучно обошёлся без серьёзного дискомфорта, а, может быть, все мои рецепторы целиком замкнула на себе душевная боль. Наутро я проснулась в отличном самочувствии и на скорую руку приготовила спешащему на работу Юлиану легкий завтрак – мы в одночасье стали типичной молодой семьей, в которой постепенно образовывался свой собственный уклад. А где-то в глухой деревне лучащаяся неподдельным счастьем Стеша провожала до двери Эйнара, желала ему хорошего дня и целовала на удачу в серединку губ….

Не знаю, отчего я была так уверена, что Стеша добилась своего и получила любовь Эйнара в награду за свою преданность и верность, но меня ни на секунду не покидала твёрдая убежденность в правоте посещающих меня догадок. Эйнар безусловно понимал, что в ближайшее время ему ни при каких обстоятельствах нельзя возвращаться в город, а та, что без оглядки бежала прочь по рыхлому снегу больничного сквера, навряд ли будет ждать его годами. В сложный момент именно Стеша без колебаний подставила ему свое плечо и осознанно приняла на себя непосредственно вытекающие отсюда риски, она не побоялась бросить родной дом и отправиться за любимым на край света. Тогда как я выросла в идеальном мире, Стеша с детства видела только убогие бараки у кладбищенской ограды да подзаборную пьянь, регулярно устраивающую шумные разборки, а ее брат Вадик по кличке Калаш однозначно вращался в околокриминальных кругах наряду с Серегой Филином и прочими обитателями Пятой Линии. Там, где я испугалась буквально до полусмерти, Стеша с фантастической быстротой сориентировалась по обстановке и с присущей ей смекалкой спланировала срочный побег Эйнара. Она спасла парня от Цирюльника и его цепных псов, а я сначала трусливо зарылась головой в песок, а затем нарушила данное Эйнару обещание и поехала в «Живые и мертвые», чтобы окончательно всё испортить. Вульгарная, недалекая и явно уступающая Эйнару в уровне интеллекта, Стеша оказалась для него поистине незаменимым союзником: ее не нужно было оберегать от каждого дуновения ветра, она не устраивала сцен, а сразу действовала с непреклонной решимостью. Стеше ничего не стоило оставить семью и без предупреждения покинуть город, так как участие родителей в ее жизни по большому счету сводилось лишь к производству на свет, а я всякий раз изводилась угрызениями совести, волей или неволей причиняя страдания отцу с мамой. Я думаю, Стеша не напрасно боготворила Эйнара: он олицетворял для нее самое лучшее в этом безнадежно прогнившем мире, она цеплялась за него, как утопающий в отчаянии хватается за соломинку, а в той мрачной клоаке, что окружала ее с рождения, этот разительный контраст был особенно очевиден. Стеша не пожалела бы ради Эйнара жизни, он был ее единственной путеводной звездой на черном небосводе, одиноким маяком в темной дали, рассветным лучом, знаменующим наступление долгожданного утра, и она не могла допустить, чтобы этот яркий факел погас в безжалостных руках. Стеша дала Эйнару всё то, чего не осмелилась дать ему я – безоговорочную поддержку по всем фронтам, и как бы не тяжело мне было с этим смириться, в нынешней ситуации мне нечего было ей противопоставить. Полтора года назад я не выдержала своего главного испытания, и пусть мне не суждено было повернуть время вспять, здесь и сейчас во мне остро нуждался Джулс, и я не имела права столь же малодушно предать и его доверие.

ГЛАВА X

Если мое будущее было примерно известно минимум на четыре года вперед и в основном включало в себя обычную студенческую рутину, то над Юлианом по-прежнему витала тень неопределенности. Несмотря на то, что школьный друг и в самом деле посодействовал парню с временным трудоустройством, мы оба великолепно понимали, что неквалифицированная и низкооплачиваемая работа фасовщиком-сортировщиком на складе готовой продукции в одной из столичных компаний по производству безалкогольных напитков ни при каком раскладе не является пределом мечтаний. Естественно, Джулс был не в восторге от своих должностных обязанностей, но при этом он полностью отдавал себе отчет, что промежуточный этап неизбежен, и на пути к заветной цели ему придется изрядно поумерить профессиональные амбиции. Каждый божий день парень поднимался, что называется, ни свет, ни заря, наспех завтракал и, обязательно чмокнув меня перед выходом, несся на метро, чтобы не допустить даже минутного опоздания, за которое работодатель незамедлительно применял к нарушителю жесткие штрафные санкции финансового характера. Переезд ко мне на квартиру подарил Джулсу лишний час сна, и сейчас ему по крайней мере не приходилось добираться на службу с пересадкой и в общей сложности тратить на дорогу туда и обратно более трех часов.

Денег у нас в семье хронически не водилось –львиную долю зарплаты Юлиана мы тратили на продукты, стоящие в столице на порядок дороже, чем в провинции, а оставшаяся сумма почти целиком отсылалась Инессе в счет алиментов на Олежку. Платить за жилье нам помогали мои родители, но даже невзирая на это серьезное подспорье, мы все равно жили очень скромно и в силу ограниченности имеющегося в нашем распоряжении бюджета толком не позволяли себе никаких развлечений. Зато по вечерам мы много гуляли вдвоем, открывали для себя новые места, восхищенно созерцали многочисленные памятники старинной архитектуры и знакомились с главными столичными достопримечательностями. Нам обоим нравились эти неторопливые прогулки, обмен впечатлениями, и хотя я не чувствовала к Джулсу той сумасшедшей, больше похожей на наваждение любви, что я испытывала по отношению к Эйнару, мне было приятно и легко находиться в его обществе, рядом с ним я ощущала умиротворенное спокойствие и потому бесконечно дорожила нашим взаимопониманием. И пусть Юлиан по-настоящему любил, а я лишь с благодарностью принимала его любовь, наш союз вышел на удивление гармоничным, а мы достаточно быстро притерлись в бытовых вопросах. Мы смотрели в одном направлении, решали общие задачи и тщательно охраняли наш мир от постороннего вмешательства, а сразу после того, как я отпраздновала в ноябре свой восемнадцатый день рождения, тихо поженились без помпезного торжества, пригласив на бракосочетание только близких родственников.

Надо сказать, что и моя семья, и родители Джулса восприняли новость о поданном в органы ЗАГС заявлении без бурного энтузиазма, будучи едиными во мнении, что нам следовало хотя бы год потерпеть со свадьбой, пока я не закончу первый курс. Но в тоже время мама искренне считала наше сожительство крайне позорным фактом и не хотела, чтобы за моей спиной и дальше шушукались разного рода поборники высокой морали, поэтому категоричных возражений я от нее не услышала. Я подозревала, что Юрий Денисович с Ираидой Семеновной дружно предостерегали Юлиана от повторной ошибки и советовали ему не торопиться с новым браком, но так как я изначально пришлась Шуваловым ко двору, дальше предупреждений эти разговоры не зашли. У меня не было ни традиционного белого платья, ни фаты, а затраты на обручальные кольца мы с Джулсом посчитали бессмысленными и по обоюдному согласию отказались от привычной атрибутики.

Мама упорно настаивала, чтобы я предложила Симке выступить в роли подружки невесты, но я никак не могла переступить через себя. С момента прощания на вокзале мы с Симкой не только не виделись, но даже не созванивались, и у меня не было ни малейшего желания что-либо предпринимать по этому поводу. Порой я невыносимо скучала по нашей веселой болтовне, но Симка принадлежала тому же прошлому, что и Эйнар, а я однажды дала себя зарок никогда не оглядываться назад, и, если ради этого мне нужно было нанести смертельную обиду лучшей подруге, я готова была пойти и на этот абсолютно не красящий меня шаг. Оправдываться за мой демонстративный поступок перед тетей Олей и прочими общими знакомыми по давно сложившемуся обыкновению вынуждена была мама: объяснять, что Рина не беременна, что ее жених –нормальный парень из приличной семьи, что проводить пышную церемонию принципиально не захотели сами молодожены, причем, твердить одну и ту же мантру ей приходилось буквально целыми днями напролет. Коллеги, приятели и соседи одолевали маму бестактными расспросами, а она старательно отбивалась от назойливого любопытства. Уверена, что нечто подобное происходило и с Шуваловыми, а, принимая во внимание скандальный развод Джулса с Инессой, им, возможно, было еще сложнее справляться с нездоровым интересом к происходящему в семье. Нетрудно представить, какие сплетни циркулировали вокруг нашего брака, и за счет каких нечеловеческих усилий родителям удалось пережить этот тяжелый этап.

Так или иначе, мы с Юлианом все-таки зарегистрировались, и на незримое мгновение я внезапно провалилась в черную дыру своих глубинных страхов и сквозь клубящийся над бездной туман поймала далекий взгляд зеленых глаз, но завороживший меня морок бесследно исчез, и я быстрым росчерком поставила подпись на свидетельстве о браке, чтобы тем самым пресечь любые пути к отступлению. Джулс поцеловал меня под вялые аплодисменты собравшихся в зале родственников, и на улицу мы вышли уже мужем и женой, а потом накрыли стол в нашей однокомнатной квартирке и выпили по бокалу дешевого шампанского. На площади в тридцать пять квадратных метров мы с горем пополам разместились вшестером, поэтому о романтике первой брачной ночи не стоило и мечтать – отец с мамой спали на раскладном диване, родителям Юлиана мы из-за больной спины Юрия Денисовича уступили кровать, а сами надули матрас и устроились на кухне. Джулс крепко сжал меня в объятиях и вскоре погрузился в сон, а я до утра лежала с открытыми глазами, боясь неосторожным движением потревожить своего законного супруга.

И вроде бы я добилась своего: пошла наперекор родителям, отстояла право на независимость и не допустила дальнейших манипуляций, но на сердце у меня было муторно и грустно. Я обманула Джулса, внушила ему ложные иллюзии и заставила поверить в свои чувства, я воспользовалась своим влиянием на него и буквально затащила под венец, но что я могла дать ему теперь, когда Эйнар был отомщен сполна? Рассказать правду, честно признаться в своих истинных мотивах или оставить всё, как есть? Юлиан не был противен мне физически, мы с ним отлично ладили, он меня беззаветно обожал, родители его худо-бедно приняли, так чего мне было ещё желать? Да, второго Эйнара нет и не будет, поэтому мне незачем было сравнивать Джулса со свой роковой любовью. Я должна была научиться любить Юлиана, достойного моей любви, как никто другой, и той ночью я окончательно переступила условную границу между прошлым и настоящим. Я поклялась себе, что Джулс не будет страдать из-за меня, что я сделаю его счастливым и ни за что не причиню ему боли. Я ловила его размеренное дыхание, вслушивалась в ровное сердцебиение и всё отчетливее понимала, что лишь он один способен залечить мои сквозные раны. А перед рассветом я ненадолго уснула, и мне приснился Эйнар. Проснувшись, я не смогла сдержать слез, но мокрые дорожки на моих щеках высохли прежде, чем у Джулса сработал будильник. Тогда я еще не знала, что этот сон станет частью моей новой реальности, но со временем я привыкла регулярно проводить в голове генеральную уборку и строго-настрого запретила являющимся ко мне призракам оказывать влияние на мою нынешнюю жизнь. И пусть Эйнар так и не перестал мне сниться – как и любой сон, будоражащий мою душу образ имел неотъемлемое свойство развеиваться на заре.

Юридический Университет, куда я чудом пробилась через заградительные барьеры экзаменационной комиссии, на следующие четыре года фактически превратился для меня во второй дом. Обучение на международном факультете давалось мне довольно непросто, а подготовка к семинарам отнимала огромное количество времени. Некоторые предметы я откровенно не тянула из-за недостаточно хорошего уровня базового образования, полученного в родной школе, и мне приходилось часами корпеть над учебниками, чтобы не скатиться до «троек» и не потерять стипендию. Так вышло, что на всем курсе я единственная была замужем, и хотя я не носила кольца и всячески скрывала свое семейное положение, данная информация как-то просочилась в широкий доступ, и если мужская половина студенческого контингента смотрела на меня с заметным недоумением, то в глазах девчонок читалась неприкрытая зависть, а после того, как Джулс пару раз встретил меня на крыльце, и моим одногруппницам удалось с ним лично познакомиться, я еще и периодически сталкивалась с проявлениями наглого кокетства. К счастью, Юлиан отродясь не был дамским угодником и к подобному флирту относился исключительно с юмором, не давая мне ни малейшего повода усомниться в его верности. Я доверяла ему безоговорочно, и никогда не препятствовала общению с другими девушками, но порой у меня создавалось впечатление, что Джулс был бы совсем не против, если бы я его приревновала и тем самым подтвердила глубину своих чувств. С другой стороны, парень жутко устал от беспочвенных претензий своей бывшей жены, и моя бесконфликтность его только радовала, а скупость на эмоции в избытке компенсировалась готовностью идти на компромиссы и внезапно проснувшимся во мне талантом с нуля создавать домашний уют.

Понемногу мы оба влились в столичную жизнь и обзавелись друзьями, хотя в моем случае речь скорее шла не о дружбе, а о банальной общности интересов. В отличие от меня, Юлиан сохранил контакты со школьными приятелями, а один из них, Данил Карцев, оказал ему неоценимую поддержку в поисках работы. С Даней и его женой Алиной мы дружили семьями – правда, мой юный возраст сослужил мне дурную службу, и вчерашняя гимназистка не сразу вписалась в компанию взрослых, состоявшихся людей, однако, я быстро доказала, что не похожа на большинство своих ветреных сверстников. Конечно, мне частенько недоставало опыта, о чем-то я вообще слышала впервые, но я губкой впитывала в себя новые знания и не стояла на месте в своем развитии. Если поначалу Данил лишь из уважения к закадычному другу не называл меня глупенькой малолеткой, а его ровесница Аля нередко обращалась со мной, как с ребенком, то по прошествии всего нескольких месяцев я стала для них своей. В компании Алины и Данила я ощущала себя гораздо комфортнее, чем рядом с одногруппниками, и инстинктивно стремилась проводить больше времени с друзьями Юлиана, под разными предлогами уклоняясь от студенческих посиделок. Своим поведением я мгновенно обеспечила себе репутацию белой вороны, а отдельные недоброжелатели видели во мне зазнайку, безосновательно задирающую нос перед университетскими товарищами. В итоге близких друзей за годы учебы у меня так и не появилось, но с теми, кто смог за маской показной холодности разглядеть во мне ответственного, надежного и никогда не отказывающего в помощи человека, я и после выпуска осталась в прекрасных отношениях. А вот с Игорем Маркеловым, учившимся на том же факультете, но на курс старше, мы даже не здоровались при встрече, притом, что пересекались мы с раздражающей частотой.

ГЛАВА XI

Игорь уехал в столицу за год до меня, и к тому времени, как я поступила в Юридический университет, уже успел неплохо освоиться на новом месте. Я была уверена, что, избавившись от родительского контроля, Маркелов сразу же пустится во все тяжкие и окончательно перестанет скрывать свою ориентацию, но громкого каминг-аута с его стороны так и не последовало. Более того, вскоре у Игоря появилась постоянная девушка, отношения с которой можно было смело назвать серьезными, и как бы я не надеялась втайне, что парень признается в своем гомосексуализме, и отец с мамой перестанут обвинять меня в бессовестном поклепе, Маркелов упорно продолжал держать свои истинную ориентацию в секрете от окружающих. Симпатичный, ухоженный, с иголочки одетый и обладающий невероятным обаянием Игорь неизменно пленял женские сердца, а в столице он быстро приобрел особый лоск и шарм, что многократно увеличило количество его поклонниц. Я своими глазами видела, как засматривались на Маркелова красавицы-студентки, и как искусно он поощрял их интерес и, будто специально, создавал себе устойчивый имидж ловеласа – умного, самодостаточного, знающего себе цену любимца женщин, не скупящегося на комплименты и умеющего произвести неизгладимое впечатление даже на самую требовательную натуру. Не последним фактором, определяющим привлекательность Маркелова, можно было считать и полное отсутствие материальных затруднений. Я не знала, понадобилась ли Игорю протекция влиятельных друзей дяди Паши или он поступил на международный факультет своими силами, но благодаря маме я была в курсе, что Маркелов-старший снял для сына дорогую студию в хорошем районе и на протяжении всего периода обучения к парню текли непересыхающие денежные ручейки. До столичной золотой молодежи, стремительно рассекающей по городу на спорткарах и самозабвенно прожигающей жизнь в ночных клубах, Игорю, естественно было далеко, однако, даже по меркам большого города он ничуть не бедствовал. Было бы закономерно, если бы парень и подружку выбрал себе под стать – яркую, раскованную, уверенную в себе красотку, но как ни странно, избранницей Маркелова стала классическая «бледная моль». По уши влюбленные в Игоря студентки безуспешно пытались понять, каким образом откровенно непримечательной девочке из райцентра удалось занять место рядом с предметом всеобщего вожделения, но я, например, не сомневалась, где тут была зарыта собака. Заурядная наружность, минимальные запросы, наивная простота – Валя удачно соединяла весь набор качеств, необходимый для идеальной ширмы, или, как сейчас было принято говорить, «бороды». Давно живущий в столице и более продвинутый в подобных нюансах Данил Карцев красноречивой ухмылкой называл такие союзы «лавандовыми браками», когда один из партнеров прикрывал нетрадиционную ориентацию другого. В ситуации с Игорем «бородой» изначально предлагалось стать мне, но после того, как я в пылу обиды едва «не спалила контору», Маркелов был вынужден срочно подыскивать другую кандидатуру и, похоже, в лице Вали он нашел наилучший вариант.

Я могла лишь догадываться, поставил ли парень Валю в известность относительно своих предпочтений, или, наученный горьким опытом, он решил больше никого не впускать в свою душу, и беспринципно водил неискушенную девушку за нос, разыгрывая из себя пылкого влюбленного, но склонялась в пользу версии под номером два. Шансы снова наткнуться на неадекватную особу вроде меня были слишком велики, чтобы идти на рискованное предприятие во второй раз подряд, а, учитывая, что нетерпимость к секс-меньшинствам в нашей стране по-прежнему цвела махровым цветом, Игорь поступил бы весьма неблагоразумно, если бы опять наступил на те же грабли. В итоге на бедную Валю обрушилась лавина зависти со стороны отвергнутых Маркеловым воздыхательниц, а сам Игорь обзавелся надежным заслоном от опасных подозрений, хотя я и не думала, что родители, мечтавшие о совсем другой невесте для своего чада, очень уж одобряли эту связь.

Впрочем, планы Игоря на Валю, по всем признакам, простирались за рамки мимолетной интрижки, и он вдохновенно ваял из невзрачной простушки свою Галатею. К окончанию четвертого курса Маркелов приучил весь факультет именовать свою подружку не иначе как Тиной, заставил не отличавшуюся тонким вкусом девушку полностью пересмотреть гардероб, и, казалось, сделал все возможное, чтобы та понравилась тете Лене и дяде Паше. После того, как Игорь и его «Тина» получили свои дипломы, я потеряла нить развития событий, но и дальше поддерживающая с Маркеловыми тесное общение мама вскоре многозначительно поведала о дальнейшем развитии отношений, чем вызвала у меня серию насмешливых фырканий.

–Вот видишь, Рина, Игорь – не голубой! – торжествующе сообщила мне мама, – небось, теперь кусаешь локти, что упустила такую партию?

–Да нет, радуюсь, что не впуталась в эту авантюру, – с облегчением выдохнула я, – скоро Маркеловы захотят внуков, вот тогда посмотрим, как Игорь будет выкручиваться и что там на самом деле за брак!

–Я уверена, что как бы ты не старалась очернить Игоря, у него в семье все будет отлично! – не разделила моего ироничного настроя мама, – а что ответишь нам ты, если мы с отцом тоже начнем спрашивать тебе о внуках?

Мамины слова загнали меня в глухой тупик, и я невольно порадовалась, что мы разговариваем по телефону. Скрыть внешние признаки внезапной растерянности мне бы вряд ли удалось, а четкого понимания по вышеозвученному вопросу у меня до сих пор не сформировалось, а если уж начистоту, то мы с Джулсом эту тему никогда и не поднимали. До сего дня мама беседовала со мной не о детях, а о способах уберечься от их появления, и для меня оказалось большой неожиданностью вдруг услышать от нее недвусмысленные намеки на продолжение рода. Все четыре года, пока я постигала азы профессии, а Юлиан отчаянно боролся за место под Солнцем, мои родители молчали по поводу рождения наследников, сознавая, что нам обоим сейчас, однозначно, не до повышения демографии, да и факт наличия у моего мужа ребенка от первого брака, чьи потребности росли в геометрической прогрессии, тоже никто не отменял. Наше положение в столице было шатким и нестабильным, и всем было очевидно, что моя беременность его бы только усугубила. Я не ощущала в себе готовности к материнству, а даже если бы во мне и бушевали соответствующие инстинкты, я слишком хорошо понимала, что второго ребенка мой супруг сейчас не потянет, и с моей стороны будет просто невообразимым свинством настаивать на пополнении в семье. Поэтому для меня было вдвойне странным услышать от мамы столь непредсказуемое заявление, и я не сразу нашлась с ответом, а, справившись с внезапной растерянностью, поспешно перевела всё в шутку. Скорее всего, родители прощупывали почву на обозримую перспективу и пытались хотя бы в общих чертах прояснить мою позицию, но я так и не сказала ничего конкретного, и следующий подход был отложен на неопределенный срок. Возможно, Шуваловы тоже закидывали пробный шар относительно на наших с Джулсом дальнейших планов, но если данный разговор все же имел место быть, то состоялся он без моего участия, чему я была несказанно счастлива, так как совершенно не представляла, как на него реагировать.

Кстати, у Данила и Алины Карцевых ребенок родился еще в первый год брака, и наши друзья не скрывали своего желания подарить пятилетней Тае или, как ее звали дома, Таиске, маленького братишку. Все по обыкновение упиралось в жилищную неустроенность – Карцевы дружно копили на первоначальный взнос по ипотеке, и уход Алины в очередной декретный отпуск автоматически откладывал приобретение собственной квартиры. Сама Алина приехала в столицу из пригорода, и там у нее с жильем всё было более, чем в порядке: после смерти отца им с матерью досталась в наследство благоустроенная «трешка», и теща неоднократно предлагала зятю и дочери сменить бешеный столичный ритм на тихую размеренность неторопливого быта, но Карцевы предпочитали выбиваться из сил ради того, чтобы банк включил их в программу ипотечного кредитования, и даже гипотетически не рассматривали другие сценарии. Талантливый программист Данил был уверен, что на ограниченном пригородом рынке его способности неизбежно останутся без достойного применения, тогда как в столице специалисты такого уровня всегда будут востребованы, а для Алины возвращение в родные пенаты символизировало сокрушительное поражение в борьбе за лучшую жизнь, и самолюбие не позволяло ей предстать перед бывшими одноклассниками «на щите». Наряду с общей массой молодых девчонок Аля когда-то мечтала, что столица без сопротивления падет к ее длинным ногам, и принц на белом «Мерседесе» осыплет юную прелестницу цветами и бриллиантами, но реальность оказалась вовсе не настолько радужной. Замуж за олигарха или на худой конец за коренного жителя столицы Алина не вышла, конкуренции в модельном бизнесе не выдержала и звездой подиума не стала, зато встретила такого же приезжего Данила и нежданно-негаданно обрела с ним настоящее женское счастье. Привлекательная внешность, природная коммуникабельность и редкий дар мирно разрешать конфликтные ситуации в совокупности привели Алю на должность администратора в элитный салон красоты, где регулярно наводили марафет весьма состоятельные клиентки. Нагламуренным фифам Алина, безусловно, завидовала, но своим главным богатством все-таки считала семью – по крайней мере у меня складывалось именно такое впечатление. Пускай Данил не зарабатывал миллионов и не владел виллами у моря, но к своим «любимым девочкам» он относился с исключительной заботой, и всего его действия были подчинены одной лишь цели – максимально обеспечить благополучие жены и дочки. В этой паре открыто верховодила Алина, и Даню она прочно держала под каблуком, но, видимо, тот не особо и возражал против роли ведомого. Аля единолично принимала большую часть решений и охотно брала на себя лидерские функции, в то время как ее муж вышеуказанные функции ей с удовольствием делегировал, и если у нас с Джулсом все вопросы обсуждались, так сказать, коллегиально, то Карцевы обходились без лишней демократии. Если бы Алина посчитала целесообразным вернуться в пригород, Данил бы для проформы поупирался, но в итоге бы все равно пожертвовал своими профессиональными интересами и отправился вслед за женой, но на его удачу Аля была уверена, что будущее есть только в столице. Впрочем, мы с Юлианом были с ней полностью солидарны.

Практически сразу после получения диплома меня взяли на стажировку в компанию, занимающуюся юридическим сопровождением внешнеторговых сделок, и я небезосновательно надеялась, что через несколько месяцев мне предложат постоянную работу, а вот у Джулса всё складывалось гораздо печальнее. Парню катастрофически не везло с работой, и, хотя он нашел возможность заочно получить высшее образование по языковому профилю, даже это немалое достижение существенно не изменило положения вещей. Бесконечные неудачи доводили Юлиана до отчаяния, и несмотря на мою всестороннюю поддержку, его настроение ухудшалось пропорционально количеству отказов в трудоустройстве. Джулс давно мечтал открыть свое дело – детский обучающий центр для маленьких полиглотов, но за неимением залогового имущества банки отказывались ссужать его деньгами, а взять требуемую сумму в долг ему было элементарно не у кого. Разорвать замкнутый круг помогли мои родители: мне стоило значительных усилий убедить парня наступить на горло своей гордости, но после долгих уговоров он, скрепя сердце, взял родительские накопления с клятвенным обещанием отдать все до единой копейки.

ГЛАВА XII

Джулс оказался прирожденным организатором, и его бизнес достаточно быстро пошел в гору. Стартового капитала впритык хватило на получение лицензии, аренду помещения и рекламную кампанию, и, хотя шансы на успех выглядели минимальными, смелый проект внезапно выстрелил. Юлиан разработал уникальную авторскую методику обучения малышей азам английского, позволяющую в кратчайшие сроки добиться потрясающих результатов, и впечатленные родители его первых учеников начали массово рекомендовать центр своим друзьям и коллегам. С течением времени мой муж почти устранился от преподавательской деятельности, однако, на заре своих начинаний он лично вел как групповые, так и индивидуальные занятия с детьми, ежедневно совершенствуясь в своей сфере. Приносить реальную отдачу центр стал не сразу, и Джулсу потребовалось пройти немало испытаний, но постепенно всё наладилось, и система прекратила сбоить по пустякам. Сформировался надежный костяк преподавателей, наконец-то нашелся более или менее честный бухгалтер, а в штатном расписании появилась отдельная позиция администратора. Центр переехал в другое здание и обзавелся новым инвентарем для игровых практик, к учебному процессу активно привлекались волонтеры-носители языка, а успехам посещающих занятия ребятишек могли позавидовать многие взрослые, годами не способные связать по-английски два слова.

Своей работе Джулс отдавался с профессиональной страстью, он настолько искренне радел за свой стартап, что небеса просто не имели права дать его стараниям пропасть всуе, и однажды настал день, когда центр вышел на рентабельный уровень. По столичным критериям доходы нельзя было назвать огромными, но стабильная прибыль, пусть не стремительно, но все-таки растущая, внушала явный оптимизм. Дела Юлиана, однозначно, демонстрировали прогресс, и страх перед будущим больше не нависал над парнем дамокловым мечом, а тут и меня приняли на должность помощника юриста в крупную фирму, так что вскоре мы отважились взять кредит на покупку автомобиля. Отсутствие транспортного средства непростительно ограничивало нашу мобильность, а темп жизни в столице, как правило, не терпел промедления, и машина в семье была не прихотью, а вынужденной необходимостью. Еще через год меня повысили, а Джулс всерьез задумался об открытии второго центра, и на следующем этапе мы замахнулись на ипотеку. Так у нас появилось собственное жилье – двухкомнатная квартира в зеленом, тихом райончике, и, хотя отныне на нас висели многолетние долги перед банком, завоевание столицы можно было считать состоявшимся.

С моими родителями Джулс расплатился в первоочередном порядке – отдать долг для него было вопросом чести, притом, что отец с мамой ни на чем не настаивали и, по-моему, вообще не ждали возврата своих денег. По крайней мере они точно не верили, что инвестиции в сомнительное предприятие новоиспеченного зятя окупятся так быстро, и если до этого момента мама за глаза называла Юлиана неудачником, то после фантастического прорыва на рынке образовательных услуг коренным образом пересмотрела свое мнение и откровенно зауважала парня. А уж как гордились сыном Шуваловы! Судя по всему, Ираида Семеновна и Юрий Денисович в упор не понимали, откуда у выросшего в семье идейных бессребреников Джулса вдруг обнаружилась предпринимательская жилка, и пребывали в непреходящем восхищении от его достижений. Не радовалась только бывшая жена Юлиана, словно и не замечающая, насколько вырос ежемесячный размер финансовых потоков на содержание Олежки. У меня возникало такое чувство, что Инесса получала определенное удовлетворение, зная, что мы с Джулсом кое-как перебиваемся в столице, и ей банально нравилось кричать на всех углах, какой отец ее ребенка подлец и бездарь, хотя даже в самые сложные периоды Юлиан не оставлял сына без материальной поддержки. Он фактически отрывал эти деньги от сердца, но Инесса исправно получала алименты, да еще и не стеснялась дополнительно обращаться к Шуваловым, а родители Джулса готовы были отдать бывшей снохе последний кусок хлеба, только бы та не запретила им видеться с любимым внуком. Мы все надеялись, что сейчас, когда Юлиан без задержек перечисляет ей приличную сумму, Инесса успокоится, и между нами воцарится мир, но в итоге получили диаметрально противоположный эффект. Вчерашний студент превратился в преуспевающего бизнесмена, обзавелся квартирой в столичной новостройке и уже несколько лет благополучно жил в счастливом браке, тогда как у Инессы были все шансы закончить свои дни в Химпромовской однушке, до седых волос работая продавщицей в вино-водочном отделе. Личную жизнь в отличие от Джулса Инесса так и не устроила и кроме этой пресловутой квартиры за душой ничего не имела, но даже наличие какой-никакой недвижимости не делало ее желанной невестой, поэтому всё накопленное раздражение сублимировалось через патологическую ненависть к бывшему мужу. Мы могли бы просто игнорировать ее ядовитые плевки в свой адрес, но Инесса старательно настраивала против Джулса Олежку и не упускала случая для грязных спекуляций на теме ребенка.

Инесса упрекала Юлиана в том, что их сын растет в дремучей провинции и ходит в самую обычную школу, а его отец в это время учит иностранному языку чужих детей абсолютно не думает о перспективах своего ребенка. Иногда мне даже начинало казаться, что Инесса всячески намекает, чтобы Джулс забрал Олежку в столицу и поселил его в нашей семье, а ее тем самым избавил от обузы. Я гнала прочь эти кощунственные мысли, но поведение Инессы говорило само за себя – она словно только и мечтала, чтобы спихнуть сына на Юлиана, причем, ее ни капли не волновало, как к данному плану отнесусь я. Признаюсь, я советовала Джулсу отсылать бывшей жене побольше денег и откупаться от ее нескончаемых претензий, но упомянутый способ не оправдал возлагаемых на него надежд. Инесса по-прежнему истерила в трубку, пренебрежительно отзывалась о Джулсе при ребенке и регулярно терроризировала Шуваловых, бессовестно вымещая на них свои нервы.

–Разве я не предупреждала тебя, что в один «прекрасный» момент всё именно так и обернется? – вздохнула моя мама, с которой я в редкие минуты слабости поделилась сложившейся ситуацией, – но ты же никогда меня не слушаешь! Тебе придется смириться, что Инесса не оставит Юлиана в покое даже когда у вас родятся свои дети. Мало того, она будет страшно ревновать его к вашему общему ребенку и требовать для своего сына повышенного внимания. Ты должна быть к этому готова, Рина, брак с разведенным мужчиной не обходится без подводных камней. Юлиан может хоть с головой осыпать Инессу деньгами, но она так и будет давить ему на отцовские чувства, и от этого никуда не деться. Вам с Юлианом не нужно поддаваться на ее провокации, убедите Инессу, что когда придет время Олежке поступать в институт, Юлиан обязательно поможет ему устроиться в столице. Юлиан дает Инессе достаточно денег, чтобы она могла отдать Олежку в кружки и нанять ему репетитора по любому предмету, вот пусть этим и займется, а не ноет о своей несчастной судьбе. Если хочешь, я сама поговорю с Юлианом, чтобы он был с ней пожестче, а то эта Инесса, как я посмотрю, совсем распоясалась, почуяв, что вы не бедствуете и с вас можно что-то поиметь.

–Нет, мама, пожалуйста, не надо! – решительно отказалась от предложения вмешаться в конфликт я, – ты только добавишь нам проблем. Не переживай, мы сами разберемся!

–Тебе, конечно, видней, ты же у нас самая умная, – саркастично усмехнулась мама, -но помяни мое слово, эта нахальная дамочка попортит вам немало крови, и вы с Юлианом еще горько пожалеете, что позволили ей так обнаглеть. Никто не говорит, что Юлиан должен полностью самоустраниться от участия в воспитании сына, но Инессе давно пора понять одну вещь: да, бывших детей действительно не бывает, зато бывают бывшие жены, которые к тому же слишком переоценивают свою значимость. Не для того мы с отцом помогали Юлиану с открытием центра, чтобы теперь он тратил все заработанные деньги на капризы этой хабалки!

Естественно, мамину точку зрения легко можно было понять: в приоритете для родителей всегда было мое счастье, и решение отдать накопления Джулсу базировалось исключительно на желании избавить меня от необходимости экономить на каждой мелочи и питаться самыми дешевыми продуктами, а никак не на безграничной симпатии к моему супругу. И мама, и отец отлично видели, что я принципиально не собираюсь расставаться с Юлианом только потому, что ему упорно не удается прервать затянувшуюся черную полосу, они постоянно убеждались в твердости моего намерения поровну разделить с мужем все выпавшие на его долю трудности и горести, однако, не могли спокойно наблюдать за нашим бедственным положением. Объективно говоря, концы с концами мы худо-бедно сводили, с голоду не умирали, но неумолимо дорожающая жизнь заставляла каждый день урезать расходы, чтобы, к примеру, гарантированно заплатить за аренду квартиры. Мне уже не удавалось одеваться по последней моде, я почти ничего себе не покупала, но нельзя сказать, что я от этого жестоко страдала, хотя мои родители почему-то считали иначе. А мне даже нравилась взрослая жизнь, где ничего не доставалось даром, я простилась с беззаботным детством и быстро осознала, что ничто в мире не дается без борьбы. Мы с Джулсом стояли единым фронтом и верили, что однажды Фортуна повернется к нам лицом, но маму подобный расклад категорически не устраивал. Она без устали повторяла, что я достойна лучшего, и, вероятно, не могла дождаться, когда я вдоволь наиграюсь и подам на развод, но шли годы, а наша маленькая семья только крепла, и мама смирилась с неизбежным. Думаю, они с отцом очень долго обмозговывали, имеет ли смысл давать Джулсу деньги, или этот недотёпа всё пустит по ветру, но тревога за мое будущее перевесила осторожность, и родители пошли на риск.

Порой я невольно спрашивала себя, что было бы, если бы на месте Юлиана находился Эйнар? Мама была свято уверена в его меркантильности, в ее представлении Эйнар только и ждал, как бы нас облапошить – вселиться в нашу квартиру, жить на наши средства да еще и за наш счет спонсировать своих родственников из «Живых и мертвых», маме даже в голову не приходило, что за предложением руки и сердца не скрывалось никаких корыстных мотивов, она обвиняла Эйнара во всех смертных грехах и готова была на что угодно, лишь бы оградить меня от любого общения с парнем. Но что, если бы я не сдалась, если бы не натворила глупостей, если бы у Эйнара получилось последовать совету Калаша, залечь на дно и переждать в безопасности, пока Мансур с Цирюльником разберутся между собой, а с весенним призывом, как и планировалось, уйти в армию? Что, если бы через год я встретила Эйнара на перроне и больше уже никуда его не отпустила? И не важно, как бы дальше сложилась моя судьба, мы все равно были бы вместе. Скорее всего, я бы так и не уехала в столицу, а, возможно, и специальность бы выбрала себе попроще, дабы без проблем трудоустроиться в нашем маленьком городке, или мы бы сразу отправились путешествовать по отдаленным гарнизонам, и высшее образование я бы получила по заочной форме.... Отвернулась бы от меня тогда семья? Порвала бы я отношения с родителями или ради моего блага отец с мамой сумели бы переступить через свою неприязнь к Эйнару и помогали бы нам также, как помогли Джулсу? Или Эйнар не смог бы простить им унижения и ни при каких условиях не согласился бы принять помощь? У истории не было сослагательного наклонения, я сколько бы я не строила умозрительных гипотез, мне не суждено было узнать ответы на свои бесчисленные вопросы, и я волевым усилием заставляла себя не терзаться воспоминаниями. Отец с мамой полюбили Джулса, они простили ему и ранний брак «по залету», и нашу тайную переписку в соцсетях, и чересчур на их взгляд долгие метания в поисках своего истинного призвания, они проявили к нему лояльность, о которой Эйнар не мог и мечтать главным образом по причине своего маргинального происхождения. Семейство Грищенко заслуженно вызывало сплошное отвращение, а потомственные интеллигенты Шуваловы сумели безупречными манерами расположить моих родителей к себе и тем самым добавить Джулсу очков в копилку. Если я хотела сохранить душевное равновесие, мне не нужно было впредь сравнивать два разных мира и проводить между ними заведомо бессмысленные параллели, но каждое проявление симпатии к Юлиану я инстинктивно трактовала в качестве запоздалого камня в огород Эйнара, и даже десять лет спустя не могла отделаться от этого неприятного чувства.

ГЛАВА XIII

Иногда я непроизвольно задумывалась, почему мои воспоминания вращаются исключительно вокруг Эйнара и напрямую связанных с ним людей, тогда как после тяжелейшей психологической травмы, перенесенной мною в поселке Строителей, мне раз за разом должны являться в кошмарах Михась и компания. Было бы закономерно, если бы в жутких ночных видениях я отчаянно сражалась с голодными призраками своих мучителей, а в каждом благообразном старичке подозревала похотливого извращенца наподобие покойного Топора, однако, моя память, как будто надежно отгородилась высоким забором и намеренно оберегала рассудок от чрезвычайно болезненных экскурсов в прошлое. Несмотря на то, что я с невероятной четкостью помнила мельчайшие детали произошедшего, я воспринимала этот страшный инцидент с необъяснимым безразличием, будто бы разум действительно выстроил своего рода защитный барьер, не позволяющий первобытному ужасу переступить роковую грань и тем самым повергнуть меня в пучину сумасшествия. А еще я до сих пор была не в состоянии забыть мистический эпизод, навсегда оставшийся моей главной тайной, и периодически пыталась понять, каким могущественным силам я была фактически обязана жизнью. И это странное, почти отеческое напутствие от так похожего на Эйнара человека – я списывала случившееся на посетившие меня в результате немыслимого стресса галлюцинации и убеждала себя, что мне всё пригрезилось, но меня упорно не отпускали сомнения. Для обычного бреда запечатлевшиеся у меня в мозгу события выглядели слишком четкими и структурированными, как если бы кто-то буквально за руку отвел меня от края бездны и не дал рухнуть в преисподнюю. Я легко допускала, что в шаге от неминуемой гибели мне почудилось медленно выплывающее из туманного марева лицо Эйнара, но последующие метаморфозы по-прежнему не укладывались у меня в голове. Почему семнадцатилетний парень внезапно превратился в зрелого мужчину, и что значили его загадочные слова, а главное, как я без единой царапины спрыгнула с внушительной высоты, хотя тот же Топор при равных условиях мгновенно расшибся насмерть? Что это было: мобилизация внутренних резервов организма в критической ситуации или вмешательство неведомого ангела-хранителя, все эти годы незримо стоявшего у меня за плечами?

Я неоднократно порывалась с кем-нибудь поделиться своими бесчисленными вопросами и, возможно, попробовать вместе отыскать ответы, но у меня так и не хватило духу полностью раскрыться ни перед мамой, ни перед психологом, ни даже перед Симкой. Я не столько боялась, что в качестве реакции на подобную откровенность мои собеседники красноречиво покрутят пальцем у виска, сколько вообще не хотела выносить свои секреты на чье-либо обсуждение, словно это автоматически нарушало целостность тонкой сакральной нити, протянувшейся между мной и Эйнаром где-то на рубеже двух параллельных измерений. Я молчала дома, молчала в полиции, молчала в школе, но мое сердце и по сей день не находило себе покоя. Конечно, о том, чтобы поделиться своими переживаниями с Джулсом, не могло идти и речи, да и мои новые друзья плохо подходили на роль духовника, а с Симкой мы и вовсе толком не общались. Что касается мамы, те времена, когда я считала ее лучшей подругой, давно канули в лету. Сам того не желая, Эйнар внес разлад в наши теплые и доверительные отношения, и я не скажу, что мы стали чужими людьми, но отдалились всё же существенно. Родители меня просто не понимали, им была абсолютно неподвластна логика большинства моих поступков, они нехотя смирились, что я пошла по собственному пути и регулярно продолжаю действовать вопреки их мечтам и надеждам. Отец с мамой в этом не признавались, но жили они, как на вулкане, будучи в любую секунду готовыми к худшему. В свои шестнадцать я проявила непостижимую уму выдержку и там, где другая бы непременно сломалась и обросла массой трудно поддающихся коррекции комплексов и фобий, я выкарабкалась относительно легко и пусть с некоторыми оговорками, но всё-таки сумела построить вполне нормальную жизнь – выйти замуж, окончить университет и продвинуться по карьерной лестнице. Да, мы с Джулсом не торопились обзаводиться потомством, но кроме родителей это обстоятельство никого особо не напрягало.

Если честно, в нашей с Юлианом семье тема детей не фигурировала ни под каким соусом. Сначала всем было очевидно, что нам дай бог самим не протянуть ноги, но и с ростом материального благополучия активно размножаться мы почему-то не кинулись. Насчет Джулса у меня имелись кое-какие догадки, косвенно подкрепленные обрывочными репликами Ираиды Семеновны: один неосторожный шаг, обернувшийся женитьбой и рождением ребенка, украл у парня молодость, и пока его ровесники наслаждались пьянящим вкусом беззаботной юности, он лез вон из кожи, дабы прокормить жену и ребенка. Да, в отличие от Эйнара, который был с рождения обречен на прозябание в нищете, Джулс сам загнал себя в эту ловушку и сам же из нее в итоге выпутался, но годы беготни по репетиторствам и ежедневных скандалов по возращению домой с жалкими грошами в кармане значительно повлияли на его текущее мировоззрение. Сейчас он наверстывал упущенное – развивал бизнес, получал дополнительное образование и повышал квалификацию, уделял время хобби и заранее планировал обширную культурную программу на каждые выходные, а летом мы собиралась впервые купить турпутевку и съездить на пару недель в Европу. Откладывать деньги у нас не очень хорошо получалось, так как ипотечный кредит и алименты никто не отменял, а без прочных тылов думать о детях было бы верхом безалаберности. Мы предохранялись, что называется, по умолчанию, и никто из нас даже не поднимал тему отказа от контрацепции, из чего непосредственно следовал вывод, что нынешнее положение вещей нас обоих вполне устраивало.

Отношения с Олежкой у Юлиана, к вящему сожалению, катастрофически не складывались, и если в детстве малыш искренно радовался каждой встрече с папой и приходил в восторг от его незатейливых подарков, то по мере взросления он всё сильнее подпадал под влияние матери, десять лет подряд регулярно напоминающей сыну, что его отец подло бросил семью ради какой-то бессовестной дряни. Недавно уже не Олежке, а Олегу исполнилось тринадцать, и вкупе с подростковым кризисом самоопределения и прочими прелестями переходного возраста он всё чаще демонстрировал агрессию в сторону Джулса и дословно транслировал слова Инессы о безответственном предателе, сбежавшем в столицу. Юлиан безуспешно пытался исправить негативное мнение о себе, но Инесса не зря потратила семь лет, настраивая сына против отца. Меня подросток ненавидел еще больше, чем Джулса, а совместное проживание под одной крышей в ходе приезда Олега в столицу едва не сделало из нашей квартиры филиал ада на земле. Мелкие пакости, оскорбительные фразочки, мерзкие ухмылочки и намеренное пренебрежение моими просьбами соблюдать чистоту и порядок – и это лишь маленькая часть из Олежкиных попыток мне досадить. Я мужественно терпела присутствие этого домашнего дьяволенка, но нервы у меня были на пределе, и когда срок пребывания Олежки в столице наконец истек, я выдохнула с таким неподдельным облегчением, что Джулс всё понял без слов. Мне крупно повезло, что подросток больше не напрашивался у нас погостить, иначе я бы, наверное, дошла до белого каления, но Олежка и сам и не горел желанием повторять визит к отцу. Инесса же мигом увидела в этом повод обвинить Юлиана в недостаточном внимании к сыну, и взахлеб рассказывала бывшим свекрам, как Джулс и его новая жена тяготились обществом бедного мальчика, навсегда разочаровавшегося в биологическом отце. О том, что «бедный мальчик» не поленился перед отъездом прошвырнуться по помойкам, раздобыть там дохлую крысу и ничтоже сумняшеся положить облезлый труп несчастного грызуна мне под подушку, Инесса принципиально не распространялась, а мы с Джулсом данный случай публично не афишировали, но нам совсем не улыбалось снова дезинфицировать спальню и инстинктивно проверять постель перед отходом ко сну. Я надеялась, что когда-нибудь Олежка научиться отделять зерна от плевел и запоздало оценит, насколько замечательный у него отец, но до наступления этого момента предпочитала держаться от «пасынка» на безопасном расстоянии.

Так или иначе неудачный столичный вояж Олежки ником образом не умерил финансовые претензии его матери, а скорее даже увеличил объем выдвигаемых ею требований. По всем признакам, Инесса была уверена, что теперь Джулс обязан компенсировать сыну «моральный ущерб», причем, итоговый размер выплат она, как обычно, оценивала в космическую сумму.

–Если уж ты избавил себя от всех забот, живешь в свое удовольствие и вообще не занимаешься ребенком, то будь добр хотя бы давай денег! – без обиняков заявила бывшая жена, – чем тратить всё на свою девку, лучше помоги родному сыну.

–Тебе не кажется, что в этом месяце я уже достаточно перечислил? – мрачно осведомился Юлиан, -и это я не беру в расчет покупку формы и спортинвентаря. Чего тебе еще не хватает?

–Мне-то всего хватает, а вот Олежке с трех лет не хватает отцовской любви, – язвительно откликнулась Инесса, – я бы на твоем месте радовалась, что он не посылает тебя куда подальше, а соглашается с тобой общаться. Или ты думаешь, что можешь сначала бросить ребенка, а потом надеться на уважение с его стороны?

–Я никого не бросал и всё это время честно исполнял свои родительские обязанности – потерял терпение Джулс, но Инесса ни на миг не замешкалась с ответным выпадом.

–Легко быть хорошим отцом на расстоянии! – презрительно усмехнулась она, – мальчику нужна твердая мужская рука, но, когда его классный руководитель вызывает в школу родителей, идти приходится мне. Олежка постоянно ввязывается в какие-то драки, его допоздна не бывает дома, успеваемость с каждым днем всё хуже и хуже. И друзья у него все, как на подбор, раздолбаи –тоже учатся через пень колоду, уроки прогуливают, да еще и курят. Недавно я и Олежку поймала с сигаретой, всыпала ему, конечно, по пятое число, а толку? Будто он меня послушает, я ему не авторитет, а вот был бы отец рядом, так совсем другое дело! Но ты только и можешь, что откупаться от сына, у тебя же сейчас другие заботы!

Тот телефонный разговор закончился по сути ничем, но настроение у Джулса испортилось надолго, и весь вечер он ходил чернее тучи, а я бесшумной тенью скользила по комнатам, боясь лишний раз его потревожить.

–Хочешь поговорить? –осторожно спросила я, когда уже настало время ложиться в кровать, а Юлиан всё продолжал нервно мерить шагами спальню и однозначно, имел все шансы не сомкнуть глаз на протяжении предстоящей ночи.

–Не знаю, – резко передернул плечами парень, но быстро остыл и извиняющимся тоном добавил, – да, наверное…

Я села на постели, подтянула колени к подбородку и жестом указала на пустующее место по соседству, но Джулс так и остался стоять около окна.

–Инесса права, я никчемный папаша, – севшим, каким-то поблекшим голосом произнес Юлиан, и в его взгляде мелькнула искренняя боль, – ты и сама видела, что Олег напрочь отбился от рук. Равнодушие к учебе, курение, вызывающее поведение, и ты еще не слышала, как лихо он умеет гнуть трехэтажным матом. Я дал ему по губам и строжайше запретил так выражаться, но, по-моему, это его только раззадорило. Нет, Рина, ты не подумай, я в его возрасте и покуривать за компанию пытался, и гуляли мы с друзьями бывало до утра, но чтобы я при отце с матерью хоть одно бранное слово ввернул, на такое у меня даже язык не поворачивался, да и в школе я никогда в отстающих не ходил, а моих родителей никто на профилактические беседы не приглашал. Никаких нормальных увлечений у Олега нет, и боксерская секция, которую он посещает, мне, если честно, не нравится. У меня складывается ощущение, что там ему тупо прививается лишь культ грубой силы… Я что-то упустил, Олег вырос таким благодаря моему недосмотру!

–Ты раскаиваешься, что женился на мне? – бесконтрольно вырвалось у меня, – жалеешь, что выбрал личную жизнь в ущерб воспитанию сына?

ГЛАВА XIV

–Рина, нет, конечно же, нет! – без секундных колебаний воскликнул Джулс, и мне вдруг стало стыдно за спонтанно вырвавшийся вопрос, – даже спрашивать о таком не смей! Мы прошли с тобой огонь и воду, без тебя у меня бы ничего не вышло, и ты прекрасно это знаешь! Ты для меня больше, чем жена, ты – мой друг, мой соратник, ты – мое всё, и, если бы не твоя любовь и поддержка, я бы никогда не добился всего того, что у меня есть сейчас. С нашей первой встречи я понял, что ты особенная девушка, и за прошедшие годы мне выпало сотни возможностей в этом убедиться. Не ищи причину в себе, Рина, ты ни в чем не виновата. Ты не препятствовала моему общению с Олежкой, не запрещала мне проводить с ним время, как это делают многие другие женщины, но я сам чего-то не учел, где-то не проявил твердости характера и пустил воспитание своего ребенка на самотек, понадеявшись, что Инесса справится и без меня. Может быть, мне стоило настоять, чтобы Олежка пошел учиться в гимназию, к примеру, в ту, которую заканчивала ты, а не позволять Инессе отдавать его в Химпромовскую школу… Но она сказала, что ей некогда дважды в день возить Олежку через весь город, а местная школа находится буквально в трех шагах. Черт, я должен был уже тогда потуже затянуть пояс и купить Инессе машину – сгодилась бы и старая развалюха, но я считал, что в маленьком городе личный автомобиль толком не нужен, и под видом заботы о сыне Инесса опять вымогает у меня деньги. Но в Химпроме Олег нахватался только замашек шпаны, и у меня складывается такое впечатление, что его не интересует ни один предмет из школьной программы, а ведь это говорит прежде всего о вопиющей некомпетентности учителей. Единственный человек, кого он по-настоящему уважает, это тренер по боксу, но я бы не хотел, чтобы моему ребенку и дальше прививались дворовые ценности. Не спорю, парню положено уметь постоять за себя, никто и не собирался растить из Олежки ботаника, но главное оружие мужчины – это всё-таки ум, а не кулаки. Одно дело – профессиональный спорт, я был только за, когда Инесса предложила отдать сына в секцию, но я не ожидал такого очевидного перекоса. Безусловно, я горжусь победами Олега на соревнованиях, но мне неприятно слышать, что его дневник пестрит тройками и двойками, а учителя рисуют в журнале оценки только за спортивные достижения. Согласись, Рина, что это неправильно, равно как неправильно и использовать свою силу против тех, кто не может дать зеркальный отпор. Если верить Инессе, а в этом случае я ей верю, Олег со своими дружками-спортсменами держат в страхе полшколы и насаждают среди учеников свои порядки, а ведь девяностые годы давно минули! Как так произошло, что из моего ребенка выросла типичная гопота?

–Джулс, ну хватит самобичевания, пожалуйста! – я рывком вскочила с кровати, подошла к мужу и ненавязчиво обняла его за плечи, – если бы Инесса не ставила свое уязвленное самолюбие превыше блага ребенка, и твоим родителям не приходилось бы всякий раз с боем пробиваться к внуку, Олежка, как и ты, рос бы на добрых книжках, но вспомни, сколько раз Инесса доводила до слез твою маму, высказывая ей гадости в твой адрес. Разве мало Инесса спекулировала на том, что Ираида Семеновна с Юрием Денисовичем якобы воспитали аморальную личность и принципиально отказывалась допускать их к воспитанию Олежки? При этом у самой Инессы, как я понимаю, семейка та еще, так откуда Олежке набираться хороших манер? Неудивительно, что тренер стал для него главным авторитетом в жизни, надо же ему хотя бы на кого-нибудь равняться.

–Возможно, мне не следовало уезжать в столицу, нужно было подождать пару лет, пока Олежка станет немного постарше, – вздохнул Юлиан, – может быть, я зря поспешил с отъездом и напрасно форсировал события. Да, в финансовом плане я бы многое потерял, но зато проводил бы с сыном всё свободное время. Мне всегда казалось, что из-за моих вечных проблем с работой Олежка обделен элементарным вещами, и я старался помогать ему как можно больше, но видишь, как всё вышло? Ребенку недоставало отцовской любви, мужчины в семье… Это роль мог выполнить дедушка, мой папа, но Инесса из вредности встала в позу. Видите ли, яблоко от яблоньки и всё такое прочее… Нет, Рина я поступил безответственно, и с моей стороны низко перекладывать вину на Инессу или ее мать. Я должен был предусмотреть последствия, но я сам рос в полной семье и не даже не представлял, что значит видеть отца раз в полгода. У меня родился собственный ребенок, а я ничего не знал о воспитании детей, я не был готов к отцовству, я просто старался, чтобы Олежка ни в чем не нуждался, и вроде худо-бедно справлялся с этой задачей. Но как бы ни горько мне было это признавать, мы с сыном чужие люди, родные по крови, но чужие по духу. Есть надежда, что он перерастет этот этап, но меня все равно гложут сомнения. Как он отвратительно вел себя у нас дома, это же вообще в голове не укладывается! Ну, ладно, он ненавидит тебя, это легко понять, наверное, но и ко мне Олег относится, как к пустому месту, будто я не отец ему, а какой-то посторонний дядя, который взялся читать ему морали. Как ты думаешь, еще не поздно перевести его в другую школу? Мои бывшие однокурсники из педколлдежа работают по всему городу, по крайней мере, за Олежкой будут приглядывать и вовремя сообщать мне, если он опять набедокурит.

–Это выход, – кивнула я, – но, по-моему, тебе нужно выкроить время и лично заняться переводом, а не доверять этот вопрос Инессе, иначе всё в очередной раз пойдет наперекосяк. За неделю твой бизнес не развалится, а ты поживи хотя бы недельку с родителями и спокойно улаживай дела со школой.

–Ты точно не будешь против? – благодарно сжал мою ладонь Джулс, – ты и так натерпелась от души, пока Олежка гостил у нас… Я знаю, что он тебя совсем замучил!

–Джулс, проехали! – отмахнулась я, – проблему надо решать, и решать немедленно, поэтому ни о чем не волнуйся, бери билет и езжай к сыну, а я обещаю, что никаких обид не будет. Без твоего участия у Инессы ничего не получится – Олежка упрется рогом в землю и ни в какую не захочет менять школу, где у него и приятели, и имидж крутого пацана, а тут придется начинать всё с нуля, и в гимназии никто не будет тянуть за уши злостного прогульщика и двоечника только потому, что он регулярно выигрывает боксерские поединки. Думаешь, Инессе удастся в одиночку преодолеть его сопротивление? Я что-то сомневаюсь, а вот ты, однозначно, сможешь проявить настойчивость и воплотить свой замысел.

–Спасибо, Рина, – грустно улыбнулся Юлиан, мимолетно прикоснувшись губами к моему виску, – впору спросить, а не жалеешь ли ты, что вышла за меня замуж и получила столько проблем в довесок?

–Ну, если не поминать всуе ту пресловутую крысу, то в целом всё не так и плохо, – выразительно хмыкнула я и уже серьезно добавила, – я была готова к чему-то подобному и особого сюрприза я в поведении Олега не вижу. Но я не меньше твоего хочу, чтобы он поскорей сменил круг общения и не превратился в классическое дитя окраин. Однажды судьба столкнула меня с такими трудными подростками, правда они были гораздо постарше Олежки, но правила жизни «по понятиям», похоже, вдалбливались им с самого детства. Не знаю, где сейчас все эти люди, и, если честно, даже знать не хочу, но подозреваю, что ничего хорошего из них не вышло. А ты говоришь, девяностые давно канули в лету… мы же выросли с тобой в одном городе, неужели ты никогда не бывал в «Живых и мертвых»?

–Нет, ну, почему, не бывал – бывал, – Джулс рассеянно смотрел в окно на переливающуюся разноцветными огнями ночную столицу, и мне показалось, что на краткое мгновение перед его глазами стремительно пронеслись жуткие кладбищенские пейзажи, прогнившие деревянные стены скособоченных бараков и понуро бредущие по грязным улицам местные жители, – первый раз, когда бабушку хоронили, я еще мальчишкой был, а второй раз уже в студенчестве с другом приезжали. Его туда в школу на практику распределили, а он настолько не хотел возиться с неблагополучным контингентом, что дал директору мзду, и тот за это не глядя подмахнул все необходимые бумаги. Детишки там и вправду оторви и выбрось, я это сразу заметил. Девчонки мало того, что размалеванные до невозможности, так еще и поголовно одеты, как на панель, а пацаны исподлобья на тебя волком смотрят. Короче говоря, зеленому студенту в такой школе делать нечего, там минимум Макаренко нужен. Химпром, по сравнению с «Живыми и мертвыми», можно сказать, нормальный район, и школа терпимая более или менее, но от греха подальше я все-таки переведу Олежку в гимназию, ему будет полезно осознать, что принцип «сила есть – ума не надо» работает далеко не везде. Я никогда себя не прощу, если мой сын свернет на кривую дорожку. Я согласен, мне нужно что-то срочно предпринимать, иначе Олег окончательно покатится по наклонной плоскости. Спасибо, что снова меня поддержала. Ты – необыкновенная!

–Да ладно тебе, не преувеличивай, – покраснела от смущения я, – когда-то ты целый год не позволял меня скатиться в черную меланхолию и буквально вытащил меня из болота. Если бы не ты, я бы сошла с ума после всего, что со мной случилось.

–Забудь, всё уже в прошлом! – привлек меня к себе Юлиан, – пока я рядом, тебе ничего не угрожает, а я клянусь, что никогда тебя не оставлю. Я знаю, как часто тебе снятся кошмары, и я тебя прекрасно понимаю. Врагу не пожелаешь пережить такое в шестнадцать лет… Мы никогда не говорили с тобой о тех событиях, но если тебе нужно выплакаться, я готов…

–Нет, Джулс! – решительно отказалась я, боясь, что в пылу откровенности меня занесет, и я начну рассказывать об Эйнаре, – пусть прошлое останется в прошлом, не нужно его ворошить. Я в порядке, у меня новая жизнь, и я не хочу, чтобы ее омрачали страшные воспоминания.

–Как знаешь, – уткнулся мне в волосы Джулс, – ты очень сильная, я тобой восхищаюсь. Но если тебе захочется ненадолго побыть слабой, не стыдись своих слез.

ГЛАВА XV

Через онлайн-сервис Джулс тем же вечером купил железнодорожные билеты в оба конца, а с утра позвонил своим и моим родителям и предупредил их о скором приезде. Инессу с Олежкой мы по обоюдной договоренности в курс дела вводить не стали, так как Юлиан специально планировал застать бывшую жену и сына врасплох, чтобы сразу поставить их перед фактом, не дав предварительно обсудить между собой решение о переводе Олежки в учебное заведение на порядок выше классом, чем средняя школа в Химпроме. За всё время нашего десятилетнего брака мы с Джулсом расставились настолько редко и ненадолго, что я заранее предчувствовала ожидающее меня одиночество, но присоединиться к мужу, однако, желания не выражала, да и он изначально понимал, до какой степени тяжело мне возвращаться в родной город. Я ни разу не бывала дома с момента поступления в университет: не навещала родителей на каникулах, не пыталась вырваться из столицы на праздники, а трудовой отпуск проводила где угодно, но только не на малой родине. Отец с мамой обижались, расстраивались, недоумевали, но я была непреклонна в своем стремлении навсегда порвать с прошлым, и, как правило, вежливо, а иногда и не очень отказывалась от настойчивого приглашения. Периодически я ловила себя на совершенно святотатственной мысли и невольно передергивалась от отвращения к своему непростительному малодушию, но ничего не могла с собой поделать. Я безумно боялась, что с кем-нибудь из близких родственников случится что-то нехорошее вроде серьезных проблем со здоровьем, а принимая во внимание преклонный возраст бабушки с дедом, и еще чего похуже, но мои опасения имели под собой иррациональную основу и преимущественно обуславливались обязательной необходимостью личного присутствия. Я постоянно скучала и по родителям, и по отчему дому, и по знакомым с младенчества местам, но всё во мне яростно сопротивлялось, когда я хотя бы на мгновение представляла, как сажусь в поезд и под размеренный стук колес неумолимо приближаюсь к сосредоточию своих глубинных страхов.

Мама упорно не понимала, почему я абсолютно не интересуюсь городскими новостями и лишь из чистого уважения нахожу в себе силы выслушать последние сплетни. С тем же оскорбительным безразличием я пропускала мимо ушей информацию о новых объектах строительства и заметных улучшениях в сфере благоустройства улиц, будто и не было предыдущих семнадцати лет, в течение которых я по идее должна была прикипеть к маленькому провинциальному городку, расположенному в северной части страны, и сквозь всю оставшуюся жизнь пронести в сердце привязанность к родным пенатам. Те же Симка и Игорь Маркелов регулярно гостили у родителей, они использовали любую выпадающую возможность и неизменно выкраивали хотя бы недельку на краткий визит домой, движимые светлой ностальгией и неистребимой любовью к городу детства, а я же своим поведением вынуждала отца с мамой тратить более суток на дорогу в столицу. Сейчас, когда денежный вопрос у меня уже не стоял так остро, как прежде, я полностью финансировала эти поездки, но всякий раз меня жестоко мучили угрызения совести, достаточно маме было лишь спросить, почему я игнорирую просьбы деда с бабушкой, физически не способных выдержать тряску в душном вагоне, но годами мечтающих увидеть любимую внучку. Каждый год я определенно настраивалась на поездку, но десять раз подряд вновь откладывала ее на потом – я надеялась, что мои предубеждения поблекнут и развеются, но меня неизбежно колотило в приступе нервной дрожи за несколько месяцев до предполагаемой даты, символизирующей для меня практически спуск в преисподнюю.

В итоге за нас двоих отдувался Джулс, посещающий родной город в основном ради встреч с Олежкой, а заодно не забывающий заскочить и к моим родителям. В первое время Юлиан ничуть не отставал от мамы и в подробностях рассказывал мне обо всех изменениях, происходящих в масштабах отдельно взятого населенного пункта, но после того, как я однажды недвусмысленно пресекла эти разговоры, с присущей ему чуткостью быстро сообразил, что молчание есть золото, и теперь ограничивался исключительно семейными новостями. И всё же порой у меня не получалось подавить в себе какое-то нездоровое, даже патологическое любопытство, заставляющее меня строить умозрительные гипотезы относительно происходящего сейчас в «Живых и мертвых». Если Светлана Грищенко успешно разрешилась от бремени в тот роковой год, ее ребенок уже должен был ходить в третий класс… Если отчим Эйнара еще не умер от беспробудного пьянства, он и поныне гоняет с похмелья жену… Если Вадик Калаш без происшествий отслужил в армии, он, по всей вероятности, нашел неквалифицированную работу и, продолжая многолетние традиции обитателей Пятой линии, потихоньку проворачивает криминальные делишки вместе со своим закадычным другом Серегой Филином, а по выходным вся «честная компания» собирается в «Гамбринусе» … Вот только что обсуждают давние приятели за привычной кружкой дешевого пива? Делятся своими рутинными заботами и прикидывают, как половчее «развести на бабки» очередного простофилю, или же периодически вспоминают Эйнара Мартиса по прозвищу «Эльф», волей злой судьбы невольно оказавшегося в эпицентре необъявленной войны двух могущественных авторитетов, и безраздельно преданную ему Стешу, не испугавшуюся сбежать в неизвестность вместе с любимым. Поддерживает ли Стеша контакт с родителями и братом, или отныне она считает своей семьей одного лишь Эйнара? А сам Эйнар? Знает ли Светлана, где ищет счастья ее сын, или Эйнар предпочел исчезнуть без следа, чтобы защитить мать и ее малыша от мести Цирюльника?

Я знала, что мне нельзя даже думать об Эйнаре, я запрещала себя вспоминать его зеленые глаза и лучистую улыбку, но во сне все блоки автоматически снимались, и я отчетливо видела его прекрасный образ – бесплотный и эфемерный, но еще более прекрасный, чем в реальности. После таких сновидений я просыпалась тяжело и мучительно, словно выныривая из вязкой трясины, и затем целый день не могла ни на чем нормально сосредоточиться. К счастью, я не страдала разговорами во сне и в полузабытьи не звала Эйнара по имени, а, может быть, Джулс тактично об этом умалчивал, дабы лишний раз меня не травмировать, но наутро я всегда испытывала перед мужем болезненное чувство вины, тесно льнула к нему, подолгу не выпускала из объятий и мысленно просила прощения. Постепенно Юлиан привык, что временами со мной творится что-то не то и больше не задавал вопросов, принимая меня со всеми моими «тараканами», и существенного влияния на нашу жизнь призраки родом из прошлого в целом не оказывали, но любой намек на поездку в родной город по-прежнему вызывал у меня неконтролируемый ужас.

Джулс давно перестал даже предлагать мне поехать к родителям вместе, он отлично понимал, что рано или поздно я приду к этому самостоятельно, а намеренно форсировать события значило лишь без нужды подвергать меня лишнему стрессу. Парень всегда очень бережно относился к моему психологическому состоянию, и, хотя ему была известна только малая часть правды, леденящей душу истории похищения юной школьницы было вполне достаточно, чтобы осознать, сколько всего мне пришлось тогда пережить. Аналогичное утверждение касалось и родителей, вряд ли забывших мои истерические конвульсии и последовавшую за ними апатию, едва не превратившую меня в растение. И пусть я десять лет не бывала в родном городке, зато я ни разу не демонстрировала признаков душевного разлада, а в семье и на работе у меня всё складывалось наилучшим образом. Отец с мамой, а затем и бабушка с дедом предпочли сделать вид, что никакого Эйнара Мартиса не существовало и в помине, а я поддержала эту добровольную иллюзию, по-своему выгодную всем нам. Поначалу установившийся статус-кво выглядел недолговечным и хрупким, но годы шли, а имя Эйнара так и не прозвучало всуе, словно я действительно перевернула страницу и вычеркнула из жизни тот драматичный период, и родители понемногу успокоились. Безусловно, Джулс был меньшим из двух зол, и моим близким оказалось проще смириться с тем, что сразу после окончания школы я выскочила замуж за разведенного парня порядком старше себя, чем и дальше терзаться сомнениями, по-прежнему ли я втайне страдаю по Эйнару, или моя подростковая дурь все-таки выветрилась из головы.

Нет, я не страдала, я отпустила прошлое, посвятила себя настоящему и устремила взор в будущее, я свыклась с этими внезапными всплесками эмоций и воспринимала их как нечто само собой разумеющееся, не позволяя сказываться на моей нынешней жизни. Наверное, я любила своего мужа совсем иначе, чем любила Эйнара, но тем не менее, несомненно, любила и бесконечно дорожила его искренней взаимностью. Несмотря на то, что на заре туманной юности я неистово защищала наши отношения в большей мере из духа противоречия, а первая брачная ночь отпечаталась у меня в памяти лишь безумным калейдоскопом разрозненных картин, больше похожих на бредовые порождения воспаленного рассудка, Юлиан заполнил звенящую пустоту в моем сердце и подарил мне свет надежды. Мне нечего было дать ему взамен, и я чувствовала себя в неоплатном долгу перед парнем, поэтому никогда даже не имела в мыслях встать между ним и Олежкой или вмешаться в вялотекущий конфликт с Инессой. Я сумела убедить скептически настроенных родителей одолжить Юлиану деньги на развитие бизнеса, хотя никто из них не верил в предпринимательские способности моего супруга, и в сложные времена встала с ним плечо к плечу, но меня по-прежнему мучило смутное ощущение вины. За эти проклятые сны, за несбывшиеся мечты, за ложь во спасение и за что-то еще, чему я упорно не находила подходящего названия.

Проводить Джулса на вокзал у меня не вышло из-за работы – поезд отправлялся в восемь утра, а не позднее девяти мне нужно было переступить порог офиса. Опоздания в нашей фирме не приветствовались и наказывались по всей строгости трудового законодательства, да и объем разом свалившейся рабочей нагрузки требовал максимальной отдачи. На данный момент я была занята подготовкой контракта на зарубежную поставку запчастей для сельскохозяйственной техники, а близость весенней посевной кампании вынуждала нашего заказчика торопиться с заключением договора, но при этом он желал подстраховаться от большинства подводных камней, возникающих как в процессе таможенного оформления импортных комплектующих, так и в ходе урегулирования спорных вопросов относительно оплаты полученного товара, гарантийных обязательств производителя и размера неустойки за срыв обозначенных в контракте сроков. На кону стояли огромные суммы, и один неверный шаг мог обернуться колоссальными убытками, поэтому работа над каждым пунктом контракта требовала непрерывной концентрации внимания. В этом была свою прелесть: за катастрофическим неимением свободного времени никто из коллег не бил баклуши, не распивал чаи в кабинете, не играл в компьютерные игрушки и не рассматривал видеоролики с котиками в социальных сетях. Дисциплина у нас была на самом высшем уровне, и, хотя многие не выдерживали жесткого распорядка, лично я методы руководства всецело одобряла. Иногда мне приходилось брать работу на дом, но такие случаи являлись скорее исключением из правил – по приходу в офис я с головой погружалась в свою задачу и обычно успевала уложиться в рамки стандартного рабочего дня. Шеф выжимал из сотрудников все соки, но при этом достойно вознаграждал за ударный труд, и я четко видела прямую зависимость между качеством выполнения работы и премией к окладу. Джулс с его творческим складом характера вряд ли задержался бы этом царстве регламентов и процедур, но я отлично вписалась в концепцию управления. Я скрупулезно разбиралась в тонкостях иностранных правовых систем, постоянно расширяла кругозор, совершенствовала английский и заслуженно пользовалась уважением за свои исполнительность и трудолюбие. Я не отличалась креативными решениями и не выдвигала прорывных идей, но свою работу делала без нареканий, предоставляя право стратегических инициатив вышестоящему начальству. Юлиан откровенно не понимал, как у меня хватает терпения по восемь часов на дню копаться в бумагах, и неоднократно предлагал присоединиться к семейному бизнесу, но я великолепно сознавала, что перспектива стать бизнес-леди меня ничуть не привлекает, и обеими руками держалась за свою нынешнюю позицию. Родители же были счастливы: они взахлеб рассказывали друзьям и соседям, как Рина воплотила их давнюю мечту и получила престижную должность в столичной фирме, а я старалась их не разочаровывать. Отцу с мамой было жизненно необходимо мной гордиться, и я от всего сердца радовалась, что у них есть для этого весомый повод.

ГЛАВА XVI

Взаимоотношения с коллегами у меня изначально сложились сугубо деловые, хотя многие сотрудники общались между собой и за пределами офиса, а некоторые и вовсе напропалую крутили служебные романы в аккурат на рабочем месте. Я же прямо с первых дней в компании поставила всех в известность о своем замужестве и принципиально не допускала никаких поползновений со стороны лиц противоположного пола, а со временем попытки «узнать меня поближе» и вовсе прекратились за неимением ощутимого стимула. Я всегда исключительно тепло отзывалась о своем супруге и всем своим поведением давала понять, что мне претит сама мысль об адюльтере, и постепенно коллеги-мужчины перестали воспринимать меня даже в качестве объекта легкого флирта, а женщины больше не видели во мне соперницу. За четыре года ко мне прочно приклеилась репутация несколько странноватой особы, но учитывая, что в конфликтных ситуациях я неизменно занимала строго нейтральную позицию, в политических дискуссиях участия не принимала и честно посещала корпоративные мероприятия, в целом коллектив принял меня достаточно хорошо, и значительного дискомфорта ежедневное восьмичасовое нахождение в офисе мне не причиняло. За работу я бралась с неподдельным энтузиазмом, сложных заданий не боялась, возложенное на меня доверие полностью оправдывала и, думаю, шеф ни разу не пожалел, что предложил юной стажерке постоянную работу.

Честно говоря, он был уверен, что я рассматриваю свою должность лишь как трамплин для выхода в декрет, и его изрядно удивляло несоответствие ожиданий и реальности. Только за прошлый год в отпуск по уходу за ребенком ушли двое сотрудниц, причем, сделали они это в разгар аврала, и едва не потерявший выгодного клиента шеф всё чаще скатывался в откровенную мизогинию. Вопреки конституционному запрету на дискриминацию по гендерному признаку, с недавних пор из двух претендентов на вакансию предпочтение в девяноста девяти процентах случаев отдавалось мужчине, и мне еще крупно повезло оказаться в штате до появления подобных тенденций. Конечно же, шеф прекрасно видел, как я дорожу своей работой, но в его душе тлел уголек подозрения, и хотя открытым текстом он мне ничего не говорил, я догадывалась, что если и меня внезапно угораздит забеременеть, чаша его терпения окончательно переполнится, и без преувеличения лучший юрист столицы сознательно пойдет на нарушение основного закона только бы избежать дальнейшего распространения эпидемии декретов.

Точно не скажу почему, но шеф безусловно выделял меня из двадцати человек штатных сотрудников находящихся у него в подчинении отделов. Ему были жизненно необходимы такие вот «рабочие лошадки», готовые впахивать по полной программе и фактически тянуть на себе ключевые проекты, пусть и нуждаясь при этом в четких инструкциях, а я охотно примеряла на себя данную роль. Тогда как Джулс запросто мог нацарапать на обрывке салфетки тезисы родившегося в его светлой голове бизнес-плана, я была напрочь лишена честолюбия, и последовательное развитие в рамках выбранной специальности устраивало меня по всем параметрам. В школьном возрасте, когда мы с Симкой еще только мечтали о взрослой жизни, я не могла и вообразить, что однажды стану настоящей канцелярской крысой да еще и буду получать удовольствие от своей работы. Я была уверена, что моя родная стихия – это бесконечные командировки, встречи с новыми людьми, динамичная и насыщенная впечатлениями обстановка, но в итоге и близко не собиралась чахнуть без постоянных разъездов и сумасшедшего графика. Каждый контракт и так представлял для меня своеобразный тест на проверку моих знаний и навыков, я принимала вызов и доказывала свою профпригодность, а большего мне и не требовалось. Несомненно, иногда моя работа требовала творческого подхода, и я часами штудировала нормативно-правовые акты в поисках потенциальной лазейки: мне нравилось чувствовать себя отважным исследователем бескрайних глубин, но всё же это было нечто иное, чем инстинктивное стремление Джулса идти по непротоптанным дорожкам и прокладывать колею там, где еще не ступала нога конкурентов. У Юлиана присутствовал врожденный дар первооткрывателя, его не пугала неизвестность, а скорее наоборот – возбуждала и мотивировала, в то время как я любила свои кодексы и прецеденты, содержащие в себе конкретные ответы практически на все возникающие у меня вопросы.

Мое движение по ступенькам карьерной лестницы нельзя было назвать ни медленным, ни быстрым, но для провинциальной девочки я добилась немыслимого успеха. После всех мытарств над нами с Джулсом все-таки воссияла счастливая звезда, и я надеялась, что чересчур длинная черная полоса осталась в прошлом. Я ценила стабильность гораздо больше, чем призрачные возможности, маячащие где-то на далеком горизонте, и никогда не старалась громко заявить о своих заслугах, но мои дела говорили сами за себя, и при распределении фонда премирования шеф меня не обижал. Совокупный доход позволял нам с Юлианом достаточно безболезненно выплачивать ипотечный кредит и не отказывать себе в добротной одежде и современной бытовой технике, а путешествие в Европу уже не казалось хрустальной мечтой. Я понимала, что Джулс будет помогать Олежке и после достижения тем совершеннолетия, а может быть, когда-нибудь передаст сыну набирающий обороты бизнес, но текущее положение вещей заставляло серьезно усомниться в том, что из этого сорванца вырастет достойный преемник. Сейчас будущее Олежки зависело от твердости и настойчивости Юлиана, и я от всей души желала своему мужу удачи в непростом предприятии.

Я обещала Джулсу непрерывно держать руку на пульсе и ни на один день не оставлять бизнес без присмотра, причем, не ограничиваясь только лишь телефонными звонками, поэтому сразу после работы мне еще предстояло съездить в два места и лично проинспектировать, как функционируют обучающие центры. Юлиан нисколько не возражал против использования мною машины, но я категорически не желала провести весь вечер, стоя в пробках, и мой выбор больше склонялся к подземке, пусть и не отличавшейся повышенным уровнем комфорта, зато полностью застрахованной от бурного столичного трафика. По настоянию Джулса я получила водительское удостоверение в год покупки автомобиля, но за руль садилась крайне редко. По долгу службы мне нужно было целый день находиться в офисе, переговорами с клиентами занимались совсем другие сотрудники, и я не видела смысла тратить весьма немалые деньги на бензин, а тем более влезать в очередную кабалу и раскошеливаться на вторую машину, как это сделали, к примеру, наши друзья Карцевы. Но там в семье главенствовала Алина, и если она решила, что ей позарез нужно собственное транспортное средство, Дане не оставалось ничего, кроме как смириться с неизбежным и безропотно повесить на себя кредитное ярмо, хотя объективной необходимости в расширении семейного автопарка я так и не увидела. Но, похоже, Алина банально тешила самолюбие, каждое утро приезжая в салон на красненьком седане и грациозно выпархивая из салона в такой же кредитной шубке. Я бы еще понимала, если бы Аля являлась значимой фигурой в индустрии красоты, и машина требовалась ей для поддержания соответствующего имиджа, но для простого администратора вся эта показуха выглядела откровенным гротеском, а по карману била существенно, что с учетом наличия у Карцевых маленького ребенка и наконец-то одобренной банком ипотеки у меня в голове и вовсе не укладывалось.

–Это страшно унизительно – ездить на метро, – сказала мне как-то Алина, когда я сообщила ей, что нам с Джулсом хватает одной машины на двоих, и меня ничуть не напрягает дважды в день спуститься в подземку, благо, от нашего дома до станции буквально рукой подать, – я не намерена и дальше подвергать себя такому издевательству – то ногу отдавят, то колготки порвут, то зажмут так, что не выдохнешь. Неужели тебе не кажется несправедливым, что у Джулса есть машина, а у тебя нет?

–Джулсу надо за день побывать в десятках разных мест, разбросанных по всей столице, а я с девяти до шести не отхожу от компьютера, – воззвала к элементарной логике я, – посуди сама, зачем мне лишние проблемы – где заправиться, где припарковаться, когда я могу спуститься в метро и спокойно доехать домой? А вот Джулсу без машины пришлось бы несладко, но в его случае все расходы на топливо и ремонт с лихвой окупаются.

–Рина-Рина, ну, ты прямо, как маленькая! – снисходительно пожурила меня Алина, но я уже давно привыкла к ее покровительственным интонациям. Так уж вышло, что я действительно впервые познакомилась с друзьями Юлиана, будучи почти ребенком, и Карцевы до сих пор относились ко мне с эдакой опекунской позиции. И в нынешние двадцать шесть меня по старому обыкновению всё еще толком не считали за взрослую, продолжая самозабвенно учить уму-разуму и щедро одаривать советами сомнительной степени ценности. Если поначалу я обижалась и всячески доказывала свою зрелость, то со временем стала находить такое отношение забавным. Подтрунивали друзья надо мной исключительно беззлобно, да и вообще желали мне только добра, и тот же Данил, по-моему, в глубине души прекрасно сознавал, что по сути я гораздо взрослее его инфантильной супруги, не упускающей случая разгневано топнуть обутой в новые «лабутены» ножкой, когда что-нибудь вдруг шло не по ее сценарию.

Не лишним было отдельно упомянуть, что Аля с завидным постоянством выражала стремление преподать мне мастер-класс и принять у меня экзамен по пройденному материалу, дабы впредь я исправно получала от Джулса дорогие подарки по любому мало-мальски существенному поводу, и в такие моменты мне вдруг становилось ее искренне жаль. Нет, прежде всего я, естественно, сочувствовала Данилу, вынужденному в панике изыскивать деньги для оплаты бесчисленных «хотелок» любимой жены и все глубже увязающему в кредитной трясине, но трагедия Алины уходила истоками в несбывшиеся мечты о муже-олигархе, и старательные попытки создать иллюзию красивой жизни об этом красноречиво свидетельствовали. Тщательно отретушированные фотографии в социальных сетях, модные геолокации, популярные хэштеги – я никогда не разделяла этого виртуального эксгибиционизма, а на страничке у Алины контент обновлялся чаще, чем новостная лента. Сэлфи в разнообразных ракурсах, кофе с макарунами, трендовый маникюр и множество явно постановочных семейных кадров, призванных убедить окружающих, что хозяйка странички – счастливая жена и мама. Даня мужественно терпел Алины просьбы «щелкнуть» ее на том или ином фоне, оправдывая чрезмерную активность в интернет-пространстве издержками модельного прошлого, но я догадывалась, что смертельная усталость от этого вечного «казаться, а не быть» регулярно накатывала на него девятым валом. Слепить из программиста-фрилансера крутого бизнес-воротилу Алине предсказуемо не удалось, и она продолжала уже много лет жить в своем выдуманном мире, демонстрируя своим подписчикам, как замечательно ей удалось устроиться.

Неудивительно, что Карцевы постоянно ссорились – удивительно, что они всё еще не расстались. Алина ни за что бы в этом не призналась, но мне было предельно ясно, что ее шансы встретить принца равны мизерной величине, а Даня был какой-никакой синицей в руках. Что касается Данила, то, во-первых, он был слишком загружен на работе, чтобы смотреть на других женщин, а во-вторых, капризная и своенравная Аля, судя по всему, привносила в его жизнь своего рода драйв. Раньше я думала, что от развода эту пару удерживает общий ребенок вкупе с тотальной закредитованностью, однако, при желании все вопросы можно было уладить полюбовно, если бы стремление расстаться в самом деле присутствовало, а уж если бы всё окончательно допекло, как это произошло в случае Джулса и Инессы, всегда существовала возможность развестись через суд. Но невзирая на токсичные отношения, Даня с Алиной били рекорды по продолжительности совместной жизни, и мы с Юлианом пришли к выводу, что противоположности притягиваются: Аля уже на другой день сбежала бы от жесткого и властного мужчины, а Данил умер бы от скуки рядом с непритязательной домохозяйкой.

Так или иначе, я сегодня решила обойтись без машины, и ровно в шесть выключила свой компьютер, попрощалась с коллегами и направилась к спуску в метрополитен. День выдался непростой, но я успела завершить все запланированные дела, и вышла из офиса с чувством исполненного долга. Завтра контракт после финальной проверки отсылался на утверждение заказчику, и я надеялась, что клиент будет доволен.

ГЛАВА XVII

Любимое детище Юлиана – детский образовательный центр «Next» прошел долгий путь становления и развития, и я отлично помнила те далекие времена, когда первым ученикам приходилось спускаться в цокольный этаж, где в окружении ломбарда, фотостудии и фирмы по предоставлению копировальных услуг располагалось крошечное помещение, собственноручно переоборудованное Джулсом под учебный класс. Я помогала мужу расставлять столы и оклеивать голые стены красочными плакатами, а каждый вечер мыла в кабинете полы ради дополнительной экономии на уборщице. Хотя мои родители и выделили нам неплохую сумму, на фоне столичных расценок она все равно выглядела копеечной, и мы опасались прогореть, даже не успев нормально раскрутиться, поэтому тщательно просчитывали все возникающие расходы, но, к сожалению, по неопытности не смогли избежать досадных ошибок, присущих подавляющему большинству новичков. Мы оба имели весьма опосредованное отношение к экономике и всецело доверились приглашенному бухгалтеру, в итоге тайно присвоившему кучу денег и настолько искусно обставившему свое откровенное мошенничество, что формально виноватыми в потере оказались мы сами. Затем нам «повезло» с нечистым на руку администратором, обманувшим теперь уже не только нас, но и клиентов: ушлая девица взяла предоплату с родителей детишек и скрылась в неизвестном направлении, а при дальнейшем выяснении обстоятельств ее столичная прописка была не более, чем фикцией, которую мы опять же по недостатку практических навыков не удосужились проверить. Были еще и ненадежные поставщики, пообещавшие по спецзаказу привезти из Штатов эксклюзивные учебные пособия для малышей, но так и не объявившиеся по истечению ранее оговоренных сроков. Это был мой дебютный судебный процесс – Джулс выписал мне доверенность на представление его интересов, и для студентки-второкурсницы я держалась вполне достойно. Процесс мы выиграли, но вот денег, увы, так и не получили, потому что исполнительное производство забуксовало на стадии розыска ответчика. Впредь мы уже гораздо более внимательно относились к выбору сотрудников и контрагентов, но различные эксцессы периодически случались и по сей день, правда, уже не в таких катастрофических масштабах. Наш бизнес прошел серьезную боевую закалку, он выстоял под бесчисленными ударами судьбы и доказал свою жизнеспособность, но бывали моменты, когда мы с Джулсом находились в шаге от отчаяния и готовы были всё бросить.

В принципе, отец с мамой на Юлиана особо не давили, но он интуитивно чувствовал их разочарование. Мы скрывали свои неудачи от родителей, но и похвастаться нам было нечем, а мама с ее двадцатилетним стажем финансиста не могла не понимать, что бизнес-проект зятя вот-вот вылетит в трубу, причем туда же отправятся и кровно заработанные денежки, годами откладываемые в «кубышку». Я видела, как тяжело Джулс переживает неудачи и как он насмерть бьется с жестокими обстоятельствами за свою заветную мечту, и у меня разрывалось сердце от явной несправедливости Фортуны. Возможно, в те дни я была единственной, кто по-настоящему верил в призрачные перспективы – даже Карцевы начали прозрачно намекать другу, что ему пора успокоиться и найти себе работу по найму, но я принимала грозящее Юлиану поражение слишком близко к сердцу и просто не имела права позволить ему сломаться под натиском судьбы. Бесспорно, это была война: мы снова и снова шли в атаку на неприступную столицу, мы упорно осаждали эту крепость, а когда превосходящие силы противника в очередной раз отбрасывали назад нашу состоящую из двух человек армию, после короткой передышки опять шли в наступление. Джулс фактически поселился в офисе, а я по возможности приносила ему домашнюю еду, чтобы он мог перекусить на бегу. Юлиан взвалил на свои плечи абсолютно всё: решение организационных вопросов, создание авторской методики, привлечение к занятиям иностранных волонтеров. В нашем бюджете зияли такие гигантские прорехи, что денег на рекламную кампанию почти не осталось, но мои однокурсники охотно взялись за расклейку объявлений, раздачу флайеров и распространение листовок по почтовым ящикам, причем, символическая плата бедных студентов ничуть не отпугнула. Агрессивный маркетинг вкупе с грамотно составленным текстом принес свои плоды, и у нас набралась сначала одна, а потом и вторая группа. Джулс лично беседовал с каждым родителем, в игровой форме тестировал маленьких полиглотов, подробно показывал и рассказывал суть своего уникального подхода, и не последним фактором здесь стало природное обаяние, подкрепленное искренней любовью к своему делу, отчетливо читающейся в блестящих глазах молодого преподавателя. А еще мой муж великолепно ладил с детьми и без труда находил общий язык с самыми капризными непоседами. Он умел легко заинтересовать ребенка любого возраста, и я своими ушами слышала, как после урока английского малыши взахлеб делились с мамами и папами восторженными впечатлениями. У Юлиана был талант, божья искра, призвание – он жил своей работой, и это очевидное призвание сложно было не заметить, его проект просто обязан был выстрелить, невзирая на все сопутствующие препоны, и однажды это всё-таки произошло. Мы мужественно преодолели подстерегавшие нас испытания, выбрались из ловушек и не собирались останавливаться на достигнутом.

Джулс никогда не задумывал свой центр как элитное заведение для избранных. Он мечтал сделать качественное образование доступным не только для избалованных отпрысков напыщенных обладателей тугих кошельков, но, прежде всего для одаренных детей, независимо от материального достатка их родителей. Поначалу мы работали себе в убыток, но нам удалось сформировать положительный имидж и обозначить основные приоритеты, что дорогого стоило и позволило нам с уверенностью смотреть в будущее. Раз обжегшись на недобросовестных сотрудниках, Юлиан долго не отваживался обзаводиться дополнительными штатными единицами и из последних сил тянул на себе абсолютно все аспекты деятельности центра, но вечно так продолжаться не могло, и наступил момент, когда он понял, что в одиночку ему не справиться, и активный рост бизнеса никогда не состоится без слаженной и надежной команды преподавателей. В ходе устроенного Джулсом кастинга многие отсеялись из-за низкой стартовой зарплаты, кто-то был готов трудиться чуть не за хлеб и воду, но у него банально не хватало профессионализма, у кого-то при наличии существенного багажа знаний напрочь отсутствовала эмпатия… Люди приходили и уходили, но в результате остались те, кто и поныне составлял костяк преподавательского состава. Чернокожий студент Патрик, парадоксальным образом сочетающий в себе львиную гриву из разноцветных дредов и безукоризненное оксфордское произношение, неунывающая пышечка Милана, невольно заряжающая позитивом любого находящегося в радиусе действия ее бешеной энергетики человека, сдержанный и строгий Виктор Андреевич, пришедший к нам из той самой элитной школы и жутко уставший от коррупции и вседозволенности, совсем юная, но подающая огромные надежды Ирочка, недавно вернувшаяся с заснеженной Аляски, куда она ездила на заработки в рамках международной программы для учащейся молодежи… Стойкой ресепшн у нас заведовала Наина – интеллигентная еврейская девушка в круглых очках, поддерживающая в своей вотчине совершенно безупречный порядок и, вопреки стереотипам и анекдотам о своих соотечественниках, ни разу не замеченная в посягательствах на вверенное ей имущество. Во втором офисе администратора пока не было, и его функции выполнял либо сам Джулс, либо кто-нибудь из свободных преподавателей.

Каждый винтик в этой отлаженной системе работал в четком взаимодействии с другими элементами, и я не думала, что недельный отъезд руководителя моментально привнесет хаос: Юлиан оставил в команде лишь тех, кому мог безраздельно доверять, и все эти люди многократно подтвердили свою преданность корпоративному духу. Здесь особенно остро ощущалась разница между типичным трудовым коллективом и сплоченной группой единомышленников, ориентированных на достижение общей цели. У нас в офисе я ничего подобного не чувствовала, хотя шеф периодически и прибегал к методам тимбилдинга, устраивая подчиненным массовые культпоходы или заставляя принимать участия в велопробегах, но такого рода попытки всегда казались мне смешными и неуклюжими, а необходимость тратить законные выходные на посиделки на травке с коллегами и вовсе раздражали до зубовного скрежета. Злостным уклонистом меня назвать было нельзя, и в большинстве случаев я честно посещала эти бессмысленные мероприятия, но при наличии малейшего предлога оставалась на уик-энд дома. Учитывая, что у меня в одинаковой мере не хромали ни лояльность к компании, ни исполнительская дисциплина, шеф, как правило, смотрел на мои отказы сквозь пальцы так как прекрасно понимал – кто-то, а я меньше всего нуждалась в дополнительных источниках вдохновения и делала свою работу на отлично безо всяких там пикников и забегов. Что касается «Next», то я вообще не могла припомнить, когда мы последний раз куда-нибудь выходили все вместе, однако, при этом нас во многом связывали скорее не деловые, а дружеские отношения. Даже приходящий бухгалтер Анна Павловна постоянно отмечала поразительно теплую атмосферу, царящую в нашем центре, а к Джулсу дородная мадам постбальзаковского возраста почему-то вообще относилась с материнской нежностью, регулярно интересуясь, обедал ли он сегодня или опять пропустил прием пищи в угоду не терпящим отлагательства вопросам. Юлиан по обыкновению отшучивался, но у Анны Павловны было слегка туговато с юмором, и однажды она притащила в офис ароматные плюшки собственного приготовления и не успокоилась, пока Джулс не попробовал угощение. В итоге кабинет до такой степени пропах свежей выпечкой, что еще полдня напоминал кулинарию, заставляя учеников и преподавателей украдкой глотать слюнки. Пришлось устроить импровизированное чаепитие и поделиться гостинцами со всеми желающими – впоследствии эта история с плюшками обрела статус легенды и передавалась из уст в уста как наглядный пример искренней заботы подчиненных о своем чересчур заработавшемся руководителе. С тех пор прошла уже пара лет, но Джулс и по сей день добродушно посмеивался над бухгалтершей, регулярно предлагающей состряпать ему домашних пирожков.

За всё это время я и сама успела сдружиться с сотрудниками «Next» – сейчас я уже не так часто бывала в центре, а вот раньше, когда бизнес еще только развивался, я по возможности помогала Джулсу после своей основной      й работы и таким образом досконально знала всю внутреннюю кухню. Хотя Юлиану так и не удалось уговорить меня полностью сконцентрироваться на семейном бизнесе, я тоже вложила в «Next» частичку своего сердца, и всегда испытывала бесконечное удовлетворение при виде яркой вывески с указывающей прямо в будущее стрелкой.

ГЛАВА XVIII

Как я и ожидала, дела в главном офисе шли своим чередом: из учебного класса доносился привычный шум-гам, неизменно сопровождающий приводящиеся в игровой форме занятия, Наина кому-то увлеченно рассказывала по телефону о новой программе для младших школьников, а пожилая уборщица тетя Галя поливала в изобилии расставленные по подоконникам комнатные растения с помощью пластмассовой дачной лейки. Минут через пятнадцать после моего прихода из кабинета вылетела галдящая стайка детсадовцев – карапузы весело тыкали пальцами в попадающиеся им на пути следования предметы и уверенно называли по-английски большую часть находящихся в приемной вещей, а встречающие своих чад родители не могли сдержать умиленных улыбок. Я немного поболтала с Наиной и Патриком, проверила приход и расход за прошедший день, ознакомилась с электронным расписанием на завтра и, посчитав свою миссию выполненной, отправилась инспектировать расположенный в другом районе филиал.

Сегодня я, так сказать, вспомнила боевую молодость, когда мы с Джулсом допоздна засиживались в офисе и возвращались домой как минимум в десятом часу, успевали только наспех поужинать и без сил валились спать, но в чем-то мне даже понравилось снова окунуться в этот бурлящий круговорот событий, и я невольно поймала себя на мысли, насколько стабильна и однообразна была моя работа в «Грате», всецело подчиненная четким схемам и алгоритмам. Юлиан и сейчас продолжал жить на самом острие адреналиновой гонки, в то время как я предпочла спокойную размеренность, позволяющую мне не только существенно экономить нервные клетки, но и оставаться хорошей женой, у которой всегда готов горячий ужин, в квартире царит чистота, а регулярное посещение спортзала и комплексный уход за внешностью делают ее привлекательной и желанной даже спустя десять лет брака. Джулсу нужны были крепкие тылы, а я отродясь не гналась за бешеной динамикой, и мы отлично уравновешивали друг-друга, по-прежнему сохраняя первозданную свежесть отношений и не превращаясь в задерганных бытом супругов, чьи разговоры вращаются исключительно вокруг насущных проблем и постепенно приводят к медленной деградации. За что я была действительно благодарна родителям, так это за идеальную модель семьи, с детства прививаемую мне на собственном примере – несмотря на все наши конфликты, в этом плане отец с мамой являлись для меня эталонным образцом гармоничного союза между мужчиной и женщиной, и, выйдя замуж за Юлиана, я бессознательно копировала мамино поведение. Она могла бы запросто стать как домохозяйкой в засаленном халате, так и оголтелой карьеристкой, но умудрилась соблюсти баланс, успешно совмещая заботу о близких с работой на госслужбе. Родители вместе прошли через горнило девяностых, пережили всеобщую разруху в стране, но я не могла припомнить ни одного эпизода, когда бы они скатывались до взаимных обвинений. В тяжелые дни хронической беспросветности отец с мамой не растеряли уважения в семье, они всегда смотрели в одном направлении и мелким шажками продвигались вперед. Бывало, что мама зарабатывала вдвое больше отца, да и с покупкой фуры ему помогли мамины родители, но зато сейчас мама легко могла бы вообще не работать, так как из каждого рейса отец привозил три-четыре ее месячных зарплаты и уже давным-давно рассчитался с тестем и тещей. Мы с Джулсом на практике столкнулись с аналогичным сценарием, и, хотя изначально самооценка моего мужа опустилась ниже нуля, жизнь показала, что кредит доверия был отпущен ему не зря. Юлиан доказал свою состоятельность и как предпринимателя, и как главы семьи, и пусть мои родители так и не сумели простить ему предыдущий брак и вытекающие из него обязательства, в отличие от Эйнара, они приняли Джулса в свой мир, а иногда у меня и вовсе возникало странное ощущение, что с моим мужем отец с мамой ладят даже лучше, чем со мной. Юлиан был искренним и открытым парнем, неизменно отвечающим добром на добро, а я же после той роковой весны так и не стала прежней Риной, и родители все равно чувствовали мою отчужденность.

Мы с мамой созванивались почти каждый вечер – я не избегала разговоров, не ссылалась на занятость и с готовностью обсуждала любые темы, но всякий раз после того, как я нажимала отбой, у меня оставалось смешанное послевкусие, словно мы обе честно отдавали дань формальностям, но при этом не получали абсолютно никакого удовольствия от беседы. Как бы я не любила родителей и сколь высоко бы я не ценила их безоглядную любовь ко мне, что-то в моей душе надломилось. Быть может, я была не в состоянии переступить через свою детскую обиду и отпустить горькие воспоминания, но я точно знала, что мне не суждено забыть ту ненависть и то презрение, что мама изливала на Эйнара, всего лишь пытавшегося убедить ее в серьезности своих намерений. Конечно, я понимала, что и сама наломала дров, а родители отчаянно пытались защитить единственного ребенка от разочарования и жестокости, но сердце упорно отказывалось воспринимать логические аргументы, и я год за годом душила в себе неутихающие отголоски тех жутких дней.

–Вчера отец приехал, – после дежурного обмена репликами о погоде и настроении сообщила мама, и я в ее голосе отчетливо прозвучали укоризненные интонации, – неужели ты совсем не скучаешь?

–Мама, ну, о чем ты говоришь? – возмутилась я, – еще как скучаю, и с папой мы уже сто лет не виделись, но…

–Не продолжай! – перебила меня мама, – не хочу заставлять тебя снова выдумывать причины, почему ты не можешь на недельку вырваться домой. Не утруждай себя, не надо, весной мы сами приедем в столицу.

–Я передала через Джулса подарок для бабули, она на днях занесет, – предупредила я, – думала отправить экспресс-почтой, но раз такая оказия…

–Значит, ты уже всё точно решила…, – грустно констатировала мама, -мы так надеялись, что ты приедешь на юбилей, все-таки бабушке исполняется семьдесят пять лет… Нет, Рина, не оправдывайся, как всегда, скажем бабушке, что тебя опять не отпустили с работы. И только, пожалуйста, не говори, что ты попробуешь взять отгул и всё такое, я уже со счета сбилась, сколько раз я слышала эти твои обещания. Что уж тут поделать, если мы Симку видим чаще, чем родную дочь! Кстати, она недавно приезжала, заходила к нам вместе с тетей Олей…

–И как у нее дела? – чисто для проформы поинтересовалась я. Я фактически вычеркнула Симку из своей жизни десять лет назад, и с тех пор у меня не возникало ни малейшего желания выйти с ней на контакт. Я объективно сознавала, что Симка не предавала нашей дружбы, и в тех обстоятельствах она просто не имела права поступить иначе, но разум покорно безмолвствовал в сторонке, когда в крови внезапно закипала обреченная ярость на разлучившую нас с Эйнаром судьбу. Симка не заслуживала оскорблений, и я намеренно сожгла все мосты, дабы не омрачать всего хорошего, что нас так долго объединяло. Попрощавшись с подругой на перроне, я поставила точку, а не многоточие, и на данный момент была совершенно не в курсе, чем Симка вообще занималась. Вроде бы она успешно окончила филфак и поступила в магистратуру на родственную специальность, но на этом известные мне сведения исчерпывались, и я знать не знала, как в дальнейшем сложилась Симкина карьера, а уж про ее личную жизнь мне тем более не было ничего известно. Мы учились в разных вузах, и если с Игорем Маркеловым еще периодически сталкивались в коридорах Юридического университета, то с Симкой нас разбросало достаточно далеко, и не поддерживай мама тесные отношения с ее семьей, я бы продолжала делать вид, что у меня отродясь не было близких подруг.

–Судя по всему, отлично! – поведала мама и многозначительно добавила, – у Симы и Антона скоро будет малыш, а мы уже устали ждать от тебя такую же радостную новость!

–Антон – это, минуточку, кто? – уточнила я, привычно пропустив мимо ушей мамин комментарий, -Симка вышла замуж?

– В прошлом году, я же тебе рассказывала, – удивленно напомнила мама, но, принимая во внимание, что я так и не смогла извлечь из недр памяти указанную информацию, на всякий случай пояснила, – Антон- тоже молодой ученый, кандидат наук, доцент, сейчас пишет докторскую диссертацию, очень умный парень.

–Наверное, еще и очкарик, да? – догадалась я, – Симка со школы таких заучек любила…

–И правильно, между прочим, делала, – выразительно хмыкнула мама, я и уже приготовилась к камню в свой огород, но у нее хватило такта не переходить на личности, – а какая у Симы была свадьба – красотища неописуемая, а невеста какая куколка – глаз не отвести. И не поверишь, что это наша Симка, которую раньше и причесаться без боя не заставишь. А ведь ты могла бы подружкой быть…Оля нас с отцом приглашала, но мы без тебя не поехали. Я думала, Симка тебе позвонит, и вы помиритесь, но у нее, видишь, своя гордость есть.

–Да я не больно-то и рвалась на эту свадьбу, раз даже не помню, что ты мне о ней говорила, -спокойно парировала я, – значит, Симка ударилась в науку? Ну, успехов ей, станет однажды знаменитым лингвистом, а пока в декрете будет сидеть, так монографию издаст, или как там у них фундаментальные труды называются…

–А ты всё ерничаешь, – не впечатлилась моими ироническими замечаниями мама, – давно бы уже извинилась бы перед Симкой и ерундой не страдала. Небось, стыдно тебе за свои выходки, вот и не звонишь ей. Рина, десять лет прошло, уже всё в муку перемололось… Набери Симу, поздравь ее, всё-таки такой повод, что тебе, трудно? Я уверена, она будет очень рада тебя услышать!

–Да сдались Симке мои поздравления! – отмахнулась я, – не собираюсь я ей звонить, не хочу и всё на этом. Придумаешь мне тоже! Может, мне еще для полной коллекции Маркелову позвонить? Или он, наконец, осмелился на каминг-аут и больше никому не морочит голову?

–Опять ты за свое! – в сердцах воскликнула мама, – тебе самой не надоело эти глупости повторять? У Игоря уже двое детей родилось, а ты ему всё не ту ориентацию приписываешь! Не смешно уже, Рина!

–Да, тут ты права, скорее печально, – согласилась я, – не завидую я его жене: мало приятного быть одновременно ширмой и инкубатором. Но, возможно, ее всё устраивает, люди разные бывают…

–Бред какой-то! – обозначила свою точку зрения мама, – видела я эту Тину – милая, скромная девочка, звезд с неба не хватает, семья для нее на первом месте, Игоря, похоже, очень любит. Не нравится мне, что Игорь так с ней официально и не зарегистрировался, но это, видимо, Ленка с Пашкой воду мутят – всё боятся, что Тина у Игоря часть имущества оттяпает.

–Да я бы на ее месте еще и компенсацию за моральный ущерб истребовала, – фыркнула я, – ладно, мам, не злись! Я всегда знала, что Игорь –гей, поэтому для меня так дико выглядит этот спектакль, только и всего. А за Симку я правда рада, но, извини, звонить ей не буду, но если для тебя это настолько важно, передай Симке мои поздравления и пожелай легкой беременности.

ГЛАВА XIX

Поговорив с мамой, я планировала сразу же отправиться в постель. За день накопилась усталость, завтра снова предстояли насыщенные рабочие будни, и я рассчитывала основательно выспаться, чтобы с утра чувствовать себя бодрой и отдохнувшей. Звонить Симке я, естественно, так и не стала, хотя мама на этом очень настаивала, и ее вполне можно было понять – лично я бы врагу не пожелала раз за разом объясняться с тетей Олей, безустанно вопрошающей, за что я до сих пор дуюсь на ее дочь. Судя по тому, что от самой Симки тете Оле и под дулом пистолета не удалось получить вразумительного ответа, моя бывшая подруга предпочитала отмалчиваться, но я прекрасно помнила, как отчаянно она в свое время старалась склеить осколки разбитой чашки и какая искренняя боль была написала на ее веснушчатом лице, когда я демонстративно отвергла ее стремления. Сейчас, повзрослев и избавившись от юношеской категоричности, я часто думала, что мне следовало честно открыть Симке истинные причины своего нежелания далее с ней общаться и, как на духу, выложить беспощадную правду, но я проявила непростительное малодушие и спрятала голову в песок. Возможно, после долгих размышлений над произошедшим Симка и без меня сообразила, что я пытаюсь порвать с прошлым, а ее всего лишь зацепило по касательной, но, несомненно, она бы предпочла не строить умозрительных гипотез, а услышать это в непосредственном диалоге, однако, я потому и решила инициировать разрыв, чтобы мучительно не подбирать слова и лишний раз не бередить саднящую рану на сердце.

Я давно уже не злилась и не обижалась на Симку: я ее не столько простила, сколько осознала, что прощать мне ее, в сущности, было и не за что. Так уж сложились обстоятельства, что по приезду в столицу мне было абсолютно некогда скучать, к тому же меня всецело поглотили набирающие обороты отношения с Джулсом, но выпади мне тогда чуть больше свободных минут, я бы, однозначно, еще долго тосковала по лучшей подруге, рядом с которой прошло мое детство и отрочество. Но на тот момент моя жизнь была до такой степени непредсказуемой и напряженной, что у меня просто не оставалось сил грустить, и я достаточно безболезненно перенесла окончание многолетней дружбы, а вот, что ощущала до последнего не верившая в подобный исход Симка, я даже не пыталась предположить. Как бы там ни было, никто из нас не нашел в себе мужества первым протянуть руку, каждый пошел своей дорогой, и я уже смирилась, что у нас больше не будет точек соприкосновения, но сегодня на меня внезапно накатила ностальгия.

Я удалила свою старую страничку из всех социальных сетей, и отныне найти в интернете Ноябрину Смородскую совершенно не представлялось возможным. Новую страничку я тоже завела, но уже на фамилию мужа, и пользовалась ею в основном по работе. Кроме наших общих с Юлианом друзей, пятерых сокурсников, коллег по «Грате» и сотрудников образовательного центра в списке контактов никого не было, и бывшие одноклассники, шапочные знакомые и прочие любопытствующие товарищи из прошлого напрасно искали мой профайл на просторах всемирной паутины. Если Джулс активно пиарил через соцсети свой бизнес, то я преимущественно обменивалась деловыми сообщениями с коллегами и иногда с заказчиками – мы оба не выставляли свою жизнь напоказ, не выпячивали каждое мало-мальски значимое достижение и видели в популярных социальных сетях главным образом эффективный инструмент коммуникации и маркетинга, а не удобное средство вызвать массовую зависть отретушированными фотографиями из отпуска. Симкина же страничка была открыта для всех желающих, благодаря чему мне даже не понадобилось создавать «левый» аккаунт, чтобы краем глаза взглянуть, как живет моя подруга.

В виртуальном мире Симка проявляла ничуть не меньшую коммуникабельность, чем в реальности, и общее количество ее интернет-«френдов» переваливало за тысячу, причем, из этого числа я знала максимум человек двадцать и с одной половиной вместе училась в гимназии, а с другой когда-то регулярно пересекалась в школьных компаниях. Кем Симке приходились все остальные люди, у меня не было ни малейших идей, да и это меня особо и не волновало. Я могла спокойно пролистать записи на стене и посмотреть фотоальбомы без необходимости вводить свои регистрационные данные, а больше мне ничего и не требовалось. Хотя Симка и не делала из своей жизни тайны, я все равно чувствовала себя воровкой, под покровом ночи прокравшейся в чужой дом и неожиданно обнаружившей там множество различных сюрпризов.

Выглядела Симка совсем иначе, чем в школьные годы, да и вообще мало походила на себя прежнюю. На смену заводной девчонке с непокорной копной мелких рыжих кудряшек и круглогодичными веснушками на круглом, щекастом лице пришла женственная и элегантная молодая дама: золотистый блонд исключительно удачно окрашенных волос, модная стрижка, неброский, но продуманный макияж, со вкусом подобранные украшения. Даже одеваться Симка стала по-другому. Раньше она и в пир, и в мир не вылезала из широких джинсов и клетчатых рубашек, откровенно комплексуя из-за своей мальчишеской нескладности, а теперь ее ладную фигурки красиво облегали узкие брючки, выгодно подчеркивающие стройные ноги. Пышными формами моя подруга так и не обзавелась, но отсутствие внушительного бюста ее не только не портило, но и, наоборот, выделяло на фоне неумолимо расплывающихся одноклассниц. К счастью, фирменная Симкина улыбка никуда не исчезла, и это не могло меня не порадовать – так искренне и задорно улыбаться на моей памяти больше не умел никто, и я по-настоящему скучала по звонкому смеху, которым неунывающая Симка мгновенно заливалась по поводу и без.

Не меньше кардинальных перемен во внешности меня поразил Симкин избранник: расхваленный мамой на все лады Антон на поверку оказался обладателем типичной азиатской наружности, десятка килограммов избыточного веса и непроизносимой фамилии Ыттыров. Как и полагается уважающему себя кандидату наук, Антон безнадежно испортил зрение, сидя за книгами в библиотеках, и вынужден был носить очки, за счет чего, по всем признакам, и привлек Симку, с юности питающую слабость к «четырехглазым» заучкам. Если без шуток, то я охотно допускала, что сей выходец из Якутии был отличным парнем, и Симка нашла в нем свою вторую половинку, но вдвоем они смотрелись уж чересчур экзотично. У меня с огромным трудом укладывалось в голове, что весьма консервативно настроенные Симкины родители сходу приняли зятя с распростертыми объятиями и без возражений согласились на то, чтобы их дочь стала Серафимой Ыттыровой (а она ведь стала, и лишь девичья фамилия, указанная в скобках, позволила мне отыскать нужный профайл!). Но, видимо, светилу якутской науки удалось обаять новых родственников, и на семейных портретах тетя Оля и дядя Ваня обнимали Антона буквально как родного, и их нисколько не смущал разрез глаз у будущих внука или внучки.

Я залипла на Симкиной страничке почти до двух часов ночи: жадно рассматривая рассортированные по тематическим альбомам фотографии, я словно по крупицам восстанавливала хронику прошедшего десятилетия. Мои действия здорово напоминали подглядывание в замочную скважину и невольно вызывали у меня запоздалое смущение – я оправдывала себя тем, что Симка сама выложила всю информацию в сеть и не сочла нужным ограничивать доступ для желающих «приобщиться к прекрасному», но на душе всё равно было как-то некомфортно, и вскоре я сообразила, почему. Я испытывала стыд вовсе не за проявленный к Симкиной жизни интерес, а за свою трусость, не позволяющую мне зайти на страничку под своим аккаунтом. Я боялась даже не того, что в этом случае Симка немедленно узнает моем посещении, а в большей мере страшилась ее ответных шагов. Вдруг Симка решит, что я одумалась, и примет мое поступок за побуждение к возобновлению дружбы? Вдруг она мне напишет? И что я буду делать? Отмалчиваться? Игнорировать сообщения? В панике удалю еще и рабочий профайл, чтобы теперь меня никто уже наверняка не нашел?

Услужливо подброшенная разыгравшимся воображением картина оказалась до такой степени яркой, что я инстинктивно захлопнула крышку ноутбука и в изнеможении откинулась на пружинящую спинку кресла. Пару минут я неподвижно сидела с закрытыми глазами, не в силах поверить, что меня так проняло на ровном месте, а потом всё же заставила себя разомкнуть веки и шумно перевела дыхание. На незримый миг в мозгу мелькнула предательская мысль вернуться к просмотру закрытой странички, но я принудительно задушила в себе эти опасные поползновения. Единственное, что я могла сделать в данной ситуации, так это искренне порадоваться за Симку и Антона, однако, напоминать бывшей подруге о своем существовании мне, однозначно, не стоило. Я не зря создавала вокруг себя отдельный мир, мне было легко дышать внутри этого искусственного кокона, и я упорно не желала выбираться за его пределы, где от избытка свежего воздуха у меня неизбежно кружилась голова и начинались галлюцинации. Я выстроила свою жизнь так, чтобы никогда более не ощущать, как превращается в кровавые лохмотья разрывающееся на части сердце и стонет от невыносимой боли моя исполосованная шрамами душа, и хотя мне было очень горько это признавать, Симка и наше общее прошлое олицетворяли собой полную горсть соли, безжалостно просыпанную прямо на зияющую рану.

Джулс сейчас находился где-то в дороге, и плохое покрытие сотовой связи, к моему вящему сожалению, приводило к тому, что оператор не мог доставить мои СМС. Я надеялась, что Юлиан не слишком встревожится, когда по прибытии поезда в относительно крупный населенный пункт на телефон разом посыплются мои сообщения, но, судя по всему, за годы совместной жизни мой муж изучил меня достаточно хорошо. Джулс перезвонил мне в третьем часу ночи в твердой уверенности, что я еще не сплю, и его голос пронизывало заметное волнение, хотя ранее отправленные СМС не содержали ровным счетом ничего подозрительного – я просто спрашивала, всё ли нормально и желала удачно доехать, но недремлющая интуиция подсказала Юлиану, что сейчас я остро нуждаюсь в его звонке.

–Ты в порядке? – обеспокоенно спросил Джулс, перекрикивая помехи, – у тебя точно всё хорошо?

–Конечно, хорошо! – убежденно воскликнула я и с красноречивым вздохом добавила, – просто бессонница. Похоже, я отвыкла засыпать без тебя… Извини, если разбудила.

–Да без проблем, разве тут поспишь? – задался риторическим вопросом Юлиан, – один выходит, другой заходит, кто в туалет, кто в тамбур покурить, ну, и в коридоре постоянно какие-то перемещения… Дремаю в моменты затишья, а так, конечно, одно мучение. Ладно, не беда, домой доеду- отосплюсь. А ты чего полуночничаешь?

–Если бы я знала, что на меня нашло! – как мне показалось, не очень правдоподобно соврала я, но давно привыкший к периодически накрывающим меня приступам бесцельного ночного шатания Джулс тактично не стал пытаться уличить меня во лжи.

–Может быть, нам нужно было поехать вместе? – осторожно предположил он и, заведомо предвосхищая мою реакцию, посоветовал, – не можешь уснуть, не заставляй себя. Почитай книгу или включи какое-нибудь кино, а там тебя сон и сморит. Только будильник не забудь поставить! Черт, опять связь пропадает! Немного отъехали от станции, и всё… Бедные люди, которые в этой глуши всю жизнь живут! Рина, ты меня слышишь?

–Еле-еле! – с трудом пробилась через непрерывный треск в трубке я, – попробуй хотя бы немного вздремнуть и обязательно отзвонись мне утром, а я, наверное, точно пойду телевизор посмотрю. Джулс? Ты пропадаешь!

–Спокойной ночи, Рина! Целую тебя! – глухо, словно из бочки, откликнулся Юлиан, после чего сигнал окончательно упал до нулевого значения. Я отложила в сторону бесполезный телефон, забралась под одеяло и щелкнула телевизионным пультом.

ГЛАВА XX

Несколько минут я переключала канал за каналом, но мое внимание не привлекла ни одна из идущих в ночном эфире передач. Я в принципе не являлась любителем бестолково пялиться в «ящик», да и с Джулсом мы смотрели в основном программы на английском языке или и вовсе предпочитали наслаждаться новинками кинопроката, предварительно записанными на внешний диск. Непрерывно льющаяся с экрана «чернуха» откровенно утомляла, а вкупе с политической пропагандой еще и порядком раздражала, вызывая устойчивое ощущение, что мы с телеведущими живем в разных странах, причем нам повезло гораздо меньше. Во всяком случае, насколько я могла судить по Шуваловым и своим собственным родителям, благосостояние народа росло далеко не теми темпами, о которых взахлеб вещали государственные СМИ, зато на глазах взлетали цены на коммунальные услуги и товары первой необходимости, а определенный правительством размер продовольственной корзины выглядел издевательской насмешкой. Не замечала я и значительного прогресса в развитии отечественных здравоохранения и образования, равно, как и в науке: те же Шуваловы, посвятившие себя педагогической деятельности, явно не могли похвастаться внушительными окладами, а все якобы передовые методики, внедряемые в школах под давлением чиновников из министерства, на практике оказывались очередным непроизводительным бумагомарательством, превращающим и без того загруженных учителей в заложников бесконечной отчетности. В целом же, если в столице и других крупных городах еще можно было худо-бедно трудоустроиться, то в провинции царила повальная безработица, особенно среди молодежи, и лишь считаным единицам удавалось обойти печальную статистику. В начале двухтысячных классовое расслоение, образовавшееся после распада СССР, вроде бы начало слегка сглаживаться и в стране даже появились зачатки так называемого среднего класса, но потом опять грянул кризис, и сейчас мы снова наблюдали непреодолимый разрыв между богатыми и бедными. Непомерно дорогое жилье, сравнимые с европейским уровнем тарифы, повсеместные коррупция и кумовство разрушили немало семей и судеб, а кто-то, наоборот, сколотил состояние на фоне всеобщей неопределенности. Так или иначе, у львиной доли моих сограждан жизнь всё больше напоминала борьбу за существование, а учитывая, что наше государство умудрилось перессориться со всеми ключевыми игроками на мировой экономической арене и навлечь на себя жесткие санкционные ограничения, у массы предприятий возникли проблемы как с покупкой сырья и комплектующих из-за границы, так и с отправкой готовой продукции на экспорт, в результате чего руководство впервые со смутных постсоветских времен всерьез заговорило о сокращении штатов. В итоге единственной отраслью народного хозяйства, где и полным ходом шла модернизация производства, и семимильными шагами наращивались объемы выпуска, оставалась оборонная промышленность, наглядно отображающая темпы поэтапной милитаризации, маховик которой был запущен в качестве демонстрации военной мощи участникам Североатлантического Альянса. С аналогичной целью наша страна ввязалась в военный конфликт на Ближнем Востоке, и, хотя официальная доктрина объясняла оказание помощи дружественному режиму непримиримой борьбой с исламским терроризмом, по факту это был канонический передел сфер влияния, прекрасно знакомый каждому родившемуся в СССР. На «оборонку» государство денег, естественно, не жалело, а в имиджевые проекты, призванные не то впечатлить, не то запугать потенциального противника, постоянно вкладывались колоссальные средства. Штопались пробитые военными расходами дыры в бюджете за счет менее значимых по мнению власть имущих статей: страдали пресловутые медицина и образование, безжалостно урезались социальные программы, откладывалось до лучших времен строительство новых объектов городской и сельской инфраструктуры. А еще буквально сразу же после начала противостояния с Западом принялись нестерпимо зверствовать налоговики, и приближенная к фискальным органам мама лично поделилась со мной поступившей «сверху» информацией, гласящей, что представителям бизнеса больше не следует надеяться на льготы и преференции, а скорее стоит потуже затянуть пояса в преддверии увеличения налогового бремени. В подобных условиях телевизионщики трудились на износ, чтобы не допустить протестных настроений в стремительно нищающем обществе, и, надо, отметить, в зомбировании населения были достигнуты весьма значительные успехи, ибо только «ура-патриотизм» головного мозга мог заставить нормального человека поверить, что ввод войск в арабскую республику, раздираемую на куски противоборствующими группировками, помимо укрепления международного авторитета страны также прибавит денег в пустых карманах рядовых граждан. И всё же находились те, кому нравилось бить себя пяткой в грудь и яростно опровергать разумные доводы оппонентов, всего лишь пытающихся предотвратить безвозвратное погружение на дно заблуждений. Как правило, эти люди были абсолютно чужды даже примитивной аналитике, но при этом остро нуждались в самоутверждении, и свою базовую потребность реализовывали через принадлежность к «великой державе», хотя вышеупомянутая держава последовательно отнимала у них доступ к элементарным благам. Мы с Джулсом, да и всё наше окружение, мыслили достаточно трезво, чтобы не поддаваться массовой истерии, избегать жаркой полемики и поливать грязью любого не согласного с позицией провластных телеканалов, но иногда и нам приходилось сталкиваться со фанатичными сторонниками главенствующей идеологии, ожесточенно защищающими свою сомнительную истину.

Честно пролистав пять десятков каналов, я так ни на чем и не остановилась, и с горя решила запустить онлайн какой-нибудь усыпляющий фильм или на худой конец посмотреть забавные видеоролики с домашними питомцами, выкидывающими уморительные коленца на радость восхищенным хозяевам, но сегодня мне «не зашли» ни любимая британская классика, ни проделки шкодливых котиков. Я словно смотрела сквозь экран и в упор не могла сфокусироваться на изображении. Мелькающие на экране образы никак не хотели складываться в цельную картину, и после нескольких безуспешных попыток сосредоточиться на запутанном детективном сюжете, я в полном отчаянии вернулась на новостной канал, надеясь уснуть под фоновый бубнеж телеведущего. Настенные часы показывали половину четвертого, а вставать мне предстояло крайний срок в семь, и я уже толком не рассчитывала качественно восстановить силы, но за неимением лучших альтернатив, меня бы вполне устроили пара-тройка часиков сонной дремоты, позволившей бы мне пережить завтрашний день, не вырубившись в самом разгаре важного совещания.

Бессонница нередко мучила меня и прежде: я пила различные травяные чаи и даже одно время экспериментировала с медикаментами, но, к счастью, постепенно сон нормализовался сам по себе, и я почти не вспоминала о проблемах с засыпанием. Я старалась по возможности не засиживаться допоздна и не сбивать биоритмы ночными бдениями, и пусть мне не всегда удавалось придерживаться строгого графика подъема и отбоя, приступы бесцельных шатаний из угла в угол практически сошли на нет. Между тем, Джулс был ярко выраженной «совой», и лучше всего ему работалось именно по ночам, но в первые годы после переезда в столицу он был вынужден ежедневно подниматься ни свет, ни заря, с неимоверным трудом продирая глаза и сквозь зубы кляня весь мир за несправедливое устройство. Сейчас Юлиану уже не требовалось измываться над организмом, и периодически он ложился с рассветом, если, конечно, у него не было запланировано срочных дел на утро. Джулс уделял немало внимания зарубежному опыту в обучении детей иностранным языкам, и потому вел активную переписку на тематических форумах и в группах социальных сетей, но внушительная разница часовых поясов приводила к тому, что наиболее интересных собеседников из отдаленных точек земного шара приходилось «ловить» исключительно среди ночи. Юлиан мечтал пройти стажировку в Англии, окунуться в языковую среду и несколько месяцев пожить рядом с носителями, но пока его заветная мечта упиралась в финансовый вопрос: Инесса впала бы в бешенство, узнав, что ее бывший муж внаглую смеет раскатывать по заграницам вместо того, чтобы отдавать последнюю копейку на содержание Олежки. На мой непредвзятый взгляд Джулс спокойно мог бы поднапрячься и воплотить в явь свои давние чаяния без ущерба для сына, однако гипертрофированное чувство то ли ответственности, то ли вины неизменно вынуждало моего мужа откладывать реализацию своих планов на неопределённое будущее. Инессе всё-таки удалось внушить Юлиану, что он отвратительный, никчемный отец, а Олежка с подачи обиженной на судьбу матери относился к нему с пренебрежением и совсем не признавал его авторитета. Сейчас, когда Олежка напрочь слетел с катушек, Джулс вообще перестал даже заикаться о поездке «за кордон», объективно понимая, что более неподходящего момента для повышения квалификации сложно и придумать. Да, мы потихоньку копили деньги на путешествие в Европу, но в данном случае мы ставили скорее развлекательные, а не образовательные цели, а Юлиан грезил именно специализированными курсами для преподавателей. Инесса же искренне считала такого рода желания чистейшей блажью, и продолжала трясти Джулса, как грушу, не оставляя ему даже призрачных шансов заняться самосовершенствованием. Правда, если судить по невоспитанному поведению Олежки, исправно перечисляемые Юлианом средства Инесса направляла не в то русло, а ее нескончаемые жалобы на нехватку денег были лишь призваны оправдать отсутствие у ребенка базового умения держать себя в рамках приличия. Я слабо верила, что у Джулса получится радикально исправить сложившееся положение вещей, но тем не менее в моей груди теплилась надежда на удачный исход, и я ждала мужа с победой. Несмотря на то, что Юлиан рано стал отцом, к сегодняшнему дню у него сформировался необходимый багаж жизненного опыта, и как бы Инесса не силилась выставить его бессовестным подлецом, ее голословные обвинения не имели под собой реальной подоплеки. У Олежки были все основания гордиться и восхищаться отцом, ни на миг не забывавшем о существовании сына, а Джулс в свою очередь заслуживал не испытывать стыд за поступки своего отпрыска.

Заснула я мало того, что при свете ночника, так еще и при включенном телевизоре, а, вынырнув из объятий Морфея под назойливую трель будильника, первым делом услышала, как диктора в студии круглосуточного новостного канала бурно обсуждают какое-то чрезвычайное происшествие, случившееся минувшей ночью. Спросонья я долго не могла вникнуть в суть, но затем разобралась, что в общих чертах речь шла о потере связи с отдаленной пограничной заставой на южных рубежах страны. Пограничники резко перестали отвечать на вызовы, и на заставу был выслан наряд для проверки. Дальнейшее развитие событий осталось для меня тайной, так как я опаздывала на работу, и нажала кнопку на пульте дистанционного управление прежде чем диктор озвучил дополнительные подробности. Вышеупомянутый инцидент, бесспорно, внушал небезосновательные подозрения, но сегодня решалась судьба контракта, над которым я работала больше месяца, и у меня не было времени, чтобы задумываться над проблемами государственной безопасности.

ГЛАВА XXI

Мягкие столичные зимы разительно отличались от суровых морозов моей малой родины, где с ноября по март непрерывно задували снежные бураны, а температура окружающего воздуха регулярно опускалась ниже отметки в минус тридцать градусов. Здесь же, на мой взгляд, никогда по-настоящему и не холодало, однако, чрезвычайно сырой климат не позволял в полной мере насладиться теплой погодой. Три месяца в году небо над столицей было затянуто серой пеленой густых облаков, а вместо снега часто шел ледяной дождь, вызывающий повреждения линий электропередач и надолго обесточивающий целые районы. Под ногами вечно хлюпало тающее месиво из песка и соли, а даже самая дорогая и качественная зимняя обувь благополучно приходила в негодность за один сезон носки – только за первый год студенчества у меня буквально развалились две пары сапог, не выдержавших ежедневного воздействия едкого реагента. В ходе жарких дебатов о вреде и пользе пескосолевой смеси было сломано немало копий, и вроде бы столичные власти собирались запретить эту «термоядерную» химию, но дальше обещаний дело так и не зашло, хотя это был тот редчайший случай, когда пешеходы и автовладельцы были удивительно едины в своем праведном негодовании, потому что на машинах постоянный контакт с пескосолью также сказывался крайне негативным образом. Но ответственные за жилищно-коммунальное хозяйство чиновника не спешили перенимать передовой опыт европейских государств, и продолжали бороться с гололедом по принципу «дешево и сердито», а населению столицы оставалось лишь предусмотрительно обзаводиться запасными ботинками. При высыхании соль образовывала белесые разводы на коже и замше, практически не поддающиеся чистке, и Джулс угробил ни одни кроссовки в попытке удалить подручными средства обильно проступающие пятна. Со временем мы открыли для себя защитный крем, который умудренные горьким опытом жители столицы сметали с прилавков еще до начала снегопадов, и наша обувь стала сохранять относительно пристойный вид, а сразу после покупки автомобиля Джулс отогнал его и в сервис и покрыл кузов антикоррозийным составом. Надо сказать, что в родном городе осадки выпадали не чета столичным, но такой атомной смеси на дорогах почему-то не применялось, и, хотя у нас имели место быть заносы и переметы, а сугробы порой достигали высоты человеческого роста, снег убирали при помощи специальной техники и потом вывозили на самосвалах.

Я думала, что, переехав в столицу, я, наконец, избавлюсь от порядком опостылевших холодов и сменю пуховик на легкую курточку, но промозглая сырость быстро моментально внесла свои коррективы, и, кажется, здесь я мерзла еще сильнее, чем дома, а уж на давнишней мечте походить зимой без надоевших головных уборов пришлось сразу ставить крест. Когда-то мы с Эйнаром часами гуляли по набережной при минус двадцати, а в столичные минус десять у меня не попадал зуб на зуб всего после нескольких минут пребывания на улице, и я зябко куталась в шарф, докрасна растирая окоченевшие пальцы. Не то, чтобы в столице мне откровенно не климатило, но в целом погода мне совершенно не нравилась: я привыкла к ярко выраженному контрасту между сезонами, а тут лето плавно перетекало в осень, а весна незаметно окрашивалась в белые тона грядущей зимы. Нормальным летом столица, кстати, тоже радовала далеко не каждый год: дожди могли безостановочно лить две недели подряд, зато потом наступала аномальная жара, и город превращался в одну большую парилку. К счастью, мой организм достаточно быстро адаптировался к новой обстановке, а вот у Джулса резко просел иммунитет, и разнообразные инфекции прекратили цепляться к парню только пару лет назад. Лично я предпочла бы жить в теплых краях, но в южных регионах нам не светило никаких перспектив, и перебираться туда имело смысл лишь если бы мы всерьез решили развивать агробизнес. Как ни крути, столица давала гораздо большее количество возможностей, и постепенно мы свыклись и с мутным небосводом, и с утренними туманами, и с катастрофической нехваткой солнечного света. Если Джулсу по-прежнему причиняли невыносимые мучения ранние подъемы, и он был несказанно счастлив, что теперь может устанавливать свой собственный график, то я существенного дискомфорта не испытывала и запросто просыпалась по будильнику, но сегодняшняя бессонная ночь не прошла для меня даром.

Меня ощутимо штормило и заносило на поворотах, а традиционную чашку кофе я едва не расплескала прямо себе на колени. Овсяные хлопья мне тоже не полезли в горло, и я ушла на работу без завтрака. На голодный желудок меня начало неприятно мутить в метро, и я сто раз пожалела, что не заставила себя проглотить злополучные хлопья, а после того, как к противной тошноте присовокупилась ноющая головная боль, у меня безнадежно испортилось настроение. Порог офиса я переступила уже будучи на взводе, причем, меня одолевало нехорошее предчувствие, что самообладание вот-вот мне вероломно изменит, и я беспричинно сорвусь на ком-нибудь из членов коллектива. Модная система организации рабочего пространства, именуемая на английский манер «опен-спейс», никогда не вызывала у меня теплых чувств, и хотя я понимала, что обеспечить каждого сотрудника отдельным кабинетом шефу абсолютно не под силу, мне было психологически непросто целый день находиться на всеобщем обозрении. Отголоски чужих разговоров мешали сосредоточиться, а шумные прихлебывания чая из чашки безжалостно нарушали тишину. Для полноценной работы над контрактом мне требовалась максимальная концентрация внимания, иногда я увлекалась и что-то бормотала себе под нос, иногда в глубокой задумчивости выбивала барабанную дробь на столешнице, иногда по сотне раз снимала и надевала обручальное кольцо, и мне совсем не улыбалось, чтобы за мной в это мгновение с интересом наблюдал весь офис, но от некуда деваться я в итоге вынуждена была смириться с данным положением вещей. Аренда помещения в престижном бизнес-центре и так влетала шефу в копеечку, и я прекрасно понимала, что лучших условий мне никто не предоставит, поэтому воспринимала опен-спейс как неизбежное зло, но, когда ты приходишь с утра не выспавшаяся и злая, нельзя и вообразить более раздражающего фактора, чем необходимость в последующие восемь часов делить кабинет с любопытно посматривающими в твою сторону коллегами.

–Доброе утро! – на входе в кабинет я дежурно поздоровалась со всеми разом и торопливо прошествовала на свое рабочее место, надеясь избежать ненужных вопросов и по уши зарыться в свои документы, но, похоже, везение разминулось со мной в аккурат по пути на работу.

–Слышала про Хонгшань? – бросилась мне наперерез личный ассистент шефа Соня Судейкина, и я с горечью осознала, что день не задался с самого утра. Сказать «нет» означало незамедлительно получить вольный пересказ событий, грозящий отнять у меня минимум полчаса рабочего времени, а лаконичный ответ «да» или молчаливый кивок с высоким процентом вероятности трактовался как желание продолжить беседу.

–Краем уха, – от недосыпания мозг функционировал с явственными пробуксовками, и навскидку мне не удалось найти способа побыстрее отделаться от Судейкиной, но я всеми фибрами души надеялась, что первой сплетнице нашего офиса вскоре надоест довольствоваться моим односложным бурчанием под нос, и она переключится на более подходящий объект. Для пущей убедительности я еще и широко зевнула, всем своим видом красноречиво демонстрируя крайнюю нерасположенность к обсуждению новостей, однако, на Соню мои недвусмысленные действия требуемого эффекта, увы, не произвели.