Читать книгу Сенька Соломкин и тайны кулимагии - Наталья Бекенёва - Страница 1

Предисловие

Первое сентября. Вечер. Из дневника Сеньки:

Я даже не знаю, как это объяснить, но моя фантазия…она слишком странная. Вкусная и очумелая! Но главное – она помогает мне готовить невероятные блюда! Возможно, что в будущем я достигну такого мастерства, что мне откроются тайны лучших кулимагов этой невероятной страны, страны Кулина́рии.

Происшествия в «Некабаке»

Я сморщился от яркого солнца, зацепившегося рассветным лучом за мой конопатый нос. Единственное окно моей скромной спальни выходило на пёструю южную степь, а наш домик стоял на отшибе «Скитальца» – известного на всю округу отеля, где я жил со своей привередливой тетей Липой Игнатьевной. Как только открываю глаза, сразу вспоминаю её лицо – бледное и одутловатое, похожее на сдобную булку. Хочется сбежать!

Но сегодня… Мой сон затмил даже тётушкину физиономию! Батон и плюшки в нём терпели бедствие, а карбонад и колбаски спасали их. И ладно ещё простофиля Колобок там катался повсюду, но консервированный сыщик Паштет – это слишком» – подумал я и взглянул на стол. Там остывал завтрак: пирожковая тарелка с блинчиками, вазочка с малиновым джемом, кружка с чётко отмерянной заваркой, что тетушка всегда наливала строго под нижний золотистый ободок и ещё отварное яйцо.

Я сел за стол и впился зубами в масляный блинчик…Поморщился. Тётя снова положила внутрь солёной сёмги! Сколько раз её просил этого не делать! Несочетаемый для меня вкус. Но – нет, настырная Липа Игнатьевна пару раз в месяц, но подсовывала мне рыбные блины.

« Так, воспитывается кулинарный вкус, Сеня! – отвечала она на мой упрёк низким, мужеподобным голосом.

Каждый вечер, приходя из ресторана, она распускала тугую дулю на макушке и подбирала волосы косынкой, завязывая узел на лбу. И он торчал у меня перед глазами до самой ночи. Как рог упрямого единорога, которого приставили ко мне на время каникул!

Тетя была очень дотошной и пендитной чистюлей. Каждый день начинался с того, что в шесть утра она будила меня мытьём полов и надраиванием кружек содой. Звук выходил отвратный! Но тётя не могла без этого. Она мыла полы вечером, а затем ещё и утром. Как будто каждую ночь наш дом посещали невидимые мстители в грязевых калошах. Но самое ужасное, так это то, что я должен был тоже сложить ровной стопкой все полотенца после завтрака – уголок к уголку, расставить кружки и заново помыть полы. Ну, или хотя бы подмести это точно! Не знаю, наверное, именно поэтому, сухую на эмоции и дотошную тётю Липу и держали управляющей « Некабака».

Конечно, она мнила себя правой рукой самого шефа Уварова. Однажды, вернувшись после тяжёлого и шумного банкета, Липуша, так иногда я её про себя называю, стоя перед зеркалом, заявила:

« Расстегаям шефа давали салют, Сеня! Я видела, как заезжий иностранец сунул тайно пирожок прямо в карман своего костюма. Без салфетки! А потом обернулся ко мне и сказал: « Та рыба, что испЕклась в пирОжке – просто бесподонна! 1». Так что Сеня, это был салют и в мою честь! Закупщик ресторана – как дрожжи в тесте – без них оно не поднимется, и « Некабак» поднялся при мне!»

«Некабак» назвался ресторан, при котором работала моя тётушка. Он был знаменит на всю область, если не дальше. Проезжие гости Большого Рыбинска еще на подъезде к отелю «Скиталец» пускали слюни, читая отзывы посетителей в навигаторе: « прозрачная, как слеза, щучья ушица с кореньями и хрустящими ржаными хлебцами», «борщ, на таящей во рту телятине», « рагу в горшочках – со свежим зелёным горошком и нежной утиной грудкой» и «умопомрачительные расстегаи с сёмгой ».

И так далее, и так далее и так далее…

Я – Сенька Соломкин. И сегодня почти три недели, как я гощу в свои законные школьные каникулы у Липы Игнатьевны – старшей родной сестры моего отца. Все мои друзья – бывшие первоклассники, как говорит папа – «маятся дурью», а по-моему они классно отдыхают – рубятся в компьютерные игры, зависают в гаджеты, гоняют на велосипедах и скейтах. В общем, делают всё то, что я хотел бы делать сам!

Но нет, мой папа ведёт «вялый бизнес», – торгует фруктами и овощами на местном рынке. И считает, что я должен «взрасти для смены», чтобы подхватить его дело, когда вырасту. Поэтому, я подметаю двор в «Некабаке», поливаю клумбы Липуши и все цветники ресторана. За просто так. Потому, как я – ещё маленький! Но приучаться к труду мне можно. Такая вот несправедливая логика.

Я вышел в ресторанный дворик.

– Привет Бот! – сказал я, и погладил рыжего ретривера, и он весело залаял мне в ответ.

Бот2 был мой друг. Липуша принесла его прошлым летом, и это был презабавный добрый щенок охотничьей породы и мой единственный верный друг в этом месте. Я сразу прилепил ему эту модную кличку, потому как Бот был умным и здорово помогал мне во всем.

«Скиталец» находился на отшибе Большого Рыбинска и дети, если и задерживались здесь, то на одну ночь – уже утром отъезжая на южный курорт со своей семьёй по оживлённой трассе.

Зато природа здесь была классная! Чистая речка – сразу за косогором, смешанный лес, словно сломанный гребень, уходивший в овраг низкими сосенками. И много вкусной еды, что приносила тётка из ресторана. Хотя, конечно, к природе это никак не относится.

Я прошёлся с Ботом по дорожкам дворика. Солнце недавно встало, но уже заметно припекло садовые цветы и те, сохло пожухли, требуя влаги.

– Придётся полить, – сказал я Боту и он тут же побежал к крану с водой, так как наш утренний моцион был неизменным и уже привычным для него.

– Сеня, ты встал? – раздался позади командирский голос Липы Игнатьевны.

« Нет! Я сел!» – негодующе подумал я и, подкатив глаза под лоб, обернулся.

– Доброе утро,– ответил я ей и махнул рукой.

Тётя торчала в отрытом окне ресторана и поливала расцветшие флоксы в горшках.

« Шеф снова не вышел», – подумал я, перекинув распылитель с водой на другую клумбу.

Флоксы – любимые цветы Петра Андреевича. С этого занятия он всегда начинал свой день в восемь утра, а затем шёл на кухню к команде «Некабака» разгонять «нехай»3, то есть лень подмастерьев. Уваров метко вставлял южно-российские словечки в свою и без того занятную речь и имел запоминающуюся внешность.

Но вот уже прошло две недели, как приезжий ресторанный критик сказал ему, что его русские щи – «пустой суп тройного брожения с рискованным послевкусием». Ведь как раз в тот день шеф решил поэкспериментировать и добавил в щи тимьяну.

После реплики критика шеф, понятное дело, разозлился и впал, как говорит моя тетя, в «рыболовную депрессию». Уваров днями просиживал с удочкой у реки в отдалённой прогалине, словно камышовый кот. Хотя, как я читал, камышовых котов таких мастей не бывает. Просто шеф обладал ярко-рыжей шевелюрой и пегими уже немного седыми усами.

Вот уже неделю, как ресторан временно закрыли. Завтраки подавались в кафе, а Уваров лишь иногда выходил в полдень почистить леща на разделочном пне и снова удалялся в свой домик. Вечером из его окон доносились звуки гитары. В основном унылые мелодии.

– А когда Пётр Андреевич вернётся? – отвлёк я Липушу, нарезавшую хлеб в беседке в тени раскидистой ивы. И подкинул тайком Боту говяжий хрящик.

– Через две недели начнётся тыквенный сезон. Он не сможет его пропустить и надеюсь, что выйдет из своей рыболовной депрессии.

– Д-а-а, – протянул я, – как сейчас помню его тыквенные оладушки под сливочно-медовым соусом! Жаль, что через несколько дней я уже уеду домой, каникулы закончатся.

– Тебе же здесь не нравится? – съехидничала тетя, приподняв бровь.

– Ну, – прочесал я затылок, – просто я хотел бы заниматься чем-то посерьёзнее, чем дворничать и клумбы поливать. – А можно я приготовлю, шоколадные сырники на кухне шефа? Пока там никого нет?

Тетка аж брякнула ложкой о край тарелки.

– Ты что?! Да Уваров если узнает, что кто-то хозяйничал там без его ведома, больше в жизни туда не зайдёт! Ты вот лучше что…убери сегодня в коридоре.

– В кафе?

– Нет. В ресторане. Пыль, полы, двери протри, – неожиданно для меня заявила Липуша и, собрав тарелки и супницу, вручила их мне. – Посуду в кафе отнеси, – и тётка протянула мне длинный ключ от заднего входа в ресторан.

– Сделаю! – воодушевился я нагрянувшему разнообразию, взял посуду и скормил Боту ещё один кусочек припрятанной мной говядины.

– Только не вздумай лазить в кладовку! – выкрикнула Липуша, уже усаживаясь в машину. – Я на рынок, за закупками.

В ответ я лишь кивнул и понёс в кафе грязную посуду.

Убирать в ресторан я направился уже к вечеру, вдоволь накупавшись в реке. Открывая дверь коридора, предваряющего кухню, я испытывал какой-то странный трепет, будто это потайная дверь в замок волшебника. Честно говоря, фантазия у меня что надо. Иногда, я даже сам боюсь своих выдумок.

Как-то раз, когда я поджарил свою первую яичницу-глазунью, то в шутку нарисовал на белке рот томатным кетчупом, приладил усы из зелёного лука и укропный нос. Спустя миг, мне привиделось, что яичная морда мне подмигнула! Я чуть не упал со стула и отказался наотрез есть свою яичную рожицу, отдав её папе. И такое случалось со мной не однажды. Кулинарные шалости, как я их называю, часто преследовали меня. Возможно, именно поэтому я уже второй год соглашаюсь гостить у тёти Липы, хотя каждый раз и протестую ехать на «выселки».

Я помыл полы в коридоре, затем зашёл в кладовую, включил свет. И тут я вспомнил, что тётушка запретила мне входить сюда. Но я решил протереть рамы и раздаточные окна и стал шнырять по кладовке в поисках стеклоочистителя.

– О! Вот и «Блеск»! – увидел я чистящее средство, прихватил флисовую салфетку и вдруг заметил, что на полу нечто блеснуло. Это был ключ. Неприметный, маленький с обычным колечком вместо брелока. Дома я крепко уснул, прижимая ключ к груди.

Страна Кулинария

«…Страна Кулина́рия действительно существует. На абсолютно любой кухне, Сеня, – вторгся в мой безмятежный сон знакомый голос тётушки Липы. И только самые одарённые повара видят её обитателей!»

«Боже мой, подумал я, – и тут Липуша! Даже во сне от неё не отделаться!»

Я повернулся на другой бок, и сон продолжился кулинарным видением…

Сдобьян Мудрый

Его тело пышило сдобным дымком, с каждой секундой становясь всё румянее и пухлее. Он раздавался вширь в своём плетёном кресле, выпячивая бугры на пузе, приминая широкие бока толстыми короткими пальчиками. Глаза его оплыли от удовольствия, веки почти сомкнулись. Маленький нос, едва различимый на круглом, румяном лице с ямочками подрагивал.

Он засыпал.

Но потом вдруг взял… и вырвал из своего мягкого бока кусок! Не устоял! Съел!

– Царь Батон! Ну что вы, в самом деле?! Только с пылу с жару! – сокрушался стряпчий4 Рогалик.

– Не сдержался, – нахмурился царь Батон в государстве Сдобино, величавшийся ещё не иначе, как Сдобьян Мудрый из династии Мукьяновых.

– Плюшка Маковна! – вскричал Рогалик так, что запечённый уголок его мундира едва не разошёлся.

В плетёный зал дворца-корзины охая и держась за бока, спешно вошла Плюшка Маковна – старшая придворная дама и троюродная тетка государя.

– Уфф, – подкатила она глаза под веки, осыпанные сахарной пудрой. – Едва всю присыпку не растеряла. Только от гримёра. Ну, что случилось то?!

– Царь Батон изволили снова…с, – развёл руками Рогалик. – Виноват…с, не уследил.

Плюшка Маковна сдвинула яркие горбатые брови, которые любила подкрашивать едким морковным мармеладом – и двинулась к племяннику.

– Снова шалишь, Ботя! – строго сказала она и достала из белой резной этажерки мельхиоровый поднос. – Вот уж, посмотри, что натворил, царский камзол испортил! – приставила она тыльную сторону подноса к отломанному боку Сдобьяна. – Не ровен час гости явятся из провинции Шардо, а ты знаешь, какие они эстеты. Любят, чтобы всё красиво.

Батон на это надменно хмыкнул, отвернувшись надгрызенным боком от тетушки.

– Бара-а-а-аша, – завопила Маковна. – Неси муки. Быстро! Будем батюшку царя латать.

– Не желаем мы! – капризно заявил Батон. – Спать буду.

– Поспите ваше Величество теперь после выпечки. Непрезентабельный вид у вас. Опять вы за своё! Как калач бездрожжевой ломаетесь.

В зал вбежала длинная гнутая баранка в красном переднике с низко опущенной косынкой на глаза. Она держала в руках мешочек муки и кувшинчик воды.

– Туда поставь. И поди к окну, – велела Плюшка Маковна и ловко замесила тесто на подносе.

Царь Батон нехотя подставил бок.

– Ну вот, – любя проговорила тётка, латая тестом бок племянника, – примите теперь гостей из Шардо в лучшем виде. Прибудет виконт Эклер, даже мадам Безе из Десертии, а также обещали захватить старого графа Штруделя и барона Брецеля. Шпионы генерала Расстегая разведали, что граф Штрудель хранит в своих подвалах необычный рецепт слоистого пирога и никуда без этого свитка не выезжает, – вкрадчивым шепотком добавила она. – Так что, быть может, нам удастся заполучить рецепт на пиру и поднести его Великому Пекарю.

– Выкрасть?! – разозлился Батон.

–Нет, конечно! – развела пухлыми руками Плюшка Маковка. – Бараша! – повернулась она к прислужнице. – Уши заткни, – велела она. – Но, знаешь ли, Ботя, при умелом подходе и задушевном разговоре за чаем – чего не бывает. Прекрасно. – Обтёрла она руки полотенцем. – Теперь в печку.

И Плюшка Маковна указала на высокую дверь в центре царской залы.

– Уффф, только остыл, – недовольно пыхтел Сдобьян, сползая с трона.

– Зато ваше царское величество может в Хлебопечке томиться сколько угодно по собственному желанию. В то время как простым мучнишкам, так и лежать полжизни в полуфабрикатах на досках Великого Пекаря, – подытожила тётка, поддерживая племянника за толстый локоток. – Это ненадолго, – состроила она ехидную улыбочку.

– Отвернитесь все, – пробурчал Батон и отстранил тётушку.

– Да, я и не смотрю вовсе, – надменно произнесла Плюшка Маковна и отошла на шаг. Какой в этом толк? Ключик твой навеки.

Сдобьян тем временем запустил пухлые пальчики в подлокотник плетёного трона и вытащил удивительный ключ, походивший на маленькую пекарскую лопатку с зазубринами. Заулыбался. Нехотя переставляя толстенькие ножки в печёных сапожках, царь Батон подошёл ко входу за троном и просунул в замочную скважину обычный ключ, открыв дверь за семью печатями. Печати те были из теста – самого пресного и прочного в Сдобино. Однако мучные стражи разлетелись на мелкие крошки, как только царь потянул на себя ручку. Перед ним вздымалась Хлебопечка. Государь обошёл громадину, и завёл её царской отмычкой. Что-то щёлкнуло, изнутри послышался гул, а затем сбоку отворилась дверца, и Сдобьян шагнул внутрь.

– Не забудьте тут уж про меня…, – выкрикнул он. – Заснуть могу.

Плюшка Маковна с довольной улыбочкой прикрыла дверь, сплетённую из толстых ивовых прутьев. Впрочем, всё убранство внутри жилища му́чников было плетёное: кресла, диваны и табуреты – из бересты, а шкафы, тумбочки и комоды – лозовые. Посуду в Сдобино предпочитали чёрствую. Пряник Столярий мастерил её втайне со времён Первой Сдобной Эры и, как поговаривали, не без помощи особой пряничной магии, которая превращала тесто в камень.

– Ох, и ленив же государь, да капризен! Сил нет моих более, – изрекла Плюшка Маковна, присев на круглый табурет.

Рогалик кивнул, примазав украдкой, вечно расходившийся край своего мундира тестом, которое стащил с подноса.

–Да, вижу я, вижу! Не прячься ты. Повидлов ты или нет? Род у тебя знатный, древний, а подать себя как следует – не умеешь. Помадки мне! – вскинула руку царская тётка. – Бока сохнут.

Рогалик метнулся в соседнюю комнату. Раздался грохот. Нечто опрокинулось, но через пару секунд стряпчий вернулся с креманкой помадки с барбарисовой отдушкой, изысканный дух которой пленил всех придворных плюшек.

–Ты хоть бы мундир себе новый замесил, – снисходительно произнесла тётушка.

– Виноват-с. Сделаю, времени всё нет-с.

– Чудесный аромат! – понюхала помадку тетушка. – Бараша! Намажь меня! – поманила Плюшка Маковна прислужницу пальцем.

– Согласен, – застенчиво произнёс Рогалик и отошёл подальше, пока Бараша покрывала Плюшины бока помазком, макая его в душистую помадку. – Позволю заметить, – произнёс он шепотом, – что над ней работал старший рецептник и кулимаг Тимьян Пикантыч.

– О, да! Я наслышана о его талантах! – заулыбалась тётушка. – И собеседник он чудесный во всех отношениях. Всегда подтянут, однотонен, пахуч. Ну, чудо, чудо, а не пряновек5!

И тут из-за двери раздался громкий стук.

–Ой! – подскочила Плюшка Маковна. – Ботя ж в печи!

В Рулькино

А в нежно-розовом будуаре принцессы Колбасе́и царил переполох. Красный джутовый корсет никак не находился! Проснувшись, принцесса перерыла всю комнату и потому, на полу громоздилась куча целлофановых платьев, но заветного корсета из жгутов – нет! Колбасея, вздохнула и надела первый попавшийся на глаза наряд.

« Да, будет уж Ливруше заботы!» – подумала она, окинув взглядом царивший в комнате беспорядок.

      Упитанная, но высокая принцесса, подперев мясные бока ладонями и раздув ноздри от негодования, вышла из комнаты. Впервые она следовала по фаянсовому дворцу без корсета и, опасаясь, что кто-то увидит хоть краем глаза её располневшую фигуру – семенила по коридорам короткими перебежками, всё время, прячась, за глиняные вазы с лавровыми веточками.

      Колбасея вошла в бальный зал, прислушалась. Тихонечко прошла по тёмному коридору. И замерла у дверей спальни старшей фрейлины. Внутри кто-то заговорщицки шушукался.

« Ну, сейчас я им покажу! Как козни «вялить»! – разозлилась про себя Колбасея и с силой толкнула дверь ногой».

– И-и-и-и-и-и! – с визгом разбежались в стороны напуганные фрейлины-шпикачки6, и центр комнаты оказался пуст.

Колбасея прищурила узкие глазки, зло затянула бантик из верёвочек на темени и подкралась к шевелящейся шторе. Резко отодвинула её:

– Горчуха! Я так и знала! – Едва дыша, с корсетом в руках – перед принцессой стояла самая жгучая и зловредная фрейлина дворца – шпикачка Горчуха Перчёная.

Колбасея смерила её взглядом и выхватила у Горчухи из рук свой жгутовый корсет. Гордо проследовав на середину комнаты, принцесса стала напротив зеркала и прищёлкнула пальцами. Тут же со всех укромных уголков спальни выскочили фрейлины-шпикачки разных сортов и размеров. Они приподняли края своих однотипных целлофановых платьев без оборок, и присели в почтительном реверансе. Фасоны с оборками в Рулькино могла носить лишь Колбасея и её тётка Ветчинария.

– Повяжите мне корсет! – велела принцесса. – Да потуже!

Шпикачка Розмарея – самая душистая и добрая из всех шпикачек в Кулина́рии первой принялась обматывать красные нити под грудью принцессы.

– Готово, – смиренно произнесла Розмарея в поклоне.

– Её жгуты подавай! – вдруг ткнула пальцем Колбасея на Горчухину тумбочку, где лежала пара простых белых жгутиков для подвязывания лодыжек. – Мой корсет недостаточно туг!

      Горчуха стоявшая в стороне, злобно нахмурилась, и по комнате тут же распространился резкий запах горчицы. Фрейлины ухватили себя за куцые, кругленькие носики.

– Меня этим не проймёшь! – воскликнула Колбасея, резко подступив к горчичной Шпикачке. – Никто не помешает мне принять князя Суджея в новом наряде! – обвела она взглядом остальных фрейлин и развернулась к выходу.

      Шпикачки за её спиной присели в почтительном реверансе. Всё, кроме Горчухи Перчёной.

Принцесса Колбасея ступала неспешно, нарочито демонстрируя свой безупречный колбасный силуэт – туго перевязанную красными жгутами спину, талию и пухленькие лодыжки, на одной из которых красовался белый бантик.

А на другом конце фаянсового дворца, на веранде, сидел царь государства Рулькино – Карбонадий Дымыч. Он и его первый советник Сервелатис Купеческий играли за белоснежным фарфоровым столом в шашки, переставляя горошины горького перца, служащих им фишками по деревянной доске.

– Я долго размышлял, Веля, – сказал государь и, сделав ход, обратил рядового в дамки. – Не стоит ли нам всё-таки обдумать предложение Сдобино? – произнёс Карбонадий, встав, и важно поправив мантию из тончайшего бледно-коричневого пергамента с узорами царской короны.

Он приблизился к белым, позолоченным по краям перилам террасы, и улыбнулся. Внизу, на Стеклянном поле резвилось множество колбасяшек с тётей Ветчинарией. Они перетягивали канат, бесконечно падая на скользкой поверхности. Дело было в том, что тётя добавляла азарту! Квадратная Ветчинария курсировала между командами, помогая то одним, то другим, налегая на канат с разных сторон так, что колбасяшки то и дело с хохотом валились с ног.

– Презабавно! – усмехнулся Карбонадий. – Даже жалею иногда, что Великий Колбастер сразу же завялил меня в большой деликатес, и я не бегал колбасяшкой.

      Меж тем, Сервелатис сделал ход и тоже обратил свою фишку в дамки. Теперь дамок в игре было две – чёрная и белая. И ещё по одному рядовому у каждого.

Советник задумался. Прищурил левый глаз. Затем почесал макушку, стянутую посеребрённой клипсой. Клипса в Рулькино была знаком особой власти и высокородности. На ней изображался герб – проросшая луковица, украшенная лавровыми листами.

– Совместное предприятие?! С какими-то му́чниками7?! – с негодованием произнёс советник.

Карбонадий вернулся к столику.

– А что? – произнёс Карбонадий и сделал ход шашкой, готовя противнику ловушку в партии. – Вместе мы вернём на Кухню Великого Колбастера и представим ему новый рецепт, – настаивал Карбонадий. Государь взял царскую корону-обруч, лежавшую в отдалении на тумбочке, и водрузил себе на голову.

– Но даром кулимагии владеет только Сдобьян и его рецептник! – произнёс с негодованием Сервелатис и сделал единственно возможный ход – убил шашку Карбонадия. Дама советника стала теперь беззащитной.

Тут Карбонадий произвёл решающий ход белой шашкой и выиграл партию.

– Наш ход сыграет, Веля! Ведь только мы, рулькинцы, знаем, как сделать обычную лепёшку вкусной. Без начинки это же просто тесто!

Сервелатис поднялся немного расстроенный проигрышем, поправил мундир из коричневого пергамента. Задумался. Его белесые глазки хитро забегали.

– Ты прав, Карбонадий. Быть может, творческий кризис нашего покровителя сыграет нам на руку. У меня есть план, как это устроить, минуя Сдобьяна. И за этими мыслями два давнишних друга расставили новую партию.

Шикарный приём в Сдобино

– Нет, вы только полюбуйтесь! – всплеснул руками принц Багет, заходя в кладовую. – Тимьян Пикантыч, взгляните на мой вид! Эти придворные булки втянули меня играть в жмурки, выманили колокольчиком в бальный зал, столпились вокруг и сдули разом всю посыпку! Только выписал её из Шардо! Ещё и этот…пажок! Колобок присутствовал! – вздёрнул нос принц Багет и присел на плетёную корзину, стоявшую вверх дном. Ими была уставлена вся комната старшего придворного рецептника и кулимага Тимьяна Пикантыча.

Тот, казалось, не обращал на царского родственника никакого внимания, лишь краем глаза косясь на гостя и пересчитывая мешочки, наполненные пряностями.

Тимьян навевал на изящного принца Багета лёгкий страх своей мрачной внешностью, угрюмым характером и дурманящим запахом. Но другие собеседники из присдобных не прилипли, а рецептник к тому же давал умные советы.

– Представляете сцену! – не унимался Багет, оглядывая мрачную фигуру собеседника в темно-коричневом платье, узких брюках и чёрном чепчике. – Я – принц! Стою пред обычными придворными булками совсем без посыпки… а внизу подле моих ног, давясь от хохота этот… Колобок катается! Позор! Я намерен жаловаться на эти шуточки Сдобьяну. Или… или я уеду в Десертию! – вскинул голову принц и его коротенькая косичка, едва не обломилась о высокий ворот печёного платья.

– Вас там не оценят. Слишком прост рецепт, – спокойно ответил Тимьян, перебиравший какие-то странные полосаты семечки, низко склонившись над исцарапанной дощечкой.       Длинным чёрным ногтем он легонько откидывал пригодные к выпечке семена в сторону, а высохшие беспощадно давил в труху.

От этого щёлканья Багета передёргивало, но он не уходил.

– Тогда в Овощею! – не унимался принц. – Вы, как пряновек8, должны меня понять! Ведь вы тоже одиночка.

– В Овощеи грязно, а бывает ещё сыро и холодно, – тем же монотонным голосом сказал Тимьян. – Вы там сопреете. Мой вам совет принц Багет, придерживайтесь общества Плюшки Маковны. Всегда будете подле государя, на виду его Величества.

– Какой от этого толк?! Царь Батон навеки омукотворённый!9 Ему не нужен приемник, дверца Печки всегда открыта только для него. Он даже если половину себя откушает, – то в тот же миг сам себя выпечет!

– Конечно. Ведь у него есть царский ключ, – подтвердил Тимьян.

Принц Багет скривился в гримасе:

– Вот, вот. Сдобьян желает лишь млеть у Печи, слушать байки няньки Сухарьи, да с баранками в бирюльки играть!

Тимьян Пикантыч закончил работу, вычистил под ногтями скопившуюся шелуху маленькой щёточкой и взглянул на Багета. И принц тут же сменил гримасу отвращения на улыбочку.

– Хотите новой посыпки?– любезно спросил Тимьян. – Цветной, замечательно пахучей?! Сегодня гости из Шардо – самой изысканной провинции Кулина́рии. Вы будете бесподобны!

Багет недоверчиво скосился на рецептника:

– Снова с тимьяном? Простите, но вы с ним перебарщиваете. Не хочу вас обидеть, но его резкий запах…

Кулимаг переменился в лице. Его кругленькие глазки сузились до зловещих точек, сверкнувших лиловыми огоньками. Рецептник поднялся, поправил сушеный цветок чабреца в петлице, сделал шаг и распахнул перед гостем дверь комнаты.

– Попрошу вас удалиться, принц. Мне нужно работать, – холодно произнёс он.

– Пардон, я не хотел вас обидеть, дорогой друг.

– Ну, во-первых я вам не друг, – подталкивая к выходу гостя, сухо сказал Тимьян Пикантыч. – Мы вообще, из разного, так сказать, теста. Да и я вовсе не из теста, – покорно, но вместе с тем горделиво произнёс он. – Я даже не овощ… Травник какой-то.

– Ну, что вы такое говорите! – заискивающе залепетал уже в дверях принц Багет. – Вы великий кулимаг! Талантливый рецептник. Давайте новую присыпку. Я согласен!

Тимьян на миг задумался. Однако вскоре он подошёл к высокому комоду, достал связку ключей из глубокого кармана длинного темно-коричневого платья и открыл одну из дверец.

–Вот, – вытянул он щуплую руку со склянкой. – Иридовая посыпка. Самый изысканный рецепт. Она божественна!

Перед носом Багета сверкала радужными искрами сахарная пудра. Тимьян сжимал баночку тончайшими пальчиками руки напоминающей длинную усохшую ветку с пятью обломанными сучьям вместо кисти. Что скрывалось за мрачными одеждами рецептника – не знал никто. Среди мучников ходили разные слухи, что Тимьян – засохший корявый куст чабреца, и он обрёл душу посредством чьей-то сильнейшей кулинарной магии.

– Возьмите! – сказал рецептник.

И Багет несмело потянулся к склянке. Он осторожно взял её в руки, страясь не коснуться пальцев кулимага. Прижал склянку к груди.

– Я буду блистать всеми цветами радуги?

Тимьян утвердительно кивнул.

Багет, расплывшийся в довольной улыбке, поспешил к выходу.

– А это будет не слишком вызывающе?

– Просто осыпьте ею лишь верхнюю часть, – посоветовал рецептник.

И тут из-за округлого поворота в коридор дворца выкатился паж Колобок.

– Её Светлость Плюшка Маковна, велели передать вам принц Багет, чтобы вы явились в большой Плетёный зал через час для встречи гостей, – пропищал круглый Хлебец и улыбнулся. Он надел печёную шляпу, закрыл глаза и покатился дальше, удерживая обеими руками головной убор.

Тимьян и Багет проводили взглядом нелепую фигуру Колобка, переглянулись и молча разошлись.

***

– Ботя, проснись!

Царь Батон скривился от неудовольствия. Его безмятежный сон снова прервали.

– Ну, что еще, – пробурчал он, приоткрыв глаза. Пространство пред ним снова затмила надоедливая морковнобровая тётушка.

– Изменения в хлебной политике! – всплеснула руками Плюшка Маковна. – Колобок катался по привычке за дворцом. Вечно ему в корзине не сидится… Так вот, – опасливо выглянула она в плетёное оконце царской спальни. – К нему притарахтел жестяной Паштет из Рулькино. Тот тоже… вечно всё выискивает и вынюхивает. И передал, Ботя, что Карбонадий желает переговоров и явится сегодня на встречу. Понимаешь?!

Сдобьян нахмурился:

– И что?

– Как что?! У нас же Брецель со Штруделем, мадам Безе! Нам лишние уши ни к чему. А тайный рецепт пирога?

Плюшка Маковна выглянула за дверь, прикрыла её и перешла на шёпот:

– Мы не сможем выкрасть рецепт незаметно при таком количестве гостей.

– Ну-у-у, – потянулся Батон, зевая, – значит, в этот раз не получится. И дался вам этот рецепт. Где Баранки? Мы желаем в бирюльки сыграть, – молвил царь, поднимаясь с мягкого диванчика.

– Ботя, ну это совершенно невозможно! Пора думать о будущем. Рано или поздно кто-нибудь свергнет тебя с трона. Появится новый, оригинальный мучник!

– Сколько тысячелетий я уже тут?! – неожиданно крикнул Батон, распрямившись во весь рост и став вмиг хлебным великаном.

Плюшка Маковна медленно осела на табуреточку.

– Целую вечность, Сдобьян.

– То-то! Не желаю ничего слышать. Принимай всех. Всё равно я в Кулина́рии главный, – сказал царь и направился к двери.

– Карбонадий так не считает, – робко вставила Плюшка Маковна.

– Вот с ним и говорить буду! А эти…десерты – мне не ровня! – вскинул указательный палец царь Батон. – Пойду Баранок искать. – Переваливаясь с ноги на ногу, удалился он из комнаты.

– Хорошо Ботя, как скажешь. Только бока не ломай, – проронила вслед тётушка и крепко задумалась.

****

В зале для приёмов было суетно. На длинный деревянный стол подносили креманки с помадками, посыпками и свежеприготовленной сахарной глазурью прислужники ржаные Хлебцы. Все в парадных сдобинских мундирах желтого цвета и высоких печёных треуголках, покрытых красной томатной пастой.

–Эффектная форма! – гордо произнёс генерал Расстегай, затянув ремнём из свежезамешанной лапши свой рыбный бок.

– О, да! Эта новая салфеточная ткань на мундирах прекрасно сидит, – улыбнулась Плюшка Маковна, любуясь на свои вычурные брови в гладь столовой ложечки. – Как всегда, Колобок где-то на Кухне раздобыл. Катается-валяется повсюду… а всё-таки есть от него толк.

В зал с громким хихиканьем ворвались сырные Шанежки, едва не сбив с ног, только что вошедших вафельных Трубочек – придворных музыкантш по складу души и строению сдобного тела.

– Ну-ка цыц! – прикрикнула Плюшка Маковна. – Это что за тестобразие! Не ровен час, прибудут мяснишки, а вы шалите! Ведите себя присдобно!

Шанежки виновато потупили маковые глазки и присели в реверансе.

– Ту-ту- ту-у-у!– донеслось сквозь плетёные прорехи в стенах.

– Идут! Идут! – вскричал, вбежавший в зал Рогалик.

Начался переполох. В зал вкатился запыхавшийся Колобок.

– Позвать Сдобьяна! Срочно! – приказала ему Плюшка Маковна. – Повидлов, кидай дорожку на вход. Шанежки, поднять шторы!

– Туу-ту-ту-туу, – повторился гром фанфар уже у порога дворца.

Рогалик приволок красную дорожку из подсохшей пастилы к входу. Он едва успел раскатать её, как высокую дверь дворца-корзины беззвучно отворил стражник-кекс Лимонный. В проёме показался строй Охотничьих Колбасок. Они разом грянули в луковые дудки, возвестив о прибытии их государя, и разошлись. На красную дорожку величаво ступил высокий Карбонадий Дымыч в парадном сюртуке, брюках и накидке из ярко-бордового пергамента.

– Прошу дорогие рулькинцы, – пригласила гостей Плюшка Маковна в зал, сама тревожно озираясь и выискивая глазами Сдобьяна.

      Тем временем Шанежки всё налегали на шнуры, пытаясь поднять занавески. Но что-то заело и шторы ходили туда-сюда никак не желая подниматься.

–А где же царь Батон?! – с неудовольствием спросил Карбонадий, заходя в сумрачную залу. – Что-то темно тут у вас, вы нам не рады?

– Не извольте беспокоиться. – Сейчас государь прибудет, – произнёс принц Багет, вынырнув справа от широкобокого Карбонадия.

Принц весь в радужной посыпке, источающей несносный приторный аромат с примесью терпкого чабреца – был явно доволен собой и задрал подбородок в ожидании восторженных отзывов. Однако, свита рулькинцев разом закашлялась, а принцесса Колбасея зажала нос, не в силах вдыхать непривычно сладкий запах. Сервелатис и вовсе отшатнулся.