Оглавление
Наталья Исаева. Годы странствий Васильева Анатолия
Предисловие (к послесловию)
Вступление
Глава нулевая, предварительная. Онлайновый показ «Маскарада» Васильева, поставленного в «Комеди Франсез» тридцать лет назад
За стеклом: «Маскарад» тридцать лет спустя. Естествоиспытатель Васильев дает сеанс игры в «Комеди Франсез»
Глава 1. «Амфитрион» Васильева в «Комеди Франсез»
Битва в двух цветах. «Амфитрион» Анатолия Васильева в «Комеди Франсез»
Глава 2. Педагогическая работа в Европе (Лион, Венеция, Париж)
Работа Васильева-педагога за границей: главные вехи
Педагогическая работа с актером как пропедевтика бессмертной страсти
Антонен Арто: алхимическая возгонка
Гротовский, кашмирские шиваиты, возвращение к архаике
Дорогой Константин Сергеевич
Обратная перспектива
Пропедевтика бессмертной страсти
Так вода превращается в вино
Глава 3. «Илиада» и «Моцарт и Сальери» на Авиньонском фестивале
«Илиада» и «Моцарт» в карьере. Праздник послушания и юбилейный дифирамб
Глава 4. «Тереза-философ» («Thérèse-philosophe») в парижском «Одеоне»
Механика любви – земной и небесной
Глава 5. «Медея» Еврипида в Греции
Царевна Медея: рана чужого
Глава 6. Маргерит Дюрас в Венгрии
Венгерское чудо Анатолия Васильева
Глава 7. Чеховские вечера в театре «Аталанта»
Ученики и Чехов в Париже
Маленькая репетиция вечности (французские сценические опыты Анатолия Васильева и его учеников)
Глава 8. Постановка двух пьес Маргерит Дюрас в «Комеди Франсез»
Подняться по этой лестнице: уроки сольфеджио любви (с некоторыми индийскими параллелями)
Глава 9. «МедеяМатериал» в Национальном театре Страсбурга (TNS)
На ловца и зверь бежит (отражения голоса в метафизике и плоти: путешествия в пещерах богини Эхо)
Глава 10. «Рассказ неизвестного человека» в Национальном театре Страсбурга (TNS)
Разметка страсти: любовный треугольник как знак судьбы
Глава 11. «Осёл» – итальянский фильм Анатолия Васильева
Любопытный осёл
Глава 12. Васильев – Parautopia – Абдуллаева
Отпечаток невозможной земли в материи воздушного голоса
Глава 14. «Старик и море». Спектакль Васильева к столетнему юбилею Юрия Любимова
Большая рыба
Глава 15. Приключения «Дау» в Лондоне и Париже. Илья Хржановский, Анатолий Васильев. «Империя». Роман
Разноцветный бордель в каталажке и дао монаха-воина
Паноптикум, или Театральность насилия: «Дау» как круговая порука соблазна
Ровное пастбище психологии и укол буддийского мгновения: послесловие к парижскому приключению «Дау»
Эпилог. Памяти Хайнера Мюллера
Хайнер Мюллер. X. Война вирусов
Хайнер Мюллер / Александр Пушкин. Сцена из войны вирусов
Послесловие (к предисловию)
Отрывок из книги
16 декабря. Утро. Два года тому назад (в 19-ом году) меня разбила болезнь, которая поменяла мою жизнь, знак моей жизни. Означает – во мне прожитая, настоящая и следующая после настоящей жизнь, теперь есть что-то иное. Из меня высыпалась моя уверенность, или вера в себя самого, или вера в судьбу, которая меня вела, – это! Будто тот, кто меня вел, отпал, потерялся, скончался, я остался один без судьбы моей, или же – проводник поменялся: тот был с верою, а этот пришел с унынием. Не оставляй ты меня, судьба моя первая, болезного, в унынии и печали пребывающего!..
Вечер 4‐го июля. Мне сегодня 78 лет и два месяца. С 13 апреля я в больницах и до понедельника 29‐го числа. Семьдесят семь дней. Пару раз возвращался в дом на Пятницкой или в Воротниковский переулок. Я схватил острый панкреатит с некрозом – поджелудочная железа! – заразился ковидом в 1‐й Градской им. Пирогова, хвала ему, основателю отечественной хирургии, лечил две заразы в Европейском центре на проспекте Мира, заканчивал в Центре реабилитации, что в Отрадном, там открылась еще одна зараза – желчный пузырь, закончилась «одиссея» резким падением лейкоцитов от перенасыщения антибиотиками. Сделали пункцию, нет, не онкология, и выписали. Выписанным красавцем вернулся в человеческий город…
.....
Естествоиспытатель! Испытатель естества: как из него получить, силой выжать дух? Как получить его возгонкой не из жалости или сострадания, а внутри вот такого пристального наблюдения художника?.. Где жалость и любовь заранее сублимированы – или же употребляются как инструменты: как щипцы, которыми тягают расплавленный металл, как масонский молоток, как алхимический тигель. Чтобы вначале посмотреть – а потом выжечь лишнее… И еще одна вещь: в том, что Арто звал «жестокостью», а я зову страстью, иногда заложен очень мощный импульс – любви, страстного, мучительного милосердия… Болезненного сострадания? Короче – преобразованной чувственности. Трансформированной… Она более верна, что ли… куда более точна, чем то, что просто подарено природой…
Я помню, как всегда удивлялась, что Васильева называют неоклассиком (видимо, из‐за его перфекционизма, а также любви к Античности, к белому цвету, к чистым линиям). Он-то, конечно, неоромантик! Ему с Пушкиным легче, но сердечное влечение, иррациональное – пожалуй, подтягивает его как раз к Лермонтову…
.....
