Читать книгу Чайки умирают над морем - Наталья Константиновна Кохановская - Страница 1

Оглавление

Часть 1

Оксана


– Твою мать… – зло прошипела Оксана и затушила сигарету о стеклянную пепельницу, стоявшую на углу старой стиральной машины.


Полетел в урну тест на беременность. Он приземлился на дно, заставив шелестеть черный мусорный пакет. Две чертовы полоски на тесте в одно мгновение изменили привычный жизненный ход. Какие-то жалкие две полоски. Оксана была беременна, ничего кроме злости и страха эта мысль не вызывала.


Ей всего двадцать три года, пусть выглядела на тридцать-тридцать пять, у нее вся жизнь впереди, и ребенок в планы не вписывался. Ксана достала из пачки следующую сигарету, подкурила.


Беременна… Снова и снова крутилось в голове слово. Ксана пробовала его на вкус, пережевывала, вдыхала, как терпкий сигаретный дым, слово оставляло неприятное послевкусие, оно не желало укладываться в голове, было чужеродным.


Напористый стук в деревянную дверь ванной комнаты пробежался словно по оголенным нервам, безжалостно вырвав из размышлений.

– Окса-ан! – раздался за дверью протяжный, режущий голос Кристины.


Беременна… Что будет дальше?! Это ведь… ребенок. Самый настоящий. Голова шла кругом от недосыпа, похмелья или осознания? Оксана против воли всхлипнула и потерла рукой правый глаз, окончательно смазывая остатки вчерашнего макияжа, оставляя некрасивый темный развод.


Мерзкий стук повторился снова. Потом еще раз.

–Ты долго еще?! Мне пос-сать надо. Срочно! Кса-ан! – снова и снова стучала Кристина, словно в ее руках был маленький железный молоточек и колотила она им не в дверь, а по голове.


Нервы Оксаны сдали. Она натянула джинсовую юбку, которая больше походила на широкий ремень, затушила недокуренную сигарету.

– Оксана! Ну сколько мож…

Кристина занесла маленький кулак для очередного удара, но не успела его обрушить и договорить, как распахнулась дверь ванной комнаты. Ничего не сказав, Оксана со злостью оттолкнула Кристину, отчего та едва не врезалась в стену позади.

– Пошла вон отсюда, – тихо и зло проговорила Оксана, смотря на нее потерянным взглядом темно-серых глаз.

– Чо?! – непонимающе возмутилась Кристина глядя на подругу снизу вверх, она шагнула вперед, открыла рот, готовая разразиться негодующей тирадой.

– Нахрен свалила! – заверещала Оксана не своим пронзительным голосом. Не первой свежести засаленные белые пряди волос спадали на худощавые плечи. Ее затрясло мелкой дрожью.


На сильно загорелом лице Кристины черные брови сурово нахмурились, она, не отставая от подруги, тоже перешла на повышенные, ультразвуковые тона:

– Ты совсем ебнулась что ли?!

– Съебала отсюда! – кричала Оксана. Она не понимала, что за чувства захватили ее, окутали и словно повернули какой-то винтик в голове, запустивший странный механизм.

Ксана швырнула в пол стеклянную пепельницу, та разлетелась вдребезги, поднимая ворох сигаретного пепла.


Кристина взвизгнула и отскочила в сторону.

– Ебнутая! – больше Кристина не стала испытывать сдавшие нервы Оксаны и бросилась к выходу, стуча каблуками о старый, облупившийся паркет, позабыв, что ей требовалось в уборную.


Но механизм только начал работу, взбунтовавшиеся винтики так и скрежетали в голове. Оксана влетела в комнату и на мгновение окинула ее взглядом. Она скривилась от отвращения, стало тошно и душно.

– Пошли нахрен все отсюда! – истошно завопила она.

Темные тяжелые гардины создавали в комнате полумрак. На диване в полудреме лежал мужчина, Николай, охранник с работы. За столом опираясь на локоть, сидел его друг. С пола поднимался, кажется, Игорь, держась за голову.


Беременна… настойчиво повторял внутренний голос одно слово. И вся реальность меркла перед этим громогласным словом, выворачивая мир наизнанку.

– Ты чо, вообще погнала?! – встрепенулся Николай, лениво переворачиваясь на диване и пытаясь продрать глаза.

– Нахуй свалили все! – Оксана, что было сил, сдернула с дивана покрывало, отчего Николай рухнул на пол. Не дожидаясь возмущенных криков, Ксана схватила со стола пустую бутылку из-под водки и швырнула в стену. Грохот, стекла. Ужасный, тошнотворный запах.


Гости недовольно ворчали, но посчитали, что себе дороже связываться с чокнутой хозяйкой дома и неторопливо, один за одним, покинули квартиру.


Запах перегара витал в воздухе, казалось, он в обнимку с никотином въелся в стены и пропитал насквозь красно-коричневые обои. Оксана подошла к окну и одернула в сторону одну гардину, солнечный свет ворвался в душную комнату.


Беременна… беременна… беременна… стучало в голове, вторя частым ударам сердца. Сколько раз не повторяй, спокойнее не становилось.


Порой всего одно слово способно изменить жизнь. Для кого-то безумно страшен этот шаг в неизвестность, для других перемены долгожданны и желанны.


Маргарита


Винтажные напольные часы размерено тикали. «Тик-тик-тик» повторяли они. Никогда прежде секунды не длились так долго. Олег сидел на диване и смотрел на пожелтевший циферблат. Он рассматривал каждую деталь: корпус из красного дерева тик, черные узорчатые стрелки, отколовшийся крохотный уголок наверху, это произошло когда их грузили в машину. Часы переехали в новую квартиру, Рита их любила. Может, они не очень-то вписывались в свежий ремонт, но нравились обоим супругам. Было в них что-то домашнее и уютное.


– Ну, что там? – донесся нетерпеливый голос Олега из комнаты.

Маргарита не торопилась отвечать. Прошла целая вечность прежде, чем она вышла из ванны, прежде, чем секундные стрелки произнесли свое постоянное и непрерывное «тик-тик». Уголки губ Олега против воли поползли вверх, и появилась улыбка. На лице Риты все написано, она не могла скрыть радости и светилась от счастья:

– Положительный, – трепетно и взволнованно произнесла любимая супруга долгожданную новость.

– Получилось?! – переспросил Олег, вскочив с дивана, боясь, что ему послышалось.

– Получилось! – подтвердила его драгоценная Рита.


Олег и Маргарита впервые были так счастливы! Наверное, это самая-самая лучшая новость в жизни. Пять лет долгих попыток зачать ребенка увенчались успехом. Они почти отчаялись стать родителями и вот, когда сил на ожидание практически не осталось, их заветная и самая желанная мечта исполнилась. Маргарита была беременна!


Такие сильные эмоции Олег испытал впервые, они переполняли, и от этого распирающего счастья хотелось кричать на каждом углу: «У нас будет ребенок!»

Скоро он станет отцом. Олег абсолютно счастлив, несмотря на затаившийся страх предстоящей ответственности. С другой стороны, Рита – его лучшая половина и с ней можно ни о чем не беспокоиться.


Он крепко обнял жену, самого родного и близкого человека:

– Моя хорошая, любимая! – взял ее на руки, словно пушинку и прокрутился с ней на цыпочках. Рита положила руки на плечи и радостно смеялась. Хотелось запечатлеть это мгновение в памяти навечно, заставить часы замереть, остановиться и помнить, помнить, помнить.


Желтоватый свет светодиодной ленты под потолком приятно освещал комнату. За окном давно стемнело. Маргарита не могла перестать улыбаться, она была счастлива, по-настоящему счастлива. Перед сном они лежали на кровати, держась за руки, переплетая пальцы. Маргарита посмотрела на мужа:

– Давай, ты даешь имя, если девочка, а я если мальчик?

– Давай, – улыбаясь, кивнул Олег, крепко держа руку жены. – Тем более я уже знаю имя девочки.

– И какое же?

– Наденька, – с нежностью и трепетом произнес он.

– Надежда Олеговна, звучит!

Олег посмотрел на Риту:

– А мальчика как назовем?

– Олег, – без сомнений ответила Рита.

– Олег Олегович? – усмехнулся муж.

Маргарита даже немного возмутилась:

– Ну и что? По-моему хорошо.

Олег поцеловал Риту в крохотную родинку на правой скуле.

– Как скажешь, так и будет.

Она смотрела в глубокие голубые глаза и знала, что когда он рядом, они справятся с любыми преградами.


Светлое время для супругов, видевших и суровые времена, когда не было денег, не было своего угла и надо выплачивать кредиты. Когда с близким человеком пуд соли вместе съешь, то радость становится в десять раз слаще. Сейчас их время, и они имели право радоваться жизни.


Сегодня Потеряевы засыпали с улыбками на лицах, каждый погруженный в мысли. Рита думала о том, что совсем скоро они станут родителями, у них, появится «кто-то» третий: частичка ее и частичка любимого человека. Олег думал о том, сколько всего нужно успеть сделать до рождения ребенка и о чем не забыть, возможно, стоит подумать о второй работе. Но об этом потом… когда наступит утро.


***


Грохотала приторная тошнотворная музыка. Или тошнотворной была не музыка? Оксана сделала глубокий вдох, натягивая тугой лифчик, который доходил лишь до сосков, не позволяя им бесстыдно торчать, пряча их под миллионом дешевых страз. Тонкие стразовые стринги едва что-то могли прикрыть. Завершали образ черные шелковые чулки с белой кружевной подвязкой и прозрачные пластиковые туфли на высокой платформе со шпилькой. Ксана еще раз посмотрела на себя в зеркало. Живот все такой же плоский, как и вчера, но надолго ли… Сколько она сможет работать, сколько тело будет востребованным и приносить деньги?


Громко хлопнула металлическая дверца шкафчика в раздевалке, резкий звук заставил Ксану вздрогнуть. Источником внезапного шума оказалась Кристина, и ей хотелось, чтобы Оксана услышала, в этот хлопок дверцей она вложила все негодование.

– Оксан, давай-ка побеседуем, – Кристина подошла почти вплотную и воинственно сложила руки на груди.


Края черного каре волос касались загорелых щек, Кристина смотрела на Оксану снизу вверх, и даже пятнадцатисантиметровые каблуки не помогали достигнуть ее «высот». Насупившаяся злая Кристина в черном кружевном белье выглядела забавно, Оксана не сдержавшись, улыбнулась. Чем еще больше разозлила подругу, у той даже щеки покраснели от гнева:

– Чо за херня была у тебя?

– Я беременна, – коротко ответила Оксана, взяла с полки у зеркала баллончик с блестками и обильно разбрызгала на грудь и плечи. Всем видом она пыталась показать, что не намерена продолжать разговор, испытывая страх и стыд. К тому же она только что впервые произнесла вслух свою главную проблему. Громогласное слово ожило и обрело еще больший вес. От этого проблема стала больше, реальнее, нависла грузом над головой.


Боевой настрой Кристины разом сдулся. Темно-карие глаза распахнулись в удивлении и с некоторой степенью недоверия:

– Что?.. Ты прикалываешься, Летова? – тонкие брови Крис нахмурились.

Ксана зло стрельнула глазами. Да, она очень сильно хотела бы только «прикалываться». Насколько все стало бы проще.

– Нет.

Кристина помедлила, сделала глубокий вдох, голос ее изменился, в нем больше не слышалось обиды:

– Так вот чо ты такая ебнутая была. Теперь понятно, – ей даже стало слегка неловко. – Ладно уж, да я и не злилась в принципе.

– Ну да.

– Срок знаешь?

– Два месяца.


Кристина взяла со столика пачку сигарет, достала одну, подкурила.

– И кто счастливый папочка? – она глубоко вдохнула сигаретный дым, оставляя отпечаток черной помады на фильтре, затем протянула дымящуюся сигарету подруге.

Оксана пожала плечами, взяла предложенную сигарету.

– Не знаю. Не уверена, – темно-серые глаза Ксаны бегали от зеркала к шкафчикам, панельной стене. – Может Коля или Сергей.


Никотин приятно расходился по венам. Сколько часов она уже не курила?

– Славик? – предположила Кристина, вспомнив старого знакомого, с которым какое-то время зажигала подруга.

– Может.

– Ладно тебе. Дело пятиминутное. Уже на следующий же день на работу выйдешь.

– Не собираюсь я аборт делать.

Удивление Кристины переросло в запредельную степень и скрывать его она не пыталась:

– Поехала что ли?

– Не буду и все, – твердо ответила Оксана, приняв тем самым окончательное решение и только сейчас осознала выбор. – У меня отец бы в гробу перевернулся узнай, что я аборт сделаю. Не простил бы, – на мгновение на лице появилась едва уловимая улыбка, такая… необычная, такой Кристина еще не видела. – Хоть что-то я ведь должна правильно сделать.


Воспоминания об отце были приятными, пусть слегка терпкими и солоноватыми, но бесценными. Ксана берегла память о нем с особым трепетом. Только папа бы и обрадовался по-настоящему за дочь, за то, что у него будет внук или внучка. И никогда не осудил бы! К несчастью, его давно нет рядом, и поддержать некому.


Кристина молчала, еще раз затянулась сигаретой, а потом, чуть усмехнулась:

– Ты чо, серьезно рожать собралась? Ты и ребенок? – Кристину было уже не остановить. – Ну так то да. Хех, не представляю из тебя мамашу, – она выставила руку вперед, предотвращая возмущения Ксаны. – Да ладно-ладно! Не сердись. Рисковая ты просто. Смелая.

– Ладно, – прервала ее монолог Оксана, иначе Кристина в таком потоке сейчас наговорит целую тонну всего. – Работать пора.


Сцена встретила привычным приторно-розовым освещением. Музыка разливалась по залу, окутывая и стискивая в настойчивых объятьях. Оксана появилась на сцене, на нее устремились похотливые мужские взгляды, она смотрела сквозь них, а с лица не сходила дружелюбная наигранная улыбка.


Танцовщица извивалась вокруг шеста. Плывучий звук музыки проникал через кожу, заставляя сердце трепетать в ритмичный такт.

Оксана опустилась на коленки, грациозно прогибая спину, словно дикая кошка. Затем она перевернулась на спину, демонстративно широко раздвинула ноги, маня и приглашая. «Наприглашалась уже» – ехидно проскользнула злобная мысль. В следующий миг танцовщица разом свела ноги вместе.


Рука Кристины оказалась между коленок, нежно, но напористо заставляя Оксану вновь раздвинуть ноги. Вскоре между них оказалась и вся Кристина. Она соблазнительно скользила вверх. Черные напомаженные губы накрыли ее тонкие губы покрытые прозрачным блеском в страстном поцелуе. Зал заметно оживился, послышались присвистывания возбужденных клиентов. Им нравилось это шоу. Все по сценарию их ночной жизни.


Олег


Печка работала на полную мощность. Крещенские морозы в самом разгаре не позволяли расслабляться даже автомобилистам, особенно автомобилистам. Светофоры дружелюбно включали зеленый, позволяя Олегу проехать без лишних остановок. Приятное волнение заключило в объятья и не желало отпускать, а будущий отец и не сопротивлялся. Он был по-настоящему счастлив и всегда мечтал стать отцом, мечтал о большой семье, в которой обязательно будет двое или трое озорных ребятишек. Ни у него, ни у Маргариты не было большой семьи, они оба единственные дети и, может быть, отчасти именно поэтому им сильно хотелось нескольких малышей. Раньше не приходилось задумываться о том, насколько может оказаться сложным столь, казалось бы простое – забеременеть, и вот сейчас, спустя годы попыток, мечта почти осуществилась.


Маргарита ждала супруга в приемной городской поликлиники. Он должен появиться с минуты на минуту. Рита не знала, что в эти самые секунды Олег ехал за серым седаном, горел зеленый свет. Он посмотрел на пересекающую дорогу и убедился, что нет никакого придурка.


Рита не знала и то, что седан уже въехал на Старшевскую улицу, когда Олег на своем белом «Опеле» оказался на середине перекрестка. На бешенной скорости по скользкой дороге в него влетел чужой автомобиль, красный свет для которого ничего не значил или его просто занесло, или не стоило опрокидывать лишнюю рюмку перед поездкой. Так или иначе, причина случившегося уже была не столь важна, куда важнее последствия. Мощный удар пришелся на правую сторону авто. Олег не успел понять, откуда вылетела машина, и была ли это вообще машина? Он инстинктивно вывернул руль, отчаянно пытаясь остаться на дороге. Бешеный скрежет тормозов. Истошно заскрипел искореженный металл. Машину не удалось удержать на дороге, она перелетела через бордюр и по инерции закружилась в бешенном хороводе, оторвавшиеся детали белого «Опеля» разлетелись по проезжей части. В грудь больно врезался ремень безопасности, не позволив водителю барахтаться в кабине. Кувырок, еще один. В одно мгновение мелькало голубое небо, сменяясь летящей навстречу землей. Олег выставил вперед руки, стараясь прикрыться от устремившегося на него разбитого лобового стекла. Он слышал хруст собственных костей, грудь словно сжалась так, что нельзя вдохнуть. Удар в голову. Виски сдавило чем-то тяжелым. Движение разом прекратил бетонный столб, словно нож, разрезавший разбитый автомобиль пополам.


Молчаливое ожидание угнетало. Маргарита терпеть не могла больничный запах, от него начинало тошнить: смесь терпких лекарств и болезни. От бело-голубых стен веяло холодом и неприязнью. Она мельком глянула на наручные часы, сорок три минуты Рита прождала своей очереди. Коридор пуст, лишь изредка проходили посетители или медицинский персонал, и все одноликие незнакомцы различались одним: кто-то мельком смотрел на сидевшую на холодном железном стуле женщину, ожидающую очереди, кто-то не глядя шел мимо. Рите оставалось лишь слушать стук шагов, то приближающихся, то удаляющихся, чувствуя себя не в своей тарелке.


Наконец-то распахнулась дверь в приемный кабинет, откуда вышла последняя женщина, бывшая перед ней. Маргарита посмотрела вдаль длинного коридора, Олега не было.

Следом за женщиной выглянула уставшая медсестра:

– Потеряева, проходите, – голос звучал монотонно с налетом усталости.

Не будь Рита последней в очереди, она постеснялась бы спросить, но коридор пустовал:

– А я могу еще подождать? Мой муж не успевает немного…

– Нет, у нас все по записи, – все тем же сухим голосом продолжила медсестра. – Или проходите или записывайтесь на другое время.


Пришлось смириться. Ждать еще целую неделю не лучший вариант, к тому же врач настоятельно рекомендовал провериться. Что ж, значит, вечером они вместе посмотрят первые снимки с ультразвукового исследования. Рита неуверенно вошла в кабинет, последний раз выглянув в коридор перед тем, как закрыть за собой дверь. К горлу подступало неприятное, липкое ощущение тошноты. С Олегом было бы сейчас гораздо спокойнее.


Гинеколог Добровольских сидел за столом и не обратил внимания на вошедшую пациенту, он продолжал что-то записывать в историю болезни. Болезненно худощавая медсестра устроилась за тем же столом напротив врача.


Рита жалась на пороге, не осмеливаясь пройти, пока не вмешалась медсестра.

– Потеряева, чего встали? – она даже не пыталась скрыть раздражения в голосе от нерасторопности пациентки. – Проходите. Садитесь, – нарочито деловито она указала на стул.

Рита села на указанное место, как-то слишком сильно прижав сумочку к коленям. Добровольских не отрывался от записей, лишь периодически тяжело, с сапом вздыхал и делал грузный выдох через широкие ноздри. Ожидание угнетало. Душащие больничные стены, запах, сап врача. Перелистнул страницу. Снова сап. Глубокий шумный вдох. Рита не выдержала и робко поинтересовалась:

– Как у меня с анализами?

Добровольских наконец-то перевел на нее слегка удивленный взгляд, от того, что его посмели прервать, выжидающе посмотрел секунд десять, закрыл папку с документами.

– Плохо, Маргарита Николаевна, плохо.

– Что случилось? – тошнота усилилась, сердце заколотилось от тревоги.

Врач грузно поднялся со стула:

– Давайте-ка ложитесь, сейчас на УЗИ все вам покажу.


Риту затрясло от страха, руки вмиг стали мокрыми не хотели слушаться, в горле стоял тошнотный ком. Она легла на кушетку, оголив живот, по которому еще невозможно было сказать о том, что там уже живет крохотный человек.


На экране показался непонятный плод, едва ли в нем можно разглядеть ребенка.

– Да, вот сейчас уже хорошо видно, – Добровольских водил аппаратом, стараясь подобрать лучший ракурс.

Рита отчаянно вглядывалась в монитор, но не понимала совершенно ничего.

– Что именно видно? – тревога нарастала.

– Проблемы с сердцем, – врач сделал снимок, и изображение замерло на экране.

– Какого плана проблемы?..

– Большие. У вашего плода дефект межжелудочковой перегородки, в сердце множество изъянов.

В груди сжался тугой, болезненный ком. Из глубины сознания подкрадывалась тихая паника, готовая в любое мгновение наброситься оголодавшим зверем и сожрать целиком, без остатка.

– Вытирайтесь. Вставайте, – голос Добровольских не менялся.


Руки предательски тряслись. Маргарита неловко вытерла холодный гель с живота. Через минуту, показавшуюся вечностью, она вновь сидела на стуле, прокручивая в голове каждое слово доктора.

– У вас довольно маленький срок. Но пока не поздно, настоятельно рекомендую рассмотреть вариант аборта.

– Аборта?.. – голос Риты осип, в горле пересохло.

– Потеряева, ну, сами подумайте. Порок тяжелый. Был бы легкий случай, другое дело. А с такими дефектами шансов нет. Больше сами намучаетесь, – врач заглянул в блокнот, смочил слюной пальцы и пролистал пару страниц. – Можем записать на конец недели.


От нахлынувших эмоций, растерянности и страха голос задрожал, глаза заблестели от слез:

– Я… мне надо с мужем поговорить. Он еще не приехал? – Рита с такой надеждой посмотрела на медсестру, словно на спасительную соломинку.


Медсестра сделала тяжелый, протяжных вдох, словно ее попросили о чем-то невероятно сложном и едва выполнимом, но в коридор в итоге выглянула:

– В коридоре никого нет.

Добровольских поторапливал, чуть настойчивее произнес, может, даже громче, чем требовалось:

– Так записывать будем?

Рита смотрела на него заторможенным взглядом, губы дрожали, голос, словно не свой:

– Спасибо. Не сегодня.

– Маргарита Николаевна, лучше не затягивайте с решением, это я вам как врач говорю.

– Я могу идти?

Врач махнул рукой, досадно, с немым упреком, покачал головой. Видел он подобных пациенток, которые не желали его слушать, считая, что они разбираются в медицине куда лучше его. Конечно, ничего подобного вслух Потеряева не говорила, но по ее надменному, как ему показалось, виду, и так все было понятно.

– До свидания.


***


Дверной звонок оборвали полгода назад, теперь каждый гость считал своим долгом настойчиво и громко стучать в дверь, словно стараясь возвестить весь подъезд о своем приходе. Очередной гость поздним вечером настырно барабанил в полую деревяшку, когда Оксана собиралась лечь спать. Она бы и рада проигнорировать этот стук, да только соседи потом вынесут мозг за столь позднее беспокойство, а прибавления проблем и очередного перемывания костей хотелось меньше всего.


Ксана со злостью распахнула дверь, готовая обрушить на нежданного гостя праведный гнев, как внезапно слова застряли в горле, так и не посмев сорваться с побледневших губ. Сердце Ксаны оборвалось, когда она увидела на пороге старого знакомого. Даже с ее ростом в метр восемьдесят пять она смотрела на этот «шкаф» снизу вверх.

– Привет, Окс-саночка, – цокнул языком Стас, растягивая гласные.

– Стас… – едва смогла выдавить Ксана пересохшими губами.

– Давай потолкуем.

Не дожидаясь приглашения, Стас с ноги ударил так, что та распахнулась и громко врезалась в стену. Ксана взвизгнула, едва успев убрать руку, и отпрянула назад.


За собой Стас закрыл дверь на замок, подобно зверю, загоняющему добычу, отрезая пути отступления.

– Где мои деньги? – лицо Стаса было красным, ноздри раздувались, нервно и глубоко втягивая и выдыхая воздух, на лбу вздулась кривая вена.

– Стас, понимаешь, у меня их сейчас нет, – голос дрожал, Оксана его боялась. У нее были на это все причины. Она попятилась по коридору. – Дай мне еще пару месяцев, и я отдам все с процентами!

– Конечно. Отдашь, сука.

Кулаки мужчины сжались до побеления костяшек. Перепуганная Ксана даже не успела понять, как удар кулака обрушился ей на голову. В голове зазвенело, едва удалось удержаться на ногах. Оксана схватилась за место удара, пытаясь остановить внезапно начавшийся хоровод, и жалобно залепетала:

– Пожалуйста, не надо… у меня реб…

– Да срать я хотел! – истошно завопил Стас таким голосом, что Оксана перепугалась досмерти. Это был голос не человека, но монстра, способного на все.

От второго последовавшего удара в голову она не смогла устоять и упала на колени, пытаясь прикрыть лицо.

– Где, сука, деньги?!

Посыпался шквал ударов, один за одним. Снова и снова. Время растянулось в бесконечность.

«Только бы не убил! Только бы выжить» – единственная мысль, панически крутившаяся в сознании. Боль была повсюду, тело остро реагировало на каждый удар. Он бил везде, без разбора, по голове, один раз попал в челюсть, в ребра, в живот.

– Шалава гребанная, где бабло мое?! – вопил озверевший Стас. Он знал свое превосходство, знал, что хрупкая девушка не сможет дать сдачи, а если и посмеет… Ничем хорошим для нее это не обернется.

– Стас, я все верну! – Ксана рыдала и закрывала лицо.

– Конечно, вернешь. Куда ты нахрен денешься, тварь, – удары прекратились. Стас остановился.

– Пожалуйста, не надо! – сквозь слезы молила она, боясь взглянуть в лицо обидчика.

– Где мои деньги, шлюха?! – голос разрывался от злобы и ненависти.


Оксана отползла к стене, вжимаясь в угол.

– Я отдам! Я все отдам! – истерично и надрывно повторяла избитая жертва. Но, казалось, каждое ее слово только сильнее злило монстра, и тогда удары полетели с новой силой. – Я отдам. Отдам. Отдам. Отдам.

Стас схватил жертву за волосы, заставляя подняться на ноги.

– Отпущу-отпущу. Над личиком твоим поработаю и отпущу.

– Не надо! Пожалуйста!

Ксана попыталась высвободиться из крепкой хватки, но Стас рванул ее к зеркалу.

– Смотри, сука. Не будешь больше красавицей.

Он с размаху впечатал ее голову в зеркало. Зазвенели падающие на пол осколки, по лбу Ксаны потекла кровь. Она упала на пол и вжалась в стену.

– А то, блядь, взяла кредит бессрочный. Понравилось ей, блядь. Думала, нахаляву бабло получила? – Стас перевел сбивчивое дыхание.


Когда Стас поднял разбитый осколок, сердце едва не выпрыгнуло из груди.

– Подрихтовать тебе мордашку? – он приставил осколок к перепачканному в туши и заплаканному лицу.

– Умоляю! Хватит! – рыдала жертва.

– Ротик пошире сделаем, а?

– Не надо… – надрывный крик сменился шепотом.

– Да ладно, тебе еще этим ртом зарабатывать мне бабки, не ссы. Смотри, тварь, а то на органы пойдешь.


Никогда в жизни ее так не били. Никто не смел и руки на нее поднять. Весь мир свелся к одному единственному моменту, и все остальное перестало существовать, неважным стало прошлое, исчезло из перспективы будущее.


Кошмар закончился, и Стас ушел. Оксану трясло от страха и боли. Тихая семейная жизнь, да? Ксана вытащила осколок, затерявшийся в волосах. Наивная дура.


***


Перепуганная Маргарита мчалась по коридорам больницы, ничего не замечая перед собой.

– Олег! Олег! – снова и снова, то шепотом, то надрывно. «Быстрее. Быстрее» – настойчиво трепетало сердце. На ногах шелестели синие бахилы.


Самым страшным казалось то, что она может не увидеть Олега. Совсем. Никогда. Самого дорогого и близкого человека. Ближе нет никого. Вдруг она больше не увидит, как он улыбается уголками губ. Сколько раз от этой улыбки становилось на душе тепло и спокойно. Олег всегда рядом, всегда помогал, подставлял плечо. Больше всего на свете хотелось, чтобы он был рядом и помог. Помог справиться, вынести все это. Просто подошел, обнял, поцеловал нежно-нежно и сказал, что все будет хорошо, что они это переживут, и все станет как раньше. Утонуть еще раз в его голубых глазах-омутах, забыв обо всех тревогах на свете.


Рита даже не сразу поняла, что ее кто-то остановил, или она врезалась в шедшего по коридору человека.

– Олег… – в очередной раз повторила она, и глаза ее встретились с пожилым мужчиной в белом халате.

– Жена Потеряева?

– Да! – надрывно сорвалось с пересохших губ. Рита смотрела снизу вверх на светлые, выцветшие глаза, переводя взгляд то на черную массивную оправу очков, то на глубокую, кривую морщину над переносицей. – Доктор, как он?!


В перепуганных темно-карих глазах читалась мольба и теплилась надежда. Сколько раз Станислав Анатольевич видел подобный взгляд. Он крепко взял ее за плечи, как-то по-отцовски, заставляя уняться крупную дрожь.


Голос доктора звучал спокойно и ровно, Уваров привык никогда не поддаваться чужим эмоциям, в особенности эмоциям таких перепуганных пациентов.

– Ваш супруг жив. Мы его прооперировали. У вашего мужа множественные сочетанные травмы. На данный момент представляет опасность закрытая черепно-мозговая травма.


Задача врача приложить все усилия, для того, чтобы пациенту не стало хуже, пусть Потеряева и не пациент.

– Пока держим в реанимации, – голос уверенный, с небольшой хрипотцой и от одного голоса становилось пусть не легче, но чуточку спокойнее.

– Я могу его увидеть? – Рита так крепко взяла врача за руку, как только могла себе позволить, цепляясь за его слова, как за соломинку.

– Пойдемте, я вас провожу.


По коридору проходили люди. У кабинетов ожидали прием в очередях к всевозможным специалистам. Только сейчас Рита обратила внимание, что нигде не было той суеты, с которой она влетела в больницу. От этого стало немного неловко за свое истеричное поведение.

Рита больше не бежала, как полоумная по коридорам, теперь она покорно шла рядом с неторопливым доктором. Уже не так истерично бились в голове неразборчивые мысли.


На втором этаже людей было меньше. Двери отделения реанимации реже впускали непрошенных гостей. Триста пятнадцатая палата, ничем с виду не отличавшаяся от прочих по обе стороны. Но именно возле нее ноги Риты стали ватными и едва слушались.


Когда открылась дверь в палату, сердце едва не остановилось.

– Олег… – она прикрыла ладонью рот, слезы против воли навернулись на глазах, когда Рита увидела, что стало с мужем. В отделение реанимации пускают только близких родственников.


Аппарат искусственной вентиляции легких размерено и монотонно шумно качал воздух в легкие. Уваров пропустил Потеряеву вперед и прошел следом за ней, прикрыв дверь.

– Открытый перелом правой бедренной кости и закрытый перелом левой малой берцовой. Перелом трех ребер, одно ребро пробило легкое, начался пневмоторакс. Косой перелом правой височной кости черепа. Трещина от левой височной кости до затылочной части.

Станислав Анатольевич должен дать ей полную картину состояния супруга.

– Насколько мне известно, виновник аварии скончался на месте, – закончил врач.


Рита побледнела и, казалось, сама вот-вот потеряет сознание. Она аккуратно коснулась ладони мужа, она вся в ссадинах и ушибах. Больно смотреть.

– Он поправится?


Уваров никогда не давал напрасных надежд. Особенно в подобных ситуациях. Сколько случаев за пару десятков лет набежало, когда уходили на тот свет пациенты в стабильном состоянии, но были и те, кому обещали все показания неминуемую смерть, а они выкарабкивались. Назло всему, всей медицине, твердившей, что случай безнадежный – выбирались с того света.

– Состояние тяжелое. Мы не делаем никаких прогнозов. Время покажет.


***


Оксана переминалась с ноги на ногу, не решаясь позвонить в звонок. Минуты четыре она задумчиво смотрела на деревянную дверь с ободранным черным дерматином. Половина металлических кнопок безвозвратно потеряна, и уже не различимы ромбы из этих кнопок. В голову лезли разные мысли, и обуревали смешанные чувства. С одной стороны отдалено теплое ощущение ностальгии, далекого детства, приятных моментов, от которых остался лишь призрак, прозрачный, едва уловимый и почти забытый след, с другой стороны неприятные воспоминания перевешивали все плюсы, и к горлу подкатывал болезненным ком. Набравшись смелости, Ксана нажала на старенький, выпадающий из стены звонок, весело зачирикал воробей в квартире.


– Кого там черти принесли?! – раздался неприятный скрипучий голос за дверью. Оксана напряглась, выпрямилась точно по струнке. По спине пробежал неприятный холодок, заставивший поежиться.

Вскоре дверь открылась, на пороге появилась пожилая женщина. Светло-зеленые глаза совсем выцвели и помутнели, голова покрыта реденькими, непривычно седыми волосами. Раньше мать всегда красилась в черный, совсем перестала следить за собой.


Глаза женщины сузились, она внимательно смотрела на нежданную гостью, чуть нахмурив тонкие, подкрашенные хной брови:

– Что за в жопу явление Христа народу? – Мария Георгиевна уперла руки в бока. Морщинистое лицо всегда смотрело надменно с горькой толикой презрения. – Ну и херли приперлась?

Оксана поджала тонкие губы. Вполне ожидаемое приветствие родной матери, но все равно чертовски неприятное. Язык так и чесался выдать тираду в ответ, но Ксана взяла себя в руки.

– Здравствуй, мама, – как можно ровнее старалась сказать она, хотя последнее слово против воли получилось каким-то холодным и твердым, ничего не значащим словом.

Мария Георгиевна с минуту выжидающе на нее смотрела, готовая к обороне. Ксана молчала. Не встретив ожидаемого сопротивления, женщина вытерла руки о засаленный подол выцветшего синего платья, оценивающе посмотрела на дочь сверху вниз, хоть и была едва ниже дочери, и осудительно скривилась. Еще бы, неприлично обтягивающие джинсы, по мнению матери, больше походили на нижнее белье, да и кислотно-желтый топ, поверх которого распахнутый меховой полушубок выглядел слишком вызывающе. А эти огромные «пиратские» браслеты такого же кислотного оранжевого цвета на руках еще в школе вызывали гнев. Сколько она их повыкидывала и не припомнить!

Такие детские драгоценности всегда приходилось прятать или оставлять у подруг. А может, мать просто завидовала молодости и красоте дочери, в любом случае, вдаваться в причины ненависти к ней родной матери Ксана не собиралась. Ей давно стало на нее плевать и если бы не нужда, в гробу она видела свою мамашу.


Мария Георгиевна отошла в сторону, пропуская в квартиру дочь.

– Проходи.


Внутри все по-прежнему, скудная старенькая мебель времен СССР, разве что линолеум сильнее вытерся, и рисунок на нем едва можно узнать: ровные квадратики, дешевый закос под паркет. Запах перегара и небольшой затхлости, по-видимому, не выветривался никогда. Женщины прошли на кухню. Оксана автоматом села на свое любимое место возле окна, ближе к батарее. Здесь любила сидеть только она, все детство: нравились жар от батареи и холод с окна. Раньше мать постоянно ворчала и говорила: продует. Но не продувало, ни разу. Сейчас матери было все равно.


Мария Георгиевна поставила на плитку чайник.

– Годами от нее ни слуху ни духу, а тут принесло. И с чем пожаловала?

Прямо так, сразу, с порога. Что ж, может, оно и к лучшему, чем дольше затягивать, тем тяжелее будет сказать. Ксана сделала глубокий вдох:

– У тебя внук будет.

На секунду померещилось, что мать испытала какие-то эмоции, даже замерла. Вытянулась в струнку сгорбленная спина, кажется, мать дыхание задержала. Или Ксана просто хотела так думать. Но через мгновение, Мария снова ссутулилась и продолжила своим язвительным голосом:

– Рано или поздно это должно было случиться, – Мария театрально развела руки, повернувшись к дочери.

Пять минут общения давались крайне тяжело, но надо терпеть, Ксана ведь не просто так сюда пришла, чтобы получить очередную порцию унижений, и она снова стерпела. Надо, надо терпеть, засунув язык глубоко в темное место.


Мария Георгиевна разлила чай в две чашки, поставила их на стол, тяжело охнув, села напротив.

Ксана, закусив остатки гордости, набралась смелости спросить:

– Мне деньги нужны.

– Конечно, теперь, поджав хвост, бежишь за помощью к матери, – мать деловито хлебнула крепкого чая и продолжила наседать, словно нарочно проверяя терпение. – Принесла-таки в подоле. Поздравляю.

– Ты поможешь мне?! – зло выкрикнула Ксана, не сдержавшись.

Мария Георгиевна скрутила смачную дулю под самым носом дочурки:

– Вот тебе, а не денег.

Оксане даже пришлось чуть отстраниться, чтобы не задеть руку.

– Ни шиша у меня нет, глядишь, скоро хату заберут. Если бы ты хотя бы звонила иногда, была бы в курсе! Дочурка, – Мария в два глотка выпила горячий чай из маленькой фарфоровой чашки.


Ксана к нему даже не притронулась, ее трясло от злости и нахлынувших старых обид, больше всего хотелось врезать по этой наглой морде, причинившей столько страданий за всю жизнь:

– Я бы и звонила, не будь ты такой сукой.

– Ой-ой! – в глазах читалась злость, вызов, такой, что бывает у любительниц скандалов. Мария только и ждала повода. – На себя бы посмотрела. Яблочко от яблоньки. Червивенькое яблочко только.

Мария встала из-за стола, забрала свою пустую чашку и полную чашку дочки и вылила ее в раковину, поставив с такой силой, что посуда громко звякнула и едва не раскололась.

Оксана даже дернулась от громкого звука и сдавлено выговорила:

– Из-за тебя отец и умер.


Губы матери презрительно скривились:

– Твой папаша сопляком был вот и издох пораньше.

Это было уже слишком! Как она смела так говорить об отце?! Он был добрым, работящим человеком, никогда-никогда даже голоса не повышал. Потом с подачи матери начались пьянки… со временем они стали постоянными. Сердце отца не выдержало. Он умер от инфаркта, когда Оксана была подростком. Жить с матерью стало невыносимо, и она часто убегала из дома. Смерть отца… эта рана все еще кровоточила.

– Да пошла ты нахуй, мамаша.

Оксана встала со стула и пошла прочь. Ноги ее здесь больше не будет. Никогда и не при каких обстоятельствах. На что она только надеялась! Глупая, просто идиотская попытка с ее стороны просить денег у этого чудовища.

– Сама пиздуй! Тварь неблагодарная! Еще раз явишься на порог – не пущу!

– Больно надо! – Оксана со всей дури хлопнула дверью, так сильно, что штукатурка посыпалась с потолка.


Ксане было также больно и обидно, как тогда в далеком детстве, словно вспороли старые раны. Она ощутила себя тем самым беспомощным подростком, который не может постоять за себя, не может повлиять на обстоятельства, не может изменить родную мать и ее отношение к себе.


***


Восемь лет Рита и Олег вместе. Восемь лет пролетевших, словно одно мгновение. Восемь лет счастливых, редко-редко грустных, незабываемых воспоминаний. Когда так много пройдешь с человеком, он становится родным, неотъемлемой частицей тебя самого. Спустя столько лет, уже не можешь представить себя отдельно от него.


Пошла вторая неделя, как Олег попал в реанимацию. Маргариту с пониманием отпускали с работы на полчаса раньше, чтобы она могла успеть к мужу в часы приема. Позже, конечно, выяснилось, что «понимание» на зарплате отразилось, но тогда, да и сейчас, это были сущие пустяки. Она приходила к Олегу каждый день, держала за руку и ждала, надеялась, что он вот-вот и откроет глаза. Она читала ему книги, его любимую «Фантастическую сагу» Гарри Гаррисона про путешествия во времени и невероятные приключения. Но Олег так и не открывал глаза, и тогда Рита, поцеловав в лоб и прошептав доброй ночи, уходила домой. Каждый день.


Любимая квартира опустела. Теперь здесь просто невыносимо находиться. Трехкомнатная уютная распашонка бралась с целью создания в ней большой семьи, о которой так мечтали Потеряевы. В южной самой светлой комнате они собирались сделать детскую, покрасили ее, а на стене, где должна стоять кроватка, по заказу нарисовали, во всю ширь, огромный куст цветущей сирени в тон остальным трем стенам. Так и застыл сиреневый куст, словно от дуновенья летнего ветра с крохотными бело-розовыми цветами. Рита зашла в эту комнату всего один раз, в самый первый день, когда случилась трагедия. После того дня она закрыла белую дверь и больше не хотела открывать. Ей было тяжело и пришлось отказать Августе Всеславовне, матери Олега, когда та попросила показать, какой ремонт они сделали в комнате – не в такое время, не сейчас.


Мать Олега всегда одевалась очень изящно, напоминая английскую королеву, даже сегодня, в гостях у родной невестки на ней был строгий темно-синий костюм, юбка до колен, аккуратная шляпка в тон, удивительно подходившая к пшеничным волосам. Дополняли элегантный образ жемчужное ожерелье и в комплект к нему сережки, по одной крупной жемчужине на каждую. Нет, молодиться она не пыталась, но выглядеть так эффектно в семьдесят пять хотели бы многие.


Еще Августа Всеславовна всегда пользовалась одними и теми же духами. Не сказать, что запах неприятный, Рита никогда не обращала на него внимания, пусть он и чуть резковат. Но сейчас… Сейчас у организма на все свое мнение, и эти чертовы духи ему совершенно не нравились, о чем спешил напомнить желудок и застрявший в горле ком.

– Риточка, тебе если что надо – ты всегда говори!


Августа Всеславовна не так часто бывала в гостях, оно и понятно, добираться каждый раз по полдня на электричках из пригорода тяжело в ее возрасте. Они с Олегом были рады видеть ее раз в месяц и по особым домашним праздникам, признаться, чаще Рита и не хотела бы с ней встречаться.

– Спасибо больше, у меня все хорошо, за меня не беспокойтесь.

Сейчас не подходящее время говорить Августе Всеславовне о беременности, к тому же наболевший вопрос стоило сначала обсудить с Олегом. Господи, как же ей хотелось с ним поговорить! Казалось, один разговор способен решить все проблемы. Рите очень не хватало поддержки мужа.

– Да как же не беспокоиться за вас молодых.


Маргарита чуть заметно улыбнулась, она чувствовала себя немного не в своей тарелке рядом с ней. Даже не знала, как лучше вести беседу. Все же, она была благодарна, что свекровь приехала поддержать в трудную минуту. Да и ей самой не помешает сейчас поддержка невестки.

– Риточка, как только Олежек выйдет из больницы, вам обязательно надо ко мне за город! Свежий воздух, никакой химии. А по ночам тишина какая. Только цикады да лягушки, никаких тебе выхлопов, режущих слух автомобильных сигналов. Ослабленному организму пойдет на пользу.

– Мы постараемся, обязательно.


Настойчивой трелью раздался телефонный звонок. На экране высветился номер больницы, Маргарита разом побледнела в лице и схватила трубку.

– Ало.

– Добрый день, Маргарита Николаевна, – голос Станислава Анатольевича был такой же спокойный и размеренный, благодаря его манере говорить сердце понемногу успокаивалось. Она включила громкую связь, чтобы встревоженная Августа Всеславовна все слышала сама. – Мы переводим вашего мужа из отделения реанимации в отделение интенсивной терапии.

– Это хорошо?

– Да. Его состояние лучше, чем два дня назад.

– То есть, с ним все будет хорошо?

– Этого пока никто не может сказать. Мы делаем все, что в наших силах.

– Спасибо, Станислав Анатольевич. Большое спасибо.

– До свидания, Маргарита Николаевна. Берегите себя.

Рита нажала отбой и, не сдерживая улыбки, посмотрела на свекровь, а сама заплакала.

– Ну, чего ты! Все же хорошо! – тогда Августа Всеславовна впервые в жизни обняла невестку, крепко.

Они никогда не были с Августой близкими подругами и, наверное, никогда не станут. Слишком разные характеры, разное воспитание и взгляды на жизнь. Скорее, они поддерживали в меру теплые отношения. Но эта общая трагедия их как-то объединила и сблизила.

Рита, чуть помедлив, без оглядки обнимала ее в ответ, просто потому, что сейчас так сильно хотелось человеческого тепла, этих объятий, поддержки. Через секунду она уже, не сдерживаясь, рыдала у нее на плече, словно маленькая девочка, просто нахлынуло все и сразу. А Августа Всеславовна гладила ее по голове и повторяла снова и снова:

– Ну, что же ты плачешь. Новости же хорошие. Ох, вы молодые, столько эмоций!


***


Оксана не имела привычки опускать руки при малейших трудностях. У нее был еще один план, который должен сработать. Для воплощения этого плана в жизнь предстояло немало потрудиться. С раннего утра Ксана вылизывала свою однушку до идеального состояния. Пришлось даже взять у соседки древний пылесос, чтобы привести в порядок старенький ковер, который много лет пролежал свернутым в платинном шкафу. Бело-серый ковер с большой лилией Ксана не стелила ни разу, а он отлично вписался по размеру, даже не пришлось двигать мебель. Лег как раз в центре комнаты и неплохо приукрасил скромную обстановку. Красно-коричневые обои выгорели на солнце, но это пошло им на пользу, и цвет получился не такой броский. Ксана выстирала тяжелые красные гардины, которые висели по бокам окна и прозрачную кружевную тюль, жаль, что она не могла спрятать старый подоконник. Долгими трудами были выметены тонны пыли, выброшен центнер мусора и вымыты все полы. Под конец уборки Ксана увлеклась до такой степени, что хотела подкрасить облупившийся подоконник, но в итоге решила, что это уже чересчур.


Гвоздем программы должен стать ужин, предстояло еще немало работы. В суете пролетел весь день и вот, под вечер, едва-едва Ксана успела привести себя в божеский вид, раздался стук в дверь. На пороге стоял долгожданный гость – Алексей.

– Привет, Лешь, – улыбалась Оксана своей самой притягательной улыбкой, напомаженными алыми губами.

– Привет. Хорошо выглядишь, – слегка улыбнулся Леша в ответ. По нему трудно было определить, сказал он скромно или чуть холодно.

– Спасибо. Ну, не стой в дверях, проходи-проходи, – она как бы невзначай взяла его за руку, затягивая внутрь квартиры.

Ксана знала, что хорошо выглядит, не просто так она надела свое лучшее кремовое платье с юбкой чуть выше колен, с искусственной розочкой на правой лямке и таким неприлично глубоким вырезом.


Леша, именно тот, кто сейчас ей нужен. Сколько ведь за ней бегал! А сегодня его ожидало много приятных сюрпризов. Да, сегодня она ему позволит все, что угодно. И неважно, что он пришел с пустыми руками, видимо, он уже ни на что особо не надеялся, не будет она обижаться на такие пустяки. Пусть Алексей совершенно не в ее вкусе, зато порядочный, спокойный и рассудительный, в общем, такой себе парень, домашний. Такой, каких она и за мужчин-то не считала, но именно такой, какой нужен Оксане теперь, чтобы была уверенность в завтрашнем дне – способный обеспечить семью. Высокий худощавый, закутанный в теплый шерстяной свитер под самое горло, типичный простачок, серая мышь, но что немаловажно, хорошо зарабатывающая мышь.


Оксана редко когда готовила по-настоящему, но сегодня она постаралась на славу, и сама от себя подобного не ожидала. Ароматная курочка, поджаренная в духовке, отварная молодая картошечка, сколько трудов, оказывается, стоит начистить эту мелкую заразу, так красиво выглядящую будучи приправленной свежим укропом. Вишенкой ужина стал десерт из яблочной шарлотки.


В углу кухни тлела ароматическая палочка с легким цитрусовым запахом. Небольшой круглый столик с белой скатертью словно создан для свиданий. По своему обыкновению, Леша был не слишком разговорчив, эту роль пришлось взять на себя Оксане.

– Мы ведь с тобой уже сколько не виделись? Месяца четыре? – она хитро стреляла глазками, слегка улыбалась и строила из себя кокетку.

– Угу, – промычал он, неторопливо отрезая кусочек хрустящей курочки.

– Это ж столько времени-то прошло! Да… последняя встреча была не очень.

– Есть немного, – он на мгновение перевел на нее взгляд, лишь на секунду, пытаясь спрятать старую обиду, и вновь уставился в свою тарелку.

– Ты уж меня извини, пожалуйста! Я так некрасиво себя повела в тот день. Я не хотела тебя поставить в неловкое положение. Просто я много выпила и все такое…

– Я понимаю, – второй раз он поднял на нее глаза, оторвавшись от тарелки полной вкусной картошки.


По правде говоря, она и подзабыла насколько плохо закончилась их прошлая встреча. В клубе был корпоратив, вечерок так, чисто для своих: работников клуба и персонала. Леша там системным администратором работал в то время и на Ксану давно посматривал. В тот вечер он пытался быть галантным, ухаживал за ней, а Ксана делала вид, что отвечает ему взаимностью, хотя на самом деле смеялась за спиной с подругами. Потом больше выпив, стала смеяться не за спиной, а в лицо, отпуская колкие шутки про мужчин подкаблучников и мямлей. В конце концов, Леша, раскрасневшийся, как рак ушел из клуба. Но теперь-то она не такая! Теперь-то он ей нужен! И она всем видом даст это понять и будет держаться за него зубами и когтями, показывая себя приветливой и ласковой кошечкой.


– Ой, Леш! Забыла ж рассказать! У нас с Кристинкой новый номер! Ты вот зря перестал в клуб ходить, столько всего пропустил. А номер вообще клевый получился. Сейчас народу, между прочим, в два раза больше собираем, – почти без умолку тараторила Ксана.

– Молодцы. Рад за вас.

В целом, ужин проходил довольно неплохо. Да, Леша явно стеснялся, может, все еще немного злился, но он ведь пришел. Пришел к ней! А значит, далеко не все потеряно и чувства у него остались. Незаметно Оксана скинула под столом туфли на каблуках.

– Знаешь, Леша, я тут подумала, – под столом, словно скрываясь от посторонних глаз, Оксана дотронулась босой ногой до ноги Леши. – Может, нам все же стоит попробовать? – потом невзначай продвинулась вверх, между его ног, уперевшись в пах.


Стоило ей прикоснуться к нему, даже так, всего лишь ногой, через толщу одежды, как Леша замер, едва не выронив из рук вилку. Ксана даже чуть улыбнулась такой реакции.

– Да? – почти как ни в чем небывало отозвался Алексей. – Давай попробуем.


Ужин удался. Приглушенный свет комнаты помог создать нужную атмосферу. Ксана включила старенький дисковый плеер, поплыла по комнате нежная, томная музыка. Профессиональная кошка Оксана соблазнительно пританцовывала, подошла к Алексею, разглядывавшему какую-то безделушку в серванте, осторожно, но требовательно взяла его за плечи, заставляя повернуться лицом к себе. Провела кончиком указательного пальца по кромке уха, погладила по затылку, пройдясь по коротко стриженым колким волосам, заставляя пробежаться ворох мурашек по его телу. Нежно поцеловала в губы. Леша приобнял ее за талию, притягивая к себе, чуть сильнее, чем того требовалось, словно хотел удержать, и он отвечал на ее поцелуй. Страстно, жаждуще отвечал. Да, ей удалось пробудить ту самую искру, которую она видела в тот вечер. Это была однозначная победа. Именно этого она и добивалась. Ведь именно этого?


Секс получился обычным, никаких экстраординарных эмоций Ксана не испытала, но к этому она и не стремилась. Сегодня у нее была другая цель, и она постаралась сделать все, что требовалось для ее достижения. Оксана погрузилась мысли о беременности, а Алексей… она и не думала о том, что могло терзать его или причинах, почему он себя повел именно так, а не иначе. Единственное, что заставило Ксану обратить внимание на происходящее, когда Леша поднялся с кровати.

– Ты куда? – улыбнулась Ксана. – Возвращайся в постель.

Но это в планы Леши не входило. Он достал из кармана брюк две тысячных купюры и небрежно швырнул их на простынь. Оксана недоуменно смотрела на деньги, потом перевела потеряно-озлобленный взгляд на Лешу:

– Это еще что?

– Деньги, – он пожал плечами в ответ, в глазах читалась злость. Как она раньше не видела этого нездорового огонька?

– Нахуя? – не понимая то ли злиться, то ли плакать глупо спросила Ксана.

– За «услуги», – криво усмехнулся Леша, оглядел оценивающе сверху вниз обнаженную Оксану, и было в его взгляде что-то мерзкое и отталкивающее, отчего Ксане стало окончательно неловко и противно, она тут же поторопилась натянуть одеяло и разом растеряла былой пыл.

– Я думала…

– Что? – вызывающе перебил Леша.

Вот и все, ее грандиозный план так жалко и нелепо разбился, а она повержена и унижена. И когда Леша успел стать таким, в нем никогда не замечалось мстительности и жестокости. Неужели это она научила, сделала его бессердечным? Вполне может быть.


При любых иных обстоятельствах Оксана стерла бы его в порошок после такого. Вырвала бы волосы, выбила зубы и нассала на его свежий труп. Только сейчас все иначе.

– Ничего.

Она не понимала, что с ней происходит. Все внутри сжалось в тугой болезненный ком. Ком словно перемещался по телу, раздирая внутренности острыми краями.


Ксана так и не встала с кровати, невидящим взглядом глядя на две купюры. Леша торопливо натянул брюки, свитер и в последний раз посмотрел на нее, скривился:

– И, Оксан, не звони мне больше. Противно.


Он ушел. Закрылась входная дверь. И было так тошно-претошно, что безумно хотелось исчезнуть. А что, может, это не такой уж и плохой способ подзаработать деньги? Оксана отвернулась к стенке, поджав под себя колени, обнимая их обеими руками. Никогда не сдается, да? За окном темень, также темно и непроглядно стало у Оксаны на душе. Что ж, наверное, она это заслужила. Она была сукой, и это аукнулось.

Ночь, темная, туманная и холодная. Сильно хотелось исчезнуть.


Тишина – такая притягательная и сладкая, манящая. Оксане хотелось просто остаться в этой тишине, сделать бесконечной, раствориться в ней. Остаться здесь, лежа на кровати, забыть про внешний мир, выбросить тонну проблем. Сколько прошло времени, час, два, три? За окном, вроде бы утро. Почти бесшумно открылась входная дверь.

«Нет-нет-нет» – настойчиво твердила мысль, не желая расставаться с кратковременным покоем. Только не возвращаться в реальность, не покидать тихого, уютного уголка, спрятанного от всего мира.

– Кса-ан! Это я! – раздался звонкий голос, зашелестели пакеты, застучали каблуки по полу. Щелчок обувного замка. Длинный, протяжный скрежет, скрип высоких кожаных сапог.


Маленький черноволосых вихрь Кристина влетела в комнату с пакетами полными продуктов и немного удивилась увидеть подругу в обед валяющейся в кровати.

– А ты чего тут лежишь? У нас смена скоро начинается.

– Кристин, я не пойду никуда.


Через темные шторы свет едва пробивался в спальню. Кристина не долго думая, распахнула их, точно также, как тогда, когда Оксана твердо решила начать новую жизнь. И точно также в комнату ворвались победные солнечные лучи, разгоняя полумрак.

Кристина прыгнула на кровать рядом с подругой, отчего по матрацу пробежались едва заметные волны.

– Кса-ан! Вставай давай.

– Не хочу, – раздражено буркнула Оксана.

– Что значит, не хочу?!

– Ничего не хочу.


Кристина была не просто подругой, она стала самым близким человеком для Оксаны. Они познакомились там же, на работе и как-то очень быстро нашли общий язык. Пожалуй, это была скорее заслуга Кристины, она и мертвого могла разговорить. До нее у Ксаны вообще не было подруг, никогда, даже в школе предпочитала общаться с парнями, чем с девчонками, наверное, потому, что как-то инстинктивно больше доверяешь мужчинам. Хотя, как показала невеселая практика, с доверием к противоположному полу не помешало бы подзавязать. Да и не только с доверием.


Кристинка же другое дело, с ней всегда легко говорить и хочется довериться. И что-что, а говорить она очень любила. Кристина помолчала, правда, недолго.

– Так, давай бери себя в руки, – она сорвала одеяло с ворчащей Ксаны, не обращая внимания на жалкие попытки сопротивления. – Давай, бегом в душ, сожрем по мороженке и на работу пошли. Нехрен мне тут лапки кверху разводить.


Порой Кристина была слишком напориста, но сейчас эта черта характера оказались как нельзя кстати. Оксане и нужен был именно такой толчок, хорошенький пинок под зад, чтобы она смогла скинуть с себя хандру и собраться с мыслями.


Горячий черный кофе и сладкое мороженное делали свое дело. Помогло. Немного полегчало. Порой настойчивость Кристины не знала границ, и больше Ксана не будет на это жаловаться. Они сидели на маленькой кухоньке, за тем самым круглым столом, за которым вчера проходил романтический ужин, закончившийся абсолютным крахом и унижением. Оксана сделала большой глоток горячего кофе, стараясь протолкнуть ком, стоявший в горле.

– Рассказывай. Что случилось? – Кристина достала из пачки тонкую сигарету, подкурила, оставляя отпечаток яркой красной помады на желтом фильтре, выпустила клубы дыма.

– Я денег должна.

Дым неспешно поднимался к пожелтевшему потолку и исчезал.

– Сколько?

– Четыреста.

– Сколько?! – темные карие глаза Кристины округлились, в них блеснуло негодование вперемешку с тонной нескрываемого офигения, она даже чуть поперхнулась сигаретным дымом.

– А на что я по-твоему эту халупу взяла. Не с мамашей же жить, да и по съемным подзадолбалась шарахаться. Да там проценты большие набежали.

Кристина сидела сложа ногу на ногу, подергивая мыском.

– Да уж, с твоей мамашей никто жить не захотел бы. И сколько отдать можешь?

– Ну, полтинник наскребу. Там продать пару вещей могу… в общем, штук семьдесят будет.

В отличие от Оксаны, Кристина пила кофе, разбавленный молоком с тремя ложками сахара, да еще и вприкуску с мороженным. Вообще было порой поразительно наблюдать, как такой жуткой сладкоежке удается сохранять отменную фигуру и весить неизменные сорок килограмм. Наверное, просто есть такие люди, в которых лишний жир ну никак и ни при каких обстоятельствах не хочет задерживаться.

– А отдать когда надо?

– Три дня осталось.

– Мда… Хреново, подруга.

Оксана и сама знала, что все обстояло весьма хреново, только не знала, что теперь со всем этим дерьмом делать.

– Ладно, будем думать. Пошли на работу, – Кристина затушила сигарету о новую пепельницу, на этот раз железную, которую сама же и подарила Оксане, после разбитой стеклянной.


На город опускался вечер, зажигались огни, погружая в привычную маняще-интимную атмосферу. Вечером пятницы в клубе было полно народу. Здесь часто шумные компании устраивали мальчишники, в надежде, словно в последний раз оторваться по полной, заказывали программы, включающие в себя самые дорогие танцы и алкоголь. Захаживали и одиночки, желающие насладиться обществом приятной красавицы в приватном танце, которая не будет выносить им мозг истериками, а лишь исполнять любую прихоть за определенную сумму, конечно. Были и заграничные «туристы», чаще всего японцы в дорогих костюмах, после заключения какой-нибудь сделки с иностранными партнерами. Кажется, сегодня здесь собрались все разношерстные слои, и клуб гудел музыкой и пьяными голосами, старающимися перекричать друг друга. В такие вечера удавалось неплохо заработать, и сейчас этот факт был особенно важен для Оксаны.


Паршивые мысли постепенно отступали. В одном из перерывов, когда Оксана немного забылась, болтала с коллегами «по цеху» и курила в раздевалке, ее позвала молоденькая администратор:

– Летова, тебя Аркаша зовет.


Расслабленность исчезла. Так мило «Аркашей» здесь называли владельца клуба, и просто так начальство к себе не вызывало. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Ксана успела перебрать в голове тысячи мыслей, даже появилась надежда, что звали-то не ее, а тупая администраторша все перепутала. Ксана собралась с духом и постучала в деревянную лакированную дверь и, не дожидаясь приглашения, вошла в кабинет.


– Добрый вечер. Звали?

Шеф сидел за массивным деревянным столом, отделанным настоящей черной кожей. Такой стол подходил больше для солидных мужчин далеко в годах, а Аркадий таким не был, ему всего-то лет тридцать пять, максимум сорок.

– Да, Оксаночка, проходите.

Сегодня Оксана сверкала кислотно-розовым бикини на тему пляжной вечеринки. Едва ли мог найтись хоть один клиент, который заглянул бы в ее уставшие темно-серые глаза, все внимание привлекали, как и должны, стройные ножки, плоский живот, крепкая попа и аккуратная маленькая грудь с розовыми лямками бикини. Только Аркадий не был клиентом, и эти преимущества едва ли помогут в беседе с ним, о чем бы он там не задумал говорить, ведь каких только рабочих задниц и сисек он не насмотрелся за пять лет жизни клуба.

– Присаживайся, – ровно произнес он, указав ладонью на стул напротив его рабочего стола.


В кабинете пахло деревом, с легким оттенком пихты. Довольно приятный освежитель добавлял нотку солидности.


– Спрошу один раз и, пожалуйста, только честно. Тут слушок ходит, что вы в положении. Это правда?

Что ж, врать, придумывать отмазки смысла не было. Все равно скоро все всплывет наружу, а когда начнет расти живот, спрятаться уже не получится.

– Правда, – спокойно ответила Ксана, не отрывая взгляда от Аркадия.

– Оксана, вы ведь понимаете, мы тут декретные выплачивать не собираемся. Вы либо работаете у нас, либо нет.


Да, конечно, закон защиты матерей и прочая лабуда… все это работает, только не здесь, не в таких местах. По правде, Ксана все же надеялась хоть на какую-то защиту, откуда угодно, маленькую, крохотную защиту.

– Да, я все понимаю.

Но защиты ждать было не от кого.


***


Что бы Маргарита выбрала, встань вопрос спасти ее Олега или сохранить жизнь их нерожденному ребенку? Наверное, подобный выбор стал бы самым сложным в жизни. Выбирать Рита не хотела. Она просто не смогла бы принять решение и потом никогда не сомневаться в правильности выбора. Слава Богу, ей и не надо этого делать.


День выдался солнечным и теплым, хотя обычно в январе царит один лишь холод. Холод, который проникает везде, просачивается сквозь стены, прячется даже в солнечных лучах. Поэтому особо не привычно ощущать щедрое тепло.

Рита поддерживала мужа, помогая ему переступить через высокий порог.

– Так, давай по-тихоньку. Не торопись.

Переломанная нога в гипсе, голова перевязана бинтом, а он даже немного посмеивался, видя, как она излишне волновалась.

– Рит, ты слишком переживаешь, – темно-голубые глаза смотрели на жену с любовью и теплом.

– Да уж, «слишком».

– Это всего лишь костыли и они временные.

– Временные они. Аккуратнее давай и не спорь со мной.

– Зря ты так беспокоишься, – Олег ухитрился поцеловать ее в макушку, пока Рита то и дело крутилась вокруг него. И она замерла, перевела на него переживающий взгляд и немного расслабилась, улыбнулась. – Все у нас теперь будет хорошо.

Приятным теплом разливался его бархатный голос. Как же долго она ждала, чтобы он снова был рядом, чтобы снова все стало – хорошо.


Сквозь приятный сон раздался трещащий телефонный звонок. Впервые за последнюю неделю Маргарите наконец-то удалось крепко уснуть, и теперь звонок. Настойчиво, вязко, он вкрадывался в болезненно уставшее сознание, беспощадно забирал мгновения покоя. Как было бы легко поднять руку и со всех сил швырнуть этот чертов телефон в стену, чтобы разлетелся экран на миллиард осколков. Телефон продолжал звонить все громче и громче.

Рита распахнула глаза, когда до нее дошло, что сейчас ночь, и под ухом разрывается телефон. Время три часа ночи.

Невидящим, мутным взглядом Рита нажала на кнопку ответа:

– Ало.

– Маргарита Николаевна.

– Да-да, – она сразу узнала этот ровный голос с легким налетом хрипотцы. Не осталось и видимости сна. – Это я.

– Это Станислав Анатольевич. Ваш супруг скончался в отделении реанимации.

– Как… – то ли вопросом, то ли растеряно прозвучало слово, сорвавшееся с онемевшего языка.

– Два часа назад из интенсивной терапии пришлось в экстренном порядке переводить в реанимацию, черепно-мозговая травма привела к гемморогическому инсульту. К сожалению, ваш супруг скончался на операционном столе, – доктор сделал небольшую паузу. – Примите мои соболезнования.

Она молчала, в голове снова и снова крутилось одно «умер». Ее Олег умер.

– Маргарита Николаевна, мне стоит к вам кого-нибудь прислать?

– Нет. Спасибо. Я сейчас приеду.

– Не надо. Утром приезжайте.


Олег, Олег! Да, встань выбор оставить ребенка или сохранить жизнь мужу, она непременно выберет Олега. Именно его она хочет выбрать! Именно он, чтобы был сейчас с ней. Чтобы был жив! Ее Олег. Теплый, живой, улыбающийся Олег. Олег.


Рита не плакала. Она кричала, кричала навзрыд не своим голосом. Боль, какую прежде она не испытывала, рвала в клочья.


Часть 2


Вновь больничный коридор, за последний месяц сложилось тугое, жгучее ощущение, что Рита приобрела второе место жительства в ненавистных коридорах, в которых, казалось, она выучила каждый угол. Знаком даже отвалившийся кусок от крашеной голубой стены, маленький, возле самого плинтуса, напротив кресел с пациентами, ожидающими очереди.


Позавчера прошли похороны. Рите пришлось всю организацию взять на себя. Ей пришлось сообщить известие о смерти Олега его матери Августе Всеславовне. Этот удар стал для нее самым сильным в жизни, весть о смерти единственного сына подкосила, а может и сломала стойкую, непробиваемую женщину. Она в одночасье отстранилась от всего, от всей жизни, и винить ее в этом никто не смел. Рита и сама хотела бы отстраниться и оплакать мужа, но сейчас не время, сейчас надо двигаться, ходить, несмотря на то, что мучительно трудно даже дышать.


Глаза предательски хотели заплакать, пришлось приложить немало сил, чтобы не позволить им такой слабости. Маргарита достала из сумочки маленькое зеркальце и поежилась, глядя на себя. Лицо осунулось, худые щеки болезненно впали, под глазами синие мешки, веки опухшие.


Из кабинета выглянула медсестра с вечно уставшим видом:

– Следующий, – она встретилась взглядом с Ритой. – А, Потеряева, вы на аборт хотите записаться?

– Ч-что? – Рита даже не сразу поняла вопрос, она поднялась с железного кресла, от резкого подъема закружилась голова. Или из-за вопроса? – Н..нет… Нет!

– А… ну, проходите, – словно бы раздосадовано оглядела медсестра, с каким-то пренебрежением.


После нескольких колких фраз раскрасневшийся от негодования Добровольских стукнул кулаком по столу, отчего Рита вздрогнула, едва не подпрыгнув на стуле. Как с его профессиональным мнением смели не согласиться! Да не то, чтобы не согласиться, а нагло проигнорировать прямые указания. Эти глупые мамаши, считающие, что они знают все лучше врачей, злили доктора. Он знал, что в таких случаях необходимо стоять на своем:

– Потеряева, вы с ума сошли что ли? Я вам русским языком говорю, у плода тяжелейший порок сердца! Он в любом случае умрет. Не мучайте себя.

Статистика детской смертности не нужна ни одному врачу, куда лояльнее руководство относится к статистике абортов. Осталось немного дожать, и пациентка уже не будет сопротивляться, голос мнимо смягчился:

– Вы молодая женщина, сможете еще завести ребенка. Тем более патология не наследственная, а случайная.


Душно. Душно! Стало невыносимо душно. Катастрофически нужен глоток кислорода. Что-то сдавило грудь с невероятной силой. Безумно хотелось вздохнуть полной грудью, но хватать воздух ртом получалось только короткими глотами. Голова кружилась. Сердце колотилось в горле от страха от ощущения невыносимой духоты. Как сильно нужен человеку воздух! Как было бы хорошо сейчас очутиться на улице, в приятном холоде, где так много кислорода и где можно спокойно дышать полной грудью.


Холодный зимний воздух застревал в горле. Оксана долго не решалась войти в больницу. Она курила третью подряд сигарету, пытаясь собраться с духом. Да, выбора у нее нет. О чем она только думала? Сможет растить ребенка?! Совьет уютное гнездышко… станет другим человеком. Бред. Глупо. Наивно.

Одна операция решит тонну свалившихся проблем, все ведь так легко и просто. Она сможет заработать деньги, рассчитаться со Стасом. Стас… а что будет, если не рассчитается? Она даже подумать об этом боялась. Ему было плевать, что она беременна, плевать, что женщина, ему нужны только его ссаные деньги.

Пятиминутное дело, ну, максимум пара дней на отдых и все. Все просто. Проще не бывает! Надо только перешагнуть порог. Такое простое, по сути, действие, поднять правую ногу, выставить ее вперед, сделать один маленький шаг. И все будет закончено.


Внезапно распахнулась парадная дверь, из больницы вылетела женщина с такой скоростью, словно ее выбросило взрывом. Она врезалась в стоящую на входе Оксану, едва не сбив с ног. Благо многолетний опыт помог удержаться на высоченных шпильках, да еще и удержать эту безумную, а то так бы и распласталась мордой в асфальт.


На мгновение Ксана хотела на хорошеньких херах оттаскать эту мадам, но успела прикусить язык. Она заглянула в перепуганные темно-карие глаза, ищущие, бегающие и, словно бы чего-то не находящие глаза и стало жутко.

– Ты как в порядке вообще? – Ксана смотрела сверху вниз на невысокую брюнетку. Вроде бы молодая, а столько седых волос на голове.

– Я?.. да… наверное, – совсем потеряно заговорила та. – Извините…

– Что случилось?

– Врач сказал аборт надо делать… – голос звучал сдавлено, охрипши.

– А ты не хочешь?

– Нет.

– Один врач?

– В смысле? – женщина непонимающие хлопала глазами полными слез.

Оксана взяла ту за плечи, хорошенько так встряхнув.

– Один врач сказал?

– Один…

– Я, конечно, всей темы не знаю, но… Пошел он тогда нахуй, – внезапно резко то ли для незнакомки, то ли для себя самой отчеканила Ксана. С каждым словом голос набирал сил. – Он не царь и Бог, чтобы решать за тебя. – может, она уже думала об Аркаше в этот момент или о херовом Стасе. – Никто за мать не смеет решать жить или умереть ее ребенку.


В этот момент что-то прояснилось во взгляде этой едва ни обезумевшей женщины. Она взяла Оксану за руки своими тонкими, холоднющими руками с прожилками вен, крепко пожала их и посмотрела решительно:

– Спасибо.


Наверное, именно сейчас они обе приняли для себя решение. Ксана поняла, что ни за что не перешагнет этот чертов порог, раз сама того не хочет.


Начало лета выдалось теплым и приятным. Было не слишком жарко, и погода радовала благосклонностью. На поляне в лесу тихо и ощущалось умиротворение, меж ветвей сновали птицы, чирикая что-то понятное им одним. Идеальная романтическая атмосфера, подходящая для небольшого пикника, особенно когда пора освежить отношения, которые за последние пару лет стали больше похожи на оголенный нерв.


Громкий детский плач взбудоражил лесных обитателей. Пятилетняя девочка мчалась через небольшой лесок на тихую поляну. Она плакала надрывно, словно произошло что-то ужасное или за ней кто-то гнался.

– Па-а-апа! – Оксана ревела и бежала к отцу, вытянув вперед руки.

Зареванная, с раскрасневшимся носом и взлохмаченными светло-русыми волосами она летела к своему спасителю. Словно маленький ураган она впорхнула в объятья отца и разревелась еще сильнее.


Евгений Станиславович очень любил дочь и готов был ради нее на все, даже пожертвовать долгожданным обедом наедине с женой.

– Ну-ну, что случилось у моей принцессы? – он обнял ее крепко-крепко большими медвежьими руками-лапами.

Оксана очень хорошо запомнила тот день и пронесла его в памяти через всю жизнь. Именно таким она всегда будет помнить папу: коренастого мишку с огромными мозолистыми руками, который всегда-всегда защищает от всех бед. Даже если эти беды в масштабах вселенной не столь велики. Просто тогда маленькая девчушка никак не хотела оставаться с бабушкой и ей показалось, что ее все бросили, и как-то разом нахлынуло такое детское горе, что стерпеть его у крошки сил не было.

– Я соскучилась! Не хочу с бабушкой сидеть дома!


Ксана хорошо помнила и отношение к ней матери, когда та недовольно скривила губы. У нее были совсем другие планы на этот день, и ребенок их портил:

– От гребанных детей одни проблемы.

В очередной раз Мария Георгиевна в соревновании за внимание Евгения отодвинута на второй план. Всегда, всегда побеждала сероглазая дочь! Не помогали никакие ухищрения: ни приготовленный заранее обед, ни лучшее платье и прическа, сделанная у профессионального парикмахера.


Евгений с легкой укоризной посмотрел на молодую разобиженную жену:

– Маша. Ну не надо. Завтра с тобой выберемся.

Та недовольно фыркнула:

– Ну да. Знаю я твои обещания.

Но Евгений уже переключил все внимание на маленькую Оксану:

– Не слушай ее, – он дотронулся указательным пальцем до кончика курносого, раскрасневшегося носа. – Ничего подобного. Ты моя маленькая принцесса и всегда ей будешь. И я всегда тебя буду любить.


Оксана не заметила, как начала молча улыбаться воспоминаниям. Скоро у нее самой будет ребенок, и она ни за что не повторит ошибок, которые делала ее мать день ото дня. Из размышлений вывел голос Аркаши, возвращая в кабинет шефа, пахнущим дорогим деревом.

– С последним рабочим днем, Оксаночка, – невесело вздохнул Аркаша, вручая белый конверт своей сотруднице. – Я там еще премию немного добавил. Тебе пригодиться сейчас.

Ксана взяла конверт и убрала в серую «тигровую» сумочку:

– Спасибо вам, Аркадий.

– Грустно, Оксан, очень грустно. Все же я желаю тебе счастья. Раз уж выбрала, действуй.

Кристина, все это время наблюдавшая за процессом, добавила свои пять копеек:

– Аркаш, и меня тогда рассчитай, – ошарашив всех заявлением.

– Чего?! – только и смог возмутиться Аркаша.

– Давай-давай, рассчитывай! – без зазрения совести подтвердила Кристина, переложив ногу на ногу с правой на левую, в короткой черной юбочке это выглядело чертовски соблазнительно.

Ксана взяла ее за руку и притянула к себе, хорошенько встряхнув:

– Кристин, ты че творишь?

Еще не хватало, чтобы лучшая подруга из-за нее потеряла работу! Но Кристина лишь отмахнулась, поправила прядку, выбившуюся из строгого черного каре:

– Я уже все решила! Мне тут без тебя теперь скучно будет.

Упертая до невозможности, едва ли ее могло что-то переубедить. Даже если решение было спонтанным и необдуманным.


Аркаша всплеснул руками от бессилия и нескрываемого разочарования, посмотрел в потолок, словно обращаясь к кому-то невидимому, что выглядело забавно и театрально:

– Нет, ну вы точно хотите меня до могилы довести! Терять сразу две лучших танцовщицы! Не щадите вы меня девочки, не щадите.

Больше спорить он не стал, лишь принялся за расчет, готовя второй прощальный белый конверт.


Вот и все. Теперь они обе совершенно свободные и абсолютно безработные. Куда идти и что делать дальше Оксана представляла смутно, но почему-то была рада принятому решению. Еще приятнее то, что Кристина выбрала остаться с ней и поддержала. Последний раз нога ее пересекла это заведение, а выход на улицу стал долгожданным глотком свободы. Лишь бы теперь эта свобода не аукнулась да костью поперек горла не встала… но все плохие мысли потом. Сейчас хотелось наслаждаться моментом.


***


Маргарита на ватных ногах остановилась в нерешительности у дверей кабинета. Она сильнее сжала в руке папку с документами, пытаясь собраться с духом. На душе неприятный осадок после общения с лечащим врачом.

– Я хочу другого врача, – набравшись смелости, заявила в тот день Маргарита в кабинете Добровольских, и повисла гнетущая пауза. Пауза казалась долгой и мучительно болезненной, хоть и продлилась, на самом деле, не больше минуты.

Такое заявление оскорбило Добровольских лично! Как он переменился в лице: пухлые щеки побагровели от злости, широкие ноздри то и дело вздувались, словно в них нагнетали насосом воздух.

– Потеряева, да ради бога! – раздраженно выкрикнул Добровольских, бросил ручку на стол. – Это ваше право. Но другие врачи скажут тоже самое, – для внушительности он пригрозил пальцем.


После неприятной беседы Маргарите выдали выписку из истории болезни, со всеми пройденными анализами и заключениями специалиста, не забыв полить грязью для пущей доходчивости и десять раз намекнуть на ее недальновидность и откровенную глупость. Теперь она, измотанная и уставшая, вновь стояла на пороге врача, на помощь которого очень надеялась, потому что больше идти не к кому.


На деревянной лакированной двери висела ламинированная табличка, на которой красовались аккуратные черные буквы: «Главный врач отделения хирургии Уваров Станислав Анатольевич». Собравшись с духом, Рита постучала, негромко, но уверенно. Сомнения вновь захлестнули с головой: зачем она пришла? Разве сможет ей помочь хоть кто-то? Сердце забилось быстрее, руки затряслись. Рита боялась, что Станислав Анатольевич, как и Добровольских, пошлет ее куда подальше, выскажет все про ее глупость и недальновидность.


– Станислав Анатольевич, к вам можно? – Рита робко заглянула в кабинет, готовая сбежать в любое мгновение. Но стоило увидеть врача, как бежать уже никуда и не хотелось. Нет, он никогда такого не скажет, это совершенно другой человек с такими добрыми, выцветшими глазами, который столько для нее сделал, так поддерживал на протяжении нелегкого пути, когда Олег был в реанимации и когда умер.


За большим письменным столом сидел пожилой хирург. Солнечные лучи блеском ложились на абсолютно седую голову.

– Да, – он вопросительно смотрел на нежданную гостью, жену недавно ушедшего пациента. Он хорошо запомнил Маргариту Николаевну, как она дневала и ночевала у палаты. Было в ней что-то особенное, совсем юное, светлое, познавшее горе не по годам. – Проходите, Маргарита, – он жестом пригласил ее.


Врач снял очки в массивной черной оправе и положил рядом на стол.

– Станислав Анатольевич, я к вам… – начала Маргарита, но слова болезненным комом застревали в горле. Накопленные беды нахлынули разом, и сдержать их не осталось сил. Они пробили оборону, которую Рита отчаянно старалась держать в кабинете раздраженного Добровольских, перед медсестрами, осуждающими ее действия, в белом больничном коридоре.

– Помогите, пожалуйста… – голос задрожал, на глаза навернулись слезы. – У меня… у ребенка… – больше сказать не получилось ничего, Рита обеими руками держала папку и всхлипывала, опустив глаза в пол.


Врач нахмурился. Маргарита Николаевна сильно изменилась с их последней встречи. Когда они увиделись впервые, он видел в ее взгляде трепет и надежду, что муж поправится, выйдет из больницы. Потом видел в карих глазах боль, которую уже никто и ничто не сможет унять, даже сейчас, на дне зрачков, трепыхалась та самая не затихающая боль. Теперь в этом измученном, уставшем взгляде было еще что-то. Что-то испуганное, затравленное и отчаявшееся, стоявшее на грани безумия. Он по опыту понимал, что если сейчас человека оттолкнуть, то человек шагнет в пропасть, из которой не будет возврата.

Сейчас на ней лица не было: кожа бледная, щеки впали, стройность превратилась в болезненную худобу, в черных волосах появились седые проблески.


– Тише, Маргарита, тише, – все тот же спокойный голос. Голос не простой, обладающий какой-то магической притягательностью, почти гипнотический.

Станислав Анатольевич поднялся из-за стола, налил в граненый стакан воды из кувшина, протянул Рите.

– Так. Давайте-ка водички выпейте. Присядьте.

Голос и вправду действовал, как тогда, когда она обезумевшая летела по коридору, не зная еще, что именно стряслось с ее Олегом. Ее Олег… Тот же самый голос сообщил о его смерти, ночью, по телефону. О смерти Олега.

– Вот, валерьяночки таблетка, – врач взял ее руку, вложил в нее маленькую желтую таблетку.

– Я… – не переставала всхлипывать Рита, слова так и не могли сорваться с языка.

– Ну-ну, глубокий вдох, еще один. Успокойтесь сначала.

Рита так стойко держалась на похоронах, в кабинете гинеколога, когда ее ребенку подписали смертный приговор и вот сейчас… сорвалась.

– Я была у своего врача. Мне сказали, что нужно сделать аборт.


Вот оно значит, как все обстояло. Уваров невесело покачал головой. Он никогда не мог взять в толк, отчего такие хорошие, заботливые люди, как Маргарита Николаевна должны выносить в этой жизни столько страданий, а кому-то, кто этого не слишком-то уж заслуживает, все дается легко, как на ладони. И зачастую одни пренебрегают подобными дарами, а другие вынуждены бороться за свое счастье из последних сил.

– Тише, тише, нельзя в вашем положении так переживать, – он гладил ее по руке, пытаясь успокоить, как мог.


Маргарита старалась говорить, но продолжала всхлипывать:

– Я же просто хочу все варианты знать.

Станислав Анатольевич сел с ней рядом, обнял за плечи. От него приятно пахло свежим, чистым халатом.

– Я же ничего такого не сказала… а они, аборт и точка! Они же не понимают… это все что… он ведь наш…

– Так, – чуть строже сказал врач, профессиональным тоном. – Давайте договоримся. Сейчас вы оставляете историю болезни и все результаты анализов и пойдете домой, отдохнете.

Взгляд Маргариты переменился, она такими глазами, полными надежды и благодарности посмотрела на врача, что даже пожилой хирург смутился.

– Спасибо вам, Станислав Анатольевич! – все еще всхлипывая произнесла она.

– Маргарита, я ничего не обещаю, я не акушер и не неонатолог. Я покажу знакомому своему, к его мнению стоит прислушаться.

– Я понимаю. Спасибо вам.

Рита отдала папку с документами в надежные руки хирурга.


Маргарита немного успокоилась и взяла себя в руки. В любом случае, если врач подтвердит диагноз и скажет, что ребенку сохранить жизнь не удастся, она с этим смирится, но вот ожидание и неизвестность сильнее всего угнетали. Последние дни прошли как в тумане, Рита чувствовала себя роботом, который только и может, что встать с кровати, преодолеть дистанцию до работы, где можно немного отвлечься от мыслей. Слава богу Александр Степанович не слишком загружал работой и не давал тяжелых проектов. Большая часть коллег понимали, что потерять супруга нелегко и шли навстречу, но были и те, кто считал скорбь Риты слишком затянувшейся и пора бы ей полностью взять на себя обязанности. Она не обижалась, ей просто не было дела до остальных, не будет же она каждому объяснять свое положение, постоянное недомогание. Да и не хотелось никому говорить о своей боли, особенно на работе в «дружном» женском коллективе.


Больничный коридор, ожидание, кабинет врача: проверенная схема, ставшая чем-то постоянным, но не менее напрягающим. Четыре дня спустя Маргариту пригласили в клинику. Она пришла в назначенные два часа дня, ждал ее молодой врач Рустам Аркадьевич.


Рустам Аркадьевич прекрасно был осведомлен, что выглядел молодо, но также он знал, что впечатление обманчиво. На самом деле ему исполнилось тридцать пять лет, хотя многие не давали больше двадцати пяти. Молодая внешность в медицине скорее проклятие, чем награда. Многие коллеги не воспринимали его всерьез, ставя под сомнение опыт работы.

– Можно к вам?

– А-а! Вы от Уварова? Проходите, проходите, – добродушно пригласил он, улыбнувшись пациентке ровными белыми зубами.

– Станислав Анатольевич ввел меня в курс дела. Ну что, просмотрел я ваши анализы, почитал заключение предыдущего врача.

– Угу, – коротко кивнула Рита, скромно сев на кушетку и слушая каждое слово.

– Согласен, положение крайне серьезное. Дефект межжелудочковой перегородки.

Перед глазами помутнело. Конечно, следовало такое ожидать, едва ли были шансы на другой диагноз, который мог подарить хотя бы маленький шанс:

– Значит, все же аборт? – не своим голосом прошептала Маргарита.

Но Рустам Аркадьевич решительно мотнул головой:

– Ну, зачем же аборт.

Рита взглянула на него с недоверием, чуть нахмурив тонкие черные брови, а врач продолжил:

– Не буду врать и еще раз повторяю: положение у вас серьезное. Очень. Почти критическое. Но не безнадежное.


Несмотря на скепсис коллег, неоналогу-гинекологу Рустаму Аркадьеву удалось быстро заслужить уважение. Сначала он поражал тем, что не боялся брать под свою ответственность даже самые тяжелые случаи беременности, а потом «добивал» тем, что справлялся со многими сложными диагнозами и сохранял жизнь ребенку и матери.

– Маргарита Николаевна, давайте так. Я вас сегодня же ложу на сохранение. То есть весь оставшийся срок, хоть и очень длительный, вам придется провести в больнице, вы понимаете?

– Да. Да, конечно, – оживилась Маргарита. Плечи ее как-то против воли расправились, а бледные впавшие щеки чуть порозовели.

– При этом не даю никаких гарантий. Когда ребенок родиться, придется оперировать. Шансов мало.

Слова о том, что у ребенка есть шанс родиться заставил улыбнуться, и на душе потеплело, несмотря на то, что предстояла долгая многомесячная борьба за жизнь.


***


Иногда у судьбы на тебя свои планы, Оксана привыкла получать от нее лишь очередную подлянку. Но на этот раз судьба решила преподнести внеплановый подарок, которого Ксана никак не ожидала. Наверное, будь она хоть каплю верующей, поблагодарила бы Бога, но так как веры в ней меньше одной капли, благодарна Ксана лишь одному человеку.


Оксана ошарашено смотрела на две толстые пачки денег, лежавшие в ее руках, перевязанные резинкой. Она перевела удивленный взгляд на улыбающуюся Кристину.

– Кристин… зачем? – голос осип. – Ты как столько…

Кристина отмахнулась, словно ничего особенного не произошло.

– Развалюху свою продала, – чуть помедлила и добавила. – Ну… кредитик один оформила.

– Тебе как же безработной кредит-то дали?

– А я официально уже не безработная. Ну… детали это все в общем! Не заморачивайся.

Оксана снова смотрела на пачки денег. Сложно было поверить, что вот-вот и все ее проблемы могут закончиться. Она решительно протянула деньги обратно:

– Да я не могу так…

Кристина была непреклонна и отодвинула руки Оксаны с деньгами от себя:

– Я ж не дарю тебе, а в долг даю. Успокойся, – Кристину немного раздражали попытки сопротивления. Она просто хотела помочь единственному близкому человеку на земле. И пройдя через все тяготы жизни в приюте, Кристина больше всего на свете ценила эту искреннюю дружбу. С Оксаной у них установилась особенная связь, которая, наверное, бывает между родными сестрами, и Кристина твердо для себя решила, что связь с этим человеком не потеряет ни за что.

– Спасибо тебе, Крис! – Ксана заключила ее в объятьях, едва на задушив от радости.


Она все еще не могла поверить, что сейчас вот-вот и отпадет проблема долга, нависшая Дамокловым мечом. Больше она никогда не пересечется со Стасом. Отложенных сбережений и бесценного вклада Кристины должно хватить на покрытие долга вместе с набежавшими огромными процентами.


Ксана хорошо знала, где можно найти Стаса практически в любое время дня и ночи, они всем скопом отморозков регулярно зависали в местном баре. Бар был таким себе, чисто для своих, ну и, конечно, для классных телочек. Только действительно классные телочки не особо стремились здесь появляться.


– Ты еще не передумала со мной идти? Крис, ты и так много для меня сделала.

– Да щаз! Пойдет она без меня. Ага. Хрен тебе. Твоя многострадальная жопка слишком любит находить приключения, – несмотря на деланную уверенность Кристины, голос выдавал нервное напряжение.


В плане «многострадальной жопки» Кристина однозначно права. Сначала Оксана влезла в чертов кредит, потом «решила» внезапно забеременеть, а в довесок ко всему потеряла единственный источник дохода. Да, пожалуй, на ближайшие лет десять с подобными приключениями не помешает завязать и стать… матерью? Конечно, едва ли из нее получится хорошая мама, но она будет стараться, обязательно. Исправит ошибки и попробует не совершать новых. По крайней мере, Ксана точно знала, что не будет поступать так, как поступала ее собственная мать.


Уверенность Оксаны стремительно таяла, когда они с Кристинкой приблизились к бару «Кобыла». Ксана была искренне благодарна, что Кристина пошла с ней, несмотря на протест. Еще не факт, что в одиночку хватило бы решимости войти.


Стас действительно оказался в баре, вместе с несколькими друзьями, устремившими похотливые взгляды на вошедших красоток.

– Оксаночка. Только помяни, как говорится. Как раз вовремя, – расплылся в самодовольной ухмылке Стас, словно бы не он пару недель назад едва не прибил ее в собственной квартире.

Чайки умирают над морем

Подняться наверх