Читать книгу Число Пи - Наталья Павловна Новикова - Страница 1

Часть 1. Фантастическая повесть «Море».

Хелен медленно прогуливалась по средиземноморскому пляжу, наслаждаясь размеренным рокотом моря и гладким шелестом волны, омывающей край нагретого солнцем берега. Уже стемнело, и даже заиграла на небе луна, пока что сокрытая мимолётным облачным призраком. Впереди виднелся острый мыс, где заканчивалась бухта, и открывался восхитительный вид на ночную марину. Хелен ещё никогда не уходила так далеко от своей виллы, поэтому пора было возвращаться, и она уже хотела повернуть обратно, как вдруг заметила на самом краю утёса две тёмные фигуры. Девушка не поверила своим глазам – неужели кто-то забрался на самый мыс, да ещё так поздно! Но зрение её не подводило – на отвесной скале, у самой воды сидели две женщины и смотрели вдаль. Хелен подумала, что стоит подойти и познакомиться с ними – и, может быть, ей удастся найти единомышленников, чтобы больше не бродить по пляжу в одиночестве. Приняв решение, она ускорила шаг и направилась к мысу, но под ногами было много неровных камней и кустарников, так что, уже почти достигнув цели, девушка оступилась и ушибла колено. Она негромко вскрикнула и присела на тропинку, чтобы осмотреть больное место. В это время из-за туч как раз показалась луна, свет от которой позволил Хелен убедиться, что с её ногой всё в порядке, а от ушиба осталась лишь небольшая ссадина. Она поднялась, чтобы идти дальше, но вдруг заметила, что женщин на утёсе уже нет. Это было очень странно и неожиданно, но, тем не менее, когда девушка добралась до нависающей над водой скалы, она действительно была пуста.

Море вокруг оставалось спокойным, и только лунная тропа, рассекая бескрайний простор, манила куда-то вдаль, далеко за пределы горизонта. Вид был действительно впечатляющим, и, вздохнув, Хелен задумчиво опустилась на траву. Внезапно её рука наткнулась на что-то твёрдое – с удивлением девушка обнаружила, что это была книга: толстая, в узорчатом переплёте. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это – не совсем книга, точнее – не печатный её вариант, а рукописный, причём текст был выведен изящным почерком на французском языке. Это казалось удивительным совпадением – ведь Хелен изучала французский ещё в школе и до сих пор регулярно читала иностранную литературу для поддержания языка на хорошем уровне. Книга, которую она держала в руках, состояла из множества писем, написанных некоей Аделью и адресованных загадочному К. Забыв обо всех делах, Хелен открыла первую страницу и принялась читать…

Дорогой К.,

Да, мы с тобой редко общаемся, ты прав, и, вероятно, не скоро увидимся, но я буду писать тебе письма, надёжно скрывая от чужих глаз. Наверное, ты думаешь, что я сумасшедшая…что ж, гарантий дать не могу, что это не так, но, когда я пишу, мне становится легче. Чтобы ты понимал – у меня отличная жизнь, размеренная, сытая и вполне приятная, но всё происходящее вокруг всегда, с самого раннего детства, я воспринимала не так как большинство людей. Я ощущаю всё слишком глубоко: воодушевление, боль, страсть, страдания персонажей, растений, животных, людей я ощущаю так, как будто эти чувства – мои собственные. Я не люблю лишние слова, внешние проявления чего-либо, но внутри меня горят города, бушуют цунами, извергаются вулканы и рушатся дома. С этой точки зрения жизнь для меня не всегда проста и прозрачна. И мне почему-то кажется, что твоя жизнь и твоё восприятие – близки к моим.

Один психолог давным-давно, еще, когда я была школьницей, посоветовал мне вести дневник. Записывать туда эмоции и переживания, чтобы излить душу и проще справиться с окружающей действительностью. Ну, знаешь, не копить в себе эмоции, не создавать мышечные зажимы и т.д. И так, вначале ты начинаешь писать дневник. Такие маленькие отчёты, заверенные твоей подписью, с указанием даты. Но это ужасно формально, как будто ты под надзором полиции или реабилитационного учреждения. Так, что же делать? А почему бы не начать писать письма дневнику? Гениальная идея! Итак, «дорогой дневник…». Поначалу это срабатывает и приносит облегчение на какое-то время. Но потом ты немного взрослеешь, и думаешь – я пишу письма дневнику… То есть я переписываюсь с подобием книги, изливаю душу перед линованными страницами, делюсь впечатлением с кожаной обложкой…Что это со мной такое? Так же нельзя! Итак, думаем дальше… А что, если писать письма для себя? То есть самой себе. Это не так уж плохо, хотя бы живой человек! Но и это длится не долго, потому что я не шизофреник. Я же не могу вечно общаться сама с собой! Бред какой-то. И тогда, приходит прекрасная мысль – я начну писать письма воображаемым друзьям! И живые существа, и психотерапия, и расщепления личности не наблюдается. Но, как только я первый раз увидела тебя, то поменяла своё мнение. Пожалуй, только дети общаются с вымышленными друзьями, а я уже большая. Я начну писать письма тебе, потому что есть шанс, что однажды ты прочтёшь их.

А ещё, когда мы пишем слова, мы высвобождаем энергию, и эта энергия непременно доходит до адресата. Особенно, если она пронизана любовью и позитивом. У меня есть причина писать эти письма с полной уверенностью, надеждой и восхищением, потому что ты тоже думаешь обо мне. Я знаю это. Вижу, по твоим глазам, слышу в твоих словах, чувствую душой. Мы общались как будто бы целую вечность. Оба – вежливые, немного весёлые, восхищённые и всё же сомневающиеся в том, что делаем всё правильно в этой жизни… Именно поэтому иногда мы грустим, скрывая печаль за нежной улыбкой и за мыслью о том, что однажды увидимся. Знаешь, раньше от всяких проблем у меня не было сна. Уставшая и утомлённая пустыми делами, я лежала по ночам, пытаясь заснуть. Моё тело безумно хотело отдыха, а сердце яростно билось о грудную клетку, пытаясь вырваться и убежать за сотни километров, подальше от кошмара, в котором оно существует. Когда мне надоедало, я включала телефон, телевизор или ноутбук, и бессмысленно смотрела на экран, портя зрение, нервную систему и настроение.

А на часах было два, три, четыре часа ночи… Я размышляла над тем, о чём думают мама и мой муж, ищут ли что-то на просторах Интернета, или крепко спят. И частенько, в это же время у меня начиналась икота, или просто в голову лезли песни, пляски и глупые мысли… Карты Таро, оракулы, пасьянсы, звёздное небо, экстрасенсы – я перепробовала всё, чтобы достичь гармонии и покоя. А ещё, я изучала знаки зодиака, значение имён, восточный календарь, нумерологию… Раскладывала пасьянсы и даже думала попробовать ставки на спорт, но – в один прекрасный день, поняла, что для гармонии мне не хватает лишь тебя. И всё встало на свои места, как только я избрала тебя своей путеводной звездой. Теперь, изложив свои мысли в письме тебе, мой милый, я крепко засыпаю, уверенная в себе, своих силах и завтрашнем дне.

*      *      *

Дорогой К.!

Прости, что давно не писала тебе, но у меня что-то вроде творческого кризиса – какой-то затяжной тупик, в пространстве которого на меня нахлынуло множество неизвестных ранее эмоций. Хотя нас разделяют тысячи километров и миллионы человеческих жизней, я всё же постараюсь описать тебе это состояние. Сделаю я это в форме краткого эссе – немного научности, немного креатива и чуточка юмора под пеплом аристократизма… Наслаждайся!

На дворе двадцать первый век, а я всё пытаюсь написать о себе в прошедшем времени и со стороны. За плечами уже множество трудов, в которых нечто личное слишком часто оказывалось под маской чужого, пряталось и пыталось слиться с толпой. А всё из-за опасений не понравиться другим. Маска помогает переложить недовольство собой на кого-то другого. Я всегда хотела писать масштабные произведения и, каждый раз, когда у меня появлялась гениальная и глобальная идея, я уже представляла, как потрачу много месяцев на её разработку, как буду оттачивать каждое слово и в итоге получу увесистую книгу, ценность которой будет эквивалентна её объёму. Но так не получается – идей оказывается слишком много, а времени, чтобы реализовать хоть одну из них, едва ли хватит на средненькую повесть. Сколько раз мне казалось, что вот оно – вот, о чём нужно писать! И я хватала ручку и начинала выводить одну за другой неровные строчки… День, два, три… Нет, я пишу совсем не о том – это слишком мелко, слишком просто. Перечёркиваю листы или выбрасываю и начинаю снова. А совсем недавно появилась новая идея – о море, о море как о чём-то метафизическом, умозрительном. Море – это наша жизнь, это свобода от условностей, это то, к чему мы стремимся…

Вот, какие мысли посещают меня в последнее время. Надеюсь, что у тебя всё обстоит гораздо ярче и жизнерадостнее. Кстати, недавно видела твои новые фотографии с какого-то светского мероприятия – отличный костюм, тебе очень идёт! Если честно, то мне тут немного скучно, хотя, вроде бы есть всё, что нужно для комфортной жизни. Нужно бежать, милый, школа не ждёт! Но я постараюсь как можно скорее снова прислать тебе весточку…

*      *      *

Милый мой К.!

Мне по-прежнему необходимо поговорить с кем-то… С кем-то, кто не будет обвинять меня в пессимизме, перфекционизме, максимализме и прочих выдумках учёных. Сейчас я сижу у окна, выходящего на город, и смотрю, как из-за плотной и мутной завесы медленно поднимается ещё пока прохладное весеннее солнце. Эта пелена, с каждым годом всё сильнее заслоняющая небо, – вовсе не туман, а отвратительный и опасный, как дракон Смауг, производственный смог. Дым, топливные выхлопы и вредоносные испарения – верные спутники прогресса – теперь уже неотъемлемая часть воздуха, которым дышит население любого города. Знаешь, даже не столь важно, в каком городе я живу, ведь это всего лишь один из многих промышленных центров мира, которые ничем не отличаются друг от друга. Вообще, люди разных стран, хотя и обладают характерными национальными чертами, традициями и собственными лингвистическими системами, на самом деле схоже мыслят, испытывают одни и те же эмоции и нуждаются в одинаковых удобствах… Пару лет назад в одной из своих публикаций я пыталась привлечь внимание общественности к этому факту, а потом в еженедельной газете обнаружила любопытную статью влиятельного нынче в сфере массовой информации критика, господина Э. Думаю, что ты слышал о нём – его заметки регулярно появляются в СМИ. Этот джентльмен, получил отменное техническое образование в области горнодобывающей промышленности и, по свидетельству некоторых авторитетных сайтов, профессионально увлекается игрой в шашки.

Популярным он стал, в основном, благодаря критическим статьям, конструктивно анализирующим работы прогрессивных учёных, философов и литераторов. На мой взгляд, господин Э. достоин уважения – его компетентный подход к делу, и неоценимая помощь литературным изданиям делают честь его талантам. А главное – что всего он добился самостоятельно. Насколько мне известно, его мать занимала невысокую должность в руководящем составе крупного издательства, а отец по большей части работал с нефтью и акциями, что никогда не интересовало знаменитого критика. Несомненно, родители гордились своим одарённым отпрыском, иначе не подарили бы ему виллу в Ницце в честь получения господином Э. первой литературной премии, сразу за которой последовали десятки других. Впрочем, о нём ты и сам можешь почитать соответствующую литературу, а я, несмотря на ироничное начало, нахожусь в глубокой депрессии и хочу привести тебе небольшую цитату:

«Каждый лист публикации под названием «Мы – жители Земли» стоил Адели Б. немалых трудов, но смысл этих строчек остался для меня непонятным. Ведь не зря же люди разбились на нации и живут в разных странах – зачем тогда объединять их по неопределённым причинам? Чужая душа – потёмки, как говорили раньше умные люди, и значение этой фразы не только опровергает многословные доказательства Адели, но и должно было бы стать девизом всей философской науки». Как тебе это нравится? Это практически всё, что цепкому критику удалось выудить из моей монографии на семьдесят страниц. Впрочем, ты знаешь, что мне всё равно, кто и что обо мне пишет… Но, настроение всё равно ужасное! Если бы не ты, наверное, я бы уже разбила что-то тяжёлое (типа вазы или хотя бы бутылки) о голову этого ужасного человека… У меня даже запасы скептицизма иссякли, а это моё единственное оружие. Береги себя.

*      *      *

Дорогой К.!

Мне снова нечем порадовать тебя – кругом печаль и разочарование. И, если говорить начистоту, то их истоки кроются в далёком прошлом вместе с некоторыми студенческими и пост-студенческими годами. Хотя, по всей видимости, путь к полному отчаянию, плавно перешедшему в полное безразличие, начался ещё раньше – с безоблачных детских лет, когда я, с воодушевлением забинтовав маме пальцы на ногах, щедро смазывала их вареньем и мечтала о том, чтобы стать врачом. Или, с того момента, когда я надевала мамины туфли на пять размеров больше и, используя толкушку для пюре как микрофон, исполняла песни прошлых тех лет. Как бы там ни было, с поступлением в школу пришло осознание собственной важности – ведь образование гарантировало прилежному учащемуся блестящее будущее. К последнему классу школы это будущее блестело уже так, что половина моих одноклассников страдала от серьёзных проблем со зрением.

Но что есть зрение простого смертного в сравнении с вечным знанием? Вот именно, что ничего, решали школьники и с пущим рвением поступали в университет, а осознание собственной важности постепенно начинало зашкаливать по мере приближения первого семестра обучения. Чтобы не утомить тебя длинным описанием, расскажу сразу о выпускном годе в университете, когда как раз-таки это самое осознание собственной важности резко упало до нулевой отметки, в результате того, что образование открывало перед студентами широчайшие перспективы.

Просто, перспективы оказывались настолько широкими, что в них можно было запросто пропасть без вести, и настолько бессмысленными, что деятельность первоклассника казалась студенту-выпускнику более существенной и общественно важной, чем его собственная профессия. Некоторое время, побродив по бескрайним просторам образовательной перспективы, молодые специалисты, в большинстве своём, вскоре находили подходящую вакансию продавца-консультанта с удобным сменным графиком или ночную подработку укладчиком. А порой, удачно выходили замуж, как это случилось со мной. Но удача в данном случае теперь кажется мне довольно сомнительной… Прости, об этом эпизоде я расскажу тебе в другой раз – несмотря на яркий привкус иронии, которая, порой, чрезмерна в моих словах, она напрямую отражает степень внутренней неудовлетворённости, которую можно скрасить только общением с мамой или письмами к тебе…

*      *      *

Здравствуй снова, милый К.!

Я редко упоминаю о моём муже, вероятно, потому что его присутствие так незаметно, что иногда я вообще о нём забываю. Странно… Ведь я так долго ждала момента знакомства со своим суженым, часто представляя себе, каким именно образом всё это произойдёт. По моим наблюдениям, ожидание свойственно человеку как некая цель в его жизни – он начинает ждать чего-то с рождения. Человек ждёт, когда ему купят новую игрушку, как он пойдёт в школу, получит работу, купит квартиру, встретит свою вторую половину; ждёт пока пройдёт рабочая неделя и наступит выходной день, ждёт, когда из-за надоевших туч выглянет солнце. Список можно продолжать бесконечно, суть заключается в том, что как только ожидаемое наступает, что случается не так уж часто, или, во всяком случае, не в той форме, в которой его ожидают, вся радость от процесса томления сразу улетучивается. Вскоре оказывается, что игрушка не такая интересная, в школе нечего делать, работа совсем не та, что обещали, половина оказалась не своей, а чужой, и по мере приближения выходного дня, желание отдохнуть как-то ослабевает.

Впрочем, я обещала рассказать о моей встрече с судьбой, а обещания, данные тебе, я обязана сдерживать. Это событие, по закону подлости, было лишено романтики – никаких спасений из-под колёс поезда, свиданий под звёздным небом и ужинов при свечах. Окончив филологический факультет, я пошла работать в школу – преподавателем литературы, где на родительских собраниях иногда видела отца одного из самых ленивых и дерзких школьников. Этот господин О. много работал и мало думал об образовании сына, но каждый раз у него был такой потерянный вид, напоминавший протёртую до дыр тряпку, что мне становилось безумно его жалко. И тогда я предложила дополнительно обучать сына господина О., чтобы хоть немного улучшить успеваемость этого неименитого отпрыска. Не знаю, зачем я это сделала – может, от скуки, а может из высоких побуждений… В любом случае, он был весьма рад и позволил мне приходить к нему домой и за небольшую плату заниматься с мальчиком гуманитарными дисциплинами

Вскоре выяснилось, что господин О., который, по неизвестному стечению обстоятельств оказался в разводе, не успевал не только отслеживать школьные успехи сына, но и даже поддерживать элементарный порядок в доме, а мне было уже нечего терять, поэтому я согласилась ещё и вести домашнее хозяйство. Так, постепенно я стала одним из членов семьи, и ничуть не удивилась, когда господин О. однажды вечером заявил, что для нас обоих было бы более удобно заключить брак на взаимовыгодных условиях. Он вообще сильно практичный человек, так что я обзавелась собственной комнатой в большой квартире мужа и перевезла туда же свою маму. За работу по дому и репетиторство я получала бесплатное питание и еженедельную оплату, достаточную для личных расходов.

Такое положение дел какое-то время меня устраивало. Всё свободное время я могла посвящать написанию философских работ, не теряя надежды на то, что однажды они станут популярными и принесут пользу научному сообществу. Я всегда считала, что для меня важен собственный комфорт, спокойная обстановка – когда нет никаких происшествий, ничего неожиданного, никакого риска. Теперь я начинаю понимать, что ошибалась…Через десять лет, прожитых в не слишком удачном, но стабильном браке, мужу урезали заработную плату, и вместо занятия публицистикой, не приносящей славы мне пришлось найти себе более полезное поприще…

Тут Хелен пришлось нехотя захлопнуть книгу, потому что в кармане жакета назойливо звонил телефон – углубившись в чтение чьих-то размышлений, женщина напрочь забыла о том, что на дворе уже почти ночь и дома её ждёт муж.

– Хелен! Ты хоть знаешь, сколько уже времени? – в трубке раздался беспокойный мужской голос, – Что случилось? Ты так давно ушла из дома!

– Дэвид, милый, пожалуйста, не сердись, – постаралась успокоить его Хелен. – Со мной всё в порядке и обещаю тебе, что через пятнадцать минут буду дома.

– Почему тебя всегда тянет куда-нибудь! Ночью, одной, в темноте… Как будто тебе в жизни не хватает приключений!… Ладно, приходи скорее, я буду ждать тебя на крыльце.

– Хорошо, дорогой, до встречи.

Как она и обещала, что, кстати, довольно странно, через четверть часа женщина ступила на порог уютного коттеджа. Дэвид стоял в дверном проёме, прислонившись к косяку, и сурово поблескивал глазами из-под густых тёмных бровей.

– Наконец-то, – проворчал он. – А я уже хотел спасательную бригаду посылать за тобой.

– Не смейся, Дэйви, – озадаченно заметила Хелен, пытаясь зайти в дом. – По дороге со мной произошла странная история… Ты не поверишь, но…

– Боже мой, Элли, можно я не буду выслушивать очередную твою историю? Иногда я начинаю забывать, кто из нас тут работает в издательстве, а кто – должен заниматься научной деятельностью.

– Нет, ты не понимаешь! Это серьёзно! Пока я шла по берегу, то увидела двух женщин, которые потом исчезли, а на их месте…

– Прости, что они сделали? – Дэвид недоверчиво тряхнул шевелюрой. – Исчезли? И как это объясняется с точки зрения физики?

– В этом я и должна разобраться. На том месте, где они сидели, я нашла записную книжку одной из женщин. Теперь я хочу провести расследование, чтобы выяснить, что произошло.

– Если мне не изменяет память, то ты работаешь в науке, а не в сыскном агентстве, – заметил Дэвид, разочарованно оставив попытки поцеловать Хелен, и пропуская её в дом. – Или ты решила податься в писатели?

– Дэйви, я знаю, что это не так просто понять, но этот дневник почему-то важен для меня… Мне кажется, что это какое-то предопределение свыше. Я чувствую, что обязана разгадать эту загадку.

– Как хочешь, – пожал плечами муж, – Только я иду спать и выключаю везде свет. Уже поздно, и своё расследование ты сможешь начать завтра.

– Но, как же…

– Элли, я выключаю свет! У тебя ещё есть тридцать секунд, чтобы принять душ и переодеться.

В конце концов, женщина сдалась и пошла спать, но, как следовало ожидать, это ей не сильно помогло – несколько часов она крутилась с боку на бок под бодрое похрапывание мужа, но стоило Хелен попытаться покинуть кровать, как Дэвид сильнее прижимал её к себе. Когда небо за окном уже стало светлеть, женщине всё же удалось заснуть, но сновидения, являвшиеся ей, были пугающими, тревожными и таинственными, поэтому Хелен с радостью проснулась, почувствовав запах свежесваренного кофе, тянущийся из кухни.

– С добрым утром, полуночный сыщик! – поприветствовал её Дэвид. – Я думал, что ты ещё поспишь, а я тихо позавтракаю и уйду на работу.

– Я уже выспалась, да и ночь была не слишком спокойной…

– Ты всё о загадочном дневнике? Неужели он не оставлял тебя даже во сне?

– Да, – коротко ответила Хелен. – Боюсь, что пока я не узнаю всё о той, которая его написала, покой мне не будет даже сниться. И, возможно, здесь понадобится твоя помощь.

– Что ж, я взгляну перед уходом. У меня есть в запасе пятнадцать минут. Посмотрим, что я смогу сказать тебе на этот счёт.

Как ни странно, стоило Дэвиду раскрыть дневник, выражение безразличия на его лице сменилось глубокой озадаченностью. На раскрытой странице перед ним размещался небольшой, но увлекательный текст:

Дорогой К.!

Знаешь, несмотря на банальность нашей жизни, глядя на море проезжающих под окном машин, на море серых картонных домов и море спешащих по делам людей, я часто думаю о море. О настоящем море – бескрайнем, глубоком, неизведанном; о той стихии, что никогда не покорится человеку. Пару дней назад я сказала об этом мужу, но он посчитал, что мне должно быть достаточно прошлогодней поездки в Египет. Я пыталась объяснить ему, что говорю совсем не о пляже и кусочке воды, обустроенном человеком под свои нужды, а о настоящем морском просторе, неподвластном людям. Но он остался безразличен к моим словам, перечисляя возможные опасности открытого моря и делая акцент на дефиците средств для поездки.

Представляешь, после этого разговора, видимо, в качестве утешительного бонуса господин О. подарил мне комнатный фонтан с журчащей водой, правда, он больше раздражал, чем успокаивал. Ещё был проектор морских волн на стены ванной комнаты, который, напоминая о навязчивой мечте, всё чаще вызывал печальные эмоции. Я уже говорила, что мой муж слишком практичен в своих действиях. Но окончательную черту под моими планами подвели слова, сказанные им вчера вечером – оказалось, что нам придётся переехать из этой квартиры к его родственникам, потому что оплата коммунальных услуг стала слишком дорогостоящей. И это – несмотря на то, что половину своей зарплаты я отдаю на поддержание квартиры! Наше нынешнее жильё он решил продать, пообещав, что я получу жалкие 25% от сделки. На них даже однокомнатную квартиру не купить будет – в лучшем случае комнату…

В результате, теперь мы с мамой должны перебраться к его безумным родителям, живущим на окраине города. А у них всего-то две небольшие комнаты и гостиная. При этом если сын господина О. как-нибудь останется ночевать, то его непременно положат к нам в комнату.

«Вот это комфорт!», – думала я, представляя, как сын господина О., проводивший обычно время у друзей и знакомых девушек, пьяный, придёт домой и будет громко храпеть между мной и мамой. Муж сказал, что других вариантов у нас нет, значит, делать нечего. В последнее время я часто замечаю, что жизнь любит подбрасывать людям ситуации, в которых невозможно ничего изменить самостоятельно, но и впадать в отчаяние тоже бессмысленно. Как говорится: наступил на грабли – получи по лбу. А, когда получил по лбу, ничего не остаётся, как только приложить к нему что-нибудь лечебное. У меня под рукой из лекарств оказалась только очередная публикация, сдобренная слишком острой для этого блюда критикой, и билет в кино на новый драматичный фильм…Ну и конечно – письмо к тебе, мой милый…

*      *      *

Дорогой К.,

Ослепительное апельсиновое солнце беззвучно расплескивалось по карамельной россыпи пляжного песка, а бирюзовая вода, словно игристое вино, ровными наплывами дополняла этот освежающий коктейль. Вот я с наслаждением погружаюсь в прозрачную бездну моря, поверхность которого ежесекундно разбивается на миллион стеклянных осколков под бликами света. Моя голова оказывается то в безмятежном мире немых рыб и неустанного подводного гула, то возвращается к тропическому пляжу, солнцу и плеску волн. Внезапно шум становится сильнее привычного рокота прибоя, я поворачиваю голову и в нескольких метрах от себя вижу колоссальной высоты волну. Эта конструкция из жидкой, безвредной на вид, воды напоминает надвигающуюся глыбу льда ярко-зелёного цвета. И через пару секунд она обрушивается на меня. Я с трудом успеваю задержать дыхание, выныриваю и, не успев отдышаться, понимаю, что на подходе уже следующая вершина морской горы… Кислорода становится всё меньше, мой разум одолевает паника, тело немеет от страха и беспомощности. А волны всё наступают с неумолимой беспощадностью, они накрывают меня с головой, всё больше прибивая ко дну. Последний мучительный вздох и… из груди вырывается крик.

А потом – всё резко меняется…За окном царствовал полумрак. Вовсе не потому, что было подходящее время суток. Просто полумрак наполнял наш мир уже не первый год. А день сейчас или ночь – вовсе не важно, ведь мне никуда не нужно идти. Почти никому никуда не нужно идти. И некуда. Который час? Месяц? День недели? Сколько людей живёт на земле? Сколько им осталось жить? На эти вопросы никто не знает ответов. Никто не может. Всё, что мне известно – что некоторое время назад, может несколько месяцев, а может лет, их давно уже никто не считает, миновал 2049 год. И то, что он миновал, было одновременно нашей победой и нашим поражением. Преодолением нового рубежа жизни и последним шагом к смерти. Почему в отсутствии дней, часов и дат я помню этот год? Потому что его помнят все. С этого года было объявлено всемирное апокалиптическое ожидание. Это значит, что каждый житель планеты с этого года стал смертельно больным человеком, обречённым доживать свой неопределённый век в унылых стенах больницы. Так мы живём до сих пор. В своём сумрачном царстве.

Ах да, я забыла объяснить, почему на землю опустилась полярная ночь – говорят, много лет назад, такое явление случалось в северных странах. Наверное, это было красиво, в отличие от слоя дыма, недавно заслонившего солнце. Не тучи и не суточное вращение Земли лишили нас света, а обычный промышленный смог.

Бродить в нём, конечно, весьма интересно – наблюдать, как он тёмным призраком нависает над тем, что осталось от улиц, или зловеще клубится вокруг силуэтов людей, как чернила каракатиц, что когда-то водились в море. В том море, которое почти полностью поглотило собой материки. В том море, где теперь вместо рыб и что там водилось раньше, обитают полуразрушенные дома, тонны проводов, бесполезные механизмы и целые города. Но всё же, от моря ещё есть толк – если лесным воздухом уже не подышишь, потому что деревья, которые остались от вырубки, погибли без солнца под ядовитым воздействием выбросов, то полное мусора и химикатов море, порой, всё ещё приносит за собой свежее дыхание ветра.

А когда в результате разрушения озонового слоя, при благоприятных погодных условиях на небе прослеживается завуалированный солнечный лик, торчащие из воды трубы, вышки и крыши приобретают романтический оттенок… И здесь, я наконец, просыпаюсь. Снова этот кошмарный сон, снова предчувствие тревоги и ощущение невероятной тяжести… Дорогой К., я не стала бы так детально описывать тебе это сновидение, но ты не поверишь, сколько раз я его уже видела… Столько, что успела выучить наизусть каждую деталь, цифру или действие. Пожалуй, единственное, что меня беспокоит в последнее время – это сны. Жуткие, леденящие сны, с кошмарными сценами апокалипсиса и холодного ужаса. Снятся ли они и тебе, дорогой? Очень надеюсь, что нет… Хотя, в нынешних условиях, когда каждый второй обещает нам скорый конец света, это вполне вероятно. Понятия не имею, к чему это всё, но знаю одно – пока что, такой сон не приносит мне ни отдыха, ни хорошего настроения. Но тебе я от души желаю спокойной ночи, и верю, что когда-то умиротворение придёт и нам обоим…

– Мда, весьма интересно, – произнёс Дэвид, внимательно изучая страницу. – Содержание представляется мне занимательным, но его явно писала не француженка…

– Ты уверен? Почему ты так считаешь?

– Прямых отсылок к этому нет, но в тексте использовано много старых слов, вышедших из употребления. Сейчас их можно найти только в словарях – я сам делал такой сборник для одной из статей, посвящённых нашим французским коллегам. Ещё мне не очень нравится написание слов – многие из них выглядят на английский манер, да и сам дух этого послания больше напоминает сюжет американского фильма, чем французское письмо.

– Придётся поверить тебе, – улыбнулась Хелен. – Жаль только, что моё лигвистическое прошлое не подсказало мне всего того, что смог обнаружить ты.

– Не переживай – твои знания человеческой природы расскажут нам гораздо больше об этой женщине… Ну а мне пора на работу. И, кстати, тебе тоже скоро уходить!

– Я помню, Дэйви, – Хелен поцеловала мужа и пошла собираться, а через некоторое время внизу негромко хлопнула дверь.

Женщина подошла к окну – серебристый автомобиль величаво выезжал со двора – Хелен помахала Дэвиду рукой и, прихватив с собой новоявленное чтиво, принялась собирать сумку. А уже спустя час, психотерапевт, удобно устроившись в рабочем кресле, продолжила изучение необычных писем. Начала она с поиска некой Адели Б. на Интернет-просторах, но по этому запросу компьютер выдал больше тысячи вариантов. Тогда Хелен попыталась найти женщину в списках пропавших людей, но там не оказалось никого с таким именем.

– Ладно, сделаем по-другому, – решила она внезапно. – Напишу-ка я объявление.

Через несколько минут на экране компьютера появились следующие строчки: «На берегу моря, неподалёку от центрального парка, найдена книга, принадлежащая Адели Б. Родственникам, друзьям и всем, кто знаком с этой женщиной, просьба обратиться по нижеследующему адресу». Дальше располагался адрес самой Хелен и её рабочий телефон. Разместив объявление на нескольких сайтах, женщина также распечатала себе пару-тройку дополнительных экземпляров, чтобы повесить их на дверь медицинского центра и в нескольких местах по дороге домой.

– Кто-нибудь должен откликнуться, – сама себе сказала Хелен, привыкшая к оптимистичному взгляду на мир, и только собралась открыть рукопись, как в дверь постучали.

– Войдите! – отозвалась женщина, и вслед за этим, смущённо скрипнув, дверь открылась, и за ней показался солидного вида мужчина. – Пожалуйста, присаживайтесь.

– Здравствуйте, доктор Гартнер. Меня зовут Роберт Орсон, – представился пациент, занимая место напротив Хелен. – Знаете, у меня очень непростая история.

– Должна заметить вам, мистер Орсон, что с простыми историями ко мне обычно не приходят, так что я готова вас выслушать. Расскажите мне всё, что считаете нужным, а если мне будет не хватать некоторых деталей, то позже я задам вам соответствующие вопросы.

– Постараюсь. Понимаете, доктор, дело в том, что от меня ушла жена, причём мы с ней прожили вместе довольно много лет – и до брака, и в браке. Сейчас я начинаю понимать, что её не устраивало, но тогда… Я вёл себя очень глупо и не обращал внимания на важные для неё мелочи. Мне казалось, что я очень занят на работе, что деньги – это самое важное в семье. Я бы так хотел повернуть время вспять, но это невозможно.

– Простите, мистер Орсон, но я вынуждена прервать ваш рассказ, чтобы внести некоторое уточнение. Насколько я поняла, от вас ушла жена. Но в чём заключается ваша нынешняя проблема – вы не можете найти себе новую спутницу жизни или беспокоитесь о судьбе вашей бывшей жены?

– Она мне не бывшая жена. Мы женаты до сих пор.

– То есть вы женаты, но вместе не живёте? Когда же произошло событие, которое повлекло за собой разрыв?

– Семь лет назад. Семь лет назад она ушла.

– Довольно большой срок. Могу ли я поинтересоваться, где сейчас находится ваша жена, если вам это известно?

– В том-то и дело, что никто не знает, где она. Семь лет назад она ушла вечером на концерт и не вернулась домой. Я обращался в полицию, расклеивал объявления, но никаких результатов это не принесло. Были найдены какие-то косвенные улики, поисковые службы работали даже за границей, но ничего конкретного исследование не показало. Спустя три года после её исчезновения, поиски были прекращены, а моя жена – признана пропавшей без вести.

– Хм, действительно загадочная история, – пробормотала Хелен, пытаясь забыть о таинственном дневнике, обнаруженном на берегу моря, и переключиться на проблему пациента. – И что же побудило вас обратиться к психотерапевту спустя семь лет после пропажи вашей жены? Вы ведь понимаете, что помочь вам в поисках мне не удастся.

– Это я понимаю, – кивнул мужчина. – Просто, как я уже говорил, меня сильно угнетает совесть – чем больше времени проходит, тем больше я злюсь на самого себя. А в последнее время мне повсюду мерещится девушка, очень похожая на мою жену – она снова напоминает мне о том происшествии. И, самое главное, этот фантом настолько реалистичен, что, порой, мне кажется, будто бы я вернулся в прошлое, и всё хорошо. Но, стоит мне приблизиться к этому видению, как оно исчезает.

– Скажите, мистер Орсон, обращались ли вы к медиумам с этим вопросом?

– Да, и не один раз. В течение нескольких лет я регулярно проводил спиритические сеансы с лучшими специалистами страны, но они оказались бессильны. Мне сказали, что призрака моей жены нет в мире усопших, а значит – она по-прежнему среди живых людей, просто очень далеко от меня.

– А чем же эти специалисты объясняли появление фантома?

– В первую очередь, галлюцинацией в результате сильного нервного напряжения. Другая версия была более дилетантской – говорят, что есть люди, обладающие способностью к телепортации – перемещению в пространстве. Моя жена очень любила путешествовать, точнее – всегда мечтала об этом, но будничная суета не позволяла нам слишком часто выезжать куда-нибудь.

– Вы правы, мистер Орсон, это действительно очень трудная ситуация и, к сожалению, ясного ответа прямо сейчас я не могу вам дать. Давайте договоримся следующим образом – мы с вами будем видеться каждую неделю, для этого я выделю отдельный день, допустим – в пятницу. Вас устраивает такой график?

– Да, конечно. На работе это короткий день, поэтому в это же время я буду у вас.

– Прекрасно. Тогда, к следующей нашей встрече я попрошу вас подготовить мне самое подробное, какое только можете вспомнить, описание вашей жены. Мне понадобиться её внешность, интересы, особые приметы и все, что вам покажется важным.

– Хорошо. Думаю, что смогу описать вам свою жену в деталях.

– Надеюсь, это нам поможет. А сейчас, скажите мне, насколько сильно эти видения мешают вашей деятельности? Нужно ли прописать вам успокоительное?

– Знаете, доктор Гартнер, видения появляются весьма неожиданно. Иногда они срывают мне деловую встречу или чуть не приводят к аварии, но никакие успокоительные тут не помогали. Сейчас я просто стараюсь свести к минимуму все возможные риски. Но, в последнее время, меня часто мучает бессонница, поэтому я бы хотел, чтобы вы порекомендовали мне хорошее снотворное средство.

– Как пожелаете, мистер Орсон, – отозвалась Хелен и, пару секунд поразмыслив, написала на листке нужную комбинацию медицинских знаков, трудных для понимания обывателя. – Вот лекарство. Будете принимать за час до сна. Если возникнут жалобы, приходите ко мне без записи, я выпишу другое средство.

– Благодарю вас, доктор. Вы – моя последняя надежда. До свидания.

– Всего хорошего, – машинально ответила женщина, в сознании которой всё ещё эхом отзывалась фраза о последней надежде, брошенная пациентом перед уходом.

После трудового дня, отягчённого абсолютно неразрешимой загадкой, с участием пропавшей без вести жены, мысли в голове Хелен путались, поэтому, чтобы отвлечься от бешеного ритма будничной жизни, она с удовольствием погрузилась в чтение таинственного дневника. До дома был неблизкий путь на автобусе, так что времени у женщины было предостаточно.

Дорогой К.!

Сегодня утром я при поддержке мамы собрала вещи, потому что господин О. попросил освободить квартиру до полудня. Общими усилиями мы управились всего за полчаса, сложив два платья (деловое и летнее), пару брюк, пару джинсов, несколько блузок, свитер и три пары обуви: кроссовки, сапоги и балетки. Сборы завершились зубной щёткой, мочалкой и полотенцем, которые делали процесс переезда похожим на подготовку к походу. Представь себе, вот и все мои вещи! Наверное, тебе, с твоим множеством костюмов на все случаи жизни и стильных футболок сложно вообразить подобный гардероб.

Мама сказала, что дом родителей господина О. находится рядом с рекой, и она даже вроде бы видна из окна, что довольно неплохо для города, но я всё равно хочу на море. Но никто, кроме мамы и тебя, не может этого понять. Мне кажется, в жизни каждого человека рано или поздно наступает момент, когда он начинает думать о море, и с тех пор эта мысль уже не отпускает его. Это, если хочешь, некий показатель зрелости людей, их жизненной пресыщенности. Ну, а если опустить мою любимую философскую часть, то для городского жителя вполне естественно желать радикальной смены пейзажа. Хотя суть моего стремления заключается в том, что я просто хочу к морю, без особых на то причин и обоснований… Я хочу погрузиться в него, раствориться в нём, стать частью этой бесконечной водной глади…

Да-да, не смотри на меня так, я согласна, что мои слова начинают попахивать шизофренией, но это – именно то состояние, в котором я пребываю. А ведь я обещала быть честной с тобой… Если убрать весь психопатический подтекст, то до окраины города мы добирались медленно, в основном, из-за сильного порывистого ветра, мешавшего спокойной пешей прогулке, но, на самом деле, хотелось как можно дальше оттянуть момент переезда. Магазины были забиты народом в связи с выходным днём, поэтому сейчас я сижу в уютном кафе и пью ароматный кофе, который, скорее всего, мне теперь не скоро доведётся пить. Ну, а ты, насколько я помню, кофе не употребляешь в принципе, так что буду утешать себя этим фактом.

*      *      *

Мой единственный К.!

Вчера к концу дня нам всё-таки пришлось добраться до пункта назначения. Хотя дом, где жили родители господина О., выглядел довольно устойчивым, трещины на его фасаде были такими же глубокими, как морщины на лице древнего старца. И буйной растительности, пробивавшейся сквозь каждую щель, на нём так же было предостаточно. Если отнять от его возраста сумму наших с мамой лет, то эта постройка окажется очень даже современной, – решила я, с опаской заходя в подъезд. К счастью, до последнего этажа мы добрались без особых приключений – даже в лифте нам застрять не удалось, правда, может быть, это произошло потому, что лифта в этом доме отродясь не было. А так, все ступеньки были на месте, как и перила, за которые всё-таки не рекомендовалось держаться. Около квартиры нас с мамой уже приветливо встречала стая крыс, но эта встреча была недолгой, так как крысы очень спешили вниз, где кто-то готовил курицу в духовке. Переждав пару минут, пока пройдёт шок от увиденного по дороге к квартире, я, признаюсь, не без трепета нажала на кнопку звонка.

Дверь нам открыл отец господина О., который в точности являлся его сморщенной копией. Особенно милой оказалась его жена, судя по внешнему виду – прекрасный образчик викторианской эпохи, которая со всей честностью заверила нас, что никаких домашних животных, кроме тараканов, они не держат. «Хорошо, что они не подкармливают мух, комаров или клещей», – с облегчением подумала я, пока О.-старший выуживал из недр шкафа домашние тапки, которые, по всей видимости, носил ещё Наполеон. Потом мы долго и печально слушали историю про отличного пса по кличке Тяпа, который никогда не мешал этой парочке спать, и сам спал настолько крепко, что, по словам хозяев, даже не слышал, как в дом пробрались воры и вынесли телевизор. Рассказ, конечно, не из лучших, особенно, при том, что мораль в нём заключается в том, что без разницы, что вынесли воры, главное – собаку оставили. Тем не менее, жена О.-старшего, как оказалось, очень скучает по давно оставившему этот мир псу и продолжала каждую зиму вязать Тяпе тёплые носочки и шапочку…

С самыми безутешными опасениями мы проследовали за хозяином дома в свою новую комнату, но, как ни странно, выглядела она довольно приятно, не считая грязных серых обоев. Как и следовало ожидать, своё истинное лицо это временное обиталище открыло ближе к ночи, когда выяснилось, что из моего матраса торчат пружины, а диван мамы продавлен в середине. Правда, когда я заметила, что, похоже, сплю на главной фамильной ценности этой семьи, мама возразила мне, сказав, что, зато я не достаю спиной до пола. Хотя, на самом деле, мама недооценила свой диван – его конструкция была сооружена как раз для того, чтобы спящего не выдувало из кровати сквозняком, который пробивается из щелей в оконной раме, а это – немалое преимущество. Таким образом, спать маме было намного спокойнее. И, хотя она боялась, что за ночь её съедят тараканы, мне показалось, что эти милые существа, напротив, будут охранять наш покой, и разбудят с первым лучом солнца.

Милый К., прости мне эти глупые шаржи – уж не знаю, что на меня нашло. Видимо, я в таком жутком состоянии под впечатлением от нового дома. Надеюсь, что к следующему письму это пройдёт, а пока я буду тешить себя фантазиями о лучшем будущем.

*      *      *

Дорогой К.!

Не знаю, насколько тебе это понравится, но я всё же продолжу свою диковатую историю. Сегодня утром разбудили нас вовсе не тараканы, и даже не солнце, а жуткий грохот за стенкой – по всей видимости, господин О.-старший выпрямлял гвозди молотком, а потом вбивал их в доску, которая ежеминутно ударялась о стену, отделявшую нашу спальню от кухни. Его милейшая жена в это время что-то напевала себе под нос и прихорашивалась у зеркала, пока в кастрюле на газовой плите медленно, но верно догорали остатки утренней каши, предназначенной для гостей, то есть – для нас с мамой. Когда я осторожно выглянула из комнаты, древняя дама сообщила мне, что они с господином О.-старшим всеми силами старались не шуметь, чтобы мы как следует отдохнули. Да уж, старания престарелой пары оказалось весьма заметным. Потом мы чуть не совершили роковую ошибку – подрёмывая на ходу, я чуть было не согласилась отведать вкуснейшей горячей каши на заваленной газетами и досками кухне, но вовремя исправила эту оплошность.

Я сказала, что мы позавтракаем немного позже, а для начала лучше прогуляемся. В итоге мне всё-таки удалось убедить эту добрейшую женщину в том, что у нас с мамой ещё остались некоторые дела, и мы поедим на ходу. А вот потом, милый К., выяснилась любопытнейшая деталь – оказывается, господин О. пока ещё не продал квартиру, а прекрасным образом остался в ней сегодня на ночь! И что бы там мне не говорили про проведение необходимых работ и смену замка на входной двери для новых хозяев, абсолютно очевидно, что всё это – лживые выдумки. После такого разговора размышлять дальше было уже не о чём – я собрала вещи первой необходимости и, забрав из комнаты маму, направилась к входной двери. Находясь в шаге от собственной свободы, мы пожелали хозяевам дома доброго дня и распрощались с ними до вечера, после чего стремительно выскочили за порог и сбавили шаг только, когда ненавистное здание уже осталось позади.

Милый друг, не знаю, как я смогу заставить себя вернуться обратно в эту жуткую квартиру! У мамы больше опыта, и с годами она стала спокойнее и неприхотливее, а вот я, как раз наоборот, вновь почувствовала себя капризной маленькой девочкой. Удачного тебе отдыха, и, надеюсь, ты привезёшь мне хоть чуточку солнца и свежего гималайского воздуха…

Перелистывая страницу, Хелен случайно бросила взгляд в окно, и поняла, что уже проехала свою остановку, пока читала дневник и размышляла над ним. Хорошо, что поблизости оказался Дэвид, который в целости и сохранности довёз её домой.

– Элли, тебе нужно быть внимательнее, – заметил муж по дороге. – Эта книга поглощает всё твоё сознание.

– Знаю, Дэйви, – отозвалась Хелен, – но она каким-то странным образом притягивает меня, мне почему-то хочется узнать, что за женщина написала эти письма.

– Такие вещи случаются, я согласен. Просто я пытаюсь донести до тебя, чтобы ты не забывала о своей обычной жизни. Не живи только этим новым вымышленным миром. Иногда ты слишком сильно погружаешься в него. Впрочем, я знаю, чем тебя отвлечь – в пятницу мы идём в филармонию!

– В пятницу? Это плохо – у меня встреча с одним из пациентов…

– Ничего страшного, перенесёшь встречу на другой день. Ведь у нас с тобой годовщина свадьбы.

– Это… будет непросто. Этот пациент находится в крайне сложном состоянии. Семь лет назад от него ушла жена… – и Хелен рассказа Дэвиду историю, которую ей поведал мистер Орсон.

– Да брось, Элли, – Дэвид скорчил гримасу после того, как жена закончила повествование, – Что тут такого серьёзного? Он же не пытается выпрыгнуть из окна!

– А вдруг попытается?

– Но ведь за эти семь лет он не пытался! Элли, это абсолютно ерундовый случай, а твой новый знакомый – просто пережиток прошлого. Я уже купил билеты, так что мы пойдём на концерт.

– Как ты сказал? Пережиток прошлого? – Хелен внезапно задумалась, как будто пытаясь что-то вспомнить. – Кто-то уже говорил мне эти слова.

– И кто же это был?

– Не знаю… Возможно, ты.

– И что в этом такого? – Дэвид был сильно удивлён поведением жены. – Если я уже когда-то говорил эти слова, то почему не могу повторить их сейчас? Что в них такого страшного?

– Пожалуй, ты прав, – женщина наконец-то взяла себя в руки. – Ничего особенного в этих словах нет. Я, видимо, просто устала сегодня… Да ещё и этот дневник… Мне действительно нужно переключить своё внимание на что-то другое. Так, на какой концерт мы идём?

– О, это будет прекрасный концерт! В программе заявлены австрийский скрипач и итальянская певица-сопрано. Отзывы об этих исполнителях – только восхищённые, так что, надеюсь, тебе понравится.

– Конечно, понравится, Дэйви! Ты же знаешь, как я люблю скрипку и итальянский язык.

На этом разговор был исчерпан, машина свернула к дому, и до самого позднего вечера супружеская пара была немногословна. А незадолго до отхода ко сну Дэвид тихо отворил дверь в рабочий кабинет Хелен и торжественно внёс в комнату бутылку шампанского и два бокала.

– Хватит играть роль детектива, Элли, – произнёс он. – Или ты забыла, что сегодня у нас годовщина? Такое событие нельзя пропускать!

– Годовщина? – задумчиво отозвалась жена. – Годовщина нашей свадьбы ещё не скоро.

– А я и не говорю про свадьбу! В этот же день девять лет назад мы с тобой впервые встретились – неужели для тебя это не достаточный повод?

– Ах, да, я и не подумала про эту годовщину.

– Ну, а теперь ты вспомнила, и мы можем нормально отметить эту дату, – сказал Дэвид, ловко забирая из рук Хелен стопку бумаг и дневник. – Идём смотреть фильм и пить шампанское с фруктами!

Наконец, женщина оторвалась от своего занятия и покорно последовала за Дэвидом. После нескольких первых бокалов шампанского напряжение от прошедшего дня спало, и мелодрама, идущая по телевизору, превратилась в первосортную комедию. А ещё через несколько бокалов Хелен уже дремала на плече у мужа, пока он не отнёс её на постель. Таким крепким сном женщина уже давно не спала, в её голове проносился целый пёстрый вихрь мыслей, видений и воспоминаний, который прервался ярким солнечным лучом, пробившимся сквозь шторы. Хелен открыла глаза и, повернувшись на другой бок, обнаружила, что мужа рядом нет. Когда она зашла в гостиную, оказалось, что Дэвид уже сидит в кресле и читает дневник.

– Доброе утро, Дэйви! Ты тоже увлёкся моим чтивом?

– О, здравствуй, Элли. Да, знаешь ли, это действительно захватывает… Очень странно.

– В каком смысле, очень странно? Ты имеешь в виду то, что эти письма адресованы воображаемому человеку?

– Вряд ли он был воображаемым. Скорее всего, он реально существовал, просто жил далеко от этой девушки. Но она, по всей видимости, ощущала незримую связь между ними. Нет, меня смущает не это, да и с чувством юмора у автора всё хорошо.

– Что же тогда не так?

– Тебе не показалось, что стиль её письма очень похож на твой?

– На мой? – Хелен села рядом с Дэвидом и заглянула в книгу. – Нет, такой мысли мне даже в голову не приходило. По-моему, у нас нет ничего общего с этой Аделью.

– Возможно, ты права, но, когда я открываю эти записи, у меня возникает ощущение, что я слышу твой голос и ясно вижу, как ты делаешь и говоришь всё, что здесь описано.

– Странно. Впрочем, у меня этот дневник тоже вызывает много вопросов.

– Это точно, – с некоторым раздражением подтвердил Дэвид. – Ладно, мне пора на работу. А эта книга мне вообще не нравится, зря ты взяла её. Пока что она не приносит нам ничего хорошего, кроме споров, заблуждений и бесполезных размышлений.

– Милый, не сердись, – Хелен обняла мужа. – Это всего лишь чьи-то безобидные записи.

Дэвид улыбнулся, но по угрюмой складке на лбу было понятно, что этот аргумент его не убедил. Тем не менее, женщина полностью находилась во власти загадочных писем и, как только муж ушёл, принялась читать дальше:

Милый К.,

Это просто какой-то кошмар! Подумать только, господин О. спихнул нас с мамой в эту жуткую дыру, к своим наполовину обезумевшим родителям, а сам спокойно живёт в шикарной квартире и даже не думает о том, чтобы заплатить мне причитающиеся 25% от её стоимости! А вообще, хотя мои претензии, без сомнений, обоснованы, как верно заметила мама, жалобами делу не поможешь. Действительно, я уже много лет провела в такой ситуации, которая только кажется стабильной, а на самом деле это – деконструктивная зона турбулентности. Возможно, пора прекращать сетования и что-то менять в своей жизни… Мама напомнила мне о море и сказала, что это была не моя преходящая прихоть, а зов сердца. Наверное, так оно и есть – моя душа рвётся к морю и не будет счастлива, покуда она заперта в душной, грязной и унылой городской клетке.

Мама, как лучший советчик, обратила моё внимание на то, что давно пора жить для себя. Все мы что-то делаем ради образования, карьеры, денег, материальных благ… Ну, кое-что, конечно, делается ради родных, но также осуществляется, по большей части, за счёт вещественной сферы. Но никто не задумывается о том, чтобы жить ради чего-нибудь неопредмеченного – ради идеи, ради мира, ради любви. В итоге целая философская лекция завершилась гениальным планом, который, хотя и попахивал безумием, но был необыкновенно привлекательным. В конце концов, по-моему, после того как я долгие годы руководствовалась своим мнением или мнением так называемых авторитетных людей, пора прислушаться к собственной маме.

Она так же хорошо умеет поднимать мне настроение, как и ты. Когда я думаю о бренности жизни и о тяготах судьбы, а потом внезапно натыкаюсь на твоё улыбчивое фото или видеозапись, сразу понимаю, что жизнь продолжатся! Удачи нам с тобой на ближайшие пару дней! До скорой встречи!

*      *      *

Дорогой К.,

С момента моего последнего к тебе письма, вожжи невидимой повозки, уносящей двух женщин вдаль от фамильного замка господ О., перешли в руки мамы, в то время как я только задавала множество вопросов, на которые так и не могла получить ответы. Наконец, мы оказались около распродажного рынка, который простирался на долгие квадратные метры вправо, влево и вглубь. Мама сказала, что здесь мы найдём всё необходимое. Здесь я впервые узнала о том, что скоро мы окажемся у моря, и мне нужно подобрать вещи, которые понадобятся, но не очень дорогие. В ту же секунду мама исчезла за ближайшим стеллажом с одеждой, и, как я ни пыталась, найти её в этом круговороте предметов быта было невозможно.

Тогда я попыталась сосредоточиться на том, что нужно купить, и стала постепенно обходить один ряд за другим, вспоминая старые добрые времена, когда я, как любая нормальная девушка, могла часами проводить время в магазине. Спустя примерно час, ко мне, как ни странно, вернулась прежняя деловитость, и уже намётанным глазом я определяла нужный размер, цвет и качество одежды, обуви и прочих благ цивилизации… Кстати, об этих самых благах – я никогда не понимала, как тебе удаётся с таким вкусом и непринуждённостью подбирать одежду!

А, если говорить серьёзно, с нашей самой первой встречи (точнее, когда я впервые увидела тебя), я почувствовала ту связь, которая сквозь хронотоп объединяет нас. В моей, лишённой очевидной радости и успеха жизни, всегда был необходим такой человек-позитив как ты, К. Я очень рада за тебя: за твои награды, за твою радость и, знай, что без тебя моя жизнь была бы наполовину пустой. Одну половину моего стакана наполняет любимая, родная мама, а другую – только ты. Жду – не дождусь, когда мы с тобой, наконец, встретимся. Но это будет ещё не скоро, и впереди у нас целая жизнь. Сейчас я пью кофе в уютном ресторанчике и жду маму, чтобы отправиться в путь. Похоже, начинается самая интересная часть моей жизни.

*      *      *

Дорогой К.,

Вот уже несколько дней мы с мамой движемся в сторону долгожданного моря. Моря с цветом и глубиной твоих глаз…в котором я скоро растворюсь. Моё предчувствие – о том, что эта поездка станет одной из самых ярких в моей судьбе – оправдалось. Вчера мама подарила мне большой красивый блокнот в кожаной обложке, с золотым тиснением и руническими символами. «Ты столько лет хотела написать книгу, – сказала она, – так пиши!» Теперь у тебя есть для этого достаточно времени, места и идей. Мне бы хотелось оставить там самые важные и приятные мысли, которые стали бы памятными для меня и полезными для будущих поколений – не знаю пока, что именно это будет. На мой взгляд, интересной кажется теория конуса (или конусной структуры мироздания), которая даже не понятно, откуда взялась. Меня это всегда поражало – откуда какая-то информация берётся в моей голове – ведь я об этом ничего не слышала, не читала… Видимо, есть действительно связь между мирами и историческими эпохами, так называемая, «историческая память».

Вообще, я бы могла объяснить подобный феномен: как известно, количество молекул в мире остаётся фактически неизменным – просто они переходят из одной формы в другую. Об этом ещё писал Сартр в своей «Тошноте», когда самым гнетущим для человека оказывалось то, что ни один предмет из этого мира не может безвозвратно исчезнуть. Когда-то из одних и тех же атомов состояли древние египтяне и динозавры, а теперь эти атомы образуют высокотехнологичные приборы и наши тела. Таким вот образом, информация от одного объекта (прошлого) может переходить к другому (настоящему)… Да уж, философских мыслей много, но нам пора пересаживаться на другой поезд. Не забывай меня, мой милый К. Мысленно, я всегда с тобой.

Не успев начать читать следующее письмо, Хелен услышала звонок. Вначале она подумала, что это Дэвид, но номер оказался совсем незнакомым. Когда она сняла трубку, раздался мужской голос:

– Добрый день. Простите, это миссис Гартнер?

– Да, это я.

– Миссис Гартнер, это мистер Орсон – я один из ваших пациентов.

– Да-да, я вас помню, мистер Орсон. У вас что-нибудь произошло? – с дрожью в голосе спросила Хелен, предчувствуя недоброе, – Вам нужна моя помощь?

– Не волнуйтесь, миссис Гартнер, ничего серьёзного, но ваша помощь мне действительно нужна. Дело в том, что я бы хотел встретиться с вами сегодня, а не завтра, если вас не затруднит такая просьба.

– Вовсе нет, мистер Орсон. Подъезжайте через час в мой офис. Так вам будет удобно?

– Да, конечно, благодарю вас, миссис Гартнер. До свидания.

– До свидания, – машинально сказала Хелен и положила телефон на место.

Всю дорогу до медицинского центра женщина упорно хранила молчание, вообще не обращая внимание на происходящие вокруг события. Похоже, что, пока она шла по улице, кто-то из прохожих споткнулся и упал, а автобус уже миновал нужную остановку, но Хелен была погружена в свои мысли. «Какие интересные идеи – об этих атомах и исторической памяти», – думала она, – «Никогда о таком не слышала. И Сартра не читала – надо бы почитать. Интересно, что это за идея конусов? Или, как там она называлась? Теория мироздания? Странно, что Адель не рассказала о ней в этом письме, ведь она начала письмо именно с этого. А главное – то же это за К., которому она столько времени сообщала все свои новости, мысли, страхи и удачи?».

– Как его могут звать? Курт? Келлан? Константин? Что же это за человек? – уже вслух думала Хелен, сидя в своём рабочем кресле и не замечая, как открылась дверь.

– Простите, доктор Гартнер. Это Роберт Орсон. Вы не узнали меня? – робко спросил мужчина.

– А, мистер Орсон, – женщина, наконец, отвлеклась от загадочного дневника. – Почему же я вас не узнала? Я рада вас видеть.

– Приятно слышать, – отозвался мужчина, садясь напротив врача. – Просто, когда я вошёл, вы спросили, что это за человек. Я подумал, что этот вопрос относится ко мне.

– Ах, не переживайте, мистер Орсон, это я просто размышляла над делом другого пациента. Прошу меня извинить. Сейчас я всецело в вашем распоряжении. Скажите, могу я называть вас Робертом?

– Как вам будет удобно, миссис Гартнер.

– Хорошо. Что ж, Роберт, успели ли вы к сегодняшнему дню собрать нужную мне информацию о вашей жене? Можете ли составить мне её портрет?

– Думаю, что да. Как раз незадолго до моего звонка вам и просьбы перенести встречу я снова видел свою жену.

– Видели? И где же?

– Это было в небольшой таверне, где я обычно обедаю. Я сидел за столом один и ел свой сэндвич, запивая его крепким кофе. Внезапно она появилась на стуле напротив меня – знаете, такая улыбающаяся, манящая. Её волосы развевались на ветру, на ней было лёгкое летнее платье и… она казалась мне такой красивой. Но, потом выражение её лица из радостного превратилось в насмешливое и, резким движением встав со своего места, она растворилась в воздухе.

– Хм, очень интересно. Скажите, она всегда так неожиданно появляется? И каждый ли раз ваша жена одета и выглядит именно так?

– Да, появляется она очень неожиданно и исчезает непредсказуемо. А про одежду – я не могу с точностью утверждать, потому что прошло целых семь лет, но, по-моему, она каждый раз приходит в этом платье. В нём она отправилась на концерт в тот злосчастный вечер.

– Ясно. Это вполне логично. А как насчёт слов? Она говорила вам что-нибудь?

– Обычно она молчит, но иногда говорит что-то о море или показывает на него рукой.

– Что? – Хелен была потрясена. – Простите, вы сказали «море»?

– Да, она всегда любила море. А почему это вас удивило? В этом есть что-то плохое?

– Нет-нет, всё нормально, Роберт. Просто это слово мне слишком часто приходиться слышать в последнее время. Не могли бы вы подробнее рассказать мне о том, что её так притягивало к морю? Часто ли она бывала на пляже? Может быть, в её комнате висели марины?

– Я довольно мало могу вам сообщить по этому поводу, миссис Гартнер, – задумчиво отозвался пациент. – Все люди любят отдыхать у моря, и мы проводили не один отпуск на побережье. В последние два года, до её ухода, у меня на работе возникли некоторые проблемы, и запланированную поездку пришлось отложить. С этого момента моя жена становилась всё более печальной… И как только я не замечал этого! Ведь я мог всё исправить, и она сейчас была бы здесь, со мной.

– Не вините себя, Роберт. Как бы нам ни хотелось влиять на близких людей, каждый из нас сам хозяин своей жизни, и в ответе за свои поступки. Даже, если бы вы нашли возможность отвезти вашу жену к морю, это не означает, что в будущем она не совершила бы такого поступка. К сожалению, пока это всё, чем я могу вас утешить, но, на мой взгляд, этой женщиной двигало нечто большее, чем простая логика.

– Вы хотите сказать, что она была больна? Или помешалась на какой-то идее?

– На данном этапе можно и так сказать. Боюсь, Роберт, что её истинных мотивов нам с вами не узнать, по крайней мере, в отсутствие вашей жены. А сейчас нужно сосредоточиться на том, как вернуть вас к нормальной жизни. Мне понадобиться некоторое время, чтобы обдумать детали, о которых вы поведали мне сегодня, а вы, тем временем, постарайтесь, как можно точнее и подробнее описать то, что вас беспокоит. Выписывайте на листочек, какие тревожные мысли приходят вам в голову, какие угрызения совести мучают. Фиксируйте время и детали своих видений, и также снов, если вам удастся их запомнить. Кстати, как обстоят дела с бессонницей? Вам помогает снотворное? И нет ли какого-либо дискомфорта?

– Знаете, миссис Гартнер, бессонница стала действительно не такой навязчивой, хотя, бывают дни, когда и лекарство не действует. Из побочных эффектов я изредка ощущаю тяжесть в голове.

– Что ж, вероятно, это одно из воздействий лекарства. Скажите, Роберт, вы употребляете алкоголь?

– Да, употребляю.

– Как часто?

– Почти каждый день. Я обычно ужинаю вместе с коллегами, и выпиваю бокал пива.

– Могу я вас попросить на время нашей терапии отказаться от алкоголя? Или, по крайней мере, свести его употребление к минимуму? Дело в том, что алкоголь способствует продуцированию фантомов и ослабляет действие снотворного, усиливая при этом вероятность возникновения побочных эффектов.

– Простите, миссис Гартнер, я не подумал об этом. Да, я постараюсь больше не пить.

– Рада это слышать. Не забывайте о существовании безалкогольных аналогов, если будете ощущать потребность составить компанию своим коллегам. Думаю, беспокоящие вас симптомы должны пройти к следующей нашей встрече. Или вам прописать другое лекарство?

– Нет, давайте пока оставим это. Спасибо вам, миссис Гартнер.

– Что ж, удачи вам, Роберт. Жду вас на следующей неделе, в пятницу.

– До свидания.

– Всего хорошего.

«Вот и ещё один фрагмент этой безумной мозаики», – подумала Хелен, устало откидываясь на спинку стула. – «Похоже, море теперь будет меня преследовать. Пожалуй, даже хорошо, что Дэвид взял нам билеты на завтрашний концерт. Эта неделя была слишком тяжёлой, и мне, несомненно, нужно немного времени, чтобы во всём разобраться и найти какой-нибудь выход для бедного мистера Орсона. Потому что пока я лишь создаю видимость терапии, прописывая ему пустышки и раздавая самые простые советы, до которых он и сам мог бы додуматься. Да уж, чем больше я проявляю себя в роли терапевта, тем больше теряю свои психотерапевтические способности. Пора ехать домой, и почитать ещё этот дневник». С такими мыслями, Хелен взяла свои вещи, спустилась вниз и, сев в автобус, вновь погрузилась в удивительный мир загадочной Адели.

Дорогой К.,

Знаешь, хотя я уже на пути к долгожданной свободе, я всё чаще замечаю, что, чем дальше от неволи физически, тем ближе к ней становишься духовно. Не то чтобы я так уж сильно ощущала привязку к местности, где жила – скорее, наоборот, в большей степени мне родственны неведомые края, возможно, познанные мной в прошлых воплощениях. Теснее же, чем к пространству, я привязываюсь к событию: к его эмоциональному развёртыванию во времени. В переломных моментах судьбы человек всегда обращается к классике, так и я, созерцая скудный пейзаж, хоть и напоминающий очарованные, но не менее скудные по своей природе острова, ищу в ларце своей памяти более драгоценный камень. И нахожу алмаз или рубин, вроде Шекспира, великолепную постановку одной из пьес которого мне однажды посчастливилось увидеть. Да, этот спектакль, согласуясь по духу и устремлениям с аутентичным текстом, действительно напоминал рубин, грани которого по-разному отражают суть вещей, но неизменно пропитаны человеческой кровью. Кем бы ни был Шекспир – реальным человеком, плодом воображения или собирательным названием для ряда выдающихся литераторов – он был гениален, краток и точен в описании природы человека и его бытия.

Нет нужды, милый К., называть здесь конкретное произведение: скажу лишь, что к строкам Шекспира достаточно приложить истинный актёрский талант, естественный и ослепительный, как свет солнца, чтобы этот камушек заиграл и отбросил от себя множество самых разных по содержанию бликов. Место, время, одежда – не играют роли; роль играют актёр и текст. Только в их диалоге, в совершенном дуэте: когда два голоса абсолютно гармоничны, но не сливаются в один, а слышны каждый по отдельности, на глазах у зрителя вырастает объёмный мир чувств, мыслей, страстей, законов, фатальности и состязания, которые и являют собой вечный двигатель, порождаемый человеком и, одновременно, управляющий им. Поразительно, сколько ассоциаций и переживаний воспроизводит пиксельное событие прошлого! А может быть, во всём виноват страдфордский писатель, чьи слова успели, словно мантия земной корой, покрыться плотным семантическим полем за долгие века, проходя сквозь глаза, умы и сердца людей самых разных эпох, социальных слоёв, принципов и взглядов…