Проза И. А. Бунина. Философия, поэтика, диалоги
Реклама. ООО «ЛитРес», ИНН: 7719571260.
Оглавление
Наталья Пращерук. Проза И. А. Бунина. Философия, поэтика, диалоги
I. Проза И. А. Бунина: философия и поэтика
Вместо введения. О типе художественного сознания И. А. Бунина
Глава 1. Повесть И. А. Бунина «Увлечение»: формирование творческой индивидуальности
Глава 2 «Освобождение» от времени в произведениях 1910–1920-х гг
Глава 3. Пространство жизни в книге «Жизнь Арсеньева»
§ 1. Главная книга писателя
§ 2. Метафизика пространства «Жизни Арсеньева»
§ 3. Мир православия в «Жизни Арсеньева»
Глава 4. Символическое возвращение на родину: о миниатюрах Бунина 1920–1940-х гг
Глава 5. Язык пространства и философия любви в книге «Темные аллеи»
II. Диалоги монологиста
Введение
Глава 1. Тургенев в художественном сознании Бунина
Глава 2. Диалог-полемика с Достоевским
Глава 3. Интертекстуальность прозы Бунина 1920–1940-х гг
§ 1. «Вернись на родину, душа!»: о книге «Под Серпом и Молотом»
§ 2. Леонтьевский «след» в «Жизни Арсеньева»
§ 3. Благая весть или дьявольское наваждение: рассказ И. А. Бунина «Безумный художник» в контексте гоголевского «Портрета»
Глава 4. Функции классического текста в «Темных аллеях»
§ 1. Чужая цитата как «авторский знак» Бунина-художника
§ 2. «Кавказ»: бунинская трактовка фабулы любовного треугольника
§ 3. «Натали» и «Чистый понедельник»
Глава 5. Рассказы-обобщения тем и сюжетов русской классики
§ 1. «Литературная канва» «Архивного дела»[392]
§ 2. Рассказ «При дороге»: контекст и традиция[402]
§ 3. «Чаша жизни»: о символике архетипического в русской литературе
Глава 6. Чеховская тема в прозе художника
Глава 7 «Ситуация встречи»: Бунин и Толстой
Заключение
Литература
Отрывок из книги
Ранее, анализируя вершинные прозаические произведения И. А. Бунина, мы определяли тип его художественного сознания как феноменологический, содержательно обосновывая это понятие целой системой аргументов[1]. Нельзя сказать, что сейчас – при современном состоянии буниноведения – термин утратил свою актуальность, однако очевидно, что он нуждается в уточнении и дополнении. Это связано с необходимостью скорректировать, углубить наше понимание того, каким является бунинский тип художественного сознания, взятый системно и в функциональном аспекте, определяющий законы выстраивания произведений писателя, практику его письма.
Бунин – художник и человек – по его собственному лирическому признанию, был «обречен познать тоску всех стран и всех времен», и это его редкое качество всеотзывчивости прямо связано с тем, что по охвату изображенного, по спектру освоения культурных, литературных и религиозно-философских традиций он представляет тип художественного сознания универсалистский, способный синтезировать в своем творчестве различные ценностные и эстетические смыслы. Пытаясь постичь сущность бунинской метафизики, ученые исследовали в его мире буддистскую и шире – восточную религиозно-философскую составляющую, которая в ряде случаев трактовалась в качестве определяющего мировоззренческого вектора[2], «ветхозаветное ядро»[3], романтические и шеллингианские аллюзии, связи с европейской и русской философией ХХ века, более органичную для русского художника христианскую/православную духовную традицию[4], мифопоэтику, базирующуюся на общекультурном символизме, и др. В такой разноголосице подходов определяющим становился тот, который напрямую обусловлен субъективным мировоззренческим выбором исследователя, если только изначально не учитывалась специфика художественного сознания Бунина именно по широте/спектру освоения им опыта самых разных его предшественников.
.....
Понятно, почему этот фрагмент не вошел в окончательный текст. Ощущения, переданные в нем, слишком сиюминутны, конкретны, слишком «очерковые» и слишком «биографические». Они, безусловно, контрастировали бы с основной интонацией произведения – скорее, вопрошающей, лирико-медитативной, стремящейся при всей конкретности впечатлений к определенной художественно-философской обобщенности. А в книге остается лишь одно предложение о России. Многоточие в конце него, пожалуй, по содержанию более объемно за счет оставшихся в подтексте смыслов, нежели целиком восстановленный фрагмент из ранней редакции с определенностью заключенных в нем значений. И остается то удивительное, органическое ощущение свободы, которое пронизывает, питает, одухотворяет весь текст, делает его поистине «живым», «звучащим» и «пахнущим», просторным и каким-то очень светлым и многокрасочным, то ощущение свободы, которое, конечно, не объяснишь только «отсутствием» любви художника к собственной стране.
Создается впечатление, что Бунин как будто намеренно «сдерживает», «смиряет» свой изобразительный талант, свой дар живописания в произведениях о России, написанных практически в то же время, хотя и блестяще, по-бунински, но в иной манере – с тем, чтобы во всей немыслимой щедрости развернуть его здесь, в «Тени птицы».
.....