Читать книгу Чудо и чудовище - Наталья Резанова - Страница 1

Когда стало известно, что княгиня Адина, благословенно будь чрево, носившее ее, и сосцы, ее питавшие, наконец собралась подарить супругу наследника, мало кто из жителей Маона не нашел времени, чтобы обсудить эту весть. А предсказание, сделанное Харифом-прорицателем, и вовсе всколыхнуло этот безбурный город.

Хариф не был посвящен в храмовые мистерии, и не приносил обетов никому из богов, хотя уверял, будто чтит их всех. Однако, несмотря на молодость, он уже приобрел определенную славу. Утверждали, будто предсказания его всегда сбываются, да и выражался он гораздо более точно и определенно, чем большинство оракулов, вещающих из-за окутанных дымом жертвенников. Поэтому жрецы солнечного Хаддада разрешали ему не только кормиться от жертвенных трапез и ночевать в клетушке, пристроенной к святилищу, но и говорить со ступеней храма, справедливо полагая, что бога это не прогневает, а народ привлечет. Фасад храма выходил на рыночную площадь, вход украшали две огромные фигуры быков, но быков не простых, а крылатых, и с бородатыми мужскими ликами. Бороды и крылья были из лазурита, а быки – из красноватого, как парное мясо, гранита. Из такого же гранита, только истертого сотнями и тысячами ног, была лестница, на которой стоял Хариф. И оттуда, под светом солнца и взглядами зевак, он бросил:

– Говорю вам: дитя, что родит Адина, будет владеть не только Маоном, но и всем царством Нир!

И те, кто слышал его слова, понесли их с площади, и повторяли и пережевывали их всяк на свой лад. Дошли слова сии во благовремении и до Тахаша, князя Маона. Услышав,что напророчил Хариф, Тахаш расхохотался довольно – знай, мол, наших! А отсмеявшись, призадумался.

Царство Нир не имело выходов к морю, было небогато пахотными угодьями, и не обладало залежами золота, серебра и драгоценных камней. Но через него проходили важные караванные пути в Дельту, Гаргифу, Калидну и Шамгари. Ярмарки в городах Нира были шумны и многочисленны, ремесленники умелы и трудолюбивы, и если прославленные ювелиры столичного Зимрана работали с привозным сырьем, то этого нельзя было сказать об умельцах, которые чесали, пряли и ткали овечью и козью шерсть, а также окрашивали ее во все цвета, доступные человеческому глазу. Купцы охотно покупали изделия нирских мастеров, и тем множили достояние князей и царей, а временами и народа.

Впрочем, княжество Маон находилось в стороне от большинства караванных дорог. Расположенное в низине, оно было, пожалуй, самым хлебородным в жарком Нире. В город везли зерно и просо, и прочее, что рождала земля, а чтоб не чинилось беззакония, на то боги поставили над Маоном князя Тахаша. Правил он справедливо, и боги за то умножили богатства дома его, и дни хозяев.

Все умножили они у Тахаша и Адины, кроме них самих, ибо не было у правящей четы детей. И мало оставалось надежды, будто что-то изменится. Если бы жители Маона взяли бы за труд точно подсчитать (какового труда они обычно избегали), то оказалось бы, что князю более пятидесяти, а супруге его не меньше сорока. Кто другой давно бы изгнал бесплодную жену, или обзавелся наложницей – и не одной. Беда в том, что именно благородная Адина была наследницей предыдущего князя. Нравов Зимрана, где трон нынче занимала династия чужеземного происхождения, слишком шумная и суетливая, здесь не одобряли, держась благостной старины. А старина предполагала наследование по женской линии.

В свое время, когда молодой Тахаш, честь по чести, завоевал наследницу в состязании женихов, такой обычай казался ему наилучшим. Теперь же он столкнулся с оборотной его стороной. Дети от другой жены или наложницы имели бы право на престол в Зимране, но не в Маоне. Правда, жену Тахаш искренне любил, и даже теперь, по прошествии стольких лет, неизменно делил с ней не только стол и кров.

И когда Тахаш с явной неохотой начал подумывать о том, чтобы усыновить кого-нибудь из родственников жены, неожиданно чрево Адины стало округляться.

Нужно ли говорить, что Тахаш был вне себя от счастья, а радости доброй жены его и вовсе не было предела. Но не было во дворце также и покоя. Вряд ли во всем Нире нашлась бы женщина, беременность которой берегли столь бы тщательно. Адина шагу не могла ступить без сопровождения служанок, следивших за тем, чтобы госпожа их, упаси нас благая Никкаль, не поскользнулась и не оступилась. За здоровьем ее наблюдали опытнейшие повитухи, и даже чужеземные лекари – которым не слишком доверяли. Им же вменялось проверять, чтобы на стол Адины не попало кушанье, тем или иным образом могущее повредить родильнице или будущему чаду. А уж амулеты от сглаза и порчи на женской половине висели гроздьями.

И, хотя повитухи, лекари и служанки в один голос заверяли, что все идет как нельзя лучше, на душе у Тахаша было неспокойно. А тут еще это предсказание.

Будь Тахаш лет на двадцать – да что там! – на десять помоложе, оно ничего, кроме радости, не доставило бы. Ха! Он лучше всех, значит, сильнее всех, а сын его будет еще сильнее. В молодости Тахаш, как подобает мужчине, любил лихие воинские стычки, и кровь его горячили звон мечей и запах дыма от спаленных вражеских поселений. Но с годами он стал ценить спокойную жизнь и блага, которые она дает. В Зимране же недавно воссел на престол Ксуф, сын Лабдака, и был он молод и воинственен. А ну как предсказание выйдет из стен Маона, если уже не вышло, и достигнет ушей царя? Что, если он воспримет это как посягательство князей Маона на его власть? И чего ждать тогда?

С другой стороны, что Тахаш может сделать? Не отрекаться же во всеуслышание – нет, не помышлял я о верховном престоле для своего потомства (разве что самую малость), мне и свой город хорош… Пусть и в самом деле не помышлял он, заявлять такое – позор, посрамление княжеской чести. А изловить всех, кто может, повыехав из Маона, разнести весть о предсказании по Ниру, и вырезать им языки – невозможно. Так, пожалуй, и вовсе без подданных останешься…

Поразмыслив, Тахаш решил положиться на милость богов, и ничего не предпринимать. В конце концов, кто такой этот Хариф, чтобы верить каждому его слову? Даже не жрец. Просто уличный горлопан, не пренебрегающий, как доносят, ни женскими прелестями, ни сладким вином. Вот вино ему в голову ударило, или солнце напекло так, что он понес околесицу средь бела дня…

В глубине души Тахаш, конечно, полностью верил в предсказание. Очень хотел верить.

Хариф спал крепко, и открыл глаза, только тогда, когда его выволокли из постели. А мог бы проснуться и раньше – когда в переулке за храмом Хаддада, где он жил, точнее, где ночевал, затопали тяжелые шаги, где-то поблизости псы залились воем и лаем, и дверь в его каморку с шумом распахнулась. Но Хариф был молод и не был труслив, и увидев нависающие над ним фигуры воинов, только разозлился, что его разбудили посреди ночи. Он даже не успел спросить, что такого могло случиться в любимом богами Маоне, что честному человеку и поспать не дают, как ему швырнули в лицо одежду, и, едва он успел натянуть рубаху и штаны, поволокли, взявши под руки, к выходу. Он спросонья пытался вырываться, бормоча: "пустите, гады, сам пойду", но поняв всю бесполезность этих действий, умолк и подчинился обстоятельствам. Попутно он старался вспомнить, что же такого он натворил, раз с ним так обращаются. Но как ни старался, ни за вчерашний день, ни за позавчерашний, ни за всю неделю ничего ужасного припомнить не мог. Сонная одурь постепенно отступала, и при свете факелов, освещавших это странное шествие по узким улицам Маона, Хариф успел заметить, что подхватил его не обычный ночной патруль городской стражи. Это были воины из отряда княжеских телохранителей в надраенных бронзовых шлемах и панцирях с эмблемой Тахаша. В этот отряд набирали людей самых высоких, мощных, и прорицатель, отнюдь не бывший ни малорослым, ни хилым, в их лапах казался слабосильным подростком.

Тут его осенило, и Хариф едва не присвистнул, что в его положении было бы не весьма уместно. Неужели отец этой дурехи Диклы обратился к княжескому правосудию? Самое смешное, что Хариф ее не только не соблазнял – он ее и не видел даже, пока она однажды ночью к нему в лачугу не заявилась. И бегала к нему исправно (тоже ведь выспаться не давала), пока родители ее не поймали. А там, небось, начала плести, что он ее приворожил и обесчестил… Ничего, выкрутимся, и не в такие переделки попадали.

Ворота в стене, окружавшей дворец князя, против обыкновения были открыты, и конвоиры протащили Харифа внутрь. Сам дворец – жилище князя, его семьи, слуг, и пиршественный зал, занимал в этом скопище построек заметное, но не довлеющее место. Здесь были амбары, конюшни, колесничные сараи, казарма телохранителей. Еще здесь имелась темница, и Хариф предполагал, что именно туда его и поволокут. Но, к некоторому его удивлению, конвой проследовал прямо ко дворцу – солидному приземистому зданию, опиравшемуся на деревянные колонны, расписанные яркими красками. Сейчас, в темноте, роспись выглядела так, будто сделана была разными оттенками черного.

Надо же! Это как злобный старикашка должен был разъярить повелителя нашего, чтобы тот принялся чинить суд в неурочный час! Однако Хариф не растерялся. Во-первых, он и впрямь побывал уже во многих переделках, во-вторых, неплохо знал законы. Что ему могут сделать, если признают виновным? Женить на Дикле его не женят, сам же папаша ее воспротивится – зачем ему нищий зять? Возмещение, за девичью честь платить – так у него за душой ничего нет, даже подстилка войлочная с клопами, на которой Дикла эту самую честь потеряла, и та храму принадлежит. Стало быть, изгонят из города. Хорошего мало, но и за пределами Маона люди живут. Да и неизвестно еще, как сложится.

Его, наконец, выпустили, и толкнули вперед так, что он едва удержался на ногах. Он огляделся, пытаясь определить, что здесь и как. Это было просторное помещение, вероятно, зал, но размеры его трудно было определить. Светильники не были зажжены, только факелы в руках конвоиров и те, что были закреплены на стенах в коридоре, бросали вокруг неверный зыблющийся отсвет. В нем можно было различить одинокую фигуру человека. Он сидел в кресле, уронив голову на руки. Затем выпрямился, и Хариф увидел, что это Тахаш, князь Маона. Как и предполагал Хариф, он был в ярости. Но был он в такой ярости, что Хариф впервые усомнился в том, что причиной его появления здесь были шашни с дочкой богатого купца.

Первоначально Тахаш ничего не сказал. Точно у него не было на это сил. Он лишь смотрел на вошедшего, насколько его можно было различить в полумраке.

Перед князем стоял юноша лет двадцати, среднего роста, худой, загорелый до черноты, с короткой темной бородой и взлохмаченными волосами. Черты лица были четки, резко законченны, без возврата распрощавшись с мальчишеской пухлявостью – и, безусловно, красивы. Особенно хороши были его глаза – большие, темно-карие, с живым, быстрым и внимательным взглядом, подобные глазам оленя, но без следа присущей взгляду оленя робости. Он смотрел на Тахаша так, как редко осмеливаются смотреть бедняки на власть имущих.

О бедности его свидетельствовала и заношенная, выгоревшая на солнце одежда, и босые ноги. На шее у него болтался амулет – камешек с дыркой, нанизанный на ремешок. С тех пор, как в детстве мать надела ему на шею этот оберег, он наверняка не знал других украшений.

Тот, кого видел перед собой Хариф, был высоким, крупным человеком, с широкими плечами и мощным загривком. Пусть с возрастом он несколько раздался, отяжелел, о нем можно было сказать, что он и теперь мужчина хоть куда. Но только не в данную минуту. Его седеющие волосы были всклокочены, и явно не от того, что его, как и Харифа, не ко времени разбудили. Создавалось впечатление, будто он рвал на себе волосы в приступе отчаяния. Глаза были воспалены, нос распух.

– Ты – Хариф-предсказатель? – Он говорил хрипло и тихо, но это устрашало сильнее крика.

– Ты сказал.

Хариф ничем не выдал, что угроза, таящаяся в вопросе возымела какое-то действие. Человек, научившийся владеть толпой, в первую очередь должен уметь владеть собой.

– И ты предрек, что ребенок, который у нас родится, будет править царством?

На сей раз угроза звучала явственней.

– Да, это так.

– Кто подучил тебя? Может, тебе заплатили люди Ксуфа, чтобы у царя был предлог напасть на Маон? Или ты решил, что князь расчувствуется, и на радостях осыплет тебя подарками?

Хариф искренне возмутился.

– Я никогда не вымогаю подарков. И никто не платит за мои предсказания. Я говорю лишь о том, что боги позволяют мне увидеть. Что я увидел, то сказал. Что я сказал – то сбудется.

Хариф достаточно хорошо овладел искусством убеждения. Но сейчас его красноречие привело к обратному результату.

– Ты видел? А это ты видел?

Тахаш хлопнул в ладоши. Откинулся занавес, скрывавший вход в соседние покои. Появилась женщина, державшая на руках какой-то сверток.

– Покажи, – приказал Тахаш.

Прислужница медленно, с явной неохотой развернула ткань. И ребенок, лежавший на ее руках, оказался выставлен на обозрение.

Хариф вздрогнул. Вряд ли какой-нибудь новорожденный младенец блещет красотой иначе, чем в глазах родителей. Но Хариф вынужден был признать, что никогда доселе не видел столь некрасивого ребенка. Да что там – безобразного. Слишком короткое тельце, слишком длинные и тонкие руки и ноги. Рыжеватый пух покрывал вытянутую голову. Нос и подбородок словно стремились друг к другу. Зелено-карие глаза напоминали о болотной тине. И что хуже всего – это была девочка.

– Ну! – теперь Тахаш кричал в полный голос. – Значит, эта тварь будет владеть царством?

Хариф не сразу сумел ответить – поначалу пришлось откашляться, так пересохло в горле.

– Так решили боги, – хрипло произнес он.

– Не прячься за богов, щенок! Это ты навлек на княжеский дом их проклятие! Из-за тебя, из-за твоих лживых пророчеств мы стали позором и посмешищем во всем Нире…

Хариф не отвечал. Безобразный ребенок на руках у няньки почему-то притягивал его взгляд. Девочка отчаянно барахталась, но не плакала, как подобает новорожденным. И глаза ее, жуткие, болотные глаза, были не такие, как у тех, кто только что появился на свет – ясные и как будто осмысленные. Хариф понимал, что это всего лишь наваждение, и все же…

– Глаз не можешь отвести? – выдохнул Тахаш. – Смотри, смотри же, изо всех сил смотри! Потому что больше тебе ни на кого смотреть не придется!

Он взмахнул рукой, и лапы телохранителей снова клещами впились в плечи Харифа, завернули ему локти назад.

И Хариф услышал:

– Ослепить его. И вывести из города. А если вернется – убить.