Читать книгу Продавец Сангэ - Наталья Сергеевна Феокритова - Страница 1

У меня есть изъян. Всегда был… Знаете, как говорят: нет больше грешников, чем святоши. Это точно про меня. Про то, как раз в год или два, когда слишком много всего наваливается на работе, я срываюсь.

Колотые раны, переломы, отравления, всякие растяжения, все эти несчастные случаи, включая обморожения и ножевые ранения, прибавляют работы. Летом ко всей этой радости утопленники и ожоги от посиделок у костров, в кафешках.

Вот тогда я беру билет на самолет до Новосибирска и на пару дней уезжаю.

Мой муж Андрей уверен, что я навещаю подругу, а на самом деле я летаю в небольшой пригородный Академгородок. Окраинный район «Щ», окруженный сосновым бором и кладбищем. Там всегда безмятежно. Пустынность мощеных бетонных улиц днем и наполненность людьми вечером делают его особенно уютным. Я держу квартиру недалеко от улицы Демакова, где в старом застекленном здании с универмагом на втором этаже, на первом ютятся почта, аптека, крошечное отделение Сбербанка, а в подвале – спа-салон с массажными кабинетами. Место весьма отдаленное от центра города, само здание стоит на конечной автобусной остановке, так что свидетелей моим загулам там нет.

Хозяйка спа-салона, миловидная светловолосая женщина шестидесяти лет, выглядит всегда уставшей и тщательно молодящейся дамой. Судя по ее лицу, она прошла как минимум две не слишком успешные операции, если приглядеться, очевидно, что один глаз чуть меньше другого, мимические мышцы почти не двигаются, а ботокс никак не скрывает морщинки вокруг узкого, как гузка, рта. Ирина Игоревна редко смеется, на лбу отпечаталась сетка вертикальных и горизонтальных морщин, называемых в народе складками нужды. Бегающий взгляд серых глаз будто предупреждает, ее трудно обмануть, и она никому в этом мире не доверяет.

Но мое предложение исправить все эти дефекты на стареющем лице ей понравилось. Поэтому, по взаимной договоренности, она прилетает раз в год в Улан-Удэ ко мне в гости и проходит курс реабилитации на правах подруги.

Момент, когда больше сил терпеть нет, и требуется все бросить, как правило, наступает в операционной. Среди точного слепящего света, холодного блеска хирургического инвентаря и крови. Иногда большого количества, если это подготовка к трансплантации органов. Я уже знаю, если не уехать, начнутся срывы, битье посуды, истерики и сны. Кошмарные сны. Я буду ощущать, как кто-то берет меня в плен, из которого нет выхода. Чьи-то руки распаляющее обнимут, губы будут ласкать все мое горящее тело сочными прикосновениями, знойно прижиматься, шепча непристойности. Горячо, тянуще, долго. С жаром сладострастия, на какое способна фантазия бессознательного, кто-то будет входить в меня раскаленным членом. Глубоко. Неистово. По самые яйца. Еще, еще, еще. Сны обволакивают вакхической тяжелой натугой, не давая толком ни отдыха, ни выхода жгучей телесной охоте, дразня и выжигая изнутри. Эта борьба с сексуальным самопоглощающим голодом от сочившихся бессознательных желаний не принесет мне умиротворения. Пока сама не дам ей выхода.

В этот день была назначена операция. Закрывая дверь квартиры, поворачивая ключи, я чувствовала, как внутри живота стянулся напряженный узел. И дело не в Андрее, что спал или уже встал на смену и готовит завтрак, гремя сковородами на кухне. Специально, в назидание, дескать, ты все еще жена, могла бы и позаботиться. Я знаю, знаю, но раз все катится вниз, стоит ли спасать хоть что-то?

Лучше бы покончить сразу. Как закрыть дверь – все, отрезало, прошло, впереди новый день. Но пока я не решалась на разрыв.

Ноги несли к машине по липкому снегу. Неприятные предчувствия рассосались после первого же поворота за угол дома.

Улан-Удэ в предрассветных сумерках отражает свет фонарей витринами, мигает неоновыми вывесками, позевывая темными окнами многоэтажек. Мысли устремились к операции.

В клинике и раздевалке, только кажется тихо. Где-то стайкой ходят интерны. Они пьют кофе и готовятся к сложному дежурству. Сама была такой пару лет назад. В двух-трех операционных ведутся срочные операции, две готовят для утра.

В тишине рассвета меня снова охватило чувство неуверенности, но уже другое. Профессиональное. Сев на скамью, попыталась сосредоточиться, неосознанно растирая кровоподтек от нанесенных по лицу ударов. Моя кожа нежная, хранит на себе любые следы, даже от негрубого воздействия. Челюсть еще побаливает, но синяк пожелтел, благодаря мазям. Следствие оказания помощи при аварии.

Донор, как и реципиент, появились внезапно. Насколько это возможно. Возникший реципиент не числился в листе ожидания, не планировал трансплантаций, тем более пересадки почек. Чтобы сделать пересадку, нужно попасть в лист ожидания, пожить в Москве, пока найдут подходящего донора. Опять же, федеральная квота. Также нужно иметь определенный возраст, требуются сопутствующие заболевания, недлительный диализный стаж.

За три дня до этого в городе проходил международный рок-фестиваль. Слетелось много гостей, министр культуры, замы, звезды, и город затрещал по швам от праздника, денег и выпивки. А вместе с ним и пункты травматологии, клинические отделения, реанимации и посты полиции. И в этом случае все кувырком: пациент – старая рок-звезда, не имеющая никаких заболеваний. Он прилетел на фестиваль и сел в машину с пьяной подружкой за рулем. У него только последнее условие и соблюдалось.

Вечером Андрей заехал на машине скорой помощи. По дороге в автопарк он завозил меня домой с поздней операции, а чаще – смены. Можно и на такси, но к чему хлопоты, если по пути. Привычка, оставшаяся со времени ухаживаний. Накануне случилась оттепель, асфальт сковала тонкая корка льда.

И синяя «Тойота», идущая впереди нас, резко ушла в вираж, отходя от летевшего навстречу пустого автобуса. Сонный водитель не успел сориентироваться. Раздался режущий уши визг. Машины с лязгом развернуло, как танцоров в танго. Капот «Тойоты» вмялся со стороны водителя. В салоне виднелись двое, кажется, пристегнутые.

Андрей дал по тормозам и набрал 112, пока я, отстегиваясь, нервно металась взглядом по салону в поисках нужной сумки с набором для оказания первой помощи.

«Кардиология», «Акушерство», «Реанимация»… Вот почему везде требуется порядок!

Первое, что отметилось – пассажир жив и активно трясет девушку. Из автобуса не доносилось ни звука. На хорошо освещенной автостраде осколки стекла, вонь от дымящей резины, запахи металла и бензина.

Взгляд вернулся к пассажирам. Седовласый, импозантный дед-брутал, из последних сил борющийся за ускользающий тестостерон. И совсем молодая, словно лебедь, модель. Лет двадцать, если не меньше. Мгновение я с восхищением разглядывала рыжий волос, молочно-белую кожу, контрастировавшую с красным вечерним платье с боа. Девушка дернулась, села прямо, словно кто вогнал кол. Холодный ветер вывел меня из ступора.

Из автобуса послышался скрип, выполз водитель.

– У вас все в порядке? – спросил того Андрей, реагирующий спокойнее, чем я. Сказывались годы работы в скорой помощи. Водитель кивнул.

За эти секунды девушка и ее пассажир выбрались из машины.

Мужчина тут же рухнул на открытую дверь машины, и я подбежала к нему, помогая не упасть. У него на шее виднелись кровоподтеки от ремней безопасности.

Девушка пнула колесо, огляделась, заметила нас возле своего спутника и, неожиданно резво налетев, со всего маху врезала по моему лицу. Да так, что моя голова врезалась в чужую мужскую грудь.

Боль оглушила шоком и разошлась по лицу в зубы и челюсти.

– Куда лезешь?! Оставь его в покое, сука!!!

Я даже сориентироваться не успела, как получила еще пару ударов меньшей силы. Водитель автобуса, шокированный происходящим, стоял в прострации и смотрел на нас.

– Я сама все сделаю! Я буду им!

Подоспел Андрей.

– Эй, ты под наркотой что ли? А ну тише! – он скрутил ее, та вырывалась, изрыгая маты, извиваясь и пытаясь лягнуть в пах.

Спутник девушки медленно сползал вниз.

Превозмогая боль, я наклонилась к упавшему, проверяя по старой привычке зрачки, пульс, осматривая тело. Сильное головокружение, пот, боль и спазмы тошноты, выталкивающие кровь изо рта мужчины, указывали на ухудшение ситуации.

– У него внутреннее кровотечение. Помогите уложить, – с помощью водителя автобуса, мы уложили его на землю. – Нужен холод. Принесите снега.

Водитель сгреб часть сугроба и вывалил снег у моих ног.

Удерживаемая девица вопила о любви к рок-звезде и кричала о ненависти к суке, лапающей его, и вообще всем женщинам на земле.

Сгребла. Снег обжигал ладони, но почти не таял на холодном ветру. Я выложила комки снега на живот, на ходу проверяя, вся ли одежда на пострадавшем свободная, нет ли где пережатия.

Лежащий смотрел на меня серьезно, без малейших признаков паники, в текущей суматохе это успокаивало.

Андрей изумленно вскрикнул. Девица неправдоподобно обмякла в его руках. Кожа на лице приобрела фиолетовые оттенки вместо белых и теперь казалась зеленоватой под светом желтых фонарей ночной автострады.

– Лежите, – велела я.

Проверила ее пульс, сердцебиение. Андрей отпустил ту на секунду, и она мешком повалилась на тонкий слой снега. Он потряс девушку.

– Эй, вставай.

– Она мертва, – без сожаления я разглядывала, как труп из фиолетового становится красным. На теле виднелись гематомы и рубцы. – Надеюсь бригада приедет вовремя. Нам вдвоем его не транспортировать.

Как позже объяснил судмедэксперт, при торможении пострадавшая напряглась, сильно выкручивая руль, из-за чего перекрутила позвоночник и в момент удара получила травму. Пока кровь поступала из разорванных артерий в мозг, она жила, но кровоизлияние стало всего лишь вопросом времени. Ее спутнику повезло больше, но из-за удара обе почки отказали. Чтобы спасти жизнь, требовалась пересадка. Без нее ему грозила хроническая почечная недостаточность и гемодиализ до той поры, пока не подойдет очередь в листе ожидания на операцию.

И вот я сижу на лавочке в тишине раздевалки и думаю о том, что, пожалуй, существует любовь на свете. А я-то со своим изъяном, думала, что нет. Или это безумие? В одном из пунктов завещания девушка пожертвовала все свои органы рок-звезде. Кто в восемнадцать лет составляет завещание? Факт оставался фактом. Донор у нас был. И не абы какой, а идеально подходящий. На миллион населения страны только десять человек могли оказаться такими.

Реципиент не только не пожелал Батыра Хазановича, местного хирурга-трансплантолога, кудесника от природы, но и разругался с ним. А мне, не имевшей самостоятельного опыта пересадки почек, досталась эта сомнительная честь. Да, я ассистировала во множестве операций. И сегодня коллеги не завидовали мне, а скорее жалели.

– У меня недостаточно опыта, Батыр Хазанович. Нужно еще лет пять практики. Пожалейте, – от обиды слезы текли по моим щекам, пока я уговаривала его в ординаторской найти другого врача.

– Так отказывайся, Милена Доржовна, чего ждешь? Увольняйся.

– Мне что, в ноги упасть? Что вы хотите? Я готова! Только бы жизнь зазря не отнимать. Ведь убью человека, и вся вина на мне. Второй раз я не переживу этого.

Батыр Хазанович Курумканский, ростом в два метра, с типичными чертами бурята, по совместительству являясь шаманом в Ольхонском районе, хитро прищурился. С таким и не поспоришь.

– Батыр Хазанович, он же старый. Организм не переживет. Что сердце, что печень. Страдает от алкогольной и наркотической зависимости. Вы же видели органы на снимках!

Он подошел ко мне совсем близко, нежно вытер большими пальцами слезы, убирая выбившиеся волосы за уши.

– Тебе духи будут помогать. Не позорь отца, – внушил, как ребенку.

Последний аргумент оказался совсем убойным. Никак нельзя спорить. Он же сам мне как отец. Учитель. А позориться дочке Ламы не положено. Последнее время я редко бываю в дацанах, только что на праздники Монал Ченмо, да на Дуйнхоре.

– Давно простирания-то делала? И не пустословь, знаю я тебя. Езжай сегодня в Иволгинский, подношения сделай. Поняла?

Я только сопли вытерла, отрицательно покачав головой по поводу простираний. Давно не была. Стыдно было. Да и отец не желал часто меня видеть, зная про Андрея и мои загулы.

В Иволгинский я все равно съездила, куда ж деваться без уважения к старшим. Со слезами получала благословение. Молодые хирурги тоже плачут. Сначала от усталости в мединституте, затем от неудач при ассистировании интерном, а потом профессионалами, когда пациенты умирают. На моем счету имелся такой.

Выдохнула и собралась. На пятом этаже в хирургическом отделении Батыр Хазанович уже вынул из девушки почки, промыл их холодным физраствором и готовил к операции. На четвертом команда расстилала медицинское белье, готовила операционную и пациента. А я задавалась лишь одним вопросом: готова ли я сегодня убить пациента?

***

Операционная – это стол и хорошее освещение. Сколько я себя помнила, я всегда хотела стать врачом-трансплантологом. В моем желании нет ничего благородного.

Я натянула шапку, собирая светлые локоны внутрь, надела сине-зеленую маску, перчатки. Последние детали одежды. Все, я готова.

Вошла в операционную. Почки уже привезли. Катя, анестезиолог, стоит наготове. Другие члены команды рядом. Кто-то по привычке в утреннем ослепительно-огненном рассвете, включил фоном Линдси Стерлинг, и веселая скрипка с хорошим битом заритмировала и потекла по пространству комнаты. Я прикрыла глаза и открыла, оставляя эмоции за спиной. Больше человек, лежащий на столе, не являлся таковым. Работать.

– Маннитол и лазинг готовы? – спросила сухим фальцетом, склоняясь над пациентом, беря в руки зажим и скальпель.

Его ввели в наркоз и приготовили к операции.

Уверенным движением зажала подвздошную вену реципиента. Разрез получился не слишком глубоким. С помощью ножниц с круглыми концами расширила разрез так, чтобы тот оказался таким же, как размер почечной вены. Катя поднесла первую почку к операционному столу, ассистент подал проленовую нить, и я сделала первый шов. Он будет временным, затем во втором стежке, уже внутри подвздошной вены, изготовила еще стежок, сшивая ее с донорской почечной веной изнутри. Сблизила венозные концы и поместила почку внутрь тела, очень аккуратно связывая места соединения несколькими узлами. Отвела назад, пока подавали новую иголку с нитью, и потихоньку снаружи внутрь начала сшивать стенки. Перешла к артерии.

Обычно в операционных бывает болтовня. Шутки, обсуждение важных событий в жизни под негромкую музыку. В конце концов, много часов стоять на ногах в полном молчании изо дня в день невозможно. Но на этой операции (моей первой самостоятельной) все молчали. Я сосредоточилась, слишком нервничала, чтобы обсуждать что-то еще.

Небольшое отверстие и увеличение в артерии с помощью перфоратора, подхват через пять миллиметров. Затем соединение подвздошной вены с почечной движением изнутри. Важно протянуть почечную артерию вниз к подвздошной – опасный момент, зафиксировать несколькими узлами. Снова сшивание изнутри. Самое сложное сшить, аккуратно охватывая все слои артерий, чтобы не образовалось лоскутов. Действие за действием. Я чувствовала, как от сосредоточенности капли пота выступают на лбу.

Все. Готово.

Мой момент истины.

Я все сделала правильно?

Катя не спеша сняла зажимы. Команда уставилась на только что пересаженную почку.

– Не розовеет, – пошептала она, почти неслышно.

И я физически ощутила, как бледнею.

Я же говорила.

Рано мне.

У меня недостаточно опыта.

Я виновата!

Так виновата…

Бросила взгляд на ширму.

Он умрет из-за меня, так как я не справилась.

Соберись.

Надо дышать, нужно собраться, Милена! Соберись. Аккуратно, немного подвинула пальцем почку внутрь. Чуть ли не сжала в дрожащих пальцах, взмолилась про себя «Ом мани падме хум» и снова замерла. Взяла пациента за запястье, посмотрела в сторону, где лежала голова. Команда задержала дыхание.

– Ну, давай же, почка есть. Живи.

Несколько мучительных секунд ожидания.

Пересажанная почка зарозовела.

По операционной пронесся общий вздох облегчения. Через пару минут та уже брызгала мочой. Теперь главное не спешить. Я и команда, воодушевившись победой, продолжили работать дальше.

– Ну что, вешаем на счастье? – усмехнулась Катя.

Чем только ни занимаются медики на досуге. Кате нравилось делать крошечные узлы счастья, именуемые в народе узлом бесконечности, в пять миллиметров из проленовых нитей, не растворяющихся в теле. Так что, посмотрев на команду, я улыбнулась глазами и кивнула.

– Ну, мистер супер-звезда, будем надеяться, она принесет вам счастье, – сообщила Катя, подцепляя на внешней стороне мистический узел, повторяющий многократную восьмерку и несущий владельцу процветание и счастье. Затем, внеся свой вклад, хихикнула. – Шалость удалась.

Сейчас требовалось все просушить. Вшить в мочевой пузырь мочеточник через стент и повторить все по-новой уже со второй почкой. Затем закрыть мышечный слой, фасцию и ничего не повредить.

Когда я вышла из операционной, чувство усталости от ответственности валило с ног. Но именно за эти моменты я люблю выбранную профессию. Погибшая девушка подарила жизнь, реципиент получил второй шанс, а я не облажалась. Какое облегчение не нести груза вины за чью-то оборванную жизнь.

Уже в душе, раздеваясь, я устало и бессмысленно уставилась на кровь. Пару секунд рассматривала багровость пятен. Понимая, как странно волнуюсь. Необоснованно, сильно и, что самое ужасное, знакомо. Чувство щемящей тоски, тяжести внизу живота, чувствительность кожи неотвратимо распирали тело изнутри. Как давно я не была в Новосибирске? Месяцев пятнадцать? Мне придется уехать. Обреченный вздох вырвался из груди, пока я медленно отвела руку и бросила одежду в контейнер. Сегодня нужно заполнить тонну бумаг. На вечер назначена операция, ассистирование у Батыра Хазановича по соединению печеночного протока и тощей кишки, чтобы обеспечить отхождение желчи. Опять отделить и перешить. У нас будет только один шанс сделать все верно. Блаженно работать под чьей-то ответственностью, разница колоссальная. Тогда я и проверю, пора или не пора.

Может снова отложить? Сны, конечно, приходят, но я каждый раз надеюсь на больший срок. Значительный ли грех измена мужу? Значительный. Но сегодня я спасла жизнь человеку. Считается ли это? Не чудо ли – пересадить почку от мертвого человека живому, и та оживет, обрастет кровеносными сосудами и подарит годы жизни. Любая жизнь стоит того. Наверное, все-таки стоит заказать билет.

***

Мне нравится вид из окна моей новосибирской квартиры. Когда я там бываю, то люблю пить кофе, наблюдая, как на дальней окраине соснового леса встает солнце. Яркий оранжевый диск окрашивает темные спящие кроны в бархатный зеленый цвет, и лучи искрами завораживающе переливаются в утренней росе или в морозном инее.

В то утро я вышла на смену, как обычно. Клиенты в салоне всегда записаны плотно, один за другим. Когда клиентов много, хозяйка салона чередует кабинеты. Все что требовалось массажистке – это перейти из одного помещение в другое, вымыть руки и приняться за следующего клиента. В общем-то, варварские условия, почти рабские, за такую оплату, но меня устраивает анонимность. К тому же хозяйка, зная мои вкусы, подбирала из имеющегося контингента тех, кто мог бы мне понравиться.

После чая с парой печенек, что покупались в магазине этажом выше, я суматошно переоделась на ходу в подсобке и практически вбежала в небольшую, выкрашенную в розовые оттенки, комнату размером четыре на пять метров.

В центре располагалась кушетка для массажа с застеленной простынью и набором полотенец для клиента и одноразовыми безразмерными трусами, в углах комнаты располагались стул для одежды и раковина. Ненавязчиво работал кондиционер.

Мужчина лежал на животе, ногами к двери. У него оказались приятные ступни ног, красивые икры, упругая как орех задница под ничего не скрывающими марлевидными трусами. Стало любопытно, какие у него яйца и член при таких-то ногах. Большие, средние?

Непрошеное желание окатило волной, заставив перевести заинтересованный взгляд на узкую талию, по сравнению с которой плечи казались невероятно широкими. Ничего не скажешь. Со спины клиент выглядел здорово и сексуально. Загорелый, подкачанный. Затылок аккуратно выстрижен, шея мощная. Я могу уверенно сказать – этот человек занимался собой и своим телом.

Подумалось, что он в салоне на один раз. Наверняка проездом по командировочным делам. Любуясь, я почти с сожалением накрыла полотенцем нижнюю часть мужского тела. Притяжение с интересом ощущалось физически. В голову закралась шальная мысль, что с таким красавчиком, особенно если он тут по работе, было бы неплохо провести не одну ночь. Может тогда сексуальная энергия, бушующая в теле все это время, хоть немного даст спокойно пожить.

– Добрый день. Я ваш массажист. Скажите, у вас нет аллергии на минеральное масло?

В целом, вопрос – формальность, клиенты заполняли договор об оказании услуг, где оговаривался пункт об аллергиях. Людям требовался контакт. Сеанс массажа тогда проходит лучше. Устанавливался своеобразный момент доверия. Я взяла бутылку, намереваясь выдавить хорошую порцию.

– Нет.

Моя рука замерла, я застыла на месте. Пару секунд так и стояла, не шевелясь, не в силах поверить. Я слышала этот голос. Во снах. Сон наяву? У меня, что бред? Чувствовалось, как руки не слушаются, а сердце бьется, ускоряясь. Попыталась восстановить дыхание, продышать.

Пальцы с силой сжали содержимое бутылки, та чавкнула, попискивая в безмолвии комнаты. Густое прозрачное масло выдавилось на мою подрагивающую ладонь. Растерла его, занесла над телом, не решаясь притронуться. Сердце забилось неистово.

Этот мужчина, среди прочих, снится мне с моего подросткового возраста. Я столько раз во снах силилась разглядеть его, запомнить черты лица и даже искала. Ладно бы все время разные снились. Но у моего подсознания имелся любимчик. И очень схожий экземпляр лежит передо мной, практически голый. Целиком открытый, спиной. Разве бывают такие совпадения? Случайности?

Притронулась. Повела по нему по косой. Стук сердца перешел в сумасшедший ритм. Волна наслаждения с вожделением затопила грудь такой предвкушающей дрожью, что пришлось запрокинуть голову, на секунду прикрыть глаза и открыть рот, глубоко и судорожно вдыхая спертый воздух комнаты.

Он крупный. Горячая эластичная мужская кожа обжигала раскаленным шелком, под ней напряженные бугры мышц, передавали будоражащие выплески секса, через ладони внутрь тела, до самого низа.

От волнения кружилась голова, дышать стало нечем.

Руки сами давили на нужные точки, разминали мышцы одну за другой, успокаивали, пока мысли лихорадочно водили хоровод вокруг вопроса: что же делать? Меня невероятно сильно сносит от возбуждения и вожделения. И это ненормально, пугает.

Его тело расслабилось, напряженные мышцы оплыли, он явно кайфовал от моих движений.

– Перевернитесь, – попросила я, готовая к встрече с незнакомцем из моих снов, но тут же передумала, нет-нет, не готова, ничуть не готовая!

Он перевернулся, и мое сердце оборвалось. Он оказался красив. Таким, как я запомнила. И смотрит прямо в глаза, чуть приподнявшись на локтях.

Чувствую, как краснею, кусаю нижнюю губу и поджимаю губы к зубам, я громко сглотнула и не нашла в себе сил перевести взгляд на обнаженную грудь.

Мужчина поднял руку и щелкнул пальцами перед самым лицом, заставляя вздрогнуть.

В глазах поплыл секундный туман, оплавляя разум, затягивая пеленой иллюзии.

Он нашел меня. Нашел. Мне никак не верилось. Незнакомец из снов.

На мгновение я бегло опустила глаза ниже. Никаких шрамов. Во сне были шрамы. Только грудина и аккуратные мужские соски, пресс кубиками, полотенце и мощный торчащий шлагбаум под ним. Снова перевела молящий взгляд на его лицо.

Страстный, жадный, голодный взгляд пробивал мою растерянность. Невыносимо горячо жег душу, побеждал, брал вверх. Я шумно вдохнула и выдохнула сквозь зубы. Дышалось уже настолько тяжело, что я снова сглотнула, приоткрыла рот, чувствуя, как тело горит огнем. Не находилось сил поднять руки вверх и прикоснуться к нему вновь, пока он ждал. Тревога разливалась в груди, орущей сиреной, и тут же глушилась туманным разумом. Будто кто-то придавливал ее своей волей сверху. У меня что, галлюцинация наяву?

– Иди ко мне, – тихий голос с нотками строгости, пока я взволнованно-эмоционально рассматриваю роскошное тело и чувствую, как от желания подкашиваются ноги. И нужно очнуться, ведь не бывает так. Не бывает. Происходит, нечто запредельное. Я как будто пьяная от волнения, смешанного с вожделением и похотью.

Пошатнулась, сделала полшага назад от кушетки. На что он намекает, на более глубокий массаж? На секс прямо сейчас? Здесь нельзя. Уговор с хозяйкой спа-салона. Сделала еще полшага назад. Он блеснул глазами, и я затравленно перевела взгляд в сторону двери.

– Помнится, тебе это нравилось, – он красноречиво перевел взгляд на полотенце.

– Это не салон эротического массажа, – я артачилась, отступая, готовая кинуться к двери, хотя понимала, как невероятный соблазн тащит меня против воли клещами к нему обратно. Ну, вот же он, объект мучений. Он прав. Нравилось, он мне нравился, это слабо сказано. От желания трясет, хочется отбросить все и резво оседлать его коня. О-о-о! Он был бы совсем, однозначно, горячо «за».

Мужское лицо на секунду приобрело суровость, все сильнее становясь недовольным.

– И ты не массажистка. Ты хирург, Милена. Может, сделаешь то, что хочешь уже давно? Я ведь знаю, чего ты хочешь.

Весь его странный вид говорил, что он совершенно не слеп. И все прекрасно понимает, видит и чувствует.

– Я тебя тоже хочу.

Я тяжело отступила еще на шаг, чувствуя, как адреналин в крови мешается с дурманящим эротическим вожделением. У меня возникло четкое ощущение, что передо мной не человек, и ему невероятно сложно отказать. В солнечном сплетении под тяжестью тысячи снов рождалось дикое искушение. Безумный, импульсивный по своей природной стихии, прекрасный соблазн.

– Иди ко мне, – голос повелительный, жаждущий.

Еще один спасительный взгляд в сторону близкой двери, обратно на него, на мужской живот с узкой растущей от паха черной порослью волос, на полотенце, на самой верхней точке которого от смазки образовалось мокрое пятнышко.

– Подойди, – он покачал головой, чуть прикрыв глаза. – Я искал тебя. Мы же не дети.

Бессмысленно врать, что мы друг друга не видим и не чувствуем. Осталось только с разбегу весело заорать «Давайте трахаться» и прыгнуть на маняще подрагивающий член. От желания стенки влагалища сократились, спазм скрутил живот. Не слушающимися пальцами последним усилием воли нажала кнопку на двери для вызова администратора. И почти незримо двинулась в сторону незнакомца не в силах больше бороться с собой.

– Иди ко мне.

– Ох, ай-я-яй, здесь не эротический салон, молодой человек, – Ирина Игоревна не просто охаживала клиента недовольным взглядом, а буквально насаживалась на него. – Иди отдохни. Сама разберусь. Вы у нас тут впервые, верно?

Сказать, что я выскочила вон, ничего не сказать, вывалилась кулем, а за мной звонко захлопнулась дверь. Время замедлилось, звуки стихли вокруг меня. Мир сузился. Неужели я чуть не шагнула? Ну а если бы шагнула, что с того? Но ведь хотелось, да и хочется. Без сил, я прислонилась спиной к стене, понемногу сползая вниз, ноги отказывались держать. Это точно не человек! Там, за дверью, слышался словестный шорох беседы. Затем раздались характерные ритмичные шлепки и женские призывные стоны, заставившие завистливо сглотнуть, поднять голову, сердце забилось быстрее от возмущения. Чем они там занимаются? Так быстро? Кто же там такой лежит? И что делать?

Отдышаться я не успела, почти безучастно наблюдая, как в помещение врываются люди в масках, бронежилетах, с автоматами и в желтых защитных костюмах. Слишком стремительно.

Они бежали по коридору салона, оглядывая каждый закуток. Отдавали резкие приказы, разлетающиеся по помещению тревогой, слышалось шелестение рации и звуки вертушки. Меня прижали к стене лицом, надели тяжелые свинцовые щиты. Подбежал мужик, на ходу ловко заворачивая с головой в серебристое одеяло. Другие вломились в комнату, где крик Ирины Игоревны перешел из стонов в холодящий душу ор, граничащий с воплем вепря.

– Пятый, пятый, требуется реанимация. Срочно. Есть выжившие.

Чьи-то руки подняли с пола, понесли к выходу, краем глаза я выхватила окровавленное помещение, там словно кто-то взорвал наполненный алым колером шар. Тот расплескался, забрызгал все помещение, стекая по розовым стенам насыщенными кровавыми разводами. Ирины Игоревны там не было. На кушетке переливалась слепящая желтым светом масса, пришлось зажмуриться от боли в глазах.

Спасатель вышел на улицу, и мартовский мороз окатил кожу утренней свежестью. Ударил в ноздри кислородом. Кругом пожарные, полиция, скорые, зеваки. Взрыв сбил с ног несущего, и я полетела вниз, наблюдая, как рассыпаются от звука стекла в окнах ближайших домов.