Читать книгу Похищенная Любовь. Продолжение – 2 - Наталья Сергеевна Волошина - Страница 1
ОглавлениеЧасть 1. Я сижу, прислонившись к стене, в окружении трупов
Они не знали моего маленького секрета. Я не боюсь боли, боль меня оживляет. Делает сильным. Потому, что боль физическая, часто помогает отвлечься от души. От ненужных терзаний, страха, сомнений. И чем сильнее боль, тем больше я чувствую себя зверем. А зверь, спрятанный во мне, он не враг, он мой друг. Просто, когда физически выламывает, становится не до высоких моральных чувств и материй. Становиться похуй на все кроме одного- стремления одержать победу. Нет не выжить, выжить – следует за победой. Вырвать зубами свою жизнь, побеждая. Я проверял не раз, в минуты тяжелейшего душевного напряжения – боль помогала облегчить восприятие, суметь пережить шок. Как там говорят люди в белых халатах. У вас высокий порог боли. Не в пороге дело конечно, а в моих инстинктах. Когда речь идёт о выживании, в человеческом организме находится много скрытых резервов.
Тонкое лезвие впивалось в мясо моего тела. Сейчас я один на один с противником. В руке ощущаю пулю. Самое главное выдержать первые секунды, рефлекторного желания отпрянуть от входящего в тебя ножа. Именно это действие ожидает от жертвы нападающий. Но я на его удивление насаживаюсь на нож сам, тем самым приближая тушу убийцы на себя. Захват, и теперь он хрипит, придушенный. Дотягиваюсь окровавленными пальцами к осколку и с силой всаживаю в шею, распарываю ее. Из нее толчками струится горячая алая кровь. Я отшвыриваю от себя без двух минут труп, и добираюсь к стулу. Схватив его со всего размаха, обрушиваю на вырвавшегося вперёд наемника. Прыгаю на него и вижу его не верящий взгляд. Вспышка боли. Чуть легче.
Чужая боль, помноженная на собственную, создала бешенный коктейль.
Дыхание сильными толчками выталкивает грудь. Я переключаюсь на режущую молнию боли, она возвращает возможность думать, действовать, злиться. Заношу руку для удара и чувствую хруст носа. Теперь ему от меня не оторваться, он уже проиграл.
Я сижу, прислонившись к стене, в окружении трупов. Нож вытягивать нельзя, лезвие, застрявшее у меня в боку, предотвращает кровопотерю. А вот сейчас, мне нужен любой медик.
Я дотягиваюсь до бутылки, моя правая рука не дрожит, это левую пронзает пульсирующей судорогой до локтя. Делаю глоток водки, стукаясь о горлышко зубами, и закрываю глаза.
Любовь побеждает любое зло. Этому нас учат в книгах, в школах. Но правда ли это?
Даневич долго смотрел на меня, а потом всё-таки выпил. Очевидно, выпить ему хотелось острее, чем продолжать изображать передо мной, невесть что. В мужских глазах плескалось отчаяние и обида. Как это описывают – ситуация трагизма, по-моему.
Я сижу, не шевелясь. Он смотрит на меня уничтожающе. И от самой себя и от него, мне сделалось тошно и противно. И безразлично одновременно. Что говорить Валентину, я не знала и не хотела. Понимала, сейчас он сам изложит всю ситуацию, разложит по полочкам. Я согласилась стать его женой.
ДОБРОВОЛЬНО
Приняла его руку, помощь, покровительство. Хотя он не принуждал, не давил
Могла отказаться от брака с ним, и не отказалась. Обещала забыть Сергея, навсегда оставить нашу связь в прошлом. И не сделала этого.
Пусть говорит. Может ему от этого станет легче. Может он просто поиздеваться привёз. Тогда пусть делает, что хочет и покончим с этим побыстрее. Смысла во всём остальном я не видела никакого. Я люблю другого, я хочу быть с Седым и никакие разговоры этого не изменят
Глаза Даневича неторопливо изучали меня, с нехорошим блеском рассматривали одежду, прическу, ногти, покрытые бесцветным лаком. Наверное, я сейчас совершенно не похожа на ту Тому, которая принадлежала ему. В брендовой одежде, с модной укладкой и красивым мейком.
– Я не буду долго говорить. Ты предала меня, не задумываясь ни на секунду. И это после всего, что я сделал для тебя. Сделав глупость, надеясь, что это закончиться просто так.
Он покрутил стакан, рассматривая содержимое на свет. Потом осушил его и отложил в сторону. Плавным жестом выудил несколько бумаг. Поднялся и положил мне их на колени.
– Ознакомься.
Я опустила глаза, буквы плясали, но я четко прочитала напечатанные имена и фамилии.
– Это что шутка, Валик?
–Нет, Тома не шутка. Мы женаты. Фактически. Не хватает двух подписей. Твоих. Это листы из регистрационного журнала ЗАГСа. Если ты их подпишешь, все будет законно.
Я не понимала, ошарашено хлопала глазами. Валентин приподнял бровь.
– Я никогда не подпишу это, ты же понимаешь?
Прошептала бесцветным голосом, пытаясь анализировать происходящее.
– Я люблю другого.
– Интересно, когда же ты это поняла? Я вот помню тебя униженной, дрожащей от любого воспоминания об этом отморозке.
– Все изменилось…
–Уволь меня от своих рассказов.
Впервые Валентин говорил со мной грубо, с издевательской ноткой. Он посмотрел в окно.
–Я не твой Седой. Принуждать женщин это не мои методы. У тебя есть два варианта. Первый – ты добровольно станешь моей женой, любящей и ласковой. Второй – ты катишься на все четыре стороны.
Я поднялась, откладывая документы, не виня его за грубость, за злобу, за ревность. Чувствуя себя виноватой, потому что причинила боль, пусть и ненароком. Мы оба пожинали плоды боли от взаимного непрощения, боль, которую могут причинить только самые близкие люди.
–Не убегай. Ведь я еще не договорил.
Плечи опустились. На что я надеялась? Что разговор, к которому по всей видимости он тщательно готовился, так быстро закончится?
–Твой Седой уже у Ветрова, он вряд ли расколется или пойдет на сотрудничество.
Я осела на диван не чувствуя тела. Все слова разом пропали. Страх пополз по моему позвонку, противной липкой змеей. Ещё никогда в жизни я так не боялась, как сейчас.
– Им нужна ты. Единственное его слабое место, его женщина. Бумаги, которые ты прочитала —твоя защита. Ты должна знать, если не поставишь подпись я и пальцем не пошевелю.
Перед глазами поплыло, я вдохнула, пытаясь унять дрожь, не стучать зубами. Показать страх, было унизительнее, чем просить или придумывать отмазки.
– Решай, Тома.
Я понимала, что у меня нет ни единого шанса. Понимала, что могу умолять, стоять на коленях, кричать – ничего не измениться. Он не услышит меня, и в то же время я знала – он не врет мне. Выйдя за эту дверь, ловушка за мной захлопнется. И я стану тем оружием, которое сломит несгибаемого Седого.
Часть 2. Когда- то я мечтала о Даневиче, о муже, похожем на принца.
Чувствую, что от собственных мыслей белею как простыня.
– Я тебе не верю…
На самом деле я верю ему, но мне нужно удостовериться. Мне нужно узнать любые зацепки. Да просто выиграть время, и что…? Я никто, бесправная соринка в потоке жизни. Обладая всеми знаниями мира, что я смогу предпринять?
– Докажи свои слова.
Удивительно, то ли мое отчаянье, то ли рациональность моих слов срабатывает. Мужчина дарит мне холодную усмешку. Прежний Валентин не мог.
Не мог он так улыбаться. Не мог так смотреть. Он не мог так со мной поступить.
А сейчас час его триумфа.
Он достает мобильный и протягивает. На экране подвал, освещения практически нет, на стуле привязанный по всей видимости, сидит мужчина. Его лица не разобрать. Но тут камера, чуть подрагивая, приближается, и я узнаю в кровавом месиве вместо лица, светлые глаза, смотрящие исподлобья. Кто –то поднимает за волосы его лицо направляя в камеру.
Это был Седой, сомнений не осталось. Полуобнаженный, со связанными руками. На изображении внизу идет отчет времени. Зеленые цифры показывают сегодняшнюю дату.
Чувствую, как зубы начинают выстукивать противную мелкую дрожь. Руки непроизвольно трясутся, и приходится прикладывать огромные усилия, чтобы выглядеть спокойной и расслабленной.
А изнутри на меня накатывала волна ярости. Страх за любимого человека, какая сила может быть более разрушительной? Когда видишь страдания, зависящие от тебя. Смесь адреналина, мощным напором разгоняет кровь. Не остаётся страха за себя, остается страх за любимого, который сидит в темноте, окровавленный, с заломленными руками. Я не знаю есть у него надежда помимо меня. В курсе его отец, партнёры о том, что происходит. И где он. А я знаю, я вижу его. И эти знания заставляют забыть обо всем. Заставляют меня думать и действовать.
–Он у Ветрова?
Я говорила спокойно, уверенно, словно это я владею ситуацией. Я, а не Валентин, который может на самом деле сотворить всё что угодно.
–Да.
По глазам мужчины вижу, что он ощущал свою силу, своё превосходство, свою власть. Я оценила это искрящееся удовольствие в его глазах.
– Подпишу все бумаги, и стану такой какой ты хочешь меня видеть, но только при одном условии…
– Ты собралась условия мне ставить?
Валентин знает меня. И выстроил все таким образом, что я пойду на эту сделку. Не смогу отказаться. Но и у меня было время его изучить. Все его слабости- тщеславие, самолюбование, доказывание себе и всему миру собственную важность. Вот та ахиллесова пята, которая дает мне шанс стать игроком в этом противостоянии. Моя слабость – Седой, его слабость желание выиграть игру, где главный приз – я.
–Ты дашь знать его отцу, где именно он находится. Точное место, координаты. И представишь доказательства этого. Я должна быть уверенна, что Сергей жив.
Я сидела абсолютно спокойно, даже отстранённо, а внутри судорожно кто-то плакал. Наверное, моя душа, расшибаясь о несуществующие стены, в попытке найти выход, раз за разом. Мой разум понимал, что из всех способов возможной альтернативы, все варианты ужасны. Развязка этой истории будет в любом случае не в мою пользу. Но у меня есть цена – жизнь Седого. И это та ценность, ради которой стоит себя продавать.
– С чего ты решила, что я приму твои условия. Тем более такие, когда у тебя попросту нет выбора. Он не говорил, а цедил по слову. Его взгляд пытался пробить мою сосредоточенность.
– Ошибаешься, – Я облизнула пересохшие разом губы и покачала головой. – Выбор у меня есть. Я останусь с тобой по собственной воле или получишь труп. Тебе решать.
Стремительным движением он схватил меня за руку и заставил подняться. Приблизив свое лицо к моему, скользнул по лицу не верящим взглядом. Не думая о последствиях, я попыталась вырваться, но мужчина удержал. Совершенно безболезненно, но крепко.
Возможно, он не ожидал, что я буду бороться. Что мое противостояние будет настолько разумным. И наверняка чувствовал, я не блефую. Только ради своей безопасности я не останусь рядом с ним. Зная о том, что Сережа погибнет, я и сама была готова на что угодно. Дикая решимость читалась в моих глазах.
–Хорошо, я согласен.
Он набрал комбинацию цифр, нажал на громкую связь.
– Это Даневич, я насчет Сергея…
Я услышала их разговор с отцом Седого, точнее ровно четыре фразы. Он сообщил все, что нужно и нажал отбой.
–Подписывай.
Голос Валентина очень тихий. Механизм начинает работать, стремительным отсчётом по секунде, он нашел тот поводок, единственный проводок, который можно использовать.
Мои пальцы не слушаются, и три подписи получаются самыми корявыми в моей жизни.
– Тома, я понимаю, тебе кажется, что ты меня ненавидишь. Но это не так. Мы близки. Любовь – это не только страсть.
Его слова змеиным шепотом обволакивали меня. А я ведь когда- то я мечтала о Даневиче… О подобном муже, похожем на принца.
Мечты исполняются, Тома, только что – то ты не рада.
Валентин получил, что хотел и от этого сразу расслабился, в уголках глаз, появились морщинки удовольствия. Он смотрел на меня с желанием. А меня передергивало от этого взгляда.
– Ты думаешь я такой плохой. Но я Тамара докажу обратное.
Валентин прижался губами к шее, застыл.
– Я слишком далеко зашёл …Прости.
Я вскинула голову, реагируя, слабым движением, не веря. Это означает, что он раскаяние испытывает? Я ненавижу и его, и его раскаяние. Верни меня обратно. Мне так захотелось это сказать. По-детски. Верни меня к моему Сереже…Я не люблю тебя, не люблю…
– Теперь все позади. Ты остынешь, забудешь…
Ладонь по-хозяйски скользит по позвоночнику, поднимается наверх, лаская шею. Пальцы сгребают волосы на затылке. Какая то, отчаянная, жадная ласка. Пятерня сжимается, нежно оттягивая голову назад. Даневич заставляет поднять подбородок и пытается заглянуть мне в глаза, но увидев в них пустоту, вжимает лицо в свое плечо. Жест оберегания, иллюзия защиты. Защиты от кого? От него самого, да?
Я не желала это понимать. Он не желал отпускать. Но почему? Я ведь обычный человек, а люди вокруг становятся, одержимы. Хочется плакать…
–Думаешь, ты любишь другого? Глупая, глупая Тома. Мы с тобой это уже проходили, потом мне же и спасибо скажешь.
Голос прервался и Даневич прерывисто вздохнул, отодвигаясь, беря меня за плечи, почти встряхивая.
– Признайся, разве тебя не мучает вопрос: что будет потом, когда он узнает, что ты вышла за другого замуж?
Я непроизвольно отпрянула от него. И он отпустил.
– Ты думаешь, что знаешь его. Уверена в его любви! А на самом деле лишь надеешься, что он будет добрее к тебе чем к другим… Но ты еще ни разу не испытывала его ненависть.
–Тебе ведь это только на руку, – пробормотала я тихо, но Валентин этого уже не слышал, склоняясь и сгребая бумаги.
О благородстве мужчин можно много рассуждать, но в жизни всё гораздо проще и хуже.
–Тебе нужно освежится, принять душ и одеть что-то приличное. НАША квартира в твоем распоряжении. Скоро вернусь.
А мне захотелось закричать, рвануться прочь, но я осталась стоять, понимая, назад дороги нет.
Часть 3. Мужчины любят побеждать, а когда победа достается тяжело, это двойное торжество.
Какой беде из века в век обречены,
Какой нужде мы платим дань, прощаясь с милыми?
И для чего нам эта явь такие дарит сны,
Что дивный свет над песнями унылыми?
– Мне… надо привыкнуть…к мысли…НЕОБХОДИМО. Иначе я сойду с ума.
Вы когда-то пытались измерить собственное счастье? Я да. Длительность моего счастья составляла ровно два месяца и шесть дней. Потом в самые тяжелые моменты я буду вспоминать этот короткий период своего личностного блаженства. Нашу с Сергеем внутреннюю гармонию. Дни, проведенные в уютной квартире на окраине города. После всего мне останется только память о наших ночах и днях, встречах, разлуках и расставаниях.
Мне гораздо лучше…
Мне гораздо лучше…
Мне гораздо лучше…
А теперь начинается новая жизнь. Я смотрю в отражение зеркала. Какая тонкая ирония, Даневич заставил меня надеть то платье, которое покупал еще когда мы были вместе. Подчеркивая, что хранил его все это время, не сомневаясь в моем возвращении. Я невеста, будучи формально уже женой. Скрипнула дверь и на пороге появилась мама. Присутствие единственного близкого человека не облегчало этого дня. Скорее это была еще одна ирония. Ее неведенье и искренняя радость за дочь, наверное, нравилась Валентину. Придавая будущему «празднику» привкус настоящего семейного торжества.
–Тамарочка, ты прекрасна. – Не смотря на улыбку, в ее тоне были слышны слезы.
Она растрогана. Вероятно, видеть свою дочь в такой шикарной обстановке любой матери приятно. Еще бы, на мне дизайнерское платье, белоснежная фата покрывает облаком волосы, собранные в замысловатую прическу. Ее мне сооружали не менее двух часов. На шее колье из белого золота и в тон ему массивные серьги с янтарем. Как утверждал Даневич, даря их – они будут в тон твоих глаз. А я представляла в ту секунду картину Пукирева «Неравный брак». Будучи еще в колледже нам, студентам, преподаватель истории искусств читал по ней лекцию. Ходили слухи о том, что художник изобразил на картине собственную драму – якобы его любимую девушку насильно выдали замуж за богатого. Самое интересное началось после того, как картину представили на Московской выставке: говорят, престарелые женихи, увидев ее, один за другим стали отказываться от женитьбы на молодых невестах. Тогдашние газеты писали: магическое воздействие картины на женихов в летах: теряют сознание, а то и вовсе отказываются от намерений жениться… Вот бы проверить эти слухи и показать ее Валентину. Я широко улыбнулась, мои мысли были сейчас сумасшедшими, и я сама была на грани сумасшествия.
-Мам у тебя нет никакого успокоительного? Очень волнуюсь.
А на самом деле переживаю что сойду с ума от этого фарса. Этой лжи, выставленной на показ для важных гостей. Общество потребителей, владельцев жизни должно узреть победу Даневича, его триумф. Шикарная свадьба, молодая невеста, в драгоценностях и платье по последней моде. Празднование планируется роскошным и будет длиться два дня. Сначала в ресторане гуляние, а потом закрытая вечеринка для своих, на территории отеля. После, мы вылетаем в Париж в свадебное путешествие, на целых пять дней.
Мама протягивает заранее заготовленные таблетки.
– Конечно ты волнуешься такое событие.
Ее слова вызывают улыбку. «Волнуюсь» это не то слово, которым стоит описывать мое состояние. Делаю глоток и запиваю белую капсулу успокоительного.
– Я тоже волнуюсь, такая свадьба, такие люди, – она хлопотала возле белоснежной юбки.
– Обычные люди, просто большая гулянка с поводом.
В этой ситуации я даже пыталась шутить.
Мама выглядела не самым лучшим образом. Нет, одета красиво, элегантно. Кофейный костюм, светлая блуза, в тон им туфли. Эти вещи мой ей подарок. Я заметила, что мама была нетрезва. Совсем чу чуть, но я научилась определять ее состояние по малейшему признаку. Не собиралась ее корить в этом, не сейчас. Кто-то пьет, а кто-то как я, предает любовь, клятвы данные однажды
…Тома, не уходи, не отворачивайся от меня. Я не выживу без тебя…
…Не уйду, Сережа. Я люблю тебя…
– Я понимаю, что сейчас этот вопрос не к месту…Мама вздохнула.
–Но, ты и вправду любишь его? Или это из-за его денег?
Она запнулась, и продолжила, ловя ладонями мою руку.
–Ты изменилась Тома, я слишком многого тебе не дала. У меня сейчас такое ощущение, что ты …
Господи, только не сейчас. Она решила задать мне этот вопрос за десять минут до выхода к гостям. Почему люди так жестоки? Разыгрывают участие, в те моменты, когда все уже неисправимо. Мы официально расписаны, никакой даже иллюзии выбора у меня нет. Мои документы у Даневича, паспорт, свидетельство. Единственный человек, который мог разрешить ситуацию полуживой, избитый, надеюсь рядом с отцом. Я искренне верю, в то, что моя жертва не напрасна. И поможет любимому.
–Мама, сегодня все хорошо.
Я взглянула в ее лицо и вытерла влажную дорожку на морщинистой щеке. Она не должна что-то знать и страдать из-за меня.
Однажды я спрошу Валентина. На что он рассчитывал закрывая, окольцовывая меня этим браком. Понимал ли он, что насилует душу. Душу, которая любит другого. Он тогда скажет, что, если у Седого получилось украсть чужую любовь, почему ему, взрослому опытному мужчине это не удастся. Сейчас и потом меня будет убивать его эта уверенность в себе. Уверенность в собственной исключительности.
–А теперь жених, раздался голос ведущей.
С трудом перевожу взгляд на мужчину, который держит мои пальцы.
Я, беру тебя, Тамара, в жены, зная, что в моем сердце ты всегда будешь моей единственной…
....моим верным партнером по жизни
Ладони вспотели, шум в ушах стал нарастать, предательская боль ворвалась в сердце.
…и моей настоящей любовью.
–А теперь невеста, -высокий голос вырвал меня из ступора.
Я испуганно посмотрела на Валентина, на гостей, подсознательно ища крепкую фигуру среди них. Светлый ежик волос. Надежда умирающего, самая сильная. Никто так не верит в чудо, как душа пребывая на грани. Мой взгляд блуждал по залу. Мужчины, женщины, дети… Мама, ее лицо освещает мягкий свет свадебной гирлянды.
Тишина звонкая, и одновременно оглушающая. Даневич понял кого я ищу в зале. И его рука превратилась в металлические тиски. Он сжал мою руку. Сильно, болезненно.
–Я, Тамара…
Голос дрожал, в горле пересохло
–Беру тебя, своим мужем.
Я набрала полные легкие воздуха и подняла взгляд в серые глаза
…чтобы с этого момента быть вместе и в богатстве и бедности, в болезни и здравии.
Раздались аплодисменты и наши губы соприкоснулись, почти целую вечность я простояла с закрытыми глазами, целуя своего мужа. Когда поцелуя прервался я бросила взгляд на жениха, он счастливо улыбался.
Забыть все, наверное, я бы никогда не смог
Новый вызов отбрасывает волю к нулю
И взгляд твой – он дороже миллиона слов
Вечно далекий, как и твой любимый Дали…
Мужчины любят побеждать, а когда победа достается тяжело, это двойное торжество.
Даневич, много пил. Нет не пил, он праздновал. Каждый раз вытаскивая меня из-за свадебного стола. Прижимая за талию к себе, высоко поднимая бокал, обвязанный красной лентой. Лента на ножке хрусталя символизирует крепость семейных уз. Я эти узы и без ленты чувствовала, и понимала. Мужчина же ими упивался, принимая поздравления, рукопожатия, тосты. Бесконечно долго владея моими губами при криках «горько», поглаживая затылок, шею, вызывая улюлюканье и шутки про брачную ночь.
Зазвучали аккорды нежной мелодии. Знак, что нам пора выходить на первый свадебный танец. Не могу не отметить, что Даневич очень красивый жених. Ему к лицу черный цвет и белоснежная рубашка с изумрудными запонками. Он умеет двигать красиво, изящно, даже при ходьбе. А Седой никогда так не двигался. Он даже немного косолапил при ходьбе и сутулился. Такая походка при его массе и росте придавала ему устрашающий вид.
Валентин расстёгивает пиджак, и немного приседая, берет меня на руки. Под всеобщие возгласы восхищения выносит в самый центр серо-голубого зала. Начинается танец, а вернее наше скольжение по паркету.
Я держу спину прямо. Одной ладонью держась за мужское плечо, пальцы второй переплелись с пальцами жениха. Танцую и смотрю в пустоту. Чувствую влюбленный взгляд Даневича на своем лице.
Я в глаза твои,
Как в зеркало смотрю,
Отраженье потерять
Своё боюсь.
Песню выбирал лично Валик. Я бы предпочла что-то более современное.
Я немыслимой ценой,
И своей мечтой
Заслужила это счастье
Быть с тобой.
Быть всегда с тобой.
Но видимо слова, должны произвести впечатление на гостей, на меня. Передавая вот таким надрывом всю суть нашей «любви»
От забот и мелких ссор
Ты меня увёл
И ключи от счастья
Для меня нашёл.
Для меня нашёл.
Только ключи от счастья ты Даневич не нашел, ты их выбросил.
Любовь, похожая на сон,
Сердец хрустальный перезвон.
Твоё волшебное – люблю -
Я тихим эхом повторю.
Теперь я всегда буду тихим эхом. Слабой тенью прежней Тамары. Неожиданно Даневич останавливает наше кружение в танце и встаёт передо мной на одно колено. Музыка замолкает, толпа замирает в ожидании.
Официант подбегает к жениху неся перед собой поднос, на котором сверкает золотистая коробка. Передает ее и микрофон Валентину.
–Жена, моя…
Сколько пафоса в его тоне. Еще бы, за нами наблюдают несколько десятков глаз.
– Это именно то, что ты видишь. Я на коленях перед тобой. А сейчас мой свадебный подарок тебе.
Под громогласные аплодисменты он открывает коробку и вкладывает в мою ледяную руку ключи от машины.
А мне становиться странно и смешно. Безумный, нелепый мир. Я даже машину не умею водить. Я боюсь автомобильного движения, после того случая с папой. Никогда не смогу сесть за руль. Чувствую, что начинаю плакать, поток слез захлестывает меня, и я ничего не могу с этим поделать. Плачу, от стресса, от драматизма и безысходности положения, а люди восхищенно хлопают. Даневич галантно прижимает к себе, успокаивает. Подбегает мама, неся салфетки и понимающе вытирает мои слезы. Какой сюрреализм. Все думают, что невесту настолько растрогал подарок жениха, что она прослезилась. От этой мысли я прихожу в себя.
Часть 4. ты полюбишь меня, именно со мной у тебя будет целый мир.
Когда торжество закончилось, было далеко за полночь. Валентин неуверенно стоял на ногах. Игнорируя слабый протест, он легко увлёк меня за собой. Я ринулась, желая столкнуть руку, но она сжалась клещами.
– Тома. – Даневич насмешливо наклонился к самому уху, проговаривая. – Тебе не кажется, что протест поздновато устраивать? Ты сама на это подписалась. Не сопротивляйся, а то ведь я и обидеться могу, подумать, что ты мне соврала. Я свою часть сделки выполнил сполна. Абсолютно рискуя, подставится.
Провёл ладонью по волосам. Повернулся и улыбнулся такой ледяной улыбкой, что я едва не осела на красную торжественную дорожку. Развернувшись как ни в чём не бывало, повел за собой на второй этаж, туда где располагался номер для молодожёнов.
– Не играй в неприступность, Тома, – очень серьёзно попросил он. – Не надо. Я и так ждал целую неделю, не трогал, хотел, чтобы все было правильно.
ПРАВИЛЬНО?
То есть все происходящее он считает таковым? Надел маску принца из сказки и оправдывает себя этим. Шикарной свадьбой, застольем, подарками подчеркивает свою заботу. Только это не ЗАБОТА, это ужасная подделка под нее. Эгоизм, прикрытый любовью.
– Я и не играю. – ответила, поудобнее перехватывая подол платья. – Руку отпусти, больно. С игрушками надо бережно обращаться, Даневич. Их не всегда можно купить.
Валик наградил меня странным взглядом. Но пальцы убрал.
Мы подошли к витой лестнице увешанной свадебными гирляндами. Поднялись по ступенькам, миновав широкую прихожую, заходя в левое крыло. Арочные потолки создавали иллюзию пространства, отблески мелких лампочек играли на натертых до блеска полах. Мы зашли в шикарную спальню с огромной кроватью, усыпанную лепестками темно-красных роз. Освещения не было. Повсюду горели свечи – на каминной полке, подоконнике, у подножья кровати… В большой стеклянной вазе со льдом несколько бутылок марочного шампанского, рядом два бокала и фрукты.
Даневич кладет руки на талию, прижимая спиной к своей груди.
–Все для тебя, Тамара. Я хочу, чтобы эта ночь стала незабываемой.
Она и станет для меня незабываемой. Я это и без его слов знаю.
Сейчас среди богатства, шика и романтики я больше всего хочу оказаться за тысячи километров от этого места. Беспомощна, и мысли мои только на тему, как далеко способен зайти мой бывший друг. Напугана до полусмерти, хоть и пытаюсь вести себя спокойно.
Мужские руки принимаются расшнуровывать корсет, и делают это настолько умело, что уже через несколько минут я стою в нижнем белье, телесных чулках и белоснежном поясе для них. Я дотрагиваюсь до колье, но рука Валика перехватывает ее.
–Оставь украшения, это делает тебя роскошной.
Он поднимает меня на руки и перешагивает белоснежный ворох и несет меня к кровати.
Бережно улаживает, поглаживая плечо, проводя по бюстгальтеру, спускаясь вниз, пробегая пальцами по краю ноги, дотрагиваясь до кромки чулок и переходя на внутреннюю сторону бедра.
– Ты знаешь, как привлекательна Тома?
Я лежала перед Валиком, закусив губу, пальцами перебирая простынь под собой, и молчала.
– Все не мог понять, почему ты меня с ума сводишь, почему с ума сводила своего Седого?
Валентин наклонился, наступая коленом на покрывало, завис надо мной на несколько секунд, всматриваясь и словно ища что-то. Панику? Страх? Понимание?
– Ты чувственная. У тебя нет пластилиновых эмоции.
Он снял пиджак и отбросил его в сторону. Не спеша, принялся расстёгивать пуговицы на рубашке.
Сняв ее, он наклонился, приподнял, прижимая к обнаженной груди. Расстегнул бюстгальтер, одним движением, уверенно находя застежку. Вернул мое тело на кровать. Большой палец коснулся обнаженного соска, поласкал. Остановился, когда тот затвердел.
– Я знал что-ты любишь Сергея. И пусть это сейчас прозвучит кощунственно, только наличие соперника открыло мне глаза на свои чувства. Резко, бесповоротно, пришла страсть. Да еще какая.
Вот и ответ. Не понятно зачем ему со мной разговаривать? Может выпитый алкоголь заставляет его выговорится. Подонок Даневич, ты подонок.
– Сколько женщин мечтали оказаться подо мной. Самые отчаянные лелеяли мечту окольцевать, стать законной супругой. Я смеялся над ними, они ничтожны в своей услужливости, приторности.
Он расстегнул ремень, аккуратно вытягивая его из брюк сворачивая, кожаную ленту.
– На них у меня стоял член, но на тебя у меня стоят мозги. Вижу твои глаза и хочу в них найти внимание, смотрю на твои руки и хочу, чтобы они касались меня. Твои ноги должны обнимать мои бедра. А губы дышать моим дыханием. Я хочу этого.
Он стянул брюки вместе с плавками. И теперь стоял полностью обнаженный, возбужденный. На шее и запястье поблескивает золотой метал. А глаза пылали желанием и похотью.
–Вот он я Тома, смотри…
Он развел руки.
– Я влюблен, заворожен тобой. И ты полюбишь меня. Именно со мной у тебя будет целый мир. Но ты должна повзрослеть и принять меня.
Он взял меня за лодыжку и придвинул к себе. Шелковые простыни облегчили ему задачу, мое тело скользнуло словно по стеклу. Одной рукой приподнял мою попу, а другой стянул с меня трусики. Развел мои ноги и встал между ними.
Мы словно вели невидимую игру. Я не играла, не брала в ней участия. Но Даневич брал от меня что-то в этот момент, как вампир он получал удовольствие, удовлетворение, от податливости моего тела.
– Значит, будешь теперь в хозяина играть? – почти неслышно прошептала.
– Мне это не потребуется. Я тебе не противен, у нас есть сексуальный опыт. Ты откликаешься на мои ласки, что еще нужно?
– Может нужна любовь.
– Тома, ты нужна мне, а теперь и я нужен тебе. Мы в одной лодке и пути назад нет ни для тебя, ни для меня. Я тебе попытаюсь сейчас это доказать.
Он скользнул пальцами вниз, провёл ними. Ласковые прикосновения, поразительно нежные, осторожные и умелые задевали клитор, увлажняя меня. Наклонился втянул сосок в рот и поиграл с ним языком. И я, к своему стыду, я увлажнилась под его уверенными действиями.
– Вот и всё что требовалось доказать, – шепнул Даневич распиная меня языком, подхватил за бедра, слегка приподнимая и вводя внутрь член.
–Я умею любить Тома…
Не страшно убить тело, страшно убить душу. Вот и всё. Даневич «любил меня» сначала сверху, потом посадил на себя, доводя до грани истощая своими толчками, ласками, движениями. Он знал об удовольствие все, и как умелый кукловод сейчас ломал мое сопротивление, доводя до пика. Помогая члену пальцами, губами, переворачивая меня на живот, а после ставя меня на колени и продолжал в позе сзади. И снова выходил, уже зарываясь между моих ног, проводя влажным языком внутри.
– Не сопротивляйся. Расслабься. Всё будет хорошо.
Я давлюсь рыданиями, чувствуя, что проигрываю. Теряя контроль над собственными чувствами и телом. Пытаюсь остановить это и не могу, в конце концов я окончательно сдаюсь, и бьюсь в конвульсиях под мужским телом. Больше нет ничего. В голове нет ничего. Там пусто.
Осталось ли у меня хоть какая – то частичка гордости? Самоуважения? Я уже не знаю.
Даневич поднимает меня и поворачивает в сторону зеркальной стены, я вижу его за собой, его движения и горящие глаза. Он двигается и говорит, и говорит. А я молчу. Я как мёртвая смотрю на него выгоревших солью глаз и слушаю. Я люблю слушать.
Наконец, прижимая мое расслабленное тело он со стоном кончает.
–Как же с тобой сладко, волшебно, хорошо…– его слова доносятся слабым эхом.
Сильнее я чувствую острый запах секса, влагу наших вспотевших тел и только теперь кристально чисто понимаю- дороги назад для меня не существует.
Часть 5. Он свадьбу, не сможет пережить. Он тебя любил, как ангела.
Я спустилась в гостиную отеля. Не потому, что хотелось гулять. А просто чувствовалась необходимость выйти из номера. Спальни, где все пропахло супружеским сексом, запахом тела Валентина. Через несколько часов начнут стекаться гости на второй день свадьбы. У меня есть лишь пара минут свободного времени, пока Даневич не проснулся. Свободного? Я, наверное, уже никогда не узнаю, что это такое. Мама всегда твердила, что любая нуждается в мужчине, за которым будет, как за каменной стеной. Мужчина, на которого можно положиться и который будет заботится о своей избраннице. Ну что ж, по маминым представлениям я выполнила этот план на все сто процентов. Выйдя за Валентина замуж, я уже не просто за каменной стеной, я внутри этой стены. Я спустилась в холл, уселась на квадратный пуфик перед крошечным стеклянным столиком. Отсюда открывался чудесный вид на внутренней дворик отеля. Девушка, в строгой деловой форме поставила передо мной чашку капучино, вежливо улыбаясь. Она, наверняка моя сверстница, пронеслось в усталом мозгу.
Благодарю ее, и уясняю, то, что заметила еще вчера. Весь персонал рассматривает меня с интересом. Вчерашние официанты, бармен, тамада, а сейчас и эта милая девушка, которая принесла мне напиток. Зная систему этого бизнеса изнутри, понимаю, что за мной тянется шлейф сплетен. В их глазах я собой представляю воплощение настоящей золушки, и они пытаются рассмотреть счастливицу. Возможно, понять мой секрет. Только вот его нет. Запахиваю кофту и погружаюсь в невеселые размышления. Скорее всего в глазах этих работников я самый удачливый в городе человек. Только это не так. Я пленница, игрушка. Как ни банально распространённое выражение про золотую клетку, оказалось правдивым. Все вокруг было не ужасно, даже наоборот, красивый интерьер, вкусный напиток и Париж завтра. Только почему у меня нет никаких эмоций? Почему я чувствую себя оболочкой, из которой вытянули все содержимое. Мне не хотелось смеяться, я не чувствую прелести этого напитка, нет желания бродить по улицам Парижа. Я просто сижу в полной эмоциональной тишине. Есть такое слово «прострация» – угнетённое, подавленное состояние и полное безразличие к окружающему. Вот именно его я бы применила к себе.
А что дальше я не знала. Должны же существовать в жизни хоть какие-то ориентиры. Какое-то направление, указывающее путь. А у меня сейчас нет. Нет ничего. Только выгоревшая душа.
Тут я почувствовала легкий шлейф запаха ментоловых сигарет, смешанный с французскими духами. Обернулась в ожидании увидеть носителя этого запаха. Видимо мое обоняние под воздействием стресса усилилось.
– Ну привет, Тамара. Давно мы не виделись.
Напротив, меня стояла Алла. Стройная, сжимавшая ручки темно синей лакированной сумки. Ее белоснежные волосы переливались под выбивающимися из-под верхних витражей лучами утреннего солнца.
– Хреново выглядишь…Что, брачная ночь измотала тебя?
От ее наглости самоуверенности меня накрыло черной пеленой ненависти. Меня можно давить до определённого момента. Но потом я взрываюсь, никак не думая о последствиях взрыва. А сейчас я на такой грани, на которой еще ни разу не была. И увидеть перед собой эту холеную, самоуверенную стерву, слушать ее подколки выше моих сил. Не ей судить меня, и обсуждать мое состояние. Пусть идет лесом, полем, к черту в зубы. Но меня не трогает. Я не в том состоянии что бы терпеть еще хоть одно надругательство. Даже от дочери всемогущего Ветрова.
– Не твое дело. -Грубо отрезаю, поднимаясь и планируя уйти.
– Он свадьбу, уверенна, не сможет пережить. – Холодные глаза улыбаются, и смотрят на меня с превосходством.
–Кто именно? – я несу явную глупость. Прекрасно понимая о ком, мы говорим.
Ее фальшивая улыбка выбивает почву из-под ног.
– Сержио. Он тебя любил, как ангела. Ты казалась ему не такой как все. Ну что ж теперь оценит ваше шикарное торжество. Твои слезы во время вручения подарка, ролики уже гуляют в интернете.
Блондинка даже градус улыбки не понизила. Смотрела на меня с этим снисходительным выражением, насмехаясь.
–Красивая церемония кстати. Трогательная.
Я понимаю, что мне хочется ее убить, размазать по стене. Впервые в своей жизни я мечтаю с кем-то расправится физически. УНИЧТОЖИТЬ. Как они мне все надоели, люди без души. Я останавливаюсь и пристально смотрю в ее самодовольную физиономию.
– А с чего вдруг такая забота о Сергее.
Чувствую… вот сейчас она получит всю порцию заслуженного презрения. Прикрываю глаза, на секунду, собираясь с мыслями. Глубоко вздохнув в упор, смотрю на застывшую, от моей наглости, Аллу.
– Или ты сама лично не помогала его убивать? Уродовать и садить в подвал к твоему папаше?
С удовольствием отмечаю ее мертвую бледность, проступающую на щеках.
– Может поэтому он тебя не смог полюбить, потому что знал, ты первая, кто ему в спину нож воткнет?
– Не понимаю, о чем ты…
Она растеряна, и смотрит на меня в недоумении.
– Ну и дура…
Видя ее реакцию понимаю, в самом деле она пребывает в неведенье.
– Попроси у своего отца записи, с подвала, где пытали твоего Сержио и приговорили к смерти. Не собираюсь с тобой общаться, но ты задай этот вопрос отцу. Пусть объяснит. А потом подумай, что за любовь у тебя такая. Любить, но позволять кому-то убивать любимого человека.
Я замолчала, тщательно пережёвывая следующую фразу.
–Или это у вас семейное. Тогда не стоит искать себе мужчину, сразу ищи рабское существо, которое будет подхалимом твоего папеньки.
Мне было все равно на взгляды окружающих, на последствия. Терять по большому счету нечего. У меня полный анабиоз. Но пусть знает пусть ощутить хоть подобие той боли, которую терплю я.
Она догнала меня на лестнице, цеплялась за плечи и за материю свитера.
– Это правда, то, что ты говоришь?
Я улыбнулась устало.
–А ты как думаешь? Зачем мне тебе врать. Конечно правда. Открой свои кукольные глазки. Посмотри на реальный мир. Твой отец объявил охоту за Седым. Наказывая его за твою поруганную честь. Он, наверное, его бы и убил…Но только тот вырвался. А теперь ты гуляешь на этой красивой свадьбе.
– Это ты его спасла?
Я горько усмехаюсь, и вижу, что ее глаза слегка увлажнились и лихорадочно блестят.
Возможно, она действительно его любила, может радовалась этой свадьбе, как возможности начать все сначала. Только вряд ли Седой простит ей поступки отца, а мне мое предательство. Мне вдруг становится жаль ее, как никак у нас общее горе на двоих.
–Главное, что он не умер. Успокойся.
Она не верящее смотрит на меня.
– Где он…
Задает она вопрос, на который я не знаю ответ.
– Самое главное он жив, и не в подвале твоего отца, – отвечаю я абсолютно беспристрастно и ухожу, оставив ее переваривать случившееся.
Часть 6. Ты ведь меня любишь. Мне даже плевать, что ты мне все душу перевернула.
Будто сладость ванили опустилась на плечи вчера,
Мы с тобою отпили по глоточку сухого вина.
Мы всю ночь говорили, но это совсем не беда,
Над Парижем ловили смысл фразы: "Я рядом всегда…"
Но что же ты творишь, творишь, со мной, Париж?
За тобой летят одинокие тучи.
Но что же ты творишь, творишь, со мной, малыш?
Когда ты где-то рядом мне гораздо лучше.
Париж мне понравился. Несмотря на внутреннее состояние, все же я была живым человеком. Поездка позволила сделать простой вывод – больше всего я люблю путешествовать. Узнавать новое, расширять кругозор, испытывать приятные, свежие эмоции. Не оценить красоту и историю Франции было невозможно. Даже в этом Даневич был последовательным. Привезти меня в самое романтичное место мира, покорить здешними красотами. Что может больше впечатлить девятнадцатилетнюю девушку?
Мы посетили почти все основные достопримечательности и все свободное время гуляли по разным улицам и улочкам. Самая запоминающаяся поездка, лично для меня, была конечно же посещение Лувра. Там я увидела Мону Лизу. Икону изобразительного искусства. И даже не было ожидаемых очередей. В музее для этой картины было отведено особое место в большом зале, где как оказалось, ее держат за бронированным стеклом. Я была поражена именно этой деталью. Картина взаперти. У меня появилось стойкое ощущение, что ее создатель обрек женщину, изображенную на ней, навсегда быть заключенной в этом холсте. Меня передернуло от этих мыслей, и я попросила Валентина уйти отсюда.
Больше всего мне понравилась довольно мрачная картина «
Орфей, ведущий Эвридику из преисподней».
Валентин не понимал моего восторга. Пришлось объяснять, что меня всегда привлекали легенды больше, чем картины. А это самое что ни наесть воплощение древнего мифа.
Лесная нимфа Эвридика была покорена музыкой и пением влюблённого в неё Орфея, согласилась стать его женой. Когда нимфа с дриадами танцевала в роще, её ужалила смертельно змея. Потерявший жену Орфей был безутешен. Он решил отправиться в подземное царство и вымолить у Аида отпустить Эвридику с ним. Его музыка помогла ему убедить царя подземного мира. Лишь одно условие было выдвинуто легендарному певцу: не оглядываться – иначе Эвридика умрёт. Но он не вытерпел. Он повернулся удостовериться, что любимая следует за ним, и лишился Эвридики, теперь уже навсегда.
– Довольно сопливая история. – Протянул Валик. Я думал в древности люди были более суровы.
– Люди всегда хотят услышать красивую историю, а для ее красоты нужен драматизм. Настоящая любовь чаще всего драматичная вещь.
– Но не наша, прошептал он, притягивая меня к себе и целомудренно целуя в лоб.
Понравился музей Родена, Нотр-Дам, и его музей внизу. Мы гуляли по Монмартру, Монпарнасу, Елисейским полям, съездил в Дефанс. В уютных кафешках ели фирменные хрустящую французкую выпечку с разными начинками и запивали ее горьковатым кофе. Фотографировались на фоне древних зданий и сидели на мягкой траве напротив Эйфелевой башни.
– Красивая пара, – услышала я как-то за своей спиной, комментарий пожилой русскоязычной туристки.
Я как раз забирала из рук Даневича, подаренный мне, букет нежных тюльпанов. Наверное, так и было: красивая пара, красивый город и красивый жест. Если бы не одно, но. Седой, которого я не могла видеть, но чьё невидимое присутствие как заноза жила в моем сознании. Сергей казался гораздо ближе и роднее чем Валентин, который не выпускал меня из своих рук. Впечатанный в моё сердце. Образ, живущий под кожей, живущий в уголках бесчисленных драгоценных воспоминаний. Я была рядом с ним, а он рядом со мной. Он снился, потому что я звала его во снах. Моя душа рвалась к нему, осыпала ласками его тело. В слабой, бело-серой дымке между явью и сном, я видела его стоящего рядом. Чувствовала его ладони, губы на себе. А иногда он приходил в сны окровавленный, избитый с печальными глазами. Протягивал ко мне свою ладонь и тихо звал
–Малышка…
Я просыпалась, словно ощущала его реальное присутствие. Приглядывалась, чтобы понять, что его рядом нет. И тогда мое сознание рассыпалось, разбивалось на невидимые осколки льда. Я и сама превращалась в кусок замершей воды.
В нас с Валиком не было этой связи, той ниточки, что всегда была с Седым. Наша с Даневичем связь – это только цепь, сдавившая со всех сторон и меня и его. И вот ему важно прикоснуться, прижать, убедиться, что вот, я здесь рядом. Никуда от него не уйду, не денусь. Странно, болезненно. Эта цепь давит на меня, не дает вздохнуть полной грудью. Ощутить себя прежней. Но не существует цепи, способной приковать мое сердце к нему. Нет такой цепи. А может быть есть. Только слишком многое, стоит между нами, и это невозможно изменить. И я не могу его простить за Сережу. Это несправедливо, что я не могу.
Даневич, видя, что я проснулась, не дает мне остаться наедине со своими мыслями. Лицо его омрачается. Он трогает меня уговаривает, дарит обещания про новые подарки, впечатления, одежду, мелочи. Засыпает своей заботой. Видя, что на меня это не действует, он совершенно уверенно заявляет.
– Ты меня любишь! Если бы не любила, ты бы со мной не была.
Железобетонная логика. Спорить бесполезно. Я и не спорила, слушала его тихий голос.
Если бы я не любила, меня бы не было в его жизни с той секунды, как прозвучало его предложение выйти за него замуж. Если бы я остановила его тогда, в гостинице в горах. Я ведь могла остановить, прекратить, оборвать, исчезнуть из его жизни и никогда не пересекаться. Он бы забыл меня, и я тоже. На этом всё бы закончилось. Я не остановила, не закончила. Влюбила в себя. Продолжала играть с огнём, даря надежду, не понимая, что нельзя недооценивать чужих чувств. Посчитав их незначимым, а потом… Когда я знала, что это серьёзно… Я сама виновата в случившемся. Я ответила на его чувства, подарила обещание, вступила в отношения.
Да о чём теперь говорить? Всё я прекрасно понимала и не оправдывала себя. Изначально, корнем зла была моя собственная безвольность. Я сама впутала Валентина и просто поплыла по течению, наши отношения, подготовка к свадьбе, представление в свет превратилось в неуправляемый бешеный поток, несущий в водоворот водопада.
Я подчинилась мужским рукам, позволяя устраивать свою голову на плече Валентина, выбрав позу поудобнее и заснула, прежде чем он дотянулся и поджег сигарету. Так и не узнав продолжения того, что он хотел высказать.
А после возвращения, дни потянулись один за другим. Мирные, уютные … Когда со стороны всем казалось, что мы поразительно хорошо живем, и я всем довольна и счастлива. Валентин баловал меня, заваливая подарками, выкраивал каждую свободную секунду и спокойно засыпал по ночам, не терзаясь угрызениями и муками совести. И трахал, каждый день, ночь, вечер, утро. Он брал меня, а мне приходилось исполнять свой супружеский долг. И Валентин превращал наш секс в постоянный марафон. Без ограничений и графика, словно поставил перед собой цель, заполнить собою. Сексом заставить принадлежать ему. В те редкие моменты, когда он не ночевал дома, исчезая на несколько суток, становились праздником. Какие прогулки по городу? Чаще всего я тупо отсыпалась и восстанавливала силы, мечтая о том, чтобы он задержался подольше. Но когда он действительно задерживался, меня ждал террор в виде заключения под стражу. Я не могла выйти из дому без сопровождения, мои передвижения проверялись и согласовывались. И это повторялось снова по кругу.
Валентин откидывается на кровать, не отпуская меня, после секса. Удобно укладывает на себе. Я лежу на нём, обнимая, думаю отстранённо в медленном потоке мыслей, механически глажу его торс.
– Блин, курить хочется, – Валентин всегда радостный и вдохновленный после занятий любовью. Такой оживленный, как ребёнок, получивший долгожданную игрушку на новый год. Протягиваю руку, нахожу сигареты за спиной на столике, подаю ему, получаю затяжной поцелуй.
– Заботливая моя… Тома, Тамарочка.
Валентин замолкает, подбирая слова, я закрываю глаза.
– Ты ведь меня любишь, правда? Мне даже плевать, что ты мне все душу перевернула, честное слово. Признай.
Я притворяюсь, что засыпаю. Мужчина проводит пальцами по лицу, всматриваясь, изучая и не выдерживает. Начинает обводить каждую черту указательным пальцем. Я понимаю, Даневич уже не может без меня. И мне становится жутковато от этого понимания. Он не может не прикасаться, не трогать, когда мы рядом. Если я отстраняюсь, обижается. И я не отстраняюсь, я терплю. Валентин не может, Седой не мог.
Насмешка судьбы надо мной. Внешне я совершенно спокойно воспринимала происходящее, принимала и накапливала события в отдельную комнату своей души. Создавая подобие некоей защитной программы. Я не хотел уничтожать себя, занимаясь самокопанием, это было бессмысленно. И я просто отключала сознание, переживания для того, чтобы просто прожить еще один день.
Я смирилась, но в то же время продолжала вести невидимую борьбу, целью которой был нет, не побег, и не возвращение к Седому. Борьбу за себя как личность, как ценность в этом мире. Я мечтала, что когда-то перестану быть игрушкой в непредсказуемом потоке жизни…
Часть 7. Есть единственная боль, которую я не терплю. Боль сердца.
За прошедших два года я сделал для себя несколько выводов.
Главное средство разложения души – деньги.
Что дружба, зарождается обязательно в условиях трудных, в драке, а не на пьянке.
Понял, что человек сильнее всего помнит чувство ненависти. Ненависть может двигать вперед намного эффективнее чем мечты. Понял разницу между бедностью, укрепляющей характер, и богатством, разлагающей человеческую душу. Понял, что первыми сдаются герои, а не герои сражаются до конца. В пути, самое важное это бойцовский дух и конечная цель.
Неразумное было решение Богомаза сдать меня Ветрову, в обход мнения Гурама. Он и помог отцу вытянуть меня полуживого из плена. Понравилось выражение глаз наемников отца, когда они увидели меня в окружении трупов в подвале. Я бы и сам вырвался, если бы не нож, и сильная кровопотеря. Подмога оказалась как нельзя кстати.
Когда Семен разбудил дежурную медсестру, у той чуть истерика не приключилась, от взгляда на рукоять, торчащую между ребер. Я улыбнулся ей, и подморгнул заплывающим глазом. Из рассечённой брови хлестала кровь, видок хуже некуда. Правую сторону лица заменяло кровавое месиво, эту часть я просто не ощущал.
Медсестричка довольно быстро привела дежурную бригаду.
В захолустной больнице, ночная смена почти всегда пьяная, эти были не исключением. Несмотря на этот факт заштопали меня сносно. Хотя и обещали, что от пулевого ранения, пальцы скорее всего обездвижатся, не понимая, почему я радуюсь этому. Я боялся одного – потеряю руку. Времени от получения травмы и началом операции прошло больше шести часов, и конечность совсем занемела. Я попросту ее не ощущал, и это чувство полного отсутствия важной части тела, меня нехило пугало. Потом в истории болезни найду надпись – шок второй степени. Врачи написали это, потому что боли я не испытывал. Вообще не чувствовал. Помню сильно позабавил врачей, привыкших к более впечатлительным и шумным пациентам.
Покушение на мою жизнь потрясло отца. Я не знаю, что он испытал, но, наверное, кадры из подвала стали веским аргументом. Он по-настоящему испугался за единственного отпрыска. С того момента почти все важные моменты в управлении он передал мне. А нормально
Провалявшись месяц под капельницами, я наметил план, как убрать Богомаза. Он стал первым в моем списке. Когда его начали судить по сфабрикованному делу, он даже не догадывался, что это моя личная месть. Врагов у него и без меня хватало. А когда у тебя конфисковывают все, садят за решётку и затевают громкий показательный процесс, искать виновных последнее дело. Когда механизм запущен, остановить его невозможно. В итоге она получит свои заслуженные 12 лет. Так и началось мое становление.
Сейчас Гурам подчиняется мне. Их с Богомазом группировку было не сложно подмять под себя. Я уже хорошо знал весь бизнес, изнутри. Сам проварившись этой каше не один месяц. Важно, что все младшие партнеры меня уважали. Кто-то за силу и напор, кто-то видел во мне новое поколение, не только с криминальными началами, но и хорошим образованием и деловой хваткой. Так плавно весь бизнес перетек под меня.
Был еще один важный момент во время выздоровления, кроме швов, перевязок и капельниц. Отец с ним временил, а я уже понимал, что произошло. Но запрещал себя хоть о чем-то думать пока не смогу встать с постели.
Отец аргументировал тогда «Лучше я, чем кто-то другой». Я думал, что готов к этому разговору.
ДУРАК.
Бог нам дал любовь, с ней словно крылья за спину
И сошла с ума Маргарита вслед за Мастером.
Но людская зависть захотела украсть её.
Но навсегда осталась в сердце Мастера часть ее.
Коротко, четко, по существу, он рассказал о звонке Даневича. О свадьбе, произошедшей на шестой день, после звонка.
–Последнее, что тебе нужно знать. Потом сам решай, что, да и как. Мой совет – отпусти девочку, по всей видимости она счастлива.
Положил планшет и оставил меня с ним наедине.
Дни и ночи в одиночке и так тысячи лет.
Прошу тебя, мне больно! Умоляю, Боже, выключи свет!
Я исписал своей кровью каждый сантиметр этих стен,
Но тебе нет дела до этих глупостей.
Я понял, что она никогда меня не любила. Боялась, соглашалась, подчинялась … А любила этого холеного отморозка. Красивая, той красотой, которую я бы не смог описать. Белоснежное платье, пышная фата. Ее улыбка, слова свадебной клятвы. Танец, объятье, слезы и поцелуи. У меня впервые закружилась голова и изображение плясало перед глазами.
Тысячи страниц о тебе – ими растопил камин.
Моё сердце – камень, но, увы, кровит гранит.
Я – твоя ошибка, меня не исправить, легче устранить.
Забудь меня на нашем необитаемом острове.
Я пытался дотянутся до пачки с сигаретами. Рука забинтованная, с иглой в вене, не давала развиться движению в нужном направлении. Я выдернул катетер из вены и отшвырнул капельницу, вместе с бутылками медицинской глюкозы, в стену. Раздался звон и металлический грохот.
Я замерзаю, будто зимой, нутро на излом,
Жара и зной, но меня морозит и бьёт озноб.
И непонятно, почему судьбой связан я с тобой,
Я люблю тебя тебе назло.
Я без нее дышать не мог. Я жить без нее не мог. Я ее просил только об одном. Потом отец скажет, что это было страшно. Я был страшным.
Она боялась меня. Моих порывов. У меня же это называлось, желанием любить, просто быть с тем, кто мне нужен. И быть кому-то нужным, не Седой – авторитет, а я сам. Мальчик, потерявший маму, не знавший любви отца, оставленный один на один с жестоким миром. Я хотел любви. Хотел возвращаться домой, и знать, что меня ждут. Любой волк ищет место, своё место куда он всегда сможет вернуться. Знание, что его где-то рады видеть. И она меня ждала, обещала ждать. Рядом с ней мне не надо было быть волком. Я мог быть как все. Она обещала. ОБЕЩАЛА! И обманула, сразу одним махом. ПРЕДАЛА!
Я поднял здоровой рукой стол и отшвырнул вместе со всем содержимым в сторону. На лестнице раздались шаги. Отец Семен и еще двое из охраны осторожно входили в комнату.
Раненный волк, который не смог сразится с сытой, хищной змеей, которая отняла его волчицу. Его женщину …
– Сережа, – вполголоса позвал отец, опасливо останавливаясь в нескольких шагах.
– Пошли вон…
На кровати, застеленной белым, черный экран планшета отражал яркую картинку.
Идиллия двух воркующих голубков, обручальные кольца и страстные поцелуи под крики «горько».
Я с трудом оторвался от изображения, и посмотрел на застывших в дверях мужчин остекленевшим взглядом.
Страшно, мёртво. Я их сейчас ненавидел, я весь этот мир ненавидел. Проклятое, конченное место. Вперед вышел Семен.
–Серый… Давай водки выпьем, а…?
Очнулся. Обвел комнату пустым взглядом.
Я тогда понял еще одно. Есть единственная боль, которую я не терплю. Боль сердца. Настоящая боль – немая, её не слышно, её не видно. Только бьёт она точно в цель, без жалости, нажимая курок, делая единственный выстрел, выворачивает внутренности, потрохами вынутыми из сердца. Меня накрыло тоской, глубинной, чёрной, больной…
– С тобой выпью, остальные пусть идут на хуй.
Отвернулся, просто стоял, кусая до крови губы, смаргивая непрошеную влагу. Стыдясь и злясь на себя и ненавидя за то, что эта влага заполнила глаза. Чувствовал, как лицо превращается в непроницаемую маску.
Часть 8. Отпусти Валик, я не могу так больше.
– Ты пьешь противозачаточные? – Валик не спрашивал, он утверждал.
Я отвернулась от него, отодвинулась максимально несмотря на то, что сидела в соседнем кресле на приеме в частной клинике. Костяшки побелели, сжимая подлокотник. Меня всегда будет интересовать вопрос, зачем люди лезут в чужие дела. Прикрываются дежурной, ничего незначащей, фразой. «ТАК БУДЕТ ЛУЧШЕ ДЛЯ ВСЕХ»
Лучше? Отчаянно хотелось спросить, кому? Мне? Валентину? Или сегодняшнему гинекологу, женщине из разряда «новых, продвинутых специалистов». Со следами подтяжек на лице, силиконом в губах и абсолютным равнодушием ко всему, кроме денег. Меня всегда располагали к себе, как пациентку, женщины в летах, со вселенским пониманием во взгляде. Именно такой доктор принял нас в первый раз. Три месяца прошло, а ожидаемой беременности не было. Мне были прописаны контрацептивы на четыре месяца. Необходимая мера, чтобы уравновесить цикл, и что бы вскоре он запустился по-новому. А я уверенна, что не в цикле было дело, а в ее взгляде на нашу пару. Даневич с восторгом в глазах и одним и тем же вопросом, когда, когда… И я молчаливая, с потухшими глазами.
Когда мы остались с ней наедине, Мария Васильевна прямо спросила:
– Не хочешь ребенка?
Я опустила взгляд и сжала пальцы.
– Странно, мужик вроде любит тебя, и ребенка значит любить будет.
Я подняла на нее взгляд не знаю с какой эмоцией. Наверное, просящей.
– Мне 19 лет…
Я хотела этой короткой фразой передать свою мольбу. Я мечтала об отсрочке, зачем и сама не знала. Но мудрая женщина протянула мне ее в виде рецепта, написанного корявым почерком. Позже такие же таблетки, тайком, полтора года носила мне мама.
Но не один обман не может длится вечно. Тайна рано или поздно становится явью.
– Ответь только на один вопрос, Тома. Один вопрос, хорошо?
Кивнула, понимая, что даже если не согласна придется отвечать.
– Почему?
Для того что бы понять, одного вопроса, одного ответа будет мало.
– Я думаю, это было бы ошибкой, рождение ребенка сейчас.
Заявила смело, открыто смотря в его прищуренные глаза. Отчаянный шаг, над пропастью непонимания и не веры. Но и молчать, врать уже не могла …
Первые месяцы совместной жизни, находясь в шоковом состоянии или в состоянии какой-то прострации, я действительно не понимала, не ощущала последствий замужества и принадлежности Даневичу. Но потом я потихоньку начала выныривать из состояния моральной пустоты. Понемногу выбираться на берег реальности. И эта реальность оказалась нехорошей, пустой и давящей.
Учится, посещать колледж Валик не разрешал, как и свободно передвигаться. Последний год закончился купленным дипломом. О поиске роботы даже речь не шла. Какая работа, ведь я должна родить ему наследника. У меня не было подруг, зато были охранники и жены деловых партнеров Даневича. Каждый мой шаг, каждый мой наряд, покупка, согласовывалась с Валентином. Мне даже карманных денег не полагалось. А зачем? Любая прихоть удовлетворялась полностью. Однажды я захотела съездить к матери, и охранники меня попросту не выпустили, потому что не смогли выйти на связь с Валентином. «Не смогли согласовать» –короткий ответ, после которого я на целый день осталась в доме. Спустя две недели после этого случая, когда Валентин заметил, что я практически не разговариваю и отказываюсь от походов в рестораны и мероприятия, согласился ослабить контроль. Улыбаясь, прижимая к себе, он заявил, что я могу развеяться и разнообразить досуг любыми курсами (конечно же на дому!), и прогулками с охраной. Он не хочет, чтобы я скучала, пока его нет рядом. Я начала учить английский, но это мало что изменило… Дни шли, мое состояние ухудшалось, контроль за мной все рос.
Мы отпраздновали мое двадцатилетие в Турции, в шикарной гостинице, вот только гостей не полагалось. Теперь всюду и всегда вдвоем. Иногда мне казалось, что Валентин пытается меня спрятать от всего мира, закрыв на замок. И ему это удавалось очень хорошо. А последней решёткой на маленьком окошке свободы станет рождение ребенка. Понимала, понемногу схожу с ума.
– Понятно. – Редко можно было увидеть, чтобы он настолько бесился, но, маска самообладания не сходила с его загоревшего лица. Только глаза полыхали гневом.
–Дома поговорим -, схватил за руку и почти выволок из приемного покоя. Усаживая в машину, молчал.
Мы приехали домой, он аккуратно закрыл дверь, никак не проявляя эмоций. Прошли в спальню.
–Показывай, где ты их держишь- обратился ко мне.
–Зачем?
– Тома не перечь мне, не спорь.
–Я и не перечу, я спрашиваю.
– Затем, что я собираюсь спустить их в унитаз.
–Я против.
–Я не спрашиваю.
– Так спроси мое мнение. Спроси МОЕ МНЕНИЕ. Чего ты боишься Даневич? Боишься услышать, что никаких детей я не хочу, а хочу учится, и жить нормальной жизнью. Я ХОЧУ БЫТЬ СВОБОДНОЙ!
– Это уже даже не смешно. Ты этого не можешь требовать.
Он подошел ко мне и сильно тряхнул. Голова заболталась.
–Я сказал тебе отдай мне таблетки. Или я их найду сам, переверну каждый угол этого дома.
Достану каждую мелочь, каждую тряпку, каждый твой маленький секрет, который задумала спрятать от меня. Я твой муж, я твой, блять, законный муж. – заорал он, яростно, и выдохся сообразив, что я отвернулась.
–Твою мать. Не смей закрываться Тома. Не смей!
Казалось он готов вырвать мое сознание, за то, что я сумела найти естественную и совершеннейшую защиту от него. Научилась морально, эмоционально закрываться: не видеть, не слышать. Я действительно хочу уйти, закрыться, спрятаться.
–Нет Тома, не ври хотя бы сама себе.
Он ловит мою руку, подтягивает к себе заставляя смотреть в упор на него.
– Признайся наконец, что ты его ждешь. Ждешь своего Седого. Трахаешся со мной и представляешь его, живешь со мной, а будто с ним. Обещала забыть и не забыла. Обещала стать ТАКОЙ КАК Я ХОЧУ, и не стала.
Даневич побелел, стискивая зубы. Я смотрела как в его зрачках, в которых медленно начинало разливаться бешенство. – ТЫ МОЯ ЖЕНА!!! А не его…
– Отпусти Валик, я не могу так. Пожалуйста… Не получается у нас…
Я искренне пытаюсь достучатся до его разума.
–Ты обещала мне!!! Я его спас, я рисковал, и ты должна выполнить свою часть сделки.
Я опускаю руки, плечи, закрываю глаза, и начинаю дышать через нос, медленно, глубоко, считая про себя до десяти.
А он продолжает говорить, то прижимая к себе, то отодвигая и ловя руками лицо. Наша ссора перерастает в нескончаемый поток его упреков.
Как он не понимает его любовь, опека, клетка выжгла меня до тла, и наступила просто усталость. Смертельная усталость от его давления.
Даже если бы я знала, что бизнес Даневича внезапно обрёл кучу неприятностей. Что совсем недавно машину с грузом, ему принадлежавшем, обстреляли из автомата. Что следом за грузом взорвали и сожгли офис регионального представителя.
Я бы все равно ушла, если бы отпустил. Но он и не думал этого делать, привязывая, закрывая меня под замок еще больше.
Часть 9. Я знаю, дальше не стоит это всё продолжать.
Три дня мы не разговаривали, я отказывалась выбросить таблетки. Валентин все же их нашел. Перевернул всю мебель, обыскал каждый угол и победно выудил синюю пачку из коробки с летней обувью. Демонстративно спустил все в унитаз.
Ожидал моего поражения, смирения. На этот раз не вышло. Я отказалась с ним хоть как-то контактировать. Лежала в своей комнате, не соглашалась выходить, кушать и разговаривать. Помню только что застывший мир воспринимался странно, цветами, ощущениями, запахами. Белые стены. Оранжевые блики восхода, красные лучи заката. Запах сумерек и вкус одинокой ночи. Наконец, обеспокоенный, так и не увидев во мне желаемого благоразумия и согласия, Валик решил перейти к активным действиям.
Я дремала, когда он неслышно шагнул в мою комнату. Аккуратно закрыл стеклянную дверь. Я не шевелилась. За окном разливались сумерки. Он присел рядом со мной и положил ладонь на скулу, легонько обвел ее.
– Тамара, знаю, я жесток с тобой, но прошу… Найди свои чувства ко мне. Давай попробуем всё исправить.
Он поднял меня прижал к себе. А я чувствовала себя трупом.
– Тамара…ПРОСТИ МЕНЯ! Как же я люблю. Поверь, уже понял, что давлю на тебя, и из-за этого теряю. Где та девочка, которая беззаветно меня любила? Куда исчез ее взгляд? Я хочу все вернуть. У всех бывают кризисы. Вот и у нас случился. Первый.
ПЕРВЫЙ? Становиться смешно…
Валентин умеет говорить. Можно заслушаться, да что там часами слушать. Ему бы книги писать, нести свои мысли в массы. Впрочем, он и несет. Всегда в центре внимания любой компании, любого общества. Красивый, уверенный в собственном превосходстве. Смотрит на меня долго, не моргая.
–Помнишь, как мы встретились? Как я тебе пригрозил полицией, как ты плакала в машине…
Кажется, он видит и помнит какой – то свой образ, и он сейчас стоит у него перед глазами и никак не связан со мной. Замечаю, как его глаза наполняются нежностью и светлым сиянием любви. Того понимания любви, которую он себе представил в идеальной картинке собственного воображения.
–Ты должна видеть, как я люблю тебя. Никто тебя так любить не будет. Да, Тома. Я не преувеличиваю. Я дал тебе все: собственную фамилию, сказочную жизнь, любое желание- и я с радостью его исполню. Только скажи название, и оно у тебя будет. Но ты отталкиваешь, просто не сумев оценить, что тебе предлагают.
А затем он смотрит на меня, и улыбка приобретает горечь. Тихий горький шёпот, вкус раздавленного золотистого меда.
– Все это потому, что ты надеешься на него. На его возвращение за тобой. А что, если я тебе скажу, что этого не будет никогда? Что уже два года он живет беззаботной жизнью и не вспоминает о тебе. Стал большим человеком, значимее и богаче чем я. Но так и не разу не захотел тебя увидеть, поговорить. Словно, ты умерла для него.
– Он замолчал.
Прислушалась к себе. К мыслям и своим ощущениям. В душе не было ничего. Абсолютная безразличная пустота. Черная дыра.
– У него другая жизнь и другая женщина.
Накатила тошнота и муть. Обида. Скажу честно, я вздрогнула. Первой мыслью было, что этот эгоист врет мне, выгораживает себя.
Валентин, торопясь, включил заранее приготовленный ноутбук.
Яркий зал, множество людей. Мужчины в костюмах, женщины в шикарных нарядах. Похоже на репортаж с вечеринки, связанной с предстоящими региональными выборами. Узнаю несколько политических деятелей. Камера немного съезжает и приближается к столикам, за одним из них сидит красивая брюнетка, тоненькими пальцами поглаживает руку своего спутника. Блондин поворачивает лицо, и я узнаю глаза в окружении светлых ресниц.
Выплывает надпись – заместитель генерального директора ЗАО …
В сопровождении своей спутницы… вице –мисс…
Чувствую, как в глазах начинают кружится мелкие огоньки, размывая картину, это слезы подступают к глазам. Дальше идут кадры этой вице- мисс, в купальнике, в короне, в красивом джинсовом комбинезоне.
– Да, Тома. Это именно то, что ты видишь.
Прочь, нам вместе не будет покоя -
Я знаю, дальше не стоит это всё продолжать.
Но я на краю, нервы сдают.
Я так боюсь, что разобьюсь.
…Ужасный холод обжигал меня. Я замерзала изнутри. И этот холод поразительной силой освобождал мой разум от скованности, от того транса в котором я пребывала все это время, и с каждым вдохом реальность становилась четче.
– И что теперь. Будешь этим фактом пробивать наш путь к совместному счастью?
Не знаю, стану ли я сама собой. Но я снова стояла собранная, спокойная и сильная. Валентин это ощутил, и в глазах его мелькнул страх, в тот момент, когда презрительно и спокойно, опустила взгляд на его застывшее лицо.
– Малыш, не надо так. – Даневич шёл следом за мной. Смотрел как я с удивлением оглядываю квартиру, словно вижу впервые.
Что я здесь забыла? Как я позволила всему этому случиться со мной. Где была моя голова?
Я поднялась и не глядя на мужчину, пошла к шкафу.
Неторопливо принялась одеваться.
– Хочешь погулять? – осторожно спросил Валентин – Тома, ты же понимаешь, сейчас поздно выходить на улицу.
– Я не на улицу Даневич, я ухожу от тебя.
Мне останется сердце на память,
А я уже привыкаю, как жить без тебя.
Нет, я правда тебя отпускаю;
Отчаянно понимаю – так дальше нельзя.
– Ухожу! – проговорила я спокойно, настолько твёрдо и спокойно, что не было силы способной меня здесь удержать.
– Нет!!!– глаза Валика снова начали стекленеть, наливаясь угрозой или грозой. -Ты не сможешь…
– Смогу! Каждый день люди разводятся. Чем мы с тобой отличаемся от них?
Вид у него был непонимающий. Проще сказать мои слова стали для него полной неожиданностью.
–А знаешь, что? СПАСИБО! Я не смогла разобраться в себе, но и потерять себя не хотела. Но сейчас, благодаря тебе, разобралась во всём. У меня было достаточно времени изучить тебя, изучить Седого, и всё, что я теперь понимаю, вы мне оба глубоко отвратительны. Так что можешь удовлетвориться этим, и той компенсацией, которую ты себе с меня взял. Два года моей жизни, мое тело в твоем распоряжении, привязанная твоим шантажом. Не делай из Сергея монстра, ты не лучше. Ты сделал мне гораздо больнее, чем думаешь. Больнее чем, когда ни будь сможешь представить. И сейчас единственное что я хочу, чтобы вы навсегда исчезли из моей жизни. Мне противно. Противно от самой себя. От этой грязи, в которую вы заставили меня окунуться …
Я впервые видела, как мужчина боится меня. А сейчас точно осознала, что боится. Боится даже тронуть. Прикоснуться боится, словно я взорвусь как вулкан и
ослеплю, затоплю его своей лавой горечи.
Но он взял себя в руки. Встал, закрывая дверь, решительно.
– Я тебя, никогда. Не… Отпущу…
Я посмотрела на него, сочувствующе.
– Не отпустишь? Тебя посадят Валентин. Потому, что я больше никогда с тобой не лягу в одну постель, я никогда не позволю ко мне прикоснуться. А если и будет что-то между нами, то только насилие с твоей стороны. А за это садят. Поэтому дай мне уйти. Сейчас. Пока я к тебе ещё хотя бы что – то чувствую. Пока ты для меня друг, пусть это невозможно звучит, но мне хочется в это верить. Друг, а не последняя конченная тварь.
Он ошарашенно смотрел на меня. Но в глазах был страх, отчаянье, непонимание. Дрожа от ярости, он выплюнул:
Чего тебе не хватало?
И я сказала ему правду:
–Свободы.
Прочь, нам вместе не будет покоя -
Я знаю, дальше не стоит это всё продолжать.
Спасибо за поддержку, награды звездочки, комментарии. Автор этим вдохновляется, и пишет больше и чаще!!!
Часть 10. Пойдешь в администраторы?
Ясно одно жить без тебя невозможно!
Только тебе это понять невдомёк.
И от того мне так легко и тревожно,
Если опять ты прилетел мотылёк.
Теперь я поняла, настоящее взросление лишает человека любви. Непростой процесс, но надежный. Некоторые взрослеют, постепенно, другие как я стремительно. Взрослеешь, когда четко понимаешь -ты, такой какой есть – НИКОМУ НЕ НУЖЕН. Никому. Совсем…
Сначала Валентин, потом Седой. По большому счету им не нужна была я, им нужны были собственные иллюзии. Мой внутренний мир, мои мечты и желания были за бортом их кораблей, двигающихся к своим целям. И теперь я стояла собрана, посреди маминой квартиры и смотрела в ее заплаканные глаза. Видела ее осуждение, непонимание. Самому родному человеку никогда не понять мой добровольный уход от богатой, сытой жизни. Такая мелочь, как моя нелюбовь к Валентину не могла оправдать этот поступок. Но теперь я повзрослела, и навсегда запомнила, свои мечты нужно реализовывать самому. И последнее дело, огладываться назад, прислушиваясь к мнению других.
Наверное, Валентин просто не поверил. Не принял всю серьёзность ситуации. А может думал, что я никуда не денусь. После двух дней отчаянного противостояния, уговоров, угроз, скандалов выпустил из клетки. Хотя и развода не дал. Может хотел выиграть время, дать остынуть, поменять обстановку. Только, наверное, он впервые в отношении со мною крупно просчитался.
Я собрала все свои важные и ценные вещи из квартиры Даневича. Не испытывая ненужного чувства вины или уколов совести. Без лишней гордости, все что считала необходимым. Уже собираясь в дорогу, открывая чемодан я неожиданно прозрела, поняв, что мое подсознание оказалось крепче моего сознания. Оно то всегда знало, что именно нужно. И эти два года я сама этого не понимая, готовилась к новой жизни. Самообразование, курсы, английский. Обучилась хорошим манерам, умела грамотно изъяснятся, знала важные правила поведения в высшем обществе. Искусство макияжа, искусство подачи себя. Свой индивидуальный стиль. Даже в гардеробе одежда, которую я лично выбирала оказались очень нужной и практичной для новой жизни. Именно ее я упаковала в чемодан глядя на железнодорожный билет. Тут были две светлых рубашки, черная юбка-карандаш, оверсайз, балетки (все три пары из натуральной кожи), джинсы, жакет, шарфы. Я составила свой базовый гардероб, в котором было и не много вещей и не мало. Это было мое богатство. Не маловажно, для любой женщины носить вещи красивые и хорошего качества. Внешность, это то, что поможет в дальнейшем построить новую жизнь. В которой найдется место для свободной Тамары. Большинство золотых побрякушек сдала в ломбард. Выручив за них приличную сумму. Остальные спрятала.
Прошло три дня после моего ухода от Валентина, когда моя нога ступила на перрон вокзала столицы. Я не знала, как именно, но была уверенна, что смогу устроится и обжиться. Сняла комнату у маминой знакомой, занялась трудоустройством. Имея на руках диплом об среднем образовании, хорошую внешность, привлекающий работодателя возраст и опыт за рубежом. Я устроилась горничной через неделю, в небольшой отель в центре. Счастливая, что смогла найти работу, неблагодарную и малооплачиваемую. Но, даже с такой нагрузкой и оплатой, она совершенно не нервировала меня. Скорее наоборот, я с удовольствием погрузилась в новые обязанности с головой. Делала все идеально, дотошно, старательно. Просто что бы уставать и не думать. Оглядываясь назад, я понимаю, что, пыталась заменить пустоту в душе однотонными, не требующими никаких умственных обдумываний, действиями. Администратор женщина за сорок, стройная, темноволосая и строгая до жути, с подозрением относилась ко мне. Я не бегала на перекуры, ни с кем не сближалась, ни с мужским персоналом, ни с женским. Не жаловалась, не требовала добавить зарплаты, выходных, обеденного перерыва. И когда однажды услышала от меня безупречный английский, коим я изъяснялась с гостем, не вовремя выселившемся. Она вызвала меня к себе.
– Тамара, тебе нравится работа, зарплата?
–Спасибо, я всем довольна.
Высокая, смуглая. В национальности этой женщины явно преобладали южные черты. Хотя по документам она числилась типично русской женщиной.
–Откуда хороший английский?
– В колледже брала дополнительные часы, -соврала.
–Таксс…Она водила по моей анкете пальцем – замужем, детей нет.
–Я не замужем, мы еще не успели развестись.
–Живешь одна?
–Да.
Она нахмурилась. Постукала костяшками пальцев по столу и продолжила.
– Пойдешь в администраторы?
-Пойду- коротко, ответила.
Я что, улыбаюсь?
Сама себе не верю.
– От тебя требуется ответственность, приличный элегантный внешний вид. Грамотный английский диалог с гостями. Возможно, придётся встречать их в сопровождении водителя.
