Читать книгу Мой кровный враг - Наталья Шнейдер - Страница 1

Что-то зашуршало, заскреблось – похоже, шевельнулся деревянный брус, выполняющий роль засова по ту сторону толстой, окованной железом двери. Я резко села – тут же повело в сторону, пришлось прислониться спиной к стене. Холод камня отрезвил, неожиданно придав ясности мыслям. Интересно, сразу на виселицу поволокут или сперва на дыбу?

Заскрипели дверные петли – совсем слуги пораспустились, отец за такое… я поспешно оборвала эту мысль, слишком больно. Появился свет – ровный, яркий, такой яркий, что я зажмурилась, несмотря на закрытые глаза. Магический светлячок, не иначе. Неужто сам магистр пожаловал?

Хотя вряд ли я удостоюсь этакой чести, а магов в ордене хранителей и кроме магистра хватает.

Я подняла веки, щурясь против света – после кромешной темноты подземелья от светлячка аж глаза заслезились. Моргнула несколько раз, зажмурилась так крепко, что заныли веки, снова открыла глаза. Моих слез они не увидят… пока я в состоянии себя контролировать и не превратилась в обезумевшее от боли тело. Что не исключено: допросы с пристрастием не вчера придумали. При этой мысли во рту пересохло – хотя куда уж сильнее, и так воды не давали невесть сколько – сердце заколотилось где-то в горле, а тело стало ватным. А я-то думала, что устала бояться…

Трое. Все в доспехах. Разобрать, кто из них держал светлячок, я не могла – кандалы с прадием отрезали меня от магии намертво. Впрочем, было бы странно ожидать чего-то другого после того, как я отбивалась во всю силу. Леди Краммиана сражались рядом со своими мужчинами еще с тех времен, когда в мире впервые появились чумные, так что одолеть меня удалось не сразу. Жаль, что я просто свалилась, истощив магию, и не осмелилась себя убить. Сейчас ведь за все отыграются…

Одного из этих троих я видела. Констебль, к нему меня приволокли, когда повязали, он-то и велел запереть и оставить, пока не вернется магистр. Интересно, не кормить и не поить до его прихода тоже он велел? Чтобы сговорчивей была? Не дождутся!

Двое остальных… Я посмотрела на того, кто вошел на шаг прежде остальных. Осанка знатного человека. Неужто все-таки магистр? Тот, кого я знала?

Я вгляделась, гадая: он? не он? Я помнила красивого мальчика с круглым, пожалуй, слишком мягким для парня лицом и прозрачными голубыми глазами. Лицо мужчины, который вошел сейчас, мягким назвать нельзя было никак. Двигался он с изяществом и стремительностью атакующей змеи, несмотря на доспех. Высокий, пожалуй, скорее худощавый, хотя под кольчугой сложение особо не разберешь. Небрит, прямо как простолюдин. Давно нестриженые волосы вьются крупными кольцами, среди темно-русых прядей заметны серебристые нити , хотя лицо совсем молодое. И все же тому, кого я помню, должно быть двадцать один – в этом возрасте еще не бывает седины. Жесткий ледяной взгляд из-под насупленных бровей. Шрам через всю левую щеку от виска до губы.

Значит, не он. Маг бы свел шрам, даже если не было возможности начисто залечить сразу.

– Встать! – рявкнул констебль.

Я не пошевелилась: как сидела, прислонившись к стене и подтянув колени к груди, так и осталась. Даже если бы не ослабла от голода и жажды – много чести. Это вы, безродные, должны стоять в моем присутствии. Даже если кто-то из вас маг, а, значит, дворянин – я леди этих земель. Пусть даже титула у меня больше нет, а в моем замке хозяйничают чужие.

Могла ли я хотя бы месяц назад подумать, что буду пробираться в собственный дом потайными ходами, словно вор – а потом окажусь в темнице собственного замка? Что меня назовут изменницей, дочерью изменника, лишат титула и всех прав состояния, как до того лишили семьи?

– Вы что, совсем тут с ума посходили? – прошипел тот, со шрамом, оглянувшись на остальных. – Орден воюет с чумными, а не с детьми!

Сам ты ребенок! Я совершеннолетняя и могу представлять свой род на Совете земель!

– Магистр, этот, как вы выразились, ребенок…

Магистр. Значит, это все-таки он.

Ричард Мортейн. Магистр краммианской ветви ордена хранителей. Герой, возглавивший оборону столицы, когда чумная армия подошла к ней, собственноручно сразивший генерала чумных. Любовник королевы.

И, что куда важнее – человек, убивший моего отца.

– …эта, как вы выразились, ребенок, убила троих прежде, чем мы сумели ее скрутить.

Магистр приподнял бровь, глядя на меня.

– Вот, значит, как. А с виду и не скажешь…

Не узнал. Немудрено, я его тоже не узнала.

– Я намереваюсь допросить ее с пристрастием, – продолжал констебль. – Будете…

Он не договорил: магистр стремительно развернулся, шагнул – лишь шагнул, не схватился за оружие, не свилась магия – но констебль попятился, позеленев.

– С пристрастием? Девчонку?

Взгляды схлестнулись, и констебль оказался не робкого десятка, глаз не отвел.

– Шпион может быть любого пола и возраста, а ее схватили в вашем кабинете…

Вообще-то это был кабинет моего отца. Но да, именно там. Какие покои магистр выбрал бы себе – поди угадай, а в кабинете он непременно появился. И там бы я его достала. Нет, я не питала иллюзий – в открытом бою я бы не одолела героя войны с чумными. Я намеревалась бить из тени и сразу насмерть – потому что, если бы он пережил первый удар, нанести второй я, скорее всего, бы не смогла.

На свою беду, забираясь в замок, я не знала, что магистр еще не вернулся из столицы. Знала лишь, что королева отдала наш дом и наши земли в распоряжение ордену Хранителей. Точнее, своему любовнику. Но его в замке не оказалось, а когда я, проголодавшись, выбралась из кабинета найти себе еды, меня заметили.

И теперь намереваются допросить с пристрастием, сочтя шпионкой. Что ж, их ждут невероятно ценные сведения о том, как всеобъемлюща моя ненависть, больше-то я все равно рассказать не смогу.

Плюнуть ему в морду, что ли, чтобы на месте прибил? Так ведь слюны нет.

Магистр подошел ближе, остановившись в шаге от меня. Ну да, чего ему бояться, я же в кандалах. Даже распрямиться как следует не смогу, цепь, соединяющая ножные и ручные оковы чуть короче, чем нужно было бы для того, чтобы я смогла стоять во весь рост. И это при том, что я даже для женщины невысокая, мужчина согнулся бы в три погибели. Хотя на мужчину эти кандалы бы не налезли… интересно, выходит, у ордена и под женщину оковы нашлись?

Что за ерунда в голове, какая мне разница, на кого были рассчитаны кандалы? Главное, что мне сейчас никуда не рыпнуться. Только и остается, что сидеть и смотреть на него снизу вверх. Здоровенный какой. Этот и без магии голову открутит. Хотя у них в роду все были верзилами, и в обиду они себя не давали – сами кого хочешь обидят. Мать Ричарда, вон, начала командовать пиратским кораблем еще до совершеннолетия. Глядя на ту высокую, стройную, с безупречными манерами леди, я никак не могла поверить, что она была младше, чем я сейчас, когда взяла на абордаж свое первое судно. Ну, то есть это он для Ландернау был пиратский, для наших-то – самый что ни на есть партизанский, не суть.

Кто бы мог подумать, что герои той освободительной войны через четверть века после ее окончания захотят переметнуться на сторону врага? У них ведь и без того было все – земли, титулы… Разве что короны не хватало, может, в этом все и дело? Может, когда сразу после войны Совет земель отдал корону не Мортейну, лорд затаил злобу? Кто сейчас скажет? У отца наверняка были доказательства, но отец мертв, и тот, кто его убил, точно уничтожил и их. А скоро убьет и меня.

Странно, но смерти я не боялась. Смирилась, что ли? Отбоялась, отревела свое, когда меня бросили в этот каменный мешок – без еды, без воды, без света. Уж решила, что они не станут размениваться на казнь и возиться, когда можно просто запереть и оставить одну, пока не умру. Может, так было бы и лучше – не приходилось бы сейчас смотреть снизу вверх на того, кого мой отец привечал, как родного сына – и кто его убил. И допроса с пристрастием ждать бы не приходилось— при мысли об этом грудь словно сжало ледяным обручем.

– Что ты делала в моем кабинете?

У мальчишки, которого я помнила, голос начал ломаться, и он то басил, то давал петуха. Я не смеялась – мама объяснила, что к чему, но было очень интересно, каким же станет его голос, когда установится. Глубокий бархатный баритон, таким бы не пленников допрашивать, а серенады дамам петь. Правда представить этого человека под балконом с лютней не получалось хоть ты тресни. Вот Рика можно было, а Ричарда Мортейна, магистра ордена – нет. Может, просто обстановка неподходящая – тюрьма, кандалы? Мне-то он точно не серенады сейчас петь будет.

При этой мысли я почему-то развеселилась. Видимо, в самом деле просто устала бояться. И ждать смерти устала. Просто хотелось, чтобы это все кончилось – неважно как.

– Я жду ответа, – напомнил о себе магистр.

Я разлепила губы.

– Тебя… – Язык еле ворочался, вместо слов вырвалось хриплое карканье. – Тебя ждала.

Он вдруг стремительно нагнулся, схватил мою кисть, зачем-то ущипнул. Выпустив руку, шагнул к констеблю и молча отвесил оплеуху. Вернулся, присел, снимая с пояса флягу, протянул мне.

Я замерла, опешив – чего-чего, а этакого не ожидала. Он, видимо, понял мое замешательство по-своему: выдернул пробку, отхлебнул содержимое – я непроизвольно сглотнула, в горле заскребло – снова протянул мне.

– Вода. Сколько тебе не давали пить?

Я пожала плечами.

– Магистр, – вмешался констебль. – Это оплошность, а не…

– Позже поговорим, – отрезал тот, не оборачиваясь. – Пей.

Я взяла флягу так, чтобы не было видно, как дрожат руки. Каждую секунду я ждала, что магистр выхватит ее и засмеется. Но он сидел на корточках в полушаге от меня и молчал, и ни на лице, ни во взгляде невозможно было прочитать ровным счетом ничего.

Я медленно поднесла флягу к губам – хотелось присосаться к ней и пить, пить, пить, захлебываясь, чувствуя, как вода стекает по подбородку, пропитывает одежду, пить, пока не забулькает в животе. Пригубила – вода была чистой, ледяной, аж заломило зубы – наверняка фляжка зачарована. Три глотка… нет, пять, ровно пять, иначе я не смогу остановиться. Вернула флягу.

– Благодарю.

– Пей. Я-то всегда могу налить еще.

Я покачала головой. Надо было отказаться и от этого, но плоть слаба. Магистр не стал настаивать, вернул флягу на пояс – я проводила ее полным сожаления взглядом. Снова присел напротив.

– Итак, ты ждала меня. Зачем?

– Чтобы убить, – не стала скрывать я. Чего уж тут скрывать, все равно все узнают. А так, может, обойдется без допроса с пристрастием.

Он усмехнулся.

– Вот детей по мою душу еще не посылали…

– Я всего-то на три года младше тебя! – возмутилась я.

Он ответил не сразу.

– Может, ты и права… на войне быстро взрослеют. Кто тебя послал?

– Никто.

– А если хорошенько вспомнить?

– Никто.

– Тогда зачем? Вообразила, будто спасаешь мир от зла в моем лице?

Значит, ты знаешь, что тебя считают злом? Интересно, как тебе живется с этим знанием? Хорошо ли спится? Хорошо ли спится после того, как ты убил моего отца, свел в могилу мою мать и моих братьев? И скольких еще ты убил, прежде чем стал тем, кто ты сейчас, а, Рик? Хотя нет, прежнее имя не подходит тебе так же, как не была бы сейчас впору прежняя одежда.

– Я – Роза Эйдо.

Он не изменился в лице, только замер на миг, а потом медленно произнес:

– Вот как… Не узнал.

– Я тоже не узнала.

Он надолго замолчал, глядя мне в глаза. Не знаю, чего уж там он хотел увидеть, я-то в его глазах вовсе ничего разглядеть не могла. Синие, точно ключ, в котором отражается небо. И такие же ледяные.

– Что ты будешь делать, если я тебя отпущу? – спросил он, наконец.

Я пожала плечами. Как будто ты в самом деле над этим раздумываешь. Как будто у меня много вариантов.

– Вернусь и постараюсь доделать то, что не получилось в первый раз.

– Интересный у тебя способ просить о помиловании, – усмехнулся он.

– А я и не прошу о помиловании, – ответила я ему в тон.

Первое, чему учат магов – любое деяние имеет последствия. Как брошенный в воду камень, от которого долго расходятся круги. Так что какой теперь смысл умолять? Все равно он сделает со мной все, что захочет. Только по-другому я поступить не могла, потому что бездействие – тоже выбор. Свой я сделала. Пришло время платить по счетам.

Только бы хватило сил сохранить достоинство до конца, каким бы он ни был. Все-таки я леди Эйдо. А мы никогда не склонялись перед врагом.

Магистр кивнул – явно не моим словам, а каким-то своим мыслям.

– Беркли, верните леди вещи, которые при ней были, снимите кандалы, и пусть идет восвояси.

Резко поднялся и двинулся к двери так стремительно, словно за ним собаки гнались. Остановился в проеме на миг, оглянулся.

– И, надеюсь, сейчас вы не забудете ее накормить и дать вдоволь воды?

Исчез за дверью, не прощаясь.

Судя по выражениям лиц остальных, ошарашены они были не меньше меня. Но даже если и собирались возразить, догонять магистра не стали.

– Я велю солдатам принести поесть, – сказал второй из оставшихся, который так и не представился. – И пошлю за кузнецом.

Я не ответила. Снова закрылась дверь, оставив меня в полной темноте.

Я снова свернулась клубочком на полу. Выпустят меня, как же. Только дурак отпустит безнаказанным кровника и своего несостоявшегося убийцу. Дураки не становятся магистрами ордена. Дураки не собирают армию из ничего. Так что Ричард Мортейн кто угодно, но не дурак, и меня просто так не выпустит. А те слова – просто слова, разве можно верить словам того, кто уже презрел все законы чести? Пытка надеждой – вот как это называется. И потому надеяться я не стану. А что трясет так, словно внутренности превратились в холодное желе – это пройдет… Зря я взяла у магистра воду. Те пять глотков жажду не утолили вовсе, лишь на время смочили горло, а теперь пить хотелось еще сильнее. Ну ничего, скоро все это закончится.

Снова заскрежетал засов, заставив меня подскочить. Вошли двое. Один воткнул факел в крепление у двери – на миг стало видно длинное, как у лошади, лицо. Потом он двинулся ко мне против света, превратившись в темный силуэт. Второй, пониже и пошире, что-то держал в руках, носа коснулся запах вареной курицы. Магистр кормит пленников птицей, в самом деле? Или все-таки…

Сердце отчаянно забилось. Нет, нельзя верить, нельзя! Поверю, только когда… если окажусь за воротами. Если в спину не прилетит стрела.

Двое подошли ближе, я сощурилась в свете факела. Стали видны лица, и их выражение мне не понравилось. Вовсе не понравилось – так смотрят на законную добычу.

– Смотри-ка какая краля, – произнес тот, с лошадиным лицом.

Я попятилась – как была, сидя, но далеко отодвинуться не вышло, уперлась спиной в стену.

– Хороша птичка попалась, – ухмыльнулся второй. Подошел еще ближе, нависая. – Слышь, ты. Мы пожрать принесли.

Изо рта у него воняло, как из курятника . Я невольно поморщилась.

– Ты глянь, Джон, она еще морду кривит, – продолжал он. – Я вот тут думаю, че это мы просто так туда-сюда бегаем?

Кажется, я знаю, что будет дальше. Горло пересохло – в этот раз вовсе не от жажды. Надеялась, дура, если не на помилование, то на достойную смерть. Я постаралась придать лицу невозмутимое выражение, но то ли плохо получилось, то ли эти двое чувствовали запах страха, как чувствует его собака, догоняющая кошку.

– Правильно думаешь, – согласился второй.

Казалось, мой страх доставляет им куда больше удовольствия, чем то, что они собирались сделать. И они упивались моей беспомощностью. Будь я не в кандалах – оба умерли бы на месте, но магия мне недоступна, и я ничего, совершенно ничего не могла сделать. Только надеяться на чудо.

– Слышь, девка, кто не работает, тот не ест. Будешь ласковой – покормим. А так – не обессудь…

– Пошел ты… – прошипела я.

Когда растешь, бегая хвостиком за старшим братом то на псарню, то на конюшню, то еще куда, воле-неволей научишься выражениям, неподобающим леди. Помнится, впервые услышав от меня крепкое словцо, мама пришла в ужас и долго пыталась объяснить, что леди не подобает употреблять некоторые выражения. Правда, наотрез отказалась рассказывать, какие именно. Пришлось идти к брату. Тот долго смеялся, но просветил.

Как всегда при воспоминаниях о семье, горло скрутило судорогой, я даже на миг забыла, где нахожусь и что происходит. Впрочем, мне тут же напомнили.

– Ерепенишься, значит? – Тот, что с лошадиной мордой, нагнулся, вцепился мне в подбородок, заставляя поднять лицо. – Ну, давай. Мне нравится, когда ерепенятся.

Пахло от него тоже не жасмином. Жаль, что я не могу лишиться чувств по собственной воле. Это было бы… удобно. Потому что если не случится чуда, эти двое станут моими первыми мужчинами.

Какая злая ирония. В пансионе нравы не слишком строгие, хватало и балов, и визитов – вокруг меня поклонники вились стаями, и добрачные связи не были чем-то запретным, ведь магия всегда убережет от ненужных проблем. Но мне все казалось, что появится кто-то… кто-то, кто мне не просто симпатичен, а тот единственный, с кем и случится тот первый раз, который станет незабываемым.

Да уж, незабываемым – это точно.

Я снова выплюнула ругательство. Длиннолицый расхохотался.

– Прикрой дверь, Том. Кажется, будет весело.

Наверное, следовало заткнуться и не сопротивляться – ведь им этого и надо было: чтобы отбивалась, чтобы кричала. Но с самого детства вколоченные в тело навыки дали о себе знать, и я лягнула в лодыжку того, кто стоял ближе. Удар не удался, помешала цепь. Длиннолицый оскалился.

– Нравится пожестче? Получишь.

Кажется, я все-таки смогла съездить ему по морде и боднуть головой в живот второго прежде, чем в голове зазвенело и я на миг потеряла ориентацию, а когда пришла в себя, кто-то из двоих стягивал с меня штаны.

Я завизжала так, что у самой заложило уши. Дверь распахнулась. Солдаты шарахнулись от меня, словно их магией отнесло.

– Что здесь происходит?– холодно поинтересовался тот второй, что был с магистром и так до сих пор не представился. За его спиной маячил здоровый детина – кузнец, тот же самый, что меня заковывал.

– Вы слепой или дурак, сударь? – поинтересовалась я, поправляя одежду.

Глупо, не надо еще и его злить, сейчас развернется и уйдет, оставив меня с этим двумя. Но, кажется, все запасы страха во мне кончились, оставив бесшабашную наглость. Вот как, оказывается, плюют в лицо палачу и смеются на эшафоте.

– Дык это, шуткуем мы, – сказал длиннолицый.

Я усмехнулась – шевелить разбитыми губами было больно.

– И часто ваши подчиненные так шуткуют, сударь?

– Я – Саймон Коуп, капитан гарнизона, – представился тот. – Прошу прощения, миледи. Магистр велел вешать насильников и мародеров без суда, но, похоже, не все поняли, что он не шутил.

– Да она сама! – возмущенно заорал тот, кого называли Томом.

Капитан положил ладонь на рукоять меча.

– Сдать оружие. Ну?

Длиннолицый окинул взглядом капитана и кузнеца, выругавшись, расстегнул перевязь, на которой висел топорик. Том бросил на пол пояс с парными клинками. Капитан высунулся за дверь, что-то негромко приказал – появились еще двое и увели эту парочку.

– Еще раз прошу прощения, миледи, – сказал капитан, поднося факел поближе к моему лицу. – Я пошлю за целителем.

– Не стоит. Если с меня снимут оковы, я смогу и сама залечить.

– Снимут, вы же слышали распоряжение магистра. Но дайте слово, что используете магию только, чтобы излечить себя, но не против нас. Иначе, едва вас раскуют, я буду вынужден держать меч наготове, и…

Он не договорил, но я поняла. Будь я здорова и сыта, еще бы посмотрела, кто кого. Но голова кружилась от голода, и я вообще не была уверена, что устою на ногах, если поднимусь. Да и что толку нападать? Этого убью – десяток других прибежит, и, как в прошлый раз, возьмут числом. Ладно бы если вместе со стражей прибежал и сам магистр – может, появился бы шанс его достать. Но не дурак же он совсем, чтобы так подставляться? На то простые солдаты есть.

– Обещаю, что воспользуюсь магией, только чтобы излечить себя, – сказала я и, подумав, добавила. – Если мне не придется защищаться.

– Не придется.

Капитан отошел в сторону, жестом велев кузнецу заняться делом. Тот сбил с оков заклепки, подхватил цепи и ушел. Я медленно, опираясь о стену, выпрямилась – какое, оказывается, счастье, просто вытянуться в полный рост. Какое счастье снова чувствовать магию! Я медленно провела ладонью по лицу, словно стирая ушиб. Подняла взгляд на капитана, настороженно застывшего рядом.

– Не беспокойтесь. Я же обещала.

И незачем ему знать, что я так ослабела, что на ногах едва держусь, а на это нехитрое исцеление ушли почти все мои силы.

– Я могу быть свободна?

– Поешьте. – Он кивнул туда, где у стены стояла миска и кувшин, что принесли те солдаты.

Я думала, что аппетит у меня надолго пропал, но желудок протестующе заурчал. Я залилась краской – позорище какое!

Капитан сам поднял еду, протянул мне, повторил.

– Поешьте. И я вас провожу.

– Вообще-то я выросла в этом замке, – усмехнулась я. Села, скрестив ноги, начала есть, изо всех сил стараясь, чтобы капитан не заметил, как у меня дрожат руки. Хотелось набить рот, глотать не жуя. Но капитан, вроде бы расслабленно привалившись к стене, не сводил с меня настороженного взгляда, и, значит, нужно было вести себя прилично.