Оглавление
Наталья Воронина. Свой среди чужих. Кант и «неклассическая» рациональность
Введение
Глава 1. Трансцендентализм: связь мысли и бытия, теория познавательных способностей
1.1. Не-деятельностное в субъекте, трансцендентальная рефлексия и аффицирование
1.2. Не-предустановленная гармония и другие «марсианские» понятия Канта
1.3. Делез как критик кантовской теории познавательных способностей
1.4. Пространство, время, мысль: М. Мамардашвили и М. Хайдегтер
Глава 2. Трансцендентальный эмпиризм и историзм
2.1. Кантовское понимание опыта и его расширение в неклассической философии
2.2. Раздробленность поля чувственного опыта: М. Мамардашвили и И. Кант
2.3. Концепт события у М. Мамардашвили и Ж. Делеза
2.4. Концепты вечного возвращения и «воспоминания иного»
Глава 3. Репрезентация и измерение Реального: трансцендентализм или имманентизм?
3.1. Две рефлексии
3.2. Непредставимое и метаязык
3.3. Трансцендентализм или имманентизм?
Вместо заключения. Экзистенциальная экспликация трансцендентализма
Список литературы
Отрывок из книги
У Канта существует определенная коллизия между деятельностью и аффицированием как сторонами познания. Аффицирование «предшествует» синтезу, не подчиняясь его правилам. Аффицирование не является действием, источником которого является субъект, а является страданием, испытыванием действия, источником которого является вещь в себе. Однако два эти действия нельзя сравнить по аналогии с действием и противодействием, встречающимися в опыте. Опыт осуществляется во времени, но «трансцендентальная причинность» аффицирования никогда не сталкивается в «реальном времени» с «физической причинностью» деятельности, опыт всегда «опаздывает» и имеет дело уже с результатами аффицирования. Эта квази-причинность аффицирования может быть «увидена» только как трансцендентальное условие действенности конечного познающего субъекта, некоторым обратным шагом.
Само постулирование вещей в себе может быть только следствием трансцендентального хода, а не интеллектуальной интуиции или умозрения, иначе придется мыслить вещи в себе по аналогии с предметами, хотя бы и недоступными. Кант прямо говорит о невозможности их предметного рассмотрения, о невозможности для них вообще выступать в пределах конечного познания, даже в качестве недоступного предмета. Вещи в себе как трансцендентальные условия действенности конечного познающего субъекта мы не можем предметно познавать, хотя и можем их «мыслить». Что это за загадочное «мышление», не являющееся деятельностью, направленной на предмет?
.....
Итак, у Канта трансцендентальная рефлексия не является мышлением по аналогии с предметным объективным познанием (не имеет предмета, отличного от предметов опыта), не является само-деятельностью в том смысле, в каком «действует» рассудок, внося правила в опыт, и не является творческим созерцанием, изменяющим предмет. Конечно, трансцендентальная рефлексия не является и аффицированием, это специально организованное внимание, этим она похожа на деятельность. Но познание как деятельность, направленная на предмет, и мышление или сознание, требуемые трансцендентальным ходом, – акты разной природы. Трансцендентальная рефлексия может быть присуща только конечному, не-субстанциональному субъекту, это произвольная, сознательная реализация субъектом своей не-субстанциальности, это практикование не-творчества, конечности и обусловленности предпосылками, аскеза и самодисциплина. Это настолько же «активность», насколько и «следование». Именно в силу такого характера кантовского трансцендентализма неверным является его прочтение в духе «вращения вселенной вокруг субъекта».
Трансцендентальная рефлексия как специально организованное внимание ближе не к зрению, а к слуху. Мы смотрим на объект, а трансцендентальное – одновременно – «слышим». Вторая метафора, позволяющая приблизиться к кантовскому пониманию трансцендентальной рефлексии, – оптическая метафора «мягкого зрения» или зрения с использованием правого полушария. Оно позволяет максимально расширить поле зрения, не поворачиваясь. Если бы Кант попытался описать ситуацию трансцендентализма в виде оптической метафоры, как сделал это Платон, то он бы изобразил «пещеру», в которой невозможен поворот взгляда. Невозможность интеллектуальной интуиции, провозглашаемая Кантом, и есть невозможность прямо смотреть на свет или на «подлинники» вещей. Вещь в себе всегда в темноте и не может стать мишенью взгляда. (Взгляд, продирающийся «к самим вещам», может продраться только к «материи ощущений», вместо предметной картины получить образ, как бы налипший на сетчатку, в котором нельзя отделить объективное и субъективное, – эксперимент авангарда.) Но пленники кантовской пещеры все же знают о существовании совершенных прообразов, поскольку знают о том, что они – «пленники». То есть знают свою конечность. Таким образом, аффицирование и трансцендентальная рефлексия не укладываются в модель трансцендентального субъекта как абсолютного наблюдателя, обладающего жестким зрением, возможностью видеть за спиной, способностью к творческому созерцанию. Они акцентируют конечность и следование своей конечности.
.....
