Читать книгу Реквизит - Недружелюбная - Страница 1

Весь его мир рушится. Я вижу это по его глазам и мимике, если резковатые и хаотичные движения мышц лица парня можно так назвать. Вижу, что больше всего на свете он желает развернуться и покинуть коридор, поэтому его худые пальцы, напоминающие сухие ветки погибающего дерева, жмут на одну из кнопок, вмонтированных в ручку коляски. Влад верил в легенду о том, что у меня проблемы со зрением, но отговорка, что именно из-за этого я перепутала двух братьев и сорвалась на поцелуй, станет издёвкой. Я ходила по дому его семьи и специально натыкалась на углы и вещи, чтобы мне верили, но всему есть предел.

Сейчас меня пугают две вещи.

Первая: хладнокровие, с которым Эрик отпускает мои руки и слегка отталкивает меня. Вторая: мучения самого влада, ведь я чувствую их так, словно мучаюсь сама. Я готова была назвать его самым лучшим другом во Вселенной, но увы, это максимальное из того, на что он мог рассчитывать. Влад же отвёл мне в своей жизни более серьёзную роль, и я с треском её провалила.

Коляска начинает разворачиваться. Влад издаёт страшный звук, похожий на завывание привязанной к дереву в глухом лесу собаки, и от этого у меня сжимается сердце.

– Влад! – я испуганно произношу его имя, словно он появился там, где не должен был появляться. Но на самом деле это я здесь гостья, и уж если кому-то придётся отсюда уйти, то именно мне.

– Осторожнее! – Эрик бросается к брату, так как тот уже едет в сторону лестницы на первый этаж, и не похоже, что он собирается использовать подъёмник. Такое усердие проявляют люди, несущиеся в пропасть.

На лестнице раздается грохот. Если бы мать братьев была дома, она бы рванула туда, чтобы увидеть, что произошло. Мои же ноги как будто замурованы в бетон, я боюсь приближаться к лестнице, потому что чувствую: мне откроется ужасная картина. С трудом заставляю себя сделать первый шаг, после чего включается автопилот, и вот я уже шагаю в ту сторону, откуда доносится испуганный голос Эрика.

1

Наступила полночь. Я сижу на скамейке в каком-то сквере и смотрю на сталинскую высотку: она кажется такой величественной в темноте, словно мазок золотой краски по зеленовато-чёрному небесному холсту. Какой же дурой нужно быть, чтобы мечтать снимать там квартиру! А ведь я действительно думала, что рано или поздно буду жить именно там. По утрам стоять у окна с чашечкой травяного чая и смотреть, как тысячи автомобилей заполняют собой витиеватые ходы московского лабиринта. После этого брать со столика телефон и просматривать десятки звонков от знаменитостей, желающих со мной поработать. Я бы воспринимала их просто как соседей или же коллег, с которыми можно вместе пообедать или пройтись по магазинам. Кстати, в мечтах шопинг надоел бы мне, потому что для актрисы он становится рутиной, а не развлечением.

Дура, я же говорю.

Только сейчас я понимаю, что сама себе нарисовала сказку, в которую было очень удобно верить. Ведь это действительно звучит трогательно: талантливая девочка из провинциального городка приезжает в столицу, затмевает своими способностями всех конкуренток, получает главную роль и сразу идёт на сайт с объявлениями, чтобы снять дорогущее жильё. Потому что гонорар актрисы в этом театре таков, что в комфорте можно себе не отказывать.

В жюри было четыре человека. Режиссёр Савельев-Крамин в смешной шапочке, которую натянул почти до бровей, сидел справа и буравил меня таким грозным и не внушающим оптимизма взглядом, что во мне сразу пошатнулась уверенность. Теперь я понимаю, что надо было просто мельком взглянуть на них, но не пытаться считывать эмоции, не пытаться проанализировать, кого они видят во мне, и просто вжиться в ту роль, которую они мне приготовили. Я должна была на пару минут стать девушкой-снайпером и, стоя на воображаемом камне, клясться отомстить врагу за свою советскую Родину. Видимо, я не смогла создать образ той, которая способна перестрелять десяток фрицев, вспоминая улыбки павших в бою товарищей. Мне сказали: “У вас явно есть талант, но стоит поработать над этим. Не в этот раз”.

Может быть, это потому, что я не смотрела военных фильмов?

У меня даже имя красивое, прямо-таки актёрское: Виктория Кольман. Только вслушайтесь: в главной роли – Виктория Кольман! Однако вместо того, чтобы наслаждаться своим звёздным часом, мне придётся протянуть паспорт с этим именем на кассе железнодорожного вокзала и взять обратный билет.

Мне 22 года и сегодня я впервые увидела Москву. Вернее, уже вчера – пару минут назад начался новый календарный день. Наверное, я должна себя успокаивать тем, что далеко не всем везёт с первого раза. Но я слишком долго ждала чуда, поэтому сейчас мне кажется, что от моего сердца варварским образом отхватили бо́льшую его часть.

– Эй, а ты чего тут одна? – слышу я за спиной чей-то голос. Оборачиваюсь и вижу сомнительной наружности лысого молодого человека. Если, конечно, отметка выше тридцати пяти в Москве подходит под определение «молодой».

– Вы что хотели? – спрашиваю безо всяких эмоций.

– Вопрос задал. Нельзя?

У меня тоже много вопросов ко Вселенной, но я почему-то молчу. Понимаю, что мой внешний вид, даже несмотря на кислую морду, способен привлекать мужчин: я высокая, худенькая, у меня длинные вьющиеся каштановые волосы и большие кукольные губы. После того, как я почти три часа проплакала, они стали ещё больше, как и мешки под глазами.

– Ну чего ты, а? – тип сзади перешагивает через скамейку и садится рядом со мной, от него пахнет алкоголем. – Меня зовут Егор. А ты прям одета что-то не по погоде.

Это он верно заметил: я сижу в сквере в длинном платье и лёгкой джинсовке, хотя стоило надеть куртку. Конец августа в Москве выдался очень холодным. Вдруг я ощущаю тепло на коленке, потому что Егор кладёт на неё свою руку.

– Эй! – сбрасываю с себя противную пятерню с заусенцами и вскакиваю со скамейки. К счастью, моя дорожная сумка уже висит у меня на плече, в ней не так много вещей.

– Стой! – беззлобно, но настойчиво говорит Егор, а потом встаёт и шагает по направлению ко мне.

– Да отвяжись же ты от меня! – ускоряю шаг и двигаюсь к выходу из сквера. Здесь достаточно светло, но немноголюдно. Даже не вижу, кто первым мог бы отреагировать, если придётся звать на помощь.

– Да стой ты! – с ноткой недовольства кричит за спиной нежелательный спутник. Меня спасает только то, что его походка явно не тверда, иначе он догнал бы меня. Но и мне быстрые шаги даются нелегко: всему виной каблуки. Почти перехожу на бег, увидев впереди неоновую вывеску. Мне нужно укрыться где-то, передохнуть, погреться и поесть.

– З-зараза! – процедил сзади мужчина.

Неоновая вывеска становится всё ближе. Это бар-ресторан, и, надеюсь, там нет караоке, иначе мне точно не туда. Не хочу смотреть на бездарностей, слетевшихся к микрофону. Но что делать с моим отёкшим лицом? Пока стою на пешеходном переходе в ожидании зелёного света, пытаюсь массировать щёки и веки, иногда оглядываясь и проверяя, нет ли за мной хвоста. К счастью, преследователь отделался на полпути, поняв, что вероятность свалиться в кусты у него ничуть не меньше, чем у меня на каблуках.

Через пару минут я уже стою в помещении. Внутри довольно мило: мягкий фиолетовый свет, блестящая кожаная мебель, светильники в виде планет солнечной системы. К счастью, здесь нет караоке, но в зале негромко играет музыка. Я говорю администратору, что буду одна, и меня ведут к небольшому столику в самом углу – для неудачников и изгоев, оно и понятно. Люди вокруг радуются чему-то, но я не уверена, что у них есть повод. Выпивка и музыка – вот их повод испытывать эмоции. У меня не так. У меня начинается поминальный обед (а точнее, ужин) по моей мечте.

С чего мне начать? Хочется выпить, хотя я почти никогда не пила. В детстве, когда дед Боря протягивал мне отхлебнуть игристого (чтобы ребёнок имел представление о спиртном и не считал, что его обделяют, как он говорил) я стеснялась пить. Зачем я это делаю? Сама не знаю, но чувствую, что для полноты драматизма я должна сделать это. Проигрывать, так с треском! Я заказала закуску с креветками и коктейль – выбирала его, ориентируясь на красивую картинку в меню, а не на состав.

Маме я сказала, что пробы перенесли на следующий день. Писала ей сообщения в мессенджере, потому что не хотела, чтобы она слышала мой убитый голос. У меня было оплачено место в хостеле, но теперь я точно туда не пойду – не хочу, чтобы посторонние девушки видели меня в таком состоянии. В этом баре хотя бы темно и никто не обращает внимание на моё выражение лица.

Первый коктейль уходит быстро. Сначала мне показалось, что он противный, но потом я почувствовала нотки кокоса, что-то молочное, и заказала ещё один. Через пять минут официант повторил заказ по моей просьбе.

Я добьюсь того, чего хочу. Пусть не сразу, пусть не в этом году, но добьюсь! Неужели они не видят, что во мне горит огонь? Я хочу согревать им людей в зрительном зале – всех до единого, с первого по последний ряды, хочу, чтобы этот жар из моей груди вырвался из огромного помещения и поплыл по коридорам, подсобкам, гримёркам, выплеснулся на московские площади и улицы… Мужчина в фартуке что-то говорит, склонившись над моим столом, но я не слышу его. Он спорит со мной? Спорит! Кричу ему о том, чего я хочу от этой жизни. Жар из груди, зрители, с первого по последний ряды… Театр, овации, гримёрка, мечта, мечта, мечта…