Читать книгу Опасная работа - Нелли Джейн - Страница 1

ГЛАВА I

Примерно на третий месяц регулярного хождения по собеседованиям я была, как никогда, близка к тому, чтобы перефразировать знаменитое выражение бессмертного классика отечественной литературы, склонившись пусть и к весьма неутешительному, зато довольно любопытному выводу: исключительно опытным путем я неожиданно обнаружила, что друг на друга похожи не только счастливые семьи, но и хорошие специалисты по подбору персонала, тогда как страдающие откровенным недостатком элементарного профессионализма кадровики старательно изощрялись в поразительном разнообразии используемых для отбора кандидатов методик. Действительно толковых эйчаров1 интересовала главным образом компетентность потенциального сотрудника, и потому разговор с соискателем был нацелен преимущественно на уточнение отраженных в резюме пунктов, а четкая формулировка задаваемых вопросов не заставляла мучительно соображать, что же конкретно имел в виду сидящий напротив человек. Опытные кадровики, будто под копирку, отличались великолепным чувством такта и умели деликатно указать явно несоответствующему требованиям открытой вакансии кандидату на дверь, оставляя последнего с устойчивым ощущением собственной неполноценности, а некоторые даже не скупились на бесплатный совет касательно наилучшего приложения имеющихся у соискателя знаний. Получать отказы от данной категории эйчаров было хотя и неприятно, но, в принципе, достаточно терпимо для самолюбия, однако, к огромному сожалению, на общем фоне такие люди составляли поистине ничтожное меньшинство.

В сфере подбора персонала безраздельно властвовали психологи, и каждый раз, когда я выходила из кабинета подобного «знатока человеческих душ», у меня неизменно оставалось чувство участия в антигуманном эксперименте. Фактического материала, собранного в ходе бесчисленных опытов, которые ставили над бедными соискателями эти «суперпродвинутые» эйчары, с лихвой хватило бы на сотню диссертаций и еще на пару тысяч монографий: массовое помешательство на новомодных техниках организации интервью (справедливости ради, без зазрения совести позаимствованных у западных коллег) постепенно превратило банальное собеседование в полигон для проверки психологических теорий. А уж вышеупомянутых теорий, равно как и их преданных адептов, расплодилось настолько много, что я невольно начала побаиваться, как бы даже претендентов на должность «старшего помощника младшего дворника» ненароком не начали тестировать на профпригодность в лучших традициях бихевиористкого направления.

А еще у меня сложилось впечатление, что подавляющему большинству кадровиков было в сущности глубоко фиолетово и на соискателя, и на компанию в целом: многим эйчарам всего лишь страшно нравилось вершить чужие судьбы, и они устраивались на позицию менеджера по персоналу с единственным намерением –вдоволь насладиться ролью бога, почему-то благополучно забывая, что в отличие от подверженных страстям и порокам людей, Создателю априори не было присуще предвзятое отношение и вымещение дурного настроения, а уж про жалкие попытки самоутвердиться за счет унижения других я и вовсе предпочту промолчать. Бытовое хамство плохие эйчары гордо именовали «стресс-интервью», провокационные вопросы едва ли не интимного характера –составлением психологического портрета, а идиотские шарады – задачами на логику. Чего я только не насмотрелась и не наслушалась за эти три месяца: меня собеседовали и совсем юные выпускницы вуза, просившие спеть песню и продекламировать стихи, и холеные дамы средних лет, снисходительно поглядывающие на меня с высоты своего возраста и положения. Если вчерашние студентки изгалялись в креативности, то эйчары со стажем беспардонно копались в моей личной жизни, и мне оставалось только удивляться, как это они до сих пор не додумались спросить, с кем и при каких обстоятельствах у меня случился первый секс.

Переступая порог очередного офиса, я питала искреннюю надежду, что вот здесь-то мне уж точно зададут сугубо профессиональные вопросы, непосредственно касающиеся моей будущей работы, но мои наивные чаяния снова и снова вдребезги разбивались о суровую реальность рынка труда. Опять эти изрядно навязшие в зубах жирафы в холодильнике и крокодилы на собрании у льва ( автора сей головоломки мне давно хотелось своими руками либо запихать в морозильную камеру, либо сбросить в кишащий кровожадными рептилиями ров), опять дискуссии на тему формы крышек канализационных люков (признаюсь честно, тут меня подмывало с наисерьезнейшим выражением лица сообщить поклоннику творческого подхода к отбору кадров, что круглые люки созданы для удобства черепашек-ниндзя, как известно, обитающих в коллекторе), и ни слова, заметьте, ни слова, о содержании служебных обязанностей, как таковом. Или, пожалуйста, резкий перекос в противоположную сторону: почему не замужем, с кем живете, планируете ли детей, своя ли у вас квартира – после пары-тройки подобных допросов, я стала брать на собеседование домовую книгу и торжественно предъявлять ее въедливому эйчару. Знак зодиака, любимый цвет, кулинарные предпочтения – всё это, оказывается, имело ключевое значение для работодателя, и я подозревала, что скоро буду изумленно вскидывать брови в случае, если меня вдруг попросят показать диплом.

Нет, не то, чтобы уровень образования абсолютно не влиял на положительное решение, однако, в общей массе крупных компаний практиковалась многоступенчатая система, и не прошедший психолога кандидат попросту не допускался на следующий этап, где ему как-раз-то и предстояло проявить навыки по профессии. Я была уверена, что с моим дипломом для меня открыты все двери: востребованная экономическая специальность, престижный факультет крупного столичного вуза, зарубежная стажировка… Напрасно мне казалось, что мое резюме незамедлительно повергнет эйчаров в священный трепет, за возможность заполучить меня в качестве сотрудника развернется жесткая конкурентная борьба и столь ценный кадр моментально оторвут с руками и ногами. Конечно, я утрирую, но приблизительно такую картину мне и нарисовало воображение. В итоге, я сбилась со счета в количестве разосланных по всей столице резюме и побывала на десятках собеседований, однако, меня не только не пригласили на работу, но даже ни разу не удостоили звонком.

Причин сложившегося положения было несколько. Во-первых, у меня напрочь отсутствовал документально подтвержденный опыт: после окончания университета родители привлекли меня к семейному бизнесу и чтобы снизить налоговую нагрузку, не стали официально оформлять меня в штат. На данное время от фирмы остались одни воспоминания: полтора года назад на страну обрушился жуткий кризис, и понятие «предпринимательство» внезапно приобрело горький смысл. Когда отца спрашивали, чем он занимается, тот с мрачной усмешкой отвечал: «Я предприниматель – предпринимаю попытки выжить». Деятельность нашей компании была завязана на импорте товаров из-за рубежа, но президент умудрился перессориться в двумя третями мира, стукнул кулаком по столу и волевым решением запретил ввоз в страну иностранной продукции. Естественно, пока наша мелкая фирмочка перестраивалась на импортозамещение, все прибыльные ниши оперативно заняли обладатели лапы помохнатей, и на нашу долю осталась дуля с маком. Дальше, как говорится, больше – за колоссальными убытками последовала неизбежная процедура банкротства и распродажа активов компании, но самым ужасным в этой ситуации стало другое: в отчаянном стремлении спасти дело всей своей жизни, отец набрал кредитов под залог жилой недвижимости. Толку из этого, увы, все равно не вышло, ибо заниматься бизнесом в государстве, где зарождающуюся стабильность в любую секунду может свести на нет политический демарш президента, есть ни больше, ни меньше, чем «мартышкин труд». Экономический климат в стране окончательно испортился, расплачиваться с банками стало нечем, и мои родители вынуждены были продать квартиру в столице. Итог печален: переезд в райцентр, скромная «двушка», купленная на вторичном рынке, и незавидные перспективы на горизонте. Родители крутились, как могли: мама устроилась бухгалтером в местную школу, папу кое-как взяли на завод, и хорошо, хоть не простым работягой, а мастером цеха, а я осталась в столице и успешно пополнила армию безработных.

До кризиса я знать не знала, что такое материальные проблемы, но за прошедший год на собственной шкуре прочувствовала, каково это считать копейки. Пять замечательных лет я работала у нас на фирме офис-менеджером, и жизнь казалась мне прекрасной и удивительной. Работа не пыльная и даже интересная, начальник-родной папа, бухгалтер- родная мама, а значит, над тобой не капает. Я вела клиентскую базу, отвечала на телефонные звонки, принимала заявки и получала за это вполне достойную зарплату, позволявшую мне чувствовать финансовую независимость и не отказывать себе в обновках. Я никогда не относилась к своим обязанностям халатно, и мое мироощущение было совершенно гармоничным: да, всё далось мне потрясающе легко, но, в конце концов, а почему должно быть иначе? Острая вина перед родителями начала мучить меня именно в кризис: мама с папой переступили через себя и уехали в провинцию, но надо было видеть, с каким непоколебимым упорством они настаивали на том, чтобы я осталась в столице. «В этой глуши у тебя нет будущего! – упрямо твердила мама, – не для того мы тебя растили, не для того мы тебя учили, чтобы ты провела всю жизнь в райцентре!». «Мы будем тебя поддерживать в меру возможностей, -в унисон вторил ей папа, – а потом найдешь работу и всё наладится. Ты же у нас большая умница, тебя обязательно примут на хорошую должность!».

Что греха таить, естественно, я не хотела покидать столицу. Я руководствовалась чистым эгоизмом, но при этом убеждала себя, что поступаю единственно верным образом. Навещая родителей в их новой квартире, я все больше понимала, что не хочу жить в сером промышленном городке, и страстно мечтала увезти семью обратно в столицу. Я представляла, как устраиваюсь на работу в национальный холдинг, получаю первую зарплату и приезжаю в райцентр с целым ворохом подарков, но на самом деле я продолжала ежемесячно бегать на почту за денежным переводом от мамы. Стыдно-то стыдно, но жить на что-то ведь надо, а жизнь в столице дорожала буквально на глазах. Цены росли в геометрической прогрессии, валютные рынки постоянно лихорадило, и просвета в этой мгле, однозначно, не намечалось. Экономить приходилось на всём: на еде, на одежде, на транспорте, и всё бы ничего, множество людей существует в подобных условиях на протяжении нескольких поколений, но для меня оказалось невероятно сложным в мгновение ока изменить свой многолетний уклад. Когда тебе без малого тридцать, и ты отродясь ни в чем не нуждалась, строгий контроль расходов выглядит неописуемой дикостью и вызывает непреодолимое желание реветь в подушку от очевидного бессилия что-либо изменить.

И самое обидное: нельзя сказать, что я опустила руки и села на шею родителям, каждый месяц самоотверженно выкраивающим из скудного семейного бюджета немалые суммы на мое содержание. Похоже, на следующем собеседовании мне не стоило скрывать правду и в ответ на просьбу напыщенного эйчара вкратце рассказать о себе, прямым текстом говорить нечто вроде «Разрешите представиться, профессиональная неудачница!». Фактически я находилась в постоянном поиске работы уже больше полугода: просто первые три месяца я еще рассчитывала на более или менее приличную должность в солидной компании, а по рядовым конторкам начала бегать сравнительно недавно. Но и тут меня ждал сокрушительный провал. Доморощенным психологам я почему-то не нравилась как личность (может быть, потому, что в определенных вопросах разбиралась получше некоторых, а уже на второй месяц общения с кадровиками начала предугадывать их уловки с полуслова), а опытных специалистов смущал мой стаж в семейном бизнесе, словно данное обстоятельство автоматически накладывало на меня отпечаток хронического бездельника. Одним словом, веру в себя я почти утеряла, и хаотично металась между двумя вариантами дальнейших действий: срочно пройти курсы переквалификации и переучиться на другую профессию или похоронить свои амбиции и уехать в райцентр, где даже если шансы найти работу не особо высоки, так хотя бы за жилье платить в разы дешевле.

После того, как мне надменно пообещали позвонить из какой-то сомнительной организации, судя по всему, занимающейся розливом воды из-под крана в пластиковые емкости для кулеров с целью последующей ее продажи под видом экологически чистого продукта, а единственной категорией работодателей, встречающей меня с распростертыми объятиями, остались больше напоминающие зомбированных сектантов представители сетевого маркетинга, я была готова всё бросить и купить билет на электричку, однако, в тот же день мне позвонили из столичной префектуры. Нет, вовсе не для того, чтобы предложить мне работу в госслужбе: мне сообщили, что снос ветхого жилья намечен на конец текущей недели, а уже сегодня меня приглашают для получения ордера на новую квартиру.

Улыбка Фортуны сначала показалась мне издевательской усмешкой: снести деревянные бараки, построенные в тридцатых годах прошлого века, власти намеревались до такой степени давно, что в реализацию грандиозных планов уже никто не верил, в том числе и я. А между тем, после вынужденной продажи нашей квартиры, официально я была прописана в этом прогнившем доме, где когда-то жила моя ныне покойная бабушка, и значит, имела полное право получить новое жилье в качестве компенсации.

ГЛАВА II

Насколько мне было известно со слов бабушки, девяносто лет назад шестнадцатиквартирные жилые строения возводились на деньги давно почившего в бозе предприятия и предназначались для размещения производственных рабочих и членов их семей. На тот момент бабушка только что сочеталась узами законного брака со своим первым супругом (как оказалось, далеко не последним –отличавшаяся в молодости редкой красотой бабуля официально выходила замуж четыре раза), и новоиспеченная ячейка общества получила жилье в одном из пресловутых бараков. В те годы это считалось весьма завидным достижением, особенно с учетом того, что полстолицы по-прежнему продолжало ютиться в коммуналках, лишь мечтая о долгожданном расселении. Семейная жизнь молодоженов сходу не заладилась: молодой муж активно «закладывал за воротник» и придерживался домостроевских принципов, вследствие чего бабушка вынуждена была с пугающей регулярностью замазывать синяки, которыми неизменно заканчивались практикуемые в семье «воспитательные беседы». Сложно предсказать, как долго продлился бы этот изначально не счастливый союз, если бы на заводе не произошло обрушение металлоконструкций, повлекшее гибель трех рабочих, включая бабушкиного супруга. Квартира в бараке осталась за вдовой погибшего, но бабушка там не задержалась: уже через полгода она повторно вышла замуж. Информация о втором бабушкином супруге была еще более скудной, чем о первом: по обрывочным сведением, человеком он был творческим, и как большинство людей искусства, не отличался практичностью. Вдоволь наскитавшись по захламленным мансардам и пыльным мастерским, бабуля поняла, что богемная жизнь ее больше не привлекает, и решительно дала своему благоверному от ворот поворот, чтобы тут же закрутить бурный роман с отставным полковником вдвое старше себя. По-военному прямолинейный полковник перевез бабушку в расположение части и честно попытался научить молодую жену жить по уставу, чему свободолюбивая бабушкина натура не могла не воспротивиться. Помыкавшись по гарнизонам, бабуля помахала полковнику ручкой и вернулась в столицу, устроилась машинисткой в проектный институт и без особых усилий увела из семьи начальника отдела, а по совместительству моего дедушку. Несмотря на то, что бракоразводный процесс сопровождался товарищеским судом, всеобщим порицанием и понижением в должности, бабушка с дедушкой мужественно преодолели все испытания и прожили вместе больше сорока лет. Самое удивительное, что хотя перипетии бабушкиной судьбы заслуживали экранизации, а сама она всегда была исключительно легка на подъем и без колебаний срывалась с насиженного места, каким-то непостижимым образом ей удалось не только сохранить за собой квартиру в бараке, но и в период массовой приватизации оформить на ветхое жилье право собственности. Со смертью бабушки эта, с позволения сказать, квартира, досталась вашей покорной слуге и уже не один год висела на мне мертвым грузом. После продажи родительской недвижимости, мне пришлось прописаться в бараке, чтобы не потерять столичную регистрацию, и я была искренне благодарна своей крайне дальновидной бабушке, когда-то не позволившей продать квартиру за форменный бесценок. А сейчас передо мной и вовсе замаячил вполне реальный шанс не просто кардинально улучшить жилищные условия, но и, наконец, съехать со съемной квартиры, аренда которой ощутимо била по карману моих родителей.

С объективной точки зрения, злополучные бараки давно пора было сравнять с землей, однако власти десятилетиями откладывали снос, мотивируя бесконечное затягивание сроков тем, что жильцов аварийного дома некуда переселять. Сложно поверить, но в жутких развалюхах все еще жили люди, и лично для меня именно это жалкое существование выглядело истинным символом настоящей безысходности. Как обитатели деревянных хибар, расположенных, кстати, всего в пятистах метрах от благополучного квартала и скрытых за кирпичными фасадами многоэтажных домов, умудрялись выживать в абсолютно нечеловеческих условиях, оставалось для меня таким же недоступным пониманию явлением, как феномен Бермудского треугольника. Часть квартир уже много лет пустовала, и я не сомневалась, что их хозяева дадут о себе знать лишь в процессе сноса бараков, однако, в целом полусгнившие архитектурные реликты были населены достаточно густо. По месту прописки я старалась без нужды не наведываться – на улицу Северинова я заглядывала только для того, чтобы убедиться в отсутствии непрошенных гостей из числа окрестных представителей маргинальных слоев. В суровые зимние месяцы данный контингент имел обыкновение вскрывать дверные замки и самовольно заселяться в чужое жилье, превращая и без того дышащие на ладан квартиры в рассадник антисанитарии и источник повышенной пожарной опасности. Соседи бомжей по возможности, конечно, шугали, но те из обитателей бараков, чей образ жизни и моральный облик не внушали доверия, порой открыто попустительствовали бродягам за бутылку чего-нибудь спиртосодержащего, поэтому за аварийной недвижимостью был нужен глаз да глаз.

Я каждую неделю подавала объявление в газеты, надеясь найти квартирантов, но желающих выложить мне деньги за возможность жить в убогом домостроении барачного типа всё как-то не находилось, и за бабушкиным наследством мне приходилось присматривать самостоятельно, плюс еще и оплачивать его содержание, вопреки здравому смыслу влетающее мне в копеечку. Я рассчитывала, что квартиранты хотя бы компенсируют мне стоимость коммунальных услуг, но за прошедшие с кончины бабушки четыре года по указанному в объявлении номеру обратился только один человек, который в результате и оказался моим единственным, зато постоянным клиентом. Он звонил от силы два-три раза в год, снимал квартиру максимум на несколько суток, авансом оплачивал весь срок проживания и бесследно исчезал до следующего заезда. Но даже от этого странного постояльца уже почти год не поступало звонков, и я подозревала, что он за те же деньги нашел себе временное жилье с гораздо менее экстремальными условиями. И в принципе, у меня язык не поворачивался его за это осудить.

Бабуля рассказывала, что в начале прошлого века улица Северинова пусть и не была центральным проспектом, но к задворкам цивилизации, и уж тем более, к заднице мира, точно не причислялась, а проживающий здесь пролетариат с воодушевлением строил коммунизм и с оптимизмом смотрел в светлое будущее. Удобства на улице, печное отопление, летний душ и никакого тебе центрального водопровода, и канализации – лишь проведенное в бараки электричество мало-мальски напоминало о техническом прогрессе. Правда, еще в бытность бабушки впервые замужем, чьи-то светлые инженерные головы додумались организовать в домах подобие водопровода, запитав его от ближайшей колонки, имеющей обыкновение намертво перемерзать в разгар зимы. Для полноценного функционирования данной системе не хватало слива, и использованную воду жильцы ведрами выносили на улицу, где и сливали ее в выгребную яму, в любую погоду, ласково щекочущую ноздри незабываемым запахом нечистот. Одним словом, я бы прекрасно поняла, если бы на мое сообщение о сдаче квартиры откликнулась опустившаяся семейка пропивших все на свете алкашей, но я до сих пор помнила то неподдельное изумление, охватившее меня в момент самой первой встречи с потенциальным арендатором моей злосчастной недвижимости.

С того дня прошло около четырех лет, но ясности относительно причин, регулярно побуждающих приличного с виду человека заселяться в барак на Северинова у меня так и не возникло. Пару раз меня так и подмывало спросить у него напрямую, но волевым усилием я все-таки сумела перебороть любопытство и благоразумно не вышла за рамки товарно-денежных отношений. В сущности, я не знала о нем ничего кроме имени, да и то, не факт, что оно не было вымышленным. Предоставить о себе дополнительные сведения Индрек нужным, видимо, не посчитал и, как мне казалось, высоко ценил мое умение воздерживаться от праздных расспросов. Он вообще был чрезвычайно немногословен, зато пунктуален в оплате и аккуратен в быту, а эти немаловажные качества автоматически делали его идеальным квартирантом. В глубине души, я Индрека откровенно побаивалась, и потому инстинктивно стремилась свести общение с ним к минимуму. Вроде бы ничего страшного в нем и не было, даже скорее наоборот, но рядом с ним меня начинало неприятно поколачивать от иррационального, необъяснимого чувства исходящей от этого человека опасности. Между тем, если отбросить мое предубеждение, Индрек был достаточно хорош собой, хотя и обладал неброской наружностью, словно созданной для того, чтобы незаметно растворяться в толпе. Правильные черты лица, жилистое, худощавое телосложение, ничем не выдающаяся одежда, которую носит в столице каждый второй, на голове в зависимости от сезона либо простенькая вязаная шапочка, либо бейсболка, внешне будто бы мой ровесник, но в принципе можно дать, как меньше тридцати, так и больше – в общем, человек без возраста, а заодно и без особых примет. Какой-то он был бесцветный, что ли… Например, спроси меня сейчас кто-нибудь, какого цвета у Индрека глаза, я бы затруднилась с ответом: то ли серые, то ли голубые, а, может, и зеленые… Тем не менее одно я готова была утверждать наверняка – от одного только взгляда в эти глаза меня пробирала дрожь во всем теле, а намерение задать Индреку вопрос мгновенно сменялось невероятным желанием срочно спасаться бегством. Если брать за основу мнение, гласящее, что глаза являются зеркалом души, сам собой напрашивался вывод о царящей в душе у моего постояльца вечной мерзлоте.

Как ни крути, но в последний год я вспоминала Индрека довольно часто: нет, не потому, что испытывала дефицит острых ощущений – просто денег катастрофически не хватало, а кроме Индрека снимать квартиру в бараке никто не хотел. Но сейчас на моей улице (или на улице Северинова, если уж мыслить в более глобальном масштабе) наконец-то наступил праздник, и я могла только порадоваться, что отныне у меня и вовсе отпала нужда заботиться о поиске квартирантов. В скором времени я и сама перееду в собственное жилье – да, новый микрорайон возвели далековато от центра, но что ж теперь, бывает и хуже. Не зря же ходили слухи, что обитателям бараков выдадут формальную денежную компенсацию без предоставления квартир! И тут вдруг негаданное счастье свалилось мне на голову! После таких новостей даже работу искать будет веселее!

Кажется, маму известие из префектуры обрадовало даже больше меня. Помянув добрым словом оставившую столь перспективное наследство бабушку, мама с воодушевлением пообещала обязательно приехать в столицу на выходных, чтобы лично поприсутствовать на торжественной церемонии заселения. Что касается меня, то я с нескрываемым удовольствием понаблюдала, как тяжелая техника превращает деревянные бараки в груду строительного мусора. Если верить проекту, на месте давно отслуживших свое построек столичная администрация планировала возвести современный жилой комплекс, но меня будущее улицы Северинова практически не волновало, потому что уже как вторую неделю подряд я являлась счастливой обладательницей квартиры в микрорайоне под названием «Юность».

Когда первоначальная эйфория постепенно схлынула, я стала замечать присущее моему новоприобретенному жилищу недостатки: строили эти высотки явно тяп-ляп и абы как. Лифт у нас в подъезде не работал с момента заселения, пластиковые окна покрылись инеем, горячую воду подавали под настроение, а холодная бежала тоненькой струйкой, по вечерам и вовсе пропадая на верхних этажах. Конечно, я собиралась сделать грандиозный ремонт, исправить все огрехи строителей, поменять сантехнику, переклеить обои, однако на данный момент осуществлению моих прожектов препятствовало отсутствие постоянного дохода. Поэтому, проводив маму обратно в райцентр, я вернулась к поиску работы и возобновила походы по собеседованиям в надежде, что черная полоса в моей жизни полностью закончилась, и с этого дня удача будет сопровождать меня во всех начинаниях.

ГЛАВА III

Свет в конце тоннеля призывно забрезжил после того, как меня пригласили на интервью в известную компанию, специализирующуюся на производстве бытовой химии и косметических средств. Я отправляла туда резюме почти полгода назад и уже давно перестала ждать звонка, небезосновательно предположив, что моя кандидатура не вызвала у кадровиков «Весты» ни малейшего интереса. Поэтому, когда мне назначили конкретное время для собеседования, я едва не задохнулась от сладостного ощущения грядущих перемен в своей еще недавно донельзя безрадостной судьбе. Подернутый мрачной пеленой безвыходности мир внезапно заиграл яркими красками, и ко входу в центральный офис компании я прибыла в таком приподнятом настроении, будто уже получила работу мечты. Избавиться от блуждающей на губах улыбки оказалось не так-то легко, и для того, чтобы придать своей лучащейся от беспричинной радости физиономии хотя бы подобие делового вида, мне пришлось несколько минут целенаправленно гримасничать перед карманным зеркальцем.

С горем пополам напустив на себя подчеркнутую серьезность, я с достоинством вплыла в приемную директора по персоналу, машинально отметила уютную, располагающую обстановку и искренне улыбнулась в ответ на приветственную улыбку девушки-секретаря.

–Приносим свои извинения, селекторное совещание с регионами немного затянулось… Шкаф для верхней одежды справа от вас. Присаживайтесь, пожалуйста – секретарь жестом указала мне на стильный кожаный диванчик насыщенного бордового оттенка, – хотите кофе?

–Нет, спасибо, – отказалась я, краем глаза поглядывая на ведущую в кабинет главного кадровика «Весты» дверь и все сильнее ощущая нарастающее волнение. Таблички с фамилией эйчара в поле зрения, к сожалению, так и не обнаружилось, а отвлекать вопросами поглощенную сосредоточенным изучением документов секретаршу я посчитала по меньшей мере невежливым. Таким образом, с равной долей вероятности за дверью меня могла встретить как жестоко страдающая от ранней менопаузы мегера, не гнушающаяся классическими приемами энергетического вампиризма, так и юная выпускница психологического факультета, получившая должность благодаря папиным связям, и теперь толком не представляющая, что с ней делать. Но ради этой должности я готова была мужественно вытерпеть даже самые изощренные издевательства со стороны кадровой службы, потому что работа в «Весте» открывала для меня поистине блестящие перспективы. Косметический гигант стремительно завоевывал все новые рынки, расширял ассортимент, совершенствовал технологию, проводил агрессивную маркетинговую кампанию и активно выдавливал из ниши конкурентов. Более того, в период торговой войны с западными странами отечественный концерн пользовался колоссальной поддержкой со стороны правительства и не испытывал проблем со сбытом готовой продукции, которая по распоряжению сверху в огромных количествах закупалась на нужды госучреждений и объектов социальной сферы. Стабильная зарплата, карьерный рост, курсы повышения квалификации за счет компании, командировки в регионы – да я, если потребуется, вприсядку спляшу, только бы меня взяли!

– Вы можете зайти! – звонкий голосок секретаря заставил меня сбросить чары мечтательной задумчивости и вернуться из мира грез в реальную действительность. Я аккуратно одернула юбку, набрала в легкие побольше воздуха и решительно шагнула навстречу грандиозным профессиональным свершениям. Никакой престарелой Медузы Горгоны в кресле директора по персоналу я не увидела, также как не оправдались и мои подозрения касательно девочки-припевочки с модным психологическим образованием –поджидавший за дверью сюрприз поверг меня в абсолютную растерянность, и если бы не страх напрочь испортить первое впечатление, я бы еще долго топталась на пороге и ошеломленно хлопала ресницами. Мой потрясенный разум огненной вспышкой пронзила мысль о том, что я не имею права бездарно растратить столь уникальный шанс, и предательски ударившемуся в бега самообладанию ничего не оставалось, кроме как покорно вернуться ко мне.

–Доброе утро, Августа! Мне очень неудобно, что я заставил вас ждать в приемной, но поверьте, назначая собеседование, я и предположить не мог, что у филиалов накопилось столько нерешенных вопросов. Ах да, во всей этой суматохе я забыл представиться. Меня зовут Арсений Смолов и, вполне возможно, что я ваш будущий начальник. Как вы смотрите на то, чтобы работать в HR-департаменте под моим руководством?

Это была уже не белая полоса, а практически лестница на небо. За все время поисков работы сотрудники мужского пола интервьюировали меня лишь дважды, причем оба экземпляра имели весьма косвенное отношение к кадровой службе и не отличались изящными манерами, а весьма специфическая лексика выдавала в них типичных производственников, привыкших доходчиво объяснять рабочим суть поставленной задачи, не особо заботясь при этом о культуре речи. По сравнении с разного рода тетками, эти двое товарищей обладали только одним бесспорным преимуществом: не ходили вокруг да около, не раздавали напрасных обещаний и высказывались строго по существу. И тот, и другой сразу поняли, что командовать десятком мужиков у меня навряд ли выйдет, и без обиняков отправили восвояси, дабы я не питала бесплотных иллюзий на пустом месте. Но сидящий напротив меня человек даже близко не походил на своих вышеупомянутых коллег, которых на его фоне и кадровиками называть теперь было как-то неправильно.

Начнем с того, что Арсений Смолов был молод, красив, да еще и одет с иголочки. О подобной внешности обычно принято говорить «яркая». Глубокие карие глаза, слегка вьющиеся темные волосы, идеально подобранный галстук и удивительно приятный, располагающий тембр голоса. Ударно трудиться под началом такого директора я бы охотно согласилась даже за символический оклад, особенно после того, как наметанным взглядом заметила, что на его безымянном пальце нет обручального кольца. Однако, млеть от блаженства было рановато, и, собрав в кулак все свое хладнокровие, я лишь сдержанно кивнула и многозначительно улыбнулась кончиками губ:

– Для меня станет большой честью, если вы окажете мне доверие, господин Смолов, – честно поведала я,– а я сделаю все от меня зависящее, чтобы вас не подвести.

–Похвальный энтузиазм, Августа! –выразил одобрение мой визави и неожиданно добавил, – знаете что, мы в нашей компании придерживаемся демократического стиля управления, а от всех этих «господ» веет дореволюционными пережитками, не находите? Моя задача – не только сформировать эффективный коллектив, состоящий из прогрессивно мыслящих сотрудников, но и создать безбарьерную среду, в которой наиболее важными качествами являются профессионализм и наличие собственного мнения, а не умение заглядывать в рот начальству и слепо выполнять приказы. Закостенелые шаблоны мешают человеку развиваться и убивают в личности инициативность. Поэтому я для вас просто Арсений, а вы для меня…. Кстати, просветите темноту, как звучит уменьшительный вариант от вашего имени?

– Ава…, наверное, – неуверенно сообщила я, и чтобы сходу не прослыть мямлей, уже более твердо пояснила, – так меня называют родители.

– Ава! – по слогам повторил Смолов, будто пробуя мое имя на вкус, – великолепно! Как Ава Гарднер, да? Вы знаете, кто такая Ава Гарднер?

Вот тебе и первый краш-тест. А я-то раскатала губу… Предположим, на этот раз я выкручусь, но если в дальнейшем меня попросят навскидку перечислить всю фильмографию моей знаменитой тезки, работы в «прогрессивном коллективе» мне не видать, как своих ушей.

–Вы увлекаетесь «золотым веком Голливуда»? – виртуозно балансируя на грани фола, спросила я, и замерла в ожидании реакции Смолова. Но, похоже, я интуитивно выбрала верный путь: одновременно продемонстрировала, что я, так сказать, в теме, и проявила некоторую дерзость, свидетельствующую о смелости и независимости суждений.

–В большей степени восхищаюсь красотой и талантом актрис, – заразительно рассмеялся Арсений, и взгляд его бездонных глаз внезапно посерьезнел, -поделитесь со мной, Ава, в чем заключается ваш талант? Чем вы гордитесь?

–Я…, – не успела я приступить к многократно отрепетированному изложению обширного списка своих неотъемлемых достоинств, который я загодя составила и выучила назубок, как у меня в сумке настойчиво завибрировал мобильник. Это была катастрофа, апофеоз рассеянности, образец непредусмотрительности! Мне казалось, я все продумала, ничего не упустила, учла все подводные камни, но при этом забыла выключить телефон или хотя бы перевести звонок в беззвучный режим. Естественно, когда я принялась лихорадочно переворачивать содержимое сумки, пытаясь выудить оттуда проклятый мобильник, в соответствии с законом подлости завалившийся едва ли не за подклад, наблюдающий за разворачивающейся на его глазах сценой Смолов автоматически снизил мой персональный рейтинг сразу на десяток баллов, но зря я надеялась, что подмоченную репутацию еще можно было спасти.

–Ответьте, – мягко попросил Арсений после того, как я наконец извлекла на божий свет надрывающийся телефон и недвусмысленно вознамерилась нажать отбой.

Отлично! Зачем в поте лица корпеть над изобретением каверзных вопросов, если кандидат и сам дает повод проверить уровень его стрессоустойчивости. Ладно, прорвемся – работа мечты того стоит!

Изо всех сил стараясь не терять невозмутимости, я мельком бросила взгляд на незнакомый номер и, страстно молясь всем известным богам, чтобы дрожь в руках не выдала моего взвинченного состояния, поднесла трубку к уху.

–Срочно нужна квартира на сутки, возможно, на двое. Куда подъехать за ключами? – сюрпризы сегодня сыпались, словно из рога изобилия. Вот и Индрек нарисовался – не сотрешь. И полностью в своем репертуаре – никаких тебе дежурных приветствий, сразу к делу. А уж как вовремя-то подоспел!

–Вынуждена тебя огорчить, но квартира больше не сдается, поэтому рекомендую поискать другие варианты, – отрезала я, – извини, у меня важная деловая встреча. Всего хорошего. Арсений, мне безумно стыдно за свою оплошность. После отправки вам своего резюме, я привыкла постоянно держать телефон включенным, чтобы не пропустить судьбоносный звонок из компании «Веста», так как понимала: из такой солидной организации дважды перезванивать не станут.

–Довольно остроумное оправдание, Ава, хотя и отдает банальной лестью, – вроде бы оттаял Смолов, но издать заслуженный вздох облегчения мне так и не удалось, потому что уже через секунду телефон снова напомнил о себе.

– Нет –нет, Ава, обязательно ответьте! – красноречиво пресек Смолов мою судорожную попытку отклонить звонок. Судя по насмешливым искоркам в глазах, мои хаотичные метания воспринимались Арсением как бесплатное развлекательное шоу, и он от души наслаждался театром абсурда, параллельно делая ставки, смогу ли я и на этот раз столь же изящно выйти сухой из воды.

–Кажется, ты меня не поняла, мне срочно нужна эта квартира, – не унимался Индрек, – если там сейчас живут квартиранты, назови цену, за которую ты готова их выселить. Можешь не скромничать.

– Заманчивое предложение, но оно технически невыполнимо, – я старалась контролировать нотки раздражения, так и норовящие проскользнуть в голосе, но, сказать по правде, мое и без того далеко не ангельское терпение уже было на пределе, – тот дом на Северинова попал под программу сноса ветхого жилья. Я убедительно прошу больше меня не беспокоить.

Повисшее в трубке молчание прямо говорило о том, что новость о ликвидации бараков вызвала у Индрека явное замешательство, и, оставив своего бывшего постояльца наедине с необходимостью заново подыскивать арендное жилье, я с чистой совестью отсоединилась.

–Арсений, я была бы вам очень признательна, если бы вы позволили мне выключить телефон,– практически взмолилась я, когда Индрек внаглую набрал мой номер в третий по счету раз, – только так мы сможем возобновить нашу беседу.

– Стандартное интервью в форме вопрос- ответ не дает полного представления о характере человека, а вот поведение кандидата в реальной обстановке позволяет всесторонне оценить его потенциал, – отрицательно помотал темноволосой головой Смолов, и я вдруг поймала себя на мысли, что даже не знаю, кого я сейчас ненавижу острее и яростней: упрямо не желающего понимать элементарных вещей Индрека, или получающего неприкрытое удовольствие от этой ситуации кадровика,– отвечайте, Ава! Скажите вашему абоненту нечто такое, чтобы он раз и навсегда прекратил вам названивать. Ну же, Ава, покажите мне, что вы способны найти нужные слова, и я гарантирую вам место в своей команде!

ГЛАВА IV

С обреченной решимостью идущего на верную смерть гладиатора я стиснула неистово вибрирующий телефон в увлажнившейся до мерзкой липкости ладони, и с огромным трудом преодолев обуревающее меня желание растоптать мобильник обеими ногами и сплясать победный танец на его безжизненных обломках, прикоснулась пальцем к тачскрину. Несмотря на то, что умение импровизировать никогда не входило в число моих выдающихся личностных качеств, адреналин в моей крови натуральным образом зашкаливал: на карту было поставлено мое будущее в компании, а за осуществление мечты, однозначно, стоило сражаться до победного конца. Вдруг мне все-таки удастся впечатлить Смолова, и в финале захватывающего действа он классическим жестом древних римлян милостиво дарует мне работу?

–Прекрати бросать трубку! –не дав мне произнести и слова, потребовал Индрек, – я не ослышался по поводу сноса бараков?

–Если у тебя возникли проблемы со слухом, обратись к врачу, – саркастично усмехнулась я, и невольно удивилась собственной наглости. Где это вообще видано, чтобы я обращалась к Индреку в подобном тоне –да у меня обычно язык к небу намертво присыхал, какая уж там ирония? Однако, стоящая на кону должность в кадровом департаменте «Весты» придавала мне невероятный прилив внутренних сил. Впрочем, в определенной мере, моя смелость объяснялась еще и абсолютной уверенностью в том, что мы с Индреком больше никогда не пересечемся ввиду превращения в руины единственной причины для наших редких встреч, – объясняю еще раз, дома на Северинова больше не существует. Надеюсь, с третьей попытки до тебя это дошло, и ты перестанешь меня беспокоить.

–Этого быть не может…, – голос у Индрека был точно таким же серым, бесцветным и невыразительным, как и его обладатель, но сейчас буквально в каждой нотке откровенно сквозил первобытный ужас, будто на злосчастном бараке сошелся клином свет, и заодно с аварийным жильем разом обрушился весь мир. Клянусь, от интонаций Индрека внезапно повеяло чем-то настолько жутким, что у меня по коже поползли мурашки. Даже с деланным безразличием прислушивающийся к разговору Арсений Смолов сразу заметил, что я разительно изменилась в лице, и в его взгляде скользнула явная настороженность. Еще только репутации психически неуравновешенной особы мне не хватало! Нет, так дело не пойдет…

–Я прекрасно понимаю, что новость о сносе бараков застигла тебя врасплох и заставила срочно корректировать планы, но, увы, ничем не могу тебе помочь, – дипломатично сообщила я, резко потеряв весь запал и больше не чувствуя в себе настроя вступать с Индреком в заведомо бессмысленную перепалку, – если мы, наконец, поняли друг-друга, будь так любезен, удали мой номер из списка контактов.

–Подожди! – выдохнул Индрек, – а мебель? Куда ты вывезла всю мебель?

–Никуда, – в душе у меня всё клокотало от раздражения и не находись я сейчас под неусыпным контролем заинтересованно следящего за развитием событий эйчара, Индреку неизбежно пришлось бы познакомиться с моей темной стороной, – сам подумай, кому нужен весь этот хлам?! Если у тебя больше нет ко мне вопросов, попрошу не отнимать мое время.

–Ты ничего не понимаешь! – вместо того, чтобы разочарованно отсоединиться, еще сильнее распалился Индрек и неожиданно снизошел до пояснений, которые, правда, оказались, настолько туманными, что у меня закралась мысль тактично намекнуть телефонному собеседнику о необходимости посетить психиатра, – я оставил в этой квартире одну свою вещь. И она нужна мне немедленно.

– Невидимую вещь? – с неприкрытой издевкой уточнила я, и в карих глазах Арсения Смолова блеснул огонек любопытства. Похоже, после нудного селекторного совещания, непредсказуемый поворот, который вдруг совершило интервью с рядовым соискателем, привнес в рутинные офисные будни спонтанный элемент юмора.

–Что? – с подкупающей серьезностью переспросил Индрек, и аккурат, когда я уже созрела для того, чтобы поставить жирную точку в нашем обоюдно непроизводительном общении, добавил, – не совсем так, но… Значит так, сейчас половина одиннадцатого. Не позднее, чем через час, я жду тебя на прежнем месте.

–На прежнем месте уже как с полмесяца – охраняемая стройплощадка! – с мстительным удовлетворением поведала я, окончательно теряя терпение, – это раз, и я ничуть по тебе не соскучилась, чтобы по первому зову нестись на встречу, это два. Ах, да, я заношу твой номер в черный список, это три.

–До тех пор, пока я не верну свою вещь, ты от меня не отделаешься, это четыре, – с хорошо читаемой в голосе угрозой продолжил загибать пальцы Индрек, и я вдруг почувствовала такой озноб, словно меня с головой окатили ведром ледяной воды.

–Ты всегда вел себя довольно странно, но я и не подозревала, что ты настоящий псих, – в неуправляемом порыве вырвалось у меня.

–Ты еще многого обо мне не знаешь, – многообещающе прошипел Индрек, – и, поверь мне, тебе в этом плане крупно повезло. Как только я получу обратно свою вещь, ты меня больше никогда не увидишь.

–Вот что я тебе скажу, и прошу выслушать меня внимательно, потому что дважды я повторять не буду, – я намеренно чеканила каждое слово, чтобы Индрек целиком и полностью осознал, насколько серьезно я сейчас настроена, так как роль персонального шута для главного эйчара «Весты» мне порядком надоела, – перед тем, как освободить квартиру на Северинова я тщательно проверила содержимое всех ящиков. Никаких принадлежащих тебе вещей я там не обнаружила, поэтому в случае, если ты будешь мне угрожать, я сразу же напишу заявление в полицию. А сейчас я выключаю телефон, потому что из-за тебя я уже практически потеряла работу.

–Это я потерял из-за тебя работу…, – начал было Индрек, но я не дала ему ни малейшего шанса завершить фразу. Всё, дамы и господа, занавес!

Несколько мучительно долгих минут Арсений Смолов молча созерцал меня оценивающим взглядом, и повисшая в кабинете напряженная тишина показалась мне вечностью.

–Вы достаточно хорошо себя проявили, Ава, – положительный вердикт кадровика стал тем долгожданным толчком, благодаря которому у меня с души свалился тяжелый камень томительных сомнений, но я старательно скрывала переполняющие меня эмоции, не позволяя робкой надежде на благополучный исход раньше времени перерасти в бурное ликование.

–В процессе разговора вы были весьма сдержаны, в меру ироничны, а мотивация отказа в вашем исполнении лично для меня выглядела вполне аргументированной, – нахваливал меня Смолов, а я отчаянно пыталась чересчур не разрумяниться от атомной смеси смущения и счастья, – вы адекватно отреагировали на поступившую угрозу и приняли наиболее верное решение. Но для кадровой работы вы не подходите, а иными вакансиями концерн в данное время не располагает. Спасибо за приятное общение, Ава, я искренне рад знакомству с вами и надеюсь, что у меня еще будут причины снова вспомнить о вашем резюме.

–Я могу узнать, на чем я прокололась, чтобы в будущем не повторять ту же ошибку? – мне очень хотелось верить, что слезы горечи и обиды не побегут по моим щекам прямо в кабинете Смолова, и свой прощальный вопрос задавала уже вполоборота, готовая в следующую секунду пулей вылететь в приемную, на бегу сгрести в охапку пальто и поспешно ретироваться из офиса, пока меня не задушил подступающий к горлу комок рыданий.

–Ваше стремление учиться и совершенствоваться вызывает у меня большое уважение, – профессионально подсластил пилюлю эйчар, – сказав, что и не подозревали, каким психом может оказаться ваш собеседник, вы фактически признали, что плохо разбираетесь в людях. Согласитесь, для кандидата, претендующего на должность, непосредственно связанную с персоналом, это звучит, как смертный приговор.

Если в приемной мне худо-бедно удалось сохранить достоинство и не удариться в паническое бегство на глазах у секретарши, то в коридоре я автоматически перешла на рысь. К моему изумлению, слез не было и в помине – их высушил испепеляющий жар беспредметной ненависти, простирающейся на весь окружающий мир. А ведь нужно было всего лишь убедиться, что я не забыла отключить мобильник, а не впадать в эйфорию от одного только приглашения на интервью! И как бы не прискорбно было это признавать, Смолов прав: в людях я действительно не разбираюсь, а инцидент с Индреком – лишь наиболее показательный случай! И прямое доказательство тому – отсутствие у меня близких друзей, масса неудачных отношений и столько ярких эпизодов предательства, навсегда отпечатавшихся в памяти, что иногда хочется заболеть амнезией и освободиться от этих отравляющих жизнь воспоминаний. Лезть со свинячьим рылом в калашный ряд и то целесообразнее, чем в кадровую службу с таким красноречивым «послужным списком», как у меня: тут тебе и измены, и воровство, и распускание слухов, и банальная подлость… И все эти люди каким-то непостижимым образом втирались ко мне в доверие, вызывали у меня сильные чувства, заставляли совершать опрометчивые поступки, чтобы затем растоптать мои надежды, да еще и напоследок основательно нагадить в душу…

Между тем, в сегодняшнем провале было некого винить, и с объективной точки зрения я это прекрасно понимала. Я сама не проявила необходимой предусмотрительности и теперь с лихвой пожинала заслуженные плоды. Но неотъемлемое свойство человеческой натуры требовало вымещения злости, и чем дольше я себя накручивала, тем сильнее укреплялась в мысли, что косвенная вина за произошедшее лежит на Индреке. Не позвони он в разгар собеседования, не начни донимать меня расспросами, не перейди он к открытым угрозам, я бы уже завтра заступила на испытательный срок. Любой другой абонент непременно вошел бы в мое положение и перезвонил попозже, тем более, что я прямо дала понять: у меня важная деловая встреча. А у Индрека словно земля под ногами загорелась, хотя ситуация по сути своей выеденного яйца не стоила… А этот несуразный бред с якобы оставленной в бараке вещью… Да уцелевший еще со времен первого бабушкиного замужества комод на момент сноса бараков был пуст, как прилавки в советском магазине…. За прошедший год в квартире никто не жил, а от Индрека не было ни слуху, ни духу –получается, до этого дня он о своей «вещи» даже не думал, а тут его вдруг одолели воспоминания годичной давности! Глупо и неубедительно, даже для махрового бреда! Но именно из-за этого ненормального, у которого, по всем признакам, началось осеннее обострение психического заболевания, я и дальше продолжу тянуть из родителей деньги и экономить на каждой мелочи. Вечером позвонит мама, спросит, как прошло интервью, и что я ей отвечу: ты знаешь, мам, мне опять пообещали перезвонить…Переведи мне, еще пару тысяч, иначе на следующее собеседование мне придется топать пешком, а при всех несомненных достоинствах моей новой квартиры, расположение микрорайона «Юность» относительно центра столицы оставляет желать лучшего!

Даже спустившись в метро и успешно заняв сидячее место в полной электричке, я не могла рационально объяснить, почему вместо того, чтобы ехать домой, я собираюсь выйти на станции «Севериновская» и дождаться Индрека на перекрестке, где мы обычно встречались для передачи денег и ключей. Ярость вытеснила страх, и я с плотоядной улыбкой предвкушала, как выскажу Индреку в лицо все, что я о нем думаю. Не знаю, почему я была так уверена, что он придет, невзирая на принудительное окончание нашего телефонного разговора, но я интуитивно догадывалась, что ему тоже было необходимо на ком-то срочно сорвать злость.

ГЛАВА V

В этом году осень не баловала столичных жителей погожими деньками: весь сентябрь город непрерывно одолевали мелкие, затяжные дожди, и раньше я даже не предполагала, насколько явно монотонно барабанящие по карнизу капли способны отравлять утреннее пробуждение. Одно дело, если ты планируешь до обеда нежиться под одеялом и расслабленно предаваться сладкой дремоте, и совсем другой коленкор, когда тебе назначено собеседование на противоположном конце столицы, и невзирая на все бесчисленные ухищрения, ты все равно переступаешь порог офиса работодателя в виде малопривлекательного гибрида мокрой курицы и драной кошки, смущенно пытающегося куда-нибудь пристроить неизменный зонт, чтобы потом на протяжении всего интервью регулярно напоминать себе, как бы не забыть его в приемной. Надо сказать, пару раз в пылу эмоций я действительно забывала зонты, но для меня неизменно оказывалось гораздо проще расстаться со своим имуществом, чем снова возвращаться в организацию, откуда меня только что унизительно выгнали, как побитую собаку. Чего я только не перепробовала: переобувалась из громоздких резиновых сапог в соответствующие принятому в компании дресс-коду ботильоны, прятала в сумке скрученный в тугой рулон дождевик, изобретала минимально подверженные пагубному влиянию повышенной влажности прически – пока у меня еще были деньги на такси, проблема сохранения относительно пристойного внешнего вида в неблагоприятных климатических условиях не стояла настолько остро, однако, пересев на общественный транспорт, я сполна ощутила на собственной шкуре, как несладко приходиться жить разного рода «безлошадным» гражданам. Сейчас мне даже толком не верилось, что еще недавно у меня была своя машина, и я понятия не имела, к примеру, о жуткой давке в метро, или о форменной душегубке в салоне автобуса… Всё это казалось мне далеким и нереальным ровно до тех пор, пока над нашим семейным бизнесом не сгустилась черная грозовая туча, в итоге разразившаяся бурным ливнем финансовых неприятностей, бесследно смывшим остатки материального благополучия. Не проходило ни дня, чтобы на фирму не наведывались коллекторы, а долги при этом продолжали безудержно расти, и постепенно даже у отца не осталось сил и возможностей сопротивляться неумолимому давлению обстоятельств, хотя такого прирожденного борца еще следовало поискать.

Мои родители начинали с нуля, они уже проходили и через хроническое безденежье, и через крушение надежд – пережитые трудности закалили их сердца и научили стоическому отношению к превратностям судьбы. К сожалению, я не могла сказать того же самого и о себе: с детства окруженная любовью и заботой, я выросла и повзрослела в непоколебимой уверенности, что моя дальнейшая жизнь сложится исключительно удачно, нужно лишь хорошо учиться, добросовестно трудиться и никогда не терять присутствия духа. Данная схема поведения, с малых лет прививаемая мне родителями, практически не давала сбоев: я получила диплом, осела в семейном бизнесе и, по большому счету, была довольна своим нынешним статусом. К тридцати годам у меня уже имелся не слишком удачный опыт гражданского брака, из которого я вынесла один непреложный вывод: если мужчина не делает тебе предложение, значит, он просто не хочет вступать в брак, или, как вариант, не видит в роли будущей жены именно эту женщину, и глупо оправдывать его нерешительность, отказываясь признавать очевидный факт. Человеку может быть с тобой комфортно, но когда он намеренно оставляет для себя лазейку, стоит сразу задуматься, а нужна ли ему вообще семья? Честно говоря, вернувшись после трех лет «свободного плавания» в отчий дом, я внезапно поняла, что навряд ли в скором времени снова захочу с кем-то съезжаться: уж очень болезненным вышло расставание с человеком, которому я беззаветно доверяла, которого я преданно любила, и который, как выяснилось, изначально видел во мне лишь промежуточный вариант. С того момента у меня неоднократно случались романы, но я сознательно избегала серьезных отношений. Вероломно нанесенная мне рана была еще свежа, и я не чувствовала в себе готовности опять броситься в омут. А потом вдруг грянул кризис, и меня всецело поглотили вопросы насущного характера. Впрочем, когда на меня со всех сторон посыпались отказы в трудоустройстве, я мрачно шутила, что теперь мне больше не нужно опасаться провинциальных ловеласов, воспринимающих меня в качестве бесплатного приложения к машине, квартире, и родительской компании, а самой пора открыть сезон охоты на олигархов и поскорей выйти замуж, пока безжалостные годы не лишили меня «товарного вида». Но так как претендентов на мои руку и сердце не наблюдалось даже в отдаленной перспективе, единственным шансом поправить свое бедственное положение оставались активные поиски работы, а сегодняшний крах в офисе «Весты» недвусмысленно свидетельствовал, что и в этом направлении меня по-прежнему сопровождают сплошные неудачи, и пресловутая белая полоса оказалась всего лишь оптическим обманом.

Я вышла из подземки на «Севериновской» и едва не взвыла в голос: за время поездки в метро солнечное утро успело смениться холодным дождливым днем в комплекте со всей сопутствующей осенней атрибутикой: над столицей медленно плыли тяжелые, набухшие тучи, а под ноги прохожим грузно плюхались первые капли. Я возлагала на это собеседование столько надежд, что вчера весь вечер напролет перебирала свой гардероб, чтобы создать поистине безукоризненный образ. Выглянув перед выходом в окно, я увидела безоблачное небо и ослепительно яркое солнце, после чего решительно отказалась от дополнительной нагрузки в виде зонта. Я впорхнула в приемную в изящных замшевых полусапожках и элегантном кремовом пальто, и светлые цвета в одежде являлись на тот момент зеркальным отражением моего лучезарного настроения. Идеально уложенные волосы струились по плечам крупными локонами, а неброский естественный макияж прекрасно гармонировал с их шоколадным отливом. И вот, пожалуйста, прошло меньше двух часов, но от эффектной, уверенной в себе девушки осталась нервная особа, вынужденная гробить под дождем свою единственную приличную обувь и в бессильной ярости грозить пальцем вслед уносящемуся прочь автомобилю, с головой обрызгавшему ее кашемировое пальто дорожной грязью. Мокрые волосы липли ко лбу и щекам, а у меня даже не завалялось в сумке какой-нибудь заколки. Ледяной дождь усиливался с каждой секундой, но даже если бы прямо надо мной сейчас образовалась смертоносная воронка разрушительного смерча, я все равно продолжила бы свой путь.

Между тем, чтобы добраться до нужного перекрестка от ближайшей станции метро, требовалось преодолеть довольно внушительное расстояние, а учитывая, что проклятый дождь вкупе с умопомрачительно высокими шпильками крайне отрицательно сказывались на скорости моего перемещения, Индреку без труда удалось меня опередить. Как же я боялась, что он не придет, и перенесенные мною моральные и физические страдания окажутся напрасной жертвой! В предвкушении неминуемой расправы над тем, кого я решительно определила в виновники всех своих бед, мои губы непроизвольно тронула злорадная ухмылка, и я вдруг резко перестала замечать окончательно испортившуюся погоду, грязные потеки на пальто, насквозь промокшие ботильоны и превратившиеся в неопрятные патлы локоны –мой взгляд был сконцентрирован на укрывшейся под козырьком продуктового магазина фигуре. Клянусь, еще ни на одно свидание я не торопилась также, как на эту встречу!

За прошедший год Индрек ничуть не изменился. Возможно, мне показалось, но, по-моему, прежней у него осталась даже одежда. Куртка, джинсы, низко надвинутая на лоб вязаная шапочка и привычный рюкзак на спине. Так выглядели в это время года две трети столичных жителей за исключением представителей неформальных молодежных течений, но только от Индрека незримо веяло опасностью, и стоило мне в упор столкнуться с его бесцветными глазами, как в душу сразу начали закрадываться сомнения по поводу целесообразности вступления в открытую конфронтацию с этим страшным человеком.

–Видел стройку? – язвительно осведомилась я, прячась от дождя под спасительный козырек и стараясь при этом сохранить максимально возможную дистанцию между собой и Индреком.

–Да, – как-то уж чересчур спокойно для обладателя воспаленного рассудка кивнул Индрек и неожиданно добавил, – нам нужно действовать очень быстро, иначе я не успею выполнить свою работу.

– Ах, работу! – похоже, Индрек и сам не понял, почему я с пол-оборота завелась при одном лишь упоминании слова «работа», но судя по красноречивому удивлению, отчетливо промелькнувшему в его взгляде, он вовсе не ставил себе цели наступать мне на больную мозоль и уж тем более не собирался размахивать передо мной красной тряпкой. Но мне было достаточно малейшего повода, чтобы справиться с неизбежно охватывающим меня в присутствии Индрека ступором и вслух озвучить ту проникновенную тираду, которую я самозабвенно сочиняла сначала, сидя в вагоне электрички, а потом, додумывала, перепрыгивая через лужи на десятисантиметровых каблуках.

–А моя работа тебя не волнует? – риторически вопросила я у недоумевающе вскинувшего белесые брови Индрека, – да, конечно, тебе плевать, что из-за тебя я не прошла собеседование в компании своей мечты! Тебе, наверное, даже на ум не приходило, что я уже целый год подряд не могу никуда устроиться! Разве я не объяснила тебе нормальным языком, что барак снесли? Разве я не сказала, что у меня деловая встреча? Зачем было мне названивать и нести чушь? Как можно быть таким эгоистом и думать только о себе любимом, будто все остальные люди для тебя пустое место? Неужели я бы не сообщила тебе, если бы ты в прошлый раз действительно что-нибудь забыл в моей квартире? Давай, еще включи позднее зажигание и обвини меня в том, что я нашла твою… «вещь», нагло присвоила ее и теперь ищу повод, чтобы не возвращать законному владельцу. Если у тебя поехала крыша, прими лекарство, в конце концов!

–Ты слышала, чтобы я предъявлял тебе обвинения в краже? – за все время моего проникновенного монолога на невозмутимом лице Индрека не дрогнул ни один мускул, но его глаза ощутимо потемнели и выглядели уже не совсем бесцветными, а скорее все-таки серыми, – я ничего не забывал, я специально оставлял там свою вещь на протяжение всех трех лет, пока я снимал у тебя квартиру. Эта вещь была надежно спрятана, и поэтому ты ее не обнаружила.

–Замурована в стену и прикрыта обоями? – ехидно предположила я, – да ты настоящий гений конспирации – устроить тайник на съемной квартире еще ведь додуматься надо. Слушай, это вообще-то твои проблемы, но ты же отлично знал, что жилье аварийное и рано или поздно его должны были снести?

–Ты сейчас понятия не имеешь, о чем говоришь! – отрывисто бросил в ответ Индрек, вынужденный повысить голос, чтобы перекричать звук гулко бьющихся о жестяной козырек капель, -место для ячейки было выбрано мной с учетом всех ключевых факторов, а что касается сноса, мне доподлинно известно, что год назад в генплане столицы не было об этом ни единого слова.

–Да, для меня звонок из префектуры тоже стал большим сюрпризом, -неохотно призналась я, – но даже все эти форс-мажоры не давали тебе никакого права портить мне интервью! Я почти что получила эту должность, и всё коту под хвост… Не знаю, зачем я вообще сюда пришла… Думала, хоть немного полегчает, если я на тебя наору…

–Ну и как, отпустило тебя? – с оскорбительным равнодушием поинтересовался Индрек, поправляя на спине рюкзак, но меня покоробил даже не его дежурный тон, а в большей степени тот факт, что мой ответ в данном случае не имел никакого значения. Индрек уже давно извлек из нашего короткого разговора всю необходимую информацию и сделал на ее основе собственные выводы.

–Раз ты нигде не работаешь, значит, располагаешь достаточным количеством свободного времени, – заключил Индрек, – поможешь вернуть мою вещь, и я заплачу тебе как за три месяца аренды квартиры. Соглашайся, потому что я в любом случае заставлю тебя со мной сотрудничать, но я всё же сторонник цивилизованного подхода и не хотел бы применять грубую силу по отношению к женщине.

ГЛАВА VI

Недвусмысленная угроза Индрека походила на обоюдно выгодное деловое предложение приблизительно в той же степени, что и внезапно обрушившийся на столицу ливень на минорный осенний дождик, однако, мой собеседник, по всем признакам, на полном серьезе старался придерживаться в разговоре с дамой правил хорошего тона, в его персональной трактовке ограничивающихся предоставлением крайне неоднозначной альтернативы. Пока я мучительно пыталась выработать наиболее приемлемую в данных обстоятельствах линию поведения и с запоздалым сожалением корила себя за опрометчивое решение отправиться на встречу с бывшим постояльцем, Индрек молча сверлил меня немигающим взглядом и терпеливо ждал ответа. Хотя этот исключительно странный человек и раньше не внушал мне особой симпатии, именно сейчас он раздражал меня буквально до нервного тика: тогда, как внутри у меня яростно бушевал настоящий вулкан, по раскаленным склонам которого стремительно изливалась кипящая лава, Индрек казался высеченным из камня истуканом, чуждым всяческого проявления эмоций. Его бесстрастный вид открытым текстом говорил, что невзирая на возникновение внештатной ситуации, Индрек твердо намерен вернуть контроль над обстоятельствами, не слишком заботясь при этом о гуманности применяемых методов.

–Ну, так что, мы договорились? –откровенно утомился от затянувшегося ожидания моего ответа Индрек, – забыл, как тебя зовут…Помню только, что имя какое-то ненормальное…Октябрина или Ноябрина…

–Сам ты ненормальный, – обиженно буркнула я, глубоко раздосадованная тем фактом, что бесцеремонно испортивший мне судьбоносное интервью человек даже не помнит моего имени. Видимо и в списке контактов я у него записана как «квартира в бараке» или что-нибудь наподобие того, – вообще-то я Августа, к твоему сведению…

– Августа так Августа, -с философским безразличием покачал головой Индрек, -слушай, у меня сроки поджимают, поэтому думай быстрее, нужны тебе деньги или нет. Нет времени стоять тут до скончания веков и вести с тобой пустопорожние разговоры. Я не сторонник жестокого обращения с женщинами, но так как я уже получил аванс за свою работу, у меня не остается другого выбора.

–Ты можешь объяснить, чего конкретно ты от меня хочешь? – инстинктивно попятилась я, ощущая острую нехватку кислорода и жадно хватая ртом воздух: теперь глаза Индрека казались не темно-серыми, а практически черными, и от этих жутких метаморфоз мне с каждой секундой становилось все больше не по себе.

–Могу, но только не здесь, – Индрек выразительно обвел взглядом сгрудившихся под козырьком прохожих, застигнутых посреди улицы дождем и пережидающих осадки в первом попавшемся укрытии, – надо отсюда уходить. Прежде всего, мне нужно снять жилье. Требования следующие: достаточно далеко от центра, в идеале спальный район, отсутствие любопытных соседей, этаж не выше третьего, обязательно изолированный вход в квартиру, никаких тамбуров и смежных балконов. Шаговая доступность продуктового магазина приветствуется. Заселиться я планирую прямо сейчас, внести оплату готов немедленно. Варианты?

– Вот так сразу? Я тебе что, передвижное бюро недвижимости? – передернула плечами я, – у меня есть адреса нескольких риэлтерских агентств…

– Посредники мне не нужны,– на полуслове перебил меня Индрек, – дальше?

–Можно позвонить по объявлениям в газете, можно просмотреть интернет-сайты…, -начала было перечислять я, но Индрек быстро дал мне понять, что я мыслю не в том направлении.

–Долго и ненадежно, – безапелляционно отрезал он, – мало того, что я не располагаю свободным временем, еще и довольно велик риск нарваться на неадекватных хозяев, заявляющихся без предупреждения, чтобы проверить, не курю ли в помещении. Подруги, коллеги, бойфренды – подумай хорошо, возможно, кто-нибудь из них как раз ищет квартиранта без домашних животных и вредных привычек?

–Вынуждена тебя разочаровать, но увы, ничего подходящего я тебе предложить не могу, – уверенно сообщила я, благоразумно скрыв, что ни одной из вышеперечисленных категорий лиц в моем окружении на данный момент не наблюдается. Близких подруг у меня в общем-то, никогда и не было, обзавестись наконец-то коллегами мне сегодня опять не удалось, а о бойфрендах и сказать нечего – вернее, слезы мешают говорить…

–Жаль, – искренне вздохнул Индрек, – тогда поехали к тебе.

–С ума сошел? – от такой вопиющей наглости я едва не лишилась дара речи, но волевым усилием нашла в себе мужества дать окончательно распоясавшему Индреку возмущенный отпор, – у меня, если что, не постоялый двор!

–Поехали, я сказал, – похоже, Индреку порядком надоело разводить демагогию, и он без предупреждения перешел к активным действиям. Не меняя выражения лица, Индрек резко схватил меня за руку и силой выволок прямо под дождь. В это же мгновение мне в бок уперлось нечто холодное и острое, после чего желание сопротивляться у меня заметно поубавилось. Зато неуемное самобичевание приняло такую отчаянную форму, что я даже испытала некоторое удивление в связи с масштабами собственной глупости. Осознать, какой непроходимой идиоткой я на самом деле являюсь, оказалось еще больней, чем не пройти собеседование в офисе «Весты, – скажу честно, до сего момента и не подозревала, насколько громадным потенциалом наделила меня расщедрившаяся природа. Такой круглой дуры еще надо было поискать, но Индреку с его потрясающим везением удалось успешно обойтись без дополнительных поисков – жертвенная овечка самостоятельно пришла на заклание.

–С кем ты живешь? – со стороны всё выглядело так, будто мой спутник нежно обнимал меня за талию, и случайным прохожим было совершенно невдомек, что Индрек тесно прижимается ко мне далеко не от большой любви, – только не ври, ладно? Я задал вопрос для того, чтобы по дороге ты придумала убедительную легенду для своих родственников, если тебе, конечно, дороги их жизнь и здоровье. Я бы предпочел избежать зачистки.

–Я живу одна,– еле слышным шепотом поведала я, стараясь по возможности не дышать – судорожные попытки сделать глубокий вдох неизменно приводили к тому, что острие невидимого оружия неприятно упиралось мне между ребрами.

–Одной проблемой меньше, – Индрек остановился у пешеходного перехода и своим фирменным бесцветным голосом уточнил, -куда едем?

–Микрорайон «Юность», – неутихающий дождь заливал мне лицо, а его ледяные струи проникали под одежду, но я боялась даже пошевелиться, не говоря о том, чтобы зябко поежиться и уж тем более отряхнуться. Зато Индрек накинул на голову капюшон и разом избавил себя от большей части вызванных погодными капризами неудобств.

–Меня устраивает, – задумчиво произнес Индрек и после кратких размышлений уточнил, – лучше на автобусе, да? Метро туда, по-моему, еще не дотянули…

–Может, на такси? – хлюпающая в многострадальных ботильонах вода придала мне недостающей смелости, но Индрек остался глух к моей умоляющей просьбе.

–Нет, поедем на автобусе. В толпе почти нет шансов, что нас кто-нибудь запомнит, а таксист может впоследствии меня опознать, – снизошел для пояснения своего отказа он, – спокойно, не трясись ты так. Если не будешь дергаться, я не причиню тебе вреда. Верну свою вещь, выполню задание, и навсегда исчезну. В твоих же интересах со мной не ссориться. Не заставляй меня делать тебе больно!

–И как долго мне предстоит наслаждаться твоим обществом? – осторожно поинтересовалась я, принудительно отгоняя от себя мысли о содержании пресловутого задания, а также целенаправленно заставляя себя не думать о том, что сразу же после успешного осуществления своих планов, Индрек без доли сомнения нарушит данное мне обещание и хладнокровно произведет уже упоминавшуюся всуе «зачистку».

–Ориентировочно дня три, – обнадежил меня Индрек, но тут же многозначительно добавил, – это стандартный срок, но я не исключаю вероятности, что он может сдвинуться. Я бы с удовольствием предложил тебе пожить это время у подруги, но ты ведь побежишь в полицию, и вдовершение ко всему мне придется решать еще и этот вопрос, а у меня и так хватает дел. Кстати, сколько у тебя комнат?

–Одна, – в сердцах бросила я, и через тонкий кашемир уже не золотисто-кремового, а грязно-бежевого пальто сразу ощутила усилившееся давление холодного металла.

–Надеюсь, не студия? – прищурился Индрек, и я вдруг обнаружила, что его глаза опять поменяли оттенок. Скорей всего, причина крылась в уровне освещения: как только сгустившиеся над столицей тучи слегка разогнал налетевший порыв ветра, и в небе образовался небольшой просвет, глаза у Индрека заметно поголубели, как если бы их цвет автоматически регулировался встроенным датчиком.

–Да какая студия? Бюджетное жилье во всей своей красе, – грустно хмыкнула я.

–А этаж? – продолжал допытываться Индрек с такой въедливой дотошностью, будто собирался эту самую квартиру покупать.

–Третий, – если бы не угроза получить смертельное ранение неизвестным колюще-режущим орудием, я бы ни за что не стала распинаться на эту тему не только перед изначально не внушающим доверия Индреком, но и перед кем-либо другим, однако, здравый смысл подсказывал мне, что юлить сейчас не стоит.

–Замечательно, – не скажу наверняка, возможно, я ошиблась, но, по-моему, на губах у Индрека мелькнула слабая тень улыбки. Зрелище это было столь же достойно экспонирования в музее, как и плачущий большевик, но уже в следующую секунду лицо моего спутника снова превратилось в непроницаемую маску, – не разочаруй меня и скажи еще, что твоя квартира удовлетворяет и остальным моим требованиям.

– Тамбура нет, а в подъезде живут те же самые алкаши с барака, из-за которых лестничные клетки с первого дня напоминают свинарник, мусоропровод забился и воняет тухлятиной, домофонный кабель выдран с мясом, а наркоманы со всего района ходят к нам колоться, – на одном дыхании выпалила я, – короче, мечта, не квартира.

–Действительно, мечта, – согласился Индрек, и если бы я не сомневалась в наличии у него чувства юмора как такового, непременно решила бы, что сия реплика таит в себе неприкрытую издевку. Но, похоже, Индрек был полностью серьезен, как, впрочем, и всегда. К примеру, холодное оружие он с собой явно не для прикола носил, – а как у тебя с едой?

– Никак, я гостей сегодня не ждала, – красноречиво скривилась я, но Индрек мастерски сделал вид, что не заметил сквозящего в моем голосе сарказма:

–Тогда зайдем по пути в магазин. Есть там у тебя магазины поблизости?

–Прямо во дворе, через два подъезда, – подтвердила я, – между прочим, мы как раз идем мимо супермаркета, выбор тут намного больше и…

–Камеры видеонаблюдения на каждом шагу, – развил мою мысль Индрек, – нет, не нужно, и потом, я не настолько привередлив. Ну всё, садимся в автобус, и вперед. Учти, никакой самодеятельности, иначе, когда кто-нибудь из пассажиров заподозрит неладное, ты уже как с полчаса будешь мертва. Я рассеку тебе лучевую артерию, после чего в течение тридцати секунд ты потеряешь сознание, а еще через две минуты наступит смерть, но окружающие еще долго будут уверены, что тебя просто укачало.

ГЛАВА VII

Живописное изложение вероятных последствий моих необдуманных поступков, для пущей убедительности подкрепленное физическим воздействием заострённого металла на опасно близкую к печени область, с легкостью обеспечило Индреку спокойную поездку без эксцессов. За те сорок минут, в течение которых наш автобус колесил по столичным улицам, Индрек не произнес ни слова: цепким взглядом он мгновенно отыскал в салоне свободные двойные места и всем корпусом прижал меня к покрытому мутными дождевыми разводами стеклу, тем самым напрочь заблокировав мне пространство для маневров. Его рука по-прежнему крепко обвивала мою талию, но если для не посвященных в подробности наших сложных взаимоотношений пассажиров мы производили впечатление влюбленной пары, даже в общественном транспорте не выпускающей друг-друга из объятий, то мое трепещущее сердце в ужасе прекращало биться от каждого прикосновения напряженных пальцев моего спутника. Я боялась даже вообразить, что произойдет, когда мы доберемся домой, и я окажусь в безраздельной власти Индрека: в публичных местах у меня хотя бы имелась чисто теоретическая возможность позвать на помощь или привлечь внимание к своему бедственному положению, но стоит мне остаться наедине с этим психопатом, и, что называется, пиши пропало. Как там обычно происходит в криминальных триллерах? Доверчивая героиня пускает на порог подозрительного незнакомца, а вскоре в ванной находят ее расчлененный труп.

–Что случилось? – насторожился Индрек, почувствовавший, как я внезапно содрогнулась, будто все мои мышцы одновременно сократились от резкого импульса.

–Ноги промочила, знобит, – торопливо солгала я и лишь затем вдруг осознала, что сказала истинную правду. Замшевые полусапожки безобразно раскисли, колготки давно можно было выжимать, а неприспособленная к прогулкам по лужам подошва недвусмысленно готовилась отклеиться от верхней части.

– Непрактичная обувь,– вместо того, чтобы глубоко проникнуться постигшей меня бедой, холодно заметил Индрек.

–Зато красивая, – парировала я, машинально опустила глаза и с трудом пересилила непреодолимое желание плотно зажмуриться, дабы не видеть грязных затоптанных калош, еще недавно гордо носивших звание модельных ботильонов, – была.

–Купишь новые, – оптимистично заверил меня Индрек, – я планирую неплохо заработать на этом заказе, и если ты поможешь мне вернуть мою вещь, я бонусом накину тебе несколько тысяч сверх арендной платы. Так сказать, компенсирую моральный ущерб. Но учти, при малейших сомнениях в твоей лояльности, деньги тебе уже не понадобятся. Разве что на организацию собственных похорон. Давай, на выход, и без фокусов.

Честно говоря, в своем нынешнем состоянии я была способна лишь на один единственный трюк – не навернуться с мокрых ступенек и не впечататься прямо в грязное месиво, по закону подлости образовавшееся в аккурат рядом с остановочным павильоном. Проявив неповторимые чудеса эквилибристики, я перепрыгнула через лужу и едва не потеряла от неожиданности равновесие, когда только что находившийся у меня за спиной Индрек вдруг обнаружился точно впереди.

– Осторожно! – предупредил он, в последний момент удержав меня от бесславного падения, – показывай, где магазин. Я с голоду умираю. Не стой столбом, у нас еще очень много дел на сегодня.

Лично для меня куда актуальнее выглядела проблема не умереть от страха, тогда как у Индрека всего лишь разыгрался аппетит, будто бы в его жизни регулярно возникали ситуации экстраординарного характера, и он давно не считал подобные случаи достойным основанием для пренебрежения базовыми потребностями организма. Судя по всему, у него в голове постепенно вырисовывалась четкая схема дальнейших действий, и самым неутешительным обстоятельством являлась отведенная мне в этом сомнительном предприятии роль, причем, я изрядно сомневалась в наличии у себя значительных шансов отсидеться в массовке.

Внушительный пустырь на западной окраине столицы начали застраивать без малого лет двадцать назад, и примерно столько же чиновники обещали обитателям Севериновских бараков снос аварийного жилья. В итоге история с расселением растянулась на два десятилетия, и к тому времени, когда у государства, наконец, дошли руки до завершения строительства социальных домов, в бараках по факту проживали только одинокие старики и разномастные маргиналы. Весь более или менее приличный народ правдами-неправдами постепенно разъехался: кто-то взял ипотеку на покупку благоустроенной квартиры, кто-то удачно вступил в брак, а кто-то предпочитал тратить немалые деньги и снимать тесную комнатушку в центре, чем ежедневно сражаться с бытовыми неурядицами, коих в бараках насчитывалось превеликое множество. Когда дело сдвинулось с мертвой точки, владельцы аварийной недвижимости резко активизировались, однако, перед распределением квартир в новостройке сотрудники администрации провели серьезную проверку и решительно отселяли львиную долю претендентов на бесплатное жилье, как преднамеренно ухудшивших условия проживания. Насколько я понимала, под данной формулировкой подразумевались главным образом аферы с пропиской-выпиской, и доморощенным махинаторам пришлось довольствоваться смехотворной денежной компенсацией, соответствующей кадастровой стоимости злополучных бараков. Поводов придраться ко мне у чиновников, к счастью, не нашлось, и моя кандидатура была единогласно одобрена на заседании жилищной комиссии. Вместе со мной обладателями новых квартир стали и несколько откровенно маргинальных семей, печально известных мне еще в бытность соседями по бараку. Волевым решением чиновников под нужды переселенцев выделили один подъезд, и по злой иронии судьбы меня вновь окружали знакомые все лица, гораздо больше подходящие под определение «рожи».

Всего за пару недель наш подъезд превратился в настоящее гетто. Три поколения моих соседей жили в бараках, и, дорвавшись до благ цивилизации, дружно вели себя, как пещерные троглодиты в музее изящных искусств. Иногда мне в голову даже грешным делом закрадывалась мысль, что мэрии следовало раскошелиться на проведение обучающего тренинга для новоселов. По крайней мере, некоторым особо одаренным товарищам ничуть не помешало бы пройти курсы повышения квалификации в сфере обращения с домофоном, а заодно раз и навсегда уяснить себе, что в отличие от выгребной ямы, центральная канализации абсолютно не предназначена для сброса твердых бытовых отходов. Кстати, с мусоропроводом у моих соседей тоже как-то не сложилось взаимопонимания – уже на третий день с момента заселения шахта намертво засорилась, а закрепленная за домом жилконтора не торопилась с ее прочисткой, так что впору было запасаться ядохимикатами для протравки тараканов, и упаси господи, крыс. Отдельного внимания, несомненно, заслуживал лифт, проработавший ровно пять суток, а на шестые подвергшийся разграблению и благополучно лишившийся каких-то дорогостоящих запчастей, собирать деньги на замену которых, естественно, никто не спешил. Мне со своим третьим этажом, в сущности, было не жарко, ни холодно, а вот живущие под крышей старики оказались запертыми в квартирах, будучи физически не в силах совершать длительные восхождения по довольно крутой лестнице. Чтобы слегка облегчить утомительный подъем, пенсионеры поставили на каждой площадке по табуретке, однако, мебель тут же облюбовали любители покурить в подъезде, периодически воюющие за право культурно посидеть на стульчике с окрестными наркоманами. Одним словом, вчерашние жители бараков, явно чувствовали себя, как дома, а оставшееся практически прежним окружение не самым лучшим образом влияло на их культурный уровень.

Я отнюдь не просто так предлагала Индреку закупаться продуктами в супермаркете: может быть, видеонаблюдение в местном магазине действительно отсутствовало, но ассортимент товаров здесь в большинстве своем был ориентирован на специфический контингент покупателей. Через три дома находилась еще одна торговая точка классом повыше, но тащиться туда по колено в грязи мне совсем не улыбалось. Впрочем, Индрек не растерялся даже среди изобилия дешевого спиртного и прочих «предметов первой необходимости», и покинул магазин с полным пакетом разнообразной снеди наперевес.

– У кого еще есть ключи? – поинтересовался Индрек на лестничной клетке, не спуская с меня пристального взгляда.

–У мамы, но она живет в другом городе, – ответила я и раздраженно попросила, – прекрати на меня так смотреть, я в замок не могу попасть.

–Как смотреть? – явно не понял сути моих претензий Индрек, – стоит мне отвернуться, и ты выкинешь какую-нибудь глупость, поэтому я слежу за каждым твоим движением. Что тут странного?

–Глаза у тебя… странные, это еще мягко сказано, – я дважды провернула ключ в скважине и неуверенно застыла на пороге, -я могу зайти в свою собственную квартиру?

–Ключи! – протянул руку Индрек, подбросил на ладони звенящую связку и бесшумно закрыл за нами входную дверь, а затем надежно запер ее изнутри, отрезав мне единственный путь к спасению.

–Линзы подстраиваются под освещение, меняют интенсивность цвета, вот и все странности, – Индрек поставил на пол пакет с провизией, снял рюкзак, и окинул коридор задумчивым взглядом, – куда можно повесить куртку?

– Положи пока на стул, – жестом указала я, – если бы меня сегодня взяли на работу, я бы с первой зарплаты обставила прихожую, но благодаря тебе, мне, похоже, еще долго придется верхнюю одежду в стопку складывать. С твоего позволения, я разуюсь. Надеюсь, на это не требуется письменного разрешения с твоей стороны?

Колючий, пронизывающий, словно порыв северного ветра, взгляд Индрека вновь скользнул по голым стенам коридора и на долю секунды остановился на моей напряженной фигуре.

–Делай, что хочешь. Главное, не забывай, что я все время начеку, – не сулящим ничего хорошего тоном произнес Индрек, – даже если тебе вдруг покажется, что я отвлекся или уснул, вспомни этот разговор и выброси из головы саму мысль о нападении на меня. Даже если тебе чудом удастся застичь меня врасплох, я убью тебя чисто на инстинктах, а мне бы не хотелось этого делать.

–Спасибо, что заранее предупредил, – мрачно усмехнулась я и со вздохом принялась расшнуровывать ботильоны. Параллельно я обдумывала, отправить ли их сразу на свалку или демонстративно выставить рядом с мусоропроводом с целью порадовать малоимущих соседей снизу, слетающихся на любой секонд-хенд, как коршуны на добычу. Я с наслаждением избавилась от промокшей обуви и начала расстегивать пуговицы на пальто: горькие эмоции, вызванные плачевным состоянием дорогой дизайнерской вещи и отсутствием денег на ее химчистку поглотили меня до такой степени, что когда я снова подняла глаза на Индрека, то непроизвольно вскрикнула от удивления.

Впервые за три года я увидела своего бывшего квартиранта без головного убора: бейсболка в теплое время года и вязаная шапочка – в холодное, однозначно, были призваны скрыть те самые особые приметы, которых, как я ошибочно полагала, у Индрека не имелось. Ан нет, имелись, да еще какие! Все это время я и не догадывалась, что Индрек успешно прятал от посторонних глаз длинные, ниже плеч, волосы, заплетенные в причудливые косы и невероятно хитрым образом стянутые на затылке. Вся эта удивительно сложная конструкция у него на голове выглядела настолько необычно, что я не сумела преодолеть соблазна бестактно вытаращиться на открывшееся передо мной зрелище.

– Чтобы ты не мучилась от любопытства, скажу сразу – это не дань моде, а ритуальная прическа, – вывел меня из оцепенения бесцветный голос, и к своему вящему стыду, я вдруг осознала, что до сего момента пялилась на Индрека с широко раскрытым от неподдельного изумления ртом, – наверняка, ты жаждешь знать, о каких ритуалах идет речь? Потерпи немного, думаю, скоро тебе представится возможность воочию увидеть нечто такое, о чем ты не забудешь до конца своей жизни. Но серьезные вопросы на голодный желудок не решаются. Рассказывай, где у тебя кухня.

ГЛАВА VIII

Исподтишка наблюдая за Индреком, методично отрезающим тонкие ломтики от буханки черного хлеба, я все отчетливее понимала, насколько серьезную беду я на себя навлекла по вине дурной головы, в полном соответствии с народной мудростью не дающей покоя ногам. Однако, заниматься ретроспективным анализом и самозабвенно рефлексировать по поводу допущенной мною фатальной ошибки, было уже поздновато: меня в одинаковой степени не вдохновляла как незавидная участь безымянного трупа, собранного по частям в мешок и выброшенного где-нибудь на обочине, так и не менее печальная доля заложницы одержимого бредовыми идеями маньяка, но всё же второй вариант выглядел гораздо предпочтительнее, так как он хотя бы внушал слабую надежду на благополучный исход. Одним словом, ссориться с Индреком мне сейчас было не просто невыгодно, но и смертельно опасно, поэтому я старательно делала вид, что готова оказать ему любую посильную помощь, укладывающуюся в рамки правового русла. Между тем, в глубине души я по-прежнему ждала подходящего момента, чтобы тайком позвонить в полицию или, на худой конец, намекнуть маме о наличии срочной необходимости обратиться в правоохранительные органы – поведение Индрека по отношению ко мне явно выходило за грани дозволенного, а его туманные упоминания о предстоящем мне знакомстве с некими «ритуалами» и вовсе порождали во мне целую бурю нехороших предчувствий.

Сам же Индрек в настоящее время с аппетитом поглощал собственноручно пожаренную яичницу с помидорами и ветчиной, и, по всем признакам, считал наглое вторжение на территорию моей частной собственности полностью оправданным. Во всяком случае, ел он спокойно и неторопливо, тщательно пережевывая каждый кусок и со звоном орудуя столовыми приборами, как если этот обед был для него всего лишь будничным приемом пищи. Впрочем, некоторые отголоски тревожной настороженности я всё-таки заметила: блеклые, невыразительные глаза Индрека периодически темнели на пару оттенков, и из светло- голубых превращались в грязно-серые, цвета затянутого мрачными тучами небосвода. Не знаю, что за разновидность контактных линз он использовал, но мне упорно казалось, что эти хамелеоновские метаморфозы помимо яркости освещения также зависели от текущего состояния эмоционального фона носителя, и, если судить по глазам Индрека, то этот фон отличался исключительно высоким уровнем нестабильности.

В «домашней обстановке» Индрек выглядел другим человеком, но я прекрасно сознавала, что все кардинальные расхождения с привычным обликом носят сугубо внешний характер. Внутреннее содержание со стопроцентной вероятностью не претерпело ни малейших изменений, а длинные волосы и обманчиво расслабленная поза навряд ли были способны ввести меня в заблуждение, особенно после того, как Индрек потянулся за ножом, чтобы отрезать еще хлеба, и я непроизвольно содрогнулась, вспомнив холодное острие, еще недавно вплотную упиравшееся мне в бок. На первый взгляд, мой незваный гость объективно не обладал выдающимися физическими данными: никаких бугрящихся под простой черной футболкой мышц, мощного богатырского торса и бычьей шеи, да и рост у него был весьма среднестатистический, если уж на то пошло. Но вот только каждое движение Индрека больше напоминало молниеносный бросок, а его жилистое, подтянутое тело идеально вписывалось в образ тренированного бойца, наделенного не только грубой животной силой, но и природной гибкостью вкупе с безукоризненной реакций, многократно отточенной до автоматизма. Казалось, Творец не просто пожалел на Индрека красок, а намеренно наделил его совершенно безликими чертами, чтобы те надолго не задерживались в памяти. Правда цель Создателя была мне до сих пор не ясна, однако, не зря же выражение о «неисповедимых господних путях» уже столько лет подряд не теряло актуальности.

Одноразовую пластиковую посуду, приобретенную в комплекте с продуктами, Индрек сложил в пакет, завязал полиэтиленовое вместилище мусора тугим узлом, и удобно откинулся на спинку стула. Стул протяжно заскрипел, будто на него умостился здоровенный бугай весом в полтора центнера – видимо, расшатался от старости, он ведь еще моим родителям верой и правдой столько лет служил, а с учетом моего удручающего финансового положения, будет теперь и дальше стоять у меня на кухне, пока не развалится на части. Индрек резко выпрямился, заставив многострадальный стул издать целую серию душераздирающих завываний, и неожиданно поинтересовался:

– Почему ты ничего не ела? Сейчас мы с тобой уйдем из дома, и вернемся обратно в лучшем случае поздно вечером. Предупреждаю сразу, твои жалобы на голод и холод, я даже выслушивать не буду. Я предоставил тебе достаточно времени, чтобы поесть и переодеться, но ты потратила его в холостую. Имей в виду, балласт мне не нужен. Если ты собираешься ковылять за мной на шпильках и капризным голоском требовать немедленно отвести тебя в ресторан, я буду вынужден задуматься, а настолько ли мне важно твое содействие.

–Мне кусок в горло не лезет, – призналась я, – не могу ничего проглотить.

–Бывает, – с внезапным пониманием кивнул Индрек, – тогда быстро собирай походный сухпаек. Оптимальный набор получается из шоколада и сухофруктов, занимает мало места и содержит необходимое число калорий. Есть у тебя?

–Вроде что-то было, – неопределенно повела плечами я, для пущей уверенности заглядывая в шкаф, – батончики, чуть-чуть изюма…

–Сойдет, – одобрил Индрек, – теперь одежда. Теплая, удобная, не стесняющая движений. Аналогично по обуви. Через десять минут мы выходим. Время пошло.

–Куда мы направляемся? – робко осведомилась я из другой комнаты. Возможность задавать вопросы и не смотреть при этом Индреку в глаза показалась мне до такой степени привлекательной, что я решила совместить лихорадочное переворачивание содержимого шифоньера с попыткой пролить свет на свое ближайшее будущее.

–Туда, где нас совсем не рады видеть, – уклончиво сообщил Индрек, – так что гостеприимной встречи не жди, не отходи от меня ни на шаг и не открывай рта без моей команды. Если все пройдет удачно, и я узнаю местонахождение своей вещи, мы с тобой расстанемся уже сегодня, поэтому в твоих же интересах быть паинькой.

–Ничего не понимаю, – резюмировала я, и, значительно рискуя окончательно настроить Индрека против себя, неразборчиво процедила сквозь зубы, – черт знает, что вообще такое!

Похоже, мне ощутимо повезло, и моя опрометчиво сорвавшаяся с губ реплика осталась незамеченной, потому что ответной реакции со стороны Индрека так и не последовало. Хотя, может быть, я рано радуюсь: выйду сейчас в коридор, а этот псих уж дожидается меня на пороге спальни с бензопилой в руках – еще ведь неизвестно, что он там в рюкзаке с собой всегда таскает. Вдруг, Индрек из той категории маньяков, которые предпочитают «работать» в максимально комфортных условиях, а не прятаться в темных подворотнях, жестоко конкурируя за укромное место с подгулявшими гражданами, испытывающими непреодолимую потребность справить малую нужду.

–Когда ты в последний раз была в бараке? – вполне миролюбиво осведомился Индрек, когда я с замиранием сердца предстала перед его бесцветными глазами.

–В день сноса,– наморщила лоб я, -уже третья неделя пошла…

–В принципе, не так уж и давно, – задумчиво прошептал себе под нос Индрек, – надеюсь, Эмбер сумеет взять след. Да, ты правильно подобрала одежду, не то что с утра. Как дела с обувью?

–Между прочим, с утра я ходила на интервью в солидную компанию, а не в гости в какому-то Эмберу, – раздраженно фыркнула я, – кроссовки подойдут?

–Эмбер- существо женского пола, – поведал Индрек, коротким жестом продемонстрировав положительное отношение к моему выбору, – по крайней мере, она сама это утверждает. Ты готова? Тогда выступаем.

Пока я выискивала в платяном шкафу самые потасканные джинсы и наиболее сильно скатавшийся свитер, Индрек успел натянуть на голову вязаную шапочку и в этот момент как раз пристраивал на спине рюкзак. Вид у него был решительный и непреклонный, словно он собирался на войну с очень опасным противником, и хотя худощавое лицо моего спутника хранило бесстрастное выражение отрешенного спокойствия, вокруг рта у Индрека резко залегли упрямые складки, а плотно сжатые губы превратились в тонкую линию. Желание обратиться в бегство девятым валом накрыло меня с головой, и не будь его реализация фактически не осуществима вследствие непрерывного нахождения под строгим контролем, я бы уже давно сверкала пятками в любом доступном направлении. Но тяжелый взгляд Индрека действовал на меня сродни парализующему газу – я застыла в неестественной позе и, как загипнотизированная, слушала перезвон ключей в связке.

–О! Ава! – бурно возликовал при виде меня дядя Женя, перекочевавший в новостройку из барака на Северинова и прихвативший с собой не только весьма немалое семейство, но и обширнейший набор вредных привычек. Еще проживая на прежнем месте, мой нынешний сосед по пьяной лавочке едва не спалил весь барак, мертвецки уснув с зажжённой сигаретой, а на следующее утро после новоселья чуть было не повторил смертельный номер уже в многоэтажке. Кроме того, бдительные пенсионеры подозревали дядю Женю в причастности к краже подвесного кабеля, в результате которой у нас в подъезде уже с полмесяца не работал лифт, но заведенное против соседа дело о хищении так и не получило развития в связи с отсутствием доказательств. А еще в квартире у дяди Жени за краткий отрезок времени, прошедший со дня заселения неоднократно забивалась канализация, и для того, чтобы ликвидировать затор, соседям по стояку приходилось скидываться на услуги сантехника, так как сам «виновник торжества» оплачивать прочистку категорически отказывался. В квартире дяди Жени вечно стоял шум, гам и тарарам, а четверо его малолетних отпрысков были начисто лишены воспитания, если, конечно, не считать за таковое ежедневные вопли тети Лены, примерно на треть состоящие из ненормативной лексики. Ко мне дядя Женя питал самые преданные чувства, выражающиеся в непрекращающихся попытках занять у меня денег. Правда, после переезда, подогревать соседскую любовь мне стало нечем, но дядя Женя оптимизма не терял, и стоило нам случайно пересечься на лестничной клетке, как он мгновенно устремлялся мне наперерез и настойчиво одолевал меня художественным повествованием о нелегкой жизни на детское пособие. Я прямым текстом объясняла соседу, что мне бы самой не помешали дополнительные финансовые вливания, но тот лишь осоловело таращился на меня мутными глазками с достойным уважения упорством продолжал гнуть свою линию. Отделаться от дяди Жени можно было либо заговорив с ним на его родном языке, известном под названием «русский матерный», либо сунув ему в заскорузлую ладонь завалявшейся в кармане мелочи. Принимая во внимание, что упражнения в сквернословии давались мне довольно трудно, а лишней мелочи у меня с недавних пор не водилось, встреча с соседом загнала меня в тупик, но, пока я соображала, как быть, из-за спины выступил Индрек.

О! И ты здесь! – ликование дяди Жени вменилось почти что щенячьим восторгом, – а я уж думал, всё, больше и не свидимся! Ну что, как обычно?

– Всё остается без изменений. Но раз площадь наблюдения увеличилась, такса тоже повышается. Держи пятьсот! – к моему вящему изумлению, Индрек без колебаний вручил дяде Жене мятую купюру, и, многозначительно прищурившись, пообещал, – если не подведешь, получишь еще столько же, когда я буду съезжать.

–Мышь не проскочит, ты ж меня знаешь, – клятвенно заверил Индрека сосед, неуловимым движением опытного фокусника определил пятисотку в карман замусоленных штанов и с резвостью молодого козла поскакал через две ступеньки, радостно блея от счастья.

–Одной проблемой меньше, – Индрек проводил дядю Женю пристальным взглядом и повернулся ко мне. Прозвучавшее из уст моего спутника мнение буквально сразило меня наповал невзирая на то, что я постепенно начала привыкать к особенностями его образа мышления:

–Повезло с соседями, – как в ни в чем не бывало выдал Индрек, и в ответ я лишь издала преисполненный величайшей тоски вздох. Пожалуй, мне нужно у него многому поучиться: в частности, умение видеть благосклонность Фортуны в наличии соседа-алкоголика, способного спалить весь дом из-за оставленной на плите сковородки, – это, без сомнения, полезный навык, позволяющий уберечь нервную систему от чрезвычайных потрясений.

ГЛАВА IX

Вдаваться в детали заключенной с дядей Женей договоренности Индрек предусмотрительно на стал, и как бы не мучило меня любопытство, я вынуждена была и дальше терзаться в догадках, неожиданно вылившихся в предательскую мысль о том, что мне эти деньги пригодились бы гораздо больше, чем соседу. Фантазия дяди Жени отличалась такой же запредельной нищетой, как и обстановка его новой квартиры, и я нисколько не сомневалась, что иного способа распорядиться полученным неизвестно за какие заслуги авансом помимо грандиозной попойки бывший обитатель барака даже теоретически не ведал. А вот мне придется снова обращаться за материальной помощью к родителям, до сего времени и не подозревавшим, что когда-то дали жизнь настолько непутевой дочери, не просто безнадежно провалившей собеседование, так еще и на ровном месте вляпавшейся в грозящую серьезными неприятностями историю. Меньше года назад я бы отродясь не поверила, намекни мне какой-нибудь анонимный доброжелатель, что уже совсем скоро у меня будут раздуваться от вожделения ноздри при виде несчастной пятисотки, а довольная физиономия дяди Жени вызовет у меня бесконтрольный приступ черной зависти. Стыд и позор, что тут скажешь!

Мама позвонила в тот момент, когда мы с Индреком вышли из подъезда, и вслед за вибрацией мобильника я с ужасом ощутила болезненный укол…нет, если бы только совести!

– Ответь! – потребовал Индрек, ненавязчиво усилив давление на острие и тем самым заставив меня нервно сглотнуть от неумолимо подступающего к горлу комка концентрированного ужаса, – мне не нужно, чтобы тебя начали разыскивать. Кто звонит?

–Мама, – одними губами прошептала я и в панике осознала, что от охватившего меня страха вот-вот впаду в оцепенение и не смогу вымолвить ни слова, – что ей сказать?

– Объясни, что у тебя всё в порядке, но ты сейчас занята, – невозмутимо посоветовал Индрек, – сошлись на меня, якобы ты помогаешь мне снять квартиру. Отвечай уже – чем дольше ты не берешь трубку, тем сложнее будет развеять возникшие у твоей матери подозрения.

– Хорошо, – судорожно кивнула я, и невидимое оружие в руке Индрека красноречиво напомнило о необходимости держать язык за зубами, если мне, конечно, хоть чуть-чуть дорога моя бестолковая жизнь, – да, мам, я слушаю!

– Ава, ну как? – с места в карьер ринулась мама, – рассказывай, тебя взяли?

–Нет, – односложно сообщила я со слабой надеждой, что мама проявит деликатность и воздержится от допроса с пристрастием, но рассчитывать на это было столь же наивно, как до седых волос верить в Дедушку Мороза.

–Знаешь, по-моему, тут что-то нечисто, -решительно заявила мама, – и к бабке-гадалке ходить не надо, чтобы это понять. Хочешь знать мое мнение, Ава?

–Вообще-то не особо, – хмыкнула я исключительно для проформы, так как остановить вошедшую в раж маму можно было немногим проще, чем стадо бешенных мустангов, во весь опор мчащихся по прерии. Мама обладала потрясающей способностью сметать на пути любые препятствия, и порой я изрядно сожалела, что практически не унаследовала ее пробивного характера: в противном случае, я бы давно взяла офис понравившегося работодателя штурмом и выгонять меня оттуда пришлось бы вместе с ротой спецназа.

–Все твои беды происходят оттого, что ты меня никогда не слушаешь, – назидательно заметила мама, – хватит заниматься ерундой, Ава! Тебе самой всё это не надоело? Все приличные должности продаются и покупаются за взятки, на которые у нас с отцом сейчас нет денег, а в организации среднего пошиба тебя не берут потому, что ты давно переросла их уровень, и если на фирму вдруг придет такой грамотный специалист, как ты, все эти доморощенные специалисты быстро повылетают со своих теплых мест. Сегодняшний отказ стал для меня последней каплей, Ава, ты как хочешь, но вечером я звоню Меркуловой, и прошу ее составить тебе протекцию в департаменте статистики. Лучше спокойно работать на госслужбе, чем впустую тратить время. Да, зарплаты там не ахти какие высокие, но по крайней мере, есть шанс сделать карьеру за счет собственных мозгов, а не через постель шефа. Да, Ава, я прекрасно помню, что тебе не интересна работа с цифрами, ну а куда деваться? Я, вон, тридцать лет дебет с кредитом свожу, и ничего, слава богу, жива- здорова. Любой труд может быть увлекательным, если вкладывать в него душу и не относиться к нему формально.

–Мам, давай обсудим это позже, – попросила я, натуральным образом леденея не то обращенного на меня взгляда Индрека, не то от холодного прикосновения заостренного металла.

– А что такое? Ты где? – запоздало спохватилась мама,– я звонила домой, но…

–Мам, ты помнишь Индрека? – я шумно перевела дыхание и коротко пояснила, – ну, того, которому мы сдавали квартиру в бараке?

–Что это он год спустя объявился? – вопросом на вопрос ответила мама и тут же добавила, – ну и что теперь? Была бы квартира – мы бы ему сдали, а так пусть ищет себе другое жилье, тебе то до него что за дело?

–Индреку срочно нужно где-то поселиться, а связываться с риэлторами он не хочет, так как опасается нарваться на мошенников, – начала было озвучивать заранее согласованную с непосредственным источником моих проблем версию, но порой обладающая поистине феноменальным чутьем мама внезапно перебила меня на полуслове.

– И что, он напрашивается пожить к тебе? – фактически попала она в самое яблочко, – гони его в шею, вот что я тебя скажу. Хотя я этого Индрека ни разу в глаза не видела, но понаслышана о нем достаточно. Мне жена Женьки-алкаша рассказывала: не успеет Индрек въехать, как Женька уже с утра поддатый ходит. Ленка говорит, я у него, значит, всю заначку отбираю, а этот ваш квартирант ему деньги на спирт дает, ну и сам, ясное дело, пьет, наверное, беспробудно. Не зря же Ленка говорила, снимет квартиру, и три дня потом на улицу носа не высовывает. Выходит, Женька ему за водкой бегает, иначе с какой бы радости ему денег давать. И главное, что странно, ни баб ведь не водит, ни собутыльников. Ава, даже не вздумай его на порог пускать: из таких вот тихих алкоголиков как раз самые страшные маньяки и получаются. Ленка хоть и дура дурой, но тут, я считаю, она права – нормальный мужик наклюкается в зюзю, ну и ведет себя потом, как скотина, а от этого не знаешь, чего и ждать, попробуй пойми, что у него там в голове творится. Шарики за ролики заедут, и начнет за всеми с ножом гоняться! Ава, ты меня точно поняла? Чтоб ноги его у тебя дома не было! Бараков в столице еще полным-полно осталось, найдет, если постарается! Это же надо, до чего обнаглел народ!

–Мама, не выдумывай! – чувствуя себя между двух огней, выдохнула я, – я лишь помогаю Индреку подобрать подходящее жилье.

–А сам он, что, шагу без тебя ступить не может? – риторически вопросила явно не удовлетворенная моей реакцией мама, – ты ему вроде в гиды по столице не нанималась? Ава, пошли ты его лесом, или вон, пускай к Женьке подселяется, будет выёживаться, ему Ленка быстро мозги сковородкой по башке вправит, у нее опыт в этом деле богатый! Я понимаю, ты без работы уже скоро на стенку полезешь, но не ввязываться же теперь в авантюры! В общем так, я договорюсь с Дашей Меркуловой, завтра отнесешь резюме в департамент, а я постараюсь, чтобы тебя долго не мурыжили. А то уже смотрю, ты от безделья маешься и черт-те что творишь. Всё, доча, до вечера.

Я искренне надеялась, что до слуха Индрека донеслись лишь невнятные отголоски нашей с мамой беседы, иначе мне впору было незамедлительно сгореть со стыда. Дурдом какой-то! Кажется, мама никогда не избавится от привычки отчитывать меня, как подростка, какого бы возраста я не достигла. И в пятнадцать, и в двадцать, и в тридцать я неизменно получала свою порцию маминых нотаций, и утешала себя только тем, что аналогичным образом мама обращалась и с отцом, благополучно разменявшим шестой десяток. Справедливости ради, нужно сказать, что в свое время папа добровольно уступил маме лавры «главы семьи», и при всем желании я не могла припомнить ни одного эпизода, чтобы он в этом раскаивался. Так уж исторически сложилось: будучи классическим «маменькиным сынком», после смерти бабушки отец женился на той, кто сходу продемонстрировала ему авторитарный стиль. Нрав у мамы всегда был решительный и жесткий, но за интересы своей семьи она стояла горой. Когда нас принудительно выселяли из заложенной квартиры в столице, мама лично спустила судебных приставов с лестницы и держала оборону до тех пор, пока нами не занялась полиция. Однако, невзирая на далеко не женскую силу воли, внешне мама была довольно видной дамой, и сколько я себя помнила, за ней постоянно ухлестывали разного рода невзрачные мужичонки, инстинктивно чувствующие в ней поддержку и опору. Обычно таких кавалеров мама культурно отшивала, а вот особо навязчивым поклонникам запросто могла и дать физический отпор, причем, рука у нее была, ох какая тяжелая! Именно благодаря маме, мы выжили в этом жутком кошмаре с банкротством и переездом в райцентр – ее несгибаемый внутренний стержень не позволил отцу впасть в отчаяние, а мне – потерять надежду. Да, мы с папой ее безгранично обожали, но лично я смогла вздохнуть свободно, лишь вырвавшись из-под ее контроля. Даже три года неудачного гражданского брака я порой вспоминала с ностальгией – пусть из этих отношений ничего не вышло, зато я жила отдельно от мамы. Впрочем, мама великолепно умела держать меня на коротком поводке даже из другого города: она была уверена, что лучше знает, что мне нужно делать, а я, в свою очередь, в знак протеста поступала назло и в девяноста девяти процентах ситуаций убеждалась в маминой правоте. Пожалуй, последнее обстоятельство и являлось наиболее обидным, наглядно показывая, как можно к тридцати годам толком не нажить собственного ума!

Не знаю, слышал ли Индрек, как мама устроила мне форменную взбучку по телефону, но в его бесцветных глазах по-прежнему сквозило откровенное равнодушие, из чего я сделала оптимистичный вывод, что чужие семейные разборки волнуют моего спутника равно в той степени, в какой они касаются его драгоценной персоны. Похоже, до тех пор, пока мама не вознамерится проинспектировать, как протекает моя вольная жизнь в столичном мегаполисе, Индрек лишний раз даже не вспомнит о ее существовании. Тем не менее я испытывала значительные сомнения, что с Индреком у мамы сработают излюбленные методы разрешения межличностных конфликтов, а, следовательно, лучше было вообще ни под каким предлогом не допускать их встречи. А еще я так и не намекнула маме, в какую беду угодила по собственной дурости, и сделала я это вовсе не потому, что в считаных миллиметрах от жизненно важных органов недвусмысленно ощущалось прикосновение холодного острия, а совершенно по иной причине. Причем данная причина была настолько идиотской, что даже вообразить сложно – я в бесчисленный по счету раз поступила вразрез с мамиными наставлениями, и мне до боли опротивело снова и снова с горечью признавать ее абсолютную правоту. Будь что будет, хватит вечно держаться за мамину юбку, за свои ошибки нужно отвечать самой. И пусть мама буквально за шкирку вытащила меня из едва не закончившихся трагедией отношений, пусть она регулярно поддерживала меня деньгами и пусть она только что пообещала по блату трудоустроить меня в Департамент по статистике – хотя бы с чем-то я должна, наконец, разобраться самостоятельно?

Явственно отразившаяся у меня на лице решимость, однозначно, не понравилась резко насторожившемуся Индреку. Его глаза слегка потемнели, а сжимающие оружие пальцы заметно напряглись. Индрек молча смерил меня задумчивым взглядом, словно прокручивая в голове содержание моего разговора с мамой и безуспешно пытаясь отыскать в нем признаки зашифрованного клича о помощи. В итоге, Индрека, естественно, постигло разочарование, но тревожное состояние, судя по всему, так и не отпустило: он вдруг так пристально и внимательно посмотрел мне в глаза, что моя душа устремилась в пятки со сверхзвуковой скоростью.

–Ты жаб боишься? – без каких-либо эмоций в голосе осведомился Индрек, и я откровенно растерялась от столь нелогичного перехода от одной темы к другой.

–Не знаю, – неопределенно повела плечами я, – не приходилось с ними сталкиваться вживую.

Индрек настойчиво подтолкнул меня по направлению к остановке, и несколько минут мы шли по влажному асфальту, со дня укладки которого не прошло и месяца, но количество ям и выбоин уже невольно вселяло страх перед будущим. Дождя вроде бы не наблюдалось, однако, на улице поднялся ветер, несущий с собой ледяное дыхание грядущей зимы.

–Увидишь жабу, не пугайся! –внезапно предупредил меня Индрек, и я чуть было не перелетала через искусственную дорожную неровность, в просторечии именуемую «лежачим полицейским», – вспомни о том, что перед тобой всего лишь безвредное земноводное, которому не повезло с внешностью. Действительно опасаться следует тех, кто поражает неземной красотой – уродливые бородавки заставляют нас брезгливо держаться на расстоянии, тогда как обманчивая красота искусно заманивает в сети. На каком маршруте можно отсюда уехать в Старый Центр?

ГЛАВА X

Честно сказать, я так до конца и не поняла, что это было, глубокая философия или ценный инструктаж, но обратиться за уточнениями к Индреку так и не решилась. Интуиция подсказывала мне, что в данном случае «многие знания есть многие печали», и когда придет время снабдить меня дополнительной информацией, Индрек непременно сделает это и без моей подсказки. Его олимпийское спокойствие меня по-прежнему раздражало, однако, я вынуждена была признать, что безупречное хладнокровие Индрека фактически уравновешивало взвинченное состояние моей нервной системы и не позволяло мне впадать в панику. А поводов для мандража, между тем, у меня хватало с избытком…

Мой спутник не доверял мне до такой степени, что каждое непроизвольное движение воспринимал в качестве попытки к бегству, и реагировал на него соответствующим образом – лежащая на моей талии рука моментально напрягалась, словно напоминая о возможных последствиях подобных провокаций. Мое сердце в ужасе сжималось, и на несколько секунд прекращало биться, а когда ритмичные сокращения возобновлялись после мучительно долгой паузы, я отчаянно хватала воздух пересохшими губами в инстинктивном стремлении пополнить образовавшийся дефицит кислорода. К сожалению, Индрека, мои страдания совершенно не трогали, и его бесцветные глаза задумчиво созерцали окружающее пространство, не выражая при этом ровным счетом ничего. В искусстве органичного слияния с толпой Индрек достиг поистине немыслимых высот, и даже я сейчас с трудом представляла, как он выглядит без вязаной шапочки и бесформенной дутой куртки, хотя еще совсем недавно этот человек с аппетитом ел яичницу у меня на кухне.

Пока наш автобус с многочисленными остановками колесил по городу, на улице неожиданно выпал первый снег. Правда, назвать сие недоразумение полноценным снегом у меня не поворачивался язык: крошечные снежинки таяли прямо на лету, а под ногами мерзко чавкало грязное месиво. Как только наш транспорт поравнялся с остановкой, Индрек без особого пиетета выдернул меня из салона и настойчиво потащил за собой, уверенно перепрыгивая через регулярно преграждающие нам путь лужи.

–Куда мы идем? – осторожно подала голос я, – или мне по статусу не полагается этого знать?

–По статусу тебе вообще не полагается находиться рядом со мной, – отчеканил Индрек с теми пренебрежительными интонациями, которыми обычно хотят указать собеседнику, что гусь свинье не товарищ, – но так уж сложились обстоятельства, что мне приходится терпеть твое общество. Я не могу подвести заказчика, а если нам не удастся вернуть мою вещь, то успешное выполнение задания автоматически окажется под угрозой, чего ни в коем случае допустить нельзя. Просто прими это как должное и не донимай меня вопросами, ладно?

–Как скажешь, – расстроенно кивнула я, понимая, что большего я от Индрека все равно не добьюсь, – ты, наверное, тайный агент под прикрытием, раз твоя работа сопряжена со сплошными секретами….

–Если тебе нравится так обо мне думать, я не возражаю, – усмехнулся Индрек, – хотя меня и не интересуют твои домыслы. А теперь, по существу: я уже говорил тебе, что Эмбер не питает ко мне симпатии, поэтому будь готова к проявлению агрессии.

–Хотела бы я посмотреть на того, кто тебе искренне симпатизирует, – фыркнула я, – поверь мне, когда ты вот так тычешь мне ножом под ребра, я испытываю к тебе далеко не дружеские чувства, и если этот твой любимый способ установления контакта, я отлично понимаю всех твоих недоброжелателей.

–Я пытался договориться с тобой по-хорошему, но ты сама не стала меня слушать, – напомнил Индрек, – зато потом дело сразу пошло на лад, разве не так? Язык силы – наиболее эффективное средство коммуникаций, такова человеческая природа. И не только человеческая…

Что подразумевалось под загадочной ремаркой моего спутника, я так и не поняла, но, учитывая немногословность Индрека, он, вероятно, сказал мне более, чем достаточно, и мне оставалось довольствоваться этими не внушающими оптимизма сведениями за неимением альтернативных вариантов. Если я адекватно истолковала сказанное Индреком, мне нужно было постоянно держать ухо востро, не поддаваться на провокации и, самое главное, ничему не удивляться. Раз уж Индрек не отпускает меня от себя ни на шаг, значит, я ему действительно нужна, и пусть даже из сугубо эгоистичных побуждений, но он обязательно встанет на мою защиту, если мне будет угрожать реальная опасность. Да, весьма сомнительное утешение, но на общем беспросветно мрачном фоне происходящих вокруг меня событий это уже по крайней мере хоть что-то.

Квартал, за которым среди жителей столицы закрепилось неофициальное название «Старый Центр», представлял собой неподражаемый образец архитектурной эклектики. Такого потрясающего смешения стилей нельзя было увидеть ни в одной другой части города: безликие коробки из стекла и бетона мирно соседствовали здесь с отреставрированными историческими зданиями, построенными в начале прошлого века, а буквально в нескольких метрах от сияющего небоскреба банковского офиса можно было обнаружить расположенный в приземистом деревянном домике музей. Старый Центр давно утратил прежний престиж, и недвижимость в данном районе ценилась в основном среди преданных поклонников минувшей старины, хоть лет двадцать назад тут бурлил эпицентр столичной жизни, а квартиры продавались за огромные деньги. Но уже скоро стало ясно, что дома в Старом Центре не отвечают современным требованиям: аварийные инженерные коммуникации, устаревшая внутренняя планировка, необходимость проходить длительную и затратную процедуру согласования, чтобы получить разрешение на реконструкцию фасадов – все эти факторы привели к тому, что популярность квартир в исторических домах значительно снизилась, а их оценочная стоимость упала в разы. Столица приросла новыми микрорайонами, элитными коттеджными поселками, и жилье в Старом Центре перестало быть привлекательным объектом долгосрочного инвестирования, так как капитальный ремонт квартиры в пятиэтажке порой обходился в настолько внушительную сумму, что на эти деньги, в принципе, можно было построить свой дом, причем вовсе не на задворках цивилизации. Кстати, о частном секторе…

Уму непостижимо, но каким-то чудом в Старом Центре сохранилась целая улица, полностью состоящая из частных домов, причем, домов настолько убогих, что приснопамятный барак на Северинова по сравнению с этими сараями представлял собой чуть ли не пентхаус. Вместо того, чтобы срочно инициировать снос древних развалюх, столичные власти старательно делали вид, что их не существует вовсе, и надо сказать, это у чиновников великолепно получалось. Стоило углубиться во дворы и обойти надёжно скрывающие нелицеприятную картину высотки, как взгляду открывалось жуткое зрелище, наводящее на мысль о пространственной аномалии. Частные дома образовывали своеобразный анклав, квартал в квартале, и населяющие их люди словно проживали в другом государстве, а возможно, и в другом мире, отстающем в развитии лет эдак на пятьдесят. Технический прогресс не заглядывал сюда даже краем глаза: скажем, с наступлением холодов над частным сектором неизменно повисала черная завеса дыма, повсюду распространяющего запах гари и жестоко царапающего легкие обитателям близлежащих многоэтажек –это местное население массово затапливало свои допотопные печки. Почему мэрия допускала подобный абсурд в двадцать первом веке, не мог объяснить никто. Ходили слухи, что чиновникам никак не удавалось договориться с владельцами домов о размере компенсаций за изымаемые участки, и судебные процессы неоднократно завершались в пользу жителей частного сектора, а среди старожилов столицы вообще бытовала легенда о проклятии, когда-то наложенном на это место могущественной ведьмой. В чем заключалась суть проклятия никто толком не знал, но судя по текущему состоянию данной улицы, разъяренная колдунья напророчила, что здесь никогда не будет наружного освещения, асфальтового покрытия и центрального отопления, а любого из жильцов, кто осмелится заняться ремонтом своей обветшалой халупы, неизбежно постигнет страшная кара. Несмотря на то, что я всю жизнь провела в столице, до сегодняшнего дня судьба ни разу не заносила меня в эти дебри, но уверенно ведущий меня в направлении частного сектора Индрек, похоже, был твердо намерен исправить досадную оплошность.

Репутация у этого гиблого места сложилась в точности под стать антуражу: в народе господствовало устойчивое мнение, что приличному человеку лучше сюда не соваться. Впрочем, если приличный человек заинтересован в покупке наркотиков, или мечтает навести черную порчу на ближнего своего, то, как говорится, сюда ему и дорога. Сказать наверняка, в какой степени правдивыми являлись слухи о том, что в Старом Центре можно запросто приобрести запрещенные вещества, мне было сложно, а по второму пункту я кое-что слышала от мамы, чья подруга лично обращалась за помощью к здешней цыганке. Учитывая, что специфика оказываемых цыганкой услуг требовала соблюдения конфиденциальности, многого мама не рассказывала, однако, суть я все же уловила: лечить бабка не лечила и сглаз не снимала, а вот запустить обратный процесс – это всегда пожалуйста, но, естественно, не бесплатно. Насчет предсказаний и гаданий мама ничего не говорила, но когда мы с Индреком перешли дорогу, разграничивающую частный сектор и высотные дома, я начала подозревать, что таинственная Эмбер, и цыганка из маминого рассказа – это один и то же человек.

К понятию «дорога» я вынуждена была прибегнуть лишь потому, что не смогла найти подходящего слова для описания довольно широкой колеи, сразу за которой начинались перекошенные, просевшие, обшарпанные, и просто отвратительные на вид постройки, огороженные гнилыми досками, весьма бездарно изображающими забор. Сама же колея была заполнена густой мутной жижей из смеси расквашенного грунта и тающего снега – ноги моментально утонули в грязи по щиколотку, и я поняла, что после этого экстремального похода кроссовки тоже отправятся на помойку вслед за ботильонами.

–Как тут только люди живут! – не сдержалась я, в очередной раз провалившись в вязкую субстанцию подозрительно бурого цвета.

– Да откуда тут люди? Нечисть одна, – презрительно хмыкнул Индрек, форсирующий пересеченную местность с непрошибаемой уверенностью гусеничного вездехода, – сброд со всей столицы, настоящий паноптикум редких видов.

–В смысле, нечисть? – запоздало насторожилась я, выдергивая ногу из плотоядно чмокающей грязи.

–В прямом, – безразлично сообщил Индрек, – но ты не бойся, я знаю подход к этому контингенту. Я не собираюсь здесь надолго задерживаться, по-быстрому вытрясем из Эмбер информацию о моей вещи и сразу уйдем.

–Жуть какая-то, – передернула плечами я, и исподтишка заглянула Индреку в глаза, однако, в отличие от слов, явно содержащих признаки психического расстройства, взгляд моего спутника не давал ни малейшего повода усомниться в его адекватности. Разве что цвет поменялся на темно-серый, с едва заметным оттенком синего.

Хриплый многоголосый лай взорвал тишину и эхом понесся над крышами домов – казалось невидимая свора сейчас в полном составе выскочит из-за хлипкого ограждения и растерзает нас на мелкие кусочки. Еще через мгновение хоровой лай перешел в дикий, истошный вой, периодически перемежаемый утробными взрыкиваниями.

–Ужасно боюсь собак! – клацнула зубами я и почувствовала, как от страха у меня сводит челюсть и немеют все четыре конечности разом.

–Это не собаки,– «успокоил» меня Индрек, крепко удерживая меня за беспрестанно трясущийся локоть, и вдруг громко крикнул в пустоту, – Эмбер, отзови своих крошек, иначе я поочередно сдеру с них шкурки и продам любителям экзотических наркотиков, которые сделают из них курительные смеси.

ГЛАВА XI

–Чтоб тебя демоны сожрали! – с ненавистью пожелал в ответ надтреснутый старушечий голос, и за кривым, наполовину сгнившим забором, служившим единственной ненадежной преградой между нами и заходящейся в исступленном вое сворой, внезапно началось какое-то странное шевеление, сопровождающееся недовольным цыканьем и уже совсем не поддающимся рациональному объяснению потрескиванием. «Неведомые зверушки» в унисон взяли душераздирающе высокую ноту, сделавшую бы честь прославленной оперной диве, и вдруг дружно замолчали, будто разом лишившись способности издавать звуки. Воцарившаяся на улице тишина ощутимо излучала незримую угрозу, и в бесконтрольном порыве я отчаянно закрутила головой по сторонам в поисках наиболее предпочтительного направления для панического бегства из этой обители кошмаров.

–Стоять на месте, – жестко пресек мои робкие поползновения Индрек, как только я инстинктивно попятилась к оставшимся за спиной высоткам, – одна ты отсюда не выберешься! Оглянись назад!

Я осторожно повернула одеревеневшую шею, несколько раз моргнула в расчете, что чары страшного наваждения все-таки развеются, однако, представшая передо мной картина даже не думала меняться. Плотная стена непроницаемого тумана разделила окружающий мир надвое, отгородив частный сектор от многоэтажек. Зыбкое, клубящееся марево сочилось мокрым снегом и, казалось, дышало как живой организм, словно в глубине этой молочно-белой пелены скрывался безжалостный страж границ между измерениями, готовый в клочья разорвать нарушителя.

–Что это за…? – одними губами прошептала я, не в состоянии отвести неотрывно прикованный к мерно колышущемуся туману взгляд.

–Местная разновидность силового поля, – совершенно будничным тоном просветил меня Индрек, -весьма интересная штука: ломает хребет, перемалывает кости и поглощает еще живую добычу без остатка. Если быть точным, это гигантское растение-хищник, без труда переваривающее практически любой биоматериал. Так что я бы настоятельно попросил тебя не соваться к нему в пасть, или по крайней мере, не делать этого до тех пор, пока Эмбер не возьмет след моей вещи. Эмбер, открывай уже ворота! Тебе прекрасно известно, что все эти спецэффекты на меня давно не действуют, не трать попусту время!

–Чего тебе надо? – проскрипела из-за забора старуха, – ты обещал забыть ко мне дорогу!

–Прости, дорогая, но тебя оказалось невозможно забыть, – выразительно ухмыльнулся мой спутник, – ну что, ты меня впустишь, или мне самому войти?

–Кого ты с собой привел? – подозрительно осведомилась по-прежнему невидимая Эмбер, и меня прошиб холодный пот, – ты же знаешь, что я не люблю гостей.

–А я не люблю, когда меня заставляют подолгу ждать на улице, – мрачно сообщил Индрек и с размаху пнул хлипкие доски. Пронзительный вопль, преисполненный невыносимой боли, сотряс окутанные туманом окрестности, а тот участок забора, в который пришелся удар Индрека, внезапно подернулся сизой дымкой и окрасился в кроваво-красный цвет.

–Идем! –стальные пальцы Индрека мертвой хваткой стиснули мое запястье, и я с ужасом обнаружила, что его глаза потемнели до такой степени, что зрачки в них стали почти не различимы. Понимая, что такими темпами неподвижное оцепенение отпустит меня достаточно нескоро, Индрек решительно увлек меня за собой. Кровавое пятно часто пульсировало на фоне обшарпанных досок и стремительно увеличивалось в размерах, а дымка таяла и истончалась под пробирающий до корней волос аккомпанемент сдавленных стонов, доносящихся, казалось, со всех сторон одновременно. Еще через секунду в центре пятна возник просвет, и Индрек уверенно втянул меня в обрамленный трепещущими лохмотьями плоти круг.

–Что ты творишь, живодер проклятый? Ему же больно! – в ярости прошипел дребезжащий голос откуда-то из глубины тонущего в белесом мареве двора.

–Я предупреждал тебя, Эмбер, чтобы ты убрала свой зверинец. И хватит уже наводить туман, ты же знаешь, что у меня модифицированное зрение, – холодно напомнил Индрек, и его невозмутимое спокойствие невольно заставило меня выйти из ступора и снова начать хотя бы элементарно дышать. О том, чтобы оглядеться вокруг, пока не велось и речи, равно как и о попытке пошевелиться. Неподвижно застыв перед лицом пугающей неизвестности, я молча созерцала, как из медленно расступающейся пелены плавно выплывает стройная женская фигура, вопреки моим предположениям принадлежащая вовсе не древней карге, а юной девушке совершенно неземной красоты.

–Бедняга, как же тебе досталось, – сочувственно пропела девушка сочным контральто, и ее смуглая ладонь с нежностью коснулась отрывисто сокращающегося разрыва в заборе. В результате короткой серии из нескольких хитрых пассов отверстие полностью затянулось, нанесенное Индреком повреждение исчезло и чудесным образом восстановленная ограда опять приняла обманчивую форму гнилых досок. Так как мое внимание было целиком сосредоточено на манипуляциях с забором, я не сразу заметила, что создававшее нулевую видимость марево успело за это время окончательно рассеяться. Машинально окинув взглядом двор, я поймала себя на мысли, что и дальше была бы не против находиться в счастливом неведении.

–О, господи! – я отпрыгнула настолько резко, что безупречная реакция Индрека едва не дала сбой: только в последний момент ему удалось удержать меня на месте.

–Тихо! Это всего лишь жабы! – Индрек обеими руками сжал мои трясущиеся плечи, но я все равно продолжала дрожать от отвращения, – ага – пассивно ядовитое животное, она нападает только для самообороны. Не пойму, как ты их дрессируешь, Эмбер, но лают они у тебя не хуже собак.

Немного отойдя от шока, я волевым усилием приоткрыла один глаз и с опаской взглянула на выстроившихся в идеально ровную шеренгу земноводных. С полтора десятка огромных жаб по –прежнему, сидели, не шелохнувшись: бурая шероховатая кожа, усеянная множеством конусовидных бородавок с заостренными вершинами выглядела мерзко до тошноты, а выдающиеся костные гребни над глазницами вызывали приступ неуправляемого страха. Несколько секунд жабы изучающе созерцали меня пугающе осмысленными глазами, а затем ближайшая ко мне особь вдруг начала раздуваться. С характерным шипением спущенной покрышки тварь выставила вперед голову, словно собралась со мной бодаться, недвусмысленно напрягла мощные задние лапы, оттолкнулась и прежде, чем я сумела осмыслить происходящее, в молниеносном прыжке бросилась прямо на меня.

–Фу, Эмбер, что за манеры? – с нарочитым осуждением осведомился Индрек, которому вне всяких сомнений полагалась золотая медаль в чемпионате по ловле гигантских жаб на лету. Я даже испугаться толком не успела, не то чтобы отклониться с траектории прыжка, а Индрек уже поймал жабу в воздухе и теперь задумчиво удерживал ее на весу. Амфибия обиженно надувала мешок под нижней челюстью и безуспешно дергала перепончатыми лапами, а ее разом притихшие сородичи неуверенно покряхтывали, вопросительно таращась на хозяйку.

–Смотри, какие у нее паротиды, – Индрек повернул жабу бугристой головой ко мне и, невзирая на мое демонстративное нежелание рассматривать гадкое земноводное, пояснил, – вот эти заушные железы выделяют метилбуфотенин, сильнейший кардиотоксический яд, при попадании на кожу жертва моментально умирает от остановки сердца. Ты только глянь, какой великолепный экземпляр, метилбуфотенина с ее бугристой шкурки хватит, чтобы отправить в иную реальность минимум человек тридцать. А уж опытные психонавты смогут насушить с нее столько галлюциногена, что их оставшаяся жизнь превратится в один бесконечный трип.

–Убери ее от меня! – нервно отпрянула я, когда богатое воображение в красках нарисовало мне собственную смерть от жабьего яда. Только сейчас до меня, наконец, дошло, что я находилась на волосок от смерти, и, если бы не Индрек, мое безрадостное существование навсегда прекратилось бы в этом богом забытом месте.

–Говори, что ты от меня хочешь, и проваливай! – покачивая пышными бедрами, Эмбер вплотную приблизилась к Индреку и гневно потребовала, – перестань мучить агу, отпусти ее, не видишь, она страдает!

–Какой-то у тебя избирательный гуманизм, Эмбер! – усмехнулся Индрек, – а о моих страданиях ты не подумала? Общаться с тобой и твоим зоопарком– это истинное мучение для души.

–Душа? У тебя? – издевательски расхохоталась Эмбер, – что-то я в этом сомневаюсь!

–Твое право, – безразлично отозвался Индрек, встряхнул оскорбленно квакнувшую жабу и, нехорошо прищурившись, поинтересовался, – зачем ты натравила агу на мою спутницу?

–Хотела проверить наличие у тебя души! Мне было интересно, что ты почувствуешь, если я убью эту женщину, – открытым текстом призналась Эмбер, – я ведь вижу, как много она для тебя значит.

–Я не слишком подходящий объект для твоих экспериментов, – помотал головой Индрек, не подтвердив, но и не опровергнув выводы Эмбер по поводу моей персоны, – больше так не делай, иначе во мне тоже проснется исследовательская жилка, и я начну ставить опыты на твоих жабах. У меня есть для тебя работа, Эмбер. Оплачиваемая работа.

–Твои грязные деньги меня не волнуют, – отчеканила девушка и гордо откинула со лба длинные смоляные локоны- такие блестящие и волнистые, будто их обладательница только что прошла комплекс салонных процедур по ламинированию волос.

–А кто говорил о деньгах, дорогая? – очень натурально изобразил изумление Индрек, – я предлагаю тебе крайне выгодную сделку. Ты помогаешь мне определить местонахождение одного предмета, а я гарантирую, что не стану мешать твоему бизнесу. На мой взгляд, более чем достойная плата за твою маленькую услугу.

–А если я откажусь? Что тогда? – пространство вокруг Эмбер всколыхнулось, по воздуху пробежала легкая рябь и юная красавица превратилась в сгорбленную старуху, замотанную в неряшливые отрепья.

–Вот так-то лучше, Эмбер, – удовлетворенно констатировал Индрек, хотя лично я в упор не понимала, что хорошего он увидел в этой трансформации. Впрочем, я уже вообще ничего не понимала, и, честно говоря, особо и не старалась разобраться в происходящем. Кажется, Индрек упоминал о галлюциногенах – может, эти жабы токсичны даже на расстоянии, и я давно погрузилась в наркотический дурман? В противном случае объяснить разворачивающиеся у меня на глазах события с позиции логики возможным никак не представляется, а диагностировать у себя помутнение рассудка мне бы тоже не хотелось…

–По-моему, эта личина больше соответствует твоему внутреннему содержанию, – Индрек, как пушинку, перекинул здоровенную и, наверняка, тяжеленную жабу в другую руку, и под негодующим взглядом скоропостижно состарившейся Эмбер, произнес, – все просто, дорогая, если ты откажешься, я обращусь в конкурирующую организацию. Но предварительно я выжму из этой аги весь метилбуфотенин и залью его тебе в глотку. Всегда мечтал узнать, подвержены ли Раганы воздействию природных ядов…Догадываюсь, ты выживешь, но пока ты будешь регенерировать, твои любимые зверушки передохнут с голоду. Неужели ты такое допустишь?

ГЛАВА XII

Похоже, Индрек не бравировал, когда уверенно заявлял мне, что для него не составит труда найти работающий подход к любому из обитателей частного сектора за Старым Центром. Разговор с позиции силы действительно оказался намного продуктивнее взаимного обмена колкостями: не иначе как с целью сохранить остатки достоинства, безобразная старушенция, в которую неожиданно превратилась юная прелестница, для приличия поцокала языком, пожевала сморщенными губами и обреченно махнула рукой. Вскоре выяснилось, что данный жест не только символизировал молчаливое согласие на выдвинутые Индреком условия, но и давал отбой «жабьему войску», все это время неподвижно ожидавшему дальнейших распоряжений и с надеждой поглядывающему на моего деланного равнодушного спутника. С нарочито отрешенным видом Индрек рассеянно поглаживал огромную амфибию по бугристой голове и желтоватому, пятнистому брюху, а та в свою очередь предпочитала не подавать признаков жизни и лишь периодически подергивала лапой. Никаких защитных приспособлений, включая банальные перчатки, Индрек при контакте с ядовитым земноводным не использовал, и столь явное пренебрежение техникой безопасности казалось непростительной беспечностью, особенно на фоне недавно озвученных мне свойств выделяемой жабой слизи. По распоряжению Эмбер на удивление дисциплинированные жабы синхронно сместились в сторону, и в этот момент Индрек с филигранной точностью вернул в строй недостающего бойца. Ага трижды перевернулась в полете, и в акробатическом прыжке приземлилась рядом со своими земноводными товарищами, дружно поприветствовавшими ее возвращение радостным треском. Вероятно, Эмбер скомандовала тактическое отступление, потому что уже через пару секунд жабы в полном составе покинули поле зрения, бесследно скрывшись за густой завесой молочного-белого тумана. Индрек с демонстративной брезгливостью вытер ладони друг о друга и с театральным пафосом протянул мне руку:

–Путь свободен, пора заняться делом. Я не думаю, что Эмбер выкинет что-нибудь серьезное, но мелких пакостей в ее исполнении нам по-прежнему следует остерегаться. Поэтому убедительно прошу тебя ни к чему не прикасаться. Что такое?

–Ты сам сказал, ничего не трогать! – красноречиво отшатнулась я, – разве не ты только что голыми руками держал ядовитую жабу?

–А… ты об этом…, – снисходительно улыбнулся Индрек, – не волнуйся, у меня стоит новейшая модель нейтрализатора. С такими фильтрами можно запросто нырять в бассейн с кураре. Посмотри на меня – если бы яд аги попал в мой организм, я бы уже стал цвета спелого баклажана и скончался в страшных муках. Давай руку, это безопасно.

Несмотря на то, что технические аспекты приведенной Индреком аргументации вызвали у меня определенные вопросы, факт отсутствия видимых признаков смертельного отравления был, что называется, налицо. Индрек выглядел абсолютно обыденным образом – даже глаза у него посветлели до блекло-серого оттенка, а вновь четко обозначившиеся зрачки то ли опять вернулись к нормальному диаметру, то ли и вовсе никогда не расширялись. Не знаю, как с нейтрализатором ядов, но вот столь явному самообладанию мне оставалось только позавидовать.

Ладонь у Индрека оказалась примерно такой же обжигающе холодной, как покрытый инеем металлический каркас, простоявший всю ночь на сорокаградусном морозе. Но мое инстинктивное стремление резко выдернуть разом окоченевшие пальцы вдребезги разбились о железные тиски многократно усилившейся хватки.

–Температура тела скоро нормализуется, – пообещал Индрек, – борьба с метилбуфотенином потребовала значительных энергетических затрат, и система временно перераспределила ресурсы по уровню приоритетности. Одним словом, успокойся, со мной все в порядке.

–Так бы сразу и сказал, – мрачно хмыкнула я, все острее чувствуя, что откровенно не желаю знать подробностей и жажду только одного – побыстрей убраться из этого жуткого места и по возможности посетить сеанс гипноза, чтобы еженощно не просыпаться в ледяном поту после пережитого здесь ужаса. Притом, рука Индрека и вправду постепенно теплела, чего, к вящему сожалению, совсем нельзя было сказать применительно к обращенному на нас взгляду Эмбер. Горбатая старуха старательно пыталась просверлить нам мозги своими колючими, глубоко посаженными глазами – скрюченная, укутанная в грязно-бурые тряпки, она сама сейчас поразительно напоминала жабу, и я бы, наверное, не слишком изумилась, если бы под бесформенным нагромождением платков у Эмбер вдруг обнаружились аналогичные ядовитые железы.

Перед тем, как шагнуть в скрывающуюся за дверью неизвестность, я по внезапному наитию подняла голову и машинально втянула голову в плечи: грузное, свинцовое небо нависало так низко, что вероятность его падения на грешную землю выглядела поразительно реальной, и я невольно представила, как тяжелый небосвод расплющивает наши бренные тела под своим многотонным гнетом.

–Не нагнетай обстановку, Эмбер, у меня уже датчики психоактивности зашкаливают! –насмешливо попросил Индрек. Устрашающе черные тучи внезапно пришли в движение и вопреки полному штилю довольно быстро поплыли по небу. Мокрый, липкий снег повалил крупными хлопьями, потом, словно ниоткуда, налетел яростный порыв ветра и на глазах превратился в грозную вихревую воронку с фигурой Эмбер в середине.

–Держись за меня покрепче! – мгновенно оценил ситуацию Индрек, обеими руками обхватил меня за плечи и с такой силой прижал к груди, что у меня неприятно хрустнули ребра. Дышать в моем нынешнем положении было практически нечем, сердце колотилось настолько быстро и отчаянно, что его частые удары болезненно отдавались в висках, а во рту ощущался соленый привкус крови. Я попробовала было вырваться, но Индрек не дал мне ни единого шанса, а буквально долю секунды спустя, я испытала к нему искреннюю благодарность. Окружающий мир был объят первобытным хаосом: рукотворный шторм поднимал в воздух первые попавшиеся предметы и с мстительным наслаждением швырял их оземь. По двору со свистом носились ощетинившиеся четырьмя ножками столы, описывали сложные пируэты мягкие стулья с выцветшей обивкой, а прямо над нами пролетело вырванное с корнем дерево, едва не задев меня голыми ветками. Создавалось впечатление, что всё вокруг разом пришло в движение, и лишь Индрек как будто врос ногами в землю, и даже беснующаяся стихия не могла сдвинуть его с места. Смерч вращался в шаге от нас, но, видимо, Индрек оказался неберущейся мишенью – мы словно находились в защитном коконе, который вернувшаяся к облику прекрасной девушки Эмбер безуспешно старалась протаранить при помощи подручного инвентаря.