Операция «КЛОНдайк»

В фильме «Сталкер», сценарий к которому написан Аркадием и Борисом Стругацкими, есть такой собирательный образ – Писатель. Вот что он говорит о писательском труде: «Ка-кой из меня, к черту, писатель, если я ненавижу писать. Если для меня это мука, болезнен-ное, постыдное занятие, что-то вроде выдавливания геморроя. Ведь я раньше думал, что от моих книг кто-то становится лучше. Да не нужен я никому! Я сдохну, а через два дня меня забудут и начнут жрать кого-нибудь другого. Ведь я думал переделать их, а передела-ли-то меня!» Эти страшные слова произносит Писатель, герой Стругацких. Трудно поверить, что нечто подобное испытывали сами авторы, хотя какой смысл вкладывать в уста Писателя нечто противоположное тому, что ощущаешь сам как писатель? А вот мнение другого писателя, Игоря Куберского, авторитет которого для меня не ниже авторитета Стругацких: «…если честно, писательский труд очень тяжел, монотонен, уныл, зануден и внешне совершенно непривлекателен. Во всех остальных своих ипостасях творче-ский человек выглядит намного выигрышней — музыкант, композитор, художник, актер, скульптор…»Не знаю, что думает о писательстве Неонилла Самухина. Но даже если бы она сказала, что для неё это «унылое и занудное», а тем более «болезненное и постыдное» занятие, я бы всё равно отказался в это поверить. Я всё равно буду убеждён, что она пишет легко и с удоволь-ствием, пусть не легко в смысле отсутствия усилий, но ей хочется прикладывать эти усилия, её увлекает процесс фантазирования, закручивания сюжета, ей нравится вести за собой чита-теля, заставлять его радоваться и удивляться… По-моему, ей не противен даже совсем уж каторжный труд – тщательнейшая отделка, шлифовка готового текста… Я хочу верить, что это так, потому что таково впечатление от текста. Как будто безо всякой натуги написано, с удовольствием. Потому и читается легко. Это могло бы звучать как сомнительный компли-мент: бульварное чтиво тоже легко читается. Но в роман «Операция КЛОНдайк» вложено как раз совсем немало. Кому-то может показаться, что даже слишком много. Вот по этому поводу и хотелось бы объясниться подробнее.Существует довольно распространённое мнение, что некоторым жанрам противопоказано смешение. Например, якобы несочетаемы детектив и любовный роман. То есть любовная линия в детективе, конечно, может быть, но лишь по касательной, без проработки, чтобы ув-лечённый захватывающим сюжетом читатель не отвлекался на всякие «вздохи при луне». Ну что ж, не буду спорить. В конце концов, существуют приверженцы раздельного питания, ко-гда мясо отдельно, а картошечка сама по себе. А есть, так сказать, любители борща. По-моему, неприятие смешения жанров в литературе возникает по вине неталантливых авторов, не владеющих техникой гармоничного смешения. Так и в борщ, если уж возникла кулинар-ная ассоциация, можно положить самые лучшие продукты, но без грамотной подготовки (лучок и морковку предварительно обжарить, причём раздельно!) или при нарушении сроков закладки, или при дефиците душевного подхода у повара – шедевра не получается. Впрочем, если с борщом мне более или менее понятно, то волшебство Неониллы Самухиной приводит в изумление. Как она ухитрилась соединить в одном блюде крутой боевик с замечательно прописанной любовной историей, научную фантастику, очень похожую на реальность, с ли-хими приключениями, и всё это с острой публицистикой, да так естественно и нерасторжимо – пальчики оближешь! Разговор о смешении жанров имеет и более серьёзную подоплёку. Недавно Григорий Чхартишвили (именно в этой ипостаси, а не в роли Бориса Акунина) в разговоре с Львом Ру-бинштейном высказал такое небесспорное, но довольно продуктивное определение искусст-ва: «Термин «искусство» (с маленькой, заметь, буквы) — это жанровое определение. Все творческое, что делается с намерением расширить существующие представления о художественном произведении или художественном акте, автоматически становится «искусством». При этом искусство запросто может быть и талантливым, и бездарным (опять-таки с личной точки зрения)».Лев Рубинштейн развил эту мысль: «Искусство в моем понимании — это, прежде всего, механизм порождения новых художественных идей (именно художественных, даже ес-ли они принимают форму идей социальных или философских). Поп-куль¬тура, да и культура вообще эти самые идеи адаптирует и внедряет в общественное сознание». Именно это я и хочу констатировать: Неонилла Самухина не просто синтезирует (вот пра-вильное слово – не соединяет жанры, не смешивает их – синтезирует!), она тем самым рас-ширяет наши представления о возможностях романа, порождает новые художественные идеи. То есть перед нами произведение искусства, в соответствии с определением Чхарти-швили-Рубинштейна, а может быть – Искусства! Что не мешает роману быть по-настоящему увлекательным. Я не сноб: охотно читал и читаю боевики и детективы в мягких обложках по 30 рублей за книжку. Но вот что интересно: через год-другой их содержание начисто выветривается из головы. Хотя на память не жалуюсь. А вот роман «Операция «КЛОНдайк» я читал ещё в ру-кописи несколько лет тому назад. И ведь помню всё до мельчайших эпизодов! Хотя с удо-вольствием перечитал ещё раз. Немногие книги выдерживают перечитывание, разве что классика. Тут у меня возникло искушение помечтать о том, что через десяток-другой лет книга Са-мухиной будет числиться по разряду классики жанра, которому и названия пока не придума-но. (Определение «приключенческо-фантастический роман», данное в аннотации, мне не ка-жется точным.) Но я отчётливо понимаю, что вряд ли подобным образом сделанные романы когда-нибудь перестанут быть штучными. Не думаю, что художественные приёмы, найден-ные Неониллой Самухиной, будут освоены писательской братией и станут обычной практи-кой, предметом массовой культуры. Слишком трудоёмко! Слишком много тонкой «ручной» работы. Не ложится на конвейер. Уникальное явление!