Детство. Рассказы

Оглавление

Никита Сатарев. Детство. Рассказы

Побег

Опята или любовь на мусорке

Брат

Летний день

Полина Филипповна

Деда

Отрывок из книги

Я терпеть не мог ходить в детские ясли, как, впрочем, после и в садик, и в школу. В ясли меня отдали в 9 месяцев, сразу, как только я начал ходить. Кто, спрашивается, заставил меня так рано пойти?! Валялся бы себе преспокойненько дома, жуя кашу, которую, к слову, я тоже терпеть не мог, окруженный заботой и вниманием родственников. Судя по рассказам близких, малышом я был вредным. Ночами я отчего-то практически не спал, превращая это время для своих родных в пытку, закатывая еженощные концерты. Со мной нянчились по очереди, сменяя друг друга на посту. Одной очередной, отнюдь не прекрасной ночью, когда отец заступил в караул, не выдержав моего сольфеджио, он сказал мне в раздраженной форме «Ну, что ты все орешь да орешь? Чего тебе не спится-то?! Сейчас в унитазе тебя утоплю, если не замолчишь!» На мое счастье, угрозу услышала бабушка, отправила папу спать и заступила на дежурство от греха подальше. А так, кто знает, пришлось бы, может, в младенчестве сгинуть в фекальных водах канализации, если бы не она!

Как я уже упоминал, в ясли меня отправили в 9 месяцев. Родителям нужно было продолжать учебу в университете, совмещая ее с работой, а бабушке с дедушкой работать.

.....

Настроение мое стало еще более отвратительным, когда я увидел накрытые для нас столы с теплым кипяченым молоком и пряниками. В топленом чуть желтоватом молоке плавала отвратительная белая пенка. Мне потихоньку становилось дурно, неприятный ком подступал к горлу. Нас рассадили за столы и заставили полдничать. От запаха теплого молока мне стало еще дурнее, я выловил ложечкой отвратительную пенку, заткнул нос и залпом осушил полстакана. На секунду мне показалось, что меня должно вот-вот вывернуть наизнанку, но я справился с подступившим рвотным позывом, вдохнул в легкие побольше воздуха, заткнул нос и выпил оставшееся молоко. Пряник я жевал уже всухомятку. Оставлять что-нибудь недоеденным и недопитым было нельзя, можно было нарваться на грубость воспитателей. Тем более что наша воспитательница была с самого утра на меня зла за то, что я вкатал жвачку одной не очень нравившейся мне девочке в волосы. Пришлось выстригать солидную прядь из ее белокурых, пушистых, курчавых, как у ангела, волос. После этого прическа ее выглядела весьма забавно, с заметной плешью средь прекрасных локонов. Жвачки у нас в городе были редкостью и настоящим деликатесом, мне их обычно покупал дед, если те были в продаже, когда мы с ним вместе ходили в хлебный магазин. Этот мятный квадратик жевательной резинки можно было разгрызть только с риском разрушения собственных молочных зубов, уж очень он был тверд. Жвачка приятно скрипела латексом на зубах, но через некоторое время начинали уставать челюсти. Ощущение было такое, что я пытаюсь разжевать автомобильную шину. Ну вот я и решил после того, как у моей жвачки пропал сладкий вкус и устали челюсти, наказать противную девчонку таким изощренным способом.

После полдника нас выводили на прогулку. Назад нас больше не заводили, так как в следующие часа два нас всех разбирали по домам. Нашу группу вывели строем на игровую площадку на территорию яслей, которые были огорожены деревянным забором, и отпустили гулять. Лазить по железным петухам, ракетам мне не хотелось. Девчонки уже дружно расположились под навесом и стали слаженно играть в свои скучные девчачьи игры. Мальчики хаотично носились по всей прогулочной территории, создавая невероятное количество громких визжащих и кричащих бестолковых звуков. Словно они длительное время пребывали взаперти и от замкнутого пространства немного помешались рассудком. «Оля, за тобой дедушка пришел», – позвала воспитательница. Ольга с радостью бросила своих осиротевших подруг и поскакала к дедушке, который поджидал ее, стоя, улыбаясь, рядом с воспитательницей. Меня почти никогда не забирали первым, и я завидовал этой Оле черной завистью. Мне так хотелось тоже проскакать радостно через всю игровую площадку и отправиться под руку с дедом восвояси. Захотелось плакать, и я принялся в одиночестве бродить вдоль забора, пиная ногами попадавшиеся у меня на пути палки и сучья. Вдруг я обнаружил, что в заборе не хватает одной доски, словно в ровном ряду зубов переднего зуба. Я заглянул в дыру, через нее веяло сладким запахом свободы. Я видел свой дом, рядом с которым и располагались мои ясли. В нашем дворе мирно покачивались старые тополя, под их кронами двор казался защищенным и очень уютным. Стояла лошадь с тележкой, грузчики разгружали товар, привезенный в магазин, который находился на первом этаже нашего дома. Кляча стояла, равнодушно глядя вниз, подергивала грязным хвостом. Это животное как-то раз больно укусило меня, когда я решил угостить его яблоком. Эти огромные желтые зубы мне остро въелись в память вместе с физической болью. После этого лошадь я больше не кормил и даже побаивался. Я оглянулся назад. Оказывается, прогуливаясь в одиночестве вдоль забора, я зашел за здание яслей, откуда не был виден ни детям, ни воспитательнице. Посмотрел снова в прорезь в заборе и понял: это шанс! Просунул ногу в дыру, протиснул полтуловища, потом голову – и вот я весь уже был на свободе. Горло и грудь сжимало от переполнявшего чувства опасности, захотелось бежать со всех ног что есть мочи. И я побежал! Я бежал изо всех сил, мои сандалии готовы были слететь с ног. Я пересек двор со скоростью ветра. Соседки при виде меня перестали болтать и уставились на меня с нескрываемым удивлением. Делая вид, что я их не замечаю, быстро юркнул в подъезд и пулей поднялся на второй этаж. Мое сердце колотилось от возбуждения, стремясь выскочить из груди. Не в силах больше справляться с переполнявшими меня чувствами, я разрыдался. Утирая слезы грязной ладонью и оставляя на лице темные дорожки, я нажал на звонок. Я стоял, плакал и ждал, что вот-вот дверь откроется, и дед будет удивлен, но очень рад меня видеть. Но никто не открывал, тогда я стал стучать в дверь руками. «Деда, открой, это я, твой внук Никита», – звал я. За дверью было тихо. «Дедуля, миленький, открой, это я», – позвал я еще раз в надежде достучаться до деда. Дверь не открывалась, за ней была мертвецкая тишина, которая была нарушена далекими шагами в подъезде. Кто-то поднимался вверх по лестнице. Я стоял лицом к закрытой двери, беспомощно глядя снизу вверх на дверную ручку. По щекам текли слезы градом, неприятно щекоча их, а тем временем шаги становились все ближе и ближе.

.....