Статьи о русской литературе (сборник)

Оглавление

Николай Чернышевский. Статьи о русской литературе (сборник)

Искусство пристрастного чтения (предисловие)

В. Г. Белинский (1811—1848)

О русской повести и повестях г. Гоголя («Арабески» и «Миргород»)

Герой нашего времени

Похождения Чичикова, или Мертвые души

Из цикла статей «Сочинения Александра Пушкина». Статья девятая. «Евгений Онегин» (Окончание)

К. С. Аксаков (1817—1860)

Несколько слов о поэме Гоголя: «Похождения Чичикова, или Мертвые души»

П. А. Вяземский (1792—1878)

Взгляд на литературу нашу в десятилетие после смерти Пушкина

III

IV

V

VI

VII

VIII

А. А. Григорьев (1922—1864)

Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина. Пушкин. – Грибоедов. – Гоголь. – Лермонтов

I

II

III

IV

VI

VIII

VIII

Н. А. Добролюбов (1836—1861)

Что такое обломовщина? «Обломов», роман И. А. Гончарова. «Отечественные записки», 1859, № I—IV

А. В. Дружинин (1824—1864)

«Обломов» Роман И. А. Гончарова Два тома. Спб., 1859

Н. Г. Чернышевский (1828—1889)

Детство и Отрочество. Сочинение графа Л. Н. Толстого. СПб., 1856. Военные рассказы. графа Л. Н. Толстого. СПб., 1856

Русский человек на rendez-vous[43] Размышления по прочтении повести г. Тургенева «Ася»

Д. И. Писарев (1840—1868)

Базаров («Отцы и дети», роман И. С. Тургенева)

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

X

XI

Н. Н. Страхов (1828—1896)

И. С. Тургенев. Отцы и дети. Русский вестник, 1862 г., № 2

Н. К. Михайловский (1842—1904)

Еще о г. Максиме Горьком и его героях

Кое-что о г. Чехове

И. Ф. Анненский (1855—1909)

Драма на дне

В. С. Соловьев (1853—1900)

Судьба Пушкина

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

Х

XI

XII

Лермонтов

Д. С. Мережковский (1865—1941)

Грядущий хам

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

М. Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

X

Отрывок из книги

Родился в морской крепости Свеаборг в Финляндии в семье флотского врача. Детство провел в Пензенской губернии. Учился в Московском университете, откуда был исключен с формулировкой «по слабому здоровью и притом по ограниченности способностей». Начинал как драматург пьесой «Дмитрий Калинин». Несколько лет вел тяжелую жизнь литературного поденщика,зарабатывая в журналах переводами.

В начале тридцатых годов Белинский сблизился с кружком Н. В. Станкевича, который впоследствии и дал ему крылатое прозвище «неистовый Виссарион». Тогда же стал сотрудником журнала «Телескоп» (редактор Н. И. Надеждин), где появился цикл его статей «Литературные мечтания», принесших ему популярность.

.....

«Портрет» есть неудачная попытка г. Гоголя в фантастическом роде. Здесь его талант падает, но он и в самом падении остается талантом. Первой части этой повести невозможно читать без увлечения; даже, в самом деле, есть что-то ужасное, роковое, фантастическое в этом таинственном портрете, есть какая-то непобедимая прелесть, которая заставляет вас насильно смотреть на него, хотя вам это и страшно. Прибавьте к этому множество юмористических картин и очерков во вкусе г. Гоголя; вспомните квартального надзирателя, рассуждающего о живописи; потом эту мать, которая привела к Черткову свою дочь, чтобы снять с нее портрет, и которая бранит балы и восхищается природою, – и вы не откажете в достоинстве и этой повести. Но вторая ее часть решительно ничего не стоит: в ней совсем не видно г. Гоголя. Это явная приделка, в которой работал ум, а фантазия не принимала никакого участия.

Вообще надо сказать, фантастическое как-то не совсем дается г. Гоголю, и мы вполне согласны с мнением г. Шевырева, который говорит, что «ужасное не может быть подробно: призрак тогда страшен, когда в нем есть какая-то неопределенность; если же вы в призраке умеете разглядеть слизистую пирамиду, с какими-то челюстями вместо ног и языком вверху, тут уж не будет ничего страшного, и ужасное переходит просто в уродливое». Но зато картины малороссийских нравов, описание бурсы (впрочем, немного напоминающее бурсу Нарежного, портреты бурсаков и особенно этого философа Хомы, философа не по одному классу семинарии, но философа по духу, по характеру, по взгляду на жизнь. О несравненный dominus[7] Хома! как ты велик в своем стоистическом равнодушии ко всему земному, кроме горелки! Ты натерпелся горя и страху, ты чуть не попался в когти к чертям, но ты все забываешь за широкою и глубокою ендовою, на дне которой схоронена твоя храбрость и твоя философия; ты, на вопрос о виденных тобою страстях, машешь рукою и говоришь: «Много на свете всякой дряни водится!»; у тебя половина головы поседела в одну ночь, а ты оттопываешь тропака, да так, что добрые люди, смотря на тебя, плюют и восклицают: «Вот это как долго танцует человек!» Пусть судит всякий как хочет, а по мне так философ Хома стоит философа Сковороды! Потом, помните ли вы невольное путешествие философа Хомы, помните ли попойку в шинке, этого Дороша, который, нагрузившись пенником, вдруг захотел узнать, непременно узнать, чему учат в бурсе (шуточное дело!), этого резонера, который божился, что «все должно оставить так, как есть, что бог знает, как нужно», и, наконец, этого казака с седыми усами, который рыдал о том, что остался круглым сиротою… А эти поучительные беседы на кухне, где «обыкновенно говорилось обо всем, и о том, кто пошил себе новые шаровары, и что находится внутри земли, и кто видел волка»? А суждения этих умных голов о чудесах в природе? А портрет пана сотника, и кто перечтет?.. Нет, несмотря на неудачу в фантастическом, эта повесть есть дивное создание. Но и фантастическое в ней слабо только в описании привидений, а чтения Хомы в церкви, восстание красавицы, явление Вия бесподобны.

.....