Читать книгу … И вечная любовь - Николай Еремеев - Страница 1

Вместо узенькой, незамощенной арнштадтской улицы, что вела от церкви Святого Бонифация к городской площади, Архангел оказался на высоком холме, у подножия которого раскинулся незнакомый город. Собственно, это был и не город вовсе, а так, его остатки. Редкие дома из желтого песчаника с затейливыми арками и отделкой из терракоты стояли то тут, то там, будто невыпавшие зубы у древнего старца. Все остальное пространство занимали пепелища, издающие жуткий смрад. Кое-где над ними вился дым: видно несчастье случилось совсем недавно. Откуда-то издалека доносился детский плач. Солнце жгло даже здесь, на продуваемом ветром холме. А каково же было там, внизу?

Отделившись от земли, Архангел плавно заскользил вниз по заросшему уже пожелтевшей от жары травой склону. Оба демона, будто ждали этого приказа и, как привязанные, потянулись следом. Но, словно вкопанные, остановились, когда Архангел задержался в патио одного из домов. Где двое мужчин в белых тогах возлежали на кушетках в тени старой смоковницы. Огонь, пронесшийся совсем недавно по имению, пощадил ее крону и теперь листья дерева могли подарить пусть и относительную, но все же прохладу расположившимся под деревом. Низкий столик меж двумя ложами был заставлен блюдами со снедью: фрукты, виноград, запеченые жаворонки, салат из соловьиных языков с трюфелями, десяток черных дроздов да пара копченых угрей.

Один из мужчин, полный, светловолосый, лет сорока, лежал на подушках, опершись на локоть левой руки, свободной же правой выискивал на столике кусочки повкуснее и степенно отправлял их в рот. Румянец на толстых щеках мужчины и пухлые, сочные губы выдавали в нем большого любителя обильных застолий. Отправив в рот очередной кусочек, он вытирал жирные пальцы и лоснящиеся губы о кусок мягкой ткани, служивший салфеткой и тут же тянулся за следующим куском. То, как он подавал команды прислуживающему у стола рабу, несомненно выдавало в нем хозяина дома. Голос хозяина совершенно не соответствовал его внешности: был слишком высок, пожалуй, даже визглив.

Его гость, напротив, говорил властно и уверенно, был сух, но крепок. Коротко стриженый, с легкой сединой на висках мужчина, имел пронзительный взгляд и твердый подбородок. Сильные, красивые руки с хорошо развитой мускулатурой, крепкая шея, широкие плечи – весь его облик скорее напоминал воина, нежели патриция. Да им он, наверное и был еще несколько лет тому назад. К яствам гость почти не прикасался. Лишь изредка брал со столика что-нибудь из фруктов.

Два чернокожих раба с опахалами из страусиных перьев стояли неподалеку от кушеток и старательно обмахивали возлежащих. Еще один стоял чуть в стороне, держа в руках объемистый глиняный кувшин, из которого по знаку хозяина время от времени доливал густого красного вина в резные ониксовые кубки.

Говорили мужчины негромко, поэтому невидимому для людских глаз Архангелу захотелось обосноваться рядом с ними, почти у самого бортика фонтана, в центре которого журчали прохладой с десяток невысоких струй. Демоны, как им и положено было, расположились по бокам от хозяина.

***

– А скажи-ка мне, друг мой Антоний, что это за праздненство устроил наш император сегодня, так скоро после этого ужасного пожара? И почему вдруг нам непременно нужно быть на празднике? – произнес толстощекий, пригубив вина из кубка.

– Э, Марк, да ты, я вижу, совсем ничего не знаешь? – вопросом на вопрос ответил гость. – Ну, да это и понятно: ведь теперь, после пожара, спалившего две трети Рима, твой дом оказался там, куда новости доходят не скоро. Сегодня Нерон повелел расправиться с этими безбожниками, которые называют себя Иисусовыми детьми и по этому поводу в амфитеатре Флавиев сегодня будет большой праздник. Все горожане будут там нынче.

И, поверь, такого зрелища Рим давно не видел. Говорят, против вероотступников выпустят двенадцать львов. Тех самых, во главе которых Красная Львица. Я не помню,чтобы хоть один гладиатор выжил в бою против нее и ее стаи. Знаешь, она, говорят, настолько свирепа, что даже матерые львы вынуждены мириться с ее непререкаемым авторитетом.

– Ну, не знаю,Антоний, – отправляя в рот кусочек угря, задумчиво промолвил толстощекий, обсасывая лоснящиеся от жирной рыбы пальцы. – Убийство ради убийства – на это мог решиться лишь такой безумец, как Нерон. Гладиаторские бои: поединок, единоборство – это одно, но пожирание беззащитных людей зверями, согласись – совсем другая история. Не думаю, что хотел бы принимать в этом участие.

– А не боишься ли ты столь открыто отзываться об императоре? – усмехнувшись, заметил гость. – Полагаю Нерону, дойди твои слова до его ушей, они бы очень не понравились.

– Да хранят нас боги! – взметнув брови ответил Марк, – Ведь здесь кроме нас с тобой нет ни единой души! Или ты уже перестал быть моим другом, Антоний?

– Ни единой души, говоришь? – иронично хмыкнув, гость перевел взгляд на рабов: – А эти трое?

– Ну, эти скорее дадут отрезать себе языки, чем отзовутся дурно о своем хозяине. Ведь я их почти никогда не наказываю – надменно произнес Марк и отправил в рот новую порцию угря. Потом перевел взгляд на застывшего рядом раба и приказал: – Эй, ты! Не видишь, наши кубки почти сухие. Ну-ка, тащи свежего вина из подвала!

И, глядя вслед убегающему рабу, продолжил:

– Другое дело – варвары. Те, пожалуй, могли бы и донести. Но, хвала богам, я никогда не имел пристрастия к рабам из варварских стран.

– И все же, Марк, на твоем месте я бы поостерегся обсуждать императора при посторонних, – приглушенным голосом промолвил гость. – Только богам известно, кто твой друг, а кто враг.

– Интересно, а что богам известно о тебе, Антоний? Со мною ты поступаешь, как настоящий друг и мы знакомы с тобой уже почти два десятка лет. Но боги: что им известно о тебе? Скажи, сам-то ты считаешь меня другом?

– О, да, Марк, – произнес Антоний, приложив правую руку к сердцу, – Мы с тобой давние друзья и не раз доказывали это друг другу. А сегодня я еще раз постараюсь доказать тебе, что я твой настоящий друг.

Толстяк посмотрел на гостя с откровенным интересом. Беседа начинала все более заинтриговывать его. Хоть они с Антонием действительно считались друзьями, однако, всю жизнь шли разными дорогами. Тот пробивал себе дорогу к вершинам власти, имея в руке лишь острый боевой клинок. Марк же для достижения высот, пользовался семейными деньгами и связями недавно умершего отца. Сейчас Антоний был приближен к одному из главных сенаторов Рима Титу Флавию Веспасиану. Марку же досталась роль «кошелька» при сопернике Флавия известном интригане Гальба. Хотя и «кошелька» довольно туго набитого.

– И как же ты сегодня намерен еще раз продемонстрировать мне всю высоту нашей дружбы? – спросил толстяк, пригубив из кубка. – Неужели предложишь мне новую наложницу?

– Ах, Марк, – вздохнув, произнес Антоний. – Разве время сейчас думать о наложницах? Мое предложение гораздо серьезнее, но для этого нам сначала нужно съездить на праздненство.

– Антоний, Антоний, – вытерев сальные губы куском влажной ткани, промолвил толстяк, – Ты только представь: растерзанные тела младенцев, окровавленный песок, мерзкий запах крови… Если это ты называешь праздненством, тогда возникает вопрос: куда катится Рим с его новыми немыслимыми законами? Нет, мне вряд ли доставит удовольствие подобное зрелище. В такую безусветную жару я уж лучше проведу время с одной из своих наложниц. Поверь мне: это гораздо приятнее, чем тесниться среди кучки лицемерных сенаторов в императорской ложе. Да и тащиться туда пешком я не намерен. Ты ведь знаешь, что почти все мои рабы разбежались во время этого ужасного пожара.

– Марк, друг мой, – пригубив вина, ответил Антоний, – удовольствие не всегда в том, что рядом. Иногда для этого нужно пойти и на уступки, сделать шаги, которых от тебя ждут друзья и не ожидают враги. А уж потом, поверь мне, плоды трудов могут намного превзойти все наши мыслимые и немыслимые ожидания. Сейчас, как никогда благоприятная ситуация для того, чтобы еще более укрепить наши с тобой позиции. Мои прекрасные отношения с Флавием и твои с Гальбой так или иначе гарантируют нам близость к посту римского прокуратора и даже к ушам самого императора Рима, кто бы им ни стал после Нерона.

Так что сейчас самое время встать ближе всех к императорскому престолу. А этого нельзя будет достичь, прохлаждаясь пусть даже с самой прекрасной из твоих наложниц, согласись? Именно там в императорской ложе сегодня может свершиться нечто, что в самое ближайшее время может повернуть судьбу Рима. И, кто знает, может быть именно ты, если будет на то воля богов, сможешь занять пост прокуратора?

Марк приподнял кубок, как бы соглашаясь со своим другом Антонием, отпил глоток прохладного вина, метнул испепеляющий взгляд на раба, замедлившего покачивания опахалом над Антонием и промолвил:

– На все воля богов, друг мой Антоний, я согласен. Но мне начинает казаться, что ты не просто так решил посетить меня сегодня. Какая-то мысль не дает тебе покоя: я вижу это. Нет-нет, я всегда рад тебе, даже не думай сомневаться во мне, но боюсь, ты не совсем понимаешь. Я не политик. Не забывай, я всего лишь торговец. Все что я умею, так это лишь приумножать свой капитал, и я благодарю богов за то, что они дают мне такую возможность.

Нерон, со всеми его странностями, Гальба или Флавий, ты ведь знаешь, как я далёк от этого. Что я в этом понимаю? Если тебе нужен обоз с тканями для украшения твоего прекрасного дома, то я в твоем распоряжении, если нужно возвести дом или сделать фонтан в патио – и тут я к твоим услугам. В остальное же я предпочитаю не вмешиваться. – изложил свою позицию Марк, в привычной для себя манере, ясно давая понять, что отношения с Гальбой, он обсуждать не намерен, между делом поправляя под собой подушки.

Однако, гость сделал вид, что сказанное Марком принял за чистую монету. И предложил:

– Что же касается поездки в амфитеатр, ты знаешь: мои рабы всегда к твоим услугам. Я сейчас же велю подать еще одни носилки. А еще лучше, если мы прямо сейчас поедем на праздник вместе. Между прочим, я рад, что твои винные погреба, как и твой дом, почти не пострадали в огне. Было бы обидно лишиться столь божественного напитка. Кстати, Марк, как же случилось, что пожар не нанес твоему имению столь большого урона, как другим? – и он вновь поднес кубок к губам.

– Хвала Богам, ветер внезапно подул в другую сторону и пламя отступило, – ответил толстяк, повелев рабу вновь наполнить опустевшие кубки. – Из тех рабов, кто остался верен мне и тушил пламя, многие теперь при смерти от полученных ожогов. Но, на то они и рабы, Антоний, не так ли, чтобы радеть об имуществе своих хозяев. А что еще слышно в Риме, друг мой?

– Ничего нового, Марк, все, как обычно. Все те же интриги среди приближенных императора: каждый норовит оболгать другого, чтобы занять его место. Другие, и ты их знаешь поименно, строят козни против самого Нерона. Пойми, всегда найдутся недовольные его правлением. Сенаторы ропщут по поводу новых налогов возложенных на них, жрецы в полном смятении от содомитских наклонностей, появившихся у императора в последнее время, плебеи вопрошают, кто виноват в пожаре. Все, всегда и всюду ищут виновных. Вот, Нерон в угоду толпе и решил наказать тех, кого именно толпа признала быть виноватыми. Детей Иисуса. Знаешь, в городе говорят, что они тайно пьют кровь новорожденных младенцев. Я, конечно, не очень доверяю этим слухам, однако, кто знает, все может случиться в этом мире.

– Да, наш император горазд на выдумки. Мне кажется, он может свершить что угодно, лишь бы угодить толпе, – задумчиво произнес Марк, пошевеливая кончиками пальцев в прохладной воде фонтана. Боюсь только, что те шаги, которые он предпринимает для усиления своего могущества, ему не помогут. Я слышал, в сенате и среди знати все чаще отзываются о Нероне, как о безразличном правителе, который лишь идет на поводу своих прихотей, совершенно забросив государственные дела. То ли дело Бурр. Когда он был наставником императора, проблемы решались ещё не начавшись. Как же теперь быть довольными правлением Нерона, если еще вчера мы были уверены в завтрашнем дне, а сегодня наши кошельки худеют, словно некормленая скотина? Все его нововведения, как мне кажется, так или иначе подрывают могущество Рима. Или я неправ? – сам того не заметив, Марк вернулся к политическим вопросам, а Антоний сделав вид заинтересованный и озабоченный чужим мнением, начал углубляться в дискуссию.

– Я думаю, что – да, неправ. Посмотри, друг мой Марк, сколько новых театров, сколько новых гимнасий создал Нерон только за один этот год. Я полагаю, ты тоже немало нажил на их строительстве? – с легкой ухмылкой заметил он. – Поэтому мне кажется несколько странным твое недовольство. Ведь могущество Рима зиждется на благосостоянии граждан. А оно, насколько я знаю, только выросло за последние годы. И твои, как ты их называешь достойные люди, все эти торговцы, ремесленники, работорговцы и дажи римские разбойники, по-моему, славно обогатились за время его правления.

Да, я тоже не разделяю его мнения по поводу вольноотпущенников и рабов. Ведь даже если рабу и даровали свободу, а он по глупости своей взял и пропил её, значит так тому и быть – забрать обратно и больше не давать! Но у Нерона иное мнение на этот счет. И тут не стоит ему перечить. Пока… Однако, кто протянет ему руку помощи в столь трудный час, если он не прислушивается к мнению первых лиц Рима? Так и что? Не бывает идеальных властителей. Как и не бывает идеальных рабов. Да, мне не нравится, что он обложил знать дополнительными налогами, чтобы после этого немыслимого пожара достроить свой Золотой дворец. Но и что с того? Согласись: ведь император всегда прав.

– Ну, тут мы могли бы и поспорить, друг мой Антоний, – произнес толстяк, стряхнув с пальцев капельки воды, и приняв решение все-таки выслушать к чему клонит Антоний, – как говорится – прав тот, у кого больше прав. Сегодня их больше у Нерона. А завтра, быть может, у Гальбы или у Веспасиана. Кто может поручиться, что он будет более лоялен к нам, патрициям? Не убьет ли кто-то из них свою мать, как Нерон? А затем не начнет ли вылавливать нас по одному, заставляя порочить честь друг друга? – и снова лицо Марка наполнилось отвращением и тенью страха. Машинально он огляделся, желая убедиться, что никто кроме рабов не слышит их разговора.

Именно такой реакции и ждал гость. Сейчас важно было расшевелить Марка, не дать тому уйти в себя и остаться с наложницами. Изобразив несведущего человека, играя с мнительным Марком, решил дать ему возможность показаться персоной более проницательной и значимой, чем он был на самом деле.

– Марк, друг мой, ты пристрастен. Всем известно, что Нерон не убивал Агриппину, она сама ушла из жизни по своей воле.