Читать книгу Бангкок-Москва-Бангкок. Русская вендетта - Николай Еремеев - Страница 1

…В правоохранительных органах утверждают,

что произошедшее накануне заказное убийство

высокопоставленного чиновника Министерства

обороны не имеет отношения к профессиональной

деятельности погибшего…

(из материалов криминальной хроники)

Пролог

Затянутый в чёрную, блестящую на солнце кожаную куртку и такие же штаны молодой человек, с огромным мотоциклетным шлемом в одной руке и пластмассовым тубусом для чертежей в другой, выскочил из парадного и направился к скоплению гаражей-ракушек, провожаемый неодобрительными взглядами стайки бабушек-старушек. Бабушки сидели на скамейке у подъезда, словно воробьи на проводах, греясь на солнышке и, по давным-давно заведённой привычке, перемывали косточки всех, кто проходил мимо.

– Ой, Госспидии, – ворчливо запричитала одна из старушек, кивая на коляску, в которой посапывали два румянощёких карапуза. – Снова Петька свою тарахтелку заводить начнёт, близнецов моих перебудит. Уж когда он убъётся на ней, поганец?

– Побойся Бога, Мартыновна, что ты такое говоришь? Виданное ли дело: человеку, пусть и нехорошему, смерти желать?

– Ну, тогда чтоб хоть таратайка его развалилась, а то уже мочи нет никакой. Ни днём, ни ночью покоя нет, один только грохот от его мотоцикла.

Что да, то да: грохот от мотоцикла действительно был. Выведя своего рогатого коня из ракушки, парень недолго повозился возле него, и вскоре окружающая тишина взорвалась грохотом прогреваемого движка. Кроссовый “KTX” выплюнул несколько клубов сизоватого дымка, мотор заработал ровнее.

Парень укрепил тубус сбоку от сиденья, подёргал его из стороны в сторону, проверяя, надёжно ли держит крепление. Затем покопался под курткой и выудил оттуда миниатюрный наушник на тонком проводке. Вставив его в ухо, натянул на голову шлем, вскочил в седло и, поддав на прощанье газу, выкатил со двора, сопровождаемый рёвом проснувшихся близнецов и руганью Мартыновны.

Проскочив дворами, чудом не задавив зазевавшуюся болонку, он выехал к станции метро “Молодёжная”, а ещё через несколько минут оказался на Рублёвке. Торопиться пока не было смысла, поэтому ехал он среди потока машин, стараясь не особо привлекать к себе внимание. Встреча с сотрудником ГАИ, да ещё и на правительственной трассе, никак не входила в его планы сегодня. Внезапно ожил наушник рации:

– Наездник, это Кукушка. Как слышишь меня? Приём.

– Кукушка, здесь Наездник, – произнёс в ответ мотоциклист, поднеся ко рту запястье левой руки с укреплённым на ней микрофоном. – Слышу тебя нормально. Есть новости? Приём.

– Наездник, работать начинаем по расписанию. Будь на связи. Приём.

– Понял, Кукушка, ко времени буду на месте.

… До начала операции, судя по времени, оставалось ещё три четверти часа. И если всё пройдёт по плану, а по иному в их команде быть просто не могло, уже через полчаса он прибудет на точку и займёт то самое место, которое было назначено ему для сегодняшней работы.

Проскочив по кольцевой до поворота на Ново-Рижское шоссе, мотоциклист глянул на часы: до начала операции у него оставалось ещё десять минут. Пока же он в точности выдерживал временной график. Если ещё и клиент будет сегодня столь же точен, всё действительно пройдёт, как по маслу и тогда не придётся задействовать запасной вариант.

По Ново-Рижскому шоссе Наездник промчался ещё километров восемь и в нужном месте свернул на малоприметную дорожку, ведущую к коттеджному посёлку. Неширокая, впору только-только двум легковушкам разъехаться дорога, тем не менее, имела аккуратную дорожную разметку. Пролегая сквозь лесной массив, она повторяла все неровности местного рельефа, петляя, взбегала на пригорки, чтобы затем, после крутого поворота, спуститься в низину, к пробегающему по лощине ручью. Более удобной позиции для встречи клиента придумать было просто невозможно. Доехав до мостка через ручей, Наездник притормозил, заглушил мотор и вновь поднёс ко рту микрофон рации:

– Кукушка, здесь Наездник, я на месте, приём.

– Наездник, – ожил наушник рации, – я Кукушка. Всё по расписанию. Контакт через три минуты. Отбой.

Уложив мотоцикл набок на проезжей части так, чтобы он перегораживал полосу встречного движения, мотоциклист извлёк из-под кожаной куртки кусок силикона и бросил его на асфальт неподалёку. Багрово-красная, с неровными краями и блестящей поверхностью блямба удивительно походила на приличную лужу крови. Теперь предстояло просто лечь рядом и подождать клиента.

Посторонних машин мотоциклист не опасался: Первый и Второй, его ассистенты, перекрывали дорогу за пару километров по обе стороны от места встречи. У самого коттеджного посёлка, где собственно и кончалась лесная дорожка, поперёк дороги намертво застрял большегрузный трейлер, водитель которого остервенело жал на газ, пытаясь вытащить из кювета задние колёса прицепа. А на повороте с Новой Риги уже две минуты как были вывешены знаки “Ремонт дороги” и “Объезд”, возле которых застыл грузовичок дорожной службы.

Мотоциклист, сбросив шлем и прикрывая бедром зажатый в руке пистолет с глушителем, лежал лицом вниз рядом со своим рогатым конём, уложив голову на силиконовую лужу крови. Теперь оставалось только дождаться клиента. И он не заставил себя ждать.

Сверкающий чёрным лакированным боком “ауди” показался из-за поворота и почти тотчас же шуршание шин сменилось визгом трущейся об асфальт резины: водитель заметил распростертое посреди дороги тело и усиленно пытался затормозить. Когда проехавшая юзом машина окончательно остановилась, до «жертвы» ДТП оставалось никак не больше семи-восьми метров.

Лёжа на асфальте с закрытыми глазами, Наездник по звукам пытался определить, выполнит ли водитель, служебную инструкцию. Или в нём всё-таки возобладает приступ человеколюбия и он выйдет из машины?

Звук открываемой дверцы донесся до уха Наездника, последовала секундная пауза, дверца бронированного лимузина снова захлопнулась, и мотоциклист услышал щелчок блокировки дверей. Да, выучка у водилы хоть и не на высоте, однако, дело свое знает!

Лишь после того, как пассажир оказался в относительной безопасности, водила, крепкий, коренастый мужчина лет сорока, всё-таки нарушив служебную инструкцию, направился к лежащему поперёк дороги телу. Подойдя ближе, он присел на корточки и, взявшись руками за плечи мотоциклиста, попробовал повернуть его на спину.

Удивление мужчины было просто безмерным, когда, легко поддавшись, тело пострадавшего как бы само собой перевернулось на спину и теперь лежавший на асфальте парень, вполне живо смотрел ему прямо в глаза. И ещё одно было ужасно: краем глаза водила увидел в руке лежавшего пистолет с навинченным на ствол глушителем.

Только сейчас до него начал доходить весь смысл происходящего. Он даже попытался что-нибудь предпринять, дёрнувшись рукой к подмышечной кобуре, но это было уже не принципиально.

Два звука “чпок-чпок” почти слились в один и тело водителя, с простреленной грудью, дважды дёрнувшись, стало заваливаться на лежащего мотоциклиста. Так и не успев вытащить свой пистолет, он свалился рядом, неестественно подвернув ногу и запрокинув голову. Мотоциклист пружинисто поднялся, оглядел со стороны свою работу и, как и всякий профессионал, произвёл контрольный выстрел в голову.

Теперь, когда с водилой было покончено, можно было заняться и пассажиром. Тот с ужасом глядел на происходящее с заднего сиденья “ауди”, даже не пытаясь предпринять хоть что-либо для своего спасения.

О том, чтобы извлечь клиента из бронированного, да ещё с заблокированными дверями автомобиля, нечего было и думать. Но это была уже как бы и не проблема. Склонившись к мотоциклу, Наездник сноровисто отсоединил крепления, удерживающие тубус, вскрыл крышку футляра и извлёк из него гранатомёт. Отойдя от машины метров на пятнадцать, мотоциклист раздвинул его корпус, привёл «Муху» в рабочее состояние, пристроил его у себя на плече и, чуть прищурившись, деловито прицелился. Прямо перед собой, за тонированным стеклом дверцы, он видел только золотое шитьё на форменном мундире клиента.

Кумулятивный снаряд с негромким шелестом вылетел из ствола, пронёсся к задней дверце “ауди” и ударил как раз туда, где заканчивалась бронированная пластина двери и начиналась броня окна. Угодив именно в то место, он проделал в двери довольно приличную брешь и лопнул внутри огненным шаром, поражая осколками и жаром огня всё живое. Дым и языки пламени полыхнули из развороченного бока машины. Выжить в таком кромешном аду – нечего было и думать.

Однако, Наездник не любил делать работу наполовину. Подойдя поближе, он, разглядел сквозь бушующий внутри огонь скорчившуюся от пламени фигуру клиента. Тщательно прицелившись, трижды выстрелил ему в голову. И лишь после этого, подобрав с асфальта отброшенный за ненужностью гранатомёт, сбросил его через перила мостка в ручей. Следом отправились пистолет и тубус. И лишь после этого мотоциклист поднёс ко рту микрофон рации:

– Кукушка, здесь Наездник. Всё в порядке, снимаемся. Как понял меня? Приём.

– Наездник, здесь Кукушка. Понял отлично. Подтверждаю окончание. Отбой.

Подобрав с асфальта силиконовую лужу крови и сунув её под куртку, парень подошёл к своему мотоциклу, поднял его и, запустив двигатель, вскочил в седло. Проехав по дорожке до ближайшего пригорка, туда, где было посуше, он свернул с асфальта и, показывая высокий класс кроссовой езды, понёсся через лес в сторону проходящей километрах в полутора грунтовки.

Конечно, скоро об этом преступлении станет известно милиции. Дороги в округе перекроют, но он уже успеет уехать далеко от этого места. Как и его подельщики-ассистенты. Один из которых, собрав свои дорожные знаки, уже неспешно катил в сторону Москвы, а другой, вызволив, наконец, увязший, было, трейлер, свернул по направлению к Красногорску.

И оружие в ручье обязательно, как пить дать, найдут эти вездесущие следаки из уголовки, да вот только связать его с Петькой из Кунцева они уже никак не смогут.

Пятница, тринадцатое.

Москва.

Федорчук.

Ах, если бы я мог знать наверняка! Но ни должность моя, ни моё положение не позволяли мне сейчас бросить всё и мчаться на дачу к Серёгину. Вернее, к его безутешной вдове. Залезть в сейф его дачного кабинета и забрать оттуда всё лишнее. Да вообще всё забрать. Подчистую. Чтобы наверняка не осталось никаких следочков. Но вот беда, никакой на то возможности у меня нет.

Там сейчас, поди, полон дом следаков из военной прокуратуры, а может и из Генеральной тоже подсуетились. Иди знай, кто и о чём говорил с ним за полчаса до взрыва. А в том, что такой разговор был, я даже не сомневался. Иначе, не понёсся бы он, сломя голову на дачу, где бумажки разные прятал. В бумажках тех такая сила взрывная, что половину министерства положит. При умелом их использовании, конечно. Может, и про наш консорциум что-то есть. Не ровен час, на меня выйдут!

Всем нормальным людям давно известно, что пятница, да ещё тринадцатого, день не просто тяжёлый, но и довольно опасный. Для меня, например, он выдался – хуже некуда! Все неприятности начались с послеобеденного звонка маленького, незаметного капитана из хозяйственного управления министерства обороны. Меня ставили в известность, что очередной борт из Байконура пойдёт без моего груза. И, более того, мой груз их самолётами никогда уже в Москву доставляться не будет. Каково? Они там что, совсем с резьбы послетали? Забыли, чья рука их кормит?

После звонка из хозуправления я сразу набрал номер Серёгина. Однако, его адъютант, с которым у нас всегда всё было вась-вась, сухо ответил, что генерал у начальства и когда будет у себя, не докладывал. Уже по тому, как он вёл свой разговор со мной, и говорил, как с совершенно незнакомым ему человеком, я понял, что на проводах “повисло” чьё-то лишнее ухо. А это был уже не просто плохой, нет, это был отвратительный признак.

Чтобы кто-нибудь, да ещё без соответствующей санкции повис на защищённой линии, принадлежащей чину столь высокого ранга, такого себе представить было просто невозможно! А уж если висят, значит, санкция есть. И санкция та – с самого верха тянется. Как пить дать. Следовательно, необходимо срочно подчищать концы.

Хорошо, ещё что товар успел с утра проплатить. Как печёнкой чувствовал! Когда на рассвете раздался звонок от Вахтанга, я сначала хотел послать его к чёрту. Но потом вспомнил, на какой пороховой бочке тот сидит и, преодолев лень, понёсся в Свистуху к Батону. И хорошо сделал, что поехал: теперь, после того, как шухер пошёл, я бы туда и не сунулся. А без оплаты товара и Вахтанг и парни его были бы в большой заднице. Даже ещё хуже. Закатали бы их под асфальт где-нибудь у экватора, или скормили бы голодным крокодилам.

Конечно, для оплаты товара по удалённому доступу не обязательно в Свистуху нестись, я мог использовать любой другой компьютер. Слава богу, и коды и пароли, всё у меня на аварийной дискете записано. А дискета в надёжном месте спрятана. Но у своего провайдера лишний раз светиться при переводе денег – смерти подобно. Сейчас столько глаз за нами следит, не сосчитать. Хорошо, что успел! Теперь осталось только наши, московские дела уладить, да концы подчистить, чтобы всё тип-топ было. Без сюрпризов.

Ну, понятно, что в своём хозяйстве марафет навести, мне это, как два пальца об асфальт. Зашёл в соседний кабинет, поболтал с его хозяином о ценах на бензин и водку и, между делом, попросил разрешения позвонить. Якобы своему водителю. Когда на том конце провода сняли трубку, приказал заправиться под завязку, а заодно передать жене, чтобы мне не звонила и ждала дальнейших распоряжений. Батон меня понял в момент.

Затем, дав отбой, набрал на аппарате цифру ноль и повесил трубку. Чтобы у соседа не возникло желания с помощью повторного набора посмотреть, кому я звонил. Один звонок, больше и не нужно. Уже через пять минут вся моя бригада уйдёт на дно. И вплоть до особых распоряжений на поверхность носа не высунет. Так что с этой стороны я защищён полностью. Товар же, когда после растаможки получат, пусть у них полежит, до тех пор, пока покупатель со мной на связь не выйдет.

Ладно, со своими разобрался. А вот что с вояками делать, когда их главный уже под колпаком? Ума не приложу! Тут, пожалуй, остаётся мой единственный козырь: звонок другу. Ну, может, и не совсем другу, но уж во всяком случае, и не врагу. Пока не врагу. До тех пор не врагу, пока наши интересы совпадают. До тех пор, пока денежки от меня к нему текут весёлым, звонким ручейком. А иногда случается и бурной речкой, но это уж какой расклад выходит. Правда, вопреки закону всемирного тяготения, не вниз тот ручеёк бежит, а наверх. Такая вот, занимательная физика!

Нужно сказать, что понял он меня с полуслова. Не задавая лишних вопросов. Он вообще всегда больше молчит. Глядит, обычно, не моргая, сквозь очки с толстенными стёклами на собеседника и слушает. Ну, чисто филин. Только хмыкнул саркастически в трубку, когда сообразил, как далеко зашло дело. И велел сидеть тихо, пока всё не устаканится. То есть, совсем тихо. Даже без телефонных звонков.

И вот, надо же, ещё рабочий день не успел закончиться, а в программах новостей по всем центральным телеканалам уже вовсю смакуют новое заказное убийство, совершённое в Москве. Да не кого-нибудь, а не самого последнего чиновника министерства обороны.

Камера то брала панорамой общий вид места происшествия – неширокую асфальтированную дорогу среди соснового леса, то наезжала на развороченный взрывом бок “ауди”, то опускалась вниз. Туда, где, неестественно подвернув ногу и запрокинув окровавленную голову, лежал убитый в перестрелке водитель генерала.

Самого Серёгина, вернее, его труп, не показали. Камера только вскользь прошлась по обгоревшему салону. Идентифицировать обгоревшие останки генерала на месте не представлялось возможным. И, тем не менее, голос за кадром утверждал, что обгоревшее тело принадлежит именно высокопоставленному чиновнику минобороны генералу Серёгину. Вернее, принадлежало.

Да, нужно признать, что исполнители у моего друга – высший класс! В течение считанных часов разработать и провернуть такую операцию! Мало того, что убрали из нашей цепочки слабое звено, так ещё и журналистам информацию слить успели. Иначе, с чего бы это до полного выяснения обстоятельств убийства по телеку утверждали бы об убийстве именно генерала Серёгина?

Устранение фигуры подобной величины, это вам не фунт изюма съесть! Тут до миллиметра, до секунды всё просчитывать необходимо. Любая погрешность исключена. Ведь если операция срывается, недалеко и до правительственного кризиса, настолько туго всё в один клубок завязано. За одну ниточку потянут, вся система может рухнуть.

А может, у друга моего заранее подобные варианты заготовлены? На самых разных участников нашего консорциума? И, не исключено, один из вариантов по нейтрализации возможной угрозы разработан и для моей скромной персоны? На случай, так сказать, экстренной эвакуации? А что, вполне имеет место быть…

Не зря он, когда к нашему консорциуму примкнул, самую большую долю с доходов себе потребовал. Теперь-то, понимаю, все наши расходы окупились сторицей. Да деньги в этом деле и не главное. Главное, что ищейкам по нашему следу идущим, сигнал дан: – не суйтесь и не суетитесь, всё равно не поймаете.

Ну а нам, пока, никакой команды на активные действия не было. Значит, временно в подполье посижу. А пока сижу, буду анализировать, сопоставлять. Всё равно ведь докопаюсь, кто нас подставил! А уж когда докопаюсь, вот тогда и покажу этим сукиным детям, откуда ноги растут!

Консорциум наш сформировался ещё в те стародавние времена благословенной Советской Власти, когда правительство нашей, в прошлом типично аграрной страны, имело глупость закупать пшеницу за рубежом. Ну, не анекдот ли?

Понятное дело: где поставки, там и деньги. А у глупого просто грех деньгами не попользоваться на халяву. Постепенно подобрался нужный народец. Распределили роли и обязанности. И стали жить-поживать, добра наживать. Соответственно вложенному труду.

Как? А просто: деньги на закупку хлеба, что выбивали из бюджета одни члены консорциума, по контракту отправляли за кордон. Но уже другие члены. И отправляли-то в феврале, а урожай пшеницы, как на грех, случался тольбко осенью. Вот, по полгода те денежки в нужных нам банках и крутились. Миллиарды. Да не рублей! А прикрывали наши операции от посторонних глаз уже третьи. Так и жили из года в год, от одного бюджета и до другого.

Когда же эта лафа закончилась, мы тоже поначалу особенно не тужили. Всё, даже самое хорошее, когда-нибудь кончается, поэтому мы были к этому готовы. Каждый из участников нашего консорциума так или иначе уже сидел на, пусть не очень заметном, зато ключевом посту в правительстве. Менялись премьеры, менялись министры, однако без нас ни одно министерство нормально работать не могло. Потому что мы – чиновники. Мы – настоящая власть!

Да вот, пришли новые времена, а с ними и новые люди. И люди те оказались настоящими волками. Голодными и злыми. Которые сбились в стаи и начали рвать от общего пирога свои куски. А иногда и не совсем свои. И всё время норовили откусить побольше. Лишь бы в пасть вошло. Но и пасти у них, в новых стаях, оказались куда вместительнее наших.

Так постепенно и началось противостояние старой гвардии и новых “белых воротничков”. Нужно сказать, без ложной скромности, что мы не только оборонялись. Иногда даже переходили в наступление. Да только всё реже и реже это у нас получалось.

Видно, скоро придётся оставить позиции и в дальнейшем играть уже по их правилам. В ожидании, когда совсем подомнут. Не один уже тревожный звоночек раздавался. Вот и с генералом Серёгиным пришлось расстаться. А значит, и с нашим очередным проектом, возможно, придётся распрощаться.

А ведь какой бизнес был, а? Конфетка! И денег нёс немеряно. Не только мне. Считай, четыре года вся наша компания только с него и кормилась, когда хлебные деньги для нас перекрыли. Только-только расширяться начали, новое направление разработали. Больше двадцати пяти миллионов “зелёных” в него вбухали. И вот, на тебе! Когда самый ответственный момент настал, такая лажа случилась.

Приказ Филина сидеть тихо не предусматривал никаких излишних телодвижений. Даже если вложенные в новый проект деньги окажутся под угрозой, нельзя будет и носа высунуть. Иначе, вполне возможен вариант по моей нейтрализации. А такой расклад, понятное дело, меня совсем не устраивал. Значит, будем тихо сидеть в своей норке и не рыпаться. Глядишь, и пятницу переживём…

Бангкок

Русаков.

Оба телефона, что стояли на столе передо, мной звонили не переставая. Наверняка, это были встревоженные клиенты, "челноки", груз которых откладывался с отправкой в Москву вот уже больше четырёх дней. Никогда не подозревал, что быть совладельцем и одновременно исполнительным директором транспортной компании "Harper's Freight" так хлопотно. Знал бы раньше, ни за что не влез бы в это дело.

А ведь ещё год назад я и помыслить не мог, что снова займусь таким неспокойным бизнесом. Уж, казалось бы всё, нужно успокоиться на старости лет. Так нет, снова на подвиги потянуло. После того, как наша эпопея с банком “Северный” закончилась моей победой, куда-то сами собой исчезли все мысли о таком долгожданном отдыхе. Нет, конечно, месяцок-то я для себя урвал. Пивка попил, рыбку половил. Да скоро мне это ничегонеделанье так наскучило, что я на стенку от тоски начал лезть.

Вовке было гораздо легче: подал рапорт, ушёл на пенсию и вложил свою долю денег, полученных в Амстердаме за проданный изумруд, в охранное агентство. А я всё маялся: никак не мог сообразить, что же мне всё-таки нужно, по большому счёту? Деньги? Так они, вроде, есть. Столько мне и за всю жизнь не потратить. Хотя нет, потратить-то можно, особенно при умелом подходе.

Долго я себе занятие по душе искал. Импорт-экспорт отпадал по определению: обрыдли мне все эти закупки, продажи, заморочки с клиентами. А Таиланд покидать не хотелось. Уж больно мне жить здесь нравится. Решение заняться переправкой товаров российских “челноков” на родину пришло неожиданно. А что, чем не занятие? Уже через неделю я, оформив необходимые документы и оплатив свою долю акций, стал совладельцем шиппинговой компании. И вот – расхлёбываю теперь. Рейс задерживается, а телефоны продолжают звонить.

Мне не хотелось снимать трубку ни с одного из них. Да и что я могу сказать в оправдание задержки? Что Москва не даёт добро? Это было бы, по меньшей мере, глупо. Хотя и не столь далеко от истины. Потому что в это самое время в Москве шла тотальная проверка документации и складских помещений в компании "СаВЛ", нашем российском деловом партнёре по перевозкам грузов из Таиланда. Судя по всему, проверка могла продлиться ещё пару дней, во всяком случае, именно об этих сроках упоминал в последнем разговоре Слава, мой друг и президент компании.

Собственно, нынешняя инспекционная проверка не могла помешать ни вылету, ни прилёту самолёта, однако, в присутствии посторонних лиц становилась невозможной "нормальная" работа по растаможке груза российских "челноков". Может быть, это была обычная, рутинная проверка, однако, нельзя было исключать и вариант "стука" в компетентные органы со стороны конкурентов. А уж их-то, у тандема "СаВЛ" – "Harper's Freight" было гораздо больше, чем нам того бы хотелось.

Низкие цены на авиаперевозки товаров, которые предлагал российским "челнокам" наш тандем, были костью в горле для конкурентов. Ещё бы: ведь после того, как мы заключили соглашение о сотрудничестве, львиная доля ширпотреба, отправляемого из Бангкока в Москву, пошла именно через нашу линию. Впрочем, "Harper's Freight" была только консолидатором карго в Таиланде. Здесь груз, закупленный "челноками" только паковался и грузился на борт самолёта, зафрахтованного Славой.

Основная нагрузка лежала на "СаВЛе". Это они договаривались с пилотами о лишних тоннах груза, загружаемого на борт. Они же улаживали дела с российской таможней. А уж, каким образом им удавалось закрыть глаза таможне, меня совершенно не интересовало. Скорее всего, и даже почти наверняка – за взятки.

Но наша вполне респектабельная фирма "Harper's Freight" никакого отношения к этому уже не имела. Это их, московские дела. И их доходы. Для нашей фирмы самым главным было – правильно оформить сопроводительные документы. И вовремя погрузить груз на борт самолёта. Всё остальное нас не касалось. И вот, такая обидная задержка! Со времени, когда я выкупил свою долю в компании, подобное случилось впервые. Поэтому я даже не мог сообразить, как объяснить рассерженным клиентам всю сложность ситуации.

Решив, что к телефону сегодня ни за что не подойду, я прихватил со стола свой мобильный, вышел из кабинета и отправился перекусить. Обычно я обедал в недорогом ресторанчике напротив нашей конторы, каждый раз, делая один и тот же немудрёный заказ: омлет или жареный рис с креветками и бутылочку пива.

Но сегодня решаю отойти подальше, чтобы никто не смог увидеть меня из окон офиса и позвать на разборки с очередным рассерженным клиентом. Ведь,чего доброго, они, устав дозваниваться, могут и сами заявиться в контору, чтобы самолично “покачать” права. А с русскими клиентами тайцы разбираться не очень любят и постоянно сбрасывают их мне. Поэтому, чем дальше я отойду, тем спокойнее смогу поесть.

Справедливо рассудив, что чем спокойнее поем, тем здоровее буду, я направляюсь в один очень занятный ресторанчик неподалёку. Название его переводится с тайского примерно, как – "Без рук". Посетителям этого ресторана не разрешается ничего делать руками. Они должны только сидеть за столом и принимать ртом пищу, которую подносят им специально обученные тайские девушки.

Обеды и ужины в этом ресторанчике превращались для гостей в своеобразный и очень занятный аттракцион. Нежные девичьи ручки, подносящие ко рту гостя маленькие кусочки еды, делают и без того вкусные лакомства ещё прекраснее. Однако, в этом ресторане нельзя дотрагиваться не только до пищи, но и до ласковых тайских фей. Ну, не маньяк же я какой-то, выдержу, не дотронусь. Хоть и возбуждает такая трапеза донельзя, однако переживу и это. И с удовольствием устрою себе маленький праздник посреди суровых будней!

Спустившись по лестнице на первый этаж, я замечаю на упаковочной площадке двоих клиентов, из тех, что появились только сегодня. Они не выглядят, как обычные "челноки", всегда потные, суетные, с неизменной банкой пива, сигаретой, калькулятором и поясной сумкой для денег.

Нет, эти двое явно не принадлежат к славному племени российских коробейников. Скорее, они больше походят на бандитов откуда-нибудь с Юга России или Северного Кавказа. Во всяком случае, их внешность и речевые обороты наводят именно на эту мысль. Однако товар свой ребята отправляют в Москву. Во всяком случае, именно так они мне сказали.

Этим утром, когда я только-только подкатил на такси к офису, они уже сидели на ступеньках, поджидая именно меня. Я привык, что все, в основном, клиенты из России, особенно новые, желали вначале обязательно поговорить со мной. Желание вполне понятное: каждому охота заручиться обещанием быстрой и недорогой доставки товара именно от земляка. Не стала исключением и эта пара.

Вот только груз у них не очень обычный: почти полтонны растворимого кофе. Как правило, такой лёгкий товар наши коробейеики предпочитали везти морем. Однако сегодняшние клиенты не желали расставаться с карго на такой долгий срок. Один из них, худощавый парень, стильно одетый, в модных очках, лет тридцати, видно в паре он был главным, без стука открыл дверь в мой кабинет и заявил:

– Командир, нам груз нужно отправить в Москву. Примерно полтонны растворимого кофе. Так быстро, как возможно.

Все мои попытки объяснить, что такой груз отправлять самолётом просто нерентабельно, натыкались на непреклонное желание коммерсанта получить свой товар в Москве не позже, чем через неделю, начиная с сегодняшнего дня.

– Нам не с руки морем товар кантовать два месяца. У нас контракт пролетает, можем на бабки попасть. Только самолётом.

Что ж, хозяин – барин. Хотят ребята платить деньги за воздух, пусть платят. Я не собираюсь отказываться от лишней полутонны груза. Только проверил бумаги на товар, выписанные изготовителем, и через интерком дал распоряжение Митричу начать упаковку и оформление груза, как только товар поступит на упаковочную площадку. Удовлетворённо хмыкнув, парень вышел из кабинета, забыв прикрыть за собой дверь. Определённо, хорошим манерам его не учили.

Как видно, груз должны были подвезти вот-вот. Митрич уже вызвал на площадку рабочих, молодых тайцев, которые, как и всегда, когда нечего было делать, лениво дремали в тени на тюках упаковочного материала.

Оба русских, присев неподалёку от них, посасывали холодное пиво прямо из бутылок. Даже одежда на них была не "челночная": прилично выглаженные брюки, свежие рубашки, начищенные туфли. Рядом с худощавым, стоял чёрный кожаный кейс. Второй же был типичным громилой со стриженным затылком и накачанными бицепсами.

Заметив, как я выхожу из офиса, парни поворачивают головы в мою сторону, перебрасываются между собой парой слов, и старший, обращаясь ко мне, произносит:

– Мы звонили на завод, груз должны подвезти в течение часа. Короче, нам сказали, что машина уже в пути.

– Главное, чтобы пришёл не слишком поздно, иначе мои рабочие могут не успеть. А оставаться на сверхурочные часы они не слишком любят.

– Командир, мы же с понятием! Забашляем за сверхурочные сверху, не стремайся, – встревает в разговор громила.

Ну, что же, раз с понятием, ладно, подождём. Наши грузчики готовы работать сутками, лишь бы им нормально платили. Я киваю в знак согласия и подхожу к конторке Митрича, где тот сидит среди груды сопроводительных документов.

– Митрич, закрывай пока свою конторку, пойдём перекусим. Надоело трезвон телефонный слушать, пусть хоть уши отдохнут. И у этих, – он кивнул головой на русскую пару, – груз не раньше, чем через час прибудет. Да если что, твои ребята пусть нас позовут.

– А мы что, сами не увидим? – резонно замечает Митрич.

– Нет, сегодня пойдём в "безрукий" ресторан, там спокойнее будет, да и прохладнее, чем тут, на жаре.

Митрич заметно оживляется и начинает складывать бумаги в ящик стола. Закрыв его на ключ, он выходит из-под навеса и что-то говорит по-тайски старшему упаковщиков. Тот согласно кивает головой и Митрич, предвкушая праздник, движется вслед за мной.

Митрич.

В этом ресторане я был лишь дважды: цены в нем "кусались". Это только название моей должности звучит внушительно: Старший Менеджер на российских направлениях. На самом деле – нечто среднее между обычным клерком и старшим надсмотрщиком со стороны Андрея. Моего друга и одного из совладельцев "Harper's Freight".

Почти все деньги, которые я зарабатывал здесь, уходили в Москву. Нужно было оплачивать лечение мамы, сердце которой сдавало всё сильнее и сильнее. Спасибо Андрею, что взял меня на эту работу. Без неё в Москве уже концы бы отдал.

По сути дела, я совершенно не имел ни одной гражданской специальности. То есть, конечно, умел делать все понемногу, однако, навыки мои были следствием скорее врождённой смекалки и приобретённого во время службы чувства ответственности за порученное дело. После увольнения из армии, где меня не научили ничему, кроме как самым разнообразным способам поражения противника, я вдруг понял, что напрочь вычеркнут из сегодняшней жизни.

Москва и москвичи тотально переменились, причём не все из моих прежних знакомых в лучшую сторону. Жизнь в столице била ключом и было непонятно только одно: где зарабатывать деньги на такую жизнь? Десятки ночных клубов, развлекательных центров, казино были забиты молодыми людьми неопределённого рода занятий.

Некоторые мои сослуживцы, из тех, что уволились раньше, подрабатывали в охранных структурах. Кто-то подался в бандиты. Мог бы и я пойти по их стопам, да только уже сам вид оружия, которое полагалось иметь и тем и другим, вызывал у меня чувство стойкого отвращения. Уж слишком много мне пришлось им попользоваться в Афгане.

Пока служил, все мои мечты были о вполне мирной специальности. Однако, когда вернулся, оказалось, что я лишний на этом празднике жизни. Газеты, пестревшие объявлениями о престижной работе для офицеров запаса, листочки с телефонами, наклеенные на любой свободный кусочек стены или столба, и сулившие от 300 до 1500 у.е. оказались чистой воды обманом.

Каждая интересная вакансия, которую я хотел получить, оказывалось, в конце концов, предложением вступить в очередную пирамиду. Не знаю, у кого как, но у меня с головой оказалось всё в порядке. И я ни в одну из предлагаемых авантюр не ввязался. Правда, в итоге, остался я всё же без работы. Хорошо – выручил Андрей, предложив вполне приличный оклад и работу здесь, в Таиланде.

Работа не пыльная: сиди, да наблюдай, как тайские рабочие груз российских челноков пакуют. Ну, конечно, оформление документов тоже на мне. И за всё про всё – 1200 зелёных тугриков в месяц. Где ещё такую работу найдёшь?

Гостиницу мне Андрей устроил за пятнадцать баксов в сутки. Может и не высший класс, зато с кондиционером в номере и с бассейном прямо под окнами. Так приятно после жаркого дня поплескаться в прохладной водице, да попить пивка под телевизор!

Каждые три месяца – домой, в Россию. Благо пролёт в оба конца бесплатный. Маму навещаю, лишние деньги ей отвожу. По тыще баксов – деньги не маленькие. Постепенно освоил тайский язык. Слов пятьдесят знаю, да мне и этого хватает. А если не хватает, по-английски объясняюсь. Так и живу.

– …А также бутылочку виски и побольше льда, – закончил заказывать Андрей.

Мы сидели в отдельном помещении, как, впрочем, и все остальные посетители ресторана, на мягких подушках диванов, опустив босые ноги под стол. Все гости ресторана, по тайской традиции, разувались перед входом в помещение, поэтому коридор, в который выходили двери кабинетов, был весь заставлен разнокалиберной обувью.

Рядом с нами восседали две прелестных девушки. Эти приглянулись нам больше всего, когда хозяин ресторана предложил выбрать себе спутниц для обеда. И выставил на обозрение целую стайку юных прелестниц. Не раздумывая долго, мы указали на двоих. Обеим лет по восемнадцать, миниатюрные, но очень ладненькие, хохотушки к тому же.

Первым делом, девушки представились. Одну из них звали Луна, вторая назвалась Жасмин. Угадав в Андрее главного, Жасмин осведомилась, кого из них он выберет, чтобы прислуживать ему за столом. Не в силах сделать выбор (обе девушки были одинаково хороши собой), он предложил им самим определиться.

– Нам не разрешено выбирать. Гость должен сделать это сам, – возразила Жасмин.

– Тогда ты садись рядом со мной, а Луна пусть прислуживает моему другу, – согласился Андрей.

Определившись с местами, девушки протёрли нам лица горячими мокрыми полотенцами, пахнущими лимоном, затем вымыли наши руки. Расстелили на коленях большие салфетки, чтобы, не дай Бог, не запачкать одежду во время трапезы и лишь затем осведомились у нас, кто и что желает выпить. Что и говорить: сервис здесь высокий.

– Тебе ведь сегодня в аэропорт всё равно не ехать, раз Слава самолёт не прислал, поэтому давай не будем ничего, кроме виски со льдом, – предложил Андрей, но тут же поправился: – впрочем, если хочешь, можешь заказать пива.

– Пивко я вечерком, под телевизор, попью. На таких красавиц пивом дышать не годится, – ухмыльнулся я. Давай уж виски.

Луна, услышав наше пожелание, принялась накладывать в стаканы лёд. Жасмин наливала золотистую жидкость на тихо потрескивающие кубики льда, пристально наблюдая за Андреем.

– Мне хватит, – остановил её Андрей, когда кусочки льда немного всплыли над дном.

– А мне ещё немного побольше, – ободряюще заметил ей я и подмигнул, когда и мне она налила столько же.

– Если будешь клеить мою девушку – уволю без выходного пособия. И маме твоей нажалуюсь, – шутливо погрозил пальцем Андрей.

Девушки рассмеялись, хоть и не поняли ничего из слов моего друга. Налив себе колы, стали накладывать в наши тарелки еду из разных блюд. В их желании угодить нам не угадывалось никакой фальши. Казалось, они получают искреннее удовольствие от этого процесса.

Ручки Луны ловко поддевали на ложку креветку, немножко жареного риса с тарелки, добавляли сверху немного соевого соуса и подносили их к моему рту. От такой заботы я чувствовал себя восточным падишахом. Пища и без того была вкусной, а уж получать её из таких нежных ручек и вовсе было в удовольствие.

Маленькая ножка моей соседки то и дело касалась под столом моей ноги. Я знал об этой маленькой хитрости. Ресторан назывался "Без рук", но про ноги ни в названии, ни в правилах ничего не говорилось.

А мимолётные касания ноги сидевшей рядом нимфы распаляли неосознанные желания у большей части мужчин, посещавших этот ресторан, заставляя их становиться всё более и более расточительными. В сущности, для девушек это была обычная работа: заставить клиента раскошелиться. Я всё это понимал, тем не менее, их ухаживания были невыносимо приятны.

Сдвижная перегородка, служившая дверью в наш кабинет, отъехала в сторону, но вместо официантки, принесшей следующее блюдо, в отверстие просунулась голова рабочего-упаковщика:

– Мистер Митрич, пришёл грузовик с карго для тех, русских. Ждут команды начинать разгрузку.

– Хорошо, я сейчас подойду для оформления.

Таец скрылся за перегородкой, а я, дожёвывая креветку, повернулся к Андрею:

– Нет, Андрей, не пойму я никак: что этим за прибыль будет, если они свой товар самолётом отправят? Они же знают, что платить с растаможкой по три с лишним бакса за кило будут. Так ещё и товар их лёгкий. В стандартный короб с трудом сорок килограмм впихнём. Максимум – пятьдесят. А стандартное место, ты же знаешь, не мне тебя учить, должно весить семьдесят. Значит, ещё за двадцать, а то и за тридцать кил они доплачивать будут. Какая же тут прибыль? Одни убытки у них получатся. А на тупых, вроде, не похожи. Я уже пробовал им объяснить, да они и слушать не хотят про отправку морем.

Больше говорить я не смог, потому что Луна, обтерев моё вспотевшее лицо мокрой салфеткой, подносила мне новую порцию креветок.

– Нам, Митрич, до их проблем дел быть не должно: хочет клиент деньги на ветер выбрасывать – пусть, его дело. Я и сам говорил с ними о морской перевозке, но у них, видно, свои расклады. Нам главное, чтобы Слава самолёт скорее отправил. Сколько у нас застрявшего груза?

– Нашего двадцать восемь тонн с хвостиком, от "Бо-бей Карго" приняли четыре с половиной тонны, да Эппл отгрузила нам почти семь тонн. С сегодняшними клиентами как раз на самолёт наберётся. Впрочем, я сейчас пойду гляну, как ребята пакуют и, заодно, загляну в бумаги. Скажу точно, когда вернусь.

Я взглядом указал Луне на стакан и она тотчас поднесла мне виски. Отпив глоточек, я стал выбираться из-за стола, что обеспокоило девушку:

– Мистер уже уходит? Ему не понравилось?

– Конечно понравилось. Да и куда я денусь от такой красавицы? – хохотнул я, оглядев её более чем пристально, приводя этим девушку в некоторое смущение. – Не беспокойся, скоро вернусь.

Грузовик с красочной картинкой и надписью "United Brothers" на боках стоял у самого пакгауза. Задний борт был закрыт и опломбирован. Странно. Обычно машины с фабрик развозят товар без подобных предосторожностей. Двое китайцев стояли у кабины. Оба поражали воображение своими размерами и внешним видом. Они были молоды, коротко острижены, мускулы под их майками так и играли. Если я и видел раньше подобные экземпляры, так только в китайских боевиках, которых тут насмотрелся по телеку.

Когда я подошёл к своей конторке, один из них что-то крикнул моим рабочим. Что уж он им сказал, не знаю, только мои тайцы повскакивали со своих лежанок и двинулись к грузовику. И это тоже было странно. Обычно я несколько раз должен прикрикнуть на рабочих, прежде чем те лениво встанут и отправятся на разгрузку. Клиенты подошли к заднему борту, проверили и срезали пломбы. И тотчас же на площадке закипела работа. Вскоре рабочие почти освободили пришедший грузовик от коробок с кофе и теперь прикидывали, как впихнуть в упаковочные короба побольше товара. Даже они понимали, что русским клиентам предстоит оплачивать солидный недовес.

Непонятки начались после того, как первый короб был обклеен со всех сторон скотчем и поставлен на весы. К моему удивлению, вес короба был чуть побольше шестидесяти кил. Как будто там лежал вполне стандартный товар, а никак не лёгкие банки с растворимым кофе. Что-то не сходилось. На всякий случай я решил проследить, сколько упаковок с кофе мои тайцы смогут уместить в один короб. Когда со вторым коробом было покончено, я понял, что с грузом у этих двоих русских действительно что-то не так.

В короб вместилось двенадцать упаковок с кофе. Судя по маркировке на коробках – по дюжине банок в каждой. Значит, сто сорок четыре банки. По двести пятьдесят граммов, это будет тридцать шесть кил. Плюс вес упаковок: пусть ещё три кило. Плюс вес упаковочного короба: шесть килограммов, итого, ни много ни мало – сорок восемь килограммов брутто. А мы имеем шестьдесят три. Пятнадцать кил лишних. Но – чего???

На всякий случай снова просмотрел их отгрузочные документы. Фирма-изготовитель, вес товара, дата изготовления, количество упаковок – всё было на месте. Даже номер грузовика, когда тот получал груз на заводе, был проставлен. И всё-таки, каждая банка с кофе, как показывали наши весы, оказывалась тяжелее стандарта граммов примерно на сто с небольшим.

Решив не показывать клиентам, что несоответствие наименования товара и его веса меня тревожит, я решил пойти на небольшую хитрость. Подойдя к парочке, по-прежнему сидящей чуть поодаль и наблюдающей за упаковкой, я обратился к старшему:

– Мои ребята тут посчитали, выходит, что когда упакуем предпоследний короб, останется шесть упаковок лишних. Ни туда, ни сюда. Если паковать их в отдельный короб, придётся примерно за тридцать кил доплачивать до стандартного веса. Больше, чем на сто баксов раскошелитесь. Что, если мы упаковки с кофе распатроним и отдельные банки по две, по три будем дополнительно добавлять в каждый короб?

– Тебя здесь паковать карго поставили, или товар у клиентов вскрывать? – Старший недобро глянул на меня снизу вверх и добавил: – Не твоё дело чужие бабки считать. Мы уж как-нибудь сами с ними разберёмся.

– Хозяин – барин. Хотите за воздух платить – платите. Только и к нам тогда претензий никаких, что не предупредили.

Полгода работы с российскими челноками приучили меня к терпению. Попадались такие экземпляры, что и завернул бы их в другую фирму, да законы развитого капитализма не позволяют. Конкуренция, понимаешь. Поэтому, не ответив на явную грубость, я повернулся, и пошёл обратно к своей конторке. Ладно, спорить я с ними не стану, однако обязательно скажу о непонятках Андрею. А пока пусть мои ребята заканчивают.

Когда последний короб, вдвое меньше остальных, был запакован, взвешен и промаркирован, я пригласил клиентов для окончательного расчёта. Парни подошли, проверили правильность заполнения документов, количество мест и вес груза. Они уже заплатили деньги и собирались уходить, когда я совершил непростительную ошибку:

– В конце концов, не так уж много вам пришлось переплатить. Я думал недовес по каждой коробке будет большой, а оно вон как обернулось: почти все короба стандартного веса. Даже странно. Ну, ладно, пока. Пойду я обед заканчивать.

Парней, при моих словах о недовесе, как будто передёрнуло. Видно и в самом деле с грузом было что-то не так. Нет, определённо скажу Андрею. Да побыстрее, пока не пришла за грузом фура из аэропорта. Потому что там вскрывать подозрительный груз будет довольно накладно. Да и против правил это.

Заперев деньги в ящик конторки, я прихватил с собой пачку накладных и направился к выходу. Хозяева груза ещё не покинули территорию упаковочной площадки и стояли чуть в сторонке, негромко переговариваясь. Проходя мимо них, я кивнул головой, прощаясь и двинулся в сторону ресторана.

Хоть и по делу отлучался, но всё же почти час отсутствовал. Интересно, расправились они уже со всей вкуснятиной, или оставили для меня хоть немного? Ну, по крайней мере виски и фрукты наверняка ещё есть. А если и нет, Андрей закажет ещё. Я начал подниматься по ступенькам, ведущим ко входу в ресторан и уже предвкушал вкус холодного виски во рту, как был остановлен голосом младшего из клиентов:

– Эй, братан, погоди, дело есть!

– Забыли чего? – спросил я, поворачиваясь к нему лицом.

А дальше я уже ничего не видел и не слышал. Была только дикая боль внизу живота, и вдруг навалившаяся слабость. Может быть, я ударился, когда падал, но этого уже не почувствовал…

Чебак

Короче, не хило мы с Гогой устроились. Отель крутой, пятизвёздочный, жратва вкусная, горничные красивые, хоть и косоглазые, тёлки, когда приспичит. Нет, конечно, тёлки в обслуживание не входили. Это нам дружбаны наши устроили. Они в кабаке русском тусуются и крышу держат. “Тройка” называется. Там мы их с Гогой и повстречали, когда домашней жрачки захотелось. Здешняя мне что-то не катит: острая больно.

Приняла нас местная братва, как родных. И хотя они почти все здесь из Владика, общий язык с ними мы нашли очень быстро. Уважуху проявили, накрыли нам поляну, тёлок своих позвали. Тёлки тоже владивостокские. Здесь на заработках. А братва их крышует.

Когда поняли местные, что мы им не конкуренты, ваще лафа настала. Но это Гогина заслуга. Он им такой пурги намёл, фуцаны потащились. Гога это умеет. Языком, в смысле, метелить. Не то, что я. Да мне это и не надо. У меня другая задача: хвосты отсекать, да концы подчищать.

Ну, а здесь первые два дня были сплошные каникулы. Гога с утра до вечера пропадал где-то по делам Степаныча и Вахтанга, а я в это время оттягивался в отеле с Маринкой из “Тройки”. Грамотная девка. Всё может! Так и торчал бы с ней сутками, да на третий день с утра Гога велел собираться.

Товар для Степаныча уже был готов, теперь наша задача была – проследить за его паковкой и сдачей на карго. Жалко, продавцы быстро управились. Теперь товар сдадим, и – прощай Бангкок! И Маринка тоже.

Склад ихний, ну, карго, в смысле, находился на Rama 4 road. Так Гога сказал водиле. Только рама не оконная. Так короля ихнего звали. Это Гога мне объяснил. Он ваще много чего знает. И умеет. За это Степаныч его и держит на жирной пайке.

Вот и в Таиланд его послал: Знал: Гога не подведёт. Всё сделает, как велел Степаныч. А уж Степаныч тем более голова. Такое дело придумал! Это ж по скольку кусков нам с Гогой отломится, когда всё провернём? Похоже – хренова туча бабок!

С Гогой у нас с самого детства всё поровну, всё общее. Сначала игрушки, потом велик и мопед. Даже сейчас всё поровну, когда серьёзные дела пошли. Кроме баб и хаты, конечно. Я бы и баб мог с ним делить, да он этого больно не любит. Это он с детства такой разборчивый. Никогда не мог со мной одно мороженное на двоих есть. Покупали или два, или, если бабок не хватало, я в одиночку своё эскимо облизывал.

Только вот задачи у нас разные, хотя одно дело делаем. Гога больше башкой думает (котелок у него варит – будь здоров), а я руками-ногами машу. Но это поначалу только часто случалось, когда место себе в городе расчищали. Как Гога говорил, нишу свою завоёвывали. Место под солнцем. Постепенно бойцов набрали неплохих, которые дело своё знают. До денег, а значит, и до работы жадные. Теперь Гога своей мозгой кумекает, а я ребятишек наших в узде держу. Чтобы не борзели, значит.

Половина Краснодара почти под нами ходит. Товар в город только через нас и поступает. И только через нас продаётся. Если не, ровён час, кто свою музыку играть решит, мои ребятишки моментом порядок среди барыг наведут и бошки посвинчивают.

Товар к нам всегда раньше от Вахтанга приходил. А к тому от Степаныча. А в этот раз они сами нас за ним отправили. Гога ходил, как именинник. Ещё бы: за работу на Степаныча пять процентов товара нам на халяву причитается! Работы-то, тьфу! И не работа вовсе, а экскурсия какая-то. А денег впереди – лом!

Правда, сдаётся мне, кто-то за нами здесь приглядывает. Может, и сам Вахтанг? Гога, конечно, с ним каждый день созванивается, да только звонит-то он ему на мобильник. А где тот мобильник сейчас: в Москве, Сочи или здесь, в Бангкоке, кто ж его знает?

Куда это водила свернул? Никак приехали? Действительно, вон карго чьё-то уже запакованное стоит. Ну, теперь Гоге карты в руки. Всё, что касается бумажек, да документов всяких, это он на себя берёт.

Вот и сейчас отправился говорить с тем русским фраером, что тут командует, а меня пока за пивком послал. Жара тут такая обалденная всё время стоит: что днём, что ночью. Прямо с утра наваливается, и давит так, что только пивком и спасаемся.

Я, ваще, ещё пацаном был, а к тому, чтоб пивка попить уже большое уважение имел. Постоянно в карманах вяленого чебачка, либо тараньку к пиву носил. Ребята постарше об этом знали и частенько просили у меня рыбки вяленой. За это и погоняло своё получил от них.

Так и сидели мы с Гогой, потягивая ледяное пивко, поджидая груз. Его должны были доставить вот-вот, во всяком случае, Гога так сказал. Он висел на мобиле с самого утра, разговоры у него были то с Москвой, то со здешними продавцами. А я заливал внутрь пивко и потихоньку мечтал:

"Лексус" себе куплю обязательно. Серебристый. Со всеми наворотами, чтобы круче тачки ни у кого не было. Фазенду новую поставлю. А то братва уже смеётся, что в двухэтажной, как последний цыган, живу. Прудик выкопаю, карасиков пущу. Потом, когда подрастут, ловить их стану. Фонтан ещё, с бабой посредине… А что, бабок хватит. Такую я себе красивую картинку нарисовал, что аж расстроился, когда товар наш прибыл.

Косоглазые забегали, коробки с грузовика снимают и тут же аккуратно складывают. Сначала хотели в свой пакгауз заносить, да Гога им не позволил. Сказал, что пусть пакуют прямо здесь. И правильно: хер их знает, а ну, как кто в упаковки полезет?

Старшим у них ещё один фраерок русский. Присматривает, как его команда работает. Все шло нормально, пока первый запакованный короб с товаром на весы не поставили. У фраерка того рожа рязанская, всё на ней написано. Как глянул он на весы, сразу по нему видно стало: удивился. После того, как второй короб на весы поставили – задумался. В наши бумаги полез. Что уж он там вычитал, не знаю, только приканал к нам с Гогой и гонит, мол, лучше фабричные упаковки ломать, чтоб товар наш плотнее в короба ложился.

Ну,Гога-то, ясный перец, кислород ему перекрыл моментом. Он на такие вещи мастер! Я ещё и понять-то толком ничего не сумел, что тот фуцан гонит, а Гога уже ответил. Да как! Фраерок тот обратно за свою конторку вмиг слинял.

После этого Гога занервничал маленько: дело-то не шутейное, а ну, как сорвётся? Но виду не подаёт. Всё так же из бутылки потягивает. Меня ещё за новой парой пива погнал. Когда я свежее пиво принёс, косоглазые как раз паковать закончили. Ещё раз товар перевесили, короба понадписали, короче, пошли мы с Гогой бабки за карго башлять.

Почти два косаря забашляли. Фраерок тот бабки пересчитал, в ящик конторки сунул и ключиком щёлкнул. А замочек-то у того ящика, тьфу! Аж смех берёт. Я чихну только, а он уже откроется. Совсем почтения к лавэ у них тут не заметно. Только я подумал, как половчей тот ящичек ополовинить, как фраерок заявляет:

– В конце концов, – говорит, – не так уж много вам пришлось переплатить. Я думал недовес по каждой коробке будет, а оно вон как обернулось: почти все короба стандартного веса. Даже странно. Ну, ладно, пока. Пойду я обед заканчивать.

– Нас с Гогой будто током ударило. Ни хера себе, неужели догадался? Не дай Бог, звон подымет. Это ж кранты! Нам тогда от Степаныча самим под асфальт придётся закапываться, как в мультике про этих, ну, как их там, про Тома и Джерри, ага.

А фраерок тот собирает со стола все бумаги, поднимается и идёт на выход. А кто ж на обед с накладными ходит? Гога сразу всё скумекал, в спину меня тырчет и в ухо шипит:

– Он теперь по любому жить не должен, падла. Иди за ним, да разберись по быстрому. Только смотри, чисто сделай! Если шум поднимется, делай ноги отсюда подальше да побыстрее. Потом тачку поймай и в гостиницу. Водиле скажешь, что в Ридженси отель. А если тихо сделаешь, сюда возвращайся.

Ну, меня-то ведь два раза просить об этом не надо. Я и сам понятие какое-никакое имею. Потопал я за тем фраерком бдительным по пустой улочке. Жара такая, даже косоглазые все попрятались, никого не видать. Очень расклад такой мне понравился. Догнал я его, когда он уже намылился в кабак какой-то завернуть. Там закуток такой удобный есть, в нём я его и достал.

– Эй, братан, – говорю, – погоди, дело есть!

– Забыли чего? – спросил он, поворачиваясь ко мне лицом.

Тут я его и уделал чисто ножичком. Хорошо по кишкам проехал! От такой дырки, что я в нём пробуравил, жмурам очень больно бывает. Зато наверняка. Рот ему ладошкой прикрыл, чтобы не мычал громко. Фраерок после моего удара так по стене вниз и съехал.

Я же, ясный перец, не садист какой. Не люблю, когда жмуры мои мучаются перед смертью. Обычно бью по горлу и все дела. Но в этот раз побоялся кровью запачкаться. Всё же не у себя дома.

Никто вокруг и не засёк, как ещё одна живая душа отлетела. Ножичек я бросил рядом, а сам назад, к Гоге намылился. Тот, как и раньше, сидел с бутылкой пива, вроде ничего и не произошло. Косоглазые упаковщики всё так же лежали на тюках с товарами и лениво о чём-то базар вели. Гога, когда я подрулил, глянул на меня снизу вверх, с прищуром, и тихо спросил:

– Ну что, всё чисто сделал?

– Чище не бывает, – ответил я и потянулся к своей бутылке пива.

И надо же, с той стороны, где фраерок лежать остался, вдруг бабский крик пошёл. Ох, и голосила же она, мама моя родная! Орала так, что помалу косоглазые из своих домишек на солнцепёк полезли. Ну, чисто тараканы! И сразу базар пошёл по всей улице. Ни Гога, ни я, тем более, в ихнем базаре не фурычим, но я-то знал, о чём баба горюет: сто пудов наткнулась на того фраерка с распоротым брюхом.

Упаковщики косоглазые соскочили со своих лежанок и тоже повалили подыбать в ту сторону, где баба разрывалась. Мы с Гогой поставили свои бутылки и, не торопясь, двинулись в ту же сторону. У входа в кабак уже народу подвалило. Охранник ресторана стоял снаружи, всё толпу оттеснить пытался. Странные люди: что, жмуров никогда не видели?

Из дверей ресторана выбежал босиком русский фраер. Начальник того, что лежал сейчас у входа. Вернее – бывший уже начальник. Подбежал к тому фраерку, что лежал, наклонился. И тут я увидел, что фраерок-то тот дышит! Ни хера себе, живучий падла! А русский наклонился к нему, что-то сказал и фраерок открыл глаза.

Со своего места мы с Гогой, ясный пень, не могли услышать, что именно фраерок сказал своему начальнику, но что сказал что-то – факт! И этот факт очень не понравился Гоге. Он поглядел на меня внимательно, будто видел впервые, потом, нехорошо улыбнувшись, тихо спросил:

– Так, говоришь, всё чисто сработал?

– Гога, бляха муха, да кто же знал, что этот падла такой живучий?

– Блин, теперь придётся ещё с одним разбираться. А как? Вон, уже полиция приехала.

И верно: к ресторану подкатили два мотоциклиста в полицейской форме и почти сразу же после них машина с сиреной и мигалкой на крыше. Двери с обеих сторон машины открылись и из них стали выскакивать какие-то косоглазые в штатском. Полицейские в форме моментом толпу оттеснили, образовав кольцо, а штатские прошли в центр, где возле жмура ползал русский, собирая измазанные кровью бумаги.

Гога уже набрал номер Вахтанга и вовсю меня закладывал. Ответ ему, видно, не понравился. Морда у него и так длинная, а тут вытянулась ещё больше. Закончив разговор, повернулся ко мне и сказал:

– Ну, чистодел ты мой недоделанный, может, ещё и вывернемся. Будет это нам стоить половины нашей доли. Вахтанг велел нам срочно линять в Москву. А этим штемпом займутся местные. Нам его теперь не достать. Так что сейчас в гостиницу и сразу в аэропорт. Глядишь, на повяжут, успеем ноги сделать.

Обидно, блин. Я-то ведь на сегодняшний вечер стрелку Маринке забил. Думал перед отъездом отметиться. Всё-таки тёлка клёвая! Теперь, ясный пень, не получится. И ещё ножик жалко. Уж больно ухватистая ручка у него. Так в руку и просился. Ну, ничего. Придётся новый купить…

Русаков

Когда Митрич скрылся за перегородкой, внимание обеих девушек переключается на мою персону. Теперь они работют возле меня в четыре руки. То одна, то другая из них подносит к моему рту кусочки рыбы, креветок, рассыпчатый душистый рис. Не успевая толком проглатывать еду, я делаю умоляющее лицо, и скрещиваю руки на груди, давая таким образом понять, что прошу хоть маленькую передышку.

Тотчас Жасмин, сказав что-то по тайски Луне, подносит мне стакан с напитком. Как только я делаю глоток, у лица оказывается зажжённая сигарета, поднесённая предусмотрительно Луной. Сделав затяжку, я откидываюсь на диванные подушки и прикрываю глаза. Девушки сидят молча, ожидая, когда я сделаю знак продолжить.

…Вообще-то, грузовые "Илы", используемые нами на линии Москва – Бангкок – Москва могли принять на борт не более двадцати восьми тонн груза. Но это – по инструкции. На самом же деле, пилоты, получающие за лояльность наличными, закрывали глаза на перегруз самолёта тонн на десять – пятнадцать больше. По документам же груза проходило именно столько, сколько и было положено.

И московские таможенники тоже закрывали глаза на несоответствие документальных цифр и истинного количества груза, что позволяло "СаВЛу" получать солидную прибыль.

Этим Слава убивал сразу двух зайцев: и пилотам своим позволял заработать прилично на каждом рейсе, и карго можно было отправлять через нас гораздо дешевле, чем через наших конкурентов.

Уже не раз и не два те пытались разговаривать на эту тему с нами здесь, в Бангкоке, и со Славой в Москве. Пытались принудить к повышению цены за услуги, но пока нашему тандему удавалось успешно держать оборону. Правда сейчас, похоже, ситуация обострилась до предела, раз дело дошло до таких проверок. Ну, ничего, пробьёмся и в этот раз. Конечно, потеряем десяток разовых клиентов, зато остальные, постоянные, всё равно останутся с нами. Уж больно наши цены на перевозку и растаможку для них привлекательные.

Мой тайский компаньон Касем также был не очень доволен таким развитием событий. Задержки с отправлением грузов случались и раньше, но не более, чем на день-два. Но ничего, потерпит Касем. Всё же денег-то он с российского направления прилично имеет. Ведь когда я ещё год назад предложил ему вполне приличные деньги за половинную долю в предприятии, компания "Harper's Freight" хотя и не терпела убытков, однако и прибыли особой не имела.

С моим появлением дела у фирмы пошли на лад. Клиентов с каждым днём становилось всё больше, Касем открыл ещё два пункта по приёмке карго недалеко от Бо-бей Маркет, самого известного оптового рынка Бангкока. Именно там русские "челноки" в основном закупали трикотаж, джинсы, сумки, обувь и другой ширпотреб.

Сейчас мы уже могли позволить себе по четыре рейса в неделю. Если дело пойдёт и дальше так же успешно, я, пожалуй, вообще Митрича на своё место посажу. Парень он надёжный, пусть порулит сам немного. Да и деньги ему нужны сейчас. У него мама болеет. А я в Паттайю отдыхать намылюсь. Заслужил. Всё же почти целый год без передыху дело на ноги ставил!

Внезапно отчаянный женский крик прерывает мои размышления. Женщина кричит где-то рядом. Немного погодя к её крику присоединяются громкие голоса, говорящие по-тайски. По коридору мимо нашего кабинета затопали торопливые шаги. Поравнялись с кабинетом, затем, пробежав ещё немного, вернулись назад и перегородка, отделяющая наш кабинет от коридора съехала в сторону.

– Мистер, – обращается ко мне испуганный хозяин ресторана, – там ваш друг, ваш друг…

Больше он ничего не говорит. Видимо, и эти-то слова он произносит через силу. Глаза его широко раскрыты, в них плещется страх. Я мгновенно соображаю, что с Митричем что-то случилось. Выскочив из-за стола, я, позабыв про оставленную при входе в кабинет обувь, кидаюсь туда, откуда доносится возбуждённый гомон голосов и женский плач.

Прямо у выхода из ресторана небольшая толпа. Мужчины, женщины, дети. И все они глядят куда-то вниз, себе под ноги. Растолкав чужие спины, я пробиваюсь в центр, и сразу же замечаю его.

Митрич лежит на спине, неестественно подвернув ногу. Правая рука его всё ещё продолжает сжимать пачку накладных на груз, левая прижата к животу, где-то в районе паха. Рядом натекает, багровея, огромная лужа. Я не сразу соображаю даже, что это кровь. Глаза у Митрича открыты, из угла рта через подбородок стекает на тёмную рубашку тоненькая струйка крови. Дыхание хриплое и прерывистое.

Ничего ещё не соображая, я бросаюсь к нему, опускаюсь рядом на колени и пытаюсь приподнять друга за плечи. Митрич с трудом держит голову и силится что-то сказать. Видно было, что это стоит ему неимоверных усилий. Наконец, собрав силы, он еле слышно, с хрипом, произносит:

– Это они… Ма-ме… Помоги маме, друг… Шесть…

В горле у Митрича что-то булькает еще громче и кровь уже не струйкой, но тонким ручейком, пузырясь, струится по подбородку. Собрав последние силы, он смотрит на меня уже мутнеющим взглядом, сглатывает кровь и заканчивает:

– …десят шесть.

Голова его запрокидывается назад, и он сразу как-то обмякает. Только после этого я замечаю, что моя правая рука ощущает на рубашке друга что-то липкое. Глянув вниз, я осознаю, что своими коленями стою в луже крови, которая натекла из раны в его животе. И ещё неподалёку я вижу нож.

Раздаются звуки полицейской сирены и к рестораному входу подкатывают два мотоцикла с патрульными полицейскими. Через некоторое время появляется неприметная машина с несколькими тайцами в штатском. Полицейские теснят толпу любопытствующих, а те, что в штатском, перекинувшись парой слов с хозяином ресторана, стоящиим среди зевак, подходят ко мне. Один из них наклоняется и негромко произносит:

–Мистер, похоже, ваш друг скончался. Пожалуйста, мистер, встаньте с колен и отойдите в сторону.

Я всё ещё продолжаю стоять на коленях, удерживая в руках тело друга, и никак не могу осознать произошедшего. Ведь только что мы сидели с ним рядом в этом чудесном ресторанчике, смешливые девочки кормили нас с рук. И вот, он лежит, уже непохожий на себя, с открытым ртом, в луже собственной крови.

Как глупо: за целый год нашей совместной службы в Афгане Митрич выходил невредимым из десятка крутых переделок, его ни разу ни то что не ранило, но даже и не зацепило. Пули, казалось, обходили его стороной, кроша всё живое слева и справа от него. А здесь, в совершенно мирном городе, где только и делать, что веселиться, нашёл он свою смерть. Глупо, ах, как глупо! И главное – за что? Что же это за сволочь, что вонзила нож ему в живот?

Подъезжают ещё две машины, из которых выходит парочка тайцев с чемоданчиками и следом еще один, обвешанный фотоаппаратами. По всей видимости – эксперты. Патрульные полицейские, прибывшие на место трагедии первыми, отдают всем приехавшим честь и ещё усерднее принимаются оттеснять уже достаточно солидную толпу зевак.

Полицейский, натянув латексные перчатки, поддерживает голову и плечи Митрича, в то время, когда второй помогает мне подняться. Брюки и рубашка оказались перемазаны кровью погибшего друга. Руки, тоже липкие от крови, чуть подрагивают.

Жасмин и Луна, стоявшие чуть в стороне от толпы, горько рыдают, обнявшись. Хозяин ресторана подает мне оставленные в спешке мокасины и протягивает влажное полотенце. Однако, я не сразу соображаю – зачем Подбегает один из рабочих-упаковщиков и принимается стирать кровь с моих рук и одежды. Полицейские, оттеснив толпу зевак ещё подальше, по рации вызывают дополнительныых специалистов.

Я стою, словно оглушённый, почти ничего не замечая вокруг, и только два вопроса крутятся в моей голове. Первый – за что? И второй – что имел в виду Митрич, когда, уже теряя последние силы, прохрипел: "шестьдесят шесть"?

Капитан Чонсак.

Вызов поступил, когда мы стояли в очередной пробке неподалёку от универмага “Central”. Дежурный оператор сообщил, что возле дискотеки “Galaxy” произошло убийство иностранца. Происшествия с иностранными гражданами в нашей стране, имеющей немалые доходы от туризма, вообще считаются чрезвычайными происшествиями. А уж убийство – тем более.

Иностранцы для нас, как священные коровы для индусов. Конечно, пока они не преступают закон. А таких, среди приезжих, поверьте, бывает очень и очень немного. Понятное дело, что даже среди тайцев, которые не очень в ладах с законом, любой иностранец как бы защищён особым иммунитетом. Правда, до тех пор, пока в его кармане шуршат деньги и он готов платить за услуги.

Но даже если денег в кармане у фаранга нет, это ещё не повод, чтобы его убивать. Значит, должна иметь место очень серьёзная причина для убийства. Либо, само убийство – есть следствие внутренней разборки между самими приезжими. Что ж, приедем – определимся.

Патрульные полицейские как раз освобождали место происшествия, когда мы подъехали к “Galaxy”. Основная толпа стояла чуть поодаль, у ресторана. Я хорошо знал это место: не один вечер провёл я здесь с друзьями, когда ещё не был женат и мог позволить себе подобные шалости. Убитый фаранг лежал как раз неподалёку от входа в ресторан.

Рядом с ним, придерживая убитого за голову покачиваясь, словно зомби, сидел ещё один фаранг. Меня порязил вид его босых ног, ступни которых были красными от крови. Его одежда тоже была перепачкана кровью убитого, а может быть чьей-то ещё. Взгляд сидящего не фокусировался ни на одной точке и был направлен просто в пространство. Хозяин ресторана, стоявший среди остальных зрителей, отрицательно покачал головой, заметив мой вопросительный взгляд.

– Это его друг, – добавил он, после небольшой паузы.

Подъехала машина с экспертами и фотографом. Тот сразу же защёлкал фотоаппаратом, снимая общие планы места происшествия в разных ракурсах. Я подошёл к фарангу, которому какой-то паренёк уже помогал приводить одежду в порядок и пригласил его пройти к нашей машине. Туда, где не суетились эксперты, окружившие тело, где не слепила глаза вспышка полицейского-фотографа, делающего снимки распростёртого у входа тела. Он натянул мокасины прямо на перепачканные кровью ступни и пошёл за мной.

– Как я понимаю, вы хорошо знали погибшего? – спросил я у него, но поскольку тот продолжал молчать, добавил: – Извините, забыл представиться: я следователь криминальной полиции. Капитан Чонсак. Примите мои соболезнования. Итак, вы не ответили на мой вопрос: – вы знали погибшего?

– Да, он был моим другом.

– Гражданином какой страны являлся погибший?

– Погибший был гражданином России.

– Вы уже известили вашего консула или предпочитаете, чтобы это сделали мы?

Я вопросительно глянул на фаранга. Собственно, мы и без его согласия обязаны проинформировать дежурного российского посольства. Сведения о любом преступлении, совершённом в Таиладе, если оно касалось граждан другой страны, мгновенно доходило до соответствующей консульской службы. Это непреложный закон.

Но, поскольку надвигался вечер, российский консул наверняка уже покинул службу и давно сидит дома с женой. Можно позвонить ему завтра с утра. Дело уже не спешное. Если только у этого русского нет иных намерений. А у него их, по всей видимости, нет: будто окаменел весь.

Подошёл напарник, уже успевший опросить очевидцев. Собственно, прямых свидетелей убийства, по его словам, не было. Женщина, первой наткнувшаяся на распростёртое окровавленное тело у входа в ресторан, никого рядом не заметила.

У русского было железное алиби. Последние два часа он постоянно находился в компании двух девушек, обслуживающих клиентов ресторана. Убитый тоже находился в этой компании, но примерно за час до смерти вышел, по их словам, куда-то по делам, пообещав скоро вернуться.

С убитого не сняли часы, небольшой суммы денег в кармане тоже не тронули. Судя по характеру ранения, приведшего к смертельному исходу, убитый не опасался своего убийцы. Он не защищался, не звал на помощь. Скорее всего, ножом его ударили неожиданно.

Нож, как орудие убийства, тоже ничего не прояснял. Обычная сувенирная поделка с надписью "NATO MILITARY" на ручке и выкидным лезвием. Тысячи таких ножей лежат на лотках уличных коробейников по цене четыре доллара за штуку. Найти того, кто его продал – нереально.

По всему, похоже, – преступление как-то связано с внутренними разборками русских. Тайцам убийство фаранга ни к чему. Вор мог бы просто стащить деньги. Если бы убитый поймал его за руку, и завязалась бы драка, тогда был бы какой-то шум. Но никакого шума до этого тоже никто не слышал.

Получалось, что нужно раскручивать русского: авось что-нибудь и прояснится. Но не сегодня. Русский сейчас в ступоре и вряд ли сможет пролить свет на это преступление. Лучше побеседовать с ним завтра.

– Я думаю, на сегодня мы закончим и лучше побеседуем с вами потом, когда вы будете в норме. А пока не могли бы вы показать мне свои документы?

– Паспорт лежит в моём кабинете в офисе "Harper's Freight", совладельцем которой я являюсь. Это недалеко, на углу, у дороги Рамы Четвёртого.

Я хорошо знал, где находится компания, которую назвал русский. Её рекламный щит, укреплённый прямо у дороги был виден всем автомобилистам, проезжающим по двухэтажному хайвэю.

– Тогда не откажите в любезности, и сходите, пожалуйста, за ним.

Русаков.

Задав мне несколько ничего не значащих вопросов, полицейский просит меня предъявить ему мой паспорт. Приходится идти за ним в офис в сопровождении одного из патрульных. Может быть потому, чтобы у меня не появилось соблазна сбежать? Глупо.

Когда я возвращаюсь назад с документами, к месту трагедии подъезжает ещё одна машина. На ней тело погибшего предстоит отвезти в морг. Я передаю свой паспорт капитану и подхожу к ресторанному входу, где два санитара уже запаковывают тело Митрича в чёрный, пластиковый мешок.

Остановив их жестом руки, я в последний раз вглядываюсь в лицо друга. Вот теперь, когда с него будто смыли всю мимику, оно стало удивительным образом походить на лицо его старенькой мамы, Евдокии Романовны. А как сообщить ей о смерти сына? Как посмотреть ей в глаза? Хотя я никак не мог защитить друга от смерти, но всё же считал себя косвенным виновником его гибели. Ведь именно я пригласил Митрича поработать в нашей компании после того, как выкупил половину её акций.

Перед глазами всплывает картина прощания у Митрича дома. Вот он, радостный и возбуждённый перспективой долгого путешествия и приличного заработка, изо всех сил успокаивает маму: ведь не на фронт я еду. Вот Евдокия Романовна, воспользовавшись тем, что сын занят у зеркала с галстуком, тайком суёт в портфель ещё один десяток пирожков, от которых так пытался отбиться Митрич. И, поймав мой взгляд, поняв, что её тайные ухищрения не остались незамеченными, почти беззвучно шепчет в который уже раз: – Ты уж присматривай там за ним, Андрюша.

Вот я и присмотрел. Пока сидел в компании двух тайских красоток, в двадцати метрах от меня убивали моего друга. И теперь не с фронта, не откуда-нибудь из горячей точки, нет, из развесёлого и беззаботного Таиланда прибудет в Москву "двухсотый" груз.

И – все-таки: что же он хотел мне сказать? Кто это – они? Что-то же было скрыто и за его словами про “шестьдесят шесть”. Но что? Своими последними словами Митрич наверняка хотел или предупредить меня о чём-то, или указать на убийцу. Спасибо, друг. Я обязательно докопаюсь до истины. Вряд ли местная полиция отыщет убийцу. Придётся самому. Но уж если найду, спрошу за всё, по полной программе. И месть моя будет ужасна.

Один из санитаров легонько кашлянул, словно напоминая, что им пора ехать. Я с трудом выхожу из оцепенения, в последний раз провожу по шевелюре Митрича и отодвигаюсь в сторону. Странно, – подумалось тогда мне, – почему же человек, когда умирает, сразу становится каким-то другим, чужим, что ли, а вот волосы его остаются такими же живыми на ощупь, что и при жизни?

Додумать эту мысль мне не удается: подошедший полицейский протягивает пачку накладных с эмблемой "Harper's Freight". Бумаги безнадёжно измяты и запачканы пылью, смешанной с кровью Митрича. Придётся переоформлять весь груз, но этим пусть займётся какая-нибудь девочка из офиса. У сейчас меня на это просто нет сил.

Скорбная весть в мгновение ока разнеслась по офису. Поднимаясь по лестнице в свой кабинет на третьем этаже, я ловлю на себе сочувствующие взгляды подчинённых. Все знали, что Митрич был не просто моим подчинённым: он был мне другом. И он был русским, таким же как и я.

Единственной ниточкой к поиску убийцы могут послужить только его слова про шестьдесят шесть. Но что это: карточная игра или год рождения? Я тупо гляжу на поверхность стола перед собой и теряюсь в догадках, но решения не нахожу. Предстоит ведь ещё тяжёлое свидание с Евдокией Романовной в Москве. А что я смогу ей сказать в своё оправдание?

Касем заходит в мой кабинет без стука. А может, он и стучал, да только я ничего не слышал. Все мысли, которые до этого крутились в голове, были лишь о нелепой смерти друга. Именно нелепой. Ведь Митрич никому не сделал зла с тех самых пор, как пришёл на работу в "Harper's Freight". У него здесь просто не могло быть врагов. Долгов у него тоже не было. Да и не могло быть: единственным человеком, к которому он обратился бы с подобной просьбой в случае нужды был я.

– Эндрю, все мы потрясены случившимся, пожалуйста, прими наши соболезнования от меня и остальных сотрудников компании. Может быть, тебе сейчас лучше отправиться домой? Кстати, звонил мистер Слава из Москвы. Проверка закончилась, и сегодня вечером они высылают нам самолёт. Но ты можешь не беспокоиться ни о чём: наши сотрудники сами подготовят все документы, необходимые для отправки карго.

Я бросаю благодарный взгляд на Касема и протягиваю ему пачку испорченных сопроводительных документов и накладных квитанций:

– Пусть кто-нибудь переоформит бумаги. Эти совершенно испорчены. Они были у Митрича, когда его убивали. А я, да, я действительно, пожалуй, пойду: мне нужно побыть одному. И ещё: свяжись с консульством, пусть оформят необходимые документы на вывоз тела. Заодно договорись, пусть впишут моё имя в бортовой полётный лист: я сам буду сопровождать тело в Москву.

Касем забирает бумаги и так же неслышно выходит.

"Princess Lee Gardens", отель, в котором я живу в Бангкоке, стоит на Пятой улице. Улочка тихая, застроена, в основном, небольшими виллами, утопающими среди зелени садов. Однако, несмотря на почти сельский её вид, Пятая улица находится практически в центре гигантского мегаполиса. Но народа и машин по ней движется гораздо меньше, чем в других районах. Я и остановил-то свой выбор именно на этой гостинице, потому, что здесь всегда было до удивления тихо и оттуда было очень удобно добираться до нашего офиса.

Кроме того, неподалёку от отеля располагались круглосуточный супермаркет "FOODLAND", что было чрезвычайно удобно для одинокого холостяка, а также небольшой арабский квартал, в многочисленных ресторанчиках которого я так любил сиживать вечерами после работы. Запахи арабских кушаний, разносящиеся по району, всегда вызывали во мне неизменный аппетит.

В супермаркет я и направляюсь, успев опустошить к ночи всё содержимое мини-бара в своём номере. Может быть, хоть алкоголь сумеет помочь мне вытеснить из головы все ужасающие подробности сегодняшнего вечера? Значит, следует позаботиться о пополнении запасов спиртного на ночь. Иначе мне попросту не удастся заснуть.

На ступеньках супермаркета я замечаю нищего. Мы с ним знакомы, если можно назвать знакомством мои ему ежевечерние подаяния и его благодарный поклон со сведёнными лодочкой над головой изъеденными проказой ладонями. Каждый раз, выходя из магазина с покупками, я сбрасывал в его кружку мелочь от сдачи. Бросив и в этот раз звеневшую в кармане мелочь, я выслушиваю его слова благодарности и направляюсь к гостинице.

Двигаясь по тёмной и совершенно безлюдной улочке, я внимательно гляжу под ноги. Грохнуться об асфальт с пакетом, полным бутылок, запнувшись об одну из многочисленных выбоин, которых тут более чем достаточно, мне совершенно не улыбается. Ко всему прочему, неровности тротуара вполне могут стать причиной вывиха, если не перелома. А это мне и вовсе ни к чему.

Единственным освещением, помогавшим избежать падения, были фары ехавшей где-то позади машины. Внезапно, в свете фар заблестела крупная монета, лежащая у самого забора. Наверняка пять, если не десять батов. А это уже почти половина доллара! Грех не наклониться. Я, не раздумывая, нагибаюсь и тянусь рукой, чтобы подобрать оброненную кем-то денежку.

В этот же момент моё ухо улавливает сразу три звука, которые почти сливаются в один: "чпок" – звук выстрела, это где-то сзади, "фьюит" – пуля пролетает над ухом и ещё один звук – треск деревянной доски в заборе прямо перед возле моей головы. Мгновенно все мои инстинкты, притихшие, было, после Афгана, заставляют тело сначала действовать, а уже думать я буду потом. Главное сейчас – уйти с линии огня.

Не разгибаясь, я мгновенно поворачиваю голову на звук выстрела. Машина, из которой прилетела пуля, от меня уже не более, чем в двадцати метрах. Стекло задней двери опущено, и я даже не вижу, нет, скорее – угадываю на заднем сиденье стрелка, который готовится к следующему выстрелу.

Не раздумывая ни секунды, я бросаю пакет на землю и, выпрямляясь, делаю отчаянный прыжок через забор. От того, насколько быстро я смогу скрыться от глаз стрелка зависит теперь, сколько “двухсотых” полетит в Москву. По счастью, забор оказывается не очень высоким и я, сгруппировавшись, мягко приземляюсь на траву, росшую на участке по ту сторону изгороди, А оказавшись на траве, сразу же перекатываюсь немного в сторону. И вовремя.

Потому что сразу же вслед за моим прыжком из-за забора, с улицы, донесятся звуки новых “чпок-чпок-чпок” и пули, вонзающиеся в древесину, откалывают от досок всё новые и новые щепки на уровне примерно метра от земли. Если бы я не лежал в это время чуть в стороне от места приземления, стрелок определённо достал бы меня.

На случайность это совершенно не похоже. Уж больно настырно ребята стреляют. А в свете сегодняшних событий о случайности и вовсе следует забыть. Скорее, это смахивает на месть конкурентов. Или же на устранение свидетеля. Очевидным было только одно: эти ребята, там, на улице, совсем не настроены шутить. И, вполне возможно, уже через несколько секунд достанут меня следующим выстрелом, если буду тут на травке прохлаждаться. Не теряя времени, я вскакиваю на ноги и, петляя как заяц, бросаюсь через участок к следующей изгороди.

Сзади слышатся хлопок автомобильной дверцы и отрывистые крики команд. Тотчас же кто-то перепрыгивает через забор и устремляется вслед за мной. Но у меня всё же есть небольшое преимущество во времени. К тому же, кромешная темнота и заросли, сквозь которые я продираюсь, скрывают меня от преследователя. Так что стрелять тот пока не может. А в том, что у бегущего за мной есть пистолет, я не сомневаюсь.

К счастью, владельцы вилл, окружавших отель, не разбрасывали где попало грабли и не держали на своих участках сторожевых собак. Ну, не брать же в расчёт шпицев и пуделей, до которых так охочи тайские домохозяйки. Их отчаянный лай, долетающий сюда из домов, показывает, что мой стипльчез через дворы не остался незамеченным четвероногими друзьями хозяев.

Петляя и перепрыгивая через всё новые изгороди, какие-то тачки и другой садовый инвентарь, я опасаюсь только выколоть себе глаза одной из тех веток, что всё время хлещут меня по лицу. Сердце стучит в груди так часто, как будто их там сразу два, а я, как сайгак, несусь в сторону от Пятой улицы, а значит, и от преследователей. Сейчас передо мной стоит одна задача: как можно дальше убежать от этого места.

Не помню уж, сколько я так бежал, однако не думаю, что долго. Больше петлял по участкам, в поисках выхода на какую-нибудь улочку. Но, видно день, который с утра не задался, до самого конца продолжает подбрасывать мне свои подлянки. Перепрыгивая через очередной забор я в очередной раз убеждаюсь, что я по-прежнему не на улице, а просто на следующем участке.

Преследователь, несущийся за мной по пятам, не дает времени на то, чтобы остановиться и попытаться сообразить, в какую же сторону бежать дальше. Как на грех, хозяин участка, на котором я оказываюсь, был большим затейником: рядом с домом он разбил настоящий лабиринт, тропинки в котором окружены живой изгородью. Плотно растущие кусты с жёсткими, колючими ветками, кажется, обступают меня со всех сторон.

Поэтому, чтобы не выколоть глаза, я вынужден бежать вдоль них, вытянув вперёд руки, то и дело натыкающиеся на колючки. Но я уже не обращаю внимания на боль в ладонях и стекающую по ним кровь. Мне совершенно не улыбается становиться ущё одним “двухсотым”, поэтому я мечусь по лабиринту, словно загнанный волк, пока наконец не попадаю в капкан. Понятное дело, и не капкан то был вовсе, а просто керамический горшок с садовой рассадой. Да только, единожды туда попав, моя нога никак не хочет оттуда вытаскиваться. А может и хочет, да не может. И, судя по раздающимся совсем рядом звукам, мой загонщик совсем рядом: на параллельной тропинке лабиринта.

Бежать дальше с такой “гирей” на ноге было бы чистым безумием, поэтому мне приходится потратить несколько драгоценных секунд, чтобы избавиться от обузы. Именно эта задержка и приводит к тому, что тот, кто за мной охотится, оказывается, наконец, совсем рядом со мной. Когда я бросаюсь к очередному повороту лабиринта, оттуда выскакивает мой преследователь.

Единственное, что остается мне делать в такой ситуации, так это бросаться в ноги загонщику, пытаясь повалить его на землю. Так я и поступаю. О чём теперь нисколько не жалею. Не ожидавший такого коварства от убегающей жертвы, убийца не был готов к подобному трюку с моей стороны. Взмахнув руками, он начинает заваливаться на спину, пытаясь найти хоть что-то, что может помочь ему устоять на ногах. Но, схватившись рукой за колючую ветку, он вскрикивает от неожиданно пронзившей его ладонь боли и валится на спину.

Естественно, я мгновенно оказываюсь сверху и пытаюсь перехватить его руку с пистолетом: ни к чему мне лишние дырки в туловище или, не дай Бог, в голове. Мы боремся с ним в полной темноте и тишине, нарушаемой лишь нашим сопением. Паренёк оказывается достаточно проворным, он брыкается и извивается, как дикая кошка, и мне никак не удается с ним справиться. Кроме того, он всё время норовит попасть мне в глаза растопыренными пальцами свободной руки и, нужно признаться, пару раз это ему почти удается.

Наконец, когда я, изловчившись, блокирую его руку с оружием и выворачиваю из неё пистолет, я получаю страшнейший удар в пах. Это похоже на настоящий атомный взрыв в миниатюре. Полыхнув болью в паху, он проходит ураганом по всему организму, остановливая напрочь моё дыхание и выбивая целый фонтан слез из глаз.

На какой-то момент я теряю способность видеть что-либо и соображать, чем моментально воспользовался мой противник. Он суетно шарит по земле в поисках пистолета, который (ай, да я!) всё же выпал из его руки. Естественно, и я занимаюсь тем же самым. Но в этот раз удача явно не на моей стороне. Потому что пистолет, в конечном итоге, достается всё-таки ему.

Однако, и меня судьба не обошла стороной, подсунув под мою руку тот самый горшок с рассадой, который и стал причиной моей невольной задержки. Во второй раз искушать её у меня нет никакого желания. Поэтому, ухватившись покрепче за край горшка и прикинув, где может находиться голова неприятеля, я изо всех сил ударяю по тому месту увесистым керамическим изделием.

Горшок с противным хрустом ударился обо что-то твёрдое и мой противник мгновенно перестает сопротивляться. И даже двигаться он тоже перестает. Что-то брызнуло во все стороны, несколько капель этого “чего-то” попадает и мне на лицо. Не думаю, что это были его мозги, но полностью исключать такую возможность я не собираюсь. Однако, тщательно обследовать черепную коробку поверженного врага у меня нет времени. Вполне возможно, что за первым загонщиком может появиться второй.

Вскочив на ноги, я вновь бегу вдоль колючих зарослей, пытаясь найти выход из лабиринта. Кажется, что никогда не смогу из него выбраться. Однако, всё имеет своё начало и свой конец. Проплутав ещё немного, я, наконец, выскакиваю на свободу. А затем, перепрыгнув через очередную изгородь, понимаю, что оказался на берегу неширокого канала, по местному – клонга, которых так много в этой части города.

Свет фар от машины, из которой выпрыгнул мой (уже бывший) преследователь, приближается, мелькая сквозь щели в заборе. Я до сих пор не могу сообразить, за что они меня преследуют, но уверен, что лучше не попадаться загонщикам на глаза. Потому что ничего хорошего от них не жду.

Неожиданно до моих ушей доносится рев лодочного двигателя, и, повернув голову, я вижу, как от берега канала отчаливает длинная, метров пятнадцати, лодка. На таких судёнышках, как на речных трамвайчиках, многие горожане передвигаются по городу, на работу и с работы домой, минуя дорожные пробки. Размахивая руками и громко крича рулевому, я бегу вслед за лодкой, но та быстро удаляется, набирая скорость. За рёвом работающего двигателя лодочник наверняка не слышит моих криков. Зато преследователи, машина которых уже появляется из-за поворота, уже поняли, где меня искать. Вот-вот её фары осветят берег канала, и моя фигура в светлой одежде станет отличной мишенью на фоне тёмного берега. Скрыться от преследователей здесь, на голом берегу, совершенно невозможно. Не имея времени на размышления, я подбегаю к воде, и без долгих раздумий ныряю. Отплываю к противоположному берегу и со стороны начинаю наблюдать за происходящим.

В этот самый момент лучи фар упраются по тому месту, где я только что был. Преследователи, проехав ещё немного, останавливаются. Двое из них, держа в руках по пистолету, выскакивают из машины и бегут к воде. Водитель остается в машине. Звук двигателя удаляющейся лодки разносится по воде вдоль канала. Её бортовые огоньки уже едва видны в кромешной тьме.

Перекинувшись парой фраз на родном языке, охотники разделились. Один бросается к автомобилю, и тот сразу же рвет с места вдогонку уходившей лодке. Второй, достав из кармана фонарик, начинает, не торопясь, изучать следы на берегу.

Внезапно он, видимо что-то сообразив, передвигается почти к самой воде. Не обращая внимания на свои туфли и брюки, охотник заходит по колени в клонг, опустив свой фонарь почти к самой воде и, светя параллельно ей довольно мощным лучом фонаря, начинает обследовать поверхность воды канала.

Луч уверенно движется в мою сторону, приближаясь всё ближе. Моё лицо, торчит над водой, словно кочан на капустной грядке. Вдохнув побольше воздуха я плавно, без всплеска, скрываюсь под водой. Поскольку рассмотреть что-либо под её поверхностью всё равно невозможно, я, не открывая глаз, медленно плыву в ту сторону, где стоит мой преследователь. Вытянув руки перед собой так, что они постоянно касались грязного дна канала и работая одними ногами, я медленно, но уверенно продвигаюсь в сторону берега. Так, наверное, аллигатор охотится за своей добычей.

Внезапно пальцы моей левой руки натыкаются на туфли стоящего в воде человека. Не теряя ни мгновения, я нащупав вторую ногу, ухватываюсь за лодыжки, и резко дергаю их на себя, одновременно поднимаясь из воды. Худощавый парень, не ожидая нападения из-под воды, с громким всплеском валится навзничь, раскинув руки в стороны.

Но он был опытен в схватках, и почти сразу сориентировался. Выпустив из левой руки такой бесполезный теперь фонарик, он опёрся свободной рукой о дно канала, тогда как правая рука его, с пистолетом, уже совершала движение в мою сторону. Заметив это, я отпустил ногу тайца, и попытался перехватить руку с оружием левой рукой. Но в тот самый момент, когда это мне удалось, таец, пользуясь тем, что нога уже свободна, нанёс сильный удар коленом прямо в мой подбородок.

Однако сила удара в воде была всё же недостаточной и не нанесла ощутимого урона. Отпустив и вторую ногу, я, изловчившись, тут же схватил противника за горло и буквально вдавил голову последнего в рокрытое толстым слоем ила дно канала.

Пистолет всё ещё был зажат в руке врага, но уже не представлял опасности. Моя левая рука плотно обхватила запястье соперника и контролировала направление ствола. Задыхаясь, таец в отчаянии несколько раз нажал на курок. Чмокающие звуки выстрела, ослабленные глушителем, быстро растаяли в ночи. Наконец, по телу врага прошла последняя судорога, и всё его тело разом обмякло.

Выхватив из безжизненной уже руки пистолет, я зашвырнул его куда-то за спину, туда, где поглубже. И лишь затем отпустил правую руку. Оставлять тело у самого берега было бы глупо: его очень просто смогли бы обнаружить подельники убитого, если им придёт в голову поискать пропавшего приятеля. Тогда они наверняка свяжут убийство с моей скромной персоной и, чего доброго, вызовут подмогу. Поэтому, взявшись за ноги поверженного врага, я оттащил его немного от берега, и толкнул к середине канала. С одним было покончено. Но оставались другие! Те, которые, того и гляди, явятся обратно, не найдя меня в уплывшей вдоль по каналу лодке. А в том, кого конкретно они искали, я теперь уже не сомневался. Не сомневался я и в том, что нападение на меня как-то связано с убийством Митрича сегодня днём.

Значит, пока меня не нашли, нужно подыскать какое-то место, где я смог бы хотя бы отдышаться и сообразить, что же мне делать дальше.. Набережная канала для этого не подходила: не слишком это удачное место, чтобы прятаться. Мне и так повезло, что преследователи совершили две непростительные ошибки, дважды разделившись. Во второй раз удача может отвернуться от меня.

Для страховки нужно убраться от этого места как можно дальше, не попадаясь никому на глаза. Ведь я не знаю, сколько преследователей вообще и насколько густо они расставили свои сети. Так что пока лучший способ укрыться от погони – вода канала. Решив так, я оттолкнулся от берега и медленно поплыл в ту же сторону, куда медленное течение относило труп.

– Хорошо, что дело происходит ночью, – думал я с отвращением вдыхая зловонный воздух. – Днём меня определённо не раз стошнило бы только от одного вида грязной воды и гниющих отбросов вокруг.

Сеть клонгов прорезала весь Бангкок вдоль и поперёк. Огромное количество жителей этого мегаполиса, жившее по берегам каналов в домиках на сваях и старых баржах, связывало с водой и быт, и способы заработка. Люди пользовались водой каналов для приготовления пищи, они купались и умывались в воде, которая плавно неслась мимо их домиков, там же чистили свои зубы. А в это время их сосед из домика, стоявшего чуть выше по течению, справлял в эту же воду свою нужду.

В канал вываливался весь бытовой мусор. Остатки пищи служили кормом для мелких рыбёшек, которых здесь водилось в изобилии, а несъедобный хлам намокнув, опускался на дно, постепенно забивая русло. От воды, хотя назвать водой ту жижу, которая окружала меня сейчас, можно было только с большой натяжкой, нёсся отвратительный запах, который, казалось, успел пропитать всё моё тело.

Несколько раз мне приходилось нырять у берега, пропуская бешено несущиеся по каналу лодки. Несмотря на кромешную тьму, рулевые, сидевшие на корме, неслись во весь опор, освещая себе путь мощными фарами. Пару раз видел проезжавшую мимо знакомую машину с преследователями. Она медленно ехала вдоль берега, изредка сигналя. Из машины то и дело раздавался короткий крик-призыв. Должно быть, они искали невесть куда подевавшихся напарников.

Наконец, проплыв полтора-два километра и миновав пару поперечных проток, я решил, что уже нахожусь в относительной безопасности. Завидев впереди на берегу канала место потемнее, выбрался на сушу и принялся приводить себя в порядок.

Конечно, мой сотовый телефон, который всё ещё покоился в кармане, оказался совершенно испорчен водой. Та же участь постигла сигареты и несколько визиток. Однако, всё остальное: кредитная карточка, ключ от гостиничного номера и, что самое главное – деньги – были в наличии и от воды не пострадали. Конечно, деньги намокли, так ведь не из сахара же их тут делают!

Ну и кроме того – одежда. После такого купания её только в мусор: ни одна химчистка не возьмётся. Пожалуй, в таком виде появляться на улицах не только неприлично, но и попросту опасно: кто знает, если за мной идёт охота (а она определённо идёт), сколько местных в неё вовлечено? В такой ситуации даже такси ловить опасно.

Значит, предстояло крепко подумать о дальнейшей эвакуации. Единственный путь – звонок по телефону. Но кому звонить? Естественно, только кому-то из русских. На ум пока приходил только Женя. Живший в Бангкоке вот уже несколько лет и имевший свой небольшой бизнес, он как никто более других подходил для такого деликатного дела. Эх, жалко мобильник испортился!

Поглядев по сторонам и заметив неподалёку будку телефона-автомата, я, поминутно оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к доносящимся со всех сторон звукам, двинулся к будке. Слава Богу, телефон работал. Едва сняв трубку, я услышал гудок. Но для звонка нужны ещё и монеты. Пошарив по карманам и не найдя ни одной, я вспомнил, что последнюю мелочь так не вовремя отдал нищему у супермаркета. И ещё радовался, что избавился, наконец, от надоевшей мелочи. А монетку на улице поднять так и не успел. Обидно…

Приходилось идти на риск. Перемазанный грязью и жижей из канала, я двинулся в сторону уже закрывшейся придорожной харчевни, возле которой прямо на земле сидел, отдыхая от дневных забот, такой же грязный, как и я, нищий. При виде подошедшего фаранга, брови нищего удивлённо поползли вверх: такой грязный белый попадался ему впервые. Подойдя ближе, я поздоровался и произнёс:

– Мне нужно позвонить. Не найдётся ли у тебя пары монеток?

Ещё большее удивление явственно проступило на лице нищего:

– Мистер, обычно, деньги прошу я.

Спохватившись, я протянул тому бумажку в двадцать бат. Купюра мгновенно исчезла в протянутой руке и нищий, порывшись в лохмотьях, протянул мне несколько монеток.

– Этого хватит, мистер?

Поблагодарив, я прошёл к автомату и, сняв трубку, набрал номер сотового Жени. Тот отозвался только на восьмой звонок. Я облегчённо перевёл дух и принялся, насколько мог связно, излагать свою просьбу.

– Ты где сейчас находишься? Опиши мне это место как можно более точно, а то не найду, – выслушав меня, сказал Женя.

– Я переплыл по каналу два пересечения с протоками, начиная от Пятой улицы, сейчас стою возле третьего "перекрёстка". Как называется улица, не знаю. Тут темно и не видно ни одного указателя.

– Понятно. Примерно представляю, где ты. Короче, я сейчас в отеле "Ambassador", так что подъехать смогу минут через десять-пятнадцать. Ты пока пересиди где-нибудь, где потемнее. Я подъеду и посвищу "Мост через реку Квай". Надеюсь, знаешь эту мелодию? Пока меня не услышишь, не выходи.

Действительно, через двадцать минут невдалеке послышалась насвистываемая Женей мелодия. Фальшивил он ужасно. Удостоверившись, что мой друг прохаживается по мосту в одиночестве, я вышел из-под моста, среди свай которого прятался, и пошёл к дороге.

Лицо у Жени не выразило такого удивления, как у нищего: всё же он был немного подготовлен. Однако, и совершенно бесстрастным назвать его было нельзя. Проводив меня до машины, стоявшей с включённым мотором, он сел на водительское место и первым делом выключил кондиционер. Затем открыл окна.

– Это чтобы вонизм, от тебя исходящий, меня потом не мучил, – пояснил он с улыбкой, повернувшись ко мне и плавно трогаясь с места. – Тебе куда?

– Если можно, то лучше едем к тебе. Дома всё расскажу, а пока дай мне сигарету: курить хочется, аж уши пухнут. И заодно – свой телефон.

Набрав знакомый номер, я дождался, когда на том конце ответят, и заговорил:

– Здравствуй Касем. Извини, что так поздно тебе звоню, но не мог бы ты сказать: не справлялся ли кто обо мне сегодня, когда я уже ушёл из офиса?

– Да, Эндрю, почти сразу же после твоего ухода пришли два китайских господина и спрашивали тебя. Когда я сообщил, что ты, скорее всего, будешь вечером у себя в гостинице, они поблагодарили и ушли. А что, что-нибудь произошло?

– Нет, ничего страшного. Просто портье в отеле сказал, что меня кто-то спрашивал. Но, не дождавшись, ушёл. Ты вот что: никому пожалуйста не сообщай, что завтра я вылетаю в Москву. Кстати: ты договорился о том, что груз в этот рейс сопровождаю я?

– Конечно, Эндрю. Разве я когда-нибудь тебя подводил? Всё в полном порядке. Твоя фамилия уже в полётном листе. Все сопроводительные документы на груз переоформлены. Девочки сидели в офисе до десяти часов. Но теперь всё впорядке. Вот только сопроводительные бумаги на гроб с телом Митрича ещё не готовы. Я связывался с вашим консулом, он пообещал мне завтра к обеду всё оформить. И ещё он передавал тебе свои соболезнования.

– Спасибо, Касем. Пусть кто-нибудь привезёт документы завтра в аэропорт. Я буду ждать на нашем складе. Оттуда сразу в самолёт.

– Я сам привезу, Эндрю. Ни о чём не волнуйся. И постарайся отдохнуть. Сегодня у тебя был трудный день. До завтра.

Что да, то да… Он даже не представлял, насколько недалёк от истины. День сегодня и впрямь выдался трудным. И не просто трудным, но и смертельно опасным. И пока я не определю, откуда исходит опасность, за мою жизнь никто не даст и ломаного гроша.

Дома у Жени, куда мы добрались через полчаса, царил тот самый "порядок", по которому так легко определить, женат человек или холост. По всей квартире были расставлены пепельницы, валялись какие-то музыкальные диски, кресло было завалено ненужной одеждой.

Первым делом необходимо было избавиться от страшной вони, казалось, навеки въевшейся в моё тело. Взяв в кухне большой пластиковый пакет, я скинул туда всю свою одежду и завязал его у горловины. Так хоть от мешка вонять не будет.

Потом, зайдя в ванную, долго, может быть час, плескался под душем, смывая с себя грязь и вонь. Долго полоскал рот зубным эликсиром, пока, наконец, перестал ощущать мерзкий вкус на дёснах и нёбе. И лишь затем вышел в комнату.

Женя уже мирно посапывал в кресле, как видно, отчаявшись дождаться от меня рассказа о ночной одиссее. Однако, заслышав шаги, мотнул головой, прогоняя сон и приготовился слушать. Я не собирался посвящать его во все детали, поэтому ограничился только перечислением фактов. Правда, и того, что я рассказал, Жене хватило, чтобы сделать собственное умозаключение:

– И думать нечего: конечно, это кто-то из твоих конкурентов. Ничего другого просто и в голову не может прийти. Хотя, если бы на их месте оказался я, то разобрался бы вначале с твоим партнёром в Москве. Ведь это он, собственно, обеспечивает низкие тарифы на перевозку. По крайней мере, это было бы логичней.

– Я тоже думаю, что это может быть связано с ними, однако, не могу исключить и другие причины.

– Какие? – быстро отозвался Женя.

– Вот я и сам голову ломаю над этим, но пока ничего путного не придумал. Ясно одно: меня ловят пока (я сознательно выделил это "пока") только здесь, в Бангкоке. Значит, мне нужно как можно скорее покинуть страну. И сделать это как можно незаметнее. Да и гроб с телом Митрича я не хочу отправлять отдельно. Я парня сюда пригласил, мне и ответ перед его матерью держать.

– Я так понял, ты хочешь вылетать завтра на грузовом борту?

– Во всяком случае я это планирую. Касем подготовил все документы, завтра привезёт из морга гроб и – полечу. Только из отеля нужно кое-что забрать. А уж там, в Москве, я этих сук, что на нас глаз положили, непременно достану. Не я буду!

– Тогда давай я к тебе в отель сейчас сгоняю, привезу всё, что нужно.

Я задумался. Нет, такой вариант исключался с самого начала, как негодный. Если те, кто убил Митрича и хотели потом убить меня самого, задумают установить слежку в отеле, то Женю они расшифруют мигом. Тогда им очень просто будет проследить за ним до самого дома и найти моё теперешнее убежище. В этом случае, не только мне, но уже и Жене грозили серьёзные неприятности. Нет, это не годилось.

– Знаешь, Женя, лучше давай сделаем так: сегодня я переночую у тебя, а ко мне в отель ты лучше заглянешь завтра днём, во время завтрака: в холле будет толпиться народ и проследить за всеми лифтами, если меня там ждут, будет затруднительно. А пока, налей мне чего-нибудь выпить, а то я до утра не засну.

– Так утро уже почти наступило, – ухмыльнулся Женя, подходя кхолодильнику доставая из него початую бутылку водки. – Ты перекусить что-нибудь хочешь?

– Да нет, я так. Ну, если маслинки есть – хорошо. А нет, просто так выпью и попробую подремать. Завтра ещё один трудный день впереди. Да плюс перелёт. А мне ещё думать и думать…

Наутро я проснулся в одиннадцатом часу, когда Жени уже не было дома. Тот не стал будить меня, и сам отправился в отель, захватив со стола ключи от моего номера и оставив записку. Появился назад он уже только в первом часу дня, когда я стал заметно беспокоиться в связи с его отсутствием. Свалив на свободное от одежды кресло кучу пластиковых пакетов, он отдышался и начал рассказывать:

– Номер я на всякий случай сдавать не стал. Лучше сделаю это завтра, – говорил он, раскуривая сигарету. – И завтра же чемодан оттуда заберу. Кто знает этих охотников, может они и в номере твоём побывали. Могли меня по чемодану приметить. Ну, ладно, давай завтракать и одеваться: тебе уже пора быть в аэропорту.

В грузовом терминале бангкокского аэропорта, как и во всякий час, царила суета. Грузовые "Боинги" и "Дугласы" ежедневно вывозили из столицы Таиланда сотни тонн груза. От складов к самолётам и обратно, как весёлые жёлтые жуки, сновали грузовики и грузовички, подвозившие карго к бортам самолётов. Где-то среди остальных затерялся и наш "ИЛ-76-й", который сегодня помимо карго должен будет везти в Москву скорбный "двухсотый" груз.

Касем уже был на складе и, командуя погрузкой, не забывал помечать что-то в своём блокноте. Заметив, как я вошёл в ангар, помахал мне пачкой бумаг и, сказав пару фраз своему помощнику, поспешил мне навстречу:

– Вот, все сопроводительные документы. Если хочешь, иди на пассажирский терминал, посиди где-нибудь в кафе: я сам тут со всем управлюсь. Гроб из морга ещё не подвезли. Но он прибудет ко времени, я говорил с водителем по телефону.

– Спасибо, Касем, время до отлёта я лучше проведу здесь. Слушай, я где-то посеял свой сотовый, но мне нужно сделать пару звонков в Москву. Можно воспользоваться твоим?

Взяв в руки мобильник, я отошёл немного в сторону от ворот ангара, чтобы не мешать погрузчикам вывозить тюки с товаром. Обоим своим собеседникам в Москве я сказал примерно одно и то же: им следовало прибыть к прилёту самолёта, посадка которого ожидалась в Чкаловском. Поговорив, вернул Касему телефон со словами:

– Спасибо Касем. Ты мне очень помог. Я позвоню тебе из Москвы, когда ситуация станет понятной. А теперь я лучше пойду прямо к самолёту, прослежу там за погрузкой на борт.

Я всё ещё продолжал опасаться, что вчерашние загонщики могут пронюхать о моих планах относительно отъезда. И хотя территория грузового терминала охранялась достаточно серьёзно, кто знает, может они смогут проникнуть и сюда? Поэтому лучше уж подождать прямо на лётном поле, у борта самолёта. Выехав со склада с очередной партией груза, я вскоре увидел вдалеке солидное брюшко "Ильюшина" и пару платформ с грузом, что ждали своей разгрузки неподалёку. Стоя рядом с раскрытым грузовым люком, у самой аппарели, потный бортинженер командовал погрузкой, сверяясь с реестром.

Жара в городе не шла ни в какое сравнение с тем, что творилось здесь, на лётном поле. Казалось, бетон горит под ногами. Нагретый воздух поднимался от него, свиваясь в невидимые вблизи струйки. И только вдалеке были заметны восходящие потоки горячего воздуха, искажающие своими завихрениями очертания далёких предметов.

– Привет, коммерсант! – бодрым голосом прокричал он, стараясь перекрыть рёв турбин стоящего рядом "Боинга". – Сегодня, я слышал, груз ты сопровождать будешь?

– Привет-привет, – я поздоровался с ним за руку. – Да, я с вами полечу сопровождающим.

– А что там за "двухсотый" нам подкинуть хотят, ты, случайно, не в курсе? – бортинженер сдвинул на затылок уже начинающую намокать фуражку.

– Случайно в курсе. Это Митрич. Его повезём.

Лицо бортинженера выразило крайнее недоумение. Видно было, что он и хотел бы поверить моим словам, но разум его отказывался принимать эту данность.

– То есть, как это, Митрича?

– А вот так. Умер он. Убили… Ты знаешь, я пока не хочу на эту тему говорить, да и вообще мне не по себе чего-то. Пройду я, пожалуй, в каюту отдыха экипажа, да там и побуду до отлёта.

Так и не пришедший в себя от такого известия бортинженер только тупо кивнул головой, следя как я поднимаюсь по аппарели. Не первый раз прилетая в Бангкок, он лучше других членов экипажа знал убитого, поскольку постоянно сталкивался с ним на погрузке. И теперь новость, рассказанная мной, просто не укладывалась в его голове.

Каюта отдыха экипажа – тесный закуток, с тремя посадочными местами и небольшим столиком у борта – была завалена коробками с орхидеями и ящиками с местным пивом.

Пиво поставлял на борт заботливый Касем, зная, что все члены экипажа любят после полёта посидеть за бутылочкой с друзьями. Коробки же с орхидеями – не что иное, как побочный бизнес кого-то из пилотов этого борта. После посадки в Москве небольшая часть коробок уйдёт любовницам (у кого есть) и жёнам пилотов, а остальные – прямо в цветочный магазин.

Устроившись в кресле поудобнее, я потянулся за пивом, открыл бутылку и, потягивая его прямо из горлышка, пытался размышлять. Теперь у меня осталось только две заботы: предстояло похоронить друга и разыскать его убийц. А если повезёт, то и заказчиков. В том, что люди, поднявшие руку на Митрича, сидят в Москве, я не сомневался. Значит, поступил совершенно правильно, позвонив в Москву прямо из Бангкока. И Слава и Гаевский пообещали приехать в аэропорт и ждать прямо у борта.

На Славу можно положиться: он наверняка выполнит все формальности, связанные с похоронами. Значит, освободит меня от массы хлопот, неизбежно возникающих в этом случае. Заодно, может подкинет какую идейку про конкурентов. Всё же на него наезжали уже три раза, тогда, как на меня только один. Так что про конкурентов он наверняка знает лучше моего.

Вовка Гаевский после ухода в отставку из Службы Внешней Разведки, осел в Москве. Теперь держал на паях с нашим старым другом охранное агентство. Учитывая, что он блестящий аналитик, который, к тому же, имеет под рукой достаточно квалифицированных детективов, я поступил совершенно правильно, попросив его о помощи.

Дверь в каюту отдыха отворилась, пропустив внутрь офицера иммиграционной службы. Ага, значит, погрузка закончена и скоро взлёт. Проверив мои документы, офицер сверился с полётным листом и, найдя фамилию “Rusakoff”, удовлетворённо поставил галочку в нужной графе. Окинув взглядом помещение и отметив, что оно под завязку заставлено ящиками с пивом и коробками с орхидеями, он, ухмыльнувшись, только пожелал счастливого пути и вышел.

Конечно, офицер понимал, что сопроводительные документы на этот груз у экипажа отсутствуют. Пилоты многих компаний промышляли бизнесом такого рода, но иммиграционную службу это не касалось. Это уже дело таможни.

Буквально через пару минут дверь в каюту отворилась вновь. Сопровождаемый небольшой беспородной собачкой, внутрь вошёл тайский таможенник. Все сопроводительные документы находились у его старшего напарника, поэтому количество груза ему было неинтересно. Гораздо важнее пристально следить за поведением собаки, натасканной на поиск наркотиков.

Однако, покрутив носом возле ящиков с пивом и коробок с цветами, собачка подошла ко мне и глянула снизу вверх, слегка вильнув пушистым хвостиком. Я легонько потрепал её по загривку, когда она, привстав на задние лапы, потянулась ко мне своей острой мордочкой. Её хозяин что-то произнёс по тайски, собачка завиляла хвостом ещё энергичнее, и глянула виноватым глазом на своего двуногого друга, как бы извиняясь:

– И здесь я не могу ничего унюхать.

Когда и таможенник покинул каюту, в дверь просунулась голова бортинженера, который, промокая лоб уже изрядно влажным платком, сообщил:

– Ну, кажется всё. Сейчас задраемся и, как в песне: всё выше, и выше, и выше… Посадка в Чкаловском.

Действительно, через полчаса, получив добро от местного диспетчера, наш "Ильюшин" пошёл на взлёт.

Воскресенье

Москва

Русаков

В Чкаловском аэропорту наш самолёт встречали почти под утро. Едва дождавшись, пока откроется грузовой люк в хвосте самолёта, Слава быстро взбежал внутрь по аппарели. Следом в самолёт поднялся Вовка Гаевский. Они ещё не знали, что за страшный груз я привёз из Бангкока. Пробежав глазами сопроводительные документы, Слава поднял на меня удивлённые глаза:

– Я что-то не пойму: какая-то херня получается. По факсу передавали одни номера накладных, здесь я получаю другие. В чём дело?

– Давай-ка выйдем на свежий воздух, там и объясню, – сказал я, увлекая друзей наружу.

Выйдя на лётное поле мы отошли чуть в сторону от самолёта, я закурил сигарету, глубоко и с удовольствием затянулся и лишь потом приступил к рассказу. Пока я объяснял, почему девочкам на фирме пришлось перепечатывать все накладные, лица моих друзей постепенно меняли своё выражение. Тягостное молчание повисло в воздухе после того, как я закончил рассказывать о последних событиях. Наконец Вовка, что-то решив, произнёс:

– Не я буду, если мы тех уродов не накажем! Ладно, давайте закругляйтесь со своими делами, поедем думать.

– Андрей, – встрял Слава, – я понимаю, что тебе сейчас не до этого, но я до таможенного контроля должен иметь порядок в бумагах. Поэтому прошу тебя: убей полчаса, но сопоставь по старым и новым номерам все накладные. А я пока таможню буду убалтывать.

Несмотря на то, что сегодняшняя смена на таможне наверняка была готова пропустить груз без надлежащего досмотра, всё равно приходилось каждый раз торговаться со старшим офицером смены. В зависимости от наименования указываемого груза, таможня каждый раз называла разную цену. Торг обычно шёл бурно, с уговорами, ругнёй, подсчётами на калькуляторе и снова ругнёй. Поэтому процесс прихода к консенсусу обычно занимал полчаса – час.

Я складывал старые измятые, перепачканные побуревшей уже кровью и пылью накладные попарно вместе с новыми, постоянно сверяясь с номерами документов на груз и фамилиями его владельцев. Занятие это было чисто механическое, поэтому я стал пересказывать Гаевскому, в нетерпении переминавшемуся рядом, подробности и всякие мелочи произошедших за последние сутки событий.

– Я только двух моментов не понимаю: почему, если это конкуренты, они начали именно с нас, а не со Славы? И второе: о чём хотел сказать мне Митрич перед смертью? Что такое "шестьдесят шесть"?

– С последовательностью и логикой в этой версии действительно не всё гладко, – задумчиво произнёс Вовка, теребя кончик носа, как поступал часто, начиная что-то анализировать. – Ведь основная заслуга в снижении тарифа, как я понял, лежит на Славе. Логичнее было бы начинать с него. Но это мы сможем выяснить позже. А вот слова Митрича – это действительно загадка. Пока… Что это может быть? Год рождения у него шестьдесят восьмой, значит, это отпадает. Может быть, номер квартиры? Он где жил?

– Нет, жил он в отеле "Golden Palace", номер двести одиннадцать, – отозвался я, подбирая парную квитанцию.

– А в номере у него ты смотрел?

– Сначала не подумал, а потом не до того было: говорю же, как сайгак огородами бегал, потом у Жени Беленького отсиживался. От него сразу в аэропорт укатил. А сейчас все записи Митрича, если они и были, наверняка в руках у тамошней полиции. Полицейские ведь Касему только тело выдали. Чтобы у себя долго не держать. А все его личные вещи, естественно, у них. Так что пока следствие не закончится, до них не добраться. Уф, кажется – всё, с бумажками разобрался.

Слава, как раз закончивший торги с работниками таможни, появился у самолёта:

– Уж как они хотели, ах, как хотели нажиться, козлы! Да только я против них особое слово знаю. Ты бумажки рассортировал?

Я молча протянул ему пачку бумаг. Увидев на старых накладных бурые пятна, Слава сразу сообразил о причине их происхождения, и посуровел.

– Не беспокойся больше, Андрей, всё остальное я сделаю сам. И с гробом определюсь и к Евдокии Романовне съезжу, сообщу. Или хочешь, завтра вдвоём, а?

– Нет, Слава, спасибо за помощь, но у нас пока неотложные дела. Я потом к ней заеду. А ты подготовку к похоронам на себя возьми. Мне пока не до того будет, хорошо?

– Сказал же, не беспокойся. Занимайся своими делами. Ну, всё, пока. Меня уж, поди, таможенник со своей колотушкой дожидается. Если что – звоните.

Мы с Гаевским уже отходили от самолёта, когда началась выгрузка. Первым по аппарели спустили на подъехавший трейлер продолговатый дощатый ящик с запаянным гробом внутри.

Пройдя не спеша через лётное поле и подойдя к стоянке машин, я вопросительно глянул на друга, как бы спрашивая, к какой из тачек направляться. Почти все автомобили сверкали в свете прожектора новеньким лаком. В основном здесь были одни иномарки. Лишь пара – тройка "Жигулей", да одна "Волга" дожидались своих хозяев.

– Не слабо живут таможенники, – подумал я, проходя по стоянке вслед за Гаевским.

А в том, что почти все, стоящие в это время на стоянке машины, принадлежат офицерам таможни, я нисколько не сомневался. Ну откуда, скажите на милость, возьмутся деньги на покупку дорогой иномарки у диспетчера порта или, на худой конец, у пилота. Да им от зарплаты и до зарплаты не всегда хватает! Иначе, разве стали бы они загружать свои лайбы вдвое против нормы, рискуя жизнью? Или везти в Москву коробки цветов на продажу?

Тем временем, Гаевский остановился у автомобиля явно семидесятых годов выпуска. Машина ничего, смотрелась, однако она явно проигрывала внешне стоящим на стоянке джипам и даже одному кабриолету.

– Где же ты такую старушку подобрал? – спросил я, оборачиваясь к другу.

– Уж ты бы лучше б, Зин, молчала бы, – словами из популярной песни Высоцкого ответил Вовка. – Это же шевроле “Малибу Классик” семьдесят четвёртого года выпуска, раритетный автомобиль. Восемь цилиндров, триста пятьдесят сил. А ты – старушка!

– А сколько же бензина жрёт этот монстр?

За "монстра" Гаевский даже чуть-чуть обиделся:

– Во-первых, это не монстр, а вполне приличная машина. Не едет – летит! За мной никто с места угнаться не может, сколько ни пытались. А во-вторых, жрёт она всего двадцать три литра на сто километров. Если не газую на полную, конечно, – тут же добавил он и принялся расхваливать дальше: – Сиденья, между прочим, чистая кожа. Кондиционер. Стеклоподъёмники на все окна. Но это всё ерунда. Главное, что машина бронированная. Её первый хозяин был военным атташе Афганистана в СССР. Помнишь, была такая страна, из которой и нас с тобой в Афган посылали?

Произнеся такой длинный монолог, Вовка пристегнулся ремнём безопасности, и запустил двигатель. Мотор завёлся с пол-оборота. Даже по звуку холостого хода можно было понять, сколько мощи таит в себе этот автомобиль. Поймав мой удивлённый, направленный на ремень взгляд, Гаевский пояснил:

– Понимаешь, америкосы чего придумали для безопасности: пока не пристегнусь, мотор не заводится. А если расстегну ремень во время работы двигателя, машина орать дурниной начинает. Вот и приходится по всем правилам ездить. Зато безопасно.

Эти слова Вовка произносил, уже трогаясь с места. Выехав со стоянки на дорогу, чуть дожал газу, и машина словно полетела, срываясь с места. Меня прямо-таки вжало в упругую кожу сиденья. Покосившись влево, я заметил, как стрелка спидометра стремительно скачет с цифры на цифру. Действительно, аппарат был хорош!

Какое-то время ехали молча. Я закурил, приоткрыв окно. Сквознячок высасывал струйки дыма, которые я выпускал, задумчиво глядя перед собой.

– Всё думаешь? – прервал тишину Гаевский.

– Никак эта последняя фраза Митрича из головы не идёт. Ведь хотел же он этим что-то мне сказать! Определённо, был ведь какой-то смысл. Из последних сил говорил. Да вот, не успел я. Если бы его раньше нашли, может, сказал бы Митрич всю фразу перед кончиной. Я уже и там, в Бангкоке всю голову сломал, и в самолёте тоже.

– Слушай, а среди груза, ну, что челноки через вас отправляли с этим рейсом, ни у кого шестидесяти шести мест не было?

– Нет, что ты! Столько мест, это же около четырёх тонн груза. Такие количества серьёзные люди обычно морем отправляют.

– А номера? – и видя, что я не "догоняю", Вовка пояснил: – Номера на накладных: может, у кого был номер шестьдесят шестой?

– Нет, и это отпадает: на накладных и, соответственно на тюках с товаром номера двенадцатизначные. Хотя… Ну-ка, дай мне свой сотовый!

Спешно набрав номер Славы, я быстро заговорил в трубку:

– Слава, накладные у тебя близко? Посмотри, будь другом, только срочно: кончается ли какая-нибудь накладная на шестьдесят шесть? Только, смотри в старых, тех, что перепечатывали.

Слава ненадолго пропал, только аэродромные шумы доносились до меня из телефонной трубки. Видно, рассматривал номера квитанций. Наконец, трубка ожила:

– Есть! Тринадцать мест, вес брутто семьсот тридцать килограммов.

– Это точно? – переспросил я и, дождавшись утвердительного ответа, продолжил: – Скажи-ка мне фамилию хозяина груза и адрес… Значит, говоришь, отправлял Гоголев? А получатель кто? Тогда вот что: ты сегодняшнее карго на какой склад отправишь? К Курскому? Мы туда подъедем, и ты тоже приезжай. Нужно будет проверить что там за груз. До встречи на складе.

Закончив разговор, достал новую сигарету и, прикурив, повернулся к Гаевскому:

– Всегда знал, что голова у тебя светлая! Сколько сам бился, а до такой простой мысли не додумался. Есть среди номеров накладных квитанций одна, которая заканчивается как раз на шестьдесят шесть. Её Митрич последней выписывал. Груз отправлял некий Гоголев в адрес подмосковной фирмы ООО “Сатурн”. Сейчас всё карго будет разгружаться на складе у Курского вокзала. Помнишь, мы разок заезжали к нему месяца три назад? Туда и едем. Нужно на месте те бумаги посмотреть.

Вовка, крайне довольный, что его способность к анализу событий и сопоставлению фактов снова принесла результат и, что главное, была должным образом оценена, скромно заметил:

– Вот видишь, всё гениальное просто. – и ещё добавил газу.

Первая фура с грузом подъехала к складскому пакгаузу только около семи утра. Заработали двигатели автопогрузчиков и электрокаров. Дежурная смена грузчиков, закончив которую уже за эту ночь партию в домино, лениво потягиваясь и позёвывая, отправились на разгрузку. Слава, получивший от нас необходимые инструкции, вытащил из общей пачки бумаг нужную квитанцию и протянул её бригадиру:

– Груз по этой накладной складируйте вон там, в дальнем углу.

Указав, для верности, место, куда складывать коробки, он вернулся в кабинет, где мы с Вовкой перекуривали и попивали жидкий казённый кофеёк из больших керамических кружек.

– Значит, так: пока последняя фура не разгрузится, придётся вам посидеть здесь. Мы же не можем вскрывать чужой груз при посторонних.

– А когда разгрузится последняя? – нетерпеливо спросил Вовка, отпивая очередной глоток из кружки.

– Я думаю, часам к девяти, не раньше.

– Блин, а потом ведь клиенты потянутся? – Я с сомнением поглядел на Славу.

– Нет, по воскресеньям мы грузы не выдаём: выходной, – ответил он. – Так что у нас полно времени. Но только кантовать коробки и перепаковывать самим придётся.

– Да нам главное, до них добраться и посмотреть, – успокоил его Гаевский. – Что-то же обязательно найдём, из-за чего Митрича положили.

– Посмотри, Слава, – я протянул ему накладную, номер которой оканчивался на шестьдесят шесть: – Видишь, семьсот тридцать килограммов груза и только тринадцать мест.

Гаевский недоумённо переводил взгляд с одного на другого, пока не понимая, в чём дело. Слава, похоже, тоже пока не врубился.

– В Бангкоке по этой накладной была оформлена партия растворимого кофе "Nescafe", – начал разъяснять я друзьям.

До Славы, наконец, дошёл смысл сказанного. Схватив со стола калькулятор и, быстро что-то посчитав, он поднял на меня глаза:

– Действительно, полная херня получается. Не может ведь в один стандартный короб войти почти семьдесят килограммов растворимого кофе: товар-то лёгкий.

– Наверняка вместо растворимого кофе в банках было что-то другое, – продолжил я. – А опытный Митрич, перевешивая товар, что-то заподозрил, и наверняка понял, что дело нечисто. Мне кажется, он мог себя чем-нибудь выдать. И когда пошёл ко мне доложиться, его зарезали. Значит, нужно просто вскрыть этот груз с кофе и посмотреть: а что же там внутри?