Читать книгу Без зеркал, или Зимние каникулы - Николай Климонтович - Страница 1
ОглавлениеЛица
Павел
Девица
Анна
Старуха
Павел Павлович
* * *
На старой даче; зимние каникулы.
Темная сцена. Звон разбитого стекла.
Голос Девицы. Что-то разбилось!
Голос Павла. Ах, Гарднер Павла Павловича, Сафронов Нины Константиновны, братья Корниловы с Кузнецовым.
Девица. Осколки хрустят.
Павел. Что здесь может разбиться – вазы на барахолке, фарфор в комиссионке.
Девица. Моя пудреница упала.
Павел. Рухлядь. Ничего стоящего не осталось.
Девица. А ты на нее наступил. Ланком.
Павел. Вот раньше на даче хрустальную люстру держали. Все, двенадцать, теперь уже не приедет. (Зажигает свет, включает музыку.) Теперь мы одни!
Девица. Кто, отец твой?
Павел. Никто не приедет. Ни из родственников, ни из знакомых. Ни из родных, ни из близких… Ну, что там у нас в заначке! (Развертывает свертки.)
Девица (озираясь). Неужели хрустальную?
Павел. Конечно. Прямо вот здесь, посреди потолка. Хочешь, покажу – как раньше жили? Вот, надевай. (Дает Девице какой-нибудь давний жакет, пожилую юбку, лысую горжетку; сам надевает старый пиджак.)
Девица (одеваясь). Неужели раньше так вот и ходили?
Павел. Платье с декольте напялят и едут – во МХАТ. Позволь?
Танцуют.
Девица. Смешно. И «рок» танцевали?
Павел. Патефон заведут и выдают буги-вуги.
Девица. А фокстрот?
Павел. И танго, и фокстрот, и буги-вуги. Кто победнее, тот вальс под аккордеон. Весело жили!
Девица. Когда это было…
Павел. На черных ЗИМах на дачу прикатывали. Дед пикники устраивал, по пятьдесят человек принимал. Везде тюль, тюль, бархат, шифон. Дверь из сада на веранду открыта, домработница на траве самовар еловыми шишками топит.
Девица. Электричества не было?
Павел. Полная электрификация! На столе жареный поросенок с гречневой кашей.
Девица. Теперь гречка редко бывает.
Павел. В графинах водка, в лафитниках наливка. А бабка… А бабка моя сидит за пианино и поет – Северянина.
Девица. Красиво.
Павел. Это было у моря, где пахучая пена… Ах, Нина Константиновна, у вас ангельский голос, как у Козловского…
Девица. А это кто?
Павел. Тенор. Так они между собой разговаривали. А вот у Валерьян Валерьяныча – прям бас. Вы правы, голос недурной, не жалуюсь. Ну так исполните нам, Валерьян Валерьянович, хоть «Широка страна», не откажьте в любезности. И тут мой дед – здоровый был, фигура как у Мухиной, – кричит: товарищи, кричит, прежде чем Валерьян Валерьяныч исполнит нам песню – наполним бокалы, извиняйте за каламбур. Содвинем их разом за нашу великую и могучую! Тут все встают из-за стола по стойке смирно, куранты бьют на Спасской башне, все чокаются, выпивают, а потом целуются с тем, кто ближе, взасос. Поцелуются, оботрутся и ка-ак грянут хором: «Мы кузнецы, и танки наши быстры».
Девица. Здорово. И ты все помнишь?
Павел. Еще бы. Отец рассказывал, и бабка. Дед врачом был, лечил всю жизнь больших людей. Член-корреспондент, профессор, заведующий кафедрой, тысчонка в месяц только так обламывалась, не считая гонораров.
Девица. Тогда понятно.
Павел. А умер – на книжке двадцати тысяч не было. Половину бабка заграбастала, половину – тетка. А папаше – вот эта развалюха досталась. «Жигули» моей мамаше отдал, чтобы из квартиры выписалась…
Девица. Она была певицей?
Павел. Ушла к следующему мужу.
Девица. А бабка?
Павел. Нет, мамаша с машиной. А бабка никогда не работала. Выпивала, с домработницей лаялась, теперь совсем поехала.
Девица. Куда?
Павел. Сбрендила, шизанулась, сберкнижку от нас с отцом в матрас зашила. Но если ко мне приходят – сразу в мою комнату ползет. Ей налить – она рассказывать начинает: когда к нам во дворец приезжал принц Ольденбургский…
Девица. Она во дворце жила?
Павел. В Алупке. Ее отец у графа Воронцова конюхом был.
Девица. А дед?
Павел. Что дед?
Девица. Тоже из дворца?
Павел. В лаптях пришел в Москву на ветеринара учиться. Ах! (Хватается за сердце, падает на пол.)
Девица. Что с тобой?
Павел (умирая). Портвейну…
Девица (мечется). Сейчас, сейчас.
Павел (садясь). Так и умер.
Девица. Кто?
Павел. Дед. Приехал с совещания, тапочки надел – и бряк на ковер. И умер. Он вообще-то проблемами старения занимался. Геронтолог. У тебя кто родители?
Девица. Я с матерью живу. Она с отцом расписана не была.
Павел. А-а. А я с отцом. Он тоже геронтолог. Заведующий лабораторией.
Девица. Слушай, а ты этого, рыжего, давно знаешь?
Павел. Я всех знаю, меня все знают.
Девица. А много ты ему должен?
Павел. Нет, пустяки. Отдам скоро. Кожаный пиджак папаше верну, и все дела.
Девица. В карты проиграл?
Павел. В карты, в карты. А пиджак в залог оставил, пока деньги не принесу. (По-мальчишески.) И надо было мне в тот день папашин пиджак надевать. Т-с-с! (Выглядывает в окно.)
Девица. Кто там?
Павел. Ночная лыжница. (Отталкивается палками.) Вшик-вшик-вшик.
Девица. Я боюсь.
Павел. Прибежала на лыжах ко мне.
Девица. Тоже Северянин?
Павел. Демьян Бедный. Что дрожишь?
Девица. Кто она?
Павел. На тебя похожа.
Девица. А почему ночная?
Павел. Нормы сдает: готов к труду и обороне в ночное время. Ладно, снимай с себя это тряпье.
Девица. Сам сказал, чтобы надела. (Расстегивается.) Холодно здесь.
Павел. Выпей, согрейся.
Девица. Я тебя давно заметила, еще у Ляльки.
Павел. Молчи.
Девица. А чего?
Павел. Молчи, закрой глаза, расслабься. И медитируй.
Девица. Что делать?
Павел. Видишь?
Девица. Ты ж сказал – глаза закрыть.
Павел. С закрытыми глазами видишь: пустыня, пред тобой кремнистый путь блестит?
Девица. Пустыню вижу.
Павел. И молчи.
Молчат с закрытыми глазами.
Девица. А ты что, женат?
Павел. С чего ты взяла?
Девица. Кольцо на пальце.
Павел. А, это. Наследство. От дедушки осталось. Высокая проба.
Девица. Старинное?
Павел. И от бабушки… Бабушка геронтологией не занималась – и выжила. Мне его продать надо. Продам, с долгами расплачусь. У тебя нет никого, чтобы сдать?
Девица. Нету. Если б из шмотья что-нибудь, а то – золото. Слушай, а долго еще… медитировать?
Звук подъехавшей машины.
Павел. Тише! (Гасит свет, смотри в окно.) Машина подъехала.
Девица. Ты ж сказал – теперь никто. Может не открывать?
Павел. Толку.
Девица. А если отец?
Павел. Не похоже. Он бы на такси приехал, а тут шикарная какая-то машина. Да даже если и он – тебе-то что бояться? На, спрячь кольцо!
Павел снимает кольцо с пальца, отдает Девице. Крадется к двери, отступает. На пороге – фигура Анны.
Анна. Я сюда попала?
Павел. Наверное, не сюда. Вам кого?
Анна. Павел, ты?
Павел. Кажется, я.
Анна. Я – Анна. Не узнаешь?
Павел. Контуры знакомы.
Анна. Школьная подруга Вероники… Твоя подруга студенческих лет. Анна. Ты не помнишь меня?
Павел (басом). Припоминаю в общих чертах.
Анна. Конечно, столько лет не виделись. Кивнем друг другу на бегу – в Доме кино или в Доме ученых. Ты один?
Павел (басом). Как перст.
Анна. Вероники нет? Зажги же свет.
Павел (басом). Пробки перегорели.
Анна. Мы подъезжали к дому – окно светилось.
Павел. А подъехали – и перегорели.
Анна. Господи, признай же наконец, свою старую подругу. Я со знакомым. Едем из Тарасовки. Дай, думаю, загляну по старой памяти. Свернули с шоссе, подъехали, окошко светится… (Кричит.) Помню, помню! И кресло это, и этот запах. Ах, не слушай меня, я сегодня пьяная, сентиментальная. В нашем затянувшемся возрасте праздники так редки. Возьми же у женщины пальто, предложи сесть. Я на минутку.
Павел. Тарасовка неподалеку.
Анна (не расслышав). Нет, не с мужем. Я же говорю – с другом. Давний приятель, пригласил поужинать. Старый товарищ, милый, воспитанный, не молодой, не совсем русский… Нет-нет, просто немосковского происхождения. Деликатный, не надо принуждать быть джентльменом, все – сам. (Сбрасывает пальто на кресло.) А ты, значит, работаешь в уединении, старый ученый чудак.
Павел. Анюта!
Анна. Ну вот, признал, кажется. Слава богу. Ты ведь с мужем моим не знаком? Тоже ученый, много ездит… Кто там?!
Павел. Где?
Анна. Там, в темноте. Или мне послышалось? Кто-то будто скребется?
Павел. Это… это кошки. И мыши.
Анна. Я их боюсь до смерти! О чем я? Да, о муже. Все время в командировках: Гаага, Марсель, Турин, Таллин. Одна наука на уме… А, вот здесь пианино стояло, старенькое, лысенькое. Сколько лет прошло – а я все помню. Когда я была на даче в первый раз, был февраль. Оттепель. Самое начало. На даче мы втроем: ты, я и Вероника. Вероника, ты и я. Как она?