Читать книгу Кто, если не мы - Николай Лузан - Страница 1

Короткая летняя ночь подходила к концу, яркая россыпь южных звезд потускнела, блеклый диск луны грустно подмигнул серыми глазищами космических морей и скрылся за зубчатой стеной гор. Небо и море налились густой синевой, ветер стих, и воздух, казалось, стал недвижим. В наступившей тишине несмело, чуть слышно прощебетали птицы и смолкли. Все живое замерло в ожидании нового дня.

Прошло мгновение, робкий солнечный луч окрасил кромку горизонта в нежно-розовый цвет. Воздух пришел в движение, и, как по мановению дирижерской палочки, птицы дружно защебетали на разные голоса. Гигантская размытая тень гор, безмятежно покоившаяся на глади Цемесской бухты, пошла изломами. Море вспенилось седыми барашками и грозной волной обрушилось на гранитные скалы; они же невозмутимо взирали на это буйство, и оно смирившись и сердито шипя, расплескалось по берегу. Новый день вступил в свои права.

Новороссийск не спешил просыпаться и продолжал нежиться в утренней прохладе. Морской бриз, шаловливо поиграв портьерой в настежь распахнутой двери балкона квартиры командира 76-й Псковской воздушно-десантной дивизии генерал-майора Колпаченко, по-хозяйски прошелся по гостиной, затем заглянул в спальню и зашелестел страницами открытой книги. Александр приоткрыл глаза, бросил взгляд на часы – стрелки показывали четверть пятого, и снова погрузился в сладостный сон.

Пошли третьи сутки отпуска, ставшего для него полной неожиданностью. Еще неделю назад генерал не мечтал о такой милости старших начальников и готовился проводить его, как обычно, в «бре». Но в его планы на этот раз, к счастью, вмешалась удача.

4 августа завершились учения «Кавказ. Стабильность-2008». Они, а больше подготовка к ним, отняли у Колпаченко немало здоровья и нервов. Для него и сотен других командиров это были не просто очередные учения, а суровый экзамен, который устроил недавно назначенный на должность министра обороны страны Анатолий Сердюков. И не просто министр, а человек сугубо гражданский, с приходом которого в армии началась болезненная и давно уже назревшая реформа. Он, невзирая на прошлые заслуги и чины, открытые демарши и скрытый саботаж отдельных генералов, беспощадно и решительно перестраивал армию на новый лад.

Эти первые итоги перестройки громадой неуклюжей военной машины проявились в ходе учений и оказались плачевными для значительного числа командиров. Они со своим устаревшими подходами к организации боевой деятельности войск, в глазах Анатолия Сердюкова, не вписывались в облик будущей армии и потому вынуждены были писать рапорта на увольнение. Колпаченко и десантникам повезло больше: министр промолчал, а у начальника Генштаба генерала Николая Макарова нашлось для них даже несколько добрых слов. Его похвала стала своего рода индульгенцией для командующего воздушно-десантными войсками генерал-лейтенанта Валерия Евтуховича. На радостях, что подчиненные не сплоховали, а «сердюковская коса» не коснулась его головы, он в тот же день поощрил Колпаченко и ряд других командиров, предоставив им отпуска.

5 августа, отправив дивизию к месту постоянной дислокации в Псков и передав управление ею начальнику штаба полковнику Арутюну Дарбиняну, Колпаченко в тот же день выехал к семье в Новороссийск. Там после восьми месяцев разлуки его с нетерпением ждали жена Антонина и сыновья Максим и Иван. В первое время он, следуя шутливому совету старого друга – заместителя командующего ВДВ генерал-майора Вячеслава Борисова, не читал газет, не смотрел телевизор, пытался не думать о службе, а отсыпался после бессонных ночей и наслаждался покоем.

Но она – служба не отпускала Александра. 8 августа в 5.30 у него сработал внутренний будильник. По старой армейской привычке, вошедшей в плоть и кровь еще с курсантских времен, он отбросил простыню на спинку кровати, рывком поднялся, опустил ноги на пол и тряхнул головой.

«Так, во втором полку надо проверить план батальонного учения, в третьем – взять на контроль техобслуживание техники, потом разобраться с… – первое, о чем подумал Колпаченко и спохватился: – Стоп, Саша! Хватит воевать! Ты же в отпуске! Ты дома!..» – на его лице появилась блаженная улыбка. Он с нежностью посмотрел на жену: Тоня, свернувшись калачиком, сладко посапывала, ее припухшие губы сложились бантиком, а на щеке проступил нежный румянец, поправив, сползшую с ее плеча простыню, прилег рядом. И тут заработал, молчавший все последние дни, служебный сотовый телефон. На дисплее высветилось «Борисов».

«ЧП в дивизии?!.. Или.»– но об этом Колпаченко не хотелось даже думать. Однако звонок Борисова подтверждал наихудшие предположения: по пустякам в столь ранний час, тем более, зная, что он в отпуске, тот не стал бы беспокоить, и сердце Колпаченко екнуло. Они слишком хорошо знали друг друга. Впервые военная судьба свела их в далеком 1987 году в Афганистане. Там выпускники Рязанского военного воздушно-десантного училища капитан Борисов и старший лейтенант Колпаченко не в теории – на учениях, а на практике – в бою познали цену жизни и цену смерти, там родилось их боевое товарищество. С возвращением на родину война для них не закончилась, она настигла друзей на родной земле. Вместе с подчиненными им, подобно пожарникам, пришлось тушить ее испепеляющий жар то в Азербайджане, то в Грузии, то на Северном Кавказе. И только осенью 2001 года, после разгрома банд Дудаева в Чечне и Гелаева в Абхазии, для них, казалось бы, наступил мир, но, как оказалось, ненадолго.

8 августа 2008 года эта иллюзия исчезла. Сбывался мрачный прогноз аналитиков из штаба ВДВ и ГРУ: президент Грузии Саакашвили, грозивший непокорным Южной Осетии и Абхазии привести их к повиновению, все-таки решился на военную авантюру. Александр, стараясь не потревожить жену, стремительно прошел на кухню и ответил на вызов Борисова.

– Здравия желаю, товарищ генерал-майор!

– Здравствуй, Александр Николаевич, – ответил тот и, прокашлявшись, как-то отстраненно поинтересовался: – Ты чем занимаешься?

– Как вы и рекомендовали, товарищ генерал: газет не читаю, телевизор не смотрю, писать ничего не пишу и о службе пытаюсь не думать.

– Понятно. Теперь, Саша, про тебя напишут в недружественной нам зарубежной прессе.

– В каком это смысле, товарищ генерал?

– В Южной Осетии и Абхазии резко обострилась обстановка.

– Что, серьезные провокации?

– Хуже, – пройдясь крепким армейским словцом по президенту Грузии, Борисов глухо обронил: – В Цхинвале идут бои!

– Чт-о?! Сцак, он что, совсем охренел?!! – Колпаченко не мог поверить, что в Южной Осетии началась война.

Действительность оказалась намного ужаснее, чем он себе мог представить. Президент Саакашвили, наплевав на международные нормы, действовал вероломно и нагло. На горстку ничего не подозревавших российских миротворцев и мирно спящий город он бросил двенадцатитысячную, вооруженную до зубов, армию. Решиться на войну в день открытия Олимпиады в Пекине мог только отъявленный подлец и наглец. Масштабные учения Российской армии на Северном Кавказе «Кавказ. Стабильность-2008» – это недвусмысленное предупреждение политического руководства России – «ястребы» в Тбилиси самонадеянно проигнорировали. Полагаясь на политическую и военную поддержку США и НАТО, Саакашвили рассчитывал покончить с мятежными республиками за несколько суток.

«Все-таки война!» – подумал Колпаченко и поежился.

Подтверждение тому прозвучало в словах Борисова.

– Мерзавцы! Похерили мандат ООН! «Градами» бьют по южному лагерю миротворцев! Грузинский спецназ в Цхинвале, и валит всех подряд! Эта сволочь Сцак… – негодовал он и проклинал Саакашвили.

– Там же дети? Там же старики? Как же. – у Колпаченко больше не нашлось слов.

Перед его мысленным взором полыхал пожарищами и вздыбливался к небу зловещими черными тюльпанами Цхинвал. С господствующих высот артиллерийские расчеты грузинской армии методично, как на учебном полигоне, подавляли один за другим очаги сопротивления югоосетинского ополчения. Одновременно отборные коммандос, натасканные в Ираке и Афганистане, бронированными клиньями вгрызались в зыбкую оборону защитников города и к рассвету 8 августа полностью блокировали южный лагерь российских миротворцев.

Командир батальона подполковник Константин Тимерман вместе с подчиненными и приданным ему подразделением армейского спецназа оказывали отчаянное сопротивление. Несмотря на тяжелые потери – в первые часы боя погибли 14 человек, они стояли насмерть и не позволили грузинской армии продвинуться ни на шаг. Эта непредвиденная заминка ломала тщательно разработанный советниками из НАТО и Генштабом Грузии план военной операции «Чистое поле» – захвата Южной Осетии. Цхинвал и Рокский тоннель, связывающий ее с Россией, несмотря на большие потери, агрессору взять с ходу не удалось.

Страшась услышать убийственный ответ, Колпаченко, внезапно осипшим голосом, спросил:

– Товарищ генерал, тоннель чей?

– Пока наш, но положение тяжелейшее. Миротворцы и группа спецназа отбиваются из последних сил. 58-я армия Хрулева на марше, но когда дойдет до Цхинвала – только одному богу известно! Поэтому, Саша, как говорится, «Никто, кроме нас!».

Однако для Колпаченко, и без этого напоминания, не существовало иного выбора: как забыть про свои 52 года, про предстоящее увольнение и стать в один строй с теми, для кого высшей ценностью являлась верность присяге и духу святого войскового товарищества. Борисов говорил что-то про увольнение, что в житейском плане он может его понять, а Колпаченко всеми своими мыслями был уже там, в Пскове, с подчиненными и объявил:

– Товарищ генерал, я немедленно вылетаю в Псков и принимаю командование дивизией на себя!

– Спасибо, Саша, другого решения я и не ждал, – потеплевшим голосом произнес Борисов и после продолжительной паузы, с трудом подбирая слова, продолжил: – Ну, ты там, с Тоней, как-то… В общем, объясни, что ненадолго.

– Товарищ генерал, вы же ее знаете. Она жена боевого, а не паркетного генерала.

– Все так, Саша. Теперь по существу, – перешел на деловой тон Борисов. – В Псков тебе лететь не надо. Твой НШ занимается отправкой личного состава и техники в Моздок. Встречай на месте и сразу на марш!

– Есть! – принял к исполнению Колпаченко и уточнил: – Товарищ генерал, какова будет задача дивизии в Южной Осетии?

– Задача?! Эти… – Борисов, выругавшись, снова дал волю чувствам: – Какая на хрен задача?!! Перестраховщики! Паркетные шаркуны! Все бздят взять на себя ответственность! Как война, так у нас 41-й год!

– М-да, – только и мог что произнести Колпаченко и, тяжело вздохнув, повторил вопрос: – Так какая будет задача, товарищ генерал?

– Одна задача, Саша, воевать! Своих спасать! Чего тут непонятного?

– Ясно, но это же территория иностранного государства? Тут.

– Что-о?!! И ты меня учить собрался?! – вспылил Борисов и уже не говорил, а кричал в трубку: – Саня, ты че несешь? Ты че, как те паркетные бздыкуны, за чужие спины прячешься?! Какой на хрен приказ?!! Кто его даст? Этот… – связь на миг пропала. – со своим «эскадроном амазонок» бабки пилит. В Генштабе кабинеты и столы делят! Никто ничего толком не знает! Везде бардак! Везде.

Борисов продолжал бушевать, разнося в пух и прах армейских бюрократов и перестраховщиков. А в Колпаченко все кипело от негодования – обвинение в трусости взорвало его, и он, забыв про субординацию, выпалил:

– Слава, я трусом не был и не стану! За чужие спины не прятался и прятаться не собираюсь! Я готов.

– Погоди, погоди, Саша! Не лезь в бутылку, – сбавил обороты Борисов и, извинившись, посетовал: – Думаешь, мне тут сладко? Бьюсь как рыба об лед.

Колпаченко, остыв, в душе посочувствовал Борисову: с такими, как у него, вопросами к нему и командующему ВДВ, наверное, обращались командиры других дивизий, и не удержался от главного вопроса:

– Товарищ генерал, а что Верховный Главнокомандующий?

– Верховный? Ему на Параде Победы лень задницу от кресла оторвать! Так чего ты от него хотел? – в сердцах бросил Борисов. – Одна надежда на ВВП. А он в Пекине. Гады, все рассчитали! Под шумок, одним хапком проглотить Осетию. Подавятся. Не на тех напали. Поэтому, Саша, нам с тобой бздеть никак нельзя. Забздим сегодня, завтра хреново всем будет. Эти выблядки рассчитывают, что мы хвост подожмем. Россию хотят в задницу засунуть. Вот им, хрен! Скрутим в бараний рог! Так, Саша?

– Так точно, товарищ генерал! – подтвердил Колпаченко и уточнил: – Чем мне добираться до Моздока?

– Вертушкой. Свяжись с Краснодаром, там у них еще что- то осталось.

– Ясно. Есть!

– Вот и договорились. Встречаемся в Осетии. Я буду в Джаве, там сейчас разворачивается временный КП. Поторопись, Саша, исход войны решают не часы, а минуты. Сволочи, если закупорят Рокский, то мы такой кровью умоемся, что лучше об этом не думать. Я, надеясь на тебя, Саша.

– Не подведу, товарищ генерал! Сделаю все, что в моих силах! – заверил Колпаченко.

– Этого мало. Надо сделать невозможное, а ты это сможешь! Удачи тебе, Саша! – закончил разговор Борисов.

Колпаченко выключил телефон и какое-то время не мог пошелохнуться. То, что происходило в Южной Осетии, находилось за гранью разумного. В то время как олимпийский Пекин сиял феерическим шоу и купался в море счастливых улыбок, крохотный Цхинвал корчился в нечеловеческих муках и погибал под разрывами снарядов систем залпового огня «Град».

– Сволочи! – сорвалось с губ Колпаченко. После короткого раздумья он набрал номер дежурного по Краснодарскому гарнизону. Ответ для него не стал неожиданным. Корпус, о котором говорил Борисов, попал под каток реформаторов. От вертолетной эскадрильи осталось две машины: одна вылетела во Владикавказ, а другая стояла без лопастей.

«Как война, так у нас 41-й год» – вспомнил Колпаченко слова Борисова и от горечи заскрипел зубами. Последняя надежда оставалась на родную в недавнем прошлом новороссийскую 7-ю воздушно-десантную дивизию, где он три года прослужил начальником штаба. Пальцы привычно набрали хорошо знакомый номер, в последний момент Колпаченко остановился: разрешение на вылет, тем более в Моздок, давала только Москва, и застонал от бессилия. Он, командир боевой дивизии, ничего не мог сделать, его по рукам и ногам связывали инструкции и указания, сотнями рождавшиеся в далеких кабинетах «арбатского округа». Колпаченко вскочил со стула и заметался по кухне в поисках выхода.

«Машина? Ага, на УАЗе приедешь как раз к концу войны! Стоп! А Юра? Старый надежный друг, он и черта достанет! Надо звонить ему!» – оживился Колпаченко, пробежался по справочнику контактов, остановился на фамилии Сердюк и нажал на кнопку. Никто не ответил, и он повторил вызов. На этот раз в телефоне зазвучал недовольный, сонный голос:

– Кому эт не спится в ночь глухую?..

– Юра, здравствуй, это Колпаченко. Извини, что беспокою.

– О, Александр Николаевич! – воскликнул Сердюк и уже бодро, по-военному поздоровался: – Здравию желаю, товарищ генерал! Не казни старого полковника, сразу не узнал. Гражданка засасывает как болото.

– Да ладно, Юра, зато богатым буду, – невесело пошутил Колпаченко и поинтересовался: – Как семья? Как дела?

– Семья в строю. Вот внука тебе готовлю. А дела? Ну, какие могут быть дела на гражданке – воруем.

– Как Лена?

– Нормально. Бери Тоню и приезжай, будем только рады.

– Спасибо, Юра, непременно. Я что звоню: мне нужна хорошая скоростная машина.

– Давно пора, Александр Николаевич, не дело генералу на УАЗе ездить.

– Юра, речь не о том, в Южной Осетии серьезная заваруха.

– Чт-о?!! Войн… – осекся Сердюк.

– Похоже, так. Среди наших есть потери, – подтвердил Колпаченко.

– Гады! Оборзели в конец! Моська, и на слона?! – взорвался Сердюк.

– Юра, так поможешь с машиной? Мне своих надо встречать в Моздоке! – перебил его Колпаченко.

– Машина? В Моздок?! А где вертушки? – ничего не мог понять тот.

– Долго объяснять, сам знаешь, реформа в армии. Так как с машиной?

– Дореформировались! Е… – выругавшись, Сердюк спросил: – Куда прислать?

– Ко мне домой.

– Так-так. – Сердюк перебирал в уме своих знакомых и, остановившись, объявил: – Через час машина будет. Водила, конечно, не Шумахер, но лучшего в Новороссийске не найти. Звать Гриша Гогоберидзе.

– Грузин, что ли?!. – удивился Колпаченко.

– Грузин, но наш грузин. Классный парень, не подведет, – заверил Сердюк.

– Ну-у, дела, кому скажешь, так не поверит. Русского генерала на войну с грузинами везет грузин. Довбаные политики! Чтобы их б… – в сердцах бросил Колпаченко.

– Не то слово, Саша! Двадцать лет назад мы о таком даже подумать не могли. Что творят? Сволочи! Я бы этого сукина сына Сцака за яйца подвесил.

– Подвесим, не мы, так грузинский народ. А за машину, Юра, спасибо, – поблагодарил Колпаченко.

– Саша, давай я с тобой. Помнишь, как в Чечне? Соберу казаков и вперед!

– Нет, Юра, ты свое отвоевал. Это другая война. Извини, но мне надо с дивизией связаться, – закончил разговор Колпаченко.

– Удачи тебе и твоим бойцам, Александр Николаевич. Сверни башку гадам и возвращайся живым, – пожелал Сердюк.

– Спасибо, Юра, все будет путем! – заверил Колпаченко, и теплая волна благодарности поднялась в груди.

В трудную минутку друзья не подвели. Теперь, когда вопрос с транспортом решился, он набрал номер начальника штаба 76-й дивизии. Тот ответил немедленно. В телефоне далеким эхом звучали голоса подчиненных, хорошо знакомые Колпаченко, и непрерывно трещали звонки. На командном пункте дивизии четко и без суеты действовали оперативные дежурные и начальники служб.

Доклад начальника штаба дивизии полковника Арутюна Дарбиняна поднял настроение Колпаченко. Дивизия уверенно становилась на крыло. Из ангаров своим ходом вышла вся боевая техника; личный состав, получив вооружение, готовился к посадке в самолеты. Сказывались боевая выучка и ежедневные тренировки – без своего командира подчиненные действовали как хорошо отлаженная машина. Сердце Колпаченко наполнила гордость, когда он узнал: в строй стали даже те, кто находился в госпитале. В час испытаний боевое десантное братство объединило всех – офицеров и солдат, опытных бойцов и необстрелянных первогодков. Теперь он жил только одним – поскорее занять свое место в строю.

Скрип двери вернул Колпаченко к мирной действительности. Он обернулся, и сердце сжалось. На пороге стояла Тоня. Ее лицо еще сохраняло следы сна, а в глазах плескалась тревога.

– Саша, что случилось?! Кто звонил? Борисов? Сердюк? Чего они хотели? – затеребила она вопросами.

– Все нормально, Тоня. Так, небольшие проблемы, – пытался он успокоить ее.

– Нет, Саша, ты что-то скрываешь? Я по тебе вижу. ЧП в дивизии?

– Понимаешь, Тоня, тут такое дело… – Колпаченко замялся и, пряча глаза, объявил: – В общем, я выезжаю в Моздок.

– Куд-а? – брови Антонины поползли вверх, изумление на лице сменилось ужасом и с ее дрогнувших губ сорвалось: – Осетия? Неужели война?

Александр промолчал. Но и без слов Антонина своим женским сердцем чувствовала: мужу предстояла очередная командировка, лукаво называемая политиками в «горячую точку». «Точку», где ему вместе с подчиненными приходилось вставать стеной на пути разъяренной толпы, выкуривать боевиков из «крысиных нор» и погибать в подлых засадах. Каждый раз, когда Александр покидал дом, Антонина не находила себе места. И сейчас ее умоляющий взгляд искал его глаза, а с губ срывалось:

– Неужели это война?! Неужели?

– Нет, военный конфликт, – уходил Колпаченко от прямого ответа.

– Но это неправда, Саша! Зачем тогда поднимать твою дивизию?

– Для усиления.

– Какого? Для чего?

– Тоня, все решено!

– Кто решил?! Когда? А ты подумал обо мне, о детях?!

– Тоня, все будет нормально. Оставь свои страхи.

– Саша, Сашенька, ты же собрался увольняться? Зачем тебе это? Откажись!

– Не могу, Тонечка! Не могу, – твердил Колпаченко.

– Саша, тебе 52 года! Ты уже 20 лет воюешь! Пусть воюют другие! Я тебя прошу, откажись! – умоляла Антонина.

– А что скажут ребята? Как я потом буду смотреть им в глаза? Все решено! Юра Сердюк присылает машину, и я выезжаю в Моздок! – отрезал Колпаченко и, бережно отстранив жену, пошел собираться. Антонина потерянно металась по квартире, хватаясь то за одно, то за другое.

Звонок в прихожей положил конец их трудному, мучительному расставанию. Колпаченко решительно направился к двери и открыл. Перед ним стоял лет 27, невысокого роста, худощавый парень. Переминаясь с ноги на ногу, он с характерным акцентом в голосе поздоровался и представился:

– Я, Григорий, от Юрия Вячеславовича, товарищ генерал!

– Заходи! – пригласил Колпаченко в квартиру и, крепко пожав ему руку, поинтересовался: – Где служил?

– В автобате Киевско-Житомирской ордена Кутузова III степени дивизии Ракетных войск стратегического назначения. Замкомвзвода. Старший сержант.

– Значит, бывалый солдат.

– Так точно!

– Ну что, Гриша, придется снова вспомнить службу.

– Я готов, товарищ генерал.

– Спасибо! Для тебя я Александр Николаевич. Жди в машине, я сейчас.

– Может, что поднести, товарищ генерал? – предложил Григорий.

Колпаченко невесело улыбнулся и заметил:

– Э-э, забыл ты, товарищ старший сержант, военному подносят только патроны и чарку, все остальное он делает сам.

Григорий хмыкнул и, развернувшись, направился к выходу.

Проводив его теплым взглядом, Колпаченко возвратился в комнату, и обняв жену за плечи, подвел к дивану и предложил:

– Тонечка, присядем на дорогу.

Она, смахнув с глаз слезы, присела рядом и прижалась к нему всем телом. Александр почувствовал, как оно затрепетало, и к его горлу подкатил колючий комок.

«Милая ты моя! Верная ты моя! Сколько же я тебя буду мучить? Когда все это закончится?» – казнился Колпаченко.

Антонина не выдержала и всхлипнула. Он, боясь показать свою слабость, внезапно осипшим голосом произнес:

– Все, Тонечка, мне пора!

– Саша! Сашенька! Господи сохрани тебя и твоих ребят! – срывалось с дрожащих губ Антонины.

Он, торопливо поцеловав ее, подхватил спортивную сумку – «тревожный чемодан», и поспешил на выход. Во дворе у BMW 5-й модели его ждал Григорий. Забросив сумку в багажник, Колпаченко занял переднее сидение, оно жалобно скрипнуло под весом в 120 килограммов могучего тела, и распорядился:

– Поехали, Гриша!

– А по какому маршруту, Александр Николаевич, через Краснодар или Адыгею? – поинтересовался тот.

– А где быстрее?

– Через Адыгею чуть длиннее, но там движение меньше.

– Значит, через Адыгею.

– Есть, товарищ генерал! – по-военному ответил Григорий и тронул машину.

Быстро выбравшись из города, он, ловко маневрируя, пробился сквозь пробку на перевале у станции Тоннельная, и, вырвавшись на простор, прибавил газу. Серая лента шоссе извивалась по живописным предгорьям. Колпаченко остановившимся взглядом смотрел перед собой и не замечал красот Южной Кубани: густых лесов, подернутых легким золотистым налетом увядающей листвы, оранжевого моря полей подсолнечника, раскинувшихся до самого горизонта. Он не слышал мелодичной, берущей за душу, казачьей песни, которую пели бригады девчат, собиравшие помидоры.

Перед глазами генерала стояли иные сцены – чудовищные по своей жестокости и бессмысленности: объятые огнем пожарищ дома, искореженные гусеницами танков остовы машин, истерзанные осколками и собаками, распухшие на жаре и издающие непереносимый смрад, трупы людей. Все это повторялось в выжженном палящим солнцем афганском Кандагаре, в благодатных субтропиках Абхазии, в мрачных развалинах Грозного. И этому безумству и жестокости человека не было видно конца.

Резкий толчок заставил Колпаченко встрепенуться. Григорий резко ударил по тормозам и чертыхнулся. Из кустов на дорогу вальяжно выплыли два милиционера. Капитан, лениво помахивая жезлом, неспешно приближался к BMW.

– Чертовы доишники! Теперь будут доить по полной программе! – в сердцах воскликнул Григорий.

– Все будет нормально, Гриша, мы же не на свадьбу едем, – развеял его опасения Колпаченко.

– Хорошо, если только подоят, а то еще в ментовку потащат, – продолжал сокрушаться Григорий.

Колпаченко бросил нетерпеливый взгляд на часы. Стрелки неумолимо отсчитывали драгоценные для него секунды и минуты, а капитан-милиционер, как нарочно, тащился будто черепаха. Оценивающим взглядом прошелся по машине, номерам, и его глаза алчно блеснули. Небрежно козырнув, он представился и потребовал у Григория права. Тот потянулся к документам.

– Погоди, Гриша! – остановил его Колпаченко и обратился к милиционеру: – Товарищ капитан, водитель здесь не причем. Все вопросы ко мне.

– Че-го?! – промычал милиционер и, наклонившись, заглянул в салон.

Его физиономия вытянулась, и от вальяжности не осталось следа, когда перед глазами возникла генеральская звезда. Забыв про Григория, его права, милиционер вытянулся в струнку под грозным взглядом генерала.

– Вас как звать, товарищ капитан, – вывел его из столбняка Колпаченко.

– Э-э… Анатолий, – пришел в себя милиционер.

– Где служили?

– В ПВО.

– Тоже войска. Так вот, Толя, извини, что нарушаем правила, я спешу на войну.

– Че-о? На какую еще войну?! – на лице капитана отразилась целая гамма чувств, губы дернулись, обнажив хищный оскал, и он сквозь зубы процедил: – А-а, шутники? Ну, щас пошутим.

– Товарищ капитан, мне не до шуток! Армия Грузии штурмует Цхинвал! Там гибнут наши ребята! – повысил голос Колпаченко.

– Че-о?! Ка-к?! – опешил милиционер.

– А вот так, Толя, скоро в новостях узнаешь.

– Ну-у… – только и мог что выдавить из себя капитан, а когда пришел в себя, взял под козырек и спросил: – Товарищ генерал, чем могу помочь?

– Толя, время дорого, не задерживай, – поторопил Колпаченко.

– Да, да, конечно, поезжайте, – засуетился милиционер и махнул жезлом.

Григорий завел машину и тронул с места.

– Стойте! Стойте! – крик Анатолия заставил его нажать на тормоза. Забыв по фуражку, слетевшуюся с головы, капитан продолжал бежать и размахивать руками.

Открыв дверцу, Григорий выглянул и проворчал:

– Ну, че тебе еще?

– Товарищ генерал, поезжайте за мной! Я обеспечу вам зеленую улицу! – предложил капитан.

– Зеленую? Вот это по-нашенски, по-русски! Спасибо, Толя! – поблагодарил Колпаченко.

Капитан бегом возвратился к своей машине, и через минуту, под вой милицейской сирены, Колпаченко и Григорий на бешеной скорости понеслись к цели – к Моздоку. На пути к нему подвижные посты ГИБДД передавали их друг другу, как самую бесценную эстафету. Вероломная, подлая война, развязанная тбилисскими правителями против Южной Осетии, привела в движение гигантские народные силы.

Первой забурлила Северная Осетия-Алания, за ней – Северный Кавказ, а потом всколыхнулась вся остальная Россия. Десятки тысяч добровольцев, стихийно сорганизовавшись в отряды, двинулись на помощь югоосетинскому народу. Его беда, подобно огню в горниле, сметала с душ людей окалину черствости и пробуждала в них, казалось бы, утраченные за последние 17 лет лихолетья и смуты чувство братской солидарности и готовность к самопожертвованию.