Читать книгу «Чистое поле». Миссия невыполнима - Николай Лузан - Страница 1

Разбитая колесами бэтээров серая лента горной дороги, совершив немыслимый зигзаг, наконец вырвалась из каменного плена. За гигантским разломом в скале – «Райскими воротами» – открылся путь к знаменитой Кодорской долине. С высоты птичьего полета она походила на диковинный ковер, вытканный серебристыми нитями многочисленных речушек и щедро украшенный изумрудной россыпью озер. Драгоценным малахитовым обрамлением для него служили живописные склоны отрогов Большого Кавказского хребта.

Казалось, что никто и ничто не осмелится нарушить чарующей красоты долины. Но наступали сумерки, и из мрачных ущелий, куда даже в полдень не заглядывал луч солнца, вместе с туманом выползало омерзительное и безжалостное зло. Диверсионные группы грузинского спецназа и отморозки из банды Шенгелии, выбравшись из «крысиных нор», нападали на посты российских миротворцев и опорные пункты сил безопасности Абхазии.

Взрывы гранат и фугасов вздыбливали землю. Трассеры автоматных и пулеметных очередей терзали бархатистую темноту. Ожесточенные перестрелки, то затихая, то возобновляясь с новой силой, продолжались всю ночь. С приходом дня вместе с туманом исчезала и бандитская нечисть. Хрупкая тишина ненадолго воцарялась в долине, и только испещренные автоматными и пулеметными очередями стены блок-постов, искореженные остовы бронетехники и зловещие «черные тюльпаны», колыхавшиеся над пожарищами, напоминали о боях.

Спустя 13 лет после окончания кровопролитной абхазско-грузинской войны здесь, в земном раю – в Кодорской долине – она все еще продолжала забирать свои жертвы. 24 июля 2006 года стало редким исключением. Сутки прошли без подрывов, обстрелов и провокаций против российских миротворцев и абхазских сил безопасности. Даже отморозки из банды Шенгелии никак себя не проявили.

Разведчики рейдовой группы сержанта Ишкильдина, прочесав окрестности, не обнаружили их следов и доложили об этом командиру наблюдательного пункта № 302 капитану Марченко. Тот продублировал доклад в Сухум оперативному дежурному российских миротворческих сил в зоне грузино-абхазского конфликта. Судя по благодушному тону майора Кузьмина, на других участках разделительной линии обстановка также оставалась спокойной. Стычка подвижного патруля с шайкой контрабандистов-спиртоносов в нижней зоне безопасности в счет не шла. В былые дни число подобных инцидентов переваливало за десяток. Однако благостное настроение оперативного дежурного не передалось Марченко. В последнее время смутная тревога не покидала его, и тому имелись причины.

Павел терялся в догадках и не находил объяснений последним событиям, происходящим в верхней части Кодорской долины. Зажатая горными хребтами, она, подобно ятагану, вытянулась своим острием к столице Абхазии – Сухуму – и оставалась единственной территорией, где Грузии удалось удержаться после сокрушительного поражения в войне с абхазами в 1992-93 годах. С того времени ее население – сваны – существовало как бы между небом и землей, между Абхазией и Грузией и перебивалось от одной гуманитарки до другой.

Так продолжалось до середины 2006 года. 17 июля наместник Саакашвили в этой части Кодорской долины – Квициани – неожиданно взбунтовался против своего патрона. Какая между ними пробежала кошка, никто не знал. Еще совсем недавно Квициани, обласканный тбилисской властью, приглашал вождей Грузии посетить «форпост демократии на территории, неподвластной «сухумскому режиму». Но после конфликта с Саакашвили, возникшего на пустом месте, он переметнулся на сторону «абхазских сепаратистов». Его все чаще можно было видеть в их окружении то в Сухуме, то в Очамчире. В разговорах с ними Квициани не жалел худых слов для Миши Армагеддона – Саакашвили.

Еще больше осложнил ситуацию парламент Грузии. 18 июля депутаты большинством голосов приняли постановление о выводе российских миротворцев из зон безопасности, и в первую очередь из верхней части Кодорской долины – Западной Сванетии. Решение парламента поддержал президент Саакашвили и пригрозил в течение недели навести в ней порядок. Тут же ответный ход сделал Квициани. 20 июля он призвал народ Грузии сбросить тирана и объявил: «…Население Западной Сванетии не признает власти узурпатора – Саакашвили».

На следующий день многие западные агентства растиражировали эту сенсационную новость. Не осталась в стороне даже такая респектабельная газета, как «Нью-Йорк Таймс». Ее корреспонденты, зачастую путавшие собственный штат Джорджия с маленькой, но гордой кавказской республикой Грузией, посвятили событиям в забытой богом и властями Западной Сванетии почти целый разворот. Квициани на время стал главным ньюсмейкером. Он, как заправский голливудский актер, в окружении десятка устрашающего вида бородачей, обвешанных оружием, подобно рождественской елке, картинно позировал перед объективами телекамер и угрожал выступить в поход на Тбилиси.

Такой резкий поворот событий немало озадачил власти в Абхазии, не говоря уже о далекой Москве. В Сухуме президент Сергей Багапш, слишком хорошо знающий своих заклятых соседей, способных на самое невероятное лицедейство, держал паузу. Командование российских миротворческих сил в Абхазии, которому команд из Москвы не проступало, сохраняло нейтралитет. В Тбилиси власть после грозных заявлений будто воды набрала в рот. Саакашвили – большой любитель покрасоваться перед публикой – исчез с экранов телевизоров, и по городу поползли слухи: по одним – он якобы скрылся в Батуми, по другим – американским вертолетом был вывезен в Турцию. Этим воспользовалась оппозиция и собрала небольшой, но шумный митинг на площади перед парламентом. Тбилиси забурлил.

Отголоски этих событий долетали до капитана Марченко и его подчиненных. Они не были столь искушены, как политики, в хитросплетениях властного «тбилисского двора», но за полтора года службы испытали на себе коварство грузинских спецслужб и бандитского отребья. Об этом им говорили сухие цифры – с 1994 года, когда российские миротворцы стали стеной между абхазами и грузинами, их потери составили 97 человек убитыми, а свыше четырех сотен получили тяжелые увечья. Правители Грузии, лицемерно заявляя о приверженности миру, одновременно продолжали вести необъявленную диверсионно-террористическую войну против народа Абхазии и российских миротворцев.

Последнюю потерю подразделение Марченко понесло две недели назад. Маневренная группа возвращалась на базу после патрулирования высокогорных сванских сел. По пути, несмотря на приказ не брать посторонних, Марченко вынужден был взять с собой роженицу, чтобы доставить в роддом Сухума. На подъезде к селу Лата колонна попала в засаду боевиков Шенгелии. Под головным бэтээром рванул фугас, а затем колонна подверглась обстрелу из автоматов и пулеметов. Марченко и его подчиненные не растерялись, быстро рассредоточились и обрушили на противника шквал огня. Встретив организованное сопротивление со стороны миротворцев, диверсанты не стали ввязываться в бой и скрылись в лесу. Марченко не стал их преследовать – у роженицы начались предродовые схватки. В тот день на свет появился мальчик, и за это своей жизнью заплатил подчиненный капитана.

Воспоминание о том бое мрачной тенью отразилось на лице Марченко – ефрейтору Рахметову до увольнения в запас оставалось меньше трех месяцев, когда осколок фугаса оборвал молодую жизнь. Это не укрылось от внимания сержанта Петрова – начальника дежурной смены поста. Он истолковал это по-своему – со второго участка не возвратилась последняя патрульная пара – и поспешил развеять опасения:

– Товарищ капитан, если бы че случилось, Руслан бы доложил.

– Я не о том, Олег, я о Рахметове вспомнил, – печально обронил Марченко.

Петров помрачнел и с грустью произнес:

– Классный был парень. Мы с ним в учебке на соседних койках спали. До дембеля совсем ничего оставалось. Вот судьба.

– М-да, чуть бы скорость прибавил, глядишь, живой бы остался, – согласился Марченко.

– С этими шакалами не знаешь, откуда и что прилетит. Мочить их всех надо! – в сердцах воскликнул Петров.

Марченко тяжело вздохнул. Перед его глазами возник развороченный взрывом фугаса борт бэтээра, залитое кровью сиденье механика-водителя. Марченко с ожесточением сказал: – Война, Олег, не спрашивает, когда и у кого забрать жизнь.

– Будь она проклята! Я еще могу понять, когда арабы с евреями метелятся – там земли не хватает. А здесь-то че им не жилось? Все есть! Не то что у нас на Урале: кроме картошки и маркошки, ничего не растет. Они тут, как в раю, жили!

– Да, места здесь райские. Я, когда в училище учился, на летних каникулах сюда в походы ходил.

– И не боялись?

– А чего бояться? Народ тут гостеприимный.

– Я заметил. То фугас подложит, то из-за угла пальнет, – с сарказмом произнес Петров.

– И роженица тоже?

– Бабы, они, конечно, не виноваты, зато мужики через одного зверем смотрят.

– Разве? А как быть с ребятами-армянами из Цабала?! Если бы не они, то, может быть, мы с тобой сегодня не говорили, – напомнил Марченко о бое миротворцев с диверсантами, произошедшем месяц назад у высокогорного села Цабал, исход которого решили пришедшие на помощь местные ополченцы.

– С ними понятно! Достали их шайтаны! Я вот одного не пойму – отчего вся эта буча пошла? Не инопланетяне же ее замутили? – не находил ответа Петров.

– То, что замутили, это точно, – согласился Марченко.

– А все отсюда пошло!

– Ну, не совсем так.

– А как? В той же нашей Верхней Салде армяне и азербайджанцы днем рядом на рынке стоят, потом вечером у грузина Бисо отрываются, а тут друг дружке глотки режут. Почему?

– Почему? – повторил Марченко и задумался.

– Так почему? – наседал Петров.

– Вопрос, Олег, непростой, так сразу и не ответишь. Вот взять меня: родился и вырос на Кубани…

– О, клевое место! – воскликнул Петров. – Не хуже Абхазии. Один раз был в этом самом, как его, ну, Горячем Ключе. Богато народ живет. В каждом дворе не по одной машине, а дома, как дворцы.

– Олег, я не о том, что во дворе стоит и в кошельке звенит.

– А о чем?

– Об отношениях между людьми. В друзьях у меня были Вовик-грек, Вовик-армянин, Вовик-русский. Называли мы так друг друга не из-за национальности, тогда такое в голову не приходило, а чтоб не запутаться.

– Товарищ капитан, вы меня, конечно, извините, но если вчера у вас было так хорошо, то почему сегодня казаки кавказцев по станицам гоняют?

Марченко болезненно поморщился и с ожесточением ответил:

– Потому, что дураки! Не понимают – проблема не в национальности!

– Тогда в чем?

– По большому счету простому люду, будь то русский, армянин или грузин, делить нечего.

– Это понятно! Рыба гниет с головы! – категорично отрезал Петров.

– Кивать на одну голову тоже не стоит.

– Но если не она, так кто же?

– Карьеристы и националисты – это они подкинули народ!

– Ладно – подкинули! Но почему в Верхней Салде Ары, Гиви и Бисо за одним столом сидят, а тут друг друга мочат?

– Понимаешь, Олег, на этот вопрос одним словом не ответить, тут целый клубок проблем: исторических, территориальных и этнических.

– А я, товарищ капитан, так скажу: все упирается во власть! Взять нашу Верхнюю Салду. Городок небольшой, мы все друг дружку знаем, и когда у одного…

Грохот камней на западном склоне положил конец спору. Петров приник к прибору ночного видения. В окулярах возникли три силуэта. Они приближались к проходу между бетонными блоками, прикрывающими вход в наблюдательный пункт. По характерным движениям и посадке головы Петров узнал сержанта Ишкильдина и доложил:

– Товарищ капитан, ребята вернулись!

– Ну наконец! – с облегчением вздохнул Марченко.

Через минуту дозорные вошли в дежурку. Их усталый вид говорил сам за себя.

– С маршрута сбились? – предположил Марченко.

– Нет, товарищ капитан, за водопадом тропу камнями завалило, пришлось делать крюк, – пояснил Ишкильдин.

– А рация для чего?

– Думал, успеем, но закрутились, извините, товарищ капитан.

– Ладно, как обстановка на участке?

– Нечисти и закладок фугасов на маршруте не обнаружили.

– Будем надеяться, ночь пройдет спокойно, – выразил надежду Марченко и распорядился: – Оружие поставить в пирамиду и спать!

– Есть! – принял к исполнению Ишкильдин и вместе с дозорными прошел в оружейную комнату. Сдав автоматы и боеприпасы Петрову, они умылись и, поужинав, отправились отдыхать. Последним лег спать Марченко, и только сержант Петров, а с ним дежурная смена постов продолжали бодрствовать и внимательно вслушиваться в ночную тишину.

В столь поздний час ничто не нарушало сурового покоя гор. Над ними и долиной бархатистым покрывалом раскинулось бесконечное небо, густо усыпанное яркими южными звездами. В призрачном лунном свете вечные ледники на вершинах гор тускло отливали серебром и походили на шлемы древних воинов, а струи водопадов, ниспадавшие со склонов, напоминали благородные седины сказочного богатыря Апсара – защитника этих мест. Благостная тишина воцарилась в долине, и только чуткое ухо могло уловить за шумом реки Кодор монотонный гул. Он нарастал и шел с востока.

Колонна из 30 КАМАЗов, 18 «Нив», четырех УАЗов и двух многоцелевых тягачей легкобронированных (МТЛБ), напоминавшая огромную гусеницу, подползала к наблюдательному пункту № 302. Ударной группировке, насчитывавшей восемьсот вооруженных до зубов спецназовцев Министерства обороны и МВД Грузии, предстояло выполнить особую миссию. На нее как в Тбилиси, так и в Вашингтоне возлагали особые надежды. Спецоперация «Троянский конь» преследовала далекоидущие цели. Ее результатом должно было стать не только восстановление Грузией контроля над мятежной территорией – Абхазией, но и политико-дипломатическое поражение России на Южном Кавказе. Подготовка к ней началась еще в марте 2006 года и велась в глубочайшей тайне узким кругом офицеров Генштаба Грузии и американскими военными советниками.

Цена операции была настолько велика, что ее проведение Саакашвили поручил лично министру обороны Грузии. Но, до конца не доверяя своенравному Окруашвили, он подставил ему в качестве «костыля» и одновременно соглядатая своего в доску министра внутренних дел Мирабешвили. Роль запального фитиля в операции предстояло исполнить головорезам из числа северокавказских боевиков. Проверенные на бандитских вылазках в Чечне и Дагестане, они должны были взорвать ситуацию не только в верхней части Кодорской долины, но и во всей Абхазии.

Мирабешвили бросил взгляд на часы, затем посветил фонарем на карту – по времени колонна должна была выйти на последнюю контрольную точку – но решил лишний раз свериться и обратился к проводнику:

– Каха, мы на месте?

– Нет, господин министр, еще метров семьсот осталось, – уточнил тот.

– Ты не ошибаешься?

– Как можно, господин министр, я тут каждый камень знаю, – обиженно засопел проводник.

– Ну, что, Вано, начинаем? – спросил Окруашвили.

– Погоди! – не спешил с решением Мирабешвили и снова посмотрел на часы.

Стрелки показывали 4.15 – до времени «Ч» оставалось меньше часа. Мирабешвили задумался. От поста российских миротворцев колонну отделяло не меньше двух километров. При той выкладке, что боевикам пришлось бы тащить на себе, выход на исходную позицию мог затянуться и окончательно сорвать и без того нарушенный график операции. Мирабешвили решил рискнуть и предложил:

– Ираклий, давай продвинемся еще на километр.

– Рискованно, Вано! Русские могут услышать! – возразил Окруашвили.

– Пока мы за горой, вряд ли.

– Метров восемьсот до поворота еще можно проехать, – напомнил о себе проводник.

– Заткнись! Тебя забыли спросить! – цыкнул на него Окруашвили.

– Ираклий, через час рассвет, а мы уже на 20 минут выбились из графика. Надо рисковать! – наседал Мирабешвили.

– Ладно, только до поворота, – сдался Окруашвили и подал команду: – Продолжить движение!

«Продолжить движение!» – эхом прокатилось по машинам. Взревели моторы, и колонна, извиваясь зловещей змеей по горному серпантину, поползла к посту российских миротворцев. Мирабешвили и Окруашвили нервно поглядывали то на часы, то на светлеющее на востоке небо. Вот-вот должен был наступить рассвет. До поста осталось 900 метров, когда по колонне прошла команда: «Стоп колеса! Заглушить моторы!» Двигатели заглохли, и из головного КАМАЗа на землю, как горох, посыпались боевики. Отрывистые команды и звон металла заглушали шум реки.

Окруашвили и Мирабешвили, выбравшись из машины, поспешили в голову колоны. Навстречу им стремительно приближался командир боевиков. Луч мощного фонаря Мирабешвили скользнул по коренастой, плотно сбитой фигуре и остановился на лице. На нем выделялись крупный с горбинкой нос и косматая борода.

– Вано, я готов! Мои парни ждут команду фас, чтобы порвать русских! – прорычал командир боевиков.

– Отлично, Руслан! Пришло твое время! – подтвердил Мирабешвили и напомнил: – Не забудь, русские должны понять, что имеют дело с защитниками Аллаха и Чечни.

– Если успеют, – осклабился тот в ухмылке.

– Ты что, Руслан?! Нам нужны не трупы, а чтобы Сухуми и Москва встали на рога! – напомнил Окруашвили.

– И не просто встали, а по уши вляпались в дерьмо, – вторил ему Мирабешвили.

– Моя воля, я их бы всех покрошил! – прорычал Руслан.

– Твоя задача – блокировать пост и завязать бой! И не больше! Ты понял?! – рявкнул Окруашвили.

– Понял-понял. Не глухой, – буркнул Руслан и, сплюнув под ноги, возвратился к боевикам.

Окруашвили и Мирабешвили проводили его тяжелыми взглядами. Окруашвили не сдержался и выругался:

– Грязное животное!

– Годится, чтобы идти на убой, – с презрением бросил Мирабешвили.

Через минуту шестнадцать боевиков-головорезов отделились от колонны и растворились в предрассветном полумраке. Окруашвили с Мирабешвили прошли к повороту, за которым открывался вид на российский пост, и, укрывшись за скалой, напряженно ловили каждый звук.

Спусковой крючок операции «Троянский конь» был снят с предохранителя. Стрелки мучительно медленно тащились по циферблату, отсчитывая последние минуты и секунды мирной тишины. В 4.50 ее взорвал грохот автоматных и пулеметных очередей. Град пуль обрушился на укрепления наблюдательного пункта № 302 российских миротворцев.

Сержант Петров заметил боевиков, когда те уже преодолели первый рубеж охранения и находились в полусотне метров от центрального поста. Сигнализация почему-то не сработала. Его команда: «Караул в ружье!» – потонула в грохоте разрывов. Стекла и штукатурка посыпались в помещение.

Стрельба и истошные вопли: «Аллах акбар!» – вырвали Марченко из сна. «Почему молчит Петров?! Где ребята?!» – первое, что пришло ему в голову, а дальше сработали выучка и рефлексы. Схватив со стула пистолет, брюки, он слетел с кровати и, чтобы укрыться от шальных пуль, откатился за шкаф. Натянув брюки, Марченко одним молниеносным броском добрался до двери, вихрем промчался по коридору и влетел в дежурку. В клубах сизого порохового дыма у амбразур метались его подчиненные. Сквозь грохот перестрелки прорывался голос Петрова:

– Серега, бей выше нижнего поста! Там засел пулеметчик! Коля, помоги Миронову! Отсекай от него гадов!

Дробная очередь крупнокалиберного пулемета пророкотала над головой Марченко. В ответ злобно тявкнули и затихли автоматы. Николай Мазуров – опытный боец, заняв пост в бронированной, подвижной башне, хладнокровно вел бой и не давал диверсантам прорваться во внутренний двор поста. Его дружно поддерживала огнем дежурная смена охранения.

«Молодцы ребята! Не дрогнули!» – теплая волна обдала Марченко, и он ринулся к Петрову. Тот выдернул автомат из амбразуры, чтобы перезарядить. На его посеревшем лице жили одни глаза, в них не было ни растерянности, ни страха, а плескались ярость и гнев.

– Олег, как обстановка?! – окликнул Марченко.

– Суки! Сволочи! – только и мог произнести Петров.

– Где они? Сколько?

– Прорвались через первый рубеж, командир!

– Сколько?

– Десятка полтора, не меньше! Не шушера! Матерое зверье!

– Наши потери?

– Здесь нет. А с верхнего и нижнего постов докладов не поступало. Наверно, захватили!

– Хрен им! – отрезал Марченко и склонился над пультом контроля. Его экран полыхал от разрывов. На южном, самом уязвимом рубеже, судя по вспышкам, сосредоточилось не меньше восьми боевиков. Им удалось пробиться на бросок гранаты. Оценив ситуацию, Марченко распорядился:

– Ребята, слушай меня! Олег! Муравьев! Костин! – затем наклонился к переговорному устройству и позвал: – Мазуров?! Коля? Ты слышишь меня?

– Так точно, товарищ капитан! – просипело в динамике.

– Всем сосредоточить огонь на втором секторе! – приказал Марченко и, заняв позицию у амбразуры, открыл стрельбу.

Плотный огонь миротворцев вызвал в рядах боевиков замешательство. Стрельба и вопли: «Аллах акбар!» «Сдавайтесь!» – прекратились. В наступившей тишине зазвучали гортанные команды и раздался грохот камней – боевики затеяли перегруппировку сил.

Воспользовавшись паузой, Марченко связался с оперативным дежурным штаба миротворческих сил в Сухуме. В трубке звучало слабое потрескивание – канал проводной связи не был поврежден. «Не все потеряно», – подумал он и нажал кнопку вызова. Дежурный не отвечал. Марченко не сдержался – выругался и яростно вдавил кнопку в панель. В трубке что-то хрястнуло, и затем раздался недовольный голос:

– Ну, что там у тебя, Марченко?

– Товарищ майор, нападение на пост! Вы слышите, нападение! Держим круговую оборону! – выпалил он.

– Что-о? – дежурный осекся, но быстро оправился и потребовал: – Повтори!

– Нападение на пост! Держим круговую оборону!

– Понял! Когда напали? Кто? Какими силами?

Марченко бросил взгляд на Петрова – тот показал пятерню – и ответил:

– Около пяти! Шайтаны! Орут: «Аллах акбар!» Человек 15–20.

– Твои потери?

– На центральном посту нет! На верхнем и нижнем, неясно. Уточняю.

– Сколько можете продержаться?

– Трудно сказать. Они отступили и перегруппировывают силы.

– Держись, Марченко! Помощь придет! – заверил оперативный дежурный.

– Вертушки! Вертушки пришли…

Истошные вопли боевиков и новый залп прервали доклад Марченко. Перегруппировавшись, боевики возобновили атаку. Их попытка прорваться с северного направления также захлебнулась. Потеряв несколько человек убитыми, боевики откатились на прежние позиции. Бой приобрел позиционный характер.

Окруашвили и Мирабешвили внимательно наблюдали за его ходом и остались довольны. Окруашвили опустил бинокль и бросил через плечо:

– Вано, я снимаю шляпу! Твои отморозки знают свое дело! Русские завязли по самые уши.

– Как бы они не перестарались, навалят гору трупов, воевать будет не с кем, – посетовал Мирабешвили.

– Не переживай, Вано, у Квициани этого сброда навалом. Теперь Москве не отвертеться, придется отвечать за рассадник международного терроризма, – с циничной ухмылкой заметил Окруашвили и заявил: – Пришла очередь моих бойцов поиграть в кошки-мышки с Квициани.

Его короткая команда – «Вперед!» – прокатилась по колонне.

За шумом боя она змеей проскользнула в Кодорскую долину и начала продвижение к оплоту мятежника Квициани – селу Чхалта. Первое боестолкновение грузинских коммандос с его арьергардом произошло у моста через реку Кодор. Мятежники, не подозревавшие о том, что являются пушечным мясом в грандиозной мистификации, задуманной в Тбилиси и Вашингтоне, оказали серьезное сопротивление. Заняв господствующие высоты, они не давали колонне продвинуться ни на метр. Окруашвили вынужден был пустить в ход спецназовцев. После нескольких неудачных попыток им наконец удалось выбить мятежников с позиций и расчистить путь для движения основных сил. Вслед за ними в Кодорскую долину, как в огромную воронку, стали втягиваться все новые армейские части Министерства обороны Грузии. В Тбилиси их лицемерно называли полицейскими силами, «призванными очистить территорию Западной Сванетии от международных террористов».

Спустя два дня после начала так называемой полицейской операции в Кодорской долине стало тесно от грузинских военных и боевой техники, а наблюдатели миссии ООН в Грузии по-прежнему не хотели видеть их в упор. На гневные обращения министра иностранных дел Абхазии Сергея Шамбы к руководителю миссии и генсеку ООН призвать агрессора к ответу звучали лишь невнятные заверения о приверженности миру.

К исходу 27 июля острие «грузинского кинжала» находилось всего в сорока километрах от абхазской столицы. Казалось, еще один бросок грузинской армии – и рукопашные бои начнутся на улицах Сухума. В городах и селах республики начались стихийные митинги. Волна праведного гнева катилась по Абхазии и набирала силу. Одни ветераны прошлой грузино-абхазской войны достали оружие из домашних арсеналов и сосредоточились для атаки в нижней зоне долины, другие, собравшись в Сухуме на площади перед президентским дворцом, требовали от Сергея Багапша немедленно вывести армию из казарм и двинуть на агрессора.

В Москве такой прилюдной пощечины и унижения перед своим союзником – Абхазией – не могли снести и, кажется, готовы были помочь ей и президенту Багапшу не только словом, но и делом. Но в какой форме, чтобы разбить вооруженную до зубов группировку грузинских войск, пользующуюся мощной международной поддержкой, в Кремле так и не определились.

28 июля ситуация в верхней части Кодорской долины обострилась до предела. Ожесточенные бои развернулись за село Чхалта. Грузинская авиация и артиллерия ровняли с землей не только оборонительные укрепления «мятежников» Квициани, но и дома мирных жителей. Ужас и страх царили над дымящимися развалинами.

Ужас и страх перед безжалостной силой охватил и тех, кто находился на командном пункте Квициани. За время боев «мятежники» понесли серьезные потери и отступили со всех позиций. Кольцо окружения неумолимо сжималось. Поддержка со стороны абхазов, о которой не уставал повторять Квициани, так и не пришла. В сложившейся ситуации среди «мятежников» охотников сражаться за эфемерную свободу не осталось, и они обрушились с обвинениями на того, кто обещал им легкую прогулку до Тбилиси:

– Где твои абхазы?! Где?!

– Где русские?

– Суки, почему они не идут?

– Твари, бросили нас под танки!

– Будь все проклято!

Квициани, вжавшись в бетонную стену подвала, затравленным взглядом рыскал по беснующейся толпе. Еще мгновение – и она, осатанев от ярости, набросилась бы на него. Он вскинул автомат и взвизгнул:

– Назад! Молчать, шакалы! Еще шаг, и я стреляю! Кто не трус, за мной! – призвал Квициани и ринулся к выходу. К нему присоединились двое. Вырвавшись из подвала, они, прячась за развалинами и стенами домов, устремились к лесу.