Читать книгу Нерукотворные острова - Николай Николаевич Глумов - Страница 1

Мне нравится поздней ночью, лёжа в постели, негромко повторять слово «виолончель». Произносить его нараспев, с закрытыми глазами, и тут же представлять немолодую итальянку, лежащую подле меня. Все подробности представлять. Руки, ноги и всё прочее, лишь для приличия прикрытое лёгкой вуалью воображения. Лежит моя итальяночка–виолончель подле меня и по-джокондовски улыбается. Что-то сейчас точно произойдёт!

Правда наутро меня начинает жечь всплывающий из глубин подсознания нескромный вопрос – почему вчерашней ночью мне представлялась именно немолодая итальянка? Отвечаю прежде всего себе самому любимому. Потому что моей итальяночке–виолончели понадобились долгие годы странствий сквозь множество разочаровывающих (если не сказать больше) взоров и дланей разного рода виртуозов–исполнителей. И лишь проделав путешествие длиной в одну отдельно взятую виолончелевую жизнь, она благополучно перенеслась на Итаку, где, (конечно же в качестве утешительного приза) в первый же день повстречала меня и духовно преобразилась, разумеется в лучшую сторону.

А ещё мне нравится произносить слово «остров». Тоже с закрытыми глазами и тоже нараспев. Правда, чтобы попытаться достичь подобного чудесного эффекта, как с «виолончелью», чтобы представить какой-нибудь отдельно воздвигнутый Господом посреди мирового океана остров, представить бирюзовую ленту прибоя, пальмы и чуть прикрытых чем-то мечтательным, чем-то вроде райских фиговых листочков, молоденьких туземок, доверчиво выбегающих навстречу раздувшемуся от непотребных амбиций мореплавателю, который, обливаясь потом, горделиво шествует по белоснежному пляжу острова с туго набитым мешком даров – грошовых ручных зеркал, монотонно постукивающих друг о друга, мне необходимо найти ещё одно слово–друга. Или слово-партнёра. Или слово–якорь. Чтобы надёжно пришвартоваться возле только что открытого острова. Чтобы застолбить дарованное свыше. Чтобы и остров и туземки стали только моими и ничьими больше.

Однажды мне всё же удалось лицезреть наяву это вожделенное, насквозь проржавевшее за годы ожидания, слово–якорь. Мне просто повезло. Я просто наткнулся на него в чьём-то тексте. Слово само себя обнаружило. Оно запылало тусклым огнём сквозь остальной бездарный текст. В чьём конкретно тексте я лицезрел долгожданное чудо? Это уже неважно. Теперь я всё равно не назову первоначального творца по имени его и не сознаюсь в столь простодушном плагиате. Теперь мне и радостно и стыдно. Только так и никак иначе. Получите и распишитесь.

Вдохновенно и трепетно с пугающей меня самого страстью писал я рассказ с поразившим меня названием. Глядел на растущую стопку свежеисписанных страниц и чувствовал себя тем самым мореплавателем с громадным мешком ручных зеркал. Название прельщало, как вышеупомянутая, в прошлой жизни бестрепетно прошедшая сквозь строй мужчин–виртуозов, иностранка–виолончель зрелых лет с чересчур ярко накрашенными губами, лежащая на моей постели и призывно глядящая на меня. Но по разным причинам, и, в первую очередь, из-за врождённой робости моей, полностью выношенный рассказ так и не появился на свет. Бесследно растворился в бесплодной моей утробе. Бездарные литературные критики (они же текстовики–гинекологи) грустно вздыхая и покачивая головами, подтвердят скорбную возможность подобного развития событий в одной отдельно взятой писательской судьбе. И тогда я пошёл на крайнюю меру – решил набросить верёвку, намыленную остатками неизрасходованного воображения на изящную гештальтову шею стихотворной рецензии. В случае неудачи, обливаясь крокодиловыми слезами, я бы попросил верного товарища выбить воображаемый табурет из-под картинно воздевшего руки и до половины явленного миру бумажного тела женщины–рецензии. А после нашёл бы утешение в разврате и винопитии.

Действующее лицо рецензии с точёной гештальтовой шеей – стихотворная книга «Дымка мира» одного никому неизвестного русского поэта. Назовём его загадочно и непостижимо – поэт NN. Книга с пророческим названием. Почему с пророческим? Попытаюсь растолковать в конце повествования. А пока – ваш скромный автор, он же – рефлексирующий Улисс отправится в путешествие по её девственному, ранее не исследованному картографами морю. По её архипелагу. По островам–стихотворениям. Почему бы и нет? Решено и подписано. Утлая лодочка воображения призывно покачивается у причала. Командировочные и презервативы во внутреннем кармане.