Читать книгу Маленькая дверь в большую литературу - Николай Николаевич Глумов - Страница 1

Личность Диванова привлекала меня уже давно. До причины этого я дошёл задним числом, и причина эта была удивительно проста. Как всегда, главным здесь был простой житейский интерес. Я давно уже писал гладкие правильные стихи, не производившие ни на меня, ни на окружающих никакого впечатления, сам прекрасно понимал собственный уровень и потому больше всего на свете мечтал научиться писать настоящую прозу. Это был мой последний шанс. Однако проза мне не давалась, то есть не давалась вообще, не давалась абсолютно. Только что написанный текст посылал в сознание какие-то особые флюиды изначальной своей ущербности. И я ничего не мог с этим поделать. У меня опускались руки. Я безутешно пялился в окно на толстовский профиль надвигающегося облака, и пронзал пространство очередной тирадой, посвящённой собственной бездарности. Потом перепечатывал на принтере крошечный кусочек мертворождённого текста, и бережно припрятывал его для потомков.

Диванов был полной мне противоположностью. Я не стану пытаться описывать выдающейся его фигуры с богатырскими плечами и картинно ниспадающей копной седых волос, так как из вышеизложенного и так ясно, что литературные портреты мне не удаются, ограничусь лишь упоминанием того, что обладал он удивительно яркой натурой. Как некоторые счастливчики с рождения обладают абсолютным музыкальным вкусом, так и Диванов обладал абсолютной уверенностью в себе. Конечно мою комплексующую и нерешительную сущность по каким-то таинственным психологическим законам неудержимо тянуло к нему.

Вдобавок он был хорошим прозаиком. Не то чтобы он был знаменитым писателем. Нет конечно. На него даже на нашем скромном местечковом уровне он не тянул. Даже я с моей врождённой глухотой к слову понимал средний уровень его единственной стостраничной повести, которую он почему-то продолжал гордо именовать романом и полутора десятков неплохих по качеству рассказов. Не забыть бы ещё особо упомянуть один его ранний рассказ, переписанный мной от руки в качестве литературной учёбы бесчисленное число раз, в котором лирический герой, он же начинающий писатель, таинственным образом находит дверь в большую литературу.

Однако печальный для меня факт остаётся фактом. Диванов в отличии от меня на самом деле был настоящим прозаиком. И – добавлю – ведь это было для меня самым главным – на писательских вечеринках, особенно в самом их конце, когда крепчайший русский алкоголь слизывал с писателей шершавым языком весь внешний лоск и заплетающимися от выпитого голосами они начинали глаголить по преимуществу суровые и правдивые вещи, Диванов обращался к прочим с некоторым превосходством. И прочими подобное поведение прощалось, а, возможно, даже и приветствовалось.

Так вот этот самый только что несмотря на непростительное моё кокетство в самом начале повествования любовно выписанный литературный персонаж Диванов одним знаменательным днём по странному стечению обстоятельств проникся искренними чувствами ко мне, вечно комплексующему пятидесятилетнему поэту, как всегда сидевшему в самом конце стола, натужно смеющемуся на сыплющиеся, как из рога изобилия, шуточки прочих присутствующих, и порядком захмелевшему уже с первого налитого до краёв стаканчика зеленовато-мутного стекла. То ли мой проникновенный взгляд на него снизу вверх в противоположность вечно заносчивым писателям ему приглянулся, то ли, тешу себя тайной надеждой, полюбились ему недавно прочитанные мои стихи, только в этот раз он прилюдно совершенно насильно стащил меня с арьергардного моего стула, и, не обращая внимания на удивлённые писательские взгляды, повёл через весь зал.