Читать книгу СИЗО (в натуре) Россия - Николай Николаевич Топалов - Страница 1

Оглавление

СИЗО

(В НАТУРЕ)

РОССИЯ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Я расскажу вам, дорогие и не очень, читатели, о жизни довольно специфического заведения в нашей стране, в котором многие из наших граждан побывали, многие слышали, но не имеют представления, что там происходит. А именно – о СИЗО. Русского СИЗО, точнее сказать – Российского.

Для еще несведущих (и слава богу) расшифрую. СИЗО – сокращенное название учреждения и озвучивается как «Следственный Изолятор». Хотя в нашей стране несведущих, я уверен, много не наберется.

Поэтому многие знают, что там происходит, некоторые догадываются, ассоциируя увиденное ими в кино, по телевизору или просто понаслышке, потому как тема довольно актуальная, надо отметить – в России, и может коснуться любого из нас в любое время.

Тфу, тфу, тфу. Как говориться – от тюрьмы и от … Дальше, уверен, закончите сами. Интересно, эта пословица действует только в Росии, или еще где-нибудь? Ну, не суть важно.

Тем, кто в курсе, будет интересно сравнить рассказанное с увиденным или даже лучше сказать – пережитым.

А тем, кто не имеет особого представления о том, что там происходит, будет интересно узнать, я так думаю – что именно там происходит.

Так, для общего развития и понимания процессов («движений» «по-научному», то есть принятым в системном обиходе понятии. Понятии – пока в прямом смысле слова. Привыкайте потихоньку, так сказать, – втягивайтесь в тему, чтобы не делать потом вопросительное лицо «в случай чего»). Что-то типа мемуарно-публицистического, до некоторой степени справочно-информационного пособия.

Дай бог, чтобы не пригодилось.

Я работал начальником отряда хозяйственного обслуживания этого самого заведения. Не буду говорить какого именно, чтобы не обидеть другие такие же учреждения, где могли происходить точно такие же истории, как говорили классики нашего кинематографа.

Многие подают материал по этой теме как-то однобоко – либо об одних (сидельцах), либо о других (сотрудниках). Чувствуется, что пишет одна из заинтересованных сторон. Так вот, начальник отряда главное связующее звено между теми и другими. Причем официально. Для сидельцев он что-то вроде отца родного, поскольку вся их жизнь и деятельность зависит непосредственно от него, для сотрудников – сослуживец и связующее звено, так сказать, свой среди своих и свой среди чужих.

Для тех, кто меня узнал – мне не стыдно смотреть в глаза ни тем ни другим. Хотя остаться «ровным» для всех – задача непростая, прямо скажем, довольно сложная. Очень сложная. Одна единственная ошибка и ты уже никто, причем до конца своей жизни, так сказать на всю оставшуюся жизнь. Такова суровая реальность и закон существования системы. Поэтому очень важно, точнее сказать – жизненно важно, не допустить ни одной ошибки, даже мало-мальски ничтожной с самого первого мгновения появления в таком заведении.

Все о чем расскажу – лично видел, участвовал, прочувствовал, перенес на себе.

Ни в коей мере не претендуя на истину в последней инстанции и даже не стараясь делать каких-то обобщающих выводов, целью этого «толмуда» является попытка хоть как-то раскрыть глаза и проинформировать «массы» о том, что мы наслышаны, но точно себе не представляем, то, что живет и творится параллельно с нами, что игнорировать никак нельзя, ибо, не дай бог, может пригодиться. Многие не понимают значительности данной темы. Как говорил Остап Бендер «людей всегда пугает непонятное». Поэтому лучше знать и быть готовым. Конечно, лучше чтобы не пригодилось. Тем не менее, лишним знать не будет, поскольку информации как и денег много не бывает.

Ну что ж, не будем тянуть кота за хвост (на всякий случай – это не тюремное выражение) или проще говоря, корову за вымя.

Начнем, или как говорили классики – «Приступим».

Итак.

Реальные простые движения

«Встать. Руки. Выходи в коридор. Лицом к стене. Тихо. Повернуться. Присели. Встать. Повернулись. Пошли. Бошки опустили».

Описываемый период 1998-2001 год, хотя, думаю, и в настоящее время вряд ли что-то изменилось: специалисты с неба не падают, а ломать мышление существующих – некому. Руководство выходит сформированное, взращенное и закаленное самой системой, уверенное в том, что все делает правильно, а главное – приученное иметь свое и не желающее знать других мнений.

Один из высоких руководителей, начинавший свою деятельность в описываемом ниже учреждении и считавшийся одним из лучших и перспективных (надо отдать должное – так и было, но стоит отметить – в понимании человека СИСТЕМЫ) решил, что нужно менять существующее положение дел.

В системе мышление человека ограничивается самой действующей системой, и то, что нормальному человеку со стороны кажется диким, внутри системы воспринимается обычным явлением, а улучшение данных явлений – и вовсе реформаторством. И за рамки системы, то есть, в общем для всего государства, для его населения, о существовании которого высокое руководство информировано, но строго по классификации существующих в государстве малых систем,– мышление и вовсе не выходит.

И люди системы,– больше подойдет старое и привычное в данном случае выражение – винтики, а для конкретно взятой системы и того круче – сотрудники, – как звучит!– сразу чувствуешь мурашки в определенном месте – прямо гордятся этим положением дел.

Нормальные люди, попадающие в систему (имеется в виду на работу, надо заметить – случайно,– по незнанию или ошибкам в работе отдела кадров, по нужде, в смысле вынужденно) долго там не задерживаются: либо уходят, либо им надо принять условия существования в системе (иначе система их просто раздавит), к чему склоняются не все и принимают первый вариант.

Хотя, как говорил классик жанра, по отдельности и когда разговор заходит на общечеловеческие темы, не касающиеся вопросов системы, большинство сотрудников вполне адекватные трезвомыслящие люди, с аналогичным, как ни странно, чувством юмора. Некоторые даже пытались что-то реально улучшить, но как я уже говорил, либо ты с системой, либо «против нас».

Так вот, один из перспективных и высоких руководителей как-то объявил (тогда модно было это декларировать) о её реформировании. Уж грешным делом подумалось, – ну вот наконец-то начнут реально сокращать количество учреждений (ниже я «обосную», выражаясь языком системы, именно эту мысль).

Но все прозвучало до, прямо скажем, наоборот (наберите воздух и задержите дыхание, настройтесь на неожиданную мысль – так, поехали потихоньку):

«Мы будем строить новые учреждения!»

Ну вот, слава богу, и встало все на свои места, а то от неожиданно нахлынувших эмоций в виде захлестывающей гордости за свою страну может и сердце остановиться.

Система, надо отдать должное, работает без сбоев. Я все пытаюсь разобраться, что стоит между обыкновенным человеком и его приобретенным имуннодефицитом, то есть официальным внешним «лицом» (в кавычках, потому что подразумевается выполнение, или скорее обозначение выполнения, должностных инструкций). Что мешает многим людям сохранять лицо (на этот раз в общечеловеческом понимании) в обоих случаях. Почему, чем больше власти, чем выше положение, чем больше прав, тем высокомернее, надменнее и оторваннее (отдаленнее) от людей становится человек (я не беру исключения, а рассматриваю правило).

Ответ, как и все гениальное, прост до безобразия – жажда напролом хорошей жизни за счет других и демонстрация занимаемого места под солнцем, то бишь достижения в жизни определенного и заметного положения относительно других – естественно нижестоящих и лучше – подчиненных. Другими словами – слава, признание, халява власти, от соблазна использования которой не каждый удержится.

Но такую ношу тащить все время на себе тяжело, хочется иногда расслабиться, забыть должностные инструкции и побыть простым человеком – «как все». В эти редкие мгновения они ведут себя как нормальные люди. Когда такое желание будет естественным, различие в положении людей станет незаметным.

А чтобы оно появилось, надо менять систему, систему ценностей. Целью жизни должно быть не место под солнцем, высокое занимаемое положение и крутое материальное благосостояние – деньги, деньги, деньги; а всеобщее благосостояние, объединение людей, взаимопонимание и уважение. Что–то понесло на высокое, отвлекся от темы.

***

Теперь, раз уж заикнулся и сказал «А», как обещал «обосную» и скажу «Б», так сказать, опять же языком системы (и опять надо отдать ей должное – слов на ветер в ней не бросают,– за свои слова надо отвечать): пацан сказал – пацан сделал.

Сядьте (хотя в системе принято говорить пока человек не «сел» – «присядьте») поудобнее, крепче схватитесь за кресло, так как то, что вы сейчас услышите, нормальный человек сразу не поймет (нужно будет некоторое время для осмысления), и может резко потерять равновесие и упасть со стула, что, вероятно, чревато последствиями для здоровья.

Наберите еще раз (еще раз потому, что только что уже набирали, да в общем-то в следующий раз можете набирать по своему усмотрению – моментов будет достаточно, а каждый раз предупреждать – просто не уважать собеседника,– типа сам не понимает) побольше воздуха в легкие, чтобы не задохнуться от избытка внезапно нахлынувших чувств и приготовьтесь (обязательная пауза 3секунды: раз, два, три, выдох) -

в нашей пенитенциарной системе людей садят по ПЛАНУ!!!

Еще одна пауза – доходит, доходит, доходит… Нет, не укладывается в голове,– читай еще раз, еще раз, еще.

Специально начну с новой строки, чтобы выделить положение.

Я не сумасшедший, в данном случае не пьющий и не оговорился, а вы не ослышались и ваши глаза не врут и абсолютно правильно отображают на сетчатке написанное черным по белому – именно по плану (план имеется в виду не понятия в виде наркоты, а в прямом смысле, то есть заранее формируемое и прогнозируемое положение дел). Дошло? Ну да ладно, пусть доходит по ходу. Будем продолжать движение.

Впрочем, план существует и во всех остальных системах в виде того же лимита наполняемости, согласно которого набирают сотрудников в учреждения и заключают с ними контракты, тупой отчетности типа «палок», которую надо соблюдать и постоянно улучшать,– многие меня поняли, особенно специалисты. На этом я еще остановлюсь – отдельное не менее интересное порождение системы, и не только этой одной!

Подчеркну еще раз – не этой одной.

Еще раз,– в данном случае под словом «план» (повторюсь, чтобы вам все–таки постепенно, кто до сих пор не может «вкурить», усвоить это передовое положение системы),– имеется в виду не распространенное понятие наркотика, а общепринятое среди нормальных людей понятие в виде прогнозируемого заранее мероприятия, события и т.д. Так вот, долблю еще раз,– людей у нас до сих пор садят по плану.

Дико для восприятия?! Хочется воскликнуть – вранье, этого просто не может быть! Тем не менее, это, как говорят в народе,– печальная реальность. Наша печальная реальность.

Существует так называемый лимит наполняемости учреждения (какие научные выражения, прямо внутренне чувствуешь, как приобщаешься к ученому сообществу, формируешь мысль на уровне АН,– не в смысле высокого полета, а в смысле научного института).

Что это такое, сейчас объясню для непонятливых. Не обижайтесь, кто не в теме. Каждое учреждение системы рассчитано на определенное количество человеко-мест (еще одно достойное выражение, какая забота о людях, прямо слезы наворачиваются от умиления, – чем не санаторий), исходя из архитектурно-строительных возможностей данного заведения.

Кстати, как я только что отмечал, и не только учреждений пенитенциарной системы, но и многих других, – например, интернаты, спецшколы и прочее. СИСТЕМА одна – главное освоение выделенных бюджетных средств!!! Люди (имеется в виду спецконтингет – заключенные в зонах, пациенты в интернатах и т.д.) в данном случае лишь инструмент выполнения этой тупой до безумия и восприятия для нормального человека задачи. Но начальству главное выполнить бюджет, освоить выделенные средства, иначе он «плохой» руководитель. А плохие руководители государству, то есть системе, не нужны. Выбор не велик.

Соответственно этому положению содержится обслуживающий персонал учреждения, то есть сотрудники.

И если спецконтингента (читай ЗЭКов) будет меньше положенного лимита (не перестаю любоваться текстом,– научный подход, гений делопроизводства), то и персонал куда-то надо девать. А куда?… Ведь это надо думать (не дай бог),– а все живые люди, у всех семьи, дети, заключенные контракты и прочее.

Хотя, если немного пораскинуть мозгами, то не так уж и сложно найти какой-либо приемлемый вариант. Допустим, установить нагрузку на одного сотрудника исходя из лимита спецконтингента от 0 до предельного лимита, ну допустим отвлеченно до 6. За увеличение нагрузки доплата, как в той же школе. А чтобы не было соблазна на этом подрабатывать отделить суды от исполнения и полицию от судов, что в настоящий момент реально не существует. Наконец сделать бюджет плавающим, или что-то в этом роде. В общем, найти решение можно, нужно только хорошенько подумать. А так – чего, спрашивается, думать – надо сажать. И лучше с хорошим запасом.

Например, если учреждение рассчитано на 600 человек, то пусть сидит 1000, а лучше 1200. А если нет такого количества, значит «плохо работаете». С вечера и до утра идет доклад в вышестоящие руководящие органы – «где и скоко». Если есть возможность сортировать количество, то сидельцев перевозят оттуда, где есть запас туда, где возникают с этим вопросом проблемы.

И напрягаются люди, и мотается техника (кстати, можно и наоборот,– смысл не изменится) с одного конца (как бы это лучше выразиться, чтобы обобщить и не упираться в частный случай) региона на другой; протяженность региона может достигать довольно больших расстояний. И кипит работа, и уходят (типа осваиваются) колоссальные средства в песок. И продолжается «движение». А движение как мы все знаем – это жизнь. Про результат не буду напоминать, вспомните сами как там у сатирика.

А если наступает момент, когда не хватает наличного спецконтингента, тогда подключаются к этому процессу суды. Ребята, что там у вас в запасе в производстве – давайте наполняйте. Если и там не хватает «мощностей», то подключаются отделения и участковые – собрать и пополнить.

И тут у нормального человека возникает дикий по своей простоте, но вполне логичный вопрос – «а если нет преступников?»

Ответ уже звучал выше. Но чтобы вы не мучились поисками, если не помните о чем идет речь, ведь не все схватывают суть дела (дело пока имеется в виду в общем смысле, а не в частном производстве) по ходу слету (привыкайте к специфическим оборотам,– их будет еще много, каждый раз пояснять – забываешь и уходит много времени, да и смысл в общем-то понятен, если немного включить воображение) напомню – «плохо работаете!»

***

День в СИЗО начался.

Я начал с утра, с так называемой прогулки, так как у всех нормальных людей все начинается с утра. Хотя существование (жизнью язык никак не поворачивается назвать, более точное и признанное обеими сторонами,– и ЗЭКами и сотрудниками учреждения, определение – «движения») в СИЗО можно начинать с любого часа, любой минуты, любого момента.

Сразу замечу, СИЗО – это далеко не тюрьма, совсем не колония и даже не поселение. Это гораздо хуже, причем намного хуже, как принято говорить – на порядок (на сколько именно, определить эмпирическим путем невозможно – просто жопа!).

Здесь замкнутый цикл, точнее сказать круг; жизнь,– то бишь по жаргону, как я только что представил – «движения», здесь не останавливаются ни на секунду и кипят, как гейзер на сковородке.

Следственный изолятор или сокращенно, как вы уже поняли,– Сизо, предназначен для содержания, как тоже нетрудно догадаться, определенной категории граждан, – как-то сухо звучит, лучше соотечественников или чего там зарекаться – друзей по несчастью; а именно, как гласит соответствующий закон – регламентирует порядок и условия содержания под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений; категории лиц, в отношении которых устанавливаются соответствующие условия и порядок; обеспечение гарантий прав и законных интересов лиц, содержащихся в следственных изоляторах.

Отак (в смысле «вот так»).

Под порядком и условиями содержания под стражей понимается режим следственных изоляторов (исчерпывающая формулировка, прямо все понятно, не волнуйтесь, по ходу разъясню).

Закон определяет изоляцию от общества подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений, подсудимых и осужденных, в отношении которых обвинительный приговор не вступил в законную силу (здесь надо бы сделать паузу, так как категории сидельцев перечислены, а дальше пойдет перечисление условий содержания, что в общем-то понятно);

надзор за ними (ясно, не на свободе,– еще чего натворят без надлежащего контроля); правоограничения (еще бы, в таком месте и не ограничивать);

правила внутреннего распорядка (ну это как в любом госучреждении, – без этого нельзя, иначе – бардак неприемлемый);

раздельное содержание различных категорий лиц (реальная необходимость, а ведь было не обязательно);

меры профилактического воздействия (куда же без них – тоже будут описаны), применяемые к ним (понятно, что пока не к нам).

Это по-научному.

Кстати закон был принят в новой редакции в 1998 году.

До этого жили по закону от 1965 года. Изменения пришлось (обращаю внимание – пришлось) вносить, так как Россия вступила (при произношении этого слова у русского человека всегда почему-то возникают определенные ассоциации, в данном случае, я думаю, вполне оправданные) в международную Конвенцию по правам человека.

Поэтому целая глава (очевидно, раньше она была под сомнением) посвящена правам подозреваемых и обвиняемых и их обеспечению.

Некоторые из этих прав закреплены – внимание – впервые!, другие существенно расширены по сравнению с ранее действовавшим Положением о предварительном заключении под стражу.

Какая радость. Можно лишь догадываться, что творилось в таких заведениях раньше, если сейчас после введенных изменений розового счастья, имеется в виду неземного,– не наблюдалось,– да выслушивать рассказы о героических былых днях ветеранов системы, которые слегка в нетрезвом состоянии (а как же еще) с гордо поднятой головой за небесцельно прожитые годы рассказывали вещи, прямо скажем, от которых волосы на голове если не шевелились, то заметно мучились, в смысле седели (седели – через «е»).

Отменены ограничения в переписке (повеяло, можно сказать, свободой), в приобретении по безналичному расчету продуктов питания (еще сильнее, прямо холодком потянуло), предметов первой необходимости и других промышленных товаров, расширено право на свидания с родственниками и иными лицами (все,– добили счастьем), на получение посылок, передач (и комментировать не буду), – не хилые, видать, были запреты.

Важное значение имеет существенное (обратите внимание на размеры) увеличение – с 2,5 до 4 кв. м – нормы санитарной площади в камере на одного человека. Вот это действительно роскошь, просто апартаменты. Зря так увеличили, явно не подумавши. От таких улучшений с непривычки у многих может сердце не выдержать.

«И хотя по объективным причинам эту норму до сих пор (!!!) реализовать не представилось возможным в связи с недостатком площади (как неожиданно – прямо снег на голову) в местах содержания под стражей, она все же имеет важное значение (а как же), так как обязывает Россию принимать соответствующие меры (хоть что-то) для расширения площади следственных изоляторов (а юридически – не можешь обеспечить, значит нарушаешь права,– то есть, надо всех выпускать)» – дословная выдержка из комментария к закону.

Дальше у вас будет возможность (не пугайтесь, имеется в виду по тексту) вспомнить этот комментарий и сравнить с возникшими в вашей голове непроизвольными мыслями.

***

Идем дальше, то есть продолжаем.

Движение можно начать с вечера, с ночи, с обеда – да с чего угодно. Если выбирать – с чего, то так и не начнешь.

Итак, утро. Вереница ЗЭКов (полностью категории я только что перечислил, поэтому запоминайте, чтобы каждый раз не повторять эту длинную фразу, как говорят – «и далее по тексту»), сопровождаемая сотрудниками спереди и сзади, в присутствии собак с кинологами (чтобы не морщить мозги – такие сотрудники, специалисты по обращению с собаками, проще говоря –собаководы), либо кинологов с собаками – кому как удобно, в данном случае не столь существенно, так как кинологи и собаки присутствуют скорее для количественного равновесия,– сотрудники сами знают, когда действительно есть риски несанкционированных действий со стороны спецконтингента, а когда можно немного и попустить (также остановлюсь на этом моменте) суетливым шагом двинулась к прогулочным дворикам.

Кстати, действительно «сидящих», то есть тех, у кого приговор суда вступил в законную силу, а этот процесс, бывает, задерживается на довольно длительный срок,– здесь немного.

«В положении арестованного обвиняемого (в отличие от подозреваемого) лицо может находиться длительное время: на предварительном следствии – до двух с половиной лет (о как), а после поступления дела в суд – до разрешения дела – вынесения приговора или прекращения дела», а суд может и вернуть дело на доследование.

В основном здесь находятся, или попросту как привычно воспринимать уху (имеется в виду не рыбный суп, а орган слуха) – «сидят», повторюсь все-таки для лучшего запоминания предмета изучения – подследственные, подсудные, ожидающие – в общем, из названия учреждения итак понятно.

Практически все «пассажиры» (надо иногда менять одно и тоже употребление слов, хотя смысл их остается тем же,– так меньше натирает органы упомянутого уже слуха одинаковыми звуками) СИЗО обжалуют свои приговоры в вышестоящие инстанции путем составления апелляции или кассационной жалобы.

Образцы данных документов, написанные каким-то сидельцем, очевидно, первым заехавшим в это заведение еще при его основании, корявым почерком на тетрадных листах бумаги, затертыми до дыр, опять же очевидно, с незапамятных времен и имеющиеся практически в каждой камере,– свято передаются из рук в руки как шедевр юридической мысли и бесценная реликвия, которая помогает сидельцам в трудную минуту обрести некую юридическую грамотность и указывает путь для дальнейших действий, которые, возможно, приблизят их к желанной свободе (хотя не помню ни одного такого случая).

Я думаю, вы заметили, или может лучше обратили внимание, что в тексте присутствует понятие (нормальное, общего употребления) подозреваемого и обвиняемого, и возникает непроизвольный вопрос: чем же они отличаются друг от друга, а также на сколько же, мягко говоря, его могут задержать, а грубо выражаясь – просто посадить.

Поясняю. Задержание лица, подозреваемого в совершении преступления, не может превышать 48 часов. Такой срок установлен Конституцией РФ.

Однако (опять однако,– начинаешь невольно привыкать), пока УПК (уголовно-процессуальный кодекс) не приведен в соответствие с Конституцией (охренеть, у нормального человека в голове не укладывается, а как же его умудрились принять изначально,– очевидно авторы о существовании такого малоиспользуемого документа как Конституция просто не знали, пользовались своим знанием и трактованием жизни), орган дознания или следователь, задержавший лицо, подозреваемое в совершении преступления, обязан в течение 24 часов сделать об этом письменное сообщение прокурору, а прокурор в течение 48 часов с момента получения извещения о произведенном задержании обязан дать санкцию на заключение под стражу либо освободить задержанного.

Таким образом (несложно посчитать), пока общий срок содержания под стражей задержанного в соответствии с действующим УПК может достигать 72 часов. То есть, Конституция сама по себе, а если сильно надо, то…

Возникает логичный вопрос – а на хера (прошу прощения – другого выражения сюда просто не вставить) она вообще нужна.

***

Для правильного исчисления срока задержания надо точно знать момент, с которого начинается его течение.

Срок задержания лица, подозреваемого в совершении преступления, исчисляется с момента доставления этого лица в орган дознания или к следователю (на всякий случай подумайте, как это можно реально зафиксировать), а если задержание произведено на основании постановления о задержании, вынесенного органом дознания или следователем, то с момента фактического задержания лица.

Поэтому протокол задержания должен точно отражать время доставления лица в орган дознания, а если задержание произведено на основании постановления, вынесенного органом дознания или следователем, – то время фактического задержания лица. Так, на всякий случай знать лишним не будет, опять-таки – мало ли что.

Далее идет юридическая непонятка (казус): лицо, к которому мера пресечения в виде заключения под стражу применена до предъявления обвинения, можно содержать под стражей как подозреваемое лишь до десяти суток. То есть типа если сильно хочется, то можно и опять же типа заключение и задержание вещи разные, задержание – это практически свобода, так тьфу – мелкое недоразумение. Причем это без учета времени задержания, если оно предшествовало применению меры пресечения, то есть заключения. По истечении этого срока, если обвинение подозреваемому не предъявлено, он должен быть освобожден.

Если обвинение предъявлено, то на это лицо распространяется срок содержания под стражей обвиняемого, и администрация места содержания под стражей (читай Сизо) должна быть официально уведомлена о предъявлении обвинения.

Продолжим мысль, чтобы логически ее закончить. Обвиняемого (уточню значение для более глубокого усвоения, потому как первое время путаешься в определениях кто есть кто и что он под собой имеет, в смысле подразумевает: подозреваемый и обвиняемый – лица, которые задержаны по подозрению в совершении преступления либо в отношении которых избрана мера пресечения в виде заключения под стражу) в процессе предварительного расследования можно содержать под стражей до двух месяцев.

Причем в этот срок включается и время содержания данного лица под стражей в качестве подозреваемого в период задержания и применения меры пресечения до предъявления обвинения, а также в период проведения судебно-медицинской или судебно-психиатрической экспертизы.

***

Как обещал ранее, поясню определение подозреваемого и обвиняемого и чем они отличаются друг от друга на пальцах, хотя только что его пояснял и в законе оно дается одной статьей. Тем не менее, некоторое различие есть.

Подозреваемый – лицо, задержанное по подозрению в совершении преступления, а также лицо, к которому применена мера пресечения до предъявления обвинения, то есть типа просто так на ровном месте, потому как мне, следователю, так захотелось.

То есть «сесть», прошу прощение за очередной каламбур, можно в любое время и кому попало. Именно «попало», а не «угодно». Да уж в России уж точно «попало». Промелькнула в голове мысль, как зыбко ваше положение в данном государстве и на каком уровне находятся правоохранительные органы и, как говорил Жеглов, их способность поддерживать правопорядок? Наверняка промелькнула, так как до настоящего момента она все время витала где-то рядом.

Закончу ранее начатую мысль про различия в процессуальных понятиях. Разница с обвиняемым малозаметная, но все же есть – нетрудно догадаться, что обвиняемый, следовательно, тот, кому предъявлено обвинение. «Тот» – соответственно, подозреваемый, плавно переходящий в категорию обвиняемого. Так сказать, «растет над собой», повышает категорию.

Немного отвлечемся от нудных рассуждений, чтобы иногда разбавлять сухой текст повествования практическими знаниями. Кое-что из реальной жизни. Так, на всякий случай, лучше, чтобы не пригодилось. Так сказать, ближе к теме.

Для прочного запоминания (опять же, на всякий случай не помешает) Основное, что нужно помнить всегда в таком заведении!!!

Существует шесть «никогда» в тюрьме:

Никогда не оправдываться

Никогда не жаловаться

Никогда не хвастаться

Никогда не обсуждать других

Никогда не просить что-то, если без этого можно обойтись

Никогда не врать.

Основной закон-правило тюрьмы, так называемый Неписанный тюремный закон

«НЕ ВЕРЬ, НЕ БОЙСЯ, НЕ ПРОСИ».

Для пущего запоминания, опять же, не устану повторять, на всякий случай – можно высечь себе на лбу, на камне, а лучше заложить в памяти на всю, как говориться, оставшуюся жизнь. Впрочем, это правило и по жизни довольно неплохо действует.

Продолжим. По смыслу Конституции (опять по смыслу, – очевидно, смысл отдельно, а жизнь отдельно), продление срока содержания под стражей будет осуществляться по судебному решению. Это по смыслу.

Однако (опять однако) до внесения соответствующего изменения в УПК (расшифрую еще раз пока не привыкли, чтобы не ползать по лабиринтам логики и памяти – уголовно-процессуальный кодекс, то есть сборник правил по порядку движений всех действующих лиц, если вдруг, не дай бог, возникнет соответствующая необходимость) или до принятия нового кодекса действует прежний порядок (а чё мучиться, подумаешь Конституция – потерпят) продления срока содержания обвиняемого под стражей на стадии предварительного расследования, а именно:

прокурор низшего (городского, районного) звена может продлить его до трех месяцев, прокурор второго звена (прокуроры субъектов Федерации и приравненные к ним прокуроры) – до шести месяцев.

Генеральному прокурору и его заместителям предоставлены полномочия по дальнейшему продлению срока содержания под стражей лишь (какой слог, какая забота –прямо веет неограниченными, прошу прощения за накативший неожиданно каламбур, ограничениями и вседозволенностью властных структур, бьют прямо себе по рукам) в исключительных случаях по делам о тяжких преступлениях. Генеральному прокурору – до полутора лет, а его заместителю – до одного года.

Вопрос о содержании обвиняемого под стражей на срок свыше года предварительно рассматривается на коллегии Генеральной прокуратуры РФ.

Ну что, начинают мысли путаться. Это далеко еще не все. Пока что можно сделать вывод, что сидеть очень долго можно и без суда.

Продолжим путать мысль. Конституционный Суд Российской Федерации определением от 25 декабря 1998 г. подтвердил (!!! а как же, и это конституционный суд, чего уж ожидать от нижестоящих органов системы) конституционность УПК о возможности установления судом в указанных выше случаях дополнительных сроков содержания обвиняемого под стражей при наличии предусмотренных законом оснований (их найти труда не составляет, поверьте на слово) для дальнейшего применения данной меры пресечения и невозможности ее отмены.

Короче, все делалось правильно и нечего тут что-то менять, а то еще и Конституцию какую-то приплели здесь.

Одновременно Конституционный Суд указал на недопустимость неоднократного продления судом предельного срока ареста (18 месяцев,– какая забота и бережное отношение) в случае, если дело возвращено для дополнительного расследования.

Дальнейшее продление срока не допускается, обвиняемый подлежит освобождению.

Однако (еще раз, в который, привычка переходит в «так и надо») в случае, когда ознакомление обвиняемого и защитника с материалами дела до истечения предельного срока содержания под стражей невозможно (бывает же такое), Генеральный прокурор, прокурор субъекта Федерации или приравненный к нему прокурор вправе возбудить ходатайство перед судьей областного, краевого и приравненного к ним суда о продлении этого срока.

Так сказать, позаботиться о человеке для пользы дела, даже можно сказать, для пользы его дела. Пусть только заикнется, что времени не хватает – так сразу и добавим, можно и с запасом, чтобы не торопился и ознакамливался очень внимательно.

Как там в голове – уже закипает. Терпим, терпим.

Судья вправе продлить срок содержания под стражей до момента окончания ознакомления обвиняемого и его защитника с материалами дела, но не более чем на 6 месяцев (конечно, куда уж за один день ознакомиться с делом).

В том же порядке срок содержания под стражей может быть продлен в случае необходимости удовлетворения ходатайства обвиняемого или его защитника о дополнении предварительного следствия. То есть, я просто требую, чтобы меня отсюда не выпускали как можно дольше – еще бы,– такое место потерять, когда еще выпадет такое счастье, а то ведь пока я на свободе дополнительное расследование провести просто невозможно никоим образом.

В общем, если ты парень попал, то это уже надолго.

Яркий тому пример, ребята по делу ЮКОСА, не буду уточнять фамилии и делать им бесплатную рекламу.

И это еще не все. Придется еще немного потерпеть (с терпилами ничего общего – не переживайте, все пока чисто в пределах русского литературного языка) до конца мысли.

Если серое вещество уже сварилось, а точнее – «не варит», сделайте передышку и отдохните, выпустите пар, так сказать, и сбросьте давление. Можете сделать паузу, попить кто там что себе любит, отвлечься, посмотреть в окно, вернуться к реальности…

Ну, а пока отвлекаетесь… Кое-что более практичное…

Одно их важных тюремных правил:

каждый человек должен отвечать за себя сам.

От того, как он это сделает, будет зависеть его судьба, так сказать, вся дальнейшая жизнь. Потом уже кто-то может вмешаться и, возможно, помочь. Потому крайне важно, чтобы первое слово оставалось за самим человеком. Ему обязательно дают возможность высказаться.

Поэтому, когда начинаются разборки и кто-то кому-то бросает вызов или призывает к ответу, все вокруг ждут реакции, не вмешиваясь.

Если заключенного, например, обвинили в чем-то, а он в ответ на это промолчал, это расценивается как согласие. Если кто-то скажет что-то раньше ответчика, то все претензии и разборки автоматически перейдут к нему, и заступнику придется отвечать.

Отдышались. Продолжаем.

При возвращении судом на дополнительное расследование дела, по которому срок содержания обвиняемого под стражей истек, а мера пресечения в виде заключения под стражу не отменена, продление срока производится прокурором, осуществляющим надзор за следствием (и такой есть, чтобы вы знали), в пределах до одного месяца с момента поступления к нему дела.

Ну что, уже запутались, кто и скоко, а главное – и когда. Тогда ничего нового предложить не могу – читайте заново пока не разберетесь. А впрочем, можете не заморачиваться,– особой необходимости нет. При случае (не дай бог, конечно, тфу, тфу, разве что, если поступите на юрфак) начнете разбираться как в отче наш, иже еси отца и сына да и мать твою тоже…

И это еще не все. Ух, переведите дух и продолжим – терпение, осталось совсем немного, хотя и того что было хватит надолго.

Дальнейшее продление срока содержания под стражей производится в общем порядке с учетом времени пребывания обвиняемого под стражей до направления дела в суд. Очередной юридический наворот не очень понятный «в общем порядке» нормальному человеку.

В общем, в этом дерьме сам черт ногу сломает, и не потому что увязнет, а потому что ни хрена не разберется. А куда деваться простому смертному, который не силен в этих дебрях. Остается только сесть и сидеть, извиняюсь за очередной каламбур, в позу знаменитой скульптуры (не напрягайте мысль,– она так и называется «Мыслитель», все ее прекрасно знают и часто используют ее (позу) в тупиковых ситуациях своей жизни) пытаясь все это осмыслить.

***

Начальник места содержания под стражей обязан не позднее чем за двадцать четыре часа до истечения срока содержания под стражей подозреваемого или обвиняемого уведомить об этом орган или лицо, в производстве которого находится уголовное дело, а также прокурора.

В голове все крутится одна навязчивая мысль, да никак не прорвется наружу. По большому счету подозреваемый – человек не обязанный сидеть за решеткой лишь по одной простой причине – он может быть вообще ни в чем не виноват, как любят говорить соответствующие инстанции – не при делах. А он уже сидит. А если уже сидит, то как-то и выпускать не оказия – зачем тогда сажали. Возникают вопросы к следствию по делу в прямом смысле слова и не по делу в переносном.

По уму, по здравому смыслу сажать должны только по решению суда (ниже я остановлюсь на этом положении более подробно), что закреплено даже в законах. То есть прямо в зале суда. До решения суда человек, в смысле по делу подозреваемый или обвиняемый, вообще должен находиться на свободе, потому как его могут в суде и оправдать.

И что тогда делать униженному и оскорбленному, ведь ему не занять прежнее положение уже никогда. А следствие получается, мягко говоря, лажанулось? Так не лучше ли не осудить (оправдать) десять виновных, чем засудить одного невиновного. По этому поводу вспомнился один случай: человек отсидел в тюрьме пятьдесят лет. Оказалось, что он ни в чем не виноват. А кто вернет потерянные годы, в данном случае длиною в жизнь?

Так может «в консерватории что-то изменить?»

Продолжим об освобождении из-под стражи начальником этого самого места. Если по истечении установленного срока задержания или заключения под стражу в качестве меры пресечения соответствующее решение об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу либо об освобождении подозреваемого или обвиняемого, либо о продлении срока содержания его под стражей в качестве меры пресечения или сообщение об этом решении не поступило, то начальник места содержания под стражей освобождает его своим постановлением.

Тоже случаев не помню, обычно об этом заранее оповещают орган, за которым числится данный объект обожания, точнее наблюдения.

Прокурор обязан немедленно освободить всякого незаконно лишенного свободы или содержащегося под стражей свыше срока, предусмотренного законом или судебным приговором. Обязан, если обнаружит. Тоже не припомню подобных случаев.

Приготовьтесь к итоговой мысли: Уголовно – процессуальный кодекс РСФСР не предусматривает (!!!) срока содержания обвиняемого (подсудимого) под стражей в период нахождения уголовного дела в суде!

Вот и приехали к логическому заключению, в смысле итогу. Сиди, дорогой, долго и счастливо, если, конечно, получится. Вот так граждане присяжные и заседатели.

И еще одно добавление. Арест может быть произведен и по мотивированному постановлению прокурора, а также по мотивированному судебному решению (в форме определения суда или постановления судьи). Так, чтобы не скучно было и не казалось, что вариантов лишить свободы предусмотрено недостаточно.

В постановлении или определении должно быть указано преступление, в котором подозревается или обвиняется данное лицо, и основание для избрания меры пресечения в виде заключения под стражу. Да, это очень сложно нарисовать, надо быть прямо семи пядей во лбу, что бы придумать основание.

Постановление или определение должно быть объявлено лицу, в отношении которого оно вынесено. Об этом должна быть отметка с подписью данного лица, а в случае отказа его от подписи – отметка лица, объявившего постановление или определение. В целом не сложная процедура.

Далее, чтобы вы были просвещенными до конца в этом вопросе и могли вставить мозги кому угодно при необходимости, нужно, наверное, пояснить еще кое-что непосредственно касающееся этого вопроса.

О сроках задержания. Срок задержания подозреваемого исчисляется часами (который чаще всего плавно переходит в следующий – срок применения меры пресечения), срок применения меры пресечения до предъявления обвинения – сутками (после которого категория обновляется и вы, тфу,тфу,– не именно вы, конечно, а в общем смысле повествования,– становитесь обвиняемым), а общий срок применения меры пресечения к обвиняемому – месяцами.

Такие вот плавные переходы времени и философского состояния, процессуального в данном случае.

При исчислении этих сроков не принимается в расчет тот час и сутки, которыми начинается течение срока. То есть, полдня свободы можно подарить. Поверьте – это не так уж и мало, когда начинаешь считать часы и минуты.

Ещё кое-что об исчислении сроков, тоже так на всякий случай, для общего ознакомления.

При исчислении сроков сутками срок истекает в двенадцать часов ночи последних суток.

При исчислении сроков месяцами срок истекает в соответствующее число последнего месяца, а если этот месяц не имеет соответствующего числа (допустим 31 число не в каждом месяце, да и с февралем тоже вопросы появляются), срок оканчивается в последние сутки этого месяца. Ну, вы поняли.

Если окончание срока приходится на нерабочий день, то последним днем срока считается первый следующий за ним рабочий день. То есть в сторону увеличения срока. А как же закон? Чего там, посидит еще пару дней (а иногда и больше), не столько терпел. Подумаешь, ешё пару дней потерпит, не сахарный, как говорится, не расстает. Хотя можно было бы такое маленькое удовольствие и предоставить как бы в виде какого-то поощрения, пусть и не для всех, но всё-таки.

Запомнили? Продолжим.

Или, пожалуй, немного отвлечемся.

На зоне очень серьезно относятся к сказанным словам.

Если ты что-то пообещал, то должен это сделать !

Если угрожаешь,– реализуй угрозу, иначе подорвешь свой авторитет.

Главное правило, которого необходимо придерживаться: «Мужик сказал – мужик сделал» (или как многие любят употреблять «Пацан сказал – пацан сделал»).

Конечно, за невыполненные обещания не «опустят», но есть все шансы стать изгоем. Чморить, прошу прощения, то есть издеваться, будут всей камерой. Поэтому, проявив жалость к соседу по камере, можно нарваться на серьезные неприятности и необходимость отвечать перед смотрящим или сходняком. Вряд ли кому-то это понравится.

Поэтому, не стоит осуждать тех, кто безучастно смотрит на творящийся у него на глазах беспредел, то есть беззаконие.

В тюрьме нет понятия «нечаянно», нет возможности искупить свою вину (!!! пауза для полного усвоения данного положения; поехали дальше), нужно «отвечать за базар», что в общем-то и на гражданке было бы неплохо, «я так думаю».

***

Вернемся к рассуждениям о состоянии и положении в деле и по делу. Да и не по делу тоже, чего уж там, как говорится, скромничать

Стоит напомнить, как обещал ранее, о так называемой презумпции невиновности подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений. Почему напомнить – просто чтобы не забывали,– воспользоваться ей, если что, вряд ли получится.

Она, конечно же, базируется на общепризнанных международных принципах и на положениях Конституции РФ, где установлено, что «каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном Федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда».

Базируется, считается, но не признается.

В качестве гарантий обеспечения презумпции невиновности подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений предусмотрен установленный порядок доказывания их вины.

Действующим в настоящее время Уголовно-процессуальным кодексом предусмотрено последовательное и строго регламентированное расследование уголовных дел о совершенных преступлениях, судебное разбирательство, кассационное обжалование и опротестование вынесенного приговора. Это исчерпывающий путь и установленная последовательность действий на пути к свободе или, что скорее всего,– к ее лишению.

Приговором суда является решение, вынесенное судом в заседании по вопросу о виновности или невиновности подсудимого и о применении или неприменении к нему наказания. Опять пронеслась мысль высказанная ранее и застрявшая занозой в подсознании как гвоздь в ж..е (почему гвоздь и почему именно в ж..е трудно объяснить, а впрочем, где ж еще и что как ни гвоздь – острое железное и причиняющее острую, прошу прощения за каламбур, боль в мягких чувствительных тканях наиболее близких к состоянию души по внутренним ощущениям) теперь – почему человек должен сидеть до данного выяснения обстоятельства?

Продолжим по теме. Понятием «обвиняемый» охватывается также подсудимый, если иное не предусмотрено законом. Лихо закручено. Что иное и что не предусмотрено. В общем, не ломайте голову – проще будет разделить так: пока не был в суде – обвиняемый, как побывал в суде – уж точно подсудимый.

В соответствии с УПК, вступившим в законную силу считается приговор, который не был обжалован или опротестован в течение установленного в законе срока (обычно это десять суток).

В случае принесения кассационной жалобы или кассационного протеста приговор, если он не был отменен, вступает в законную силу по рассмотрению дела вышестоящим судом.

Приговоры судебных коллегий Верховного Суда РФ подлежат обжалованию в кассационном порядке в Кассационную коллегию Верховного Суда РФ.

Короче, путь на свободу, если даже очень сильно стараться и упираться, очень долгий и весьма сомнительный. Точно утверждать можно лишь одно – сидеть (в прямом и переносном смысле) придется долго, даже очень долго, как говорил киногерой «раз уж влипли» (для тех, кто напрягается, стараясь вспомнить произведение, подскажу – кинофильм «В зоне особого внимания» или его продолжение «Ответный ход». На всякий случай – ничего общего с «зоной» по смыслу настоящего повествования фильм не имеет).

***

С момента вступления приговора в законную силу изменяется правовой статус (говоря нормальным языком – положение) подозреваемых и обвиняемых, так как прекращаются отношения, регулируемые законом «О содержании под стражей…», который, как не трудно догадаться, действовал и распространялся на подопечных до этого момента.

Проще говоря, категория переходит в следующую логичную стадию сидельцев согласно принятой соответствующими законами иерархии – в осужденных.

Это не значит, что на них нет никакой управы. Наступает стадия (чуть не написал сумасшествия, хотя возможно, оно так и есть, впрочем, как и все предшествующие стадии, начиная с самой первой – как только на вас обратили внимание соответствующие органы) исполнения приговора, а затем (в случае вынесения обвинительного приговора с назначением виновному уголовного наказания, в вынесении которого даже не стоит сомневаться) – стадия исполнения уголовного наказания.

Последняя, то бишь исполнение наказания, регламентируется нормами соответственно другого документа, созданного для такого случая, а именно уголовно-исполнительного кодекса, или как принято обеими сторонами (какими, надеюсь, уже уточнять не надо) сокращенное произношение – УИК.

Граждане Российской Федерации, подозреваемые или обвиняемые в совершении преступлений, не могут быть лишены гражданства Российской Федерации. Браво, прямо расплачусь от умиления. Вот такая крутая привилегия, чувствуешь гордость за свою страну, – на всякий случай – это не вопрос.

Подозреваемые и обвиняемые в совершении преступлений пользуются правами и свободами («свободами» здесь явно лишнее, и уж точно преувеличенное понятие) и несут обязанности (а вот это – неукоснительное, а если не желаете, то принудительное претворение в жизнь всех внутренних законов системы), установленные для граждан Российской Федерации с определенными ограничениями. Ну, понятно, что граждане уже не совсем граждане, точнее сказать, уже не совсем те граждане.

Согласно Конституции РФ права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. Размер самой меры и конкретные варианты ее необходимости предусмотрительно не указываются, читай – делай, что душа пожелает, ведь самой Конституцией !!! это предусмотрено, потому как определить нарушение основ конституционного строя, а тем более нравственности, защиты здоровья и безопасности государства не представляет особого труда для людей не лишенных элементарного интеллекта, а главное – наделенных властью.

Короче, ограничены могут быть всем, чем только можно представить, ведь цели защиты … власть видит по-своему, а точнее будет сказать – по своему усмотрению. Поэтому что-то можно всегда каким-то образом нечаянно по незнанию нарушить, поскольку человек не машина и всех пожеланий начальства в виде законов, положений и приказов, издаваемых ими самими в несметном количестве знать просто не в состоянии.

А как принято в нашей стране, не знаю как в других, неписанное, замечу нигде, правило – незнание законов не освобождает от ответственности.

Хотя было бы юридически логично и правильно как раз наоборот – незнание законов, как раз таки, освобождает от ответственности, чтобы государство уважало своих граждан и все законы доводило под роспись.

Поверьте, это не так уж и сложно организовать. Ведь на предприятиях, в армии и прочих структурах, пока до человека не доведен приказ под роспись, он по нему не отвечает, а отвечает тот, кто сочинил эту рукопись. Поэтому он заинтересован в немедленном доведении бумаги до исполнителя, в общем случае читай – до нас с вами.

Да это многие и сами прекрасно знают – либо расписывались в таких бумагах, либо сами их составляли. Кстати, суд все действия, которые он называет юридически значимые, обязательно доводит под роспись. Если лицо не расписалось, то его за незнание привлечь не могут.

То есть здесь на лицо одна из свобод наших систем – свобода выбора информации, а точнее участи – можешь знать, а хочешь, можешь не знать,– все равно это ничего в отношении тебя уже не меняет,– в случае чего. Если на тебя обратили внимание соответствующие органы, можешь не сомневаться – основание для тебя подберут, если понадобится. Так что старайтесь, чтобы эти органы не попали в поле вашего зрения или вы не попали в поле зрения этих органов. Иначе потом будет поздно.

К числу ограничений относятся возможность личного обыска, дактилоскопирования (не буду объяснять – все знают эту процедуру, каждый хоть раз в своей жизни нет не сидел, но в окрашенный забор или скамейку обязательно влазил) и фотографирования осужденных по решению администрации заведения (в данном случае действительно на долгую память), досмотра их вещей, посылок и передач (куда же без этого, все-таки место того требует), цензуры корреспонденции (проще говоря, чтение чужих писем) и др. и пр.

В общем полный комплекс унижения.

***

Надо, наверное, все-таки описать архитектурно-каркасную структуру заведения в общем плане, чтобы иметь представление о месте происходящих событий.

И, пожалуй, я начну это описание с посещения комиссии, международной. Так как Россия приняла международную конвенцию по правам человека (согласно которой весь спецконтингент надо было бы сразу выпускать на свободу, потому как условия содержания, если их в России вообще можно назвать условиями,– мягко говоря, не соответствуют требованиям данной Конвенции, а грубо выражаясь – полное дерьмо, то есть отсутствие данных требований как таковых по факту в принципе) и вступила на тяжкий путь ее реализации, суть которой заключался в лучшем случае в косметическом (читай повсеместной побелкой известью) ремонте всех имеющихся в учреждении помещений. Ну а раз вступили в него (имеется в виду – в документ), то как же без комиссий.

Как я говорил, система настолько считает себя передовой и соответствующей требованиям конвенции, что ничего переделывать и не собиралась. Да, в общем-то, и не за что было, так как финансовая ситуация, грубо говоря, только что обострилась, а мягко выражаясь – просто рухнула, и все жизнеобеспечение держалось на самих «пассажирах». Короче, никакого финансирования не было вообще – случился, как принято сейчас говорить, знаменитый дефолт 1998 года. Это была просто финансовая катастрофа. Крах. Полный хаос, больше просится с языка – полный п…ц (прошу прощения). Как хотите, так и выживайте.

Надо отдать должное снабженцам заведения – они умудрялись довольно сносно обеспечивать процесс этого самого снабжения (поясню потом).

Итак, комиссия от международной миссии.

Кратко обозначу ее полномочия, чтобы проникнуться высокой идеей в борьбе за соблюдение прав и свобод человека, которыми может и должен (на всякий случай – это два разных утверждения, а не предположение, как может показаться) пользоваться любой гражданин уважающего себя государства. Ну и мы, конечно,– «я так думаю».

Члены Европейского комитета по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего обращения или наказания (во как, с одного раза в полном объеме и не доходит) посредством посещений изучают обращение с лицами, лишенными свободы (в том числе подозреваемыми и обвиняемыми, содержащимися под стражей, – это не мое выделение, очевидно, их по какой-то причине считают не лишенными свободы), с целью защиты их от пыток и других негативных явлений.

Вдохновляет. Такие посещения могут осуществляться в любые (подчеркну) места, где содержатся лишенные свободы.

При этом государство, где осуществляется посещение, обеспечивает членам вышеуказанного комитета:

а) доступ на свою территорию с правом передвижения без ограничения (еще раз подчеркну);

б) полную информацию о местах содержания лишенных свободы лиц (с этим проблем сейчас нет – какой смысл скрывать, если узнать не сложно, стоит только «поспрашать» – у нас почти все сведущие в этом вопросе);

в) неограниченный (опять подчеркну) доступ в любое место, где находятся лица, лишенные свободы, включая право передвижения внутри таких мест без ограничения (и снова подчеркну);

г) возможность беседовать с лицами, лишенными свободы, наедине (вроде последний раз подчеркиваю);

д) право свободно вступать в контакт с любым лицом, которое может предоставить членам комитета соответствующую информацию (что-то типа повторения пункта «б» данного положения).

Вот такие общечеловеческие требования, принятые, как модно выделять в России другой мир, – на Западе. И то, что Россия вступила в этот документ, надо отдать должное, все-таки великий шаг в жизни многих граждан страны. Да что там юлить – практически всех. Осталось дождаться выполнения требуемых условий. Когда-нибудь. Надеюсь.

В данной комиссии присутствовал своим наличием от международного сообщества представитель, конечно же, того государства, народ которого первым отстоял свою свободу и права человека на баррикадах великих сражений за все эти демократические преобразования в великой (ладно, укажу точный адрес – Французской) революции.

Конечно, по тем временам олицетворением невыносимых условий жизни и ущемления прав и свобод великого народа являлась не менее великая, я бы даже сказал – величественная, тюрьма всех времен и тех же народов – крепость со смачно подобранным именем – Бастилия (какое завораживающе гордое звучание, прямо хочется туда попасть, ну, посмотреть) – мрачный апологет феодального капитализма.

Не могу утверждать точно, что там в ней происходило, но думается мне, что после того, как представителя того (извиняюсь за тавтологию) государства вынесли (извиняюсь еще раз) вывели (в прямом смысле, а не в тюремном) на свободу, опять же имеется в виду не после отбытия срока, а в смысле на свежий воздух,– его остекленевший взгляд, казалось, представлял свою далекую, но такую родную и, наверное, несравнимую ни с чем, а тем более с только что нет, не увиденным, а именно пережитым (кажется чудом выжил и вырвался на свободу) – очевидно, уже святую обитель зла, с блистающим солнечным ореолом над такими родными французскими массивно-дубовыми (я так думаю) воротами.

Так вот. Привели свободолюбивого и правочеловечного, наверняка добропорядочного, француза посмотреть, как хорошо у нас содержатся учреждения так называемой пенитенциарной (читай – уголовно-исполнительной или, проще говоря, тюремной, то бишь существенно ограничивающей нашу свободу) системы.

В данном случае – СИЗО. Для непросвещенных, впрочем букву «р» в данном случае можно и пропустить, – не суть важно,– следственный изолятор – одно из предварительных учреждений системы исполнения наказаний, где все еще в общем-то под вопросом, но результат, прямо скажем, предсказуем.

Нетрудно было заметить, что француз, и так бывший не в восторге от вида наших дорог и улиц и без того вызывающих уныние, а вокруг еще и вид обшарпанных домиков, которые просто кричали об избыточном благосостоянии его владельцев, накачивали процесс (имеется в виду не судебный, а обстановку),– начинал терять некоторое самообладание при приближении к вышеуказанному учреждению, внешний вид которого не украшал облик улицы, не добавлял энтузиазма и вовсе не поднимал настроения. А расположение учреждения почти в самом центре города – не давало ни малейших шансов самому городу стать в один ряд с Мисс Вселенная.

Конечно, к встрече представителя готовились заранее. Как же, не каждый день к нам приезжают звезды такой величины и главное такого значения – ведь от его заключения (простите – в смысле его выводов по увиденному) зависит дальнейшая судьба нашей процветающей, демократически недосягаемой системы ценностей.

Надо отметить, что наше СИЗО считается одним из лучших в России (что уже говорить про остальные), и персонал, особенно руководство в это искренне верят и стараются, надо отдать должное, в силу своих возможностей сделать всё, чтобы действительно улучшить (есть от чего отталкиваться, даже искать не надо, все под руками или под ногами – в общем не так важно) состояние подведомственного учреждения.

Как обычно, на входе в любое подобное учреждение находятся громадные металлические двустворчатые автоматические ворота, неоднократно перекрашенные краской, которую удалось достать ценой неимоверных усилий, в некоторых местах выдающие механизмы автоматики неуклюже торчащими металлическими конструкциями и выступающими из таких же металлических конструкций в виде тумб и, тем не менее, открываемые вручную (приставленными к ним патрульными сотрудниками по совмещению, так как выделять для этого процесса отдельного человека довольно накладно, да и ворота вроде как автоматические – по замыслу конструктора должны открываться сами, то есть, как нетрудно догадаться из предназначения,– автоматически). Сами ворота были погружены своим основанием, очевидно, в неглубокую, но расположившуюся по всей ширине дороги лужу, и занимающей значительную часть общего вида и полностью заливающей весь проезд.

Сразу почувствовался некоторый специфический запах, который исходил то ли от лужи, то ли от самого учреждения,– разобрать разницу от чего именно было сложно,– и придавал воздуху (атмосфере) перед заведением присущую только этому месту узнаваемость.

Постепенно начинающий терять самообладание представитель страны, повторюсь, первой отстоявшей свою свободу на баррикадах, по мере приближения к пропускному пункту (проще говоря, ко входу в режимную зону, лучше, наверное, сказать территорию) учреждения, начинал в придачу к потерянному полностью к этому моменту самообладанию, терять и дар речи, так необходимый для общения и выражения собственных мыслей, которые еще имели место роиться не просто в разгоряченном, но уже начинающем закипать мозгу его владельца.

Проследовав через КП, останавливаясь перед очередными металлическими сваренными из грубой арматуры решетчатыми дверями (ничего не поделаешь – режим пропуска и охраны), окрашенных, наверное, в серый цвет,– трудно определить,– в промежутки между которыми с трудом помещались пару человек, и за перемещением которых следил охранник, находящийся за пожелтевшим от времени оргстеклом, усиленным решеткой из такой же арматуры, как и все четыре проходные двери, внимательно вглядывающийся в проходивших «через» него «деятелей», стараясь в них узнать предрасположенных (склонных) к побегу, список и фото которых находится прямо у него перед глазами,– представитель ОБСЕ попал внутрь учреждения и был несколько удивлен, что он до сих пор держится на ногах, которые постепенно становились, как принято говорить у классиков ватными, так как специфический запах, встреченный при въезде (то же не очень удачное выражение, к слову таких выражений будет еще много и, наверняка на все попадания (опять не очень удачное) слов имеющих два смысла я не буду успевать реагировать с поправками и напоминаниями, а также разъяснениями; лучше, наверное, дать в конце некоторые пояснения, то бишь изменить смысл и значение некот орых слов и выражений, которые будут попадаться по ходу (опять) повествования и вынудят вас перечитывать данное произведение несколько раз, дабы понять его полностью) в учреждение, резко усилился и, нет, еще не ударил, а лишь слегка начал кружить голову с уже, напомню, закипавшим в ней серым веществом, отдаленно напоминавшим мозг.

Без подготовки не многие смогут делать вид полного благополучия на территории данного заведения, получаемого от внутреннего наслаждения, изображая, что дышат чистым воздухом и полной грудью.

В голове француза, которая все сильнее отделялась от руководства координацией действиями остального организма, появилась и начала вытеснять все остальные какие-либо присутствовавшие до этого момента мысли одна навязчивая идея, зревшая еще на входе в учреждение, но окончательно сформировавшаяся только сейчас, – что он попал (опять) туда, куда даже не могло ему присниться и в страшном сне и что необходимо срочно что-то предпринять, иначе этот сон может плохо закончиться (можно и не проснуться). Но что именно нужно сделать поплывшая голова сообразить уже не могла.

«Где это я? Куда попал?..» – промелькнуло в голове француза. – «Ах, да. Это одно из лучших СИЗО в России. Что можно увидеть «не в лучших» даже представлять не хочется. Пожалуй, если вернусь, больше никуда не поеду. С меня достаточно. Пусть другие посмотрят,– за что мне это одному, к тому же могут и не поверить в этот бред. Пусть сами убедятся и увидят своими глазами» (далее идет непереводимая игра слов на французском языке с употреблением уже привычных и почему то застрявших в иностранной голове местных идиоматических выражений).

***

Далее я опишу более подробно, как и обещал, структуру учреждения «без архитектурных излишеств» и проведу по нему комиссию.

Сразу замечу, не по всему учреждению, а лишь там, где комиссия может увидеть хоть что-то приемлемое, что руководящие органы системы посчитали подходящим. Хотя член (в нормальном смысле слова на этот раз) комиссии, а тем более ее председатель, напомню, имеет право заходить в любые места по своему усмотрению (смотри выше). Но, очевидно, особого желания настаивать на своем усмотрении уже не очень наблюдалось. Даже можно с уверенностью сказать, – уже совсем не наблюдалось.

Итак, учреждение делится на две зоны (блин), ну лучше сказать территории (употребляется и так и так) – режимную, собственно говоря, где происходят основные события, и общую (административно-хозяйственную).

Сразу после проходной мы попадаем в общий дворик, в который выходит и въезд для машин с режимной зоны. Массивные металлические автоматические так называемые основные (сколько достойных выражений важности для данной конструкции) ворота, отделяющие въезд от дворика, в отличие от парадного въезда, работают всегда (главный вход, как ни крути), так как автоматика постоянно ремонтируется. Все-таки это уже касается непосредственно режима и охраны и постоянства происходящего действа, которое не останавливается здесь никогда и является основным показателем и отличием (подчеркну это слово) данного учреждения от всех прочих !!!, и находится на личном контроле у руководства.

Надо отдать должное, идет ежедневный доклад о мероприятиях по техническому поддержанию систем охраны в рабочем (исправном как то не поворачивается язык сказать, хотя по смыслу вроде бы как одно и тоже) состоянии. Сколько лампочек перегорело и необходимо заменить, как работают ворота, локалки (проходные двери между постами, имеется в виду пост охраны, а не интернет заметка или культовый обряд), замки, ограничители, «кобры» (не ломайте голову, что это такое, все равно в данном случае не догадаетесь – на местном жаргоне или диалекте – это обычный столб с фонарем дневного света, как нетрудно догадаться, очень напоминающим своим внешним видом этого членистоногого гада, то есть рептилию) и т.д. и т.п.

За основными воротами смежно с проходной находится зона осмотра техники и приема-выдачи спецконтингента – попросту говоря шлюз (опять же, на системном диалекте). Таким образом, если смотреть как положено с улицы, то есть по порядку следования вовнутрь, техника через главные ворота (с «воли», но не путать с парадными въездными, которые были описаны ранее, до них метров тридцать по внешнему двору, на котором находится несколько строений для сотрудников и подсобных помещений и который огорожен кирпичным забором по периметру с вышкой для наблюдения и патрулем,– полностью будет описан потом) такого же состояния, как и основные автоматические, въезжает в шлюз. Ворота за ней закрываются.

Машина становится на яму. Её осматривают со всех сторон и прощупывают на предмет побега (если выезжает) и посторонних и запрещенных предметов. Если прибыли «пассажиры» их «принимают» по счету в очень быстром темпе – бегом в данном случае, наверное, будет сказано недостаточно образно, точнее – легким галопом. А чтобы придавать некоторую резвость и желание быстрее проскочить по приемному коридору в приемник-распределитель не попав под раздачу, «заехавших» (я нашел способ каждый раз не пояснять значений специфических слов,– буду просто выделять их кавычками, если не забуду) слегка подгоняют резиновыми дубинками, внешний вид которых – отдельная гордость сотрудников.

А чем еще заниматься, как не работой над улучшением основного предмета для работы (прошу прощения) и постоянной деятельности, который находится и не просто находится, а обязан находиться у сотрудника, который в свою очередь пребывает в режимной зоне, т. е. зоне особого внимания (а находится он в ней практически безвылазно),– и не на поясе, где он ее (палку) носит вне режимной зоны, а в руке, или в руках, кому как удобнее. А раз она находится в руке или в руках, то они (руки) так и чешутся, чтобы как-нибудь ей (палке) найти применение.

Ну, и собственно говоря, чего искать,– вот оно рядом, как раз под рукой или на расстоянии вытянутой руки, опять же, кому как удобно.

Все помещения первого этажа довольно высокие – метра четыре будет точно. Стены на высоту человеческого роста окрашены в неопределенно-темно-зелено-серо-черный цвет. Выше человеческого роста и стены и потолок побелены чем-то, что можно было найти, скорее всего, известью, от времени пожелтевшей и приобретшей нейтральный желтовато-коричневато-серый оттенок, гармонирующий с покрашенными ниже стенами. Пол, соответственно, цементный, отшлифованный до музейного блеска от постоянного перемещения по нему «тел» разного веса в противоположные стороны (зависит от приема или от выдачи вышеупомянутых «тел»).

Шлюз соответственно тоже не испорчен дизайнерской мыслью и гармонично вписывается в общую картину внешнего вида заведения. Размер в плане приблизительно десять на пять метров. В центре бетонного пола та самая яма для осмотра, типа как на СТО (СТО – имеется в виду станция технического обслуживания автомобилей и в данном контексте ничего общего с уголовно-исполнительной системой не имеет). На серых окрашенных цементом стенах высотой метров пять расположены несколько больших прямоугольных зеркал, очевидно, помогающих в досмотре и облегчающих изнуряюще однообразную жизнь шлюза – можно хоть иногда посмотреть на себя и задуматься, как ни странно о нем (о чем еще глядя долго в зеркало можно думать) – о философском смысле жизни и своем существовании или пребывании, опять же кому как удобнее, на этой бренной поверхности, конкретно ограниченной периметром вокруг заведения.

На стене, противоположной от приемного коридора, находится окно КПП (проходной, проще говоря) и фотографии спецконтингента, склонного к побегу и так называемых «выводных» – людей уже осужденных и изъявивших желание остаться для обслуживания учреждения и заслуживших определенное доверие руководства учреждения. Как их называют на жаргоне говорить не буду, так как особого значения это не имеет, и я считаю, что называют их так несправедливо. Да, некоторые попадают туда по своему желанию, чтобы быть поближе к родственникам, к родному месту проживания (имеется в виду на воле), некоторые – потому что уже привыкли. Но тем не менее, на них держится всё, я подчеркиваю – всё жизнеобеспечение и вся хозяйственная деятельность учреждения: уборка территории и помещений, ремонт всего чего только можно представить, содержание техники, приготовление и раздача пищи, заготовка продуктов, работы на стороне на благо учреждения, содержание свинарника и т.д. и т.п. В СИЗО в общем их так и называют – хозобслуга.

В общем дворике размером метров двадцать на двадцать напротив металлических основных ворот находятся каркасные, высотой метров пять, обтянутые сеткой-рабицей и выкрашенные то ли в серебрянку, то ли в серый цвет (в общем вопрос гармонии, как я уже отмечал, не нарушается) проходные ворота увенчанные «путанкой» (новый вид колючей проволоки – гениальное изобретение не знаю кого, но в настоящее время применяемое повсеместно, все-таки как ни крути, в смысле не проволоку, а мысль – технический прогресс не стоит на месте) по верхнему периметру.

Кстати, «периметр» еще будет употреблен мною в дальнейшем и специфику этого понятия я объясню, хотя опять-таки догадаться для пытливого ума, я думаю, не представляет особого труда. Там же продолжением ворот находится проходная калитка. Все они ведут на территорию так называемого хоздвора, где, как вы можете догадаться, находится всё необходимое для обеспечения жизнедеятельности учреждения – как спецконтингента, так и сотрудников.

***

Но не будем перескакивать с места на место и опережать события, продолжим с общим двориком.

Налево от основных ворот находится вход в корпус (в учреждении все здания делятся на корпуса) номер один. Точнее, в его левую часть – помещение для краткосрочных свиданий, то бишь разговоров по телефону через стекло.

В целом ничего особенного, все гармонично, вы часто видели такого рода сооружения в кинофильмах. Разве что, все как и ранее описанное – убого и примитивно. За всем, а точнее, за всеми, конечно, наблюдает охранник, второй прослушивает разговоры, краем уха.

Сразу замечу – все сотрудники, находящиеся в непосредственном контакте со спецконтингентом оружия при себе не имеют. Из всех средств защиты только резиновая палка, баллончик с газом и наручники. Хотя многие сотрудники и эти средства предпочитают не брать. В основном офицеры (в смысле – предпочитают не брать) непосредственно работающие с заключенными, точнее, со спецконтингентом. Контингент бывает разных категорий – разъясню позже.

Направо от основных ворот в общем дворике вход в штаб. В нем находятся кабинеты всех сотрудников и служб учреждения (до некоторого времени одноэтажное здание, больше напоминавшее барак).

Одной стороной штаб выходит к парадным воротам и заканчивается первой проходной со входом из города и выходом во внешний двор и коридором для ожидания в очереди тех, кто принес передачи заключенным.

Посередине находится комната приема передач (имеется в виду не радиостанция, а получение предметов с рук на руки). Как принимаются передачи, очевидно, вы уже не раз видели в кино, поэтому долго останавливаться не буду.

Проверяется все на наличие обнаружения запрещенных к передаче предметов, ну и кое-что оседает в самой комнате передач,– сотрудникам тоже надо чем-то потешиться (опять же, не от хорошей богатой жизни). Все разрезается, давится, крошится до состояния, не вызывающего сомнения и подозрения у сотрудника, что ничего незаконного нет.

Кабинеты сотрудников, расположенные по обе стороны длинного метров пятьдесят узкого темного коридора с попытками его облагораживания чем-то наподобие плит из прессованных опилок покрытых каким-то лаком и отдаленно напоминающими структуру то ли какого-то дерева то ли просто равномерно размазанной грязи – определить от давности времени и непонятного освещения невозможно,– больше напоминают коморки, где находится не соответствующее площади и объему помещения количество людей – тех самых сотрудников.

В конце коридора, противоположного от проходной, находится столовая для сотрудников – комната пять на пять метров с окном раздачи пищи и оформленное в том же стиле, что и коридор. Постоянство стиля признак стабильности системы. Обслуживают столовую женщины-заключенные из числа выведенных на хозобслугу.

Надо заметить, для сотрудников заведения штаб был расширен путем надстройки второго этажа. Опять же, без каких-либо финансовых вливаний (на всякий случай напомню – в стране разразился страшный финансово-продуктовый кризис 1998 года, который прямо стал знаменательной и знаменитой датой в истории нашей страны), так называемым и повсеместно поощряемым руководством государства всех рангов и ступеней – «хозспособом». В основном, конечно же, силами хозобслуги ну и деятельном участии всех сотрудников самого учреждения.

За воротами общего дворика расположен хоздвор. В плане приблизительно метров сто на пятьдесят. Можно сказать, это центральное место учреждения. Если смотреть с высоты птичьего полета (как иначе можно проникнуть на территорию и посмотреть сверху; хотя надо заметить, не каждая птица долетит до середины двора), то справа от хоздвора, если плясать от проходных ворот общего дворика, расположены продовольственные склады с грамотными подвалами для заготовки овощей (позже над ними надстроят второй этаж, как я уже отмечал, где расположится штаб и столовая для сотрудников), со всевозможными лабиринтами, с буртами для хранения картофеля, множеством прямоугольных бетонных чаш в виде минибассейнов глубиной метра по два-три для квашеных продуктов, и прочие кладовки для различных овощей.

Напомню, финансирование системы в это время практически не осуществлялось, сотрудники с задержками получали в среднем от двадцати долларов в месяц. При всем при этом снабжение и питание в учреждении было одним из лучших в стране, конечно же по сравнению с другими аналогичными заведениями. Что было, то было – кривить душой не буду.

Если учесть, что в других подобных заведениях кормили практически сухарями и водой, и многие зеки буквально едва держались на ногах, то здесь, можно сказать, откармливали как (на убой – несколько символично) лучше сказать – как в санатории. Может по этой причине и повернули комиссию именно в это заведение.

Свое огромное подсобное хозяйство голов на тысячу свиней, несколько коров, -хоть изредка, но позволяли даже сотрудникам выделять свежее мясо. Про молоко не помню, хотя бык (в данном случае имеется в виду непосредственно животное) имелся в наличии. Мясо выделяли не бесплатно, но довольно дешево, хотя и эти цены заметно сказывались на кармане персонала.

Напротив складских помещений находятся основные корпуса, в которых содержится спецконтингент (грубо говоря, те самые ЗЭКи). Все корпуса соединены между собой. Первый, второй и третий трехэтажные, не считая подвала, четвертый – четырехэтажный, опять же, не считая подвала.

Почему я так тщательно обращаю внимание на подвальные помещения ? Потому что в них находятся тоже действующие строения – камеры для особых заключенных, карцеры, ШИЗО, душевые и другие, необходимые для обеспечения жизни и деятельности объекты, а точнее будет сказать – для их (жизни и деятельности) ограничения.

Кстати. Об аббревиатуре ЗЕК. Вроде бы мы все так привыкли к этой теме, что даже не возникает вопроса, откуда оно появилось и вообще что оно означает. Всем все и так понятно. Ясный перец.

Тем не менее, раз роемся в теме все-таки надо разжевать все, что можно, даже то, что кажется абсолютно естественным и ясным.

Итак, данное буквосочетание появилось, как не трудно догадаться, в России. Где ж еще. Первым его применил один из творцов революции в России Лейба Бронштейн, известный всем нам как Лев Давидович Троцкий. Один из главных организаторов Красной Армии. Он ввел понятие заключенного красноармейца – сокращенно З/К. Потом посчитали, что для армии это несколько не хорошо. В последствии этот термин возобновил один из начальников лагерей строительства беломорканала. В обиход вошло как «заключенный каналоармеец».

Потом, вроде бы как и созвучно просто со словом заключенный. Пишут по разному – кто через Е, кто через Э. Впрочем сути это абсолютно не меняет.

Идем дальше.

Вплотную к корпусам примыкают прогулочные дворики для заключенных. Это, конечно же, далеко не парковая зона (в данном случае зона в смысле территория), а сеть отдельных помещений без потолка, разной площади, но одинакового содержания (содержания имеется в виду внутренне наполнение общих для всех двориков предметов и материалов).

Площадь двориков колеблется от десяти до тридцати квадратов. Все стены внутри двориков отделаны «под шубу» цементом, очевидно, чтобы не давать повода заключенным развивать свои художественные и литературные способности.

Отчасти, наверное, поэтому большинство спецконтингента заполняет этот пробел на своем теле. Бумага, кстати, в учреждении тоже не роскошь, в том числе и для сотрудников учреждения. Напомню, времена тогда были не из лучших, в том числе и не из легких, как отмечал классик – «просто жутчайшие» (не ломайте голову, подскажу – Жванецкий в исполнении Райкина).

Над головой, как я уже говорил, вместо потолков небо, то есть как бы свежий воздух, но виден он через сетку-рабицу и решетку в виде сваренной арматуры 16 сечения (строители поняли, для остальных, кто не понял, поясню – металлический прут 16 мм в диаметре). Этакий загон для скота с видом на море, точнее на небо.

По периметру двориков над потолком из решетки, который я только что описал, курсирует охранник из числа инспекторов дневной смены (пупкарь, или попкарь – кому как) по так называемому мостику. В общем, почти как капитан на корабле, честно говоря, так себя там и чувствуешь. На счет свежего воздуха я конечно «грубанул». Лучше назвать эту прорезь с небом кусочком недосягаемой воли, лишить которого, наверное, к глубокому сожалению руководящих органов системы, не может никто.

Почему грубанул, потому что сразу за прогулочными двориками на всем их протяжении метрах в двадцати находится свинарник общей площадью, чтоб не грубануть снова, гектара полтора-два. Отделяет его от двориков контрольно-следовая полоса, два ряда стен, точнее забор из сетки рабицы и проселочная дорога к кинологическим помещениям, проще говоря, к псарне.

Забор из сетки высотой метров пять увенчан путанкой, между которыми (стенками) находится местами заасфальтированная, а местами выложенная цементной плиткой неопределенного происхождения тропинка, по которой проходит караул со сменой часовых на вышки. Вышки расположены так, чтобы хорошо просматривалась вся территория заведения.

Псарню, к слову сказать, перенесли к главным воротам внешнего дворика и сделали более капитальной. Очевидно, чтобы как-то ослабить общий аромат, источавшийся от свинарника и находившейся смежно с ним той самой псарни, и равномерно распределить его по всей территории.

Соответственно, нескольким тысячам свиней (псарню здесь можно и не вспоминать, так – слабое приложение к аромату, тонкости которого смогут различить разве что только специалисты,– не сильно забивало основной источник), расположенным по соседству с заведением практически на тех же условиях, что и заключенные, было глубоко насрать (прошу прощения за грубость, но другого синонима подобрать не смог – свиньи все-таки), то есть по существу все равно,– на своих хоть и близких родственников находящихся по соседству, но не столь безразличных к источнику ароматов и смешению воздушных масс. Что творится в корпусах и камерах, особенно летом – опишу потом.

Прямо напротив проходных ворот общего дворика на хоздворе находятся помещения по ремонту и обслуживанию техники, по совместительству и гараж, столярная мастерская, ну и что-то вроде токарного цеха. Соответственно, все такого же состояния, о котором я уже не раз упоминал, повторяться не буду.

По периметру (кстати, в обиходе он так и называется) заведение вдоль корпусов обнесено каменным забором, слепленным (другого выражения не подберешь) из чего попало – бетонные плиты перекрытия, шлакоблок, кирпич и прочее (состояние тоже), высотой метров пять-шесть, соответственно с путанкой по верху, несколькими рядами токонесущих проводов, и двумя рядами такой же высоты заборов из сетки-рабицы, и, как я уже отмечал, контрольно-следовой полосой, представляющей как в кинофильмах про границу, землю обработанную древним, примитивным, но надежным и простым способом без заморочек – то есть граблями.

Стоит отметить, что ароматами братьев наших меньших в виде «хрюнделей» и собак бесплатно пользуются не только заключенные и сотрудники внутри учреждения. Смежно со свинарниками находятся бараки – по другому эти сооружения и не назовешь, сотрудников с квартирами (чересчур громко звучит, точнее будет приспособленные под жилье помещения, хотя какое там может быть жилье) для их семей, которые, в общем, не сильно отличаются от соседских – берите какие вам удобно – хоть соседей напротив и слева (то есть свиней), хоть соседей справа – то есть зеков.

В этих «камерах хранения» имелось в лучшем случае по одному окну (точнее – окошку) установленному в прихожей (опять точнее – в маленьком тамбуре), к которой примыкала такая же комнатка. Всё.

У начальства (да жили там и такие – несколько замов и начальников отделов, в том числе воспитательного, оперативного, особого, спецотдела) было две комнатушки. Опять же, не у всех, а кому повезло больше.

Многие сотрудники прожили там всю свою сознательную жизнь (ветераны), ушли на покой, то бишь в последний путь, так и не увидев ничего лучшего и, похоже, считавших, что условия довольно сносные, а главное – работа прямо рядом,– такое святое отношение к работе и бесспорному удобству.

Надо отметить, что усилиями начальника заведения, того, который основоположник и который ушел «наверх», было отстроено четырехэтажное жилое здание для сотрудников, в котором жили ветераны-счастливчики, ну соответственно, и сам создатель. Крутой был хозяин, требовательный (по меркам системы), но справедливый и для клиентов, и для сотрудников. Его преемник полностью продолжил традицию, да в общем и контроль не ослабевал – шеф был недалеко и уделял своему детищу особое внимание.

В общем, с территорией как-то так, если что выпало,– всего учесть невозможно,– будет появляться в ходе повествования.

***

Продолжим движение. Движение я имею в виду путь следования, в смысле прохождения комиссии. Предварительные ласки в виде дефиле по штабу и описания общей картины работы учреждения руководством, я пропущу и продолжим путешествием по территории.

Проследовав через проходные ворота по территории хоздвора в общем-то без каких-либо происшествий, комиссия остановилась перед массивной, скорее всего дубовой (знает наверное только царь-горох, в смысле первый «хозяин» данного заведения – хозяин, читай не начальник, а в смысле времени событий, то бишь времени ее установки), оббитой металлом, с заплатами в нескольких местах, зарешеченным окошком для просмотра на всякий случай туда-сюда на предмет несанкционированных движений и предотвращения нежелательных, возможно возникающих в связи с этим последствий, и окрашенной в тот же неопределенный серо-зеленный-черный нейтральный темный цвет, скорее напоминавшей по размерам проема вход в какое-то подземелье, так как уровень земли угадывался намного выше основания двери.

Прогремев ключами от этих основных дверей сопровождавший свиту офицер отдела режима и охраны, ловким привычным движением рук вставил ключ в замок, провернул его на два оборота, толкнул дверь плечом и проследовал внутрь.

Почему так точно обращаю на это внимание (на два оборота), потому что это требование обязательно к неукоснительному исполнению – все двери непременно должны быть закрыты на два оборота ключа. За этим специально наблюдает один из ответственных дежурных. Если дверь будет закрыта на один оборот, не говоря уже о том, что она была оставлена открытой,– случаи были, ведь люди все-таки не роботы,– это ЧП внутреннего мирового масштаба. Проводится незамедлительное расследование, виновники строго наказываются.

Ну голову, конечно, не рубят, а то я так «настращал» обстановку, что можно так и подумать, но нагоняй будет достойный с употреблением местных идиоматических выражений с изменениями тональности голосового сопровождения, соответствующей отметки в личном деле, обязательном повторе на общем совещании для профилактики всем присутствующим и, пользуясь случаем,– упреждением «нерадивых» на будущее.

И о ключах, раз уж о них зашла речь. В заведении имеется два основных типа ключей незамысловатой конструкции, но не слабого размера – сантиметров по двадцать каждый. Такими раньше открывали, очевидно, ворота в замки и другие подобные сооружения. Один тип для основных и проходных дверей (основные – входные в корпуса, проходные – между корпусами, ну и несколько специфических других проемов – не суть важно), другой – для дверей камер. Они тоже не отличаются изощренностью в обозначении и так и называются – камерные.

Оба ключа соединены одним мощным кольцом, сантиметров пять в диаметре и толщиной миллиметров пять (это так, на всякий случай, для лучшего представления мощи), и отполированы до зеркального блеска в виду непрерывного использования и постоянного трения о разного рода одушевленные и неодушевленные предметы.

Из темного проема дохнуло подземельем. Почему-то вдруг вспомнился сказочный персонаж в виде кащея бессмертного (наверное, надо бы с большой буквы,– все-таки авторитетно звучит и, как ни крути, а очевидно, первый обитатель подобных заведений). Скорее всего потому, что дух его бессмертный наверняка здесь поселился. Чем-то резко запахло, как говориться,– ударило в нос. То же конечно, резко – куда же без этого. По спине пробежала легкая дрожь, нижнее белье почувствовало влажные выделения, мелькнула пугающая по свое простоте мысль, что оттуда можно и не вернуться.

«А может быть плюнуть на всё это и не ходить?» – вдруг возникла в голове и пронеслась неожиданная идея. Но механизм был запущен, процесс пошел и его уже было не остановить и, как я отмечал, голова француза уже плохо соображала. Да и что подумают окружающие и сослуживцы – кишка прослабла, и марку хоть как-то, но держать надо – всё-таки член, что ни говори, а важной да к тому же международной организации. Так что эта мысль, скорее всего, промелькнула в подсознании, чисто симптоматически.

Опять лязгнули ключи, прогремел замок – офицер охраны открывал уже следующую дверь. Комиссия проследовала в корпус, хотя обычно, когда проходят сотрудники следующую дверь открывать запрещено, пока не будет закрыта предыдущая – требование также обязательное к неукоснительному исполнению. Но все-таки комиссия… и какая. По такому важному случаю и ради такого значительного события сделали исключение.

Все это и многое другое, что я буду описывать по ходу повествования, предусмотрено, конечно же, в целях безопасности и, как говорил один киногерой,– «это нормально» (не напрягайтесь опять – буду подсказывать, раз уж взялся – из кинофильма «Охота на пиранью»).

Поднявшись по нескольким ступенькам узкого, соответственно, чтобы не ущемлять и не обижать обстановку,– мрачного коридора, комиссия вошла на первый этаж режимного корпуса. Направо и налево, отделенные решетками от пола и до потолка, тянулись коридоры с бросавшимися в глаза окрашенными непонятно чем в черный цвет канализационными трубами (время их установки не соревнуется с вышеописанными дверями), как принято говорить – фановыми. Не знаю, наверное, звучит приятнее или профессиональнее – так уж привыкли в заведении.

Трубы расположены между дверями смежных камер по количеству последних и идущих с верхнего этажа в нижний, охватывающих и обслуживающих и данный этаж.

Каждая половина коридора с камерами – это отдельный пост, на котором находится охранник. Заходить на пост с ключами от проходных дверей запрещено. Соответственно, на пост заходят без ключей. Ответственный или любой другой сотрудник с проходными ключами остается с внешней стороны поста за решетчатой дверью.

На тот случай, если не дай бог каким-то невероятным образом ключами решат вдруг завладеть сидельцы, на каждом посту предусмотрено еще одно, наверняка запатентованное изобретение чьей-то гениальной инженерной мысли – так называемые карманы для экстренного сброса ключей.

Небольшой металлический ящик, чем-то напоминающий почтовый, из толстого металла с прорезью сверху, размерами приблизительно 30х20х40 сантиметров. К прорези ведет наклонная, конечно же, металлическая плоскость для более удобного скольжения ключей и облегчения попадания последних в отверстие ящика. Ширина отверстия рассчитана таким образом, чтобы туда проскочили только ключи – рука человека туда пролезть не может и никакими приспособлениями ключи оттуда уже вытащить невозможно. Надо отдать должное – просто и со вкусом. Ну и сразу отмечу – ни одного случая, и тем более попытки со стороны спецконтингента опробовать данный вариант не было.

Дверь, которая отделяет пост от общего прохода, называется локальной, в обиходе «локалка». Таким образом, мы попадаем (в смысле оказываемся, приходится, блин, все-таки напоминать) в проем, как витязь на распутье – направо налево пойдешь на посты попадешь, прямо пойдешь – на следующий этаж нет, в данном случае уже не попадешь, а только наметишь направление.

Хотя ничего особенного нет – два пролета лестницы как в обычной многоэтажке, но все пространство вдоль перил закрыто металлической решеткой и сеткой-рабицей и входя на следующий этаж прежде всего упираешься еще в одну локалку. Ну, дальше та же картина в конструктиве и архитектуре.

Сразу надо отметить, что решетки, двери, сетки и прочие металлические детали, попадающиеся в конструктиве повсеместно, не идеальной геометрической формы и заводского вида, какие пытается сразу представить (или нарисовать) ассоциативная мысль нормального человека. Нет. Всё латано-перелатано, подварено, слеплено из корявых уголков разного размера, обрезков прутьев, кусочков ржавого металла,– в общем из того, что можно найти на помойке, то есть валяющимся где-то на улице или «экспроприированным» на каком-либо предприятии, где этот хлам просто засоряет его территорию.

С металлом, кстати, тоже проблемы немалые. Достать где-либо невозможно – все до мелочей, вплоть до консервных банок из-под напитков, проводов электропередач и прочее подобное диким образом собиралось, вырывалось, воровалось и сдавалось в металлолом, за который сразу рассчитывались наличкой. А покупать, напомню, в учреждении средств не имелось. Бум был неимоверный. За границу продавалось новейшее оборудование, даже нераспакованное из контейнеров, как обычный металлолом – на вес. Очевидно, за границей такое оборудование не имело спроса, а вот металлолом был в хорошей (для нас) цене, то есть на него был спрос, проще говоря.

По этой причине с улиц моментально исчезли все канализационные люки, с заводов – новенькие еще в масле станки и оборудование. В общем, на металлолом сдавалось все, что можно было, а главное – то, что нельзя по тому же принципу – если нельзя, но очень хочется, то – можно.

Для чего я это описываю – чтобы лучше представлять ситуацию, происходящую вокруг в данный период времени в стране и обществе, «где мы как раз и процветаем» (Жванецкий).

Всё окрашено в приблизительно один цвет не режущий глаз, поэтому, если не вглядываться, то изъяны не так уж и заметны, но общая ужасно унылая и мрачная картина анализируется и откладывается глубоко в подсознании, а его не обманешь.

В целом – гавно как гавно. Равномерно размазано, то есть смотрится однообразно, а значит вроде как и красиво, в смысле – однообразие есть порядок. Очевидно, подразумевается именно такая логическая цепочка.

На одном из этажей находится комната начальника корпуса, в обиходе «корпусного» – обычно это прапорщик, реже – сержант всех категорий (имеется в виду младший и старший – не столь существенно), и комната для работы оперативников. Как работают «опера» остановлюсь потом.

Правому коридору повезло больше – в конце него находится, можно сказать, огромное окно, зарешеченное конечно, с арочным сводом. На решетках тоже остановлюсь позже – отдельное произведение искусства и гениальная работа чьей-то трезвой мысли – все продумано до мелочей. Не так все просто как кажется на первый взгляд.

Левой стороне повезло меньше – окно, раньше вероятно таких же размеров, как и на противоположном конце, пытались как-то изменить. Очевидно, оно давало слишком много естественного освещения, ввиду того что прямо за ним, или точнее, прямо в него без зазора упиралась стена другого, соседнего корпуса. Гениально. Интерьер все тот же, описывать заново не буду. А вот на атмосфере, в смысле на движении воздушных масс, остановиться надо обязательно.

Это индивидуальная характерная черта, присущая данному учреждению. Впрочем, в остальных таких же, я думаю, обстановка не сильно непредсказуемая. Замечу – таких же. Не путать с колониями, тюрьмами и прочими подобными заведениями, где «движения», а можно уже назвать и жизнь, более размеренные, устаканившиеся и несравнимо спокойные. В общем, как говорят в таких случаях – земля и небо.

***

Даааа. СИЗО это прямо скажем не рай, а как раз вовсе наоборот – пояснять не буду, раз не то, значит другое.

Итак, некая воздушно-капельная газообразная и газосодержащая смесь под смачным названием в обиходе среди всех обитателей заведения (нет, все-таки потяну резину перед озвучиванием, так сказать подчеркну важность и наслажусь моментом, и для пущей важности еще и выделю жирным шрифтом) и таким же смачным звучанием под названием – «ЧАКАН».

Надо бы поставить еще восклицательный знак, нет – лучше три. А лучше – десять.

Так, втяните воздух носом. Очередная пауза для более глубокого всасывания материала. Втянули, продолжим.

Какое изысканно подобранное, эксклюзивное буквосочетание,– ЧАКАН. Прямо дух захватывает, надо же было суметь составить такое слово. Откуда оно появилось сказать не могу, да и вряд ли есть в этом острая необходимость. Не суть важно.

Итак, очередной шедевр учреждения, не устану смаковать – ЧАКАН – основное определение безвоздушного (иначе не назовешь) пространства в режимных корпусах заведения.

Представьте эдакую кашу в сильную жару, очень сильную, нет это еще слабо – в неимоверный зной, вот так более менее,– из человеческого пота из как минимум вдвое переполненных камер, запаха испражнений заключенных, портящихся продуктов, набитых до упора в тумбочках (каждому пассажиру разрешено получать и хранить пятьдесят килограмм продуктов; состояние тумбочек описывать сейчас не буду, впрочем, догадаться не трудно – все в том же стиле), табачного дыма от сигарет не самого высшего сорта, самокруток из газет, самосада, грязного давно нестиранного белья, насквозь пропитанного потом, стоящих в прямом смысле этого слова носков, штанов и таких же маек, влажного далеко не первой свежести и загадочных размеров постельного белья, насквозь пропитанных всем этим добром матрасов (хоть их и пытаются пропаривать; матрасы – отдельная тема, будет в описании камер), чефира (жутко заваренный чай) и крутого винтажа от расположенных по соседству не слабых размеров свинарника и псарни.

Когда смотришь на просвет – вся эта смесь струится в пространстве, как живой организм – монотонно и завораживающе. Долго не то, что дышать, просто смотреть в этом зловонии невозможно. Глаза начинают болеть от рези. Со временем начинают крошиться зубы, вылезать волосы (это не драматизация сюжета,– все испытано на себе).

Чтобы усилить букет, надо еще добавить пост с больными туберкулезом (в обиходе «тубики» или «тубанарии»), венерических, то бишь сифилитики, ВИЧ-инфициро-ванные, больные СПИДом и прочими прелестями беспорядочной жизни «крутых» жуликов.

Почему в кавычках – потому что действительно крутые «пацаны» ничем таким не болеют и, в общем-то, таковых в заведении можно пересчитать по пальцам, и находятся они под особым контролем, и сидят они подальше от воли и поглубже от греха в прямом смысле слова, то есть в подвале.

Раз уж зашла речь, немного отвлечемся.

Воры в законе – короли преступного мира, самая козырная масть. В тюрьме и на зоне «законник» – генералиссимус, которому должны подчиняться представители всех остальных мастей, в том числе, и «мужики» – самая многочисленная категория заключенных. Одна из заповедей вора в законе – не обижать «мужиков».

В советские времена воровские законы, определявшие взаимоотношения между представителями всех мастей заключенных, соблюдались четко. Отчасти эта градация сохранилась и сегодня – понятий придерживаются и в современных российских зонах.

«Прописавшихся» в местах лишения свободы помимо собственно воров в законе, условно делят на четыре основные масти, каждой из которых соответствует определенный цвет – блатных называют «черными», мужиков «серыми», козлов «красными», а опущенных – «голубыми».

Иерархическое продвижение на зоне и в тюрьме, по большому счету, возможно только вниз – лишенный статуса зек теряет его, повторюсь, безвозвратно.

«Мужики» – наиболее многочисленная и весьма обособленная каста заключенных. Это сидельцы, которым, в отличие от блатных, по воровским понятиям, дозволяется, более того, вменяется в обязанность работать.

Правильный «мужик», вместе с тем, не идет на сотрудничество с тюремной или лагерной администрацией и не занимает какие-либо должности по назначению «хозяина» – начальника сизо, тюрьмы (зоны) – это считается западло (неправильно, говоря нормальным языком). Если «мужика» с его согласия назначают, к примеру, завхозом, вор в законе обязан снизить статус такого назначенца и перевести того в «козлы» («красные» – те, кто сотрудничает с властью).

У «мужиков» могут быть свои авторитеты, которые имеют определенное влияние даже на блатных. Но «мужики» предпочитают не лезть в тюремно-зоновские разборки, честно тянут срок и ждут освобождения. Однако тюремных правил они стараются придерживаться – иначе за решеткой не выживешь.

Терпимое отношение воров в законе к «мужикам» объясняется рядом причин.

Во-первых, представители данной масти составляют основную массу заключенных, эти «рабочие лошадки» выполняют большую часть трудовых обязанностей на производственных участках любой тюрьмы или зоны. Соответственно, от нормального функционирования промзон во многом зависит жизнь исправительного учреждения в целом.

Во-вторых, есть гипотеза, что в голодные 30 – 40-е годы «мужики» серьезно поддержали «законников» своими «пайками» и выступили на стороне воров в кровавой войне с «суками» (ворами в законе, которые с оружием в руках воевали на фронтах Великой Отечественной войны, что запрещается воровским кодексом).

Тем не менее, любой «мужик», как и представитель другой масти, в мгновение ока может сменить «амплуа» за свое поведение (за совершенный «косяк») – переместиться по иерархической лестнице на одну, а то и несколько ступенек вниз.

Вор в законе никогда не станет «опускать» сам – для этого есть зеки рангом ниже.

Первым делом по «заезду» на зону «мужик», как и представители остальных мастей, должен «обозваться» – то бишь, представиться, кто он «по жизни».

Ворам врать бессмысленно – тюремный телеграф не «Почта России»,– информация о человеке на зону поступает очень быстро. За «гнилой базар» вор может приказать и «опустить» выдумщика. Кстати, и самого вора в законе по понятиям можно перевести в «мужики» – для этого равный по званию (другой вор в законе) должен дословно, куда же без этого, дать провинившемуся по ушам. Но не по своему усмотрению, а по решению сходки. Таким же способом переводят в «мужики» и блатных.

«Мужики» на зонах держатся особняком от других категорий заключенных, и в этом ничего унизительного нет, если представителями данной касты соблюдаются воровские (тюремные) законы.

В современном преступном мире воровские понятия постепенно размываются и теряют былую значимость – появляются «апельсины» (лже-воры в законе, купившие статус за деньги), отмирают другие, ранее обязательные к исполнению, условности.

Прежде же воры в законе строго следили за тем, чтобы тюремно-зоновская иерархия была незыблемой. К примеру, «мужика» можно было низвести до «опущенного» («петуха») за целый ряд проступков – если тот сотрудничал с администрацией (особенно тайно), крысятничал (воровал у своих), беспредельничал по отношению к другим зекам, не отдавал вовремя карточный долг… Соответственно, за контакт с самими «опущенными» тоже можно перейти в их масть.

Схлопотать «понижение» статуса реально просто за длинный язык – на зоне – и тогда и сейчас,– нужно больше помалкивать и быть крайне осторожным в высказываниях.

***

Ну, конечно, комиссию повели туда, где хоть на что-то смотреть можно, да и время уже было прохладное, так что запах значительно потерял в силе. Если бы комиссия попала «в струю», для нее этот поход закончился бы плачевно, прямо скажем, на этом бы и закончился.

Да, комиссия, конечно же, имела право ходить туда, куда посчитает нужным, но, очевидно, она об этом уже не думала в силу причин, описанных мною ранее.

На данных постах находились с одной стороны общие камеры, две женские камеры хозобслуги (более менее приемлемого содержания – все-таки женщины и все-таки хозобслуга, хотя, конечно, человеческими условиями их назвать нельзя даже с большой натяжкой и с закрытыми глазами), отдельные апартаменты, больше подойдет «темница», для художника-многостаночника (такое же гавно,– имеется в виду не сам художник, а помещение,– но сидит он один и занимается сувенирными заказами для руководства, не шедевры, но как вы понимаете, своеобразия не занимать), и нескольких общих камер.

На каждом посту находится 6-10 камер разной наполняемости, но всегда и обязательно переполненных в несколько раз, большинство из которых с койками (шконками) в три яруса.

Если при входе в корпус не подниматься на первый этаж, а спуститься по такой же лестнице в подвальное помещение, то попадешь в лабиринт, ведущий к приемнику-распределителю («пересылка»),– название говорит само за себя. Опять же,если напрячь память и вспомнить о приеме пассажиров в шлюзе, то после коридора, по которому их прогоняли, они как раз сюда и попадают.

Сортировка работает практически круглосуточно. Объемы зависят в основном от дня недели. В выходные и праздничные дни, а бывает и в будни случается, движение практически останавливается. Для СИЗО, причем для обеих сторон, но в первую очередь для сотрудников учреждения, это глоток свежего воздуха, практически праздник. Конечно, образно говоря,– напряжение хоть немного, но ослабевает.

Вторник и четверг – специально выбранные дни – движение по полной программе. Спецконтингент набивают в небольшие камеры как селедок в бочку, в прямом смысле слова. Камеры небольшого размера метра три на три, отличаются от остальных тем, что в них отсутствуют койки. По одной лавке в каждой камере – тоже явно не по количеству набитых селедок, да и селедок забито столько, что использовать лавку по прямому предназначению просто невозможно.

Также в наличии несколько камер на одного человека. Здесь тоже не все так просто как казалось бы на первый взгляд. В этих камерах (приготовьтесь, как я вас учил) сидеть, в прямом смысле слова, то есть пристроить свой зад на горизонтальную плоскость даже на уровне пола, нельзя. В ней можно едва-едва (это не про шахматы, так что не подумайте, что я ошибся на счет е-четыре) поместиться в положении стоя. То есть зад будет упираться, прошу прощения за тавтологию, в заднюю стенку, а лицо – в глазок двери. Ну, здесь немного драматизирую, не без того, но только немного. Эти камеры в общем и называют подходяще – стакан.

Дальше по узкому проходу (отвлекитесь от зада,– общего мало) пара камер, оббитых матами позаимствованных из какого-то спортзала для буйных клиентов. Посреди приемника находится камера (не путать – не медпункт) для медосмотра заезжающих и выезжающих. Медосмотром этот процесс трудно назвать, так, чисто осмотр внешнего вида и опрос про болячки.. Напротив – помещение, точнее коморка для обыска и приема лишних вещей, в которой пассажира раздевают догола, осматривают всё и вся, точнее все (кто не осмыслил, подчеркну еще раз – все) отверстия на предмет попытки проноса (и «там» тоже могут пронести) запрещенных предметов (такое бывает, но на своем веку не помню ни одного подобного случая), описывают все рисунки на теле, синяки, если имеются таковые, шрамы и прочие, как говорится, особые приметы, снимают отпечатки с заполнением карточки установленной формы и личной росписью клиента.

Напомню, канцелярские принадлежности в виде пишущих предметов, бумаги и прочих необходимых для данного делопроизводства частей и механизмов было в большом дефиците и добывались хапспособом.

Зачастую использовались подручные средства – клочки бумаги из старых тетрадей, каких-то амбарных книг, найденных в архиве главного архитектора (казалось бы, он тут причем – видно выбрасывалось на свалку ненужная макулатура и, очевидно, кто-то из знакомых, зная положение дел в учреждении, «навел» для пользы дела), огрызки карандашей, самодельные неоднократно ремонтированные ручки, либо просто стержни от шариковых ручек, которые (ручки) или ломались от перегрузки или куда-то «пропадали» (шли по рукам).

Добавьте к этому «каллиграфический» почерк сотрудников, не во всех словах правильно расставлявших буквы алфавита. Поэтому описи принимаемого имущества и карточки заключенных еще те шедевры искусства и криптографии.

Клиенты распределяются по категориям: по статьям, тяжести преступления, естественно, по полу, впервые и неоднократно судимые и так далее. Смешивать категории «категорически» запрещено, – нетрудно догадаться почему. Но бывают некоторые «но» в виде исключения. Конечно же, не специально, а «по ошибке» непослушных подсаживают в «пресс-хаты» (название говорит само за себя), чтобы им «обломать рога» (не буду уже переводить, поднадоело, думаю, вы уже втянулись и основной смысл дотягиваете сами) и они стали посговорчивее.

В следующей коморке, типа кабинете для бесед подробно знакомятся с опером и тот определяет соответственно, куда он (клиент) пойдет дальше,– грубо говоря, подбирает соответствующую камеру и проставляет ее номер в карточке. После беседы клиенты разводятся здесь же и набиваются опять по отдельным камерам, но уже пересортированные.

Пересылка считается самым слабым местом по утечке информации среди спецконтингента, поэтому здесь усиленно следят за соблюдением тишины и поведением народных масс, ограниченных в способности самостоятельно передвигаться, в смысле без соответствующей на то команды.

Ни в одной камере пересылки окон нет, впрочем, как и на всей пересылке вместе взятой. Из распределительных камер формируют группу сидельцев. Каждого при выводе из камеры обыскивают еще раз. На этот раз не раздевая. К слову, такой обыск производится каждый раз при выводе заключенного из любого изолированного помещения, даже если он только что в него входил. Выдают матрас, вернее что-то типа матраса, в скрученном виде, и в сопровождении нескольких охранников (в зависимости от количества заключенных) и кинолога с собакой по лабиринту, ведущему ко всем корпусам, клиентов разводят по постам.

На посту клиентов встречает корпусной и соответственно постовой дежурной смены. Принимают по количеству и по карточкам, заводят в камеры. Вновь прибывших определяют в карантин. Слово говорит само за себя, распространяться не буду.

***

Движение на пересылке некоторым образом регулируется – принимают заезжающих после обеда, часов с четырех и позже. Чем раньше привозят, что очень радует сотрудников, тем раньше заканчивают вышеперечисленные мероприятия. Обычно завершается процесс часов в пять-семь утра.

В шесть утра уже начинается подготовка и вывод спецконтингента для выдачи на выезд – суды, следственные действия и прочее. Выдача происходит несколько быстрее, так как клиентов готовят уже с вечера, и они находятся как бы дома, прошу прощения за каламбур, то есть, есть возможность подготовить их заранее. Обычно этот процесс заканчивается часам к двум дня.

Этот изнуряющий круговорот человекодвижений происходит изо дня в день – нудно и монотонно, но в диком темпе и предельном напряжении сил и здоровья и главное – нервов. И он не прекращается ни на минуту. Как раз этим так сказать основным свойством, или лучше сказать признаком, и отличается Сизо от всех остальных заведений данной системы (пенитенциарной имеется в виду). То есть, если сравнивать с простонародными понятиями – это не просто жопа, это глубокая жопа. Я бы сказал очень глубокая.

Одним из важнейших мероприятий на пересылке и, пожалуй, главным считается этап. Этап (то есть перемещение значительной группы пассажиров из одного места в другое) готовится отдельно и относится к особенному мероприятию, можно даже сказать торжественному по своей значимости событию.

Подготовкой этапа занимаются долго и заблаговременно. Необходимо укомплектовать личное дело каждого выезжающего, сформировать по группам (статьи, ходки и т.д.), десять раз сверить, пересчитать и перепроверить. Никаких ошибок здесь быть не должно, да собственно говоря, и не было. Во всяком случае, я не помню ни одного случая (именно так). Все возможные ошибки устраняются по ходу формирования этапа, каждая с последствиями для сотрудников, описанными мною ранее.

Чемодан с личными делами клиентов готовится в святая святых учреждения – спецотделе, совместно с операми,– куда же без них. Спецотдел – своего рода бухгалтерия, архив, каталогизатор, лаборатория по оформлению дел спецконтингента,– эдакий мозговой центр заведения.

Затем всё снова перепроверяется операми, передается начальнику дежурной смены. Точное название должности – ДПНСИ – дежурный помощник начальника в данном случае следственного изолятора. Почему в данном случае, потому что аналогичные должности имеются и в других учреждениях системы. Соответственно, ДПНТ – в тюрьме (дословно – дежурный помощник начальника тюрьмы), ДПНК – в колонии (расшифровывать не буду, много ума не надо) и так далее по кодексу.

ДПНСИ располагается в дежурном помещении, попросту говоря «дежурке», смежно с коридором, ведущим из пересыльного пункта в шлюз. Дежурный принимает в свою очередь дела по количеству и по списку вложенной в баул описи.

В дальнейшем заключенный выводится по фамилии, сверяется ДПНСИ с личным делом, которые (дела) предварительно изымаются из чемодана. Непосредственного контакта с заключенным ДПНСИ не имеет. Сверка происходит через зарешеченное окно, выведенное в коридор. Дело снова ложится в чемодан, а заключенный тут же гонится по коридору в шлюз, где его уже ждет предварительно осмотренное и проверенное во всех смыслах этого слова средство надежного передвижения – автозак. Более надежное средство придумать трудно.

Автозак – специально оборудованный автомобиль с будкой, что-то типа хлебовозки, кто помнит (я имею в виду хлебовозку), который имеет несколько изолированных отсеков (обычно два смежных между собой вдоль кузова автомобиля), выходящих зарешеченными дверями к размещенным здесь же охранникам. Их отсек расположен поперек кузова так, чтобы можно было наблюдать за всем происходящим в отсеках. В будке так же, как и на пересылке, точнее по такому же типу, имеется стакан для одного пассажира. Как не трудно догадаться, в нем перевозят особо «важных» заключенных.

Зеков гонят по счету. Охранник, который выводит заключенного громко, чтобы слышали все присутствующие, а главное, находящиеся у автозака охранники, считает каждого пассажира, в данном случае автозака. Охранник, загоняющий зека в автозак, так же громко повторяет услышанное число.

Чтобы темп не замедлялся, вдоль всего коридора находятся охранники с резиновыми палками. За последним вошедшим закрывают дверь в отсек. Два охранника без оружия садятся в свой отсек наблюдения. Про собаку врать не буду – не помню, хотя очень возможно, прямо вертится на языке. Но в чем не уверен, того утверждать не стану – не хорошо, как говорила Манька Облигация – «Грех это». Все готово к выезду.

Дверь в автозак захлопывается и изнутри выйти уже невозможно. Ее можно открыть только снаружи по команде охранника, находящегося внутри. Для чего –догадайтесь сами.

Заблаговременно прибывает автомобиль сопровождения из ГИБДД (бывшее ГАИ,– трудно понять, зачем переименовали,– получаемые суммы, в смысле результаты, всё равно не изменились), очевидно, чтобы по ходу движения не возникало проблем и остановок, и ждет на въезде в учреждение. При выезде включают сирену, сигнальные огни (по научному, точнее по регламенту, то есть по документу, расписывающему правила перемещения спецобъектов – проблесковые маячки) и не выключают по всему маршруту движения. Честно говоря, можно перепутать с правительственным кортежем – так же стремителен и настолько же торжественен.

Маршрут движения запланирован заранее. Автомобили движутся по маршруту следования на максимально допустимой скорости – не формула-I, конечно, но довольно быстро.

На суды и прочие мероприятия процессуально-юридического характера кроме автозака выделяют автомобили поменьше от милиции, естественно, соответственно оборудованных по тому же типу, что и стандартный автозак.

Состояние техники, впрочем эти развалюхи технику напоминают очень отдаленно, в основном, внешним видом – по типу, лепим как можем и из чего найдем как в СИЗО, так и в милиции. Но как ни странно, на «ответственные» мероприятия техника выходит – в исправном, конечно, будет громко сказано, но в более-менее божеском состоянии.

Бывали случаи, что техника ломалась по пути следования, в основном, по городу. То еще веселье. Надо было сообщить, прошу прощения в очередной раз за тавтологию, соответственно, куда надо, а рации работали так же, как и сам транспорт, мобильных телефонов не было, вернее они где-то у кого-то были, но для сотрудников это была непозволительная, а точнее сказать, непреодолимая роскошь,– изыскать свободный транспорт или спланировать его скорое освобождение у кого-либо из участников того же процесса, прислать на место происшествия, перегрузить клиентов и так далее.

Принимают заключенных в точности до наоборот, с той лишь разницей, что личные дела перепроверяют после окончания загона (так тянет сказать – скота) клиентов в камеры пересылки.

***

Комиссию провели по главному корпусу, показали дворики для прогулок заключенных, завели в новый корпус, где содержались женщины и малолетние заключенные, в обиходе «малолетка».

Конечно, новым корпус назывался только потому, что был построен позже других. Тем не менее, он разительно, если можно применить это выражение, отличался от старых хотя бы тем, что был хоть как то продуман и приспособлен для удобства работы с заключенными. Да и содержание последних заметно отличалось в лучшую сторону (по меркам системы).

Четыре этажа, четыре поста, сквозной вход-выход, то есть вход с одной стороны поста, а выход с другой или можно наоборот, более-менее оборудованные камеры. Камеры размером приблизительно три на четыре метра. Заметно посветлее и аккуратнее, если сравнивать с камерами других корпусов. Вместо коек металлические сваренные двухярусные, как бы лучше выразиться,– кушетки. Посередине камеры забетонированный в пол металлический стол с крышкой из деревянных досок, две металлические лавки по обе стороны стола, аналогично забетонированные в пол с седушками также из деревянных досок. При входе в камеру с одной стороны открытый (в смысле не изолированный) туалет (параша – уж это наверное все знают, наслышаны), с другой – умывальник. С канализационными трубами история не изменилась, очевидно, для однообразия, чтобы разница не бросалась в глаза.

На каждом посту комната для бесед, на малолетке – большего размера – приблизительно пять на шесть, для проведения массовых мероприятий поучительно-просвети-тельского характера. Полы застелены досками,– только не надо представлять идеальные варианты. На всем, что я описываю, конечно же, сильный отпечаток времени и постоянного пользования, что приводит к естественному неестественному износу деталей от большого количества трущихся по ним живых механизмов.

Выходы с постов по обе стороны ведут к общим лестничным маршам, которые соединяют все этажи. Соответственно в начале и в конце постов имеются изолированные решеткой карманы приблизительно два на два метра с локальными дверями, то есть непосредственное попадание к камерам поста с лестничного марша предусмотрительно отсутствует. Каждый лестничный пролет изолирован проходными и локальными дверями. Весь лестничный марш, как и везде, изолирован решеткой и сеткой-рабицей. Выход с постов по лестничным маршам ведет к прогулочным дворикам, по пути к которым с торца корпуса имеется еще пара соответственно металлических дверей, конечно же, для большей безопасности.

Раз я уже как-то описал более или менее ухоженные камеры, то сразу опишу несколько камер общего содержания старых корпусов.

Вход в общую камеру осуществляется через металлические двери, все те же – старинно-дубовые, оббитые металлическими листами далеко не идеально ровной формы. С внутренней стороны двери листы жести по всей поверхности пробиты дырками, типа гвоздём, рваной стороной внутрь камеры. Наверное, для того, чтобы об нее меньше терлись и колотили, да и надписи на такой поверхности типа всем известных «Здесь был Вася!», «Саша + Маня = любовь!» и др. пр. особо не оставишь.

В двери на уровне… ну в общем вам по пояс будет,– находится окно, точнее окошко в виде форточки размером приблизительно 20 на 30 сантиметров (в обиходе «кормушка»), которое закрывается металлической дверцей на засов, соответственно, снаружи. Без уточнения подробностей создается впечатление аккуратного приспособления – ведь мозг старается рисовать приемлемые картинки, если нет соответствующих пояснений.

Поясняю. Все смонтировано, напомню, при царе горохе, то есть очень давно. На сгнившие от специфической влажности, которую я уже описывал, металлические двери наварено всё, что только можно было найти из сколько-нибудь подходящего материала. Соответственно не с нулевыми допусками, а с припусками на глаз. Намазано сверху такой же краской, как уже неоднократно описывалось, повторяться не буду. Тем не менее, ржавчина мелкой чешуей проступает очень скоро по всей площади дверей крупными пятнами разного цвета и оттенков. По всей поверхности дверей поверх ржавчины проступает конденсат в виде мелкой дисперсии вонючей воды (лучше сказать – жидкости). От частого трения жиросодержащими предметами кормушка засалена толстым слоем соответственно жира вперемежку с грязью. От того же частого и обильного размазывания по поверхности расхлюпанной во время ускоренной раздачи пищи, богатой вышеупомянутыми жиросодерщащими, но при этом низкокалорийными веществами, которые с большим удовольствием въедаются в родственную грязь, то бишь краску, почти таким же образом намазанную по металлу, этот слой постоянно увеличивается, соответственно, лишнее однажды нечаянно отваливается само собой.

Как я уже отмечал, создается впечатление некоего однообразия, очевидно, принимающегося за образцовый, нет, это будет сильно сказано, скорее как скромно принято говорить в госструктурах – за надлежащий порядок.

Собственно через эту кормушку осуществляется вся жизнь для сидельцев – решаются вопросы с охранником, передаются просьбы и пожелания, вручается почта, осуществляется прием пищи, в смысле тюремной по расписанию, заносятся дачки (передачи), ну и прочее, что себе можно еще представить. Почта предварительно вскрытая, проверенная и перечитанная, и снова запечатанная, типа никто не трогал. В общем-то понятная мера – ведь учреждение не санаторного типа, да и информация в таких заведениях лишней не бывает. Все ради общей безопасности.

На уровне глаз вмонтировано (точнее сказать – вырезано) круглое окошко – сечка (глазок) диаметром 3-5см для скрытого наблюдения за камерой, а также осмотра внутреннего положения дел перед каждым открытием дверей. Разброс в размерах не потому, что сверлили разными неприспособленными инструментами, а именно вырезали,– чем могли и как попало, то есть как-то так, приблизительно, а в металлических дверях – как мог вырезать сварщик. Сами понимаете не каждый профессионал вырежет резаком строго круглое и одинаковое отверстие, тем более, если особого желания работать у этого профессионала нет.

В верхней части двери находится особенная конструкция, полет инженерной мысли сотрудников системы – ограничитель открывания двери. Штырь вдоль двери в верхней её части с перемещающимся по нему фиксирующим болтом, один конец штыря жестко закреплен на двери. Причем ограничитель регулируемый – он не дает дверям открываться полностью, а лишь на столько, чтобы кое-как смог протиснуться один человек.

Только не подумайте, что все это настраивается и работает как известный швейцарский механизм. Всё такого же непритязательно однообразного уродливого состояния – слилось в одно целое от множественных слоев краски и сварилось между собой от долгого взаимодействия ржавых поверхностей.

Думаю, сторонние проектные организация в этом конкурсе (впрочем, как и во всех остальных гениальных изобретениях системы) не участвовали. Да и что могут спроектировать «не профессионалы» своего дела, которые не имеют ни малейшего представления о предмете исследования и которые, соответственно, в этом ничего не смыслят.

Открывать камеру одному охраннику (или сотруднику) категорически запрещено, нетрудно догадаться, – в целях безопасности. Обычно камера открывается для проведения массовых мероприятий – прогулка, обыск, так называемый «техосмотр» камер, выводы и прочее (под прочее осталась только баня, по-моему).

Техосмотр своего рода дефектация (не путать с дефикацией) недостатков,– конструкций кроватей, лавок, столов на нарушение их целостности, состояние розеток, выключателей, умывальников, решеток. В общем, всего, что может хоть как-то измениться во внешнем виде и к чему могут приложить руки сидельцы.

При этом присутствует адекватное количество сотрудников. Если выводится один-два человека – обходятся парой охранников и кинологом соответственно с собакой, а иногда и без нее (во многом зависит от категории сидельца).

Все двери открываются наружу, в смысле в коридор. Не знаю почему. Наверное, требование пожарников с древних времен, чтобы если вдруг что (стихийное бедствие какое), люди смогли быстро покинуть помещение. Какая невидимая обычному глазу забота. А в повседневной жизни на эту заслугу системы никакого внимания. Несправедливо.

При входе в камеру сотрудника заключенные (чуть не вырвалось подчиненные) обязаны встать, дежурный доложить – номер камеры, категорию содержания, кто дежурный,– что они и делают без всякого умысла. Быть дежурным по камере среди сидельцев не очень почетно, но сотрудники следят за тем, чтобы соблюдалась очередность, если удается. Но «уважаемые» сидельцы умудряются не натягивать на себя это бремя.

В каждой камере имеется свой смотрящий, и как с этим не борись, устранить это положение никому не удавалось. Да и как определить есть смотрящий или нет – ведь это только понятие такое, осязаемо неощутимое. Если упрется никто не докажет, так что пока сам не «обзавется» и не узнают никогда.

Да не очень-то и старались – каждому нормальному человеку понятно, что в любом коллективе, а тем более в изолированном, хочешь ты того или нет, формируется некая своя иерархия с неизбежным выделением лидера, ему сочувствующих, и более слабых, ну или мягких характером, которым и приходится, скажем так, переносить все лишения (в данном случае в смысле трудности) и недостатки этой нелегкой жизни. Всех смотрящих сотрудники знают и разумно ими пользуются для поддержания внутреннего порядка.

Походу надо сказать пару слов о положенцах. Есть такая интересная категория в данной среде. Положенец – осужденный, который исполняет в местах лишения свободы обязанности вора в законе, обладая всеми его качествами, т.е. отличается справедливостью и честностью.

Большинство положенцев и смотрителей различных общаков выбираются из рядов авторитетных воровских мужиков. Последние – самая уважаемая в арестантском мире категория мужиков, которые чтят воровские законы, поддерживают блатной мир, хотя сами в число осужденных, отрицательно настроенных к администрации исправительных учреждений, не входят.

Воровских мужиков ценят, существует даже поговорка: «Воровской мужик с кушем иного блатаря». Положенцем, как и смотрящим, может стать тот, кто ранее служил в армии. Для «служивого человека» статус положенца является конечной ступенькой в карьере: вором в законе он стать уже не может, т.к. давал присягу и целовал знамя.

Однако в последнее время статус вора в законе получают и служившие в армии: Христофоров (Воскрес), Глазнев (Вова Питерский), Сулейманов (Дипломат), Абдурзаков (Тимур Саратовский). А из положенцев, служивших в армии, можно назвать положенца по Приморскому краю Широкова, широко известного (прошу прощения за непроизвольный каламбур) многим в нашей стране как Монгол, назначенного лично вором в законе Сахновым (Сахно).

Положенец может быть в некотором статусе, так называемом от вора и «до вора». Первый – это ставленник вора в законе, назначается им из числа бродяг (как бы сказать признанных людей своего мира) старше сорока лет, пользующихся авторитетом, соизмеримым с авторитетом вора в законе, но не стремящихся занять его место.

Положенцем «до вора» считается тот, кого на сходняке в тюрьме или на пересылке, где нет воров в законе и бродяг, выбрали этапники, но кого пока еще не утвердили воры в своем письменном ответе на маляву-запрос. Как правило, кандидатура босоты (представителей преступного мира, живущих по воровским законам) одобряется ворами, о чем они и оповещают в своем прогоне – экстренном письме, написанным одним или несколькими ворами в законе.

Прогон босота пускает по камерам или баракам для ознакомления с ним заключенных. После подтверждения своих полномочий положенец в СИЗО или на зоне самостоятельно выбирает смотрящих за той или иной камерой, смотрящих за игрой и за отрядом.

Положенцы, смотрящие и бродяги относятся к категории так называемых младших братьев по жизни. К старшим братьям относятся только воры в законе.

***

Сразу замечу, я описываю так называемое «красное» учреждение, то есть, где обстановка как-то контролируется сотрудниками.

Учреждения, где ситуацией «рулят» зеки, считается «черной». «Черных» учреждений значительно больше, чем «красных». Здесь, пожалуй, стоит заметить, что полностью красные учреждения вряд ли существуют и не только в России, но и, пожалуй, во всем мире, так как если хочешь, чтобы было хоть какое-то подобие порядка, необходимо находить общий язык с контингентом. А это уже хоть и не существенное, но движение в черную сторону розы ветров.

Я не зря упомянул здесь выражение «роза ветров». Нет, в данном случае никакого отношения к направлению движения воздушных масс оно не имеет. Роза ветров – это одна из основных (среди заключенных) татуировок, которая указывает на важный статус его обладателя. В основном – это неподчинение (если на коленях) или высокий ранг (если на ключицах – отрицалово, то есть не признает ничего, если на плечах – вор в законе, авторитет). О наколках более подробно я ещё расскажу.

Это (нахождение общего языка) не относится к заведениям пожизненного содержания, но там и условия содержания, соответственно, другие, очень другие.

Продолжим про камеру. С одной стороны камеры находится туалет открытого типа, то есть отгороженный подобием стенки высотой с метр и шириной (не путать с толщиной) метр двадцать забетонированный в пол металлический клозет (дальняк, параша) соответственно на одну персону. Таких персон в камере может находиться до тридцати человек и больше. Когда количество персон превышает количество имеющихся шконок, то обделенные удобствами персоны спят под шконками, на лавках у стола и на самом столе (хотя про стол врать не буду – не помню).

Все это кагало «имеет» один сартир, который возвышается над полом сантиметров на двадцать и напоминает подиум или сцену с замурованным в нем при царе, как я уже говорил горохе, металлическим клозетом. В целом подчеркивает торжественность проводимого там мероприятия, которое в общем-то могут наблюдать все желающие, если есть желание, тем более опять же – бесплатно. Как у вас ассоциации на счет ароматов в описываемом помещении типа камера.

Чтобы как-то перебить духан, распространяющийся во время процесса, каждый уверенный пользователь обязан после себя сжечь тот клочок бумаги, которым он как раз и пользовался. Ну и как бы мусора меньше (мусора в прямом смысле – в смысле отходов).

Некоторые не особо изощренные дизайнеры пытаются повесить подобие занавески на парашу, что запрещено внутренним распорядком и режимом (не просматривается территория, возможны несанкционированные проблемы) и сотрудники самоотверженно устраняют эти недостатки при проведении спецмероприятий, которые, к слову, проводятся ежедневно. Занавеска с завидным постоянством возвращается на место, хотя с парчей тоже большие проблемы. Дефицит, знаете ли, был во всем – текстиль тоже не исключение.

С другой стороны от двери находится умывальник, так же непритязательного вида. Желто-коричневая облупившаяся во многих местах эмаль, такого же состояния отбойник на стене, над которым замурован в стену огрызок зеркала сантиметров семь на девять, отлитого, очевидно, в одно время со входными дверями и замурованного (вот почему-то нравится мне это слово, наверное, потому, что все это кажется не реальным, это просто не может существовать, этого не может быть, все это где-то спрятано, скрыто, замуровано в систему, а сама система замурована в государство) в стену при первом строительстве.

Все стены, практически до потолка, окрашены в ранее описанный нейтрально едкий темный цвет, то ли с синим, то ли с зеленным отливом. Высота покраски стены зависит от высоты шконок в камере.

Потолок побелен известью приблизительно желто-коричневого цвета светлого оттенка. Данный оттенок приобретает силу не от времени по старости, а от чада сигарет и сопутствующих, дополняющих букет ранее перечисленных ароматов, собирающихся к потолку в виде сформировавшейся однообразной смеси. На время ремонта камеру (людей) рассовывают по другим камерам, естественно неестественно уплотняя последних.

Надо заметить, периодически проводится косметический ремонт камер и всех помещений заведения, но непонятно по какой причине, хотя догадаться не сложно,– все очень быстро приобретает прежнее устоявшееся и привычное глазу состояние.

На всю камеру имеется одно-два окна, надо отметить больших, размером метра полтора на полтора. Но естественного освещения пробивается сквозь него немного. Неба в клеточку и солнца и вовсе не видно благодаря еще одному гениальному изобретению режима – жалюзи. Но не путайте со всеми вам известными и удобными в быту конструкциями, повышающими комфортное состояние жилища.

Жалюзи лишь внешним видом напоминают вам известные. На самом деле это металлическая полоса толщиной 3-5мм, сваренная между собой в виде полуоткрытых горизонтальных жалюзи (в очередной раз сразу замечу, состояние такое же, как и у дверей – впрочем, если я где-то по инерции не уточняю состояние – дорисовывайте сами своим воображением – я думаю уже не ошибетесь) и навешенных с наружной стороны окна камеры на внешней решетке, в свою очередь сваренной из грубой арматуры 16-20 сечения. Жалюзи, как и положено, направлены под углом к небу, очевидно, чтобы не видеть, что происходит внизу и чего-либо не планировать, либо успеть устранить неразрешенные мероприятия в камере, а также для предотвращения или хотя бы затруднения так называемых межкамерных связей, то бишь передачи какой-либо информации каким-либо способом. Бывает, что жалюзи обращены к земле, очевидно, там, где считают, что вид на небо лишняя роскошь, такая, что даже можно поступиться некоторой информативностью снаружи.

Способов передачи информации существует много. Начиная от элементарных голосовых передач, азбуки морзе (не подумайте, что тут сидят спецы-шедевры по ее знанию – все гораздо проще и примитивнее – везде по разному, но в основном это количество ударов, которое означает тот или иной порядок расстановки букв в алфавите – либо с конца, либо с начала, либо еще какие незамысловатые понятные первокласснику варианты) и заканчивая изощренными цирковыми номерами в виде так называемых коней и перетяжек. На этом я еще остановлюсь подробнее.

Чтобы увидеть кусочек неба, надо подойти вплотную к окну, что тоже запрещено режимом, так как сидельцы умудряются таки через эти сооружения передавать информацию друг другу (малявы) при помощи теперь уже гениального изобретения сидельцев, как я уже упоминал – коней. И это при том, что у окна с внутренней стороны имеется еще одна решетка из арматуры, правда в металлической рамке из уголка на петлях и на замке (про состояние я уже научил, надеюсь).

Из всего окна открывается только маленькая форточка типа для проветривания, и то к ней надо как-то приспособиться: к форточке привязывают веревочки, шнурки, тесемки и прочие подходящие предметы, изготовленные, как обычно, из подручного материала. Хотя при обыске все похожие предметы постоянно изымаются (догадайтесь с одного раза по какой причине – уж пора самим шевелить извилинами), но они с удивительным постоянством появляются вновь, а сидельцы делают вид, что все так и было, и как бы ничего страшного и не произошло.

Сами окна, как и двери, времени не наблюдали. Краска коричневого поносного цвета от долгого старения облупилась по всей поверхности окна. Стекла от того, что вымыть их невозможно (внутренняя решетка, о которой я только что говорил, открывается, когда уж совсем ничего не видно,– зачем лишний раз мучиться) покрыты слоем пыли, от времени спрессовавшейся в плотную грязь неопределенного цвета.

Кровати расположены в три яруса. Четыре ряда, по два с каждой стороны стола. Проход между рядами практически отсутствует, с трудом может протиснуться один человек. Со стороны, противоположной параше, отсутствующее место также заполнено кроватями (ну вы понимаете, что я подразумеваю под кроватями).

Кровати застланы матрасами разного размера и вида. В основном это серо-грязные мешки, набитые то ли ватой, то ли тряпками – не суть важно,– украсить их все равно нечем. Постельное белье,– у кого есть, тоже бельем не назовешь, впрочем, как и эту гостиницу гостиницей. Все по-спартански.

На кроватях, спинках, импровизированных вешалках, постоянно откуда-то берущихся шнурков и веревок, вдоль всех коек через всю камеру сушатся пропотевшие майки, трусы, носки и прочие личные прелести, непосредственно гармонирующие с постельным бельем и матрасами.

Кровати (нары, шконки), конечно, кроватями назвать нельзя, впрочем как и это помещение комнатой. Неоднократно замученные старого образца солдатские кровати (все из уголка, а не из труб, то есть повышенной травмоопасности), вместо сеток сваренные между собой в крупную клетку металлические полосы. Установленные в три яруса эти сооружения чувствуют себя довольно неустойчиво и потому по верху дополнительно приварены между собой. Покрашены тем же способом в тот же средний цвет. В дневное время режимом лежать на кроватях запрещено, поэтому сидельцы толпятся мелкой кучей на нижнем ярусе в положении сидя (может их поэтому так и называют).

***

Ничего страшного в камерах не происходит, особенно тех страстей, которые зачастую показывают в кино. В общем, все как у людей, соответственно в изолированном мужском или женском коллективе. Всё-таки изоляция, да еще и под наблюдением добавляет некоторой специфики во взаимоотношениях, но ничего неприемлемого. Действительно страшные вещи происходят, как бы ни странно это звучало, на «малолетке» – но об этом потом.

Полы камеры бетонные, потому те, кто остался без удобств в виде шконки, зачастую болеют, бывает, что и серьезно. Несколько тумбочек (надо сразу заметить несколько – это немного,– 4-6 на вышеуказанное количество претендентов), пристроенных в свободных углах вертикально друг на друге, естественно, не первой свежести и временного континиума, до отказа забиты продуктами питания (холодильник, соответственно, не предусмотрен), сигаретами, вещами, отдельно надо отметить чай. На каждого сидельца режимом разрешено иметь до 50 кг продуктов в месяц. Можете представить и добавить недостающие оттенки ароматов гниющих продуктов, радующейся мелкой живности и мучающейся плесени в общую атмосферу камеры на этот раз в прямом и переносном смысле.

Камеры строгого содержания особых отличий не имеют. Разве что отсутствуют окна как таковые (подвал), помещения с полукруглыми сводами и низкими потолками напоминают казематы, страшная влажность.

Публика там посерьезнее, воздуха еще меньше, а вони, соответственно, еще больше. Эдакая темница в свинарнике. Имеются камеры такого же состояния одиночные – для очень крутых преступников (таковые имелись), но надо отметить, вели себя достойно, как вполне нормальные, уважающие (отмечу это слово) себя люди.

Честно говоря, даже не знаю, откуда берутся сюжеты для кино. Из всех фильмов по этой теме, виденных мною, можно отметить только сериал «Зона», правды в котором процентов тридцать, и в начале действительность отражалась как-то однобоко. Чувствовалось, что сценарист больше знал кухню сидельцев и мало представлял, что творилось у сотрудников. Тем не менее, хоть как-то и что-то близко к теме. Остальное – полет фантазии требующих зрелища сценаристов.

К слову сказать, сериал транслировался ночью. Очевидно, для большего охвата спящей аудитории, а потом и вовсе прекратил существование. Опять, очевидно, как потерявший актуальность, «я так думаю» (скорее всего, недовольством сверху – херню показываете, а мы в конвенцию вступили, вот и комиссии, кстати, ездят, а на экране такое вытворяют).

Даже резвые сотрудники, которые позволяли себе некоторые вольности на общем режиме, здесь ведут себя более аккуратно и осмотрительно.

Два поста с локалкой посередине, из которой выходит металлическая дверь (не выпадающая внешним видом из предыдущих описаний) и упирается прямо в прогулочные дворики. Пожалуй, единственное неоспоримое преимущество по сравнению с остальными постами. С этого поста на прогулочные дворики самый близкий путь, возможно и в целях пущей безопасности, все-таки как я только что отмечал, публика здесь гораздо серьезнее, хотя ведет себя намного презентабельнее, чем свои более «зеленые» соратники по несчастью с других видов режима содержания.

В полутемном мрачном коридоре шириной метра полтора-два (в общем, как и везде) и длиной метров сорок тускло все-таки горели несколько тупых лампочек, что-то где-то капало, что-то сочилось, где-то текло – что и где определить было невозможно. От повышенной влажности и общей сырости дышать было заметно тяжелее. В целом, более мрачного места трудно себе представить. Эдакое чистилище на этом свете. А по сидельцам не скажешь, вроде как так и надо, типа бывает видели и похуже, так что это еще за счастье.

Распределение должностей в камере, конечно, покруче, но ничего несправедливого и ужасающе страшного. Как и в любом коллективе, если ты поставил себя сразу мужиком, а не лохом, если у тебя сильный характер, а это определяется мгновенно сразу же при заезде в хату по глазам и внутреннему содержанию, выражаясь современным языком – сканируют моментально, – тебя никто трогать не будет. Это конечно удается не всем – люди есть люди, особенно тем, кто попадает сюда впервые и не силен в человеческих отношениях.

Немножко отступим и перейдем к уже надежно сформировавшейся по ходу повествования рубрике.

Итак. Кое-что на всякий случай, так – лучше чтобы не пригодилось.

Раз уж зашел разговор о распределении «должностей», имеет смысл рассказать немного о тюремной иерархии.

Следует логичный вопрос: как устроена тюремная иерархия в русской тюрьме? Кое-что я уже описывал. Пожую ещё немного.

В отечественных местах не столь отдаленных все заключенные подразделяются на четыре тюремные касты (их еще называют мастями), по мере значимости – блатные, мужики, козлы и петухи.

Существуют еще и «ответвления» от этих мастей, но принципиального, самостоятельного значения они, по большому счету, не имеют.

Скатиться вниз по тюремной иерархической лестнице можно запросто – одна единственная ошибка, так сказать «косяк», и всё, – подняться наверх или хотя бы вернуть положение уже практически нереально.

Блатные – короли в тюремной иерархии, выше блатных только воры в законе. Но «законников» не так уж и много – в пределах нескольких сотен, а вот блатных наберется поболе – десятки тысяч. Именно они «держат» зону или тюрьму. Блатные обычно, нет обычно надо опустить, точнее убрать, – неудачная связка, – просто не работают. В любом случае официальная должность на зоне для них так сказать «западло», что в переводе на нормальный язык, как вы догадываетесь – табу, иначе неминуем перевод в «козла», то есть сотрудничающих с администрацией.

Подняться наверх