Читать книгу Русалочьи локоны - Нина Мохок - Страница 1

Ленивая жара летнего полдня растекалась по городу, беспощадно утаскивая всех в состояние усталого полусна. Но где-то в центре, в большом просторном зале мерно жужжал кондиционер, немного заглушая переливчатую музыку. Яркий свет проникал сквозь щель меж тяжелых парчовых штор. И в полоске солнца летали мелкие пылинки, казалось, что там течет своя жизнь, задорная и веселая, будто маленькие эльфы танцуют джайв.

Луч отбивался об изящные статуэтки, стоящие на полке напротив окна, и солнечным зайчиком прыгал по веснушчатому лицу. От чего большие детские глаза невольно щурились. И, в какой-то момент, не выдержав прилива мимолетного счастья, изо рта вырвался смех.

– Аааай! – вскрикнула малышка.

Ее мать строго посмотрела на нее и еще раз больно ущипнула

– Я кому сказала рот закрыть, – злобно прошипела женщина.

Бледно-светлые волосы были строго собраны в пучок на затылке, мокрая от пота майка туго стягивала тело. Она сидела в позе лотоса, застывшая, будто бы скованная, похожая на изваяние, и ее взгляд отдавал таким же холодом, как если бы на девочку смотрела огромная каменная глыба. Малышка немного сжалась, но продолжила сидеть на соседнем резиновом коврике всей своей позой неуклюже копируя мать.

По другую сторону от девочки сидела женщина лет сорока с роскошными черными волосами, за ней еще одна, не такая эффектная, наоборот немного блеклая, слегка похожая на мышку. Всего в комнате, кроме малышки и ее матери, было одиннадцать человек, и все они сидели в кругу поджав под себя ноги и ровно дыша, некоторые мерно покачивались в такт.

В какой-то момент музыка умолкла. Тощая брюнетка, сидящая сразу за мышкой, открыла глаза и начала аплодировать, остальные женщины вторили ей. Все улыбались.

– Замечательно позанимались! Девочки, вы все такие гибкие и свежие, как цветы лотоса в полноводном пруду, – с придыханием начала говорить женщина.

И она продолжала трещать без умолку о каких-то чакрах и прочих вещах, таких далеких и заунывных, но все кивали и со счастливыми лицами впитывал ее слова. В этот момент девчушка, которая с таким счастьем ловила солнечные лучи на свою мордашку, наконец-то смогла незаметно ускользнуть из круга. Она устремилась к полкам полным красивых изящных статуэток.

Чего там только не было: фигурки, танцующие в национальных костюмах, голова мужчины с курчавыми волосами, человек-слон, просто маленькие слоники в изящных попонах и с разрисованными мордочками, изящные человечки с толстыми нитями бус на шее, у некоторых было несколько рук, а у некоторых кожа была синего-пресинего цвета.

Малышка было очарована. Каждый раз она смотрела на этот дивный мир и мысленно погружалась в него. Она представляла, как едет на одном из этих восхитительных слонов по городу полному чудес, где люди с восьмью руками показывают фокусы, а яркие, будто бы ненастоящие, змеи вьются у их ног, и везде растут огромные изящные цветы на тонких стеблях.

Два раза в неделю ее мама посещала занятия йоги. Иногда, когда девочка болела и не могла пойти в детский сад, женщина брала ее с собой на занятия. Ее, конечно, жутко раздражало, что ребенок иногда притягивает на себя внимание и отвлекает от столь важной работы над собой. Но пропускать не хотелось. Все эти асаны, медитации и напутственные речи в конце занятия, повышали ее самооценку, а что еще нужно юной, но уже разочарованной в жизни женщине?

Цветане было всего лишь двадцать три года, но у нее под глазами были синеватые круги, а на переносице наметила свой путь первая серьезная морщина. Все казалось не так плохо на первый взгляд, хорошая косметика скрывала первые признаки лет, а качественные стильные вещи, подчеркивающие фигуру, подчеркивали так же достаток и статусность в которых жила девушка. Но при разговоре, всегда можно было заметить, что что-то здесь не так, какая-то картонность, какой-то излом. Многие ссылались на ее раннее материнство. И отчасти это было правдой.

Маленькая, пусть и нежная и любящая девочка, которая так хочет ее внимания и ласки, совершенно не вписывалась в ее жизненные цели. Но ничего не могло быть иначе. Как заводная игрушка, Цвета делала то, чего от нее ожидают все, она была послушной женой и исполнительной матерью.

И все-таки как же ее раздражало брать малышку на свои занятия, ведь для нее они были одним из таких уединенных от ее обыденной жизни мест, что горько было позволять быту вторгаться в эти хоромы грез и самолюбования.

– Калерия!

      Крик заставил худосочную тренершу замолкнуть, и обладая большим терпением и состраданием, она понимала, что стоит постараться поспешить к девочке быстрее матери, которая явно хотела отшлепать ребенка.

Девочка немного испугалась и растерялась, но еще крепче сжала в руках статуэтку, которую наконец-то осмелилась взять в руки. Столько раз она смотрела на эту прекрасную женщину с четырьмя руками, которая будто бы танцевала, и казалось, что ее бусы позвякивают, а когда солнечные лучи попадали на ее тело, покрытое голубой лазурью, казалось, что она светится.

– Ивана, прости, – Цветана нагоняла брюнетку, которая уже опустилась на колени перед ее ребенком.

– Да все хорошо, ведь правда, крошка? – и женщина широко улыбнулась, смотря на ребенка своими искренними медово-темными глазами, – Тебе нравится эта тетя?

Девочка, немного осмелев, едва кивнула и прижала статуэтку к себе еще крепче. Синяя богиня улыбалась в пустоту, перепутав свои руки с маленькими детскими пальчиками.

Цветана стояла над ними и не знала, как реагировать. Ивана была для нее чем-то вроде духовного наставника и, наверное, единственным человеком на данном жизненном этапе, которого она уважала. И вот сейчас вместо общения с ней, Цветой, Ив тратила свое время на эту дрянную непослушную девчонку. Очень хотелось оттащить ту в угол и отшлепать, но между ней и ними словно образовалась прозрачная стена. Ну не могла она перечить Иване, и раз та хотела поговорить с ее ребенком, то пусть так и будет. Но впредь, чтобы там не говорил Христо, о том, что мать должна все время проводить с ребенком, она больше не возьмет Калерию с собой на занятия, пусть сам с ней нянчится если хочет, а если нет, так почему бы не нанять наконец-то няню. Буря кипела внутри Цветаны, и она даже решила отойти немного в сторону, чтобы все же не сорваться и не кинуться на малышку с кулаками. А ведь день так хорошо начинался!

– Это Кали, она богиня, ты знаешь кто такие богини? – продолжала Ивана.

Малышка опять кивнула, а потом набравшись храбрости решилась спросить:

– Ее зовут как меня?

– В смысле? – в недоумении подняла одну бровь Ив.

– Ну, это просто сокращение, да?

Ивана начала понимать, о чем говорит малышка, и широкая улыбка начала расползаться по ее лицу, а девочка продолжила:

– Так красиво, а меня мама называет Лерой иногда, но мне это не нравится, – она повернулась к Цветане, – Мам, а можешь меня теперь тоже Кали называть, как эту красивую тетю?

Лицо Цветаны выражало полное недоумение, но теперь уже не удержались от улыбки все сидящие в кругу женщины, а Ивана почти хохоча крепко обняла девочку, поэтому выдавив из себя улыбку, Цвета произнесла:

– Хорошо, – она была растеряна и смотрела по сторонам, какие-то несколько слов, а она больше не может чувствовать себя в безопасности в этом месте, это больше не ее сокровенное убежище от будничной жизни, все смотрят на эту девчонку и так радуются ей!

– Кали – разрушительница, она несет смерть, – подала голос мышка, и все посмотрели на нее, – по-моему не стоит так называть ребенка, а то как корабль назовешь…

Калерия немного поежилась. Испуг, который отступил полностью, когда теплые руки Иваны обняли ее, вернулся снова. И девочка опять посмотрела на свою сегодняшнюю спасительницу в молитвенном взгляде.

– Рая, не пугай ребенка! – и, повернувшись обратно к малышке, Ив сказала, – Не бывает злых богинь, бывают справедливые, – она подмигнула, – Возьми эту статуэтку, если хочешь, – и обращаясь уже к все еще сидящим в кругу женщинам, – Ну что ж, мои дорогие, на сегодня занятие окончено, увидимся в четверг.

Все начали вставать со своих ковриков, сматывать их, немного потягиваясь, идти к выходу. А Калерия, вдохновленная подаренной фигуркой и новым именем, улыбаясь смотрела на женщин.

– Ну что ты встала как истукан? – Цвета вывела малышку из сладкого забытья, больно сжав ее хрупкое плечико.

Покорно и даже не вскрикнув от боли, девочка пошла в раздевалку. Она аккуратно уложила синюю богиню в свой крошечный детский рюкзачок и начала переодеваться. Несмотря на пятилетний возраст, Калерия уже давно не нуждалась в помощи со стороны взрослых, родители с самых первых шагов и малейшего осознания мира требовали от нее самостоятельности, и ей приходилось справляться самой со всеми трудностями, чтоб заслужить родительскую ласку. Так и в этот раз, жесткие застежки на босоножках не поддавались, но она старалась. И она была бы рада попросить материнской помощи, но она жутко боялась гнева Цветаны. Почему-то лазурная фигурка предавала сил.

И вот спустя несколько минут, мать и дочь за руку шагали по пышущему жаром городу. Цвета крепко сжимала малюсенькую детскую ручку. На глаза Калерии проступали слезы. Но нечто новое, подаренное ей Ив, придавало сил, и она, наконец-то, решилась спросить:

– Мам, а ты правда будешь меня теперь Кали называть? И папа? Хорошо? Пожалуйста.

Цветана резко остановилась, от чего девочка по инерции продолжила бежать вперед, но потом резко отлетела обратно. Женщина хотела наорать на малышку, отвесить ей оплеуху. Но тут девочка подняла на нее свои серые глаза. И все оборвалось внутри. Цвета упала на колени перед малышкой и крепко обняла ее.

– Конечно, моя милая, как ты хочешь, все как ты хочешь, моя милая, милая, Кали…

***

Цвета перегнулась через стол и прошептала:

– Я бы конечно советовала сделать аборт всем и всегда, дети – это невыносимо, – и она засмеялась, откинувшись обратно в кресле.

Ее подруга, худосочная брюнетка в больших очках в темной оправе посмотрела на нее с ноткой презрения, но все же выдавила из себя улыбку.

– Ну что ты так смотришь, Миша! Ты же сама мне так говорила…

– Но ты не послушалась, – прервала Цветану подруга, – и теперь у тебя есть маленькая чудесная девочка, и мне жутко, когда ты так говоришь, у тебя были совсем другие обстоятельства в жизни, и в конце-то концов я хочу этого ребенка!

С нескрываемым разочарованием девушки смотрели друг на друга. Михайлина теребила свою подвеску. Это был большой бронзовый полумесяц, расписанный звездной ночью Ван Гога, и на черной водолазке он смотрелся невероятно органично.

– Понимаешь, у тебя тогда была вся жизнь впереди, ты ведь даже от родителей так и не успела съехать, хоть и собиралась. Да и в плане мужчины, – Миша понизила голос, покосившись на Кали ковырявшую большой фруктовый десерт, – ну ты понимаешь. Я не хочу тебя обидеть, но это было безрассудно.

– А тебе сейчас не безрассудно рожать? Ты же сама говорила, что хочешь аспирантуру закончить, да и вообще дети только после тридцати и то это удел убогих и тупых?

– Ты преувеличиваешь, нам было по пятнадцать лет, когда мы так говорили, и ты тоже так говорила, но в итоге что?

Девушки смотрели друг на друга. Протяжно и грустно. Они, бывшие когда- то лучшими подругами, были словно пришельцы из разных миров, которые с таким трудом ищут общий язык. Миша приехала на днях из Софии навестить родителей. В ее жизни сейчас был не самый легкий момент, и она решила, что встреча со старой лучшей подругой может помочь хотя бы морально. Конечно, Миша понимала, что в ее деле Цвета не особый советчик, ведь она бросила университет, когда забеременела, да и до сих пор она не научилась совмещать в своей жизни ничего кроме постоянного таскания за собой малышки, бокалов вина и редкого секса с мужем.

Михайлина смотрела как подруга допивает бокал и делает жест официанту, чтоб тот обновил бокал. Кали продолжала ковырять десерт. За соседним столиком странного вида парочка выясняла отношения. Она была довольно сексуальная и еще даже не тридцатилетняя девица, а ему было явно за пятьдесят, его лысина слегка блестела в тусклом свете ресторана, около их столика стояла ваза, наполненная розами. В какой-то момент женщина вскочила из-за стола и побежала к выходу, мужчина схватил розы и ринулся за ней, но она уже скрылась из виду. И так он простоял несколько мгновений, с охапкой роз в руках, с которых на брюки стекала вода, посреди ресторана, с совершенным бессилием и собачьей тоской во взгляде. Потом он просто ткнул букет проходившей мимо официантке и вернулся обратно за столик. Он снова приобрел солидный вид, будто бы и не было никакого унизительного инцидента посреди ресторана. Все посетители тоже вернулись к твоим тарелкам, осознав, что продолжения не будет.

Мише стало его немного жаль, и в тоже время он почему-то вызывал у нее уважение.

– Вот старый дурак, ну же, – Цвета исходила хохотом.

Подруга смотрела на нее и думала, где же та чуткая, вечно влюбленная в людей и такая добрая девчонка, с которой она провела большую часть своей жизни. Как мог человек измениться так мгновенно и так бесповоротно, а главное утратить всякое желание вернуть себе былую радость. Мише было жаль ее, а еще ей было жаль их дружбу. Как много их связывало раньше, а сейчас даже правила приличия давали девушке полное право уйти из-за стола даже не попрощавшись. Она постаралась унять свое разочарование, смешанное с гневом, и постаралась перевести тему:

– Как мама?

– Ох, кажется начинает понимать, что папаша мой был не лучшим выбором. Но любит его, говорит, ха!

– Ну кто бы говорил, ты и сама в свое время вполне превозносила их чувства, считала их идеалом любви, эталоном. Мне вот до сих пор кажется, что это до невозможного романтично…

– Ага, так романтично, что она никогда ему не перчила, если б не они, жила бы я сейчас так?

– Вот именно, если бы не они, где бы ты сейчас была?

Теперь уже сорвалась Цвета, она швырнула на стол деньги, схватила дочь за руку и лишь прошептала, пристально глядя на Мишу: «Ты…»

– Мама, мороженное!

В глазах Кали был испуг и тоска, она смотрела на удаляющуюся из вида креманку и лишь мечтала о мягком сладком сливочном мороженном, до которого она наконец-то добралась через горы кисловатых фруктов.

– Вот сука! Вот сука! – не могла сдерживать эмоций Цвета, она знала, что в столице все ее друзья давно превратились в фиф, стали злыми и презрительными, но чтоб настолько! Встать на сторону ее безжалостных родителей! Да пока они там все развлекаются, она здесь страдает!