Райка, милая Райка

Оглавление

Нина Юшкова. Райка, милая Райка

Райка, милая Райка… (Бульварная повесть)

Шешуньская правда

Сон чиновника

Читая Чехова

Извращенец

Снег

Склочная баба

Отрывок из книги

Дуня Михельсон завыла дурным голосом. Опять аборт! Живот скрутило спазмом от воспоминаний о последнем походе к врачу. И вот – не прошло и трёх месяцев – опять! Пропади ты пропадом проклятая женская доля! Не помогало ничего: после бурного секса с Лёвкой вылетали спирали, таблетки вызывали тошноту и выпадение волос, а проклятая матка хавала сперматозоиды как с хлебом и норовила всех приютить, презервативы – отдельная история. Во-первых, Лёвка их ненавидел! А зачем секс, если мужчине он такой не нужен? Ей-то он уже после всех мучений не нужен никакой. Во-вторых, опять же после Лёвкиных ураганных атак, они рвались, спадывали, запутывались в Дуниной шерсти и просто через один были бракованными. Районный гинеколог Рудик, привыкший ко всему, философски встречал плачущую Дуню: «А шо ви хочете? Шобы у еврейской женщины шо-то пропадало? Шобы она шо-то выпустила, если уж к ней шо попало в руки? А тем более не в руки? Я вас умоляю!» Как иллюстрация этого во дворе дома бегали шестилетний Сёмка, шестилетний же Сашка (их разделяло ровно десять месяцев) и пятилетняя Сонька. Лёвка, пылкий в постели, проявлял нееврейскую холодность в добывании копейки. Так что Сонька за свою пятилетнюю жизнь не нашивала еще ни одного платья, помимо единственного, доставшегося ей от младшей дочери сводной сестры Лёвкиного шурина. А так всё в штанах, донашиваемых за братьями. «Что делать? Что делать?» – думала Дуня, за предыдущую пятилетку выполнившая план по абортам за себя и за всех работниц прилавка, трудившихся на Привозе. Вообще-то, по паспорту она была Дина, но её так давно никто не звал. Потому что она была нелепа и постоянно поминала свою любимую подружку, одноклассницу Дуню, которая в отличие от неё, была хваткая пройда, несмотря на рязанских родителей, перебравшихся сначала под Одессу, потом в Ростов, и, наконец, осевших в Херсонской области. «Сама ты Дуня», – говорили товарки на привозе, в глаза не видевшие сию особу, которая умудрилась окрутить московита и сейчас жила себе припеваючи в Российской столице. Наша же Дуня-Дина тоже преуспела в некотором роде: всё-таки Одесса – это не село Белогорка, откуда её взял замуж глазастый Лёвка. Но, похоже, на этом везение кончилось.

«Буду рожать», – как в прорубь головой бухнулась Дуня и успокоилась.

.....

Вильнув бедром и заглянув мальцу прямо в душу, Рая застучала каблучками прочь. Мысли вихрем проносились в голове. Как назло, Сёмка с компаньонами по какой-то надобности умчался в Харьков, а Санька с женихом набрались накануне, снимая пробу с очередной партии сырья для жидкости «Бриллиант», и теперь представляли собой два храпящих полена, уложенных крест-накрест на старой софе в кладовочке. Комнату братьев занимала теперь Райка, так как оба они снимали отдельные апартаменты. Перебирая в памяти дружков понадежнее, Райка вдруг встрепенулась от пришедшей в голову идеи. И через мгновение уже мчалась к телефону-автомату на углу, так как дома говорить было невозможно, Райка не хотела посвящать мать с отцом в свои планы. Набрав номер милицейской части, она долго добивалась, чтобы ей позвали капитана Мамыку, добилась-таки и, задыхаясь, затрещала в трубку: «Жора, спаси меня! Меня убивать будут сегодня вечером на Тираспольской у кинотеатра и расчленять тоже в шесть часов, Жора, если ты меня еще помнишь! Помнишь мои сладкие поцелуи! Жора, я хочу остаться в живых, чтобы снова иметь тебя в своих объятиях! Жора, если ты не спасёшь меня, ты будешь иметь мой труп!» Она бросила трубку и направилась на встречу.

Увидев кодлу во главе с размалеванной чувихой лет двадцати восьми, Райка струхнула. Кто-то присвистнул:

.....