Читать книгу Я вижу твой голос - Нора Бекк - Страница 1

Жанр «фантастический детектив» – это не отсылка к научной фантастике, может, только самую малость. Ведь никто не знает, что происходит в многочисленных исследовательских институтах, где великие научные умы вот прямо сейчас превращают фантастику в реальность…

Эта странная и почти невероятная история началась со звуков божественной музыки, которая заполнила собой всё пространство вокруг. Увертюра к великой «Кармен» пронизывала тело тысячью маленьких стрел, и это было так сладостно, что она заплакала.

Плакала Лора Оралова, которая слушала любимую музыку в зале оперного театра. Оркестр играл громко и душевно, певцы старались, но в коротких промежутках между сценами, когда музыка уходила на пиано, было слышно, как соседка по ряду тихо и раздражающе бормотала: «Вот, вот, вот». Когда знаменитая прима Ольга Корвенко начала петь хабанеру, не в такт раздался громкий хлопок и голос певицы оборвался. Женский визг раздался через бесконечную секунду полной тишины. Началась паника. Зал заходил ходуном. Оралова слышала крики упавших и затоптанных людей. Через её голову кто-кто перелезал, острый локоть больно заехал в затылок. Она пыталась спросить: «Что случилось?» Но никто не слушал и не отвечал, только один мужчина злобно прошипел: «Чего расселась, дура?! Хочешь тоже на воздух взлететь?!» Из этих слов Лора поняла, что случилось что-то ужасное, но с места не сдвинулась. Минут через десять в зрительном зале никого не осталось, но послышались новые звуки: взволнованные голоса, характерное сопение собак, новые интонации в речи вошедших. «Полиция приехала, надо же, быстро как…»

Смысла двигаться к выходу не было – за ней приедут не раньше, чем через два часа. Она могла бы позвонить, но не хотела лишний раз дёргать Женьку – и так он всё время на подхвате. Лору не очень взволновала сложившаяся ситуация, поскольку она ничего не увидела, а посмотреть, ей-богу, было на что! Кармен-Корвенко вышла на середину сцены и на словах: «У любви, как у пташки, крыль…» взорвалась. Как консервная банка, оставленная на батарее! Ольгу Корвенко разнесло на сотни тысяч капель, и в этом было что-то нереальное. Кровавый снег залепил лица артистов и зрителей в первых рядах. От певицы ни-че-го не осталось. Это было настолько неожиданно и несуразно, что свидетели катастрофы поначалу впали в транс и лишь потом, осознав весь ужас происходящего, валились в обморок, рвались к выходу, кричали. Во всём этом было что-то слишком театральное. Некоторые зрители поначалу подумали о смелом режиссерском решении и чудо-спецэффекте…

Голоса и собаки приближались к Ораловой.

– Гражданочка, я же вам показываю: «На выход, на выход»! Вы что, не видите, что здесь происходит? – услышала она мужской голос.

– Нет, – коротко ответила Лора, и голос осекся.

– Извините, я не сообразил, – голос помягчел. – Вас проводить?

– Да, будьте добры. И скажите, что случилось?

– Пока ясно одно: погибла Ольга Корвенко.

– Как погибла?

– По словам очевидцев, взорвалась…

– Кто-то бросил гранату? Но не было слышно взрыва, только хлопок какой-то.

– Ничего сказать не могу.

За время этого короткого диалога Лора и её спутник дошли до выхода из театра.

– Вы из полиции?

– Да. Я запишу ваши координаты, хорошо? – Лора продиктовала свой телефон. – Как вы до дома доберетесь?

– У меня есть мобильный. Сейчас позвоню и попрошу, чтобы за мной побыстрее приехали, а пока постою, подумаю.

– О чём это?

– Мне кажется, что я забыла что-то сказать вам, что может помочь, но пока не могу сообразить, что именно.

– Возьмите мою визитку. Меня зовут Вячеслав Павлович Мутовкин. Капитан Мутовкин. Я буду вести это дело.

– Вячеслав Павлович… Очень приятно. Продиктуйте, пожалуйста, ваш телефон, я запомню…

* * *

Евгений Проминец, Женька, появился сразу после ухода Мутовкина. По дороге к своей любимой девушке-очереднушке, как называла всех его пассий Лора, Проминец услышал по радио в машине новость про взрыв в театре и сразу стал набирать Лорин номер, но её сотовый бесстрастно сообщал, что «абонент временно недоступен». Женя запаниковал и на повороте чуть не сбил двух старушек. Когда он увидел одиноко стоящую у театра подругу, то не вышел, а выпрыгнул из машины:

– Лорка! Живая! Зачем телефон отключила? Я же поседел, пока доехал!

– Я сама пыталась тебе набрать, но ничего не получалось. Посмотри… – Она протянула ему трубку.

– Ага, ага… Понятно. Он же разрядился, балда!

– Не может быть, ведь перед выходом только зарядила… Ой, совсем забыла! – она стала рыться в сумке. Конечно, диктофон! Вот, о чём она не рассказала капитану Мутовкину!

Оралова любила музыку беззаветно. Она относилась к меньшей части населения Земли, которое любит классическую музыку, и готова была слушать симфонии, скрипичные концерты и особенно оперу в любом количестве. Иногда она просила друзей покупать ей билеты на оперные спектакли. Окружающие удивлялись, зачем, когда дома есть интернет. И из квартиры выходить не надо: Мария Каллас и Энрико Карузо с доставкой, так сказать. Лора каждый раз терпеливо объясняла, что по-другому воспринимает музыку, когда слушает её вживую, каждый раз обижалась, но потом быстро отходила. Она понимала, что доставляет немало хлопот своим близким. Ведь купить билет – полдела. Надо, чтобы кто-то её сопровождал: отвёз, привёз, выгулял в антракте, довёл до ряда. Она хорошо ориентировалась, но в больших пространствах чувствовала себя неуютно.

Лора Оралова была инвалидом по зрению – незрячей, слепой. Слепота для неё была таким же привычным атрибутом, как рука или нога. Она прекрасно понимала, что не такая, как все, но родители, честь им и хвала, деликатно и мудро подготовили свою дочь к взрослой действительности. Открытие собственной неадекватности не стало для девочки шоковым. Она была готова к большому миру и в детстве развлекалась тем, что слушала звуки. Вот капает кран на кухне. Это всех раздражает. Но Лора превратила раздражение в увлекательную игру: вот так капает вода, попадая на невымытую ложку в раковине, вот так – на губку, так – на замороженную курицу, а вот – на пустой целлофановый пакет. Складывая мозаику из звуков, девочка имела информацию обо всём. С утра она ежедневно провожала, а вечером встречала соседей по подъезду. Знала распорядок жизни каждой квартиры. Могла безошибочно определить, на какой и с какого этажа едет лифт. Когда Лоре исполнилось десять, родители подарили ей диктофон. С этого дня она с ним не расставалась. Мать говорила:

– На ночь-то выключай его, ведь батареек не напасешься!

– Мамуля, а вдруг я пропущу что-нибудь интересное и важное?

– Зачем тебе всё это?

– Это мой мир, – ответила дочка, и мать больше никогда не поднимала эту тему.

* * *

– Поехали, Лорка, поехали отсюда! По дороге всё мне расскажешь!

Женька Проминец был сыном близких друзей семьи Ораловых. Когда-то он был влюблён в Лору. Будучи мальчиком, на всех торжественных совместных сборищах он не мог отвести глаз от маленькой девочки в тёмных очках, которая, как ему казалось, не ходила, а ступала по земле. Женя даже думал, что она заколдованная принцесса, и один раз попробовал расколдовать Лору, поцеловав в щёчку, на что немедленно получил короткий и прямой, не свойственный принцессам удар в нос. Этот случай выбил из Женьки романтический настрой, зато навел на мысль, что и девчонка может быть «классным парнем». Дружба Лоры и Жени перевалила за второй десяток лет, и никто из них не собирался этот счёт прекращать.

* * *

Лоре было уже тридцать два года, но она часто вспоминала свои детские развлечения.

Вот Михаил Александрович спускается на лифте с двенадцатого этажа, как всегда, в семь пятнадцать, девочка каждый раз ощупывала свои наручные часы с выпуклым циферблатом – ни разу не опоздал! Сейчас начнутся ежеутренние мучения с его старенькой тойотой. Эта машина будто специально каждую ночь накапливала силы для борьбы с хозяином. Семья Ораловых жила на втором этаже, и особенно летом, когда все окна были настежь, Лора дословно слышала все ненормативные подробности интимных взаимоотношений Михаила Александровича со своей «ласточкой». Ага, восемь десять, Анька Князева бежит в школу. Живя на десятом, Аня никогда не пользовалась лифтом ни вниз, ни вверх. Она скакала через ступеньки, непонятно как удерживая равновесие. Лора дружила с Князевой, которая была на пять лет младше.

Подруги выросли, но Анька так же каждый день перепрыгивала ступеньки, с той только разницей, что теперь она проделывала это на двенадцатисантиметровых шпильках. Однажды Оралова попросила подругу показать ей туфли, которые издавали такой неимоверный грохот на лестничной площадке. Анька сняла с ноги обувку и всунула в Лорину руку. Лора обиделась, решив, что её разыгрывают, поскольку такое иезуитское приспособление не может надеваться на ноги. В этом ходить нельзя! Недоразумение было улажено, но с тех пор Лора каждый раз с тревогой прислушивалась к Анькиному галопу, боясь, что та свернет себе шею.

Девять утра, спускается лифт. Ах, до чего же сладко сжимается сердце! Несколько месяцев назад в их подъезд переехала семья, в которой было трое детей: две девочки и мальчик Максим. Лора ещё не была знакома со всеми членами семьи, но на Макса она натолкнулась в буквальном смысле. О чём-то задумавшись, девочка отключила свой внутренний радар и не услышала, что в спускавшемся лифте кто-то есть. Двери открылись, она решительно шагнула внутрь и оказалась в сильных объятиях. Семнадцатилетний Максим не мог поступить иначе, поскольку Лора вдавила его в стенку тесной кабины. Тогда она очень испугалась, но, услышав голос предполагаемого насильника, расслабилась. Инцидент был разрешен, они познакомились и посмеялись. Но с этого дня в Лоре открылись неведомые до того ощущения. Она вспоминала невольные объятия Макса, его запах. Что-то внутри сжималось и становилось тепло-тепло. Лора спросила у Ани, как выглядит их новый сосед, на что подруга пожала плечами: ничего особенного. А Оралова подумала: «Зачем спросила? Какая мне разница, как он выглядит?»

День Лоры делился на две части: с десяти утра до четырех дня она занималась с репетиторами по всем общеобразовательным предметам, после этого девочка была предоставлена самой себе и до возвращения родителей с работы занималась пополнением своей звуковой коллекции. Лора всегда была аккуратна и даже несколько педантична. Она тщательно разработала систему, по которой подбирала ноты окружающего её мира. Коллекция делилась на множество подкаталогов. Большую часть кассет занимали «шаги», которые подразделялись на детские (мальчик-девочка) и мужские-женские (по возрасту и состоянию). Также были шаги именные: мама, папа, друзья, подруги, тёти, дяди, племянники. Гордостью коллекции Лора считала «дыхания и храпы». Не раз родители в испуге подскакивали ночью, когда дочь случайно будила их, пытаясь записать звуки сна. Однажды, не сознавая нелицеприятность своего поступка, она засунула диктофон под родительское ложе. Стоны и другие странные звуки, которые Лора услышала наутро, удивили девочку, и она обратилась с естественным вопросом к родной матери, которая была вынуждена посвятить дочь в некоторые подробности физиологических взаимоотношений полов. Лора больше не экспериментировала в спальне взрослых, но зато получила информацию, которая давно её интересовала.

Вся комната Ораловой была уставлена мини-комодиками со множеством выдвижных ящиков, которые были заполнены миниатюрными диктофонными кассетами. Время шло, человечество изобрело диктофоны на чипах. Лора прекрасно знала об этом, несколько раз подумывала об усовершенствовании своего хобби, но каждый раз отказывалась от этого.

– Лор, ну Лор! Как же ты не понимаешь? Ты же такие бабки можешь заработать! Да Голливуд за твои шарканья и хрипы миллионы отвалит! – нудел сосед, недоросль Яська, компьютерный гений.

– Отвали, Ярослав!

Этот разговор происходил уже в сотый раз. Пацан, в отличие от Лоры, даже не подозревал о том, что звуки, которые используются в киноиндустрии, тщательно имитируются огромным количеством специалистов, а не записываются на пленэре. Так что коллекция Лоры была простой забавой по мнению окружающих, но имела большое значения для неё самой, потому что у девочки был секрет. Ну то есть как секрет… Об этом знали все: сперва принимали странную девочку за совсем ку-ку, потом привыкли. А всё дело в том, что Лора была синестетом – человеком, способным воспринимать одновременно несколькими органами чувств то, что большинство воспринимает одним. Вроде бы сложно понять, но можно вспомнить световые симфонии Скрябина, который каждую ноту воспринимал под определённым цветом, или способность Владимира Набокова видеть буквы как цветные картинки. Что уж говорить о простых смертных, для кого каждое слово вызывает определённый запах, а изображения могут иметь свой неповторимый вкус? Таких людей очень много – Лоре повезло, её незрячесть была компенсирована самой природой. Она видела голоса и звуки, поэтому так и любила свою коллекцию. Там, где остальные слышали звук капающей воды, Лора видела серебристую капель, а Макс… Голос и дыхание Макса были прекрасными розовыми шариками. Мир Ораловой был куда интереснее, чем у многих из нас. Эта удивительная способность Лоры выявилась совершенно случайно.

* * *

– Мама! Я что-то вижу.

Обрадованная женщина, в надежде на прозрение дочери, ответила:

– Что, что ты видишь? Окно? Небо?

– Нет, я вижу каждое твоё слово.

– Как это? – пугалась мать, думая, что Лора не в себе.

– Понимаешь, я вижу только тогда, когда что-то слышу.

Через некоторое время девочка разобралась в своих цветовых ощущениях с помощью матери, которая перестала бояться видений дочери. Наоборот, мобилизовав все свои силы, женщина разыскала редких по тем временам специалистов, прочла нужную литературу и, осознав своё материнское счастье, стала заниматься с Лорой, постепенно развивая её возможности.

– Доченька, скажи, что ты видишь? – протягивала она Лоре спелый помидор.

– Твои слова и пятно.

– Ты можешь описать это пятно?

– Ну, оно темнее, чем твои слова, но светлее моей темноты.

– Вот запомни, что это – помидор, он красный.

– Пожалуй, к этому пятну подходит слово «красный».

– Скажи, а сейчас что? – мать протягивала платок такого же цвета.

– Похоже на цвет помидора, – ответила девочка.

– Замечательно, Лорочка, просто замечательно! Значит, ты точно знаешь, что такое красный цвет.

Когда мать поняла, что Лора не только видит слова, но и реагирует на цвет предметов, она окончательно успокоилась. А девочка тем временем стала жить в своём мире цветных звуков. Это было настолько увлекательно, что она подбегала к прохожим на улице с весёлым криком: «Ой, а вы – жёлтые кружочки! Как красиво! А ты – синяя клеточка!» Тогда-то и стали перешёптываться соседи, всё чаще произнося жизнеутверждающее «девочка-то – совсем ку-ку»…

Лора росла и продолжала собирать свою музыку жизни и музыку классическую. Больше всего ей нравилось смотреть «Кармен» Бизе. Таких красивых цветовых переливов она не видела ни в одном другом произведении. Но не всегда можно было выдержать это буйство красок. Оралова давно бы сошла с ума от бесконечных ярких картинок, если бы не научилась их выключать. Трудно представить, как слепой человек может постоянно находиться в цветовом плену – это как если бы часами сидеть, вплотную приблизив глаза к телеэкрану, на котором безостановочно транслируются музыкальные клипы, состоящие из ежесекундно меняющихся картинок. Лоре трудно было слушать рок-музыку, а реп вызывал ужас. Хаотичные вспышки фосфоресцирующих пятен взрывали мозг изнутри. Именно в тот период, когда друзья Лоры повально увлеклись электронной музыкой и она не могла всё время избегать общей компании, она научилась отключать свой внутренний экран и просто слушать.

Сейчас, рассказывая Женьке о происшествии в опере, Лора вспоминала, каким изумительным цветом звучал голос её нового знакомого, Мутовкина Вячеслава Павловича… Про себя она окрестила его Бирюзовым Капитаном и боялась признаться себе, что этот мужчина произвел на неё большое впечатление.

* * *

Капитан полиции Мутовкин, несмотря на многолетний стаж работы в органах, никак не мог привыкнуть к тому, что ему часто приходится заходить в квартиры, в которые никогда не зайдут их хозяева. Вот и сегодня в доме Ольги Петровны Корвенко он почувствовал то старое щемящее чувство, от которого не мог избавиться. Особенно Вячеславу было не по себе от разбросанных личных вещей. Брошенный на диван домашний халат, ещё влажное полотенце, недопитая чашка кофе… Простые атрибуты повседневной жизни, которой уже никогда не будет, действовали угнетающе, иногда до такой степени, что капитан подумывал о смене профессии. Странно, но развороченные трупы женщин и подростков, изощренная жестокость преступников, патологическая психология маньяков не подавляли Мутовкина так, как вон та скомканная салфетка, брошенная на кухонном столе покойной певицей… Капитан наблюдал за работой коллег, обследующих апартаменты Корвенко, и подумал о Лоре Ораловой, которая хотела «помочь следствию». Интересно, чем она может помочь? Тут голос подал его сотовый телефон. Лора Оралова, будто прочитав мысли Мутовкина, сообщила, что у неё есть диктофонная запись, на которой записано всё, что происходило в оперном театре, включая взрыв-хлопок. И рассказала то, о чём хотела тогда, в театре. Капитан слушал, отмечая ключевые слова: «запись», «соседка по ряду», «бормотание»…

– Да, да, спасибо… – отрешенно отреагировал он, поскольку в этот момент на глаза попалась ещё одна деталь уже несуществующей жизни – ноты, на которых рукой покойной Корвенко было написано: «Бессмертная музыка!»

Вячеслав Павлович, заговорив, снова стал живой картинкой. Лора залюбовалась бирюзовой кантатой, не вникая в смысл вопросов.

– Лора Николаевна, вы меня слушаете? – кубики стали больше, светлее и вылетали быстро-быстро, как горошины из трубочки.

– Извините…

Лора простить себе не могла, что выключилась во время оперы. Она не хотела смотреть картинки, она просто хотела послушать музыку. И как же потом пожалела об этом! Ей так хотелось помочь капитану! Вячеслав Павлович, как Ораловой показалось, весьма снисходительно выслушал её рассказ. Сухо поблагодарил, сказал, что пришлет за кассетой сотрудника, и на этом их беседа закончилась.

* * *

Это было самое громкое преступление середины ХХ века. Миланского коллекционера нашли в собственном особняке, изувеченного до неузнаваемости. Украденная ваза, известная как «Бриллиантовый тюльпан», не имела ценности, ибо была бесценна. Стечение обстоятельств – удивительная штука!

Советский инженер Андрей Андреевич Неткач в 1969 году оказался в Милане в командировке. Он не верил своему счастью, и в первый же день, когда официальный визит на автомобильный завод закончился, Андрей вернулся в гостиницу под бдительным оком кэгэбэшника, не очень умело закамуфлированного под квалифицированного советского экономиста, сделал вид, что очень устал и хочет спать, но через час выскользнул на улицу, чтобы насладиться сладким запахом загнивающего капитализма. У инженера не было никаких планов – с детства он мечтал в одиночестве побродить по улицам какого-нибудь заграничного города, посмотреть, как там живут люди, почувствовать себя частью того, неведомого мира. Так и получилось. Неткач обладал стандартной общеевропейской внешностью и, несмотря на тотальный дефицит приличных вещей в СССР, умудрился и по одежде мало чем отличаться от итальянских аборигенов. Ковбойка и джинсы, которые супруга Неткача купила у спекулянтов незадолго до отъезда, позволили Андрею окончательно слиться с толпой. Так он и бродил по улицам Милана, не веря собственному счастью.

Суточных хватило ровно на чашку кофе и небольшой кусок отличной пиццы в открытой кафешке с весёлыми красно-белыми зонтами над пластмассовыми столиками. Английский Неткача был удовлетворительным – сказалось увлечение Beatles и Rolling Stones, что и стало решающим фактором в выборе кандидатуры для загранкомандировки. Поэтому Андрея никто не принимал за русского – скорее за шведа. А он сам как-то не стремился рассказывать, что родом из странной страны под названием СССР. В своей эйфории Андрей не заметил, как оказался на маленькой улочке, которая никак не хотела выводить его хоть куда-нибудь. Пройдя в пятый раз мимо жёлтых подоконников, он огляделся и заволновался – непонятный закоулок сильно отличался от всего увиденного за день. Лоск и ощущение вымытого города пропало. Мощёный тротуар был усыпан омерзительными отходами, захлопнутые ставни усиливали тревогу, одинокий фонарь по яркости соперничал со свечой. И ни души.

Вот тут Неткач запаниковал. В воспаленном мозгу пролетали страшные картины: мечущейся кэгэбэшник, разборки на партсобрании, слова «позор» и «невозвращенец». Тут же привиделась рыдающая жена Соня, укоризненный взгляд отца-фронтовика. В общем, ад в представлении советского инженера. Неткач присел на крыльцо подъезда, над которым не было освещения. Неожиданно рядом с ним остановились двое мужчин. Он хотел уже кинуться к ним из темноты, но темпераментный диалог остановил его. По-итальянски инженер знал лишь несколько музыкальных терминов, но по накалу страстей было понятно, что незнакомцы ведут не дружескую беседу. Вдруг один из мужчин резко выбросил руку вперед – и второй рухнул как подкошенный. Первый бросился бежать. Неткач вышел из своего случайного укрытия и подошел к лежавшему.

– Эй, – негромко окликнул он незнакомца.

Человек не шевелился. Андрей потрогал тело, и рука стала мокрой от крови. Неткач побежал в ту же сторону, что и преступник, но не потому что хотел догнать его – отвага не была отличительной чертой инженера, – а потому что сообразил: выход там! Пробежав метров десять, Неткач споткнулся и растянулся на мощеном тротуаре. Машинально прихватил предмет, который послужил причиной его падения, и побежал дальше. Буквально через две минуты он выскочил на большой проспект, который был ему знаком, как родной. Вот и гостиница!

Инженер вбежал в свой номер и в изнеможении рухнул на кровать. Какое счастье, что всё так закончилось! В эту минуту он даже не думал о том, что стал свидетелем преступления. В глазах стояли только «мальчики кровавые» в лице партийных боссов завода…

Придя в себя, Андрей вспомнил о том предмете, который приволок с собой. Это была небольшая чёрная сумка, открыв которую Неткач обомлел. Из сумки вырвалось наружу волшебное сияние, подпитанное ярким освещением гостиничного номера. Вазу неземной красоты держал в своих руках Андрей Андреевич Неткач, советский инженер – в этот момент он стал виновником таких событий, о которых даже не помыслить не мог…

Ранним утром следующего дня итальянский таможенник, не обратив особого внимания на срочную депешу из Интерпола о пропаже реликвии, пропустил советского туриста, даже не заглянув в его багаж. Вот так, из-за халатности невыспавшегося таможенника, «Бриллиантовый тюльпан» оказался в СССР. Андрей рассказал всю историю супруге, которая имела голову на плечах и быстро поняла, что дело нечисто. В первые же выходные Неткачи собрались и, отъехав километров на шестьдесят от города, зашли в лес и закопали вазу под дубом, на всякий случай сделав засечки на стволах деревьев по дороге обратно. Об этой истории старались больше никогда не вспоминать, да и ежедневная рутина очень скоро вытеснила из жизни фантастическое событие.

* * *

Тереза, служанка сеньора Моретти, первой нашла труп своего хозяина. Придя в себя после обморока, она поняла, что стала заикаться. Очень сильно заикаться – настолько, что с трудом смогла вызвать карабинеров. Сознание отказывалось от увиденного. Служители закона, люди привычные, тоже оказались не готовыми к подобному зрелищу. Молодой карабинер побелел и выбежал из залы. Тот, кто постарше, сдержался, но холодный пот крупными градинами катился по лбу. Было от чего…

Хозяин особняка висел на огромном античном кресте времён Голгофы. Верёвками для рук и ног служили его собственные кишки, которые лучами выходили из области пупка, расходясь в четыре стороны. Вся эта композиция была настолько симметрична и выверенна, что возникала мысль о бесконечной патологии психики преступника. Несчастный старик был наг, его бледное тело резко контрастировало с этой чудовищной сизо-бурой паутиной. Самым неожиданным оказалось то, что из богатейшего дома, напичканного произведениями искусства, ничего не пропало. Вопросов было очень много. Каким образом убийца очутился внутри особняка, где каждый миллиметр охранялся лучшей в мире сигнализацией и мощной системой видеонаблюдения? Как справился с кодовыми замками на бронированной двери? Зачем надо было так издеваться над стариком Моретти? И почему бы не забрать уникальную и компактную коллекцию нэцкэ, стоившую несколько миллионов, если всё это преступление было совершено с целью наживы? Почему бы не свернуть в легкие рулончики и не унести картины Рембрандта и Коро? Учитывая, что последний был в оригинале, несмотря на рекордное количество подделок. Что уж говорить об алмазном колье Екатерины Медичи, каждый камень которого стоил сотни тысяч! Колье хранилось в уникальном сейфе, который стоял открытый нараспашку с нетронутым содержимым внутри.

Создавалось впечатление, что хозяин сам отключил сигнализацию, сам открыл дверь и сейф. К этому странному делу сразу были привлечены все силы. И что-то во всей этой истории серьёзно не сходилось. Когда стали делать детальную опись имущества сеньора Моретти и сравнили её с уже имеющейся, выяснилось, что не хватает всего одного экземпляра из уникальной коллекции, а именно вазы «Бриллиантовый тюльпан», которая являлась достоянием не только Италии, но и всего человечества. Помимо исторической и эстетической ценности эта ваза отличалась еще и тем, что при её изготовлении неизвестным и гениальным художником восемнадцатого века была использована невиданная и по сей день технология. Создавалось впечатление, что, закончив вазу, автор взял шприц с неким подобием лазерного наконечника и «вдул» в стены «Тюльпана» бриллиантовую пыль. Огранка, и без того великолепная, светилась не только от внешнего света, но и изнутри.

Это преступление не могло быть случайным – оно было заказным. Так единодушно решили признанные мэтры криминалистики, и заказчика следовало искать среди коллекционеров, которые могут душу продать за такую редкость. Но зачем, зачем надо было так глумиться над старым Моретти?

* * *

Что же увидел и услышал Неткач тогда в Милане на злополучной тёмной улице? Ссору Джино и Марио Серра, родных братьев, мелких жуликов, членов небольшой мафиозной группировки, которая не славилась ничем, кроме примитивного рэкета. Именно к братьям Серра попала ваза «Бриллиантовый тюльпан». Они были в особняке Моретти, и один из них даже видел всё, что там происходило, но братья не были причастны ни к убийству, ни к ограблению.

– Что ты наделал?!

– Заткнись! Если мы и сделали что-то в своей поганой жизни, так это то, что забрали эту сумку!

– Марио, ты всегда был психом! Я же сказал тебе, что случилось со стариком! На нас убийство повесят! – Джино был в истерике.

– Прекрати скулить! Не доводи меня!

– Псих! Ты псих!

– Ещё раз скажешь такое – прирежу!

– Псих! Псих! – это было последнее, что сказал в своей короткой и глупо прожитой жизни Джино. Родной брат зарезал его.

Марио бросился бежать, неся с собой чёрную сумку, но вскоре отшвырнул её от себя и побежал ещё быстрее. Марио не мог понять, как дошло до такого. Он не любил своего брата, но ещё больше сейчас он ненавидел себя, то, каким он стал, свою жизнь, и вдруг ясно понял, что больше не может! Марио выбежал на мост – навстречу неслись автомобили. Братоубийца шагнул под колеса…

* * *

Маленький Джино мечтал только об одном – шить красивые платья для мамы и других женщин. Его отец ушел к другой, а мать, рано состарившаяся женщина, слывшая когда-то первой красавицей округи, растила сыновей как могла. Убиралась в домах богатых людей, стирала, гладила, нянчила чужих младенцев, спала за деньги со многими мужчинами. Это даже и проституцией назвать было трудно, поскольку только одна мысль была в голове Бруны Серра: нужно накормить детей.

Джино и надеяться не мог, что его отдадут в художественную школу. Денег в семье не хватало даже на хлеб. Но мечта оставалась мечтой. Джино, приходя домой из школы, доставал старенькую швейную машинку и из ветхих тряпок кроил, конструировал – в общем, творил, пока мать была на работе, а Марио шлялся с местной бандой таких же, как и он, охламонов. У Джино не было манекена, поэтому свои творения он примерял на себя. Вот и сейчас на нём было красное платье с чёрной оторочкой внизу. Мальчик стоял у тусклого зеркала и любовался на удачно скроенный силуэт. Джино с удовольствием представлял себе, как здорово в этом платье будет смотреться соседская девчонка, которая уже месяц строила ему глазки. Он не заметил, как старший брат вернулся домой. Сильный удар свалил Джино на пол.

– Пидор! Ты что делаешь?! – он увидел перед своими глазами багровое лицо разъярённого Марио.

Следующие несколько минут Джино уже ничего не видел и не слышал, потому что старший брат избивал его методично, с ненавистью, втаптывая в пол. Остановился тогда, когда понял, что Джино потерял сознание. Плюнул на обмякшее тело и ушёл.

Вечером Бруна вернулась домой и увидела сына лежащим в углу комнаты. Из старого радиоприемника неслась нежная умиротворяющая музыка. Мать подумала, что на мальчика напали грабители, хоть и воровать-то в их убогом жилище было нечего. Джино увезли в больницу, где врач сказал, что положение его почти безнадежное. Помимо жутких гематом на лице и теле были обнаружены внутренние повреждения селезенки, печени и сильное сотрясение мозга. Представители квестуры честно записали всё, что рассказала сеньора Серра, покачали головами и уехали.

Под утро домой завалился чересчур веселый Марио и с порога заявил:

– Ну что, мать, этот пидор тебе уже всё рассказал?

– Марио! Джино в реанимации! Он при смерти. Представляешь, я прихожу домой…

– …А он вихляет своей задницей в юбке перед зеркалом…

– О чем ты? Он лежал без сознания. Сильно избитый. Я вызвала карабинеров…

– Что? Ради этого ублюдка ты беспокоила уважаемых людей?

– Марио! Что с тобой? Ты пьян? Ты знаешь, как это случилось?

Тут до матери стал доходить смысл происходящего.

– Ты… – только и смогла сказать она…

Никому не было дела до избитого паренька из нищей семьи, поэтому этим случаем перестали заниматься. Джино чудом выжил, а Марио, придя один раз в больницу, предупредил:

– Если кому-нибудь расскажешь…

Джино очень боялся старшего брата и, выздоровев, решил, что шить больше никогда не будет. Постепенно его жизнь перестала отличаться от жизни Марио.

* * *

Сеньор Антонио Моретти увидел её в ресторане. Хрупкая и очаровательная блондинка за соседним столиком настолько беззащитно улыбалась и близоруко щурилась, что у старика защемило сердце. Уже много лет богатый затворник сторонился людского общества, но раз в год желание увидеть новые лица пересиливало его мизантропию. Тогда сеньор Моретти заказывал столик в самом модном ресторане Милана и отправлялся «пошалить» – так он называл свои редкие вылазки. Шалил сеньор Моретти следующим образом: вкусно ужинал и возвращался домой. А что делать? Восемьдесят три всё-таки…

Вся Италия знала, кто такой Антонио Моретти, но его появление в общественных местах никогда не вызывало ажиотажа, потому что его никто не узнавал. Иногда коллекционера так и подмывало крикнуть: «Смотрите! Это же я! Самый богатый человек в Милане!» Моретти усмехался, когда думал об этом. Да, его состояние исчислялось триллионами во всех валютах мира; он достиг всего, чего хотел, только зачем? Семьи у старика не было. Родственников он разогнал, не веря в искренность их чувств. Много раз с тех пор, как Моретти стал богатым, его пытались заполучить самые красивые и умные женщины Италии, но сеньор Завидная Партия был неприступен. Свои приземлённые потребности он удовлетворял с помощью профессионалок, а духовную близость имел с экспонатами своего домашнего музея.

И вот жизнь прожита. Завещание составлено в пользу нескольких благотворительных организаций. На сердце – холод. Именно об этом рассуждал Антонио Моретти, сидя за ресторанным столиком. Эта девушка чем-то взволновала старика. Он внимательно посмотрел на неё ещё раз и понял, что хочет, чтобы она сию минуту оказалась рядом. Старику так захотелось ощутить тепло её рук! Моретти даже не мог определить природу непреодолимого желания. Для интимной близости он был стар, что такое отцовское чувство – не знал.

Знакомый метрдотель, заботливо сохранявший инкогнито почетного посетителя, рассказал сеньору Моретти, что очаровательная девушка появилась в заведении несколько дней назад и попросилась на работу. Владелец ресторана, оценив её внешние данные и приятные манеры, разрешил остаться. Рабочим именем новенькой стало Франческа, а настоящим никто не интересовался. В обязанности девушки входило развлекать одиноких сеньоров, зашедших на ужин: общаться, танцевать, ну а дальнейшее – по обоюдному согласию.

Коллекционер попросил метрдотеля узнать, насколько велика вероятность того, что девушка присоединится к нему. Через несколько минут она уже сидела за столикого сеньора Моретти и смотрела на него милыми зелёными близорукими глазами. Старик испытывал радость и смущение одновременно. Давно он не общался с женщинами! У Франчески был природный талант внимательно и сопричастно слушать. Через пятнадцать минут Моретти понял, что откровенно рассказывает ей о своей жизни, честно и без прикрас, а полтора часа спустя девушка ходила по его особняку, восхищённо рассматривая коллекцию. Старик окончательно растаял. Ему доставляло необъяснимое удовольствие показывать неожиданной гостье свои ценные приобретения. В огромном доме не было ни души, только перед громадными коваными воротами в специальном домике мирно дремал охранник за огромным пультом видеонаблюдения. Антонио Моретти не любил людей, поэтому вся прислуга по вечерам расходилась по домам. Но сегодня старику было радостно оттого, что рядом с ним находится Франческа. Он даже открыл свой заветный сейф, где хранились самые большие ценности: колье Марии Медичи и ваза «Бриллиантовый тюльпан». Гостья внимательно посмотрела на старика и на открытый сейф.

– Сеньор не боится, что его ограбят?

Он засмеялся и ответил, что никто не посмеет этого сделать. И именно в этот момент, как в плохом боевике, в залу, где находился хозяин и девушка, ворвались двое в чёрных масках. Первый оглоушил старика, а второй заломил Франческе руки за спину, хотел заткнуть ей рот кляпом, но услышал спокойный голос:

– Не надо. Я не буду кричать и сопротивляться.

И было в этом голосе нечто такое, что заставило грабителя послушаться – он даже отпустил руки Франчески. Она действительно не двинулась с места. Первый бандит, увидев открытый сейф, радостно сообщил напарнику:

– А нам сегодня везёт!

– С красоткой что делать будем? – спросил второй.

– Ничего со мной делать не надо, – снова подала голос девушка. – Помогите мне и идите отсюда…

– Это что же мы для вас должны сделать, сеньорита? – с издевкой спросил первый.

– Помогите мне привязать этого… – девушка показала на тело старика, – вот к этому… – она перевела взгляд на огромный деревянный крест, который стоял в правом углу зала.

– Ничего себе! – присвистнул второй грабитель. – Что ж ты делать собралась?

– А это уже не твоё дело, – невозмутимо ответила она. – Помогите и идите, если здесь закончили…

Воры взяли «Бриллиантовый тюльпан», выполнили необычную просьбу Франчески и убрались восвояси. Никто и предположить не мог, что за всем происходящим наблюдали ещё два человека, случайно оказавшиеся в это время и в этом месте, – Марио и Джино Серра. Они заметили, как в темноте к знаменитому особняку Антонио Моретти подошли два человека. Один из них заскочил в домик к охраннику и вскоре оттуда вышел. Одновременно с этим тяжёлые вороты стали бесшумно раскрываться. Очевидно, что нужная кнопка на пульте была найдена. Незнакомцы прошли в ворота и направились к дому, за ними на безопасном расстоянии последовали и братья. Что происходило внутри, уже известно.

Братья хотели дождаться окончания представления, чтобы понять, смогут ли они сами поживиться внутри особняка. Они увидели, как старика Моретти привязали к распятью, как грабители забрали что-то из сейфа и положили в чёрную сумку, потом вышли из дома, а девушка осталась. Это показалось братьям странным, поэтому Марио пошел за грабителями, так, на всякий случай, а Джино остался на наблюдательном пункте. Братья договорились, что встретятся часа через два в их заветном месте, на одной из маленьких улочек города, где не будет лишних глаз и ушей. То, что увидел Серра-младший, он потом с трудом смог пересказать брату. Хрупкая и очаровательная девушка придвинула к кресту тумбу, залезла на неё и в исступлении разорвала на старике одежду. Моретти, видимо, пришел в сознание и стал кричать. Франческа засунула ему в рот его же галстук, потом разделась сама и впилась губами в когда-то детородный орган немощного старика.

Джино хорошо видел происходящее, но никак не мог понять, зачем это нужно такой красавице. Конечно, он слышал о различных отклонениях, но никогда не думал, что может стать свидетелем подобного действа. Франческа тем временем окончательно вошла в неестественно-возбуждённое состояние. Джино подумалось, что так могли вести себя мифические вакханки. Девушка исполняла какой-то необычный танец: она терлась своим прекрасным телом о тело сеньора Моретти, целовала его руки и ноги, игралась с собой и с интимными местами старика. Наконец Франческа издала гортанный звук и повисла на шее распятого…

Когда девушка пришла в себя после испытанного наслаждения, она соскочила с тумбы, сняла со стены старинный коллекционный кинжал и снова забралась наверх. Джино не мог видеть в этот момент её глаза, а вот старику Моретти не повезло. Он пришел в сознание от дикой боли в тот момент, когда милая гостья, которую ещё несколько часов назад он хотел удочерить, со знанием дела вспорола ему живот. Последним виденьем в жизни великого коллекционера стали глаза Франчески, которые из зеленых стали иссиня-черными. В этот момент старик умер от разрыва сердца. Ему повезло, поскольку последующие несколько часов Франческа методично и с видимым удовольствием создавала ту жуткую композицию, которую на следующий день увидели служанка и карабинеры.

Джино Серра в полуобморочном состоянии отвалился от окна. Он убежал от этого страшного места и нашел какой-то закоулок, где его долго рвало. А Франческа, с улыбкой оценив своё кровавое творение, спокойно прошла в душ, оделась и покинула гостеприимный особняк, не взяв с собой ни одной ценной вещи, ни единой купюры.

А Марио бесшумно следовал за грабителями, которые направлялись в сторону заброшенной мельницы. Он увидел, как сумку с награбленным один из бандитов бросил в яму и сверху положил на неё нечто тяжелое. Марио дождался ухода воров и подошел к тому месту, где была спрятана сумка. Чиркнув спичкой, он увидел перед собой гранитную плиту с именем какого-то усопшего. Чертыхаясь, сдвинул её, вынул из могилы сумку и поспешил на встречу к брату.

Убийство Антонио Моретти было раскрыто очень быстро. Спустя несколько дней пришел в себя после удара по голове охранник и описал спутницу своего покойного хозяина. Полиция разыскала Кьяру Касотто, не подозревая, что она и есть убийца старика.

С раннего детства Кьяра подвергалась насилию со стороны отца и деда, и то, что она сотворила с Антонио Моретти, было горячим приветом старине Зигмунду Фрейду. Касотто сразу призналась в убийстве, о котором рассказала с такой непосредственностью, что следователи были обескуражены. Кьяра была помещена в специальное заведение, где ей выделили уютную комнатку с мягкими стенами, а вот вазу так и не нашли, поскольку она давно покинула пределы Италии.

Зато были обнаружены трупы двоих мужчин: один в Милане, другой в Вероне. Оба были застрелены выстрелом в упор, и эти убийства, по мнению полиции, не были связаны между собой, да и с ограблением миланского коллекционера тоже. Никто так и не узнал, что грабители были заказаны заокеанским коллегой Антонио Моретти, который, не получив вожделенную вазу и потеряв немалую сумму на выплаченном авансе, решил расправиться с недобросовестными исполнителями – мелкими сошками, которые оказались, как бы это ни прозвучало иронично, невинными жертвами. Вот так печально и запутанно закончился итальянский этап жизни «Бриллиантового тюльпана».

* * *

– Ольга Петровна, я прошу вас – простите меня, чем бы я вас ни прогневал! – Денис так и не перешел на «ты» со своей любовницей.

У Корвенко было очень плохое настроение, и молодой человек попался под горячую руку.

– Денис, ты не на сцене! Давай без литературщины! – Ольга ходила по квартире, привычно изображая «нервы». Но на этот раз реальный повод был. Только что ей позвонили из театра и сказали, что Кармен она будет петь в последний раз. Дирекция ласково и очень уважительно объяснила, что хотят сберечь Ольгино здоровье, а учитывая возраст – тут Корвенко передернуло, – не могут рисковать. Прима была достаточно взрывного темперамента, но в этом случае промолчала, потому что была умна и прекрасно знала, что теперь Кармен будет петь та моль дохлая, что три года дышала ей в затылок, – Ирка Соболева, которой бог не дал ничего, кроме умения прытко забираться в постель к нужным дяденькам, а порой и тетенькам. Корвенко испытывала к Ирине смешанные чувства: чего греха таить, подобная постельная политика была не чужда и ей в начале карьеры, но хоть голос да внешность яркая были и есть!

А Денис Марецкий, девятнадцатилетний юноша, казалось, был не от мира сего. Он был нормальным и обычным молодым человеком, но рядом с Ольгой переставал быть собой. Благоговел перед её телом, восхищался талантом. Встретились они случайно полгода назад, в кафе, где Корвенко ждала Илону Левину, свою единственную подругу. Денис тоже пришел туда, чтобы встретиться со своей девушкой Ниной. Оперная дива сидела в немноголюдном зале кафе как королева среди пигмеев. На неё невозможно было не обратить внимания. Даже в тёмных очках, которые она надевала всегда, находясь в публичных местах, Ольга светилась. И конечно, Денис увидел – более того, узнал её, поскольку был мальчиком из интеллигентной семьи, приученным ходить в оперу. Он восхищался Корвенко с детства. Приблизиться к ней – всё равно что к «Мадонне» Рафаэля вплотную подойти.

И Денис не подошёл, но что-то внутри перевернулось. Пришла Нина, прибежала Илона. Всё шло своим чередом. Но Ольга обратила внимание на милого юношу и решила: «Мой». Она не была законченной хищницей, но, непринужденно болтая с Илоной, ни на секунду не забывала о мальчике, который неплохо проводил время со своей девушкой. Спиной он чувствовал присутствие Ольги, но боялся обернуться. А певица прибегла к банальному способу. Выходя из кафе, она уронила платок около столика Дениса. Конечно, он кинулся его поднимать. Конечно, поблагодарив юношу, Корвенко с лучезарной улыбкой пожала ему руку, в которой оказалась её визитка. Ординарно? Да. Действенно? Очень.

У Ольги был опыт общения с мужчинами намного младше неё. Как-то на спектакль пригнали несколько рот солдат. Дива чувствовала, как её обволакивают эротические флюиды, мощной волной идущие из зала. Так она никогда не пела! И когда на сцену с цветами вышел розовощекий, крупный и вконец смущённый рядовой, она, не выходя из образа, царственным жестом оставила юнца подле себя, а после закрытия занавеса не менее величественно повела его в «королевскую опочивальню» – так за глаза называлась комната отдыха, находящаяся за гримерной.

Помещение было обставлено достойно примадонны: королевская кровать, бар, телевизор, глубокие кресла, ванная и даже небольшая кухня. В солдатике Корвенко не ошиблась. Его юношеская гиперсексуальность, не успевшая потухнуть под воздействием армейских доз брома, сделала ночь страстной и незабываемой. Но когда утром прима проснулась, то увидела следующую картину, при виде которой хотелось смеяться и плакать одновременно: солдатик сидел в кальсонах перед телевизором, поглощал шоколадку и смотрел мультик.

Денис Марецкий несколько дней не мог притронуться к телефонной трубке. Он боялся. Боялся, что не так понял Ольгу, что она его с кем-то спутала. Единственный фактор, который не приходил ему в голову, был, как ни странно, возраст. Разница почти в тридцать лет его совершенно не волновала его. А Ольга… Она не была женщиной-вамп и пожирательницей младенцев – Денис ей действительно очень понравился.

* * *

В какой момент к человеку прилепляется ярлык «хороший» или «плохой»? Дети приходят в детский сад, и уже через несколько дней создаются «группировки». Кто-то становится вожаком, кто-то получает звание «ябеда-корябеда», кто-то «плакса-вакса». Что это? Кто-то один раз назвал тебя так, и ты подпал под конвейер штампования личности, а если копнуть поглубже, то и жизни? По какому праву так поступают люди? В какой момент человека называют подлецом? И ещё: человек, которого так называют, осознает, что он подлец? Есть серьезное подозрение, что нет. Человек живет, поступает так, как ему кажется правильно в силу своего ума, интеллекта и воспитания, а общество раздает клейма: вот этот хороший, а этот плохой.

По мнению общества, он был прожигателем жизни и пустышкой. Себя он считал незаслуженно обделённым судьбой. На самом деле он оказался слабой особью, не прошедшей естественный отбор. В свои сорок оказался выброшенным за борт активной жизни. Он не научился зарабатывать денег, а для интеллектуальной работы, которая бы дорого оценивалась, кишка оказалась тонка.

* * *

– Сколько раз я просил: не прикасайся к моим колбам! – так Викентий Макаров называл консервные банки с одному ему ведомыми реагентами.

Викеша был ничем не примечательным типом. Жил он в одном подъезде с Илоной Левиной, и когда-то они были одноклассниками. В отличие от Левиной, которая успела сразу после школы выйти замуж и так же быстро развестись, у Макарова никакой личной жизни никогда не было. История замужества Илоны была весьма печальной, поскольку её Николай, влюбившись в утонченную натуру и хрупкую конструкцию, получил на деле вечную депрессию, жуткий псориаз и бесплодность в молоденькой супруге. Осознав это, он быстро улизнул к розовощекой и полной жизни бабе, которая через девять месяцев минута в минуту родила ему здорового пацана.

Илонина депрессия от этого не исчезла. Напротив, она прогрессировала с каждым годом. Левина пыталась наложить на себя руки, лежала в психушке. А потом придумала себе сказку и стала в ней жить. Она убедила себя в том, что Макаров безумно и безмолвно в неё влюблен и стоит только сделать шаг навстречу – счастье обеспечено. Илона стала настойчиво завоевывать Викешу, который женщин недолюбливал, считая их существами второго сорта. Мать его умерла, об отце он ничего не знал. Макаров придумал себе другую сказку: что он гениальный химик, и если кто ему и нужен, так это домработница. Илона приняла правила игры: ежедневно, как на работу, она приходила к Викентию, убирала его квартиру и готовила разные вкусности. Вчера Викеша сам позвонил ей, что случалось крайне редко, и возбужденно закричал в трубку:

– Немедленно приходи! Я сделал это!

Илона привыкла к экзальтированности своего избранника, так же, как и к беспрекословному подчинению ему. В детстве всегда слушалась родителей и властную самовлюблённую бабушку, которая могла в полночь разбудить семилетнюю внучку и заставить её массировать свои уродливые подагрические ступни. Илоне это не нравилось, но она не сопротивлялась, потому что думала, что так надо, что так происходит во всех семьях. Отец не любил свою дочь. Он мечтал о сыне, с которым мог бы играть в футбол во дворе и ездить на зимнюю рыбалку. Илона родилась недоношенной, хлипенькой. Такой и осталась. Отцу неприятно было смотреть на полупрозрачное, почти безжизненное тельце дочери. Он не мог примириться с мыслью, что порода Левиных не смогла пробиться сквозь бесконечные хвори Илоны.

Такое имя дала ей мать, женщина романтичная, которая хотела, чтобы её девочка принадлежала миру искусства. Она даже водила дочку в балетную и музыкальную школы, но в первой сказали, что Илона недостаточна гибка, а во второй, что со слухом большие проблемы. Потом родился Борька – долгожданный, здоровый, крепкий, и про Илону забыли. Она превратилась в немногословную няньку и прислугу. Так и выросла с ощущением собственной никчёмности.

* * *

Он знал, что рискует. Сильно рискует. Но он должен был заполучить эту треклятую вазу! После того, как узнал о её существовании, не мог уже жить спокойно! Порывшись в интернете, нашел информацию обо всех украденных и до сих пор не найденных произведениях искусства. Украденная из Милана в конце 60-х гг. ХХ в., ваза «Бриллиантовый тюльпан» очень походила на ту, которую он хотел вернуть себе. Ориентировочная стоимость, указанная на веб-странице, была такова, что в глазах потемнело… Да, эта ваза принадлежит ему по праву, и он её найдет!

* * *

– Илонка, я всё ещё красивая?

– Что ты, Лёлечка! Ещё какая красивая! Ты вообще не изменилась за то время, что я тебя знаю. – Илона мыла посуду на кухне подруги. – Как дела с Денисом?

– Нормально. Горит мальчик в горниле страсти. Пока горит…

– Мне твоя интонация сейчас совсем не понравилась. Случилось что? – Илона повернулась к Ольге.

– Да нет. С ним-то всё в порядке. Но мне намекают, что я зашла на чужую территорию.

– О чём ты?

– Да так… Уже несколько раз мне передавали букеты с милыми записками типа «руки прочь от мальчиков, старая карга»…

– Лёля, какой ужас! Что же ты молчала?! – всплеснула мокрыми руками Левина.

– А что говорить? Нинка, наверное, беснуется. Впрочем, я её понимаю. Я же действительно карга старая, чего уж там…

– Перестань! Я роскошнее тебя женщины в жизни не видела!

– Это потому, Илоша, что ты вообще мало в жизни видела… Ладно, ты-то как? Как твой придурочный Викеша поживает?

Левина сжалась от последних слов Ольги, но виду не подала и весело ответила:

– Что ему сделается? Химичит вовсю.

– Ты не боишься, что на тебе экспериментировать начнет?

– А хоть бы и на мне! Быстрее сдохну. А то ведь опять весна подступает… к горлу.

Каждую весну у Илоны обострялись приступы псориаза. Она почти вся покрывалась безобразной коркой. И в эти дни, а иногда и месяцы, она ненавидела себя и всех окружающих.

Большим счастьем для Левиной была дружба с Ольгой-Лёлей Корвенко. Знакомство их состоялось очень много лет назад.

Лёлька несколько раз с любопытством наблюдала за худющей третьеклашкой, которая все перемены стояла на одном и том же месте – в коридоре у второго слева подоконника, старательно выводя что-то в тетрадке. Пятиклассница Корвенко никогда не видела, чтобы эта девочка бегала, болтала с подружками или хрустела принесённым из дома яблоком. Однажды Лёлька подошла к странной малявке и шутки ради прокричала над ухом:

– Чего пишешь?

Малявка испуганно дёрнулась, отчего на тетрадном листе появилась абстрактная загогулина. Корвенко засмеялась, а девочка в ужасе уставилась на кляксу:

– Что же мне теперь делать?

– А что тут сделаешь? – Лёля взяла тетрадку и посмотрела на обложку. – Вот не думала, что ты Михаил Спирин из третьего «Б»!

Илона выхватила тетрадку и быстро побежала прочь. Корвенко хотела догнать её, но раздался звонок. На следующей перемене малявка стояла на своём обычном месте. Лёля подошла к ней и молча выдернула тетрадку:

– Так, теперь ты Елизавета Потанина. Это действительно ты?

Девочка затрясла головой так, что это можно было расценить как «да» и как «нет».

– Как тебя зовут? – решила не отступаться Корвенко.

– Илона… – чуть слышно прошептала Левина.

– Как-как? Илона?! Ничего себе… – Лёля отдала тетрадку. – Ты что, за весь класс уроки делаешь?

– Не за весь…

– Скажи мне, Илона, – девочке доставляло удовольствие произносить это чудно́е имя, – почему ты за других пашешь?

– Мне нетрудно, а они просят…

– Значит, так, – Корвенко заговорила неожиданно жёстко. – Мы сейчас пойдём в твой класс!

– Зачем? Не надо!

Лёля взяла упирающуюся Илону за руку и решительно направилась к двери с табличкой «3 «Б». Поговорив по душам с Мишкой Спириным и Лизой Потаниной, Корвенко свою внушительную речь закончила так:

– И если я ещё раз увижу…

Надо отметить, что Ольга Корвенко – староста 5-го «А» – была непререкаемым авторитетом среди с первого по седьмой классов школы № 160. Активистка, красавица, умница – в общем, любимица учителей, мечта мальчишек, гроза девчонок. С этого исторического дня Илона стала смотреть на неё как на богиню. В классе Левину заметили и зауважали – ещё бы, с самой Корвенко общается! А Лёля и сама не могла понять, почему так заинтересовалась бесцветной третьеклассницей.

* * *

– Что так долго?! Будто не в соседнем подъезде живёшь! Давай, давай, заходи быстрее! – Макаров кричал, стоя у открытой двери.

– Что случилось, Викеша? Что за спешка?

– Никто мне не верил, даже ты! А я сделал это!!!

Макаров потряс перед Илоной банкой, в которой пересыпался белый порошок.

– Что это? – спросила Левина, обеспокоенная его состоянием.

– Гидростатический ионообразующий расщепитель! Вот как я назвал своё сокровище! Сокращённо ГИР – бомба для употребления внутрь!

Илона решила не торопить события, зная, что он сам всё расскажет, как только выплеснет эмоции. Она пошла на кухню и включила электрочайник. Раз в полгода Илона заменяла чайник, поскольку Макаров включал его не проверяя, есть ли внутри вода. В холодильнике со вчерашнего дня оставалось два эклера с фирменным заварным кремом от Илоны. Макаров очень их любил, и Левина удивилась, увидев, что не всё съедено. Более того, она поняла, что и вчерашний обед не тронут.

– Викеша! Ты что, не ел ничего?

Макаров что-то выкрикивал из комнаты, а она уныло думала: «Сколько же раз это всё будет повторяться? Живу в бесконечном дежавю…» Викеша через день влетал на кухню и вопил:

– Я – гений! Смотри! Вот я теперь им покажу!

Кому «им», что покажет?! Илона в такие моменты чувствовала себя обречённой.

– Посмотри, что я изобрёл!!!

Поначалу Левину очень интересовали научные изыскания Викеши, но они всегда оказывались полнейшей чушью. Да и что можно ожидать от человека, который понятия не имеет о том, что такое химия? Ни одной формулы он не знал, книг не читал. Ему просто нравилось всё смешивать. Кефир с марганцовкой, рассол с содой, сахар с солью, муку со стиральным порошком. Такая вот бытовая в буквальном смысле химия.

Викешина лаборатория, которой он так гордился, была не чем иным, как маленькой комнатушкой, где когда-то тихо жила и так же тихо скончалась во сне его мама. В убогом помещении стояли стол, стул, продавленный топчан и небольшая железная клетка в углу. На столе в абсолютном хаосе валялись ошмётки продуктов; банки, заполненные непонятно чем; ненужный хлам, который Макаров ежедневно собирал на дворовой помойке: обрезки труб, стопки газет, тряпки, стекловата. Откуда-то приволок химический штатив и неисправный микроскоп. Что со всем этим делал Викеша, Илона не знала, но периодически он выскакивал из этой комнаты с пол-литровой банкой в руках, где плескалась очередная омерзительная жидкость, и кричал:

– Это мировое открытие! Сейчас ты превратишься в невидимку! – и выплескивал на Илону своё изобретение. Она долго отмывалась от мерзкого запаха, но не обижалась. Викеша был ей нужен для того мира, в котором она находилась бо́льшую часть времени. Там Макаров был учёным с мировым именем, нобелевским лауреатом, а она – холёной женой великого химика, которая носила умопомрачительные наряды и имела прислугу в огромном особняке в предместье Женевы. Именно в этой фантазии Левина чувствовала себя хорошо, потому что там Викентий боготворил её, а на светских раутах элегантные кавалеры теряли из-за неё головы.

Один и тот же сон не давал покоя Илоне уже давно: она идет по великолепному саду, где в глубоком реверансе склоняются кусты белых и жёлтых роз. Навстречу идёт красавец. Подходит и улыбается. Она тоже улыбается, предвкушая счастье. И только он открывает рот, чтобы сказать первое слово, как Илона просыпается. Неужели она никогда не узнает, что он хочет ей сказать? Каждый раз после этого сна она чувствовала себя разбитой, и плоть возмущалась тому, что не получает удовлетворения даже во сне!

Левина понимала, что ничего не изменится в её жизни. Пыльная работа в душной, никому не нужной библиотеке, Викентий с сальными волосами и гнилыми зубами. Даже это чудовище не воспринимает её всерьёз! И Корвенко… С детства яркая, удачливая, почему она выбрала Илону в подруги? Левиной не приходило в голову, что Ольга просто любит её. Её нельзя любить, она – ничто! Поэтому Илона думала, что Корвенко её пользует, как служанку или собачку.

Левина при всей своей забитости была человеком злопамятным, и если на что-то обижалась, то всерьёз, выедая себя обидой изнутри, смакуя вновь и вновь минуту своего унижения. Как-то Корвенко сказала ей:

– Илонка! Ну что ты как мымра последняя одеваешься? Глаза б мои не видели! Я знаю, что денег у тебя мало, но это не проблема. Пойдём подберём тебе что-нибудь приличное… – и почти силком потащила подругу к огромному шифоньеру, забитому вещами.

Левиной было очень неловко. Ей, конечно, хотелось иметь красивую одежду, но не таким образом. А Ольга, не подозревая, что творится в душе у Илоны, бросала и бросала ей в лицо разноцветные юбки и кофточки.

– Вот, смотри, тебе пойдёт… – говорила Корвенко, прикладывая к Левиной ярко-зеленый жакет. – Здесь пятнышко небольшое есть, но в химчистке это быстро исправят. А-а… Вот она… Славная юбчонка! Я её только один раз надела. Представляешь, нагнулась, а она по шву расползлась, видишь?.. – показывала Ольга большую прореху с задней стороны короткой синей юбки. – На твои кости как раз пойдёт. Ты же у нас рукастая – залатаешь, будет как новая…

Илона не знала, куда деться от стыда. Вещи взяла, но своего состояния не забыла. Корвенко, конечно, и не догадывалась о чувствах подруги.

* * *

Викеша выпил залпом чашку горячего чая, запихнул в рот два эклера и, не затрудняясь пережевыванием пищи, стал брызгать слюной и словами в Илону:

– Ты даже не представляешь, что я изобрёл! А я докажу… Я всем им докажу! Пошли!!!

Он резко поднялся из-за стола, опрокинув на пол чашку, и вынесся в свою лабораторию. Илона по привычке пошла за ним. Макаров из клетки, от которой невыносимо воняло, вынул одну из трёх мышей, пойманных в этой же комнате, и посадил несчастную тварь в пустую трехлитровую банку, стоявшую на столе. Потом произвёл следующие нехитрые манипуляции: в пластиковый стаканчик налил воду, насыпал туда порошок, размешал воду пальцем и сказал:

– Запомни этот миг, Левина, запомни!

Илона кивнула и ничего не ответила. Викеша пипеткой набрал жидкость из стаканчика, вынул мышку из банки, капнул ей в мордочку эту воду, посадил зверюшку обратно и закрыл банку крышкой.

– Вот так! Засекай время. Через сорок минут мы вернемся сюда. Эклеры остались?

Уже на кухне Макаров, не замолкая ни на минуту, разглагольствовал о том, как Катька в нем ошиблась и как она будет себе локти кусать, когда его, Викешино, лицо не будет сходить с экранов телевизоров и с первых полос газет и журналов всего мира! Илоне ход его мыслей совсем не понравился. Надо же, Катьку Илюхину вспомнил!

Она была одноклассницей Макарова, и в те времена, когда Викентий был ещё не в очень замутнённом сознании, он в неё сильно влюбился. Катя пару раз встретилась с чудаковатым парнем – это было в классе восьмом, – но потом как отрезало. По дошедшим до Левиной слухам, Викеша на глазах у Катерины съел рыбку из её аквариума. Рассмешить хотел. Не рассмешил.

С тех пор много воды утекло. Катя вышла замуж, родила двух очаровательных девчонок-погодок и последние лет десять жила с семьёй в Германии, поскольку её супруг был из мальчиков-мажоров, окончивших МГИМО. Ох как не понравились Илоне слова Макарова!

– Викеша, – вкрадчиво начала она, – а при чём здесь Катька?

– Как при чём? При мне! Если я прославлюсь, она же ко мне прибежит как миленькая! Ты что, не понимаешь? – Макаров даже поперхнулся от странного вопроса.

– Так она же в Германии давно живёт. Не думаю, что она своего мужа бросит, – осторожно ответила Илона, маскируя глотком чая своё волнение.

– Бросит, бросит, не сомневайся!

– Викеша, а ты детей любишь? – Илона могла быть очень хитрой, когда надо.

– Детей? Каких детей? Не надо мне никаких детей! Ты что?

– Так ведь, если Катька к тебе прибежит, она же не одна прибежит, а с выводком…

– Об этом я не подумал… – Макаров помрачнел. – Сколько времени прошло?

– Почти сорок минут.

– Пошли… Быстро, быстро!

Левина хотела подойти к мышке, которая металась внутри банки, но Викентий остановил её:

– Отсюда смотри!

Они остались стоять у двери. Раздался странный звук, как будто мощный миксер включился, и Илона увидела, что прозрачная банка в один момент покрылась изнутри алой краской. Она вздрогнула и тихо спросила:

– Что это было?

– ГИР! – с гордостью произнёс Макаров.

– Что с мышкой случилось?

– Она превратилась в однородную эмульсию. Даже костей и шерсти не осталось! – Викешу распирало от удовольствия.

Левину затошнило, и она убежала в ванную комнату. Несмотря на отвратность всего увиденного, в процессе метания между унитазом и раковиной Илоне пришла мысль о том, что её жизнь может измениться. Она же чужая тень! Как раньше этого не понимала?! Корвенко хотела, чтобы Илона была такой. Всю молодость, которую они проходили вдвоём, ни разу на Левину не обратил внимания ни один молодой человек. Конечно, ведь королева всегда была рядом! Но всё ещё можно начать сначала. Илона успеет прожить свою жизнь, свою!

* * *

Оленьке Корвенко было десять лет, когда родители повезли её на дачу к друзьям – Анаиде и Степану Шахгельдиновым. Папа сказал, что они пойдут в лес по грибы. Оля никогда прежде на грибную охоту не ходила и очень ждала этого волнительного события.

На открытой веранде хозяйка накрывала стол к обеду и нарезала хлеб необычным ножом с розовой рукояткой и замечательной загогулиной на конце лезвия.

– Тётя Ида, какой ножик! – сказала девочка восхищенно.

– Да, Оленька, это мне из Америки привезли.

В те времена любая заграничная штучка была дивом дивным. Жвачки по блату доставались за немалые деньги, а тут – такое чудо! Оля глаз не могла оторвать. И когда на следующее утро она с отцом собралась в лес, умолила разрешить взять с собой чудесный ножик, чтобы срезать грибы.

– Смотри только не потеряй! – напутствовала Ида.

– Что вы! Я его так беречь буду, так беречь!..

Куклы Олю не интересовали. Она помнила, что очень любила свой голубой пластмассовый пистолетик и лук со стрелами. А ещё ей покоя не давал замок в ванной комнате, защелку которого она специально вдавливала внутрь, чтобы он заедал. Тогда девочка брала отвертку, вывинчивала два шурупа, доставала замок из двери, с умным видом рассматривала его, а потом лёгким нажатием возвращала язычок в нормальное положение и с гордостью ввинчивала замок обратно в дверь. Её мама никогда не возражала против этого ритуала, полагая, что вреда это не принесет, а моторику развивает.

В тот грибной день Оля с папой ушли вглубь леса. На небольшой полянке стоял пенёк, на котором лежал высушенный под солнцем трупик лягушонка. Девочка стала внимательно разглядывать его. Было не страшно, а интересно. Пётр Корвенко окликнул её, и девочка побежала за ним. Оля нашла крепкий боровичок, хотела его срезать, и – о ужас! – поняла, что ножика нет!

– Папа! Я ножик потеряла! – закричала она и горько зарыдала.

– Лёлька, ты что? Тётя Ида убьет нас!

– Пойдем скорее к лягушонку!

– Ты на солнце перегрелась? К какому лягушонку?

– Там, на пеньке. Я найду! Мы должны обязательно разыскать ножик!

Проплутав два часа, Пётр понял, что дочка не помнит, где находится то заветное место. Грустными они вернулись на дачу и пошли с повинной. Ида действительно рассердилась, поэтому с утра поиски решено было продолжить. Засыпая после трудного дня, Оля твердила себе: «Каждый кустик проверю, каждое дерево!» С рассветом они небольшим коллективом снова отправились в лес. Девочка методично обследовала по пути каждое дерево, каждый кустик. Взрослые быстро устали, но, держа марку, вяло помогали Оле, понимая, что затея никчемная. Смирилась даже Ида, но признаться в этом не решалась. Только Оля, помня о данном себе обещании, стремилась вперёд. Взрослые отстали, придумав для себя отговорку – сама должна всё почувствовать, такой урок на всю жизнь запомнит… Внезапно лес огласился криком:

– Смотрите, смотрите, что я нашла!

– Что? – отец добежал первым и замер.

Счастливая и перепачканная Оля протянула ему измазанную землёй вазу небывалой красоты.

– Откуда ты это взяла?

– Выкопала, – ответила дочка и показала на вырытую возле дерева ямку.

– Идите сюда. Лёлька клад нашла! – смеясь, крикнул Петр. – Ида, тебе этого достаточно в качестве компенсации за нож?

– Да ладно тебе. Что за ерунда! Деточка, а почему ты копать здесь стала?

– Не знаю… Бугорок какой-то был… Папа говорил, так шампиньоны растут…

– Чудеса! Ну, будем считать, что наша экспедиция удачно завершена. Пошли домой! – Степан выразил вслух заветное желание взрослой части компании.

– Дядя Стёпа, так нельзя. Я должна найти ножик. Я так виновата перед вами!

– Перестань, Лёленька, всё в порядке! Забудь… Пошли, пошли…

Когда вернулись домой, Ида отмыла вазу, и огранённое стекло засверкало бриллиантовой россыпью.

– Красотища! – констатировал Степан.

Оля отправилась спать немного успокоенная, но головёнку продолжала сверлить мысль о потерянном ножике. Взрослые остались пить чай с дивным черешневым вареньем, уставшие и молчаливые. И тут Пётр сказал сакраментальную фразу:

– Ребята! А почему мы дальше копать не стали?

Непонятно, почему они сразу не сообразили, что надо было бы ещё покопать под тем деревом, ведь ежу понятно, что вряд ли кто-то закопал под деревом одну вазу. Скорее всего, там было ещё много интересного!

Возникла пауза, во время которой осмысливалось сказанное. А потом начался совсем не взрослый галдёж:

– Что ж ты раньше не сообразил?

– А ты сам?

– Пошли обратно!

– Да вы что?! Ночь на дворе!

Когда страсти улеглись, Корвенко спросил:

– И последний вопрос. Кто-нибудь сможет найти то место, где Лёлька вазу отрыла?

Вопрос был закономерен. Дело в том, что Корвенко и Шахгельдиновы сдружились на почве тотального топографического кретинизма, когда два запорожца чуть не столкнулись ночью на просёлочной дороге. Машины ехали навстречу друг другу в один и тот же пункт назначения. Разговорившись, Пётр и Степан посмеялись, а потом поняли, что село Пронькино, где, как разнесла молва, бабушки готовили самые вкусные молочные продукты, оказалось совсем в другой стороне.

Больше тридцати лет прошло с того дня, как Оля Корвенко потеряла ножик тёти Иды и нашла таинственную вазу под случайным дубом.

* * *

– Не уходи.

– Я на работу опаздываю…

– Поди сюда… – Когда она слышала этот властный тон, то совершенно теряла самообладание. Анна Князева подчинялась ему, как зомби.

Нечастые встречи заканчивались одинаково – Князева отчаянно опаздывала на работу. Этот роман уничтожал и возвышал её одновременно. С одной стороны, упоительное чувство делало глаза молодой женщины блестящими и призывно манящими. С другой, Аня чувствовала, что её возлюбленный даже рядом с ней остаётся одиноким и глубоко несчастным человеком. Внешне всё было нормально. Он говорил, что большего счастья быть просто не может, что очень любит её. Но она никогда не забудет, как случайно увидела выражение его лица, с которым он сидел за столом, уверенный, что его никто не видит. Это было такое отчаяние! Князева не могла объяснить свои ощущения. Но с тех пор, как она встретила свою нереальную любовь, даже лежачие больные в отделении, не говоря уже о врачах и ординаторах мужского пола, стали оказывать ей знаки внимания. В первый раз Аня поняла это, когда Лариска, медсестра и подружка на рабочем месте, взглянула на неё и сказала:

– Ничего себе запах!

– Какой запах? Ты о чём?

– Как будто не знаешь! – фыркнула Лариса. – От тебя за километр самкой пахнет!

– Ты с ума сошла? – искренне удивилась Князева.

– Можешь ничего никому не рассказывать, подруга, но я-то баба опытная, так что колись, в кого влюбилась?

– Не пугай меня…

– Болтай, болтай! У тебя, Анечка, если ты сама не знаешь, слово «любовь» на лбу написано. Мало того, что написано, так оно ещё всеми цветами радуги переливается! Завидую тебе – меня так давно не забирало, а хочется жуть как! Чтобы страсть, ревность, слёзы. Живой хочу себя опять почувствовать… – Лапкина улыбнулась. – Ты действительно не видишь, что со всеми нашими мужиками из-за тебя сделалось? Эмма – и тот выпятив грудь ходит, разве что ритуальные танцы вокруг тебя не исполняет…

Эмма был легендарной фигурой. Импозантный и обаятельный пятидесятитрехлетний Эммануил Котляр, хирург от бога, внешних физических изъянов не имел, но все сестрички давно знали, что богатый вдовец и статный красавец, увы-увы, непригоден уже к употреблению на ложе чувственных наслаждений.

* * *

Он боялся лесов, гор, моря и всего, что связано с этой проклятой природой. На хрена она вообще сдалась! Никогда не понимал, почему люди сознательно рискуют своей жизнью только ради того, чтобы получить новые ощущения. С презрением относился к дайверам, скалолазам и прочим экстремалам. Когда в новостях передавали, что группу альпинистов засыпало снежной лавиной, то думал: «Ну и чего вы туда попёрлись? Чего дома не сиделось?» Искренне считал, что этих людей тянут на подвиги только собственные комплексы. И вот теперь он, крайне осторожный человек, оказался в ситуации, которую всегда избегал, – наедине с чёртовой природой!

Он оставил машину у обочины дороги и пошёл в лес, продираясь сквозь колючие кустарники, смертельно боясь заблудиться. Зарубки на деревьях были еле видны. Неудивительно, ведь столько лет прошло! Он старался не думать о том, где он и что делает. Зарубки стали попадаться чаще – значит, цель близка… Вот и дуб. Какой огромный! На стволе – вырезанный крест. Это то самое место, сомнений нет! Под дубом росла высокая трава. «Ничего, физическая работа пойдёт мне на пользу!» – подбодрил он себя и стал с энтузиазмом разрывать землю предусмотрительно захваченной лопатой. Через час его охватила ярость. «Не может быть, ваза должна лежать здесь! Никто, никто не смог бы её найти!» Он втыкал лопату в землю, как нож в живую плоть. «Так. Спокойно… Терпение, мой друг, терпение!» Но ещё через час понял – всё кончено… Он вернулся к машине и молча сел за руль. Руки дрожали, сердце бешено колотилось. Он с остервенением нажал на газ. Через несколько минут показалась небольшая деревушка.

* * *

Когда Лоре Ораловой исполнилось девятнадцать лет, поэтический дар внезапно вырвался на волю. Стихи рождались сами по себе, лёгкие и глубокие. Её сразу приняли на заочное отделение литературного института, и уже в середине первого семестра Лорины творения попали в руки предприимчивого продюсера, который разглядел в своеобразной ритмике строф будущие шлягеры для поп-див и поп-дивов, а заодно придумал новому автору звучный псевдоним – Клара Мосс. Лора тогда не поняла, насколько козырная карта ей выпала. С семейным бюджетом с того момента всё было решено раз и навсегда. Но муза не всегда с уважением относится к обязательствам, зафиксированным на бумаге и скрепленными подписью. Вот и сейчас Оралова кинулась звонить своему закадычному другу:

– Женька, у меня творческий кризис!

– Ну что опять стряслось?! – спросил Проминец.

– Я пыталась что-то написать, сроки совсем горят, и решила почерпнуть вдохновение, послушав музыкальную станцию…. Я больше никогда не напишу ни строчки!

– Ты чего? Ты же классный поэт! Ты же Клара Мосс, чёрт побери!

– Я думала, что могу стихами свои чувства донести, но сейчас я в тупике!

– Да что случилось-то?

– Я только сейчас услышала текст песни, которая занимает первую строчку хит-парада!

– И что же ты такое услышала? – Проминец успокоился. У его подруги случился очередной приступ отрицания действительности. Это было нормально для любого думающего человека в современном мире, наполненном информационной жвачкой для разжижения мозга.

– Слушай! «Я дево-дево-девочка. Я девочка – не девочка, не девочка я, девочка, и я тебя хочу!»

Проминец заржал.

– Жень, что это, а?

– Ты потрясающая баба! Ты правда думаешь, что авторы не понимают, чего они пишут? Или что эта певичка не глумилась над текстом, когда репетировала? Но ведь рифма-то легла и легко запомнилась, и ты тому доказательство, ведь по памяти мне сейчас воспроизвела… Что делать, девочка, шоу-бизнес!

– Что ты такое говоришь, Женя! Что значит «шоу-бизнес»? Получается, что и я – часть этого безобразия?!

– Ой, да ладно, не вчера родилась! Прекрати, не рефлексируй! Есть только один способ оказаться достойней и выше…

– Какой же?

– На халтуру надо отвечать качеством и талантом!

– Америку открыл! Что ты несёшь?

– А то, дорогая моя, что ты не осознаешь, как своими стихами всю эту муть будто веником сметаешь! Твои «Глаза-озёра» вся страна уже несколько лет поёт, а эти «самки-девочки» завтра же забудутся!

– Ты из меня Данте не делай!

– Нет, ты не Данте и даже не Есенин. Ты – Лора Оралова. А точнее – Клара Мосс! Это имя, афиша, публика, касса!

Женька заржал, даже захрюкал от восторга, что так удачно втиснул цитату из старого фильма.

– Да ну тебя, Проминец!

Лора пыталась сохранить серьёзность, но не выдержала и рассмеялась.

* * *

Все сельпо похожи друг на друга так же, как и кучки алкашей перед входом в них. Годы проходят, а тут ничего не меняется, что тридцать лет назад, что тридцать лет вперёд. Те же рожи, тот же ассортимент на прилавке.

Он и сам не знал, зачем идет к магазину, но ноги несли его туда. Классическое трио стояло и наскребало по карманам мелочь на бутылку. Одним из собутыльников был колоритный дед с папироской во рту и белоснежной окладистой бородой, двое других громко гоготали.

– Да, Иваныч, мастак ты байки травить!

– А ты, Федька, зубы не скаль! Я правду говорю!

– Значит, получается, что эта девчонка махонькая подошла к какому-то дереву, ни с того ни с сего стала рыть землю палкой и клад нашла? – Федька подмигнул третьему. – И что же там было? Золото да сапфиры?

– Врать не буду, про золото не слышал, но вроде бриллиантов там было много, во как! А если не верите мне, то сходите на Ленина, 5, да и спросите хозяйку, Идой её зовут, что да как было! Она, наверное, ещё не померла… – Дед сердито раскурил папироску…

Он замер, вслушиваясь в разговор. Вот оно что!

Участок, который находился по подслушанному адресу, был не ухожен, да и дом не выглядел жилым. Он подошёл к двери и постучал. Никто не отозвался. На соседнем участке послышалось шевеление, и над забором появилась голова в синем платке:

– Ты, сынок, ищешь кого?

– Вы не подскажете, где Ида?

– Какая она тебе Ида? Ты ей в правнуки годишься!

– А я и есть правнук! Потерянный!

От разговорчивой старушки он узнал, что Ида Шахгельдинова жива, но сильно хворает, проживает в городе и приезжает на дачу крайне редко. Выудив городской адрес, он ушёл.

* * *

Маргарита Трошина появилась в отделении больницы, где работала Аня Князева, чуть больше года назад. Двадцати лет отроду, без комплексов, без обременительных жизненных обстоятельств. Не красавица, но с тем самым пресловутым шармом, который безостановочно притягивает к себе мужиков, которых Трошина выбирала тщательно и придирчиво. Сейчас она находилась в той стадии развития женской особи, когда уже хочется своего дома, мужа и финансового благополучия. Вот именно с этим прицелом она и присматривалась к мужчинам в отделении в первый же день работы. А мужчины присматривались к ней.

Макияж Риты поначалу вызывал глубокий шок: яркие тени, красная помада и вызывающе длинные накладные ресницы. Этот мейкап в сочетании с девственно-белым медицинским халатом хорошо бы смотрелся при съемках порнофильма, но в настоящей больнице… Старшая медсестра Инна Михайловна немедленно вызвала Трошину к себе и учинила разнос, который случайно услышал заведующий отделения – Ревкат Юсупович Сулейманов, умнейший человек, великолепный диагност и тонкий психолог. Он вмешался в непрерывный поток обличительных слов и сказал:

– Инна Михайловна, уважаемая, вы, конечно, правы, но… Мне кажется, что в этом что-то есть…

Старшая от возмущения чуть не задохнулась.

– Да. Да… Что-то есть… – невозмутимо продолжил заведующий. – Ну-ка, милочка, – он обратился к новенькой, – пройдитесь-ка по мужским палатам…

Эффект был грандиозным! Даже самые безнадёжные больные стали лучше себя чувствовать и заранее готовились к дежурствам Трошиной. Кто брился, кто зарядкой стал заниматься. Ревкат Юсупович остался доволен и говорил удивлённым коллегам: «В них дух мужской крепнет, а значит, жить дольше будут». Так и окрестили это отделение «зоной двух ангелов». Анна Князева была «ангелом небесным», а Трошина – «ангелом земным».

Эммануил Котляр показался Маргарите лёгкой добычей. Как девушка неглупая, она решила начать с того, что мужчины больше всего в себе ценят, – с желудка. И каждое дежурство, когда, Трошина знала, что оно совпадает с дежурством Котляра, она носила на работу вкуснейшие домашние обеды: украинский борщ, голубцы, нежные куриные котлетки и картофельное пюре на сливках. Она справедливо полагала, что вдовец должен был истосковаться по домашней стряпне, и достаточно быстро приучила его к кулинарным изыскам, которые в поте лица готовила бабка Риты («на благое дело, внучку замуж выдать надобно срочно»). Не стоит и говорить, что кулинарные шедевры выдавались медсестричкой за собственноручно приготовленные.