Читать книгу История Исчезновения. Или как я украл картину - О. Рамм - Страница 1

Для художника не существует демона страшнее, чем перфекционизм. Люди искусства видятся многим как всеведающие чудаки, снобы, преисполненные гордыни от факта собственного существования; однако сколько же я знавал живописцев, перед самым лицом смерти сожалевших о неверно сделанных мазках, недоделанных композициях или о неспособности шагнуть за рамки своих навыков, знаний и таланта. Один мой знакомый импрессионист, разум, а затем и жизнь которого безвозвратно унёс сифилис, в последнем письме ко мне признался, что его бытие омрачали не привычные большинству горечи жизни, а несовершенство его собственных творений. Не единожды являлся я свидетелем того, как незаметные для глаза обывателя штрихи и тонкости, способные превратить умелую мазню на холсте в произведение искусства, доводили до исступления, а иногда даже и до безумия самых прославленных художников.

Картина, за которой я пришёл в ту ночь, была именно из таких – незаконченный, неогранённый алмаз с потенциалом шедевра. Произведение руки французского мастера Фабриса Десмаре (Fabrice Desmarais) было воплощено на холсте на закате восемнадцатого века. Картина уже давно пережила мастера, как годами, так и известностью, ведь за каждым слоем краски, за каждой линией скрывала она не только нераскрытый гений создателя, но и ключи от разгадок к странным, загадочным событиям, сопровождавшим её на протяжении более двух столетий.

В весьма узком кругу поклонников творчества Десмаре художественная ценность произведения не подлежит и малейшему сомнению. Однако подавляющее большинство искусствоведов не столь едины во мнении. Сам стиль написания полотна резко и явственно отличался как от предшественников Десмаре, восхлавлявших в своих произведениях богатство, вычурность и власть, так и от более скромных и сдержанных черт картин его современников. Незнакомый с полотном эксперт в области изобразительного искусства отнёс бы полотно скорее к периоду рассвета сюрреализма, нежели чем к эпохе, когда французская кровь кипела огнём Великой Революции. Большинство искусствоведов полагает, что экстравагантный для тех времен и мест стиль Десмаре подчерпнул из странствий по диковинным Индии и Ирану. Именно из тех далёких краёв, наполненных неведанной и непостижимой для европейского человека того времени экзотикой Востока, живописец, как считается, и позаимствовал необычные цвета и детали, преобладавшие в работах его авторства и истинного гения.

Впрочем, далеко не все разделяют версию о том, что Десмаре за его недолгую жизнь покидал предместья Парижа. Считается, что художник появился на свет бастардом. Он был существом лишним, не нужным ни его отцу, личность которого даже среди ревностных поклонников мастера часто оспаривается, ни матери, персоне ещё менее примечательной. Тем более удивительно, каким образом в полной лишений жизни юного Фабриса нашлось место живописи. Едва ему исполнилось десять, Десмаре оказался в подмастерьях у живописца, занимавшегося в основном портретами и репродукциями. Имя первого и единственного учителя Десмаре утеряно историей, однако во время путешествия по Новой Англии я видел портрет американского джентльмена, посещавшего Францию предположительно в 1790-х годах; портрет тот вполне мог бы выйти из-под кисти безымянного маэстро – благодетеля Фабриса. Общению с паломниками гран-туров и странниками с самых далёких уголков света, навещавшими Париж и, возможно, расплачивавшихся безделушками из родных земель вместо денег, и приписывают главенствующую роль в формировании стиля Десмаре.

Как известно, если страдание и оставляет художника, то ненадолго. Именно стардание является одним из ключевых ингредиентов в создании произведений, способных играть на нотах человеческого восприятия, в обыденности недосягаемых. Необыкновенный стиль Фабриса Десмаре, столь ценимый его последователями, современники самого художника считали извращённым, композиции – безобразными, а яркие краски – вульгарными. Бытует мнение, что именно поэтому за всю жизнь автор не продал ни одной работы собственного гения, перебиваясь лишь тусклыми портретами туристов и скудными, написанными под кальку, пейзажами. Едва разменявшего третий десяток Десмаре одолела такая бедность, что он оказался вынужден продать собственные шедевры за сущие копейки. Своё последнее творение, а также объект интереса моей скромной персоны, Фабрис, однако, продавать не спешил, невзирая на непосильные тяготы. Чувствуя, что силы покидают его, творец стремился завершить работу, что ему бы удалось, если бы, по легенде, повествующей о страннейшем стечении обстоятельств, картина не приглянулась одному зажиточному заморскому купцу. Богачу оказались не чужды ни формы, ни цвета, композицией же полотна он был поистине заворожён. Не смущали толстосума даже утверждения автора, что работа была далека от завершения; ему, во что бы то ни стало, хотелось завладеть полотном до отбытия из города. День за днём захаживал богач в обветшалую мастерскую Фабриса, и всякий раз получал отказ. Но, согласно этой истории, всему есть цена, даже чести и душе. Когда купец оказался на пороге обители художника с сундуком золота, голодающий Десмаре сдался. В тот же вечер караван иностранца исчез. Десмаре же, привязав запертый и с нетронутым золотом сундук к шее, прыгнул в Сену.