Читать книгу Давай сыграем в любовь - Оксана Романова - Страница 1

Шаг за грань

Рев мотора, запах выхлопов и что-то яростно тяжелое из динамиков моего авто. Я давлю на газ и запрещаю себе думать о тормозе. Двигатель уже даже не орет – он вопит, стрелка спидометра трепещит от ужаса… Я несусь сквозь ночь навстречу неизвестности, наперекор судьбе, логике, разуму… Только вперед!

Кажется, это было утро…

Или все-таки вечер?

Пожар окрасившегося кровью неба прожигал занавески сквозь объемное окно спальни. Из приоткрытой форточки доносились звуки города, суетливые, напряженные…

Я курил, сидя на кровати, и отстраненно наблюдал, как перед моим лицом бегут струйки дыма. Такие быстрые, такие…

Она зашевелилась на кровати. Во всяком случае, послышался шорох пастельного белья. А затем тепло окутало мою голую спину, нежные руки коснулись моего живота, правое ухо слегка поцеловали напряженные губы… Она что-то сказала, затем еще…

Голос был таким родным, таким… по-настоящему…

Выехав на встречную, я даже не подумал изменить траекторию, когда в глаза ударил свет движущейся на меня машины. Вроде бы ошалевший водитель отчаянно заморгал фарами, не помню… Но я лишь еще сильнее вжал педаль в пол. Теперь уже не было смысла, только пустота ждала меня, бесконечная и бессмысленная.

Иду к тебе таким, какой есть. Открыто, без страха.

Я слышал ее слова, но совершенно не понимал их. Бессвязный набор звуков, невнятный смысл, бесконечно далекий от… сердца.

Ее руки опустились ниже моего пояса. Я тут же перехватил их, сжал. Больно.

Потушив сигарету и резко поднявшись, подошел к окну.

Смотрел сквозь занавеску. Может долго, а может всего пару секунд.

Затем быстро оделся, подошел к двери спальни, остановился. Замер, опустив голову. Было невыносимо трудно сделать следующий шаг…

Была ли она в этот момент в комнате? Не знаю, я не смотрел в ее строну. Не слышал, не чувствовал.

Я ушел, плотно закрыв дверь.

На дворе стояла темная ночь.

Свет, тень, полутень

По телу шла легкая судорога, но не причиняющая боль, а доставляющая удовольствие сродни ощущению, когда окунаешься под горячие струи воды, которые чуть горячее, чем тем те, что с легкостью выдержишь…

Он был так близко, что не чувствовать его сводящий с ума аромат было невозможно, не чувствовать тепло его тела, так манящего к прикосновению.

      В голове звучит один и тот же вопрос: что я тогда чувствовала, да и были ли чувства вообще… Определенно, было чувство тревоги, может, потому что он не дал к себе прикоснуться, может, потому что оно всегда во мне возникает… Как-то изнутри, близкое к первобытному страху, после которого возникает желание убежать. Так я всегда и делала: не боялась посмотреть в его голубые, переполненные трогательными, нежными чувствами глаза, сказать самые равнодушные, задевающие пренебрежением слова и уйти.

      Я, конечно, нарисую его на очередном холсте, сделаю персонажем еще одного портрета или карикатуры, но не дам проникнуть в самые сокровенные мысли, не дам приблизиться так, чтобы невозможно было забыть, когда одна мысль о мужчине сводит с ума, и, закрыв глаза, уже нет желания их открывать, так как память снова и снова воспроизводит его руки, случайно брошенный взгляд, растрепанные после сна волосы, венку столько сильно выделяющуюся на его виске, губы.

И обязательно на портрете он будет курить. Сколько раз, не отводя глаз я наблюдала, как он это делает, наполняя глаза томным выражением и выпуская огромные клубы дыма. Может, из-за того, что у него было много вредных привычек, мне всегда казалось, что между нами пропасть лет, которую я однако с легкостью преодолевала очередной задевающей и ранящей его фразой, после которой он выглядел, как ужаленный ребенок…Он был столь обычный. Он был столь важный. И в тот день, когда я ушла, он, конечно же, курил.

Дыхание ночи

Соленый привкус на губах… Боли нет, только немного холодно…

      Теплые капельки крови медленно стекают с моих пальцев и падают в мутную воду, распадаясь на бурые обрывки и сливаясь с ничто…

Где-то рядом (или мне так просто кажется?) витает аромат любимых духов.

Да, я помню их… Сколько времени назад? День, месяц, вечность?

      В ту обычную ночь, среди тесных коридоров, полных пьяного веселья, я почувствовал ее запах… Уловил, выделил, прочувствовал… Смаковал! Словно терпкое послевкусие дорогого вина.

Я помню ее глаза, прямо сейчас вижу волосы, блестящие в свете цветомузыки… Наслаждаюсь грацией движений, чарами игривых взглядов.

Помнит ли она, как я робко предложил познакомиться, как нервничал? Боги, мой лоб блестел от испарины!

Почему все так ярко, почему так полно? Так вкусно?

      А когда я впервые коснулся ее… Руки почти онемели от волнения, я…

Налетевший порыв ветра заставил меня поежиться. Неожиданно засаднило плечо, вся грудь.

– С вами все в порядке? – раздался голос над ухом.

Я обернулся – никого. Лишь ночь – моя собеседница.

Но я точно не ослышался.

Мурашки побежали по телу. Сколько я просидел на этой проклятой набережной? Почему нет полиции? Где медики? Разбитая машина, кровь…

Куда я так спешил? От кого я пытался убежать?

А может нет? Я наоборот торопился повидаться с кем-то… Точно! Хотя нет, не помню…

Где-то в дали раздался вой. Протяжный, тоскливый и… бесконечно злой.

И ночью столь тихо…

Взорвались звезды!

Лишь тьма освещает мой путь.

В тот день все было как обычно.

Нет. С ней никогда не было все одинаково. Скорее пространство и время шли своим чередом, но мы с ней… пребывали в состоянии перманентного пожара: иногда затухали на миг, на секунду! А затем снова вспыхивали подобно факелам и горели ярче любого маяка даже на самых дальних закромах Бездны!

И тогда неожиданно смолк телевизор, перестало играть радио… Интернет взбрыкнул и остановился. Кажется, даже звуки на улице стали звучать чуть более… приглушенно…

Передавали экстренное сообщение. Признаться, я почти не слышал слов диктора. По первым двум репликам все было и так понятно…

Я смотрел на нее, внимательно изучая движения мускулов не ее лице, следил за дыханием, глазами…

Она лишь облизнула пухлые губы, мельком посмотрела на меня, резко встала и направилась на кухню.

"Я принесу сока", – безмятежно бросила она через плечо.

В тот день объявили, что к Земле движется неопознанный объект, и по истечении месяца он столкнется с землей. И это были не шутки!

Наступал час Армагеддона…

Я принесу сока.

Я почувствовал, что кто-то подул мне в лицо. Открыл глаза: на меня смотрели звезды. В воздухе пахло бензином и жженой резиной. Как я остался жив? Черт его знает…

Сделав невероятные усилия, я поднялся, огляделся по сторонам.

В дали, у тусклого фонаря стояла тень. Она едва подрагивала, словно ежесекундно теряя связь с нашим миром.

Человек? Инопланетянин? Демон?

Ноги сами понесли меня прочь.

Мне стало так страшно, что ужас сковал разум.

Я бежал, наращивая темп. Задыхался. Плакал от боли в ранах… Убегал, подгоняемый чьим-то тяжелым дыханием в спину…

И я не остановился, пока ночь не поглотила меня, а сознание не потухло от чудовищной вспышки в груди!

Балет: моменты, взгляды

Все происходящее между нами двумя всегда напоминало череду одноактных балетов, столь разных, что в каждом из них чувствовалась самостоятельная жизненная история. Уж не знаю, почему, но им был глубоко излюблен акт первый: речь, конечно, идет о знакомстве. Даже, окажись он сейчас рядом вот такой, каким он всегда был со мной, то он бы обязательно вспомнил день нашего знакомства. Я никогда не любила этот момент нашей истории, несмотря на всю его ключевую роль. Я не любила его настолько, что по телу начинала бежать легкая дрожь раздражения каждый раз, как в воздухе начинала витать эта тема…В голове сразу начинали рождаться отдельные обрывки…

Я выбежала на улицу, задыхаясь от отчаяния, разъедающего грудь. Чувство, будто ты на сцене, а вокруг люди, которые категорически не понимают, что ты хочешь изобразить, показать, осмыслить. Мое столь отчаянное положение ухудшалось тем, что на улицу я выбежала босиком, уж и не помню, в какой момент сняла их, бросила, в кого, да и зачем…

Конечно, он курил. Невозмутимо, просто излишне спокойно. Потом помню снег, его бесконечно голубой взгляд, к которому хочется возвращаться снова и снова. Только его теплый указательный палец, прикоснувшийся к моим губам, только его низкий голос, внушающий нежное спокойствие: «Теперь как раньше уже не будет»…И лишь вскользь пролетающая мысль… туфли…

Я же часто вспоминала не события, а его взгляды. Их можно было разделить на стройно выстроенные категории, причем некоторыми из них весьма легко было манипулировать. Сейчас я уже и не знаю, то ли он, правда, бесконечно поддавался на все мои хитрости, то ли настолько меня чувствовал, что делал соответствующий вид, чтобы дать мне желаемое.

Помню как-то он встречал меня после моего очередного порыва в студии, когда эмоции хлещут навзрыд, а холсты обретают лица, характеры, краски. Я вышла небрежно шаркающей походкой, которую он не выносил, так как больше всего ценил во мне женственность. Оставшиеся клочки краски покрывали мое лицо, руки, юбку, слегка приоткрывавшую коленки, которыми он так часто любил играть, зажимая их между указательным и среднем пальцем правой руки, ведь сидеть он любил всегда справа от меня, в то время, как мне всегда хотелось разнообразия.

Выйдя на улицу, я натолкнулась на человека, который как многие другие сыграл в ней важную, хоть и второстепенную роль. По большому счету он претендовал на роль Пигмалиона, когда-то обучая меня живописи, он пытался привить мне определенные вкусы, увлечения. Когда людей связывает многое, случайная встреча на улице – миг, крошечный, еле ощутимый, в который перед глазами пролетает столь многое. Конечно, он тут же меня обнял, поцеловал в макушку, бросил несколько взглядов и исчез, как и не было.

Остался только другой, ожидающий меня взгляд полный ревности, злобы, обиды. Перед тем как всему должен был настать неизбежный конец, этот взгляд столь часто мелькал на его лице, что иные выражения казались мне уже просто не характерными. В тот же раз мне хватило лишь сложить губы трубочкой, нежно дотронуться до его подбородка, демонстративно поправить челку, громко вздохнуть, сделав растерянный и непонимающий ничего вид.. Ну, и, конечно, кульминацией всего был поцелуй в губы, крайне робкий, длящийся несколько секунд. И взгляд этого мужчины, в котором в тот момент была и моя жизнь, вновь был только мой, только нежный, только бесконечный.

Видения

Вроде бы сон. Или явь?

Я лежу на кровати, мокрое одеяло в стороне… Глаза плотно зажмурены, холодный пот течет по груди.

Мне больно.

Но я бездействую: просто лежу, раскинув руки. И чувствую дыхание, прерывистое, возбужденное. Совсем рядом – над моим лицом. Кажется, оно постепенно становиться ближе.

Вот что-то коснулось моих губ, едва ощутимо, но… так нежно. Затем щеки, шеи, уха…

"Проснись!"

Я резко открыл глаза и приподнялся. В комнате царил полумрак: лучи утреннего солнца рассеяно пробирались сквозь прорези жалюзи. В воздухе пахло мной. И духами. Теми самыми. Откуда они здесь?

Стоило мне резко двинуться, как тело охватила боль. Я застонал: в сознание тут же ворвались воспоминания прошедшей ночи. Авария, машина в хлам, кровь из носа.

Кажется, я сильно напортачил.

Да и к черту!

Прихрамывая, я медленно добрел до ванны, привычным движением дернул ручку крана, столько же буднично взял щетку, пасту, принялся чистить зубы.

Вроде, все так, как должно быть.

Но в зеркале я вижу совсем не то лицо. Эти глаза… Кажется, они стали серыми.

Из спальни донесся смех. Звонкий. Игривый. Дерзкий.

Опустив щетку, я недоуменно вышел из ванны. Капли зубной пасты падали на мою голую грудь, стекали вниз к животу. На мне ничего не было.

На кровати лежали она и он. Прильнув друг к другу, они вытянули руки к потолку и играли пальцами. Кажется, они что-то рисовали в воздухе.

-… И вот в этой далекой стране будешь жить ты, – говорила она. – У тебя будет замок, владения, преданные слуги и… принцесса, столь прекрасная, что любой завидевший ее лик будет падать ниц, не в силах выдержать силу дарованной ей красоты…

– Но ведь красота не единственно важное, – возразил он. – А как же душа?

Она на некоторое время замолчала.

– Я не могу нарисовать душу, – последовал ответ несколько мгновений спустя. – Могу нарисовать только красоту.

– Вот поэтому мне не нужна картинка, – усмехнулся он. – И я уже нашел свою принцессу, столь прекрасную, что…

Она резко поднялась, провела рукой по своим шикарным черным как смоль волосам.

– Со мной у тебя не будет сказки. Не будет ничего.

Видение исчезло. Я снова стоял перед зеркалом в ванной и бесцельно смотрел в…

Мои глаза – по-прежнему голубые.

Закончив умываться и накинув на себя потертую временем клетчатую рубашку, прошел в кухню, щелкнул кнопкой включателя электрического чайника… Замер на несколько секунд. Что-то я забыл… Точно!

Свежая пачка сигарет лежала на подоконнике, крепко сбитая, полная.

Первая сигарета за день пошла также чудесно как обычно. Радостно, что хоть что-то остается неизменно прекрасным.

Я закрыл глаза от удовольствия, вдыхая ароматы своего привычного утра.

Зазвонил телефон. Я даже поморщился, столь откровенно громко и навязчиво голосил проклятый кусок пластика. В этот момент я понял, как же пронзительно тихо в моей квартире…

Как в ней пусто.

Снимать я не стал, даже не стал смотреть кто. В мире происходит множество случайных событий, иногда люди говорят и делают то, что совсем не хотели. Так уж вышло. Но сейчас я курил свою первую, чертову первую сигарету за день, и я ни в коей мере не желал, чтобы меня прерывали…

Я поднял лишь на третий звонок.

– Макс? – раздался возбужденный голос в трубке.

– Нет, – безразлично ответил я.

– А можно тогда… Проклятье! Макс! Это ты! Шуточки, черт бы их побрал. Ты где? Мне ребята из транспортной доложили, что ты попал в аварию! Это правда?

– У меня была трудная ночь, – мой голос скрипел словно несмазанные дверные петли.

– Понятно. Ты в своем репертуаре. Короче, нам нужна твоя помощь. Тут дело такое… Труп короче. Выезжай по адресу…

– Зачем? Скоро все здесь взорвется. Сходи лучше выпей пива, шлюху найди какую-нибудь, – наверное, это не совсем то, о чем я думал. Но другого сказать не мог.

– Проклятье, Макс! Давай только ты не поддавайся панике! Уж ты то – образец рассудительности…

О да, как же много ты не знаешь обо мне, дружище!

– Короче, это на пересечении Римского Корсакова и Английского проспекта, дом N.

– И чего там такого особенного? – наливая кофе, спросил я.

Вообще, к правоохранительным органам я имел очень посредственное отношение, можно даже сказать, никакого – адвокатов как-то в нашей стране пытались именовать правозаступниками, но суровая реальность распорядилась иначе. Однако так вышло, что пара весьма неординарных дел дали мне опыт, которого не хватало некоторым служителям закона. А поскольку один из них был моим лучшим другом, то порой приходилось применять полученные знания в самым благородных целях – помогать следствию.

– Слушай… Я еще не знаю, но похоже на сектантство… Короче, ты уже сталкивался с этим.

Я посмотрел на календарь. Сегодня вроде бы 27 апреля?

– То есть ты хочешь сказать, – я говорил нарочно медленно, растягивая слова, – что где-то за три недели до конца света, в субботу, я должен поднять свой зад и тащить его в место, где лежит и воняет чья-то протухшая плоть?

– Я хочу сказать, что ты мне нужен, – последовал краткий и четкий ответ.

Мое молчание продлилось пару секунд.

– Заезжай за мной, у меня машина черт знает где, – сдался я.

– На стоянке у транспортного если что. Заеду минут через тридцать.

– Хорошо, перезвоню часа через два, – я отключился.

Присев у подоконника, я принялся пить кофе короткими глотками. Казалось, с каждым таким возвращалась часть меня. Только какая часть?

Немного повернувшись, я включил приемник. Старый, но с хорошими динамиками.

Пустоту наполнили звуки, затем слова. Буквально первая фраза заставила меня вздрогнуть:

Где бы ни был ты,

Жду тебя я на побережье

У моей мечты -

Любить сильнее, чем прежде.

Счастье там, где ты

В каждом сне к тебя улетаю

Свет из темноты

Будем вместе я знаю¹

Порой мир кажется понятным, определенным. Факты, события, лица представляются заранее данными, с четким алгоритмом действий. Возможность и необходимость сливаются воедино, словно иначе быть не может. Только такой наряд у происходящей реальности, именно в тех красках и тонах, которые видят глаза, воспринимает разум. Но круговерть происходящего иногда заставлять встряхнуться. Словно все это время ты видел сон, в котором наблюдал со стороны за собой лежащим в кровати: вокруг привычные вещи, обстановка, ожидания и предсказуемость происходящего… Но вдруг резкий хлопок, и ты очнулся: статичная картинка ожила, наполняясь чем-то… иным.

Я часто встречал ее после занятий живописью. Стоял у входа, неподалеку от машины. Курил, изредка посматривая на часы. Ждал.

И вот, немного уставшая и довольная, без особого макияжа или вычурных платьев, она выходила из невзрачного дома, оглядывалась по сторонам. Кажется, она искала меня… Или мне так хотелось думать?

Затягиваясь очередной сигаретой, я ждал, не думая даже двигаться в ее сторону. Она ведь знает, что я тут. Скорее всего, видит, но отчего-то медлит, немного нервно поправляет волосы.

А затем выходит он – на ее лице совсем другое выражение. На нем появляются эмоции.

И вот, уже совсем другой вкус, запах, цвет.

Многое, что раньше не замечал или не хотел замечать, теперь настойчиво стучится в дверь. Вроде бы ты пытаешься сопротивляться этим мыслям, начинаешь строить объяснения, подгонять факты под уже выстроенную в голове картинку – собранную воедино реальность твоего эго…

Но вот пошла первая трещина. Ты схватился за скотч, стараясь сохранять спокойствие. Появилась другая – начинаешь взволнованно выдавливать клей из тюбика. Затем еще одна, и еще – бросаешься от одной язвы к другой, теряешь контроль, суетишься. Все новыми и новыми материалами пытаешься заделать бреши и разломы. Но все тщетно…

Хруст, треск! И казавшаяся незыблемой сущность распадается на осколки, словно только что разбитое зеркало в ванной – звон стекла, кровь из порезов, боль…

Этого человека я запомнил очень хорошо. Но описывать его черты мне… не хотелось. Они раздражали меня только одним фактом своего существования.

Что я должен был сделать в такие моменты? Броситься к ней и ему, ударить проклятого хмыря, устроить скандал?

И что? Я сыграл бы ту самую роль, которую она заготовила для меня? Разве это… было бы откровением? Стало бы истиной?

Нет.

Я продолжал стоять и смотреть со стороны, медленно затягиваясь очередной сигаретой. Наблюдать и ждать. Ведь… если хочет, то подойдет, вернется…

Если нет, то… чувства не удержишь руками, не затопчешь ногами, не заговоришь на нужный тебе лад.

Предательство рождается в сердце.

Вопрос в том, сколько можно прощать, объясняя самому себе, что…

И вот проходит время, ты постепенно собираешь расколотые кусочки, получаешь новые раны от острых углов, но продолжаешь склеивать свою реальность заново. Пускай теперь уже не ту, что была, но все равно новую картинку.

И отчего-то не хочешь снова замечать важное, закрываешь глаза, затыкаешь уши, говоришь… совсем не то, что хотел бы сказать.

Молчишь… когда надо кричать.

Когда я сделал последний глоток кофе, в дверь позвонили. Мне нужно минут пять, чтобы одеться. Затем....

Спустя двадцать минут мы уже ехали в машине Лехи. Играло радио, но я старался не прислушиваться – отчего-то слова этих песен заставляли меня морщиться.

Болела грудь.

Вокруг нас проносились картины города: автомобили, дома, люди. Вроде бы все как обычно. Но… я вполне конкретно чувствовал – среди этих солнечных улиц затаилась опасность. Словно…

Окружающие тоже чувствовали это: лишний раз оборачивались, внимательно следили друг за другом, осторожно заглядывали в темные подъезды перед тем как войти, несколько раз думали прежде чем зайти под арку дома…

И что же пугало их? Только ли некий подсознательный страх или…

Чем ближе нечто двигалось к Земле, тем больше ослабевали оковы морали и законов. Все меньше люди видели смысла делать то, что от них требуют. Все чаще нечто внутри твердило: "попробуй".

И работы у Лехи прибавилось, особенно если учитывать повальное увольнение стражей порядка. Очень немногие остались верны присяге, были готовы делать свое дело до конца.

А ведь он был так близко…

Хотя дорога показалась мне вечностью, реально ехали мы недолго. Совсем.

Справа по ходу движения машины стояли ограждения набережной, напротив них – хмурый запыленный дом неопределенного цвета. На улицу с его фасада смотрели тусклые провалы окон. Почему-то мне подумалось, что кто-то смотрит на меня из глубины…

У входа в подъезд стояла машина полиции, рядом с ней, озираясь по сторонам, курили двое полицейских из сопровождения. Оба в бронежилетах, шлемах и с автоматами. Сейчас вышел строгий приказ об усилении всех подразделений. Нападения на полицейские патрули случались и днем, и ночью. Как раз неподалеку, буквально у ближайшего дома по Римского Корсакова толклась группа подозрительной молодежи. Леха еще на подъезде к адресу кивнул в их сторону.

Мы быстро поднялись на третий этаж. Обычный помойный подъезд медленно разваливающегося дома.

Дверь в квартиру охранял третий страж порядка. При виде нас он лишь коротко кивнул и поправил ремень автомата на плече.

На входе в квартиру нас встретила вонь. Думаю, если бы я не курил в тот момент, у меня бы закружилась голова.

Коридор при входе имел зеркало. Большое такое – в нем сразу отразилась моя небритая рожа. Хреновое зрелище.

Дальше был проход в небольшую кухню, а затем спальню. Я даже отсюда видел окровавленное тело на белых простынях.

Над трупом вертелись эксперты. Один брал какие-то пробы с бурых от крови простыней и одеяла, другой фотографировал что-то в углу, рядом с тумбой. На все это взирало большое окно с оборванными занавесками: на стеклах помадой были написано – Прости.

Сама усопшая была раздета донага, руки и ноги раскинуты в сторону. Вся кожа убитой была исполосована, причем если приглядеться, можно было увидеть некоторый логически завершенный рисунок в полосах и завитках… Орнамент, что ли?

На уровне живота – огромная рана, рядом с лобком торчала рукоять оставленного в теле ножа.

Глаза девушки были плотно закрыты, а во лбу зияло пулевое отверстие.

Интересно, веки несчастной не были плотно зажмурены. Будто все время экзекуции девушка спокойно спала…

Активно раскуривая сигарету, я приблизился к трупу поближе. Пальцы и ладони умершей были все в засохшей крови, словно…

Я отвернулся от мертвой. В принципе, визуально – это вся информация. Гораздо больше могла рассказать обстановка и различные предметы в комнате.

– Хопко Алиса Валерьевна, двадцать четыре года от роду, коренная жительница нашего города. Проживала по адресу регистрации, то бишь здесь… – монотонно забормотал Леха за моей спиной. Видимо, нашел паспорт, теперь изучал его.

– Род занятий? – спросил я, рассматривая трюмо. Зеркало на нем было разбито, вся косметика разбросана. Не тронуты были только открытки со смазливыми мишками и прочей ерундой.

Я взял одну из них в руки, посмотрел. Никаких дополнительных слов, кроме тех, что напечатаны. Число. Подписи нет.

С другими тоже самое.

– Пока непонятно. Вроде бы где-то училась, но то ли бросила, то ли… Надо будет опросить знакомых, друзей, изучить телефон. Да и тут еще куча всяких бумаг.

Я начал просматривать ящики в трюмо. Там лежала огромная куча какой-то бумаги, рисунки, письмена. Я кивнул на них Лехе, но останавливаться не стал. Чувствую, что где-то лежало нечто более важное. Тем более, что опытному следователю я здесь только помеха.

В шкафу с двумя стеклянными створками, расположенном напротив кровати, битком пылились книги: Сартр, Руссо, Достоевский, Толстой, Ницше, какие-то современные новеллы и женские романы, стопка журналов Вокруг Света разных лет, накиданных без всякой периодизации.

После шкафа, у окна были прибиты две полки. На них покоились тетради, школьные или студенческие. Там же лежала черная книжка с золотыми буквами на корешке: Дневник.

Я взял его и открыл наугад страницу где-то в середине:

"Пишу тебе снова. Не хватает слов, чтобы…"

Перевернул следующую страницу:

"Чудесный день! Самый лучший на свете! Я обожаю тебя, ведь…"

Страница ближе к концу:

"Зачем ты так со мной? Неужели…"

Понятно.

Хотел было закрыть и вернуть дневник на место как неожиданно увидел запись на самой первой странице:

"Давай сыграем в любовь?"

– Что-то нашел? – поинтересовался Леха, разглядывая вытащенные из ящиков трюмо рисунки.

– Да, есть… интересное, – последовал мой задумчивый ответ, и я показал ему дневник. – Возьму на пару дней, если не возражаешь? Потом оформишь протокол повторного осмотра…

– Косяк, – поморщился Леха. – Сразу внесу все, просто руки до дневника дойдут через пару дней.

– Хорошо. Если тебе все еще интересно мое мнение, это самоубийство.

– С пулей в башке? – удивленно дернулись брови Лехи. – Что-то я не вижу ствола рядом.

– Стреляли уже после. Думаю, на ноже отпечатки самой Хопко. Предполагаю, весь этот кошмар она сделала с собой сама, причем… с любовью. Она тем самым что-то показывала человеку в этой комнате. И он сидел вот здесь, на стуле рядом с трюмо.

– Хорошо, мы изучим эту версию, – по лицу друга было понятно, что он в замешательстве.

Мне неожиданно стало трудно дышать, затошнило. Я чуть ли не пулей выбежал на улицу.

Вдохнув свежего воздуха, я закурил, осмотрелся по сторонам. У входа в подъезд все также стояли полицейские, только теперь все их внимание было приковано к подозрительной группе молодежи, ныне приблизившейся к ним метров на двадцать. Пахло конфликтом.

Но мне было все равно. Я курил и смотрел на набережную. И неожиданно увидел у ограждения ее…

Отбросив сигарету, я быстрым шагом направился к девушке. Она стояла спиной, облокотившись на железную ограду, игриво переминаясь с ноги на ногу, напрягая упругую попку под персиковым коротким платьем…

Кажется, я попытался утонуть в ее черных волосах, вдыхал ее запах, целовал шею, нежно ласкал губами за ушком… Мои дрожащие руки скользили по ее груди, изгибам ее бедер, ее ногам…

Я что-то шептал ей, уговаривал, умолял… просил.

Но вот подул ветер, и девушка в моих руках превратилась в синий сигаретный дым, развеявшийся над набережной.

Я стоял один, внизу журчала вода канала.

"Давай сыграем в любовь?" – услышал я шепот.

Где-то в небе среди ясного неба послышался гром, за моей спиной крики, а затем автоматные очереди.

Апокалипсис приближался.

Алексей

C появлением Максима в моей жизни стало меньше ошибок, ибо от многих из них он меня отгораживал, если, конечно, само его присутствие в моей жизни не относить к одной из них.

Способность совершать минимум ошибок, да еще и отгораживать от них окружающих, казалось, была у него в крови, перманентно, странно. Думаю, он ни минуты не сомневался, что станет юристом, хотя не то, чтобы я могла сказать, что это было его призвание. Он не был циничен. Умел ли он врать? Только не мне.

Я часто задавалась вопросом, когда же его плюс перестанет перевешивать мой минус, когда он уже не сможет спасать меня, а я погублю его, вовсе этого не желая, но стремясь к этому всем своим существом.

Иногда я начинала рассуждать об этом вслух, он останавливал меня, смотрел как на юную выпускницу гимназии для девочек и говорил: «Оксана, в тебе лишь свет».

Возможно, я крайне на себя наговариваю, в целом с Максимом мы встретились в светлом городе, где живут только приятные люди. Точнее это я так думаю, Максим, который неоднократно видел результаты преступлений, в том числе, против жизни и здоровья, мог бы со мной поспорить. «Против жизни и здоровья», конечно, эту фразу я знаю от него.

До встречи с ним в моем мире чаще были долгие прогулки, я могла часами сидеть и смотреть на какое-нибудь красивое здание, хотя кого я обманываю, для часов мне не хватило бы терпения. Друзья архитекторы, художники, творческие, но по-своему часто скучные. Временами мы выезжали на пленэры в другие города, северные, южные… Это были удивительные поездки, перед нашими взорами открывались богатые красками реки, строго зеленые леса, мы правдиво отражали моря. Мой друг Алексей… Хотя уже в этой фразе так много лукавства… Не уверена, что у меня были друзья-мужчины… Ведь практически в любой дружбе хотя бы раз возникал момент напряжения, когда на секунду ты чувствуешь, что его запах для тебя уже родной и значит несколько больше… И, когда сидишь в большой компании, то почему-то чаще начинаешь встречаться понимающим взглядом именно с ним, со временем ты начинаешь понимать, что, рассказывая ему истории приукрашиваешь их, чтобы вызвать в нем больше эмоций, раздуваешь проблемы, чтобы именно он их помог тебе решить, а при прощании тебе уже хочется укусить его в шею вместо того, чтобы поцеловать в щеку… Потом в определенный момент это заканчивается…

Так вот, мой друг Алексей очень любил зеленый, столько оттенков зеленого, как он, найти не мог никто другой, я говорю не о распространенных оттенках, о которых знают все, таких как бирюзовый, оливковый, фисташковый, аквамарин, а тех, у которых и названия то нет… Не то, чтобы я разделяла его пристрастие, уж слишком спокойный цвет, безопасный. Сам Алексей был также спокоен и предсказуем, абсолютно безобиден. Привлечь его легче было, держа в руках зеленое яблоко, но уж если ты попадаешь в его поле внимания, то он расскажет, что такое настоящая нежность. Не знаю, что во мне его привлекло, но он обо мне крайне заботился. Мы с ним работали в одной студии. Обычно дела у него шли несколько лучше, последнее время он работал уже не только для себя, были и интересные заказы. Именно с ним мы начали часто летать в разные точки России, а потом и Европы, пытаясь в каждом новом месте крайне правдиво отразить богатство причудливой природы, рассветов, закатов. Самая первая поездка была в Мурманск.

Я понятия не имела, что нужно брать с собой, да и собиралась, как всегда, в самый последний момент. Акварель, туфли, кисти, тушь для ресниц… Несколько свитеров, запиханных в последние секунды перед выходом, как в беспамятстве. Бегу в аэропорт, вот он стоит, улыбается. Регистрация, место у окна, конечно, досмотр, обувь долой, еще полчаса, посадка…

Я даже разговаривать не могу, как на иголках, безумно страшно, мимо проходит стюардесса, задевая мой локоть. «А сейчас вы прослушаете информацию о спасательно-бортовом оборудовании»… Страх прям нагнетается… 2 часа полета длятся как маленькая вечность… Посадка, самолет немного трясет, я впилась руками в спинку впереди стоящего кресла… Мы сели, по моим щекам текли слезы, то ли радости, то ли стресса, то ли ощущения собственной беспомощности. Леша ухмыльнулся, увидев мои карие глаза, полные слез, затем прильнул ко мне, очень близко, поцеловал в левый глаз, потом в правый, слезал оставшуюся на щеке слезинку. Это и был, наверно, первый момент напряжения, которого, казалось, каждый из нас уже ждал. Я растерянно на него посмотрела, я никогда не знала, как вести себя в такие робко-нежные моменты… Поэтому после несколько затянувшейся паузы я зевнула и сделала вид, что безумно хочу спать. Когда уже мы ехали в такси, я корила себя, думая, что упустила такой момент, момент нежности, почему я не дотронулась до него губами, не прижалась к нему, такому близкому, так долго находящемуся рядом.

Мы разместились в гостинице под названием «Полярные зори», на первом этаже проходила какая-то конференция, как всегда, какие-то юристы обсуждали вопросы тонкой капитализации, что это значило, на самом деле, я не представляла, для меня значение всего этого – скука. Тогда я и предположить не могла, что именно юрист по профессии, но не по натуре, станет моим самым важным событием.

Но тогда, я бы предпочла, чтобы это был съезд каких-нибудь спортсменов, не знаю почему это имело для меня хоть какое-то значение…

Навязчивость

Я проснулся от громкого хлопка. Мое сердце бешено стучало, по спине бежали мурашки.

Так. Я в комнате. Горит тусклый свет настольной лампы, включен компьютер. Дверь в темную прихожую открыта.

Кажется, перед тем как лечь на диван и задремать, я был один. Точно.

Что же послужило источником звука? Ввиду творившегося вокруг беспредела (ну как же, конец света скоро!), это могло быть чем угодно и… даже внутри моего дома.

Быстро подскочив к рабочему столу, я нащупал в верхнем ящике холодную ручку пистолета. Травматического. Играть с законом я предпочитал на безопасном расстоянии, пробовать же его углы на остроту чревато большой кровью. Дозволенного оружия вполне хватит для целей самообороны в моей не самой большой квартире.

Стараясь не шуметь, я медленно вышел из кабинета: справа была спальня и дальше за ней кухня, впереди – ванная, немного левее – входная дверь.

Скользнув тенью, я проверил замки – все закрыто, никто не взламывал. Немного успокоившись, я включил в коридоре свет, затем проверил ванную, следом спальню. Интересное затаилось на кухне.

Окно было разбито, по всему полу лежали осколки, свежий ночной воздух лился в мою душную квартиру словно вода. Только сейчас я понял, что мои мурашки больше не от страха, а от холода.

Хлопок. Это была петарда, вон ее обрывки у холодильника рядом с куском кирпича. А ведь живу я на четвертом этаже. Надо же было достать! И почему именно мое окно? Преднамеренно или случайно? Думаю, что каждый на моем месте станет искать причины, определять условия, сводить нити воедино…

Я осторожно прошел, по возможности не наступая на осколки (хотя был тапках), к подоконнику. Там меня ждала свежая пачка сигарет, зажигалка. Как последняя сюда вообще попала?

Раскурив сигарету, я выглянул наружу: стояла ночь, легкий ветер тревожил листву деревьев. Во дворе кто-то кричал, смеялся и грязно ругался. Звучала музыка. Воздух был переполнен эмоциями. Вдалеке звучали сирены, судя по звукам полицейские.

Бедный Леха. Вот ему уж точно не до сна.

Положив пистолет на стол и включив чайник, я еще раз посмотрел на осколки на полу, свет включить я забыл: звездное небо мириадами светящихся глаз посмотрело на меня из маленьких кусочков стекла.

В мире происходит очень много случайных вещей, порой настолько случайных, что начинаешь сомневаться в этом. А ведь проблема только в том, что ты боишься, не хочешь, избегаешь или наоборот жаждешь увидеть случайность.

Хотя некоторое вещи действительно совсем не случайны.

Как же достали всевозможные осколки в последнее время!

К черту. Потом соберу звездный мусор с пола. Сейчас мне не до этого.

Я затушил сигарету в раковине, выключил только разогревшийся чайник. Часы на холодильнике сверкнули мне в глаза зелеными цифрами: 3:08.

До момента моего стрессового подъема я работал весь вечер, было даже толком не отвлечься на нечто другое. Клиенты завалили всякой ерундой по самую глотку – пришлось разбираться. Видимо, это меня совсем не вдохновляло – организм в какой-то момент выключился. Да, да, ложился я на диван с придуманной для себя мыслью просто полежать пару минут, привести мысли в порядок…

Сев за компьютер, я осознал, что не могу взяться за эту скучную рутину. Несколько лет назад, покидая бюро, мне казалось, что я убегаю от ненавистной рутины. Начав работать на субподрядах, на самого себя, полностью осознал наивность своих мыслей. Рутина – основной костяк нашей жизни. Ее можно любить или относится безразлично, стараться не замечать или наоборот – одевать в радужные одежды. Все равно эта сука будет рядом. Даже когда весь мир катиться в Бездну.

Кстати, сколько теперь проблем я огребу с починкой машины… Денег надо будет уйму, с транспортниками решать еще… Бездна!

Бессмысленно пролистав пару файлов, совершенно не видя текста, я начал снова погружаться в свои давешние мысли. Оксана, наши отношения, мои переживания…

Схватив лежащий на столе телефон, отбил смс Лехе:

«Словно баба, блин, ною сижу».

Ответ получить я не ждал, но спустя всего минуту получил смс от друга:

«Спи, мля, страдалец херов».

Мои губы дернулись в легкой усмешке. Всегда приятно, когда окружающие проникаются твоим состоянием. Вдохновляет.

Отложив телефон в сторону, я снова взял компьютерную мышь в руки, открыл браузер, вбил в строку поиска адрес первого вспомнившегося мне новостного сайта. Перед глазами поплыли строки текста, картинки…

Восстания, мятежи, противостояния с полицией, войны. Сообщения о грабежах и убийствах на первой полосе. А ведь даже не в преддверии Армагеддона эти новости – вполне обычное дело. Так что же изменилось? Участились случаи или теперь ослаб контроль за информационными потоками? А, может, просто характер происходящего изменился? Легкий привкус отчаяния… Я даже чувствую его в каплях остывшего кофе в моей кружке. И почему я выключил чайник?

В то же время пока что все основные привычные нам плоскости жизни держатся: работают магазины, водители соблюдают правила дорожного движения, в офисах парятся клерки (возможно, последние свои дни), рои чиновников копошатся в своих муравейниках… Отчего же большинство не кричит: долой ограничения? Свобода перед смертью, легкость на пути к безвременью, полнота души перед пустотой?

Почему мы все равно живем в рамках заданного механизма? Разве не время теперь уже искать оттенки света во тьме, теперь, когда уже завтра может и не быть?

Надежда? Думаю, даже я в своем оптимизме не вижу в ней силы в эти дни.

Кажется, выстроенная система координат просто… не допускает самой возможности ничто.

Какого черта я сижу и копаюсь в бумажках?!

Кстати, я совсем забыл о дневнике, что взял утром из квартиры несчастной девчонки… А ведь положил на видном месте, прямо перед собой.

Что там меня заинтересовало в тот раз? Точно. «Давай сыграем в любовь?».

Открыв первые страницы, я погрузился в чтение. Могу сказать, во время него я испытывал некоторый дискомфорт – словно залез в чьи-то нестиранные штаны. Носом.

Девушка описывала свои повседневные дни, в целом скучные, иногда не очень… Через полчаса я даже начал зевать. Дурацкая, походу, идея… Но тут, перелистнув очередную страницу, я наткнулся на вклеенный текст – он явно не был написал рукой хозяйки дневника:

Правила игры:

Правило первое – начиная играть, закончить игру невозможно.

Правило второе – если ты захочешь закончить играть, то игра закончит играть в тебя.

Правило третье – играть нужно до конца и без остатка.

Правило четвертое – страсть и огонь, боль и разочарование – не более, чем оттенки; придумай все, что захочешь.

Правило пятое – никаких больше правил.

Красивый почерк, даже несколько знакомый. На мужской похож слабовато. Хотя каких сейчас только не бывает…

Следом за правилами несколько страниц дневника было изрисовано набросками лиц, каких-то фигур. Очертания размыты, все принадлежат девушке.

Затем стиль изложения изменился. Он стал рваным, напряженным.

Никогда не думала, что со мной может такое случиться. Все… перевернулось в голове.

Вроде бы привычные вокруг меня предметы стали… другими. Нет, вроде бы остались той же формы, цвета, запаха. Но другие.

Неужели в этом сила?

По-моему, мы просто решили играть.

Несколько страниц далее:

Ничего не понимаю. Мне словно… словно. Не могу выразить. Не хватает воздуха. Проклятье! Я же пишу!

Сука.

Пару недель назад я была другой, а теперь не могу найти себе место. Я каждый день, каждую минуту думаю о тебе! Зачем ты так со мной? Почему?

Ты играешь? Нет, правил, да? Это уже не любовь, это истязание!

Или…

Перелистнул еще несколько:

Я твоя без остатка. Каждым кусочком себя.

Ты управляешь мной, моим телом. Теперь и моей душой.

Больше я неспособна сопротивляться.

Только твоя.

Приказывай.

Я повинуюсь.

....

Приложи руки к груди. Ты слышишь?

Тук-тук!

Неожиданно в мою дверь позвонили, буквально в тот же миг сквозь разбитое окно на кухне донеслись душераздирающие вопли.

Я вздрогнул, грудь тут же сдавило дикой болью. Проклятье, я ведь не сходил к врачу…

Рука скользнула в ящик стола. Пусто. Мурашки теперь уж точно не от холода пробежали по спине. Где пистолет?

Так, спокойно. Он на кухне. Гостей в столь поздний час лучше встречать во всеоружии. Телефон, кстати, лучше положить в карман. Мало ли чего…

Почти бесшумно смотавшись на кухню, я подхватил пистолет. Теперь оставалось столь же ловко подойти к двери.

Под ногами предательски хрустнули осколки.

Проклятье! Теперь уж таиться нечего.

На холодильнике – зеленые 4:18 утра.

– Кто там? – громко крикнул я в коридор.

В ответ молчание.

Подойдя к двери, я приложил ухо к двери. Тишина, я слышу только стук своего сердца.

Некоторое время послушав самого себя, я осторожно посмотрел в глазок: линза явила мне лишь пустую лестничную площадку, освещенную яркой диодной лампой, деревянную дверь квартиры напротив.

Стоит открывать? Недавно кирпич с петардой, теперь эта ерунда.

Выглянуть все же? Чего я боюсь?

Еще раз посмотрел в глазок: без изменений.

Черт! Ноги даже немного подрагивают, чувствую себя ребенком…

Замок щелкнул очень громко. Раньше я не обращал на это внимания, сейчас это было чертовски оглушительно.

Держа пистолет наготове, медленно отрыл дверь. Осторожно выглянув, я убедился в отсутствии кого либо на лестничном марше, ведущем на верхний этаж. Сделав шаг вперед, я посмотрел на площадку ниже – тоже никого.

Странно. Вроде бы пусто, но вот прямо перед дверью – листок бумаги из принтера.

Хмыкнув, я поднял его. Оказалось, на другой стороне было что-то напечатано наклонным шрифтом прямо посередине:

Существует такой цветок, от названия которого бросает в сакральную дрожь – мысли сами по себе рождают образы, фантазия… предлагает варианты…

Очень интересно. Кто-то решил позабавиться со мной сегодня ночью? Или, может, обронил невзначай?

Случайность и предопределенность.

Я покачал головой и затем увидел еще один листок бумаги – он лежал посередине лестницы, ведшей на пятый этаж.

Не совсем отдавая отчет своим действиям, я поднялся и взял его, перевернул, прочел продолжение:

Отчего-то желание обладать им возрастает почти также быстро, как бегут мысли.

Меня охватило странное чувство, по спине забегал холодок. Стало интересно и страшно. До жути!

Поднявшись на межлестничный пролет, я обнаружил следующий листок.

И многие считают, что можно выдать за желанное подделку.

На пятом этаже ждал новый текст:

Ох, уж эти ушлые умишки – вечно норовят сыграть на чужом незнании и доверчивости.

Я шел выше, поднимаясь по этажам, находя новые листки то на лестнице, то на подоконнике пролетов, то вообще приклеенные к стене.

И спешат, выдумывают способы.

Делают это пошло, безвкусно.

Без всякой глубины и силы – подделка разочаровывает своей грубостью, наивной чрезмерностью…

Невозможным максимализмом.

Все черное – от лепестков, до стеблей.

Но если вдуматься изначально, стараясь не попасться на обман…

Можно предположить, что настоящая тьма, великая и бесконечная…

Пугающая и манящая…

Скрывает за своей темной вуалью…

Нежную и покорную, страстную и загадочную…

Я поднялся на десятый этаж и несколько замешкался: к торчавшему на потолке крюку на толстой веревке было подвешено нечто огромное, закрытое темной материей. Лампа на потолке светила очень тускло, но я мог разглядеть очертания висевшего нечто.

Поднял последний листок и прочитал:

Бардовую сердцевину Черной Розы.

Я снова посмотрел на висевший передо мной предмет. Очень большой – сверху точно что-то круглое.

Мне стало очень интересно посмотреть что внутри, ведь…

"мысли сами по себе рождают образы, фантазия… предлагает варианты…"

Немного трясущимися руками я взялся за материю – она висела свободно. Я резко дернул ее в сторону.

В глазах потемнело, дыхание сперло, а ноги подкосились.

Это был повешенный человек. Черт возьми, он был одет в темно-бордовый пиджак!

Лицо перекосила предсмертная гримаса, язык вылез изо рта. Глаза закрыты. Труп стопроцентный труп!

Парень. Молодой, примерно моего возраста. Вот тебе… Господи! Я его знаю! Ну конечно, видел среди фотографий… Оксаны!

Мир перед глазами стал кружиться, руки сами нашли телефон, набрали номер – я даже не смотрел, помнил наизусть.

Какой кошмар, боже…

Точно он, я хорошо запомнил это лицо, прическу.

Она сняла спустя всего три гудка. Голос тихий, заспанный. Возмущенный.

– Оксана, это я, не клади трубку… Тут такое дело, черт. Тот парень, ну твой знакомый, ты еще с ним… В общем, он… – говоря, я снова посмотрел на висевший труп, и телефон выпал из моих рук. Девушка что-то говорила, но я не слышал…

Из нагрудного кармана торчала бумажка – на ней было написано знакомой мне вязью, той самой, что были занесены правила в дневник Хопко.

С трудом поднявшись, я подошел к мертвецу и вынул бумажку, прочитал:

Правило первое – начиная играть, закончить игру невозможно.

Правило пятое – никаких больше правил.

8 921 567 78 88

Максим меня нередко ругал за мое кокетство, говоря, что я ветреная. Ему не нравилось, что я часто являлась центром внимания, но это и была моя жизнь. Никого не подпуская близко, я любила существовать среди людей. Да, и самих людей я тоже любила. От разнообразия людских отношений просто невозможно отказаться, с каждым ты вступаешь в своеобразную игру, ты можешь обозначить ее правила на листе бумаги, в небольшой книге, написанной специально для вас, в дневнике, или просто следовать ее негласным правилам, которые никто не записывает, но все понимают и следуют им. Я, пожалуй, всегда стремилась не следовать им, а создавать, хотя и со мной многие вдоволь наигрались.

Когда ты ведомый, то эмоции и чувства даже как-то сильней, ты ничего не можешь сделать. Ты можешь месяцами ожидать встречи, ждать того дня, часа, минуты, долго к нему готовиться. В моем случае, возможно, купить новое платье, подобрать игривые чулки, оголить ноги, подчеркнуть их идеальность высоким каблуком, завить струящиеся локоны, несколько подчеркнуть глаза, несомненно, найти яркую помаду…

Именно так я ждала пятое или шестое свидание с Алексеем, уже не помню сейчас. Помню свое платье, оно не было дерзким, простое черное, но подчеркивающее каждый изгиб тела. Немного любимых духов, которые уже почти закончились, но все же хватило несколько капель… Волосы, запястье.

Мы должны были встретиться на набережной. Я долго думала во сколько выйти. За 30 минут… Нет, я приду слишком рано, а он никак уж не должен понять, как долго я его ждала, как каждая моя клеточка стремится к нему, думает о нем, уж кто, а он умел изводить. Вышла, ветер прямо в лицу, спутал волосы, немного задрал платье, я уронила ключи. Наклонилась, несколько совсем не стесняющихся взглядов тут же обратилось ко мне. Блин, почему я так волновалась, бросало то в холод, то в жар, казалось уже и желудок начал изнемогать. Это просто Алексей, мой друг, художник, обычный парень, даже в меру скучный… Так, еще у него уже есть морщинки около глаз и намечающийся животик…

На набережной я оказалась первой. 5 минут, 10 минут. Вечность. Проходящие мимо парочки, жалеющие взгляды, видимо, мой внешний вид все же выдавал старания, как бы я не стремилась к продуманной небрежности. Смс. 8 921 567 78 88. Это он. Я никогда не записывала номера. «Много дел. Я не смогу. Извини».

Боль, проникающая в самое сердце, почему он так со мной…

Я иду по набережной, одна, мысли сменяют друг друга. Наверно, я не могу оценить ситуацию, я слишком поддаюсь эмоциям. Что такого, в сущности, он сделал? Он работает, я сама знаю об этом, в последнее время он стал безумно популярен, заказы один за другим. Чьи-то богатые жены, сестры этих жен, матери, двоюродные племянницы, все подряд, советуют его друг другу, приходят в галерею, томно, заигрывая разговаривают с ним около часа, и вот очередной заказ. И все же, неужели я значу для него так мало, это всего лишь работа, чертовы краски и холсты, а я… Во мне же столько жизни!

Даже по прошествии часа я не могла себя успокоить, тушь давно была размазана слезами, которые покрыли все мое лицо, такие теплые, стекающие прямо к уголкам рта и на губах уже появился солоноватый привкус. Слезы сменились рыданиями, громкими в голос, хорошо, что я успела дойти до какого-то тихого дворика, села у стены. В небе появились тучи, оно не было уже солнечным и радужным, как и мое настроение.       Единственное, что я понимала, что совершенно не могу оставаться одна. В голове понеслась череда размышлений о том, кто мне сейчас нужен, кого я хочу видеть рядом. Моя соседка, рыжеволосая и очень славная девушка, она столь жизнерадостна, что рядом с ней просто невозможно чувствовать себя грустным или несчастливым, да и вообще думать о чем-то плохом. Нет, сейчас моя душа не могла отдать предпочтение рыжему. Может, позвонить одному парню, который работает вместе с Алексеем, хотя он моложе меня на пару лет, о чем я буду с ним говорить, да и его прыщи на лбу всегда вызывали во мне сметенные чувства, заставляли думать о его молодости и вызывали все же некоторое отвращение.

Перебрав в голове еще около десятка людей, пришло решение доверить сегодняшнюю мою судьбу в руки незнакомца. Рядом был бар с весьма неприятным названием «Одинокая птица», идеальным, чтобы там напиться и излить кому-нибудь душу, эгоистично – да, но, вроде, довольно безопасно.

Так как за последние пять минут начавшийся мелкий дождик успел перерасти в ливень, то мое заплаканное лицо теперь было просто мокрым, с волос капала вода, платье стало облегать мое тело еще сильней. Зайдя внутрь, я почувствовала некоторое смущение, я не привыкла так делать, мне тут же захотелось убежать, но это было бы еще более глупо, тем более я просто не могла сейчас оказаться одна.

Подойдя к барной стойке я глянула на бармена, хоть по щекам уже не текли слезы, что-то все же меня выдало, и жалость в его глазах отозвалась очередной раной. Однако, единственное, что он произнес было:

– Что будем заказывать?

– Эм… Бокал…Нет, давайте виски… со льдом и лимоном.

– Сейчас сделаю. Там дождь?

– Да, я несколько промокла, у вас не найдется салфетки?

– Для тебя сколько угодно.

Он протянул мне стопку салфеток, я вытерла лицо, провела по волосам, груди. Бесполезно, но будто бы помогло.

Я чувствовала, как слезы снова подступают, стоят, как ком в горле, еще одна минута тишины и закричу на весь мир, как мне плохо.

– А вы давно тут работаете?

– Где-то год, хотел на месяц устроиться, пока не найду работу, а так тут и остался. В целом мне нравится, часто приходят интересные люди. Вот ты чем занимаешься?

– Да, я, вроде, художник.

– Почему «вроде»?

– Не то, чтобы я верила в свой талант, я люблю, чувствую.

– Ясно, мне всегда было сложно понять творческих людей. У меня вообще техническое образование. Я даже закончил Иркутский государственный технический университет. Я не сказал, что из Иркутска?

– И что там интересного?

– Душа моя, я бы с тобой еще поболтал, но мне работать надо, вон сколько ребят хотят, чтобы я им чего-нибудь плеснул. Я к тебе вернусь.

Опять в воздухе повисла одинокая тишина. Однако алкоголь быстро сделал свое дело, но плакать захотелось еще сильнее, а грусть стала просто нестерпимой. Я стала ерзать на стуле, пытаясь понять, что делать. Стул был большой, из массивного дерева, конечно, более гармонично в нем смотрелся бы усатый здоровенный парень, а не я.

– Так, на чем мы остановились?

– Вы из Иркутска.

– Ах, ну да. Это не интересно. Почему ты тут, да еще и одна.

– …

– Понятно. А хочешь потом прогуляемся. Я заканчиваю через полчаса, уже пришел Тимур, он меня подменит.

– Да, конечно.

– Скоро вернусь.

Я даже не знала, как его зовут. И что я буду с ним делать, просто поболтаем? Расскажу ему о своих успехах в мире искусства, ибо в последнее время они все же тоже были. Хотя картины в последнее время у меня покупали все реже. Зато многие были рады увидеть мои оригинальные решения у себя в квартире, в коридоре или в спальне, полные необычных образов и замысловатых узоров.

– Ну что пойдем?

Мы вышли, на улице было уже темно, дождь закончился. Мысли об Алексее не выходили из головы, но нужно было хоть немного сконцентрироваться на моем новом знакомом, как его зовут?

Мы прошли десять минут и пару улиц, он молчал, я тоже не хотела ничего рассказывать, подумав о том, что лучше все же попрощаться я повернулась к нему и увидела глаза человека, который был мне глубоко безразличен.

–Я пойду, пока.

Он еще что-то говорил мне вслед, но я уже не слушала, но я думала о том, что теперь правила игры буду придумывать я, что я больше не дам себя обидеть. Наивно? Может быть, но в ту минуту я снова почувствовала жизнь, в голове появилась мысль о некотором азарте, которая радовала не меньше, чем привкус только что сорванной клубники.

Придя домой, я все еще думала, о том, что я сделаю, что-нибудь новое, интересное. Странно, что я называла домом квартиру, которую не так давно снимала, но это было самое уютное пространство за последние годы, хотя кое-какие мои вещи до сих пор оставались в коробках, но уже везде лежали рисунки, эскизы, новые идеи, запечатленные всевозможными образами. Единственным живым существом на всех моих квадратных метрах была синяя орхидея. Ее цвет завораживал меня каждый раз, когда мой взор обращался к ней. Он был такой густой и насыщенный, в нем было столько жизни.

Я никогда не была слишком современной, что не так уж и страшно для художника, но иногда мешает дизайнеру.

Присев на диван, я достала единственное модное техническое устройство, которым обладала не так давно. Это был серый, очень тонкий компьютер фирмы «Apple».

Я открыла почту, чтобы написать письмо.

«Леша, привет. Извини, что так сегодня получилось, я не смогла прийти. Надеюсь, ты не обидишься. Кстати, я знаю, что ты теперь можешь подарить мне на день рождения. Я потеряла телефон».

На краю у самого края

Свежий ветер украдкой скользнул по моему лицу и волосам. Немного прохладный, еще не согретый солнцем – воздушный поцелуй уходящей ночи.

Звонко пропел колокольчик над входной дверью дешевого круглосуточного кафе, аля Шаурма. Работник искоса посмотрел на меня из-за барной стойки. Еще бы! Семь утра… Когда я заказал разливного пива, он презрительно поджал губы. Я ответил ему немигающим равнодушным взглядом.

Приняв холодную кружку из мозолистых рук продавца, я вышел на улицу, где рядом с входом в кафе стоял высокий зонтик с широкой белой шляпой, пинком отодвинул стул, сел за шатающийся пластмассовый стол. По пустынной улице почти никто не шел и не ехал – город только начинал просыпаться: первые звуки наступавшего дня еще приглушенно и боязливо доносились откуда-то из глубин далеких проспектов.

Я отхлебнул первый глоток горького напитка, белая пенка растеклась по моим губам, попала на подбородок – я стер ее ладонью. Ну и дрянь. Хотя отчего-то сжавшийся комок в груди немного размяк.

Скоро станет легче, я знаю…

Мимо меня, размашисто шагая, прошел молодой человек. Его длинные волосы развивались, словно на улице разыгрался ураган. Но его не было…

В руках парень держал букет цветов. Не помню каких, но я отчетливо увидел, как этот букет через пару метров от кафе выпал из его рук, упал на дорогу – неизвестный даже не обернулся.

Вообще, обо мне можно сказать, что я очень сентиментальный. Иногда до крайности. Некоторым людям это непонятно, другие делают вид, что чувствуют также, а похожие на меня лишь молчат: каждый переживает все по-своему, нельзя передать, невозможно принять, что…

Есть такое место, в далекой глуши из далекого детства, которое я могу назвать… на краю. Нет, это не какое-то особое место в смысле природной красоты и в принципе даже близко не ассоциируется с тем, что можно было бы назвать краем света. Думаю, сотни людей, что бывают там, даже не задумаются о том, что я сейчас говорю. Однако для меня, это граница миров, портал между тем, что я есть сейчас и тем, кем я был, что чувствовал, о чем мечтал…

Думаю, никому не открою секрет, что у каждого есть момент, когда действительно сильные, чувственные, бесконечно откровенные (почти нагие) порывы души уступают давлению объективности, тускнеют под налетом суеты и рутинности, зарастают коконом сомнений и разочарований, сохраняясь на задворках забальзамированной мумией прошлого. Этот момент наступает незаметно – даже если детально рассмотришь все кадры своей жизни, не сможешь провести границу.

Но, смотря назад, обязательно интуитивно чувствуешь, что «то самое» теперь уже не «то, что есть» и осталось где-то «там»…

Мое «то самое» затаилось на краю, где я когда-то нашел дверь в свою душу, открыл замок и схоронил там ключик.

Что ж, наверное, это самое сильное признание, которое я когда-либо делал.

Однажды я привез Оксану туда. Зачем? Наверное, когда ты по-настоящему чувствуешь, хочется раскрыть свою душу, обнажить свою суть, отдать свое сердце…

Глупости, конечно. Но отчего-то мне всегда казалось, что это намного сильнее говорит о любви, чем сотни медленно гниющих цветов в разноцветных горшках или заказанных по интернету с пожеланиями «моей пупсюшечке».

Мы шли долго и невероятно мучительно – Оксана додумалась надеть обувь на каблуках, когда нужно было идти по лесу, ползать по горам. Сколько и что я выслушал, говорить не буду – и так понятно. Настроение было препоганое.

Не изменилось оно, когда мы дошли до того самого места. Я курил как паровоз и ничего не говорил Оксане. Как же она меня бесила в тот момент…

На краю.

В том месте склон гранитной скалы уходит под небольшим градусом к реке, прямо к ее устью – дальше раскинулось неширокое озеро, у одного из его сторон – шлюз, куда раз за разом заходят корабли. С двух сторон берега стоят высокие горы, поросшие лиственными деревьями, они нависают над глубокой речкой, словно над пропастью…

Там и правда чувствуешь себя на краю.

Раскуривая очередную сигарету, я неожиданно понял, что прошлое смятение неожиданно исчезло. Я стоял у самой кромки скалы, наблюдал как маленькие волны бьются об камни и… молчал.

Мы с друзьями убегали сюда, прячась от родителей, чтобы попить пива, покурить сигарет. Мы собирались там, чтобы обсудить компьютерные игры и то, как кто-то из наших неудачно попытался закрутить роман. Размышления о любви и горести, о будущем поступлении в университет, о грандиозных планах, которые должны были обязательно реализоваться…

О том, что казалось таким желанным: стоит только сделать шаг, подождать немного, лишний раз потерпеть.

Оксана стояла рядом и задумчиво смотрела вдаль, на озеро: по нему шел большой белый корабль.

Я взял ее за руку, она перевела взгляд на меня – смотрела прямо в глаза, не моргая.

Молчали.

Думаю, в тот момент во мне бушевала буря, способная разодрать горы. Я был открыт, будто книга, раздет догола, когда даже мясо и кости отлетели в сторону.

Я робко, плохо отдавая себе отчет в том, что делаю, приблизился к ней и очень нервно, едва ощутимо поцеловал ее в губы.

Ноги стали ватными, голова закружилась, дыхание сперло…

Это был первый наш с ней поцелуй.

Она не сопротивлялась и продолжала смотреть на меня. Взгляд был какой-то… равнодушный.

– Пойдем отсюда, здесь скучно. У меня ноги болят, – сказал она.

Я ничего не понял, что произошло со мной. Просто стало немного жарко что ли, вспотела спина. Такое бывает, когда заходишь в душный поезд: какие-то бессмысленные и неприятные вегетативные реакции.

В тот момент я был на краю у края. Там, где открывается путь в мою душу, доступ в мое сердце.

Но он открыт только мне. И все эмоции – не далее моего воображения.

Выпавший из рук парня букет очень скоро подобрал другой прохожий. Осмотрев его на предмет повреждений, он довольно хмыкнул и с улыбкой куда-то умчался.

Я допил пиво и закурил сигарету. Второе не буду. Не хочу.

А кто вообще предлагает?

Леха подошел незаметно. Просто появился передо мной и шлепнул кипу бумаг на стол. Я даже и бровью не повел. Эти бумажки я хорошо запомнил.

– Никаких следов, твою мать! – сокрушенно воскликнул друг, шлепнувшись на пластмассовый стул. Тот даже затрещал, несчастный.

– Неудивительно, – пожал я левым плечом. Леха все утро вместе со следственной группой занимался повешенным у меня на лестничной площадке человеком.

– Ой! Ну надо же! Прям таки Шерлок воплоти! – Леха был совсем не в духе – дружище очень редко выходил из себя и давал волю эмоциям.

Я вытащил почти докуренную сигарету изо рта, некоторое время покатал ее между большим и указательным пальцем, рассыпая пепел по столу, а затем щелчком отправил тлеющий хабарик в полет: ветер тут же подхватил его и унес прочь.

– Это игра, Леха, – тон у меня получился какой-то замогильный что ли. Наверное, организм несколько отставал от сознания.

– Чего? – друга аж перекосило.

– Я начал читать дневник Хопко. Там много всякой бабской лабуды, но на одной из страниц есть вклеенный лист, на нем фраза: "Давай сыграем в любовь?" А далее пять правил, – я пересказывал их по памяти, как оказалось, слово в слово:

Правило первое – начиная играть, закончить игру невозможно.

Правило второе – если ты захочешь закончить играть, то игра закончит играть в тебя.

Правило третье – играть нужно до конца и без остатка.

Правило четвертое – страсть и огонь, боль и разочарование – не более, чем оттенки; придумай все, что захочешь.

Правило пятое – никаких больше правил.

– Звучит прикольно. Но к чему это? – Леха начал нервно потирать подбородок.

– Посмотри верхний листок, – я кивнул на кипу бумажек на столе.

– Ты серьезно? – в голосе друга явно звучало недоверие.

Я бесстрастно посмотрел ему в глаза.

После того как Леха прочитал, его брови поползли вверх.

– Как ты…

– Почерк. На этом листке чернила сильнее впились в бумагу, да и писавший давил от всей души.

– Ты сначала сказал про почерк, – прищурился смекалистый Леха.

– Верно. В дневнике Хопко и на листке, что был в кармане пиджака того несчастного… Алексея, – один и тот же почерк.

– Твою мать! – хлопнув по столу снова не сдержался следователь. – Что за херня? Совпадение?

– Случайное? – осклабился я. – Хочется верить.

– Мне тоже очень так хочется. Знал бы ты, что на улицах творится…

– Это ты моему окну на кухне расскажи.

– На камне ничего, петарда из магазина. Какого только? Пока хрен поймешь.

Я раскурил новую сигарету.

– Она пришла?

– Я ждал этот вопрос, – Леха поерзал на стуле. – Нет, не пришла. И выключила телефон.

– Не могу сказать, что удивлен, но…

– Мы проверим их отношения, если…

– Они были бурными, – оборвал я его мысль, – в какой-то мере продолжались и во время когда я… был с ней. Гм… Но закончились. Это точно.

– Надо же. Ты уверен?

– Пока уверен, что могу быть в чем-то уверен.

– Пошел ты, – беззлобно бросил Леха и встал со стула. – Почитай пока дневник, а лучше выспись. Такое среди ночи…

Друг развернулся, сделал несколько шагов, затем снова повернулся ко мне и задумчиво проговорил:

– Что в принципе могло толкнуть молодого успешного парня вздернуться? Вот так, чисто по жизни…

Дым медленным ручейком тек на волю из моих легких.

– Сам знаешь, что это могли быть тысячи причин. И устанавливать их бессмысленно, достаточно констатации факта. Если только…

Леха, усмехнувшись, щелкнул пальцами и, развернувшись на каблуках, двинулся прочь.

Когда я поднялся к себе, работа следователей закончилась – в подъезде и на лестницах стояла непробиваемая тишина. Леха обещал позвонить днем, как только будут данные экспертизы. Но скорее всего завтра.

Зайдя в квартиру, я бросил ключи от двери на комод, что стоял напротив входа, небрежно сбросил кроссовки, от чего-то начал расстегивать рубашку, но на середине ряда пуговиц перестал. Зачем-то зашел на кухню, тупо посмотрел на осколки и еще какую-то грязь, принесенную чужаками в мой дом.

Комок в груди снова вернулся, пиво не помогло. Как всегда, впрочем.

Пройдя в рабочий кабинет, я сел за стол, машинально взял в руки кружку, хлебнул из нее мерзкую холодную жижу, что раньше я мог назвать кофе…

На компьютере все также висел текст из незакрытого doc-файла. Перед монитором, рядом с клавиатурой, – дневник Хопко.

На меня неожиданно накатила тяжесть. Я ведь не спал сегодня толком…

Сделал еще пару глотков кофе, но стало только хуже, глаза в буквальном смысле стали закрываться. Не успел я добраться на шатающихся ногах до дивана, как…

Как же холодно!

Где я? Что со мной? Почему так темно?

В голове стучит, кожу обжигает невероятным холодом.

Вокруг сплошная темнота!

Я коснулся себя рукой. Проклятье! Рубашки нет. Штаны? Штаны на месте. На ногах нет обуви – только носки, мокрые.

Где я? Что со мной?

Неподалеку громкими монотонными всплесками капала вода.

Ни черта не вижу!

Так, стоп… телефон. Нет телефона. Почему нет телефона? Я вроде бы брал его с собой.

Спокойно, без паники. Может, выключили свет? Но почему тогда и в окне сплошная тьма?

Где я? Что со мной?

Не переживай, надо успокоиться. Надо добраться до какого-нибудь объекта, затем медленно перебираться по нему руками, возможно, так я дойду до двери.

Я попробовал встать. Получилось. По крайней мере, я смог разогнуться во весь свой рост. Отлично. Так, вытянем руки вперед, начнем шарить. Ага… Ничего – пальцы только ловят воздух. Пару шагов, осторожно… Нет, пол слишком холодный, я явно не у себя дома.

Как я мог оказаться… где же я все-таки?!

Медленно двигаясь в темноте, я старался бороться с паникой, но с каждым шагом получалось хуже и хуже. Пространство вокруг меня приобрело невероятные объемы – это мой мозг начинал зависать, не в силах оценить происходящее. Ему не хватало данных – одна проклятая темнота.

Словно в космосе.

А зажигалка? Вроде бы была зажигалка у меня…

Я залез рукой в задний карман штанов – на месте! Наверное, я даже вскрикнул от радости!

Чиркнул раз – во тьме желтая искра показалось мне взрывом сверхновой звезды. После второго чирка огонь не зажегся, и сердце ушло в пятки. На третий раз махонький, едва живой огонек все же загорелся!

Радость не успела даже толком родиться в душе.

Я медленно повел рукой в сторону. Свет рассеивался в сплошной темноте – она словно поглощала его лучи, сузив его силу буквально до самого пламя.

Ничего не видно. Меня начинало трясти, зубы друг на друга не попадали.

Холодно.

Неожиданно блеск. Огонек моей зажигалки отразился в чем-то.

Я никогда так еще не бегал. Бросился в сторону блестящего нечто очертя голову. А вдруг по пути будет яма, что-нибудь острое или блестит огонек зажигалки в лезвии чьего-либо ножа? Об этом подумал?

Нет. Даже мысли не возникло, действовал по наитию, неосознанно. Видимо, мое самообладание растворилось в кромешной темноте.

Блестела труба, стальная труба, привинченная к стене.

Наверное, в тот момент во мне стало также пусто, как в этом темном нечто.

Палец больно обожгло – чиркающее колесико раскалилось. Нужно было подождать, иначе вылетит кремень…

Постойте-ка! Я нашел стену, значит и границы это мира.

Так, собраться, взять себя в руки! Что ты разнылся как тряпка? Теперь можно идти вдоль стены, рано или поздно я найду дверь.

Так, шаг, еще шаг – ладони обжигает невероятным холодом. Ничего, иди дальше. Вперед, вперед.

Голая стена продолжается, нет и намека на поворот.

Каких же размеров это чертово нечто, где я оказался?!

Дальше, дальше… Стена, голая…

Паника начинает возвращаться. Где же край? Когда кончится этот кошмар?

Проклятье!

Я остановился. Сколько я прошел? Сто? Двести? Триста метров? Где, черт подери, я мог оказаться?

Где?!

Дальше, дальше. Стена не кончается, она бесконечна!

Я со злости ударил кулаком в черное ничто. Замерзшая рука тут же ответила болью.

Ненавижу! Будь все проклято!

Ко всем чертям… Хотя я, наверное, сейчас где-то у них в гостях.

Облокотившись спиной на холодную стену, я медленно сполз по ней на пол.

Кажется, я уже не чувствовал холода.

Сиюминутная злость, надежда, бунт сменились апатией. Еще немного и я растворюсь в окружающем ничто… Холодном, безмолвном.

Кстати, вода все также капала. Словно я не уходил от того места, ни на шаг…

Неожиданная мысль поразила меня – я вытянул руку влево и… коснулся трубы.

Все это время я стоял на месте, никуда не уходил.

– Так бывает, когда ты пытаешься бездействие оправдать подобием действия, – прозвучал голос.

Он не принадлежал ни мужчине, ни женщине. В принципе был непознаваем. Как я вообще слышу его?

– Кто ты? – выдавил я из себя.

– Страшно?

Я нахмурился.

– Нет. Мне холодно.

– Пробегись, попрыгай. Есть множество вариантов. Хотя ты можешь все также идти вдоль стены и надеяться, что она рано или поздно закончится или… повернет.

Я уловил легкий сарказм в монотонной тональности голоса моего невидимого визави.

– Тебя это забавляет? – я попытался придать твердости словим словам. Вышло коряво.

– Нисколько. Всего лишь отмечаю тягу к граням. Неспособность творить и думать в открытом пространстве, желание оттолкнуться от чего-то, найти предел. А все объемное, не охваченное вызывает… страх.

– Зачем ты говоришь мне это?

– Кто?

– Ты.

– Здесь нет никого. В объятиях этой тьмы только один человек сейчас. И чем дольше ты ищешь выход, тем дальше от него ты оказываешься.

Что-то внутри меня взбунтовалось.

– Да? И что же нужно сделать?! А? Скажи мне, великий умник?!

Голос не ответил. Повисла уже знакомая ненавистная тишина.

Только монотонные всплески доносились откуда-то…

Наверное, ничто в жизни меня так не бесило, как откровенное игнорирование.      Я зарычал от бешенства, замершие мышцы в несколько мгновений наполнились жаром моего гнева, я вскочил и бросился во тьму.

Грани говоришь, грани?

Сюда иди, я здесь, сюда!

Тьма окутывала меня со всех сторон: верх, низ, право, лево – все смешалось. Я даже не был уверен, что вообще двигаюсь…

Но я бежал, я несся. Я ненавидел! Нес бурю ярости внутри себя.

Грани?!

Ее волосы щекотали его нос. Он дул на них и весело смеялся.

Любимые и нежные.

Они сидели на берегу той самой скалы, обнявшись, и смотрели, как корабли уходят к шлюзу. Солнце опускалось за горизонт, рваные небеса пылали красно-оранжевым пожаром.

Ветер игриво блуждал среди крон.

Все это было там, на краю.

А я стоял у самого края. И смотрел со стороны.

В другой мир.

Я проснулся на диване. Все в том же рабочем кабинете, с тем же включенным компьютером.

Черт, неужели это все было сном?

Мне бы очень хотелось поверить в это. Но…

На мне не было рубашки, все штаны были перепачканы землей и… сажей, кажется. Руки – черные как смоль, а носки – мокрые насквозь.

Меня била крупная дрожь.

По полу тянулись следы. Грязные. Я медленно проследил за ними за порог, в коридор.

В следующий миг громко хлопнула дверь в мою квартиру.

Я замер, испуганный, замерзший и сбитый с толку.

Некто большой сжался внутри меня в маленького человечка. Мне очень захотелось найти грань, чтобы оттолкнуться. Или спрятаться.

А со стола на пол все также медленно капало холодное кофе, вылившееся из опрокинутой чашки.

Максим

Невозможно узнать хоть что-то о человеке, не узнав о его любви. В моей жизни она была одна. Конечно, я говорю о Максиме. Только с ним жизнь ощущалась полной грудью, в легких было достаточно воздуха, хотелось сделать следующий вход.

Только находясь с ним, можно было сочетать две жизни: одну такую ладную и устроенную с дорогими машинами, поездками куда-угодно, мечтами о детях и совершенно другую с долгими посиделками по ночам на подоконнике с наблюдением ударов молнии где-то там далеко, с поездками на бешеной скорости, высунувшись из машины, с курением травки и долгим обсуждением музыки, с прогулками босяком, участием в городских праздниках и безбашенных концертах рок-музыкантов.

До него все мужчины воплощали лишь одну сторону, либо просто не умели чувствовать всем сердцем. Иногда мне казалось, что мужчины прибиваются ко мне как бездомные собаки, и чем больше проблем и уныния в их жизни на сегодняшний день, тем выше вероятность того, что ему захочется забрести в мою, как ему кажется спокойную гавань.

Конечно, сейчас я уже могу признаться, что и, любя Максима всем сердцем и отдавая ему каждый третий свой вздох, тем не менее, я не могла до конца отказаться от вечных игр, в которые мы вступаем с каждым новым собеседником, мужчиной, героем.

Это было крайне безобидно и ненавязчиво, и, совершенно однозначно, неизвестно для Максима. В какой-то степени я была гением маскировки, лавирования и мелкого вранья, я никогда не воспринимала это как обман или предательство, просто мелкие шалости, невинные матчи.

Мы никогда не жили вместе, оставаясь то у него, то у меня, никто до конца не мог расстаться с самостоятельностью и независимостью. Наверно, кроме этого, в наших отношениях еще был один момент, который мог бы быть не понятен другой паре, объединившей свою жизнь на условиях взаимной любви. Каждый из нас очень часто улетал в другие города, страны, куда-угодно. Но мы никогда не провожали друг друга и не встречали. Причем по началу каждый из нас глубоко на это обижался, иногда просто не получалось, иногда не хотелось, а потом это стало просто традицией, которая есть и неимоверно естественна, ведь не может быть иного, другого варианта существования.

В один из отъездов Максима, когда, естественно, я его не провожала, я сидела дома. Дома было весьма тихо, пахло пряными булочками, купленными в любимой кондитерской на соседней улице, не хватало лишь мягких и знакомых прикосновений родных рук, обнимающих и дарящих тепло. Было скучно, даже рисовать не хотелось, не хотелось выдумывать новые образы, истории, которые можно было бы воплотить. Но очень хотелось общения. Думаю, эти приступы бывали у меня довольно часто.

Я открыла ноутбук и решила почитать какие-нибудь интересные статьи. Почему-то сначала подумалось про Индию, с детства были разные мечты о том, как я туда поеду, все их пряности, цветные ткани, многогранность красок. Все в Индии нестерпимо меня манило. Но как только я открыла страничку, на которой текст красноречивыми фразами описывал какой-то диковинный уголок, мне тут же пришла в голову мысль о том, что я могу пообщаться с кем-нибудь онлайн, просто так безобидно пофлиртовать или узнать от собеседника что-нибудь интересное.

Зайдя на один из сайтов, которые появились в Google, после того, как я вбила в строку поиска: «сайты знакомств», мне пришлось тут же зарегистрироваться, выдав весьма большое количество своей персональной информации. Конечно, я пыталась врать, но моей, видимо, не слишком богатой фантазии, что убийственно для художника, хватило только для того, чтобы соврать в дне рождении и фамилии. Зато, если начнется личное общение, будет меньше возможности, что мое, хоть и мелкое, вранье будет раскрыто слишком быстро.

Я поняла, что сегодня решусь только на общение в анонимном чате. Придумав ник hothat, я нажала кнопку начать общение. И тут передо мной на экране появилось:

Собеседник найден. Общайтесь…

Собеседник (ник Анди) в 21:35

– Привет. Я тоже за хотовость. Хотя с головными уборами возможны разночтения…

Вы в 21: 35

– Привет. Многообещающие «…»)))

Собеседник в 21:45

– Привет. Я тоже за хотовость. Хотя с головными уборами возможны разночтения…

Вы в 21: 45

– Ты ставишь меня в тупик… Ах, эти логические тупики))

Собеседник в 21:47

– Выходи из него, а я буду твоим проводником, так скажем, гусаром… и денег не брать!!!))

Вы в 21: 50

– откуплюсь песнями и танцами, это я делаю весьма неплохо, а в чем ты Дока?)

Собеседник в 21: 55

– Колыбельную то есть могешь и пританцовывать как будто на кобылке… Это норм, я, разрешите, вас забронирую)))

Вы в 21: 59

– а Вы, пардон, чем похвастаетесь?)

Собеседник в 22: 05

– а я хорошо пишу. Ты знаешь, я пишу (и говорю) одинаково с 20-ти лет. Но сейчас мне ближе к 30-ти

Вы в 22: 06

– Если честно, думала, ты старше. Эдакий седовлас))

Собеседник в 22: 10

)) Звиняйте. Я молодой…И…И не тот самый. Вообще веди себя культурно.

Вы в 22:10

– Почему Анди? Только не говори, что ты Андрей)

Собеседник в 22: 11

– Никаких имен. Я отдыхаю. У меня есть свободное время. Я не хожу по анкетам и не знакомлюсь. Я искал чат, я его нашел.

Вы в 22:12

– женат?)

Собеседник в 22: 18

– Тебе то разница от того женат я или Миша вместо Андрея…)

Вы в 22: 20

– никакой)))

– любопытно)

– думаю, женат и Андрей

Собеседник в 22: 21

– О том и речь. Я тут спутницу не ищу. Ну и это, не оправдывайся.)

Собеседник в 22: 21

– Пиши прямо "Ты мне понравился".))

Вы в 22: 22

– уел, собака)))

Собеседник в 22: 24

– Да, ты тоже забавная, не комплексуй.))

Вы в 22: 30

– а что еще остается старой деве, ищущей спутника в чате)))))

Собеседник в 22: 37

– У тебя даже "фото" на моё похоже…Если бы это был индийский фильм, мне пришлось бы тебя признать сестрой.

Вы в 22: 40

– и в конце все бы, конечно, танцевали.

Собеседник в 22: 50

– Вспомнилось, как я в 6 лет приехал с отцом в отдалённую деревню Архангельской области, там меня посадили на лошадь и сказали примерно так "Всё будет Ок". И я ехал (естественно без седла)…Пытался управлять, а ей то по....

Собеседник в 22: 51

– Так до стойла и доехали…И тогда я понял, что седло (по крайней мере для мужского пола) штука нужная.

В этот момент из-за спины я услышала знакомый и родной голос:

– Кто это?

Голос не был доволен, не был особо зол, скорее, несколько растерян.

– Какого черта!

– Оксана, играй! Но играй только со мной. Давай сыграем в любовь!

По ту сторону Луны

Моя разбитая вдребезги машина стояла на заднем дворе транспортного отдела. Я некоторое время молча смотрел на нее, угрюмо разглядывая раскуроченный капот, выбитое лобовое, оголенные изувеченные диски… От беззлобного расстройства скурил подряд несколько сигарет. Я помнил, что попал в аварию. Но не ожидал почему-то такого… Или, скорее, не хотел ожидать.

Пройти на стоянку удалось без всяких препятствий – в здании транспортного никого не было, ворота же на площадку были раскрыты настежь. Лишь тишина и мрачная темнота окон рабочих кабинетов приветствовали меня.

Поголовная паника все глубже просачивалась в ряды законников. Все меньше и меньше оставалось тех, кто действительно был предан присяге, своим убеждениям. В общем-то, это не то, чтобы характеристика нашего века… Но отчего-то меня упорно не покидала мысль: святая сила клятвы и скрижали долга во многом одряхлели в умах современного поколения. Появилось слишком много «если», игнорировать которые… было не менее трудно, чем пытаться убеждать себя в правильности совершенного выбора.

Выкинув окурок, я неспешно ушел со стоянки, прошел по узкой тропинке вдоль боковой стороны здания транспортного и вышел на тротуар улицы. Вдоль его правого края шумели пышные кроны деревьев – многолетние тополи нависали над дорогой, едва пропуская солнце через листву. Эта дорога вела сквозь спальные районы, я знал ее наизусть: на одном из перекрестков я сверну к проспекту, выйду к площади, а за ней – попаду в метро. Оно еще пока работало, правда, не до всех станций.

Укладывая пачку сигарет в карман, я случайно задел большим пальцем рукоять травматического пистолета. Да, прошло несколько дней, а ходить без него стало куда как опаснее. И дело было не только в открытых мятежах против законов и нравственности, в ставшей обычной стрельбе на улицах, разбоях, изнасилованиях и убийствах. Недавние особо непонятные события вокруг моей персоны заставили меня гораздо чаще оборачиваться и лишний раз продумывать шаги…

Кстати, в кофе, что я выпил перед моим неожиданным посещением темного ничто, криминалисты обнаружили остатки сильнодействующего снотворного.

– Ты уверен, что не переходил никому дорогу? – спросил меня хмурый Леха. Он уже битый час осматривал мою квартиру, даже когда все необходимые мероприятия были окончены и остальные следователи вместе с конвоем уехали. – Сначала повешенный со стихами, теперь твое… похищение.

Последнее слово друг неуверенно зажевал губами. Да, по моему рассказу выходило так, словно меня чем-то одурманили, отвезли в какой-то темный подвал… Но ни свидетелей, ни прямых улик не было. Почему же это не могло быть сном? Может быть даже раздвоением личности!

– Раньше я вел всякие дела. Но не уверен, что со мной стали бы играть в игры. Грохнули бы и все, – я накинул на себя чистые рубашку и джинсы, теперь надевал носки на холодные ноги. Почти четыре часа я не снимал с себя грязной одежды, показывая Лехе и его коллегам в чем себя обнаружил.

– Игры говоришь… Слушай, я не знаю, конечно… Но в районе уже было несколько случаев, в том числе, Хопко и Алексей, очень странных убийств. Ритуальных, что ли…

– Они не ритуальные, Леха, – отмахнулся я, закуривая. – Я убежден в этом. Почитай дневник девчонки. Здесь что-то другое, близкое к вере, но изначально ей противопоставленное.

Леха хмыкнул.

– Ты точно ничего не хочешь мне рассказать? Показать, может? – теперь он одарил меня тем самым прищуром, который видят люди в его следственном отделе на допросах.

– Ничего, – не моргая и не отводя взгляда, ответил я.

Соврал. Пока не приехали следователи, я сам внимательно осмотрел квартиру и нашел… фирменную коробку спичек, на которой черными буквами на красном фоне было написано: «В Приюте дьявола», а далее адрес.

О таком месте я не слышал и никогда не заходил туда. Что ж, это могло стать точкой отсчета моего расследования. Если этот коробок мне не подкинули специально…

Почему-то последнее все чаще приходило мне на ум.

Интересно, совсем недавно я ходил по этой самой дороге, что сейчас мерил быстрыми нервными шагами, и она мне казалось обычной, не стоящей внимания. Серое полотно, бордюры, равнодушные лица прохожих, наглый смех дворовой шпаны. Нормально. Без лишних слов или оттенков…

Теперь же путь представлялся серым и мрачным, а отсутствие других пешеходов – внушающим подсознательный страх. И в скрипах, посторонних шорохах, редких криках откуда-то из глубин улиц я неизбежно начинал видеть опасность. Тревога жгучим адреналином впрыскивалась в кровь…

Где-то сзади меня завизжали покрышки колес, затем послышался грохот и металлический скрежет… Спустя еще пару минут – выстрелы, даже несколько автоматных очередей.

Люди теперь очень редко передвигаются по улицам, тем более поодиночке. Но мне надо было идти – я шел, с опаской поглядывая по сторонам.

Тут неожиданно из-за поворота донеслись женские крики. Я резко остановился и схватился за пистолет. Нет! Не собираюсь играть в героя. Страх и инстинкт самосохранения в считанные мгновения внушили мне вполне рациональную мысль – надо валить. Просто, если вдруг выбегут, то я окажусь хоть с чем-то в руках… Но куда тут свернуть будет безопаснее?

Девушка выскочила на меня быстрее, чем я принял решение. Невысокого роста, смуглая, с шикарными каштановыми волосами, развивавшимися на бегу. Ее обезумившие от ужаса глаза смотрели прямо на меня, а все лицо выражало мольбу о помощи.

За ней выбежало трое крепких парней в спортивных костюмах. Как же! Знакомые товарищи, таких мы еще с детства обходили стороной.

– Пожалуйста, помогите! У них ножи! – закричала девушка и спряталась за мою спину.

Думаю, я действовал по наитию – точно не по разумному умыслу. Как когда-то, влетев в толпу гопников и вытаскивая друга… Ха! Как мы остались целы, будучи вдвоем против шестерых? Не знаю. Просто знал, что так нужно.

Хотя все разумное и живое кричало во мне «беги», я отчего-то остался стоять на ватных ногах. Было страшно, я едва справлялся с накатившим на меня адреналином.

Но пистолет я направил на парней. Те тут же остановились, переглянулись и, подняв руки, стали медленно отходить назад. Молча, без смешков, угроз, заверений.

Сейчас уже мало, кто боялся нажать на курок. Ребята явно знали об этом не понаслышке. Проверять же мою решительность им не захотелось.

– Господи! Спасибо вам! Вы так добры… – залепетала девушка. Я дождался, пока парни свернут за угол, и убрал пистолет в кобуру.

– Не уверен, что дело в моей доброте. Вы дальше дойдете? – я старался сделать голос как можно спокойнее, но он немного подрагивал от захлестнувших меня эмоций.

– Вообще-то я хотела попросить вас меня проводить. Здесь совсем рядом…

Нехорошая мыслишка тут же закралась в мою голову. Очередная постановка?

Да брось! Это уже похоже на паранойю!

– Идемте, – сухо бросил я.

– Спасибо, спасибо вам! – забормотала моя неожиданная… проблема.

Прижавшись к моей руке и уткнув щеку мне в плечо, девушка едва тихим голосом показывала дорогу. Жила она действительно недалеко… Но за время пути тревога и подспудное ощущение опасности возросли внутри меня в десятки раз.

Но ничего не случилось. Мы даже никого не встретили. Или скорее всего не заметили.

– Благодарю вас еще раз! Вы настоящий герой! – буквально продекламировала девушка и ловко юркнула в подъезд.

Все чаще я думаю, что героями называю тех, кому просто было некуда убежать…

Достав из кармана пачку, я бережно извлек из нее сигарету, закурил и задумчиво посмотрел в темнеющий провал раскрытой настежь парадной. Быстрая девочка. Наверное, даже опытная воришка… Хотя пропажу бумажника я заметил сразу, стоило ей только отойти от меня. Благо в нем была только пара скидочных карточек теперь уже разгромленных ресторанов и пара сотен наличными. Остальные деньги я переложил в другой карман еще при выходе из дома.

Вот так всегда. Слабые, несчастные, ранимые, такие чувствительные, на вид – просто ангелы! Как же мы мужчины таем при взгляде на их красиво накрашенные глазки, наивные, «чистые» взгляды, грациозные движения, пухлые губки… Рисуем себе в голове что-то, стоит этим хитрым созданиям сказать нам пару столь ожидаемых каждым самцом на свете слов, якобы проявляющих внимание…

Мастерицы мимикрии. Ну, а дальше? Сначала ты носишься с ней как с воплощением чистоты и добра, но постепенно, день за днем, начинаешь замечать, как у святого явления прорезаются острые зубки и явно не метафоричные рожки с заостренным хвостиком. Но что дальше? Ты уже в темнице своих предположений и игр. Тебя спеленали по рукам и ногам. Начинаешь роптать на судьбу, злиться, обвинять кого-то. Обязательно находить причины, почему одна плоха тем, а другая хороша сем…

Однако правда в том, что твоя избранница всегда была собой. Весь остальной лоск – дело твоего собственного сознания, подрисовавшего к ее теням на глазах прикосновение истиной ночи. А отсюда – проблема только внутри тебя самого и того факта, что вся твоя любовь не более, чем игра воображения. Им же просто остается добавлять тебе нужных красок в палитру.

Недаром романтика среди девушек обычно объясняется юношеским максимализмом, еще недостаточной мерой женственности в душе и теле.

Но как же иначе? Без этих игр разума? Будет ли интересно? Вкусно? Ароматно?

Я помню, как однажды друзья затащили меня к продажным девкам. Не буду отрицать, сопротивлялся я не активно, но что-то внутри…

– Ты не хочешь выпить? – предложила она, ставя на столик бокал мартини.

– Нет, благодарю. Мне уже на сегодня достаточно, – смущенно улыбнулся я.

Я чувствовал себя ужасно неловко. Если бы не алкоголь в моей крови, я бы давно ретировался прочь. Что я вообще тут делаю?

– Как знаешь, – пожав плечами, сказала она и бросила на кровать пару упаковок с презервативами. – Так и будешь сидеть одетым?

Среднего телосложения девушка, с сильными бедрами и объемной грудью, залезла коленями на кровать. Я сидел справа от нее, пытаясь внимательно понять свои ощущения, попутно запоминая расстановку в комнате, игру света и тени светильников, ритм мелодичной музыки, игравшей по радио в дальнем углу у окна.

Она взялась за узелок, на который была завязана рубашка на ее груди, ловко развязала его, скинула всю рубашку в сторону.

Я некоторое время наблюдал со стороны. Все никак не мог взять в толк: чего мне хочется – попробовать ситуацию или девушку?

Когда она взялась за пуговицу на своих шортах, я все же решил подключиться. Не могу сказать, что действительно хотел этого. Просто иначе… ситуация развивалась без моего участия.

Я медленно расстегнул пуговицу, декоративную ширинку на ее шортах, без лишней суеты снял их прочь. Пытался смотреть ей в глаза, но она постоянно смотрела в сторону.

Не нравлюсь? А какое мне должно быть дело?

Она опустилась на руки, выгнула попку, как бы приглашая…

Вроде я был возбужден, по-мужски…

Но было что-то явно не то.

Я коснулся слегка подрагивающими руками ее ягодиц, принялся гладить их, затем спину, добрался до еще сокрытой лифом груди, сжал ее, немного грубо…

Она молчала, лишь картинно извиваясь передо мной.

– Повернись, – коротко сказал ей я.

Девушка безропотно подчинилась. Я скинул футболку, расстегнул ремень и развязал тесемки. Девочка сама знала что делать, взяв разгоряченную часть меня в ловкие руки. Не менее опытным был ее рот. Но… через резинку.

Мне быстро стало скучно. Сначала я расстегнул ее лифчик, освободив большие груди, какое-то время игрался с ними, но затем отстранил ее от себя и без лишних слов вернул на четвереньки.

Трусики я по привычке стягивал с девушки медленно, стараясь наслаждаться видом.

Но эмоций не было.

Немного поигравшись с ее попкой, я вошел в нее резко, жестко, без всяких приготовлений.

Мне не хотелось проявлять к этой девушке нежности, я не чувствовал обычно возбуждавший аромат женского тела, ее наигранные бесстрастные стоны раздражали похуже визгов испорченной гитары.

В какой-то момент я не выдержал всей этой комедии. Откинул ее от себя и приказал уходить прочь.

Все не то, совсем не так.

Словно жуешь безвкусную бумагу.

Бокал мартини я осушил залпом.

Ну и как? Такое надо? Пожалуйста, без прикрас, фантазий, лишних слов – только секс.

Но даже сейчас мне противно, как пахла ее кожа, как…

– Смотри, куда прешь! – рявкнул на меня здоровый лысый детина.

Я так провалился в свои мысли, что не заметил как вышел на площадь. Здесь людей было больше – вокруг дежурили автоматчики, охраняли еще уцелевшие от погромов и грабежей магазины (лотки на обычных улицах уже несколько дней как беспрестанно атаковались мародерами).

Ладно, прочь все остальные мысли. Надо снова вернуться к размышлениям о «Приюте дьявола». К тому же я кое-что нарыл за пару дней.

Странно, в Интернете (ныне работающем со значительными перебоями) почти не было никакой информации об этом месте. Ни телефонов, ни адресов, ни каких-либо медиа ресурсов. Только на одном из весьма сомнительных порталов (любителей затянутой в латекс клубнички) я нашел краткий отзыв одного из пользователей, что в Приюте можно достичь самых потаенных, пугающих сознание удовольствий.

Интересно, конечно. Но как чертова коробочка оказалась в моей квартире? Похитители принесли с собой, а потом забыли «по случайности»?

Не верилось. Подкинули.

Явно развивался новый акт игры.

В голове всплыл образ обезображенной Хопко. Судя по дневнику, девушка изначально не имела склонности резать свое тело. Думается, истоки игры лежат не в тайных пристрастия к садомазохизму.

Так, по крайней мере, следовало из исписанных страниц Хопко.

Но ведь есть многие мысли, в которых мы сами боимся себе признаться. Верно?

В метро было не в пример более пустынно, чем на улицах. Не удивительно: люди стали бояться застрять под землей или нарваться на беспредел между перегонами. Косые взгляды немногочисленных попутчиков я оставил без внимания. Сейчас редко на ком увидишь улыбку.

Поезд пришел только спустя пятнадцать минут, влетев со скрежетом и свистом на станцию «Нарвская». Пока мимо меня пробегали вагоны, я отметил пару разбитых окон и даже несколько следов гари на обшивке.

В вагоне было немноголюдно. Более того, люди старались держаться друг от друга подальше, исподлобья поглядывая. Я устроился у закрытых дверей, предварительно оглядевшись по сторонам.

Справа на сиденьях расположилось несколько молодых людей, сидевших примерно в метре друг от друга. Слева же было две девушки, прижавшиеся друг к другу и парень, чье лицо было изукрашено татуировками и пирсингом. В ушах зияли ужасные дырки. Это еще называлось туннелями…

Я невольно улыбнулся.

Мне не раз приходилось слышать, как некоторые люди опровергали мнение, что подобные этому парню особи – тупые упыри, униженные социумом и не нашедшие никаких иных способов выделиться, кроме как засандалить себе пару игл в башку. Такие люди утверждали, что всему виной стереотипы и ограниченность ума критиков, в то время как природа гораздо более многогранна, чем мы можем себе представить. Да и вообще, все вокруг нас – вещи в себе, мы не способны даже приблизиться к истине в силу несовершенства сознания.

В целом, какое-то рациональное зерно в этих прокламациях, действительно, было. Но меня еще с юношества не покидала мысль, что в пестрящем разнообразии и красках окружающего пространства и происходящих в нем событиях всегда заложена некая основная идея, исходный код, если угодно. И именно вокруг этой основной мысли наворачивается пестрота и многогранность, которые вне этого фундаментального начала, в своей индивидуальности, ущербны и бессмысленны.

Так вот. Все мы в мире пытаемся чем-то выделиться, показать себя, прорваться. Это некая идея эволюции, следствие борьбы за место под солнцем. Кто-то тренируется в зале, кто-то пытается стать ученым, а кто-то таскается по клубам и ведет счет разбитым сердцам. В любом случае мы стремимся заявить безликому социуму, что мы личность, индивидуальность, особенность… Ну и отчего же сразу отказывать в истинности мысли, что люди разукрашивают рожу именно с целью выделиться, поскольку весь остальной мир не пожелал увидеть их исключительность в делах или же безделье? Нет, некоторые упорно отказываются от этой идеи, пытаются копаться, искать причины куда более высокого и благородного свойства, с жаром отрицают лежащую перед ними… правду. Ведь эта сучка неприятна и стервозна, далека от столь желанной волнующий ум иллюзии.

Пленники разума. Вот истинные основы для «несовершенства сознания». Желание верить в то, чего нет. Желание видеть мир таким, каким он не является. Закрывать жирный живот просторной одеждой и провозглашать новую моду, уродливую кожу мазать тоннами краски, восхищаясь яркостью, глупость прикрывать особенностью, безумие – гениальностью. И с каждым разом находить среди иллюзий новые, смаковать их надуманные свойства и верить в пустоту, выстроенную среди лабиринтов собственного сознания. А правда тем временем лежит прямо под ногами. Но ее принимать в расчет мы не хотим. Страшно и неприятно. Лучше топтать ее и строить воздушные замки очередных бессмысленных теорий.

Пока я размышлял, поезд успел пролететь несколько станций и я едва не пропустил свою. Она оказался пустынной и мрачной. Горело всего несколько фонарей, а гулявший среди тоннелей ветер, слегка замедляясь на платформе, гонял по воздуху брошенные газеты и разбросанный мусор .

Дежурного у эскалатора не оказалось, сам подъемник тащился еле-еле, причем вплоть до самого верха я ехал на нем один. Легкий морозец, пробежавший по коже, заставил меня поежиться и застегнуть ворот джемпера.

На улицу уже опустились сумерки. Я выходил из дома под вечер, однако солнце убежало за горизонт неожиданно быстро. Белые ночи в этом году отчего-то закончились гораздо раньше обычно. Я что-то читал на тему смещения орбиты земли прошедшим невероятно близко от нее огромным осколком метеорита (астероида?), но ничего толком не понял. Да и какая разница, когда всему этому гребаному миру осталось дней пятнадцать?

Выйдя на Владимирской, я повернул налево и пошел по ухоженной улице с аллеей невысоких молодых деревьев, расположившихся вдоль нее. Красивые, недавно отреставрированные фасады безумно дорогих домов величественно смотрели на меня сверху вниз с той стороны улицы. Интересно, ощущение прекрасного и дорого сохранится во мне до конца дней Земли или умрет за считаные мгновения перед неизбежным?

Мне нужен был дом тринадцать, в нем еще располагалась Аптека.

Пройдя пару перекрестков, я увидел нужную мне вывеску. На коробке спичек так и было написано: дом N, вход из аптеки.

А если там действительно торгуют лекарствами, и не слышали ни о каком Приюте? Как я им скажу? Посмотрят как на идиота… Хотя с моей работой выглядеть придурком приходилось не раз, привыкнуть к этому чувству до конца не получалось.

Внутри Аптеки было пусто. Сам по себе магазин фармацевтики был небольшой – всего пару застекленных стеллажей, шкаф и витрина, возле которой у таблички «касса» томилась очаровательная сотрудница – блондинка с длинными волосами и томным взглядом.

На меня она смотрела с тем же интересом, который я обычно провожаю снующие туда-сюда по дороге машины. В прежнее время, надо сказать. Теперь тачки носились по дорогам без всяких правил – некому было штрафовать. И дело даже не в отсутствии рьяных стражей дорог– платили нынче картечью, не деньгами. Поэтому инициативных дорожных полицейских значительно поубавилось.

Я решил не изображать из себя интересующегося достижениями медицины и сразу перешел к делу:

– Здравствуйте. Вы не подскажете, где здесь находится место под названием Приют?

Брови девушки дернулись, и она посмотрела на меня уже с некоторыми интересом.

– Простите, какой Приют? – голос красавицы сквозил явной фальшью. А глаза! Хищные, колкие. Теперь я уже не сомневался, что пришел по нужному адресу. Однако со мной не хотели говорить напрямую.

И что? Ей уточнить, что меня интересует Приют дьявола? И снова услышать какую-то чушь в ответ?

– Секунду, – тут же опомнился я, и полез в карман. Спустя пару мгновений я достал памятный коробок спичек и показал «кассирше».

Лицо девушки переменилось буквально сразу. Затуманившийся взор, приоткрытые чувственные губы, челка, неожиданно спавшая со лба и слегка прикрывшая левый глаз. Кстати, мне показалось, или верхние три пуговицы ее белого халата сами по себе расстегнулись?

– Проходите, – ласково предложила она и подняла столешницу прилавка. Нижнюю дверку я открыл уже сам.

Сначала хотел спросить, куда мне проходить, но лестница, а над ней – черная дверь, расположившиеся прямо передо мной, сами указали мне дальнейший путь.

Поднявшись по ступеням, я обернулся, однако девушки нигде рядом не оказалось. Она исчезла. На входной двери в Аптеку висела табличка – закрыто.

Все интереснее и интереснее.

Вернув коробок спичек обратно, я глубоко вздохнул, гася нервное напряжение, и двинулся дальше.

От входа вниз вела длинная лестница, через каждый метр освещенная тусклыми светильниками в форме цветков. Только некоторое время спустя я понял, что это изображения роз, причем черных – края ламп были немного затемнены, а из глубины «бутона» разливалась красная подсветка. Стены вдоль лестницы были черными. Ну, или так казалось в игре теней.

Пока я спускался вниз, неясные звуки и даже шепот стали слышаться мне сначала едва уловимо, но затем все настойчивее. Среди них я различал стоны, иногда даже крики, томные, возбужденные голоса, сулившие наслаждение и… боль. Слышались мольбы и угрозы. С каждым шагом их гомон становился все более напряженным. Я никак не мог взять в толк, я слышу их откуда-то из динамиков или они звучат в моей голове? Что за ерунда?

Я пошел быстрее и спустя пару секунду соскочил с последней ступеньки. Голоса и звучи исчезли.

Меня окружала просторная овальная зала. Ее стены были выполнены из какого-то черного камня, возможно оникса, украшенного бардовыми гардинами, развешенными вдоль периметра в форме связанных треугольников, и серыми скульптурами обнаженных мужчин и женщин, чередовавшихся друг с другом.

Я поднял глаза вверх и даже дернул бровями от изумления. Над залой висел большой черный шар, причем не видно было, чем он крепился к потолку, поскольку его самого видно не было. Черный шар крутился и испускал легкое белое свечение, вокруг которого стелился дым, словно нечто освещало его с какой-то из сторон, однако откуда шел свет я понять не мог. Нечто подобное можно видеть на фотографиях с…

– Лунным затмением, – закончила за меня мысль девушка, стоявшая посередине залы.

Мой взгляд спустился вниз, и я едва не присвистнул от удивления. Передо мной стояла шикарная красавица в черных кружевных одеяниях, настолько легких и воздушных, что они казались державшимися на ней по очевидному недоразумению. Без того большая высока грудь была приподняла вверх косточками черного лифа, от чего представлялась невероятно аппетитной.

Кудрявые темные волосы подобно ручейкам одушевленной тьмы струились на плечи и спину девушки. На меня смотрели большие глаза с длинными ресницами. Полные губы были слегка раскрыты…

А тут знают толк в подаче красоты и возбуждения.

Я прокашлялся. Так, все мошенники всех времен всегда знали, как сыграть на подсознании жертвы, отвлечь ее внимание от важных вещей, увести в сторону, а затем ограбить или убить. Со мной такой номер не прокатит. Знаем, видели. Все это чудеса с исчезновениями и неожиданными появлениями не более, чем использование моей дезориентации всякими диковинными штуками. А шепот на лестнице – грамотная и качественная акустика.

– Простите, я пришел сюда по делу, – тут же начал я, обрывая все возможные недоразумения. – Вот этот коробок оказался в моей квартире, и я не знаю каким образом. Возможно, случайным. Однако перед этим меня похитили. Теперь я хочу знать, кто это сделал и зачем.

Девушка соблазнительно улыбнулась и двинулась ко мне. Честно скажу, рука сама потянулась к пистолету, но я в последний момент одернул себя. Уж надеюсь, моей физической формы хватит, чтобы в случае чего справиться с этой хрупкой моделькой.

Она остановилась буквально в полуметре от меня, взяла меня за руку, в которой я держал коробок спичек, нежно провела несколько раз своей ладонью по моей. Ее руки были такими нежными, что я невольно почувствовал прилив мужской силы ниже живота.

Попытавшись отдернуть руку, я нарвался на непонимание моего собственного я. Проклятье, мне нравилось, что эта красавица трогает меня!

– Метка не могла оказаться у тебя просто так, Максим, – сказала она.

Ну, знание моего имени ни о чем не говорит. Трюк старый, уже неинтересный.

– Если она у тебя, значит, так было нужно, – голос брюнетки был одновременно загадочным и томным, завораживающим и дурманящим рассудок.

Ее руки стали продвигаться дальше по моему предплечью, плечам, шее, одна из ладоней заскользила по груди, затем по животу, ниже…

Из последних сил и разума я отстранился. Мое сердце бешено колотилось, а дыхание было сперто. Меня словно огрели обухом по голове. Я никогда не чувствовал такого мощного прилива возбуждения.

– Простите, я не знаю, чего вы сейчас добиваетесь, но я пришел за ответами. Позовите вашего главного, мне нужно с ним переговорить. Я действующий адвокат, у меня есть…

Пальчик брюнетки неожиданно оказался на моих губах, тут же прервав мою тираду.

– Знаю, что ты пришел за ответами, – ее ладони снова опустились ниже моего живота. Закружилась голова, стало жарко. – Пойдем за мной.

Мысли о сопротивлении даже не возникло.

Я шел за брюнеткой, словно в тумане. Мимо проплывали коридоры, перекрытые арками, залы и холлы, множественные комнаты. Везде свет нам освещали черные розы и… черные шары разных размеров и сочетаний. Дверей нигде не было – только прозрачные занавески розового и бардового оттенков отделяли помещения друг от друга.

На пути нам встречались разные люди, мужчины, и женщины. Все они был одеты неприкрыто и откровенно, некоторые – полностью раздеты. Часть из них прямо у стен занимались любовью, ласками друг друга, иногда в группе по несколько человек. Видел я как какую-то девушку связывали веревками, другую – стегали плетьми и даже палками. В одном из холлов мы стали свидетелями настоящей кровавой оргии, в которой несколько девушек уродовали свои тела ножами и иглами, при этом вереща от боли и возбуждения. Пару раз я видел, как несколько человек вешали на эшафотах, когда как наблюдатели исходили до состояния помешательства от истомы и оргазма.

Все это я наблюдал словно во сне, не имея воли сопротивляться или вмешиваться в происходящее. В воздухе стоял дурманящий запах роз, сирени и секса.

Я буквально опьянел, голову кружило, хотелось остановится, передохнуть… А, может, принять участие даже? Голоса ведь так сладко шептали…Но я гнал от себя эти мысли и упрямо шел за брюнеткой, сексуально покачивающей бедрами передо мной в своем невероятно восхитительном одеянии. В голове было несколько… пусто и в той же мере полно от накативших на меня впечатлений и… желания.

В какой-то момент моя сопровождающая завернула в одну из комнат. Приподняв занавеску, она предложила мне зайти. Без возражений я проследовал внутрь.

Окон в помещении не было, красно-розовые оттенки освещали стены. Посередине стояла большая, пышная кровать, застеленная бордовым бельем. Рядом с ложем располагался комод, на нем различные приспособления для игр …

Брюнетка подошла к кровати и остановилась, чуть склонив голову. Не шевелилась.

Я стоял в нескольких метрах от нее, разрываемый противоречиями. С одной стороны остатки сознания подсказывали мне, что я оказался здесь совсем с другой целью, однако буря эмоций и вожделения требовала отбросить прочь мысли. Взять ту, что сейчас покорной стоит передо мной и… ждет.

А вдруг это ловушка?

Почему она так безучастна? Вдруг это все… разыграно?

Это игра.

Мои руки коснулись ее волос. Я даже не заметил, как подошел ближе. Все вокруг словно наполнилось туманом, нос защипало от неуловимо странного аромата.

Наркотики? Дурман?

Остатки воли и логики покинули меня.

Нежно проведя несколько раз по ее кудряшкам, я взял ее волосы в кулак и дернул в сторону, заставил голову склониться на бок. Впившись губами в ее нежную шею, я стал медленно целовать ее кожу, коснулся ушка… У меня свело скулы от возбуждения.

Другая рука тем временем нащупала завязки на пояснице красавицы, без лишнего труда развязала их, освобождая красивую попку из плена кружевных фантазий… Пальцы заскользили по ягодицам, по теплой ложбинке между ними… Они опускались ниже.

Из груди девушки донесся легкий стон.

Я отпустил волосы и легким толчком заставил ее опуститься коленями на кровать, затем упереться в нее руками. Сильная, фигуристая спина с мощными бедрами и упругой попкой покрылись легкими мурашками…

Как в моих руках оказалась хвостистая плеть, я не понял, только услышал голос сумасшедшей брюнетки:

– Давай, накажи свою нехорошую девочку…

Медленно, не торопясь, я провел хвостами плети по невероятно упругой коже на попке девушки, затем погладил ее рукой…

Удар. Мышцы красавицы сократились, она слегка подалась вперед. Ее легкий стон показался мне насмешкой.

Еще удар. Теперь она застонала сильнее. Еще, затем еще, еще раз!

Она не закричала, отнюдь. Только возбужденно, с придыханиями и легким шипением, стонала, заставляя мой внутренний огонь пылать еще сильнее!

Отбросив плетку в сторону, я принялся гладить покрасневшую кожу, наслаждаясь изменившейся тональностью голоса брюнетки: она чуть ли не замурлыкала как кошка.

Взяв ее за плечи, я притянул ее спиной к себе. Руки заскользили по еще сокрытой лифом груди, животу… Через плечо я смотрел на ее декольте и сильные, упругие возвышенности ее тела, слегка взмокшие от пота, влекли меня к себе.

Когда я медленно и без ненужной торопливости раскрыл чашечки лифа в стороны, а ее потрясающая грудь легла в мои ладони, она взяла мои руки в свои и стала мять свое же тело с силой и любовью…

Наши губы страстно лобзали друг друга, чертовка чуть не проглотила мой язык.

Не помню как, но я оказался на спине, она сверху. Стройная осанка, большая грудь, напряженные соски… Эта девушка могла свести с ума.

Или вернее мое желание?

В руках брюнетки возникла черная лента – повязка на глаза. Признаться, даже не уловил момент, когда она завязала ее на моей голове – только увидел темноту перед собой.

Потом девушка неожиданно бесшумно встала, исчезнув. Кажется, я остался один.      Лежал, часто дыша. По-моему, на мне не было одежды.

Когда я успел ее снять?

Голоса шептали вокруг, я слышал сладостные стоны. Вокруг меня носились тени и сущности.

Скорее все было в моей голове. Мое сознание захватили, крепко стиснув в объятиях.

Я таки попался в ловушку. Теперь моя душа была в их власти.

В момент, когда моего разгоряченного члена коснулись чьи-то руки, я начал постепенно приходить в себя. Но в следующий миг, когда орудие моей страсти погрузилось в горячую влажную полость, мой разум вместе с телом потонули в новой волне доведенного до накала возбуждения…

Язык и губы скользили по стволу моей крайней плоти иногда быстро, иногда затянуто медленно… Из-за повязки на глазах я не видел, кто доставляет мне удовольствие, но был уверен – это не та самая брюнетка. Ее роль была выполнена. А повязка на глазах – условие появление нового персонажа…

Мысль о том, что это могла быть совсем не девушка, посетила меня гораздо позже. Я долго и истерично смеялся.

Лежа там, на кровати, медленно и неизбежно проваливаясь в самую бездну наслаждения, мне в принципе ни о чем не думалось.

В какой-то миг огонь, сначала пылавший, а затем смерчем вырвавшийся наружу, разметал на куски мое сознание, заставив потонуть в объятиях сумасшедшего оргазма…

– Я понял, – бормотали в бреду мои губы. Почему-то я хорошо запомнил, что говорил, но как это делал и почему – вылетело напрочь из головы. – В Приют мы приносим дьявола, что внутри нас. Здесь лишь стены, наркотики и игрушки. Все что в нем происходит – творим мы, вскрывая Бездну своего сознания…

– Была уверена, что ты поймешь, – зашептал голос мне на ухо. Он был нежным, добрым. Возбужденным. – Думаю, часть ответов ты сможешь теперь найти сам. А теперь спи. Игра продолжается…

– Но зачем? Почему?

– Ты ведь всегда любил поиграть сознанием. Никаких больше правил. Занавес!

С сильным выдохом я вернулся из небытия и подскочил на кровати. Где я, и как оказался в небольшой комнате обшитой потрескавшейся выгонкой, понять не мог. Это точно была не комната в Приюте.

Кровать, белое пастельное белье, кровь…

Что?

От укола ужаса я подскочил на месте и свалился на пол. Еще минут пять я приходил в себя, таращась на… труп.

Это была та самая брюнетка из Приюта – на ее прекрасном теле зияла страшная рана от горла до пупка. Кошмар! Кажется, ее выпотрошили…

Приступ рвоты сжал меня в комок, слезы заполнили глаза, в ушах зазвенело.

Как? Кто? Почему я весь в крови?! Мои руки в крови!

Это не я! Не мог, нет, не помню….

Одеться, бежать!

Все было словно в бреду. Джинсы, джемпер, ботинки… Похоже, я надевал их целую вечность. Как оказался на улице – не помню. Что за улица? Черт его знает…

Прочь, нет! Бежать!

Пусть поглотит меня тьма, пусть скроет… Надо понять, разобраться.

Курить…

И отчего же луна смотрит на меня белым диском? Покажи свою темную сторону, сволочь! Ту, где я оказался так недавно…

Ночь.

Свидетельство недопонимания.

– У меня к тебе предложение, – с этой фразы началось утро, чуть стоило мне приоткрыть глаза. Да, конечно, говори, сделаю вид, что я слушаю, на самом же деле я продолжаю додумывать сон, который еще секунду назад управлял мной, теперь же роли поменялись.

– Мы никогда не проводим вечера в больших компаниях, мне интересно было бы тебя познакомить со своими коллегами, друзьями.

Все-таки фраза Максима жестокой реальностью обрушилась на меня, полета сонной фантазии более не было. Перспектива встречи с юристами в серых или черных костюмах, в синих галстуках и светлых, или, таких же, как галстуки, синих рубашках, с хорошо намытыми ботинками. Именно такую картину рисовало мое воображение, стоило мне услышать о коллегах Максима. Мне кажется, что, когда его фразы начинались со слов: «Мне тут один коллега рассказал» я его в принципе дальше не слушала.

– Конечно, Максим, с радостью, я и сама давно хотело это предложить.

Не знаю, почему я автоматически соврала. Что ж, это будет отличный повод купить что-нибудь утонченное для выхода в свет, а также после этого мероприятия у меня будет больше поводов петь оду миру искусства, талантам и художникам, ведь я уже смогу сравнивать.

Не дождавшись пока я встану, Максим сделал себе завтрак, погладил рубашку, выпил кофе, выкурил сигарету, подошел ко мне, поцеловал в лобик, пронзительный взгляд, напоминающий что-то среднее между взглядом любящего мужчины и заботливого отца.

– Заеду вечером.

Как только он ушел, я натянула шерстяные носки, что никогда не делала в его присутствии. Налила себе кофе. Взяла в руки журнал, просмотрела его, нашла несколько интересных идей интерьера. Побродила по комнате. Казалось, все мои небольшие движения составляли минуты, но взглянув на часы, я поняла, что с отъезда Максима уже прошла вечность и приближается вечер.

Краситься не стала, но положила красную помаду в карман на случай неожиданной встречи, надела свитер, приятно облегающий тело, джинсы. Выйдя на улицу я поняла, что, не смотря на то, что лето мы лишь проводили, осень накрыла всех полудепрессивным настроением. Мое же наоборот было на высоте. Обменявшись кокетливой улыбкой с проходящим мимо симпатичным мужчиной, я зашла в магазин, где часто выбирала себе что-нибудь эдакое.

В этот раз я остановила выбор на маленьком черном платье, подобрав к нему интересный красно-серый кашемировый шарф.

Максим всегда удивлялся моей способности быстро собираться куда-угодно. В этот раз я также не удивила его и была готова к его приезду. Перед выходом, бросив на себя косой взгляд в зеркало, я решила, что все отлично. Образ, дополненный красной помадой и умеренным в остальном макияжем, а также черными туфельками на высоком каблуке от знаменитого французского дома мод, весьма соответствовал мероприятию.

Мы вышли, около дома наш ждало такси – глянцево-черная мазда. Максим открыл мне дверь, мы окунулись в городское движение. Уже через 15 минут мы остановились около бара «Колизей» в самом центре города. Место было модное, дорогое, по всем меркам для меня неуютное.

Уже около входа нам встретились первые знакомые. Два молодых человека, расплывшись улыбкой, подошли к нам, пожали руку Максиму.

– Это Оксана, моя девушка.

Оценив меня с ног до головы безразличным взглядом, один из них начал эмоционально что-то говорить. По мне так это была какая-то сплошная какофония, какие- то переводы, офисы, процесс в Москве, преюдиция. Вечер обещал быть веселым.

Потом эти двое предложили пройти внутрь, и Максим, посмотрев на меня многозначительным взглядом, пошел в бар.

Не смотря на все мои торжественные приготовления, зайдя внутрь, я ощутила себя золушкой, красота потухла под блефом еще боле ярких красных помад, клатчей шанель и бриллиантов.

Это место можно было назвать типично тусовочным, барная стойка длинной с пол-улицы, громкая музыка, люди, пытающиеся ее перекричать.

К нам почти сразу подскочила улыбающаяся довольная блондинка с весьма озорным взглядом.

Она обняла Максима, посмотрев на меня, она добавила:

– Я Кристина из White & Black.

Не знаю, что это, но по ее самодовольному виду было ясно, что работать там чрезвычайно престижно, и, если ты туда попал, то твоя жизнь автоматически становится удавшейся.

Я одарила Кристину улыбкой и сказала Максиму, что мне нужно отойти. Пройдя по весьма узкому для бара, где большое количество посетителей, коридору, я нашла уборную.

Это было приятное синее помещение, стены местами были оформлены под маленькие водопады, вода стекала ровными струйками от потолка до пола. Кое-где стояли орхидеи. Так аккуратно сложенных полотенец в моем доме просто не бывает. Наверно, я была бы готова провести тут оставшийся вечер. Немного придя в себя, подправив макияж, я решила вернуться в общую атмосферу успеха. Выходя, я столкнулась с девушкой. Что-то в ее взгляде меня сразу поразило. Ее глаза были глубокого иссиня-голубого цвета, при этом они обжигали каким-то непонятным холодом, который тут же просачивался в самую душу. Она была идеально одета: бежевое платье, строгое и аккуратное, синий пиджак. Волосы были убраны, и лишь две игриво выбившиеся пряди обрамляли ее лицо. Она выглядела внешне, как все люди в этом баре, но было в ней и что-то неуловимое, что я почувствовала, что заставило меня машинального посмотреть ей вслед.

Найдя Максима, я все еще думала о случайно встретившейся мне незнакомке. Весь вечер я просидела, почти не сказав ни слова, люди, постоянно подходившие к Максиму и эмоционально и долго с ним разговаривающие не считали нужным одарить меня хотя бы небольшим диалогом. Вскоре мне надоело показушно улыбаться, и я просто сидела. Я уже хотела попросить Максима отвезти меня домой, как увидела, что из-за спины стоящего рядом мужчины вышла моя таинственная незнакомка.

– Наталья, очень тебе рад.

Она подошла, обменялась с Максимом классическим вежливым приветствием. Однако, я впервые за вечер почувствовала, что ее взгляд более прикован ко мне.

– Да, это Оксана. Моя девушка.

– Очень приятно. У вас такое живое интересное лицо, предполагаю, что вы не юрист.

– Спасибо, вы правы. Я художник.

– Уверена, вы пользуетесь популярностью.

Она еще раз пронзительно на меня посмотрела. Когда она уходила, мне показалось, что она дотронулась до моей руки. Наверно, просто случайно задела.

– Кто это.

– Ты про Наталью?

– Да.

– Мы с ней познакомились много лет назад, когда проходили практику в арбитражном суде. Несмотря на то, что у себя на курсе, она была одной из лучших, мне кажется, что ее никогда не привлекала юриспруденция. Насколько я знаю, какое-то время она еще работала в суде. Хотя не представляю, чем она сейчас занимается. Ну, что? Ты готова ехать домой?