Оглавление
Оксана Санжарова. Артхив. Истории искусства. Просто о сложном, интересно о скучном. Рассказываем об искусстве, как никто другой
Прелюдия
Подпись художника: почему авторы не всегда указывали свое имя и как они вошли во вкус
Возрождение
Леонардо да Винчи: бог из машины
Микеланджело Буонарроти: строптивый гений
Иероним Босх: доктор Кто
Тициан Вечеллио: божественный
Рафаэль Санти: любимец богов
Сандро Боттичелли: великий декоратор
Альбрехт Дюрер: человек-эпоха
«Пасхальные яйца» в искусстве: ТОП‐10 картин и фресок с загадками
Барокко
Питер Пауль Рубенс: дипломат, миротворец, делец
Рембрандт Харменс ван Рейн: блудный сын
Антонис Ван Дейк: неприкаянный вундеркинд
Диего Веласкес: гофмаршал с мольбертом
Микеланджело Меризи да Караваджо: скандалист, убийца, гений
Артемизия Джентилески: икона феминизма
Рококо: глянец XVIII столетия
Романтизм
Теодор Жерико: романтический всадник
Эжен Делакруа: дикий, светский, страстный, сдержанный
Гойя: махо при дворе короля
Уильям Тёрнер: интеллектуальный кокни
Василий Тропинин: крепостной художник
Орест Кипренский: взлет и падение
Классицизм: разум и порядок
Реализм
Гюстав Курбе: огонь революции
Камиль Коро: человек без биографии
Жан-Франсуа Милле: мифический крестьянин
Василий Верещагин: война за мир
Иван Айвазовский: путь к морю
Архип Куинджи: один на один с миром
Валентин Серов: великий молчальник
Тонализм: живописный джаз
Импрессионизм
Пять изобретений, без которых не было бы импрессионизма
Как американский коммодор и ящик с японскими гравюрами повлияли на рождение импрессионизма
Эдуар Мане: денди-бунтарь
Клод Моне: вслед за солнцем
Эдгар Дега: остроумный мизантроп
Альфред Сислей: художник-невидимка
Гюстав Кайботт: гениальный аматор
Огюст Ренуар: невыносимая легкость
Камиль Писсарро: добрый Бог
Джон Сингер Сарджент: гражданин мира
Уильям Меррит Чейз: американский мечтатель
Экспрессионизм: предчувствие катастрофы
Постимпрессионизм
Винсент Ван Гог: одаренный безумием
Поль Сезанн: прованский гений
Поль Гоген: неприкаянный беглец
Жорж Сёра: художник, который поставил точку
Анри Матисс: художник, упростивший искусство
Анри де Тулуз-Лотрек: монмартрский аристократ
Модерн
Густав Климт: покоритель сердец и возмутитель спокойствия
Альфонс Муха: жизнь как череда счастливых случайностей
Михаил Врубель: страстный, нищий, гениальный
Обри Бердслей: короткий век эпатажного чудака
Эрте (Роман Тыртов): художник, который жил в мире грез
Мауриц Корнелис Эшер: изгой, вывернувший мир наизнанку
Авангард
Джексон Поллок: повелитель брызг и капель
Марк Ротко: художник, превративший цвет в религию
Пауль Клее: обыкновенный волшебник
Василий Кандинский: художник, который слышал цвета
Пабло Пикассо: художник, превративший себя в гения
Казимир Малевич: мистификатор, революционер, бедняк
Рене Магритт: великий иллюзионист
Фрида Кало: влюбленная в жизнь, возлюбленная смерти
Эдвард Мунк: художник, нарисовавший страх
Эгон Шиле: трепетный развратник
Оскар Кокошка: странствующий рыцарь
Сальвадор Дали: господин Эпатаж
Абстрактный экспрессионизм и поп-арт: искусство протеста
Современное искусство
Энди Уорхол: замаскированный король
Жан-Мишель Баския: «дикарь» в дорогом костюме
Дэвид Хокни: джентльмен и его место под солнцем
Ганс Гигер: художник, что рисует жуть
Люсьен Фрейд: нелюдимый правдоруб
Фрэнсис Бэкон: живопись на крови
Ай Вэйвэй: путь воина
Бэнкси: супергерой с баллончиком краски
Отрывок из книги
Нередко, рассматривая живопись старых мастеров, мы испытываем досаду, видя на табличке лаконичное «Н. Х.» – неизвестный художник. Немного больше нас радует подпись «мастер…», дополненная названием немецкого или фламандского городка или алтаря какого-нибудь святого. Если же мы откроем именной список художников XIII–XV веков, то обнаружим, что и здесь изобильнее всего представлена буква «М». И не потому, что в это время были особенно популярны Михели, Матеуши и Мельхиоры, а потому, что нас ожидает длинная череда безымянных мастеров – мастер св. Вероники, мастер амстердамского успения Богородицы, мастер вышитых рукавов, мастер лилльского поклонения…
Что же мешало художникам этого времени облегчить жизнь искусствоведам, написав где-нибудь у подножия трона Мадонны свое имя?
.....
В то время как часть биографов выясняет отношения, споря, к какой именно ереси тяготел Босх, другие уверены, что он был истово верующим католиком, как сказали бы в наше время – «тру». И антиклерикальный пафос, который бесспорно присутствует в его работах, вызван как раз мягкостью Престола по отношению к адамитам, манихейцам, гуманистам и прочим греховодникам.
Босх жил в эпоху великого перелома. Сквознячки гедонизма, гулявшие по Италии, задували в Северную Европу. Бедность, смирение, умеренность – идеалы, казавшиеся незыблемыми веками, вдруг дрогнули под натиском крамольной идеи о том, что «человек – венец творений природы». Церковь теряла былой авторитет, и Босх остро чувствовал, что час расплаты не за горами. Вездесущих жаб и сов, ассоциировавшихся с тьмой и ересью, он рисовал в назидание. Священников изображал деградантами, поскольку считал, что церковь тоже погрязла в алчности и разврате. И дивные образы того же «Сада земных наслаждений» навеяли ему не еретические учения, а незамутненное чувство католической вины.
.....
