Книга представляет собой собрание статей по истории, лингвистике и литературе, касающихся смежных дисциплин – филологии, семиотики и риторики. Одна часть книги посвящена извечному русскому вопросу о Наполеоне и войне 1812 года. В другой рассматривается фигура французского лингвиста Ролана Барта. В третьей речь идет о нескучных современных писателях – Джулиане Барнсе и Амели Нотомб. Паскале Киньяре н Милане Кундере. Эммануэле Каррере и Эдуарде Лимонове. Всё специальное в этой книге представлено как простое в постижении, живое и актуальное. Предназначена для широкого круга читателей.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Оглавление
Оксана Тимашева. Треугольник. История, семиотика, литература
Великая французская революция идей
Вокруг Наполеона
Три наброска к портрету Наполеона. Стендаль, де Сталь, Шатобриан
Дискурсивный анализ одного послания Наполеона. Французская речь в последнем томе романа Л. Н. Толстого «Война и мир»
Кампания 1812 года глазами Андре Рачинского
Война 1812 года в книгах Жермены де Сталь «Десять лет в изгнании» и Армана де Коленкура «Поход Наполеона в Россию. МЕмуары» (Лица, судьбы, персонажи)[60]
В. В. Верещагин и В. В. Розанов о Наполеоне. «Воспоминания герцога де Фезенсака»
Немного семиотики
Научный кругозор Ролана Барта, авторитеты и приоритеты
Риторика мифа «Мифологии» Р. Барта vs «Диалектика мифа» А. Ф. Лосева
Поэтический язык как бесконечность и как параграмма «Империя знаков» (1970); «Арчимбольдо» (1980)
Означаемое в поэтическом историческом дискурсе «История и литература. По поводу Расина» (1960); «Сад, Фурье, Лойола» (1971)
Дискурс Ролана Барта «Фрагменты речи влюбленного», 1977
Фрейм монастырь в пьесе Ж. Бернаноса «Диалоги кармелиток»
Статьи о современной литературе
Некоторые особенности поэтики Амели Нотомб
«Спекулятивная риторика» Паскаля Киньяра
Эмиграция. Культура. Идентичность. Милан Кундера, Александр Солженицын и другие
В поисках утраченной молодости. Патрик Модиано
Критика как роман, или Жердочка для попугая. Джулиан Барнс и Павел Басинский
«О России»: Эммануэль Каррер и Эдуард Лимонов. Особенности речемыслительной культуры
Отрывок из книги
Жил-был антиквар Василий Андреевич Верещагин – однофамилец знаменитого батального живописца и – как оказалось – прилежного историка Верещагина Василия Васильевича, чей труд «Наполеон I в России. 1812» не раз цитируется на страницах этой книги. Почему он мне вдруг вспомнился? В 1914 году антиквар Верещагин издал толстый том своих статей под названием «Памяти прошлого». Там была заметка «Старый шкапик», посвященная комоду, который принадлежал Наполеону в его ссылке на острове Святой Елены. А доставил этот «шкапик» в Россию, уже после смерти владельца, некий русский офицер, который входил в состав особого международного корпуса надзирателей за Наполеоном. В этой заметке написано, что оный русский офицер «всегда с почтением относился к императору». Вот тут я несколько запнулся. Загадкой для меня стало это почтение. Ведь Бонапарт, как ни крути, никакой не император, а узурпатор трона – так его называло русское общество, если следовать «Войне и миру» Льва Толстого. И уж тем более это должен был понимать русский дворянин, воспитанный в исконном почтении к законной – наследственной, укорененной – монаршей власти. А еще более удивительным мне показалось это «почтение к императору» со стороны русского офицера: ведь перед ним был поверженный агрессор и оккупант. Благородный человек и офицер, разумеется, не станет измываться над побежденным врагом, он проявит к нему милосердие, да; но – почтение?
Еще более удивительным для меня стало открытие поистине братской – на монаршем опять же уровне – любви русского императора Александра I к перекрасившемуся республиканцу, узурпатору Бонапарту (о чем, кстати, подробно рассказывается в огромном трехтомном романе-хронике «Государи-братья» Евгения Васильева и Виктора Смоктия).
.....
С русскими людьми де Сталь впервые познакомилась у себя в салоне еще в Париже: ее навещали русские дипломаты и путешественники. Когда она, уже в изгнании, попадает в Вену, то там среди ее друзей – князь де Линь, семидесятидвухлетний старик, дважды фельдмаршал (Австрии и России), любимый собеседник Екатерины II, а также юный граф Сергей Семенович Уваров, тогда еще камер-юнкер. Имя г-жи де Сталь было хорошо известно в дворянских гостиных Москвы и Петербурга 1812 года. Как писательницу ее знают в России уже давно. В 1795 году Н. М. Карамзин перевел ее новеллу «Мелина» (она выдержала три издания). Далее последовали переводы новеллы «Мирза» (1801), «Двух повестей» (1804) и романа «Коринна» (1809). Ее читатели были повсюду: в уездных, губернских и столичных городах. Перед ней распахивались все двери, включая двери государя, хотя никто не забывал, что деньги ее отца расчистили дорогу Французской революции. Петербург и «грибоедовская» Москва (фамусовское общество) не слишком ею восторгались. Граф Ростопчин, министр иностранных дел при Павле I, называл ее по-французски «une pie-conspiratrice» – «сорока-заговорщица». Из некоторых частных писем стало также известно о том, что консервативные московские дамы рассуждали синонимично Наполеону, оценивая ее как «безбожницу» и «безнравственную женщину», «из-за которой и погиб Свет».
В Петербурге де Сталь сумела сблизиться с графом Петром Корниловичем Сухтеленом, голландцем по происхождению, служившим государю в качестве главного военного строителя портов, каналов и крепостей. Именно Сухтелен рассказал де Сталь об истинном положении дел в стране и о перспективах войны с Наполеоном, что ее особенно интересовало. Следует добавить, что она была восхищена сыном Сухтелена, флигель-адъютантом Александра I, с ее точки зрения, также «героя нового времени».
