Отрывок из книги
Работать Ефим Назарук старался скрытно, не ровен час, узнают, что готовишь к плаванию подлодку – оштрафуют и могут даже из города выслать, но все равно, его действия и треск сварочного аппарата невозможно было утаить от соседа – отставного генерала Гароева. В свое время имя этого генерала наводило страх на самых отчаянных горцев, и в городе многие юноши хотели походить на него. Во всяком случае, лет десять назад, когда зима была особенно суровой, пошла мода на бурки. Именно подобные той, что украшала и берегла от морозов генеральские плечи. И не только бурка могла украсить генерала. Как-то прошлым летом, когда Ефим распил бутылку коньяка с боевым генералом, тот достал из шкафа мундир, увешанный орденами, и сказал Ефиму – а ну-ка, примерь. Ефим с трудом удержал генеральский мундир двумя руками, а когда надел на плечи, то сразу уменьшился в росте, непомерная тяжесть мундира согнула его. Да, нелегко быть генералом, – помнится, сказал или даже пропел он. О войне в трезвом состоянии генерал не хотел говорить. Но всякий раз после возлияний приходилось выслушивать рассказы генерала о далекой от разумного понимания нелегкой военной жизни. Пересыпана речь генерала была словами, таящими в себе смерть: зачистка, зеленка, град, кордон, духи, заложники…
Генерал был почти ровесник Ефима, недавно отметил шестидесятилетие, но выглядел значительно моложе. Конечно, сваркой и газом не дышал, все время на свежем воздухе. Режим соблюдал в любом самом яростном бою – подошел час обеда, извольте подавать. Это, объяснял, старая традиция, еще великий Кутузов ее строго соблюдал. На Бородино, в самый разгар битвы повелел скатерть на траве расстелить. Во время принятая пища – прямой путь к победе! И еще любил Гароев утверждать, что отставных генералов не бывает, недаром разрешено носить форму вечно. Вот только от того, что не снимал фуражки, к старости облысел. Лысина у них обозначилась почти одновременно – лет пять тому назад, генерал после появления лысины стал регулярно брить голову в парикмахерской, и голова, теперь гладкая, словно яйцо, делала генерала похожим на легендарного разбойника Котовского. Раньше этот Котовский считался героем, а потом историки заклевали, мол, мирных селян грабил. Ефим пытался завести разговор о Махно, Котовском, Щорсе – все они были не ангелы. Нечего им подражать. Генерал же ни о каком Котовском и слушать не хотел, он считал, что бритая голова возбуждает женщин своей схожестью с другой не менее важной нижней головой. Генерал любил хвастать своими победами не только в горах Кавказа, но и на поприще любви. Уверял, что это даже обязанность победителей улучшать породу. Но здесь надо знать меру, объяснял он, и ни в коем случае нельзя настраивать против себя мирное население. Все может происходить только по обоюдному согласию. Мы ведь ни какие-нибудь дикие орды монголов. Насилие должно быть исключено. Хвастал, что не пощадил даже друга, когда тот изнасиловал чеченку в присутствии ее маленького сына. Крикнул ему, что же ты плодишь кровников! Он подрастет, и будет резать наших солдат. Друг отмахнулся и засмеялся, подтягивая штаны. И пустил его в расход генерал самолично прямо на месте. Сам же генерал полюбил красавицу осетинку, моложе его лет на двадцать, и она ему ответила взаимной любовью…
.....
В первые годы перестройки Витов был назначен мэром, а через год уехал в Париж, где ему дали большую зарплату и современную оснащенную новейшими приборами лабораторию, и в городе поначалу стали избирать мэров. Но это не привилось. Обожглись на артисте: первый, свободно избранный мэр, на поверку типичным дуремаром оказался. И слово «мэр» надолго скомпрометировал. Так что теперешний фактический мэр города иначе и не называется как «правитель». Или еще называют его – наместник. Был он из местных, бывших борцов с привилегиями, свой, заводской. К нему все притерпелись и перемен боялись. Ефим, хотя и знал его, как облупленного, ни с кем своими знаниями не делился. Не успокаивались только те, у кого обнаружилась лучевая болезнь, так называемые «лучники», устраивали пикет за пикетом… Но к их пикетам привыкли уже и внимания особого на них не обращали. Даже специальную для них созданную в свое время больницу прикрыли – и то сошло с рук. Так что на выборах другой власти никто не настаивал. Опасались чиновники, что при смене власти будут проведены массовые ревизии и опять назначат передел собственности. Тут уж было из-за чего трястись многим столоначальникам. Почти каждый из них владел если не торговой фирмой, то землей у моря или подобием дворца не здесь, так на Канарах.
Многие больницы, расположенные в парках, закрыли, также как и спецбольницу, где лечили облученных, здания приватизировали, на месте больничных парков коттеджи себе понастроили, мало им Канальной улицы с дворцами, даже бывшее певческое поле один из министров приватизировал и на его месте башню астрономическую для себя построил. Собирал он в этой башне других министров на чай, выпивали, играли в покер, смотрели на остров в телескопы.
.....
