Читать книгу Рассказы о Джей-канале - Олег Клинков Клинков - Страница 1

– Не знаю, что вам сказали про Тернера, только наверняка все это брехня.

– Вы думаете, мне сказали о Тернере что-нибудь плохое? – спросил Марк.

Хелминский откровенно усмехнулся:

– Вы ведь не поздравительный адрес ему привезли, верно? Или аналитики Управления безопасности теперь занимаются и этим?..

Он отвернулся и некоторое время ожидающе смотрел сквозь громадное окно на посадочное поле.

– А что, – спросил Марк, когда диспетчер вновь повернулся к нему, – о Тернере можно сказать плохое?

Хелминский чуть пожал плечами:

– О каждом можно сказать плохое, разве нет? – он вновь посмотрел в окно.

– И все-таки? – настойчиво спросил Марк.

Диспетчер несколько секунд внимательно смотрел на него, по всей видимости решая, обязан он отвечать или нет, потом заговорил:

– Видите ли, господин…

– Мельгош, – назвал себя Марк, хотя уже представлялся в начале разговора. – Марк Мельгош.

– А, ну да… Видите ли, господин Мельгош… – начал было Хелминский, но осекся – со стороны посадочного поля докатился низкий гул, и, отвернувшись, диспетчер совсем забыл о Мельгоше, наблюдая за посадкой пары капсул, возникших прямо под тучами в уже темнеющем небе. Говорить из-за гула было невозможно, и Марк тоже посмотрел в окно. Капсулы над полем несколько секунд висели неподвижно, матово отсвечивая в лучах прожекторов, затем совершенно синхронно, словно связанные чем-то невидимым, мягко заскользили вниз и замерли через секунду среди слепящих плешин огромных луж, покрывавших посадочное поле. Из съехавших в сторону люков капсул выбрались пилоты и, согнувшись под изрядным уже дождем, побежали к видневшемуся в дальнем конце поля зданию диспетчерской со стоявшими рядом с ним санитарной и аварийной машинами.

Гул стих. Хелминский вновь повернулся к Мельгошу и некоторое время молчал, видимо вспоминая, о чем шла речь.

– Да. Видите ли… – наконец заговорил он. – У нас тут редко кто остается без отметины за тот год, что летает по контракту. В лучшем случае обгорит не раз и не два, а в худшем… Многие говорят: "зеркала" есть "зеркала". А когда висит над тобой это, начинаешь говорить и думать такое, что в другое время наверняка не сказал бы и не подумал… Короче, Тернер летает в Канале уже полтора года – он продлевает контракт, и за это время никто не видел на нем даже маленького ожога. Кроме последнего случая, понятно…

– Думаете, есть люди, завидующие Тернеру? – спросил Марк.

– Дело не в зависти… – Диспетчер в задумчивости потер правой рукой блестевшую от ожога и, должно быть, зябнувшую левую. – Затрудняюсь сказать, но это не зависть… Я сам, когда еще летал, несколько раз выводил из Канала горящие капсулы с Тернером, и не могло там внутри ничего уцелеть. Не могло. А Тернер всегда оставался жив. Понимаете, вырезали запекшийся люк, а он сидел там, внутри, как ни в чем не бывало, живехонек. Не просто живехонек – без единого ожога, понимаете! Хоть бы волосы опалил… Он себя не жалел, лез обычно под самое "зеркало", чтобы уж наверняка ракету пускать. Ну, и… Короче, часто горел. И не сгорал. Как заговоренный… – Хелминский замолчал, словно еще раз обдумывая эту загадку.

– Да, странно… – подождав немного, сказал Марк, чтобы как-то подтолкнуть так удачно разговорившегося и вдруг замолчавшего собеседника.

– То-то и оно, что странно… – кивнул головой диспетчер. – Ну и, понятно, болтают всякое, вроде того, что Тернер душу нечистому продал. Ерунда, конечно, но народ тут разный. С бору по сосенке, всякие есть… Только спроси любого, кого бы он хотел себе в страхующие, обязательно Тернера назвали бы, можете не сомневаться. Если уж не вслух назвали бы, то про себя точно: он из таких передряг горящих выволакивал, что никто другой туда попросту не сунулся бы. А наболтать могут всякое…

– А сами вы что думаете насчет этого… везения Тернера?

– Что думаю?.. – Хелминский помолчал, потом пожал плечами. – Что тут можно думать? Канал есть Канал… Если хотите, люди здесь за год узнают о себе больше, чем за всю жизнь, некоторым этого выше головы… А Канал? Он сам по себе, к одним относится хорошо, к другим – нет, и никто не знает, почему так.

– То есть вы считаете, что Тернеру всегда везло, а на этот раз нет?

– Вроде того… – неожиданно хмуро ответил диспетчер, словно спохватившись, что слишком разговорился.

– Понятно… И последний вопрос, если позволите. Что за человек Тернер, на ваш взгляд?

– Человек?.. Человек как человек. Что в компании не лезет и больше молчит, так тут все со странностями. Одни болтают без умолку, другие молчат… Мне можно идти? – Хелминский поднялся.

Марк понял, что больше ничего не сможет вытянуть из него, тот и так, видимо, считал, что наговорил слишком много. К тому же у него не было уверенности: может Хелминский добавить что-то или будет повторять слышанное Марком уже много раз. Он выключил диктофон и тоже поднялся:

– Да, вы можете идти, – сказал он. – Спасибо за помощь.

Хелминский, не говоря ни слова, повернулся и, подняв воротник потертой летной куртки, быстро вышел из холла. Сквозь отворившуюся дверь донесся шум усилившегося дождя.

Марк подошел к окну. На улице было темно. Лучи дежурных прожекторов, освещавших посадочное поле, расплылись в сплошной пелене дождя. Вдалеке в столбе света от фонаря мелькнула громадная фигура Хелминского, он бежал, высоко поднимая колени, к диспетчерской.

"Словом, замечательный человек Тернер… – подумал Мельгош, вспоминая только что закончившийся разговор. – Интересно, что бы они все сказали, узнав, что Тернер подозревается в убийстве двух человек?.. – Он посмотрел на часы, было без четверти десять. – Можно успеть еще с медиками поговорить…"

Он положил диктофон в сумку и по подземному переходу прошел в госпитальный корпус. Там, в вестибюле, за перегородкой, сидела молоденькая дежурная. У нее было круглое простенькое лицо, короткие волосы, широковатый курносый нос и выдающиеся вперед щеки. Мельгошу неожиданно пришла в голову мысль, что, наверное, так должен выглядеть гладко выбритый и подстриженный леший.

"Надо Белке про это сказку сочинить…" – мимоходом подумал он и попросил девушку позвать кого-нибудь из бригады, принимавшей Тернера, когда тот сгорел.

"В сущности, никто не говорит о нем, как о возможном убийце, – думал Марк, устроившись в ожидании на белом больничном стуле возле окна и вспоминая один за другим все сегодняшние разговоры с пилотами и диспетчерами Центра. – Говорили действительно разное, но… Идти и убивать?.. И потом, какое это все имеет отношение к генетикам? Ведь никто и словом не обмолвился… Впрочем, тут, похоже, не очень-то друг другу в души лезут…"

Минут через пять к Мельгошу подошел высокий сутулый человек в белом халате, с длинными руками, длинным лицом и длинным острым носом.

– Я, собственно, догадываюсь, зачем вы пришли, – сказал он. – Все это есть в рапорте бригады, я его подписал.

– Да, я знаю… Если вы не торопитесь, присядем? – Марк кивнул на стулья. – Я подумал, может быть, еще что-нибудь вспомните, какую-то деталь. Знаете, самые важные мелочи, как правило, всплывают потом. Да и рапорт есть рапорт – форма давит. Если позволите, я включу диктофон.

– Как угодно… – коротко пожал плечами врач. – Что вас конкретно интересует?

– Просто ваши впечатления от того, что произошло.

– Впечатления?.. Впечатления, знаете ли, самые сильные.

– В рапорте сказано, что тело Тернера очень быстро регенерировало…

– Очень быстро – это слишком мягко. Как вам сказать? – Врач помолчал, подыскивая слова. – Было похоже, как если бы тело просто перезаписывалось в воздухе. Знаете, как на экране очень медленного объемного дисплея. Это продолжалось около четырех часов, и за это время тело стало практически нормальным. Нет, какие-то поврежденные участки, остались, конечно, но по сравнению с тем, что было… – он сокрушенно качнул головой.

– А потом все стало обычным?

– Да как сказать… Не совсем. В принципе волевым воздействием человек может ускорять процессы заживления ран на теле, и довольно существенно. При достаточной тренированности, конечно. Но дело в том, что Тернер-то был без сознания…

– Восстановился он, если не ошибаюсь, за два дня?

– Совершенно верно, на третий его выписали. Смысла держать не было – он был совершенно здоров. То есть, как человек – здоров.

– Как человек?.. – Марк быстро взглянул на врача. – А что, могут быть сомнения в том, что он человек?

– В сущности, никаких. Его ведь обследовали, пока он тут лежал, вплоть до молекулярного уровня. Человек как человек. В определенном смысле даже больше человек, чем мы с вами, – врач вскользь усмехнулся. – Во всяком случае, меня никогда так не обследовали… Если бы не те четыре часа… Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли, может быть, то, что произошло, – это нормально, даже, возможно, обычное дело, но мне прецедент неизвестен. И никому из нашей бригады тоже…

– У него был довольно своеобразный бред…

– Знаете, при таких обширных поражениях любой бред – обычное дело. Кроме того, полеты в Канале – изрядная нагрузка на мозг.

– Понятно…

"Не густо…" – подумал Марк.

– Еще кого-нибудь из вашей бригады я могу увидеть?

– Сегодня – вряд ли. Все в прошлую ночь дежурили. Я случайно здесь – подменяю.

"Не человек?.. – подумал Мельгош в вагоне подземки по дороге в Управление. – Его несгораемость в Канале может иметь тот же механизм, что сработал в госпитале, – быстрая регенерация: сгорал – восстанавливался, сгорал – восстанавливался… Разница только в скорости, все было быстро, в этот раз что-то не сработало. Может так быть?.. Да, может. Только откуда такой механизм? И почему на этот раз не сработал? Вот в чем, пожалуй, штука… Может, он имеется у всех, а мы его не умеем задействовать? Или не у всех?.. У всех джей-канальщиков? Но не горюч-то только он, о других не слышно… Он ближе всех подлетал к "зеркалам", об этом говорили все – значит, "зеркала"? Может – да, может – нет. Кто знает, что это вообще такое – "зеркала"? Мы умеем их только сжигать… А они в ответ делают таких, как Тернер?.. Зачем?.. И в любом случае, при чем тут убитые генетики?.. "Зеркала"-то тут явно ни при чем: он тогда еще не летал в Канале…"

В отделе за своим столом сидел Дягилев и что-то быстро писал. Он был в куртке: или только что пришел, или вот-вот собирался уходить.

– Есть что-нибудь новое? – оторвался он от бумаг, когда Мельгош вошел в комнату.

– Пока нет… – Марк положил на стол диктофон, снял плащ и повесил его позади себя в шкаф. – Я еще не слушал записи. А здесь?

Дягилев с готовностью откинулся на спинку стула и устало повел плечами.

– С Тернером все подтвердилось – два убийства на нем, вся "ихнология" "светит". Я запросил ордер на арест, поедем сегодня же брать… – Заметив, что Марк с сомнением качнул головой, бросил на стол ручку и поднялся. – Да знаю я все, Марк, – с легкой досадой сказал он. – И что только два убийства из восьми на нем, и все прочее знаю… – Он прошелся по комнате. – А ты знаешь, что его уже пытались брать, еще тогда? Уже было взяли раз, и брали-то ребята вроде нашего Ходжича, волкодавы, и не должен был Тернер уйти, а ушел. Судя по рапорту, в дырках весь был, а ушел… Он совсем не дурак, этот Тернер, раз столько времени всех за нос водил, наверняка понимает, что произошло. Короче, я в идиотах ходить не люблю, надо брать плотно и как можно быстрее. А причины, следствия, связи – это все потом. Раскрутим…

"И тогда регенерировал, – подумал Марк. – Похоже, регенерировал, а значит, "зеркала" тут ни при чем… А что при чем?"

– Где Тернер сейчас, не знаешь? – спросил он.

– Что значит – не знаешь? – отозвался Дягилев. – Дома у себя сидит. Ходжич со своими его пасет… – Дягилев остановился напротив Марка. – Я хочу, чтобы ты со мной поехал. Посмотришь, как он будет себя вести, квартиру его посмотришь. Опять же – лишний ствол. Но это, разумеется, не главное, главное – мотивы. Марк, дай мне мотивы, я что-то до сих пор, хоть убей, не соображу, для чего ему все это было нужно. Умалишенный, что ли? Так джей-канальщики уверяют, что у них таких не держат.

– Так точно, – кивнул Марк. – Канал душевнобольных просто не принимает.

– Я и говорю, что непонятно. – Дягилев заходил по комнате, разговаривая уже сам с собой. – Мотается по всему свету, южное полушарие, северное… Ну, средства – ладно: джей-канальщик, деньги зашибает…

– Он не был тогда еще джей-канальщиком, – машинально сказал Марк, разбирая кассеты от диктофона и укладывая их в ящик стола.

– Что? – Дягилев недоуменно повернулся к нему.

– Я говорю, Тернер в джей-канальщиках всего полтора года, а последнему убийству на нем – два с половиной… Слушай, ты не знаешь, я заказывал кое-какие материалы по Тернеру у них в Центре. Что-нибудь пришло?

– Черта с два!.. – Дягилев криво усмехнулся и отошел к окну. – У них, вишь ты, все не так просто. Оказывается, когда с этими "зеркальщиками" заключают контракт, в нем специально оговаривается, что компания сведения о них никому не предоставляет… Очень удобно, я подозреваю, что сброда у них там всякого хватает.

– Ну, это ты зря, Паша.

"Черт! Досадно… – подумал Марк. – Дело тормозится… Люди все-таки сжигают "зеркала"… И между прочим, горят сами". Ему почему-то вспомнилась зябнущая обожженная рука одного из диспетчеров.

– Зря не зря! – раздраженно сказал Дягилев. – Одни деятели создают "зеркала", другие – сжигают, а попутно убивают людей. Так, нет?.. И если с "зеркалами" дело темное, – не ожидая ответа продолжал Дягилев, – то людей они убивают вполне натурально. Хорошо, с этим Тернером всплыло. А не погори и не воскресни он самым чудесным образом, да не приди в голову какому-то аналитику запустить на него слепой поиск – так бы и летал, спасал человечество!.. – Дягилев, нетерпеливо посмотрев на часы, сказал в сердцах: – Да что они там, в конце-то концов, тянут!..

И вышел.

Марк тоже посмотрел на часы.

"Двенадцати нет, – подумал он, – Оля наверняка еще не ложилась…"

Он позвонил домой.

– Привет, – сказал он, когда в трубке послышался голос жены. – Я задерживаюсь.

– Это заметно, – бодро отозвалась она.

– Да нет. Еще задерживаюсь. Быть может, до утра. Белка спит?

– Без задних ног.

– Меня сильно ругала?

– Не сильно… Не надо было обещать ребенку.

– Не надо было.

– Ты у себя будешь? Никуда не едете? – без всякого перехода спросила жена, и в голосе ее послышалась обычная тревога.

– Да нет, Оля, я на месте. Бумажная работа. Только срочная, – обычно же соврал Мельгош. – Спи. Целую.

– Целую… – эхом отозвалась жена.

Марк повесил трубку и минуту сидел, совершенно – до тошноватого ощущения "полного растворения в воздухе" – расслабив тело. Затем сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее произнес про себя "ритуальные" формулы "взрывного выхода" и резко поднялся. Он вытянулся, привстав на носки, замер на мгновение и почувствовал, что сбросил накопившуюся за день усталость.

"Итак, мотивы… – размышлял он, доставая из сейфа пистолет, протирая и осматривая его. – Еще раз. Все убитые – генетики. Все занимались нашумевшей тогда "синхронной мутацией" в геномах некоторых детей. Кому и зачем понадобилось их уничтожать?.. Родителям детей, у которых была обнаружена эта мутация? Вполне вероятно, отношение к этому было сложным, а записей не вели, учитывая щекотливость предмета. То есть убиралась голова, или память… Ну, хорошо, а кто же тогда в этой истории Тернер? На нем два убийства в разных концах света, не могут же у него всюду быть дети… Во всяком случае, не все сразу мутировавшие, совпадение невероятное. Значит, наемный убийца?.. – Марк зарядил две обоймы, сунул пистолет в кобуру под мышкой, поднялся и походил по комнате, привыкая. – Что ж, вариант", – подумал он, понимая, впрочем, что это – за неимением лучшего.

– Готов? – в комнату быстро заглянул Дягилев. – Давай вниз.

…Тернер открыл сразу же, как будто кого-то ждал.

– Входите… – Силуэт его в тусклом прямоугольнике света, легшем на лестничную площадку, развернулся и начал оседать.

Двое оперативников с двух сторон заскочили в дверь, вслед за ним вбежали Дягилев и Мельгош, еще двое остались на лестничной площадке у двери, все было сделано быстро и бесшумно.

Тернер медленно удалялся по узкому, пыльно освещенному коридору.

– Стойте, Тернер! – крикнул Дягилев, останавливаясь на пороге.

Тернер обернулся.

– Вы же все равно войдете в комнату, – спокойно сказал он, не глядя ни на кого – как смотрят в темноту. Подскочившие оперативники схватили его за руки и повернули лицом к двери.

– Я сказал – стойте! – Дягилев подошел вплотную к Тернеру и защелкнул у него на запястьях заранее приготовленные "браслеты".

– Эти штуки хорошо влияют на голову, – он постучал ногтем по тускло отсвечивавшему металлу. – А теперь – вперед! – Затем повернулся к двери и сказал одному из оперативников: – Понятых, Том. И извинись перед людьми.

В комнате, куда Марк вошел вслед за Дягилевым, посредине стоял старый, изрядно обшарпанный стол, возле него стул и рядом раскладушка без подушки и простыни, со скомканным одеялом. Освещалась комната довольно ярко голой, без абажура, лампочкой. На полу, возле кучи мусора валялся куцый веник и совок, как будто хозяина только что оторвали от уборки. Возможно, так оно и было. Все стены в комнате от пола до потолка были заняты стеллажами, на которых плотно друг к другу стояло множество, как показалось Марку, деревянных человеческих фигурок размером с ладонь. В углу комнаты была лесенка-стремянка вроде тех, которыми пользуются библиотекари.

Тернера усадили посредине комнаты на стул.

– Вас не интересует, почему мы здесь? – спросил Дягилев у спокойно смотревшего на него Тернера. Тот молчал. – Вы обвиняетесь в убийстве двух человек. Хотите что-нибудь сказать?

– Нет, – помолчав, покачал головой пилот. – Все верно…

– Вот и хорошо, – Дягилев показал Тернеру ордер на арест. – Мы вынуждены произвести у вас обыск. Будут протесты?

Тернер пожал плечами:

– Как вам угодно.

Он перевел взгляд на Мельгоша, и в этот момент с его лицом что-то произошло. Марку показалось, что лицо пилота на мгновение одеревенело, сделалось глупым, как у дурачка, глядящего на чем-то удивившую его вещь.

– Оружие, боеприпасы в доме есть? – спросил Дягилев, но Тернер словно бы не слышал вопроса.

– Скажите, – с усилием сглотнув, спросил он, обращаясь к Марку, – девочка, с которой вы гуляете в парке, это ваша дочь?

Марк перехватил вопросительный взгляд Дягилева.

"Что за черт?.. – подумал Мельгош. – При чем тут Белка?.."

У него в душе шевельнулось недоброе предчувствие и, видимо, оттого, что он устал за этот долгий день, быстро и уже помимо его воли переросло в нелепую, в сущности, тревогу. Возникла и засверлила мозг мысль о возможных сообщниках Тернера.

– Что с моей дочерью? – грубо спросил Марк.

– А что с ней?

И в голосе, и в глазах Тернера промелькнуло, как показалось Марку, деланное, издевательское беспокойство, и, понимая всю противоестественность возникшего разговора в окружении людей, в этой обстановке, Марк уже не мог остановиться:

– Не валяйте дурака, Тернер! Что с моей дочерью?

Тот непонимающе посмотрел на него.

– Я не знаю… – сказал он, словно спохватившись, и торопливо добавил: – Вы можете позвонить, там, в коридоре, есть телефон…

Марк, и сам уже вспомнивший об этом, выскочил в переднюю, нашел телефон на полочке, прикрепленной к стене, набрал номер, и те минута или полминуты, которые прошли до того, как ему ответили, показались очень долгими.

Потом он услышал напряженный голос жены:

– Марк, ты?

– Да я, Оля, я. Что с Белкой?

– С Белкой?.. – Жена несколько секунд молчала. – А что с Белкой? Спит. Я думала, с тобой что-то.

– Да нет, со мной все в порядке, – сказал Мельгош, сознавая абсурдность и унизительность паники, еще секунду назад почти безраздельно владевшей им. – Я, видимо, до утра. Спи.

Он повесил трубку и прислонился лбом к казавшейся грязной в пыльном свете маломощной лампочки, холодной стене коридора.

"Тьфу ты… – с досадой подумал он. – Как истеричка… Длинные руки! Мерзость… Час назад ведь звонил… Кто я? Мелкая сошка, обыкновенный аналитик… Шишка на ровном месте… Глупо! Глупо!"

Он покосился на оперативника, стоявшего у двери. Тот с каким-то детским сочувственным изумлением смотрел на него.

"Черт!.." – вновь выругался про себя Марк, постоял еще несколько секунд и вошел в комнату.

– Все в порядке, Паша, – сказал он, опережая вопрос Дягилева. Тот еще секунду выжидающе смотрел на него, потом бросил взгляд на Тернера и отвернулся.

Марк отошел к стеллажам.

– Сколько лет вашей дочке? – вдруг спросил за его спиной Тернер. Он по-прежнему, казалось, не замечал никого вокруг.

Марк вновь едва не сорвался.

– Послушайте, Тернер, – он заставил себя говорить спокойно. – Какое вам дело до моей дочери? Мне кажется, вы забываетесь…

Тернер еще некоторое время, словно не понимая или не расслышав, смотрел на него, потом угрюмо отвел глаза.

Марк отошел к стеллажам и принялся рассматривать фигурки, стоявшие на них, не очень, впрочем, внимательно – мысли его все время возвращались к вопросам Тернера о Белке. Он вдруг вспомнил, что раза два или три замечал во время прогулок с Белкой в парке человека в черном комбинезоне джей-канальщика, но там всегда хватало самого разного народу, и он тогда не придал этому значения. Строго говоря, и сейчас было неясно, имеет ли это отношение к происходящему.

"Я тогда еще не занимался Тернером, – думал Марк, растерянно трогая и передвигая деревянные фигурки. – Дело-то всплыло всего три дня назад… Черт! Теперь Паша начнет доискиваться…"

Мало-помалу фигурки на стеллажах завладели его вниманием. Это были действительно деревянные, вырезанные довольно грубо человеческие фигурки с непропорционально большими головами и короткими туловищами. У некоторых из них были сравнительно подробно проработанные, плотно прижатые к туловищу руки с большими кистями, а у других руки были только намечены, и оттого туловища походили больше на едва обработанные чурки. И вместе с тем, Мельгош с удивлением отметил это, каждая фигурка была непохожа на другие, у каждой из них было свое лицо, свое выражение на этом лице, они были разного размера. Среди них – старики и молодые, мужчины, женщины, дети, подростки. Они стояли рядами, без видимого порядка – "толпой", – лицами к Марку. Он поймал себя на мысли, что здесь стоит и смотрит на него население какой-то фантастической, замолчавшей и одеревеневшей страны…

Марк принес стремянку, медленно поднялся под потолок. На каждой из полок, которые он осматривал, поднимаясь, их было шесть или семь, его не покидало это возникшее несуразное сравнение, он никак не мог отделаться от впечатления, что перед ним действительно люди, и они безмолвно, а потому, казалось, ожидающе смотрят на него.

"Чертовщина… – подумал он, спускаясь вниз. Чтобы сбросить наваждение, он отвернулся от стеллажей и обвел глазами комнату, и тут только заметил на небольшом свободном участке стены возле двери карандашный рисунок, тоже довольно примитивный и грубый, но Марка неприятно кольнуло неуловимое сходство изображенной на рисунке девочки с Белкой.

"Что за ерунда?.. – он подошел ближе, и сходство исчезло – на стене висел неумелый, плоский набросок. – Мерещится…"

Дягилев подошел к нему, взял за локоть и вывел в коридор.

– Откуда он тебя знает? – спросил он и внимательно посмотрел на Марка.

"Ну вот, началось…"

– Не знаю… – Марк коротко пожал плечами. – Я видел несколько раз во время прогулок с Белкой человека в черной форме. Может, это был Тернер.

– Или кто-то из его компании? – полуутвердительно спросил Дягилев.

– Или кто-то из компании… И еще, я только вот вспомнил: Белка говорила, что к их садику повадился ходить какой-то дядя в черной одежде. Это еще до того, как Тернер погорел.

– И чего хотел?

– Да кто его знает. Белка говорила, стоял, смотрел, как они играют. Воспитательницы, ясное дело, начинали нервничать, тогда он уходил. Один раз даже вызвали полицейского, и после этого дядечка как будто бы больше не появлялся. Что тут за связь, не знаю.

– Ага… – Дягилев пожевал губами, обдумывая слова Марка. – Ладно. А насчет этого как считаешь? – он неопределенно повел рукой.

– Пока трудно сказать… – начал было Марк, но Дягилев перебил его:

– По-моему, он не вполне соображает, что происходит, – сказал он, имея в виду, как понял Мельгош, Тернера. – Нагловато себя ведет. Он не мог повредиться, когда горел? – Дягилев крутнул пальцем около виска.

– Мог. Горел сильно… ("А лицо совершенно чистое…" – мимоходом отметил Марк.) Но с его горением дело пока темное… Там, в комнате, на полках, стоят фигурки, я могу взять несколько?

– Ну, разумеется, в опись их уже внесли. Занятные фигурки, я мельком посмотрел…

– Занятные… – кивнул Марк.

– Думаешь, что-нибудь значат?

– Не знаю. Пока просто хочу повнимательнее посмотреть. Какая-нибудь ассоциация… Так я возьму?

– Бери, бери… Пойдем.

Они вернулись в комнату, и Дягилев, остановившись возле одного из стеллажей, принялся выбирать фигурки, переставляя их и рассматривая.

– Господин полицейский решил разжиться игрушками? – вдруг неприязненно спросил Тернер.

Дягилев посмотрел на него через плечо.

– Скромнее, Тернер, скромнее, – сказал он. – Вы ведь как-никак людей убили.

Взгляд Тернера стал тяжелым.

– Да, верно, – медленно выпрямившись, сказал он. – Но мне не в чем перед вами оправдываться. Ни перед вами, ни перед кем.

– Ну, разумеется, – Дягилев снова повернулся к стеллажу. – Вы ведь совершенно спокойно палите из пулемета в своих жену и ребенка. – Он снял с полки одну из фигурок и повертел в руке. – По крайней мере, в воображении – мы записали кусок вашего бреда после аварии… – Он вдруг резко повернулся и в упор посмотрел на пилота: – А может быть, это было на самом деле, Тернер, а?.. – Потом сунул фигурку в руку Марку, буркнул: – Выбери сам… – и отошел к оперативникам, выстукивавшим подоконник.

Марк видел, как Тернер попытался улыбнуться, но не сумел. Лицо его, словно не выдержав тяжести улыбки, опало, голова опустилась, плечи подались вперед, он сгорбился и одеревенел. Фигура его сделалась… Марк вдруг поймал себя на мысли, что не мог бы сказать "жалкой", скорее – скорбной, и все-таки смотреть на Тернера в этот момент стало неловко.

Марк отвернулся. Он взял наугад несколько фигурок и сунул их вместе с той, что дал ему Дягилев, в сумку.

"Зря так Паша, – подумал он, – ясно ведь, что бред. Впрочем, для Паши это не аргумент… А реакция Тернера интересна – все помнит… Значит, не случайный бред? Что-то устойчивое?.. Паранойя?.."

Он вновь посмотрел на Тернера. Тот по-прежнему сидел сгорбившись, уперев локти сцепленных "браслетами" рук в колени, опустив голову и стеклянно глядя в одну точку.

Когда Марк выходил из комнаты, он услышал за спиной хриплый голос Тернера:

– У вас нет права судить нас… – И Марку показалось, что сказано это было специально для него.

"Нас?.. – машинально отметил про себя Мельгош. – Это о людях из его бреда? Или действительно существует какая-то кучка параноиков?.. Опять следы "зеркал"? "Синхронная мутация", теперь "синхронный бред"?.. Какая-то волна коллективных состояний. Впрочем, было ведь и хуже, когда доказали связь волны помешательств с появлением в Канале "зеркал". А сами "зеркала" появились вместе с началом экспериментов по управлению поведением людей. Тогда толпы начали громить центры, занимавшиеся подобными работами, и даже танки никого не могли остановить… Кстати, у Тернера в бреду тоже, кажется, есть танки… Но Белка? При чем здесь Белка?.. Тернер ведет себя, как… черт его знает, дальний родственник, что ли, после долгой разлуки. "Как дети?" и все такое… Но, черт возьми, почему?.. Зачем он торчал в парке, возле Белкиного садика?.. Впрочем, он ли? Надо поднять документы, по садику что-то должно сохраниться, раз полицейского вызывали…"

Поднявшись в отдел, он первым делом заказал через "молчуна" в центральном архиве Управления поиск по инциденту у садика Белки, затем снял плащ, повесил его в шкаф, вынул из сумки фигурки, расставил под лампой на столе и в ожидании принялся их рассматривать.

Фигурок оказалось шесть. Были они разного роста… "Высоты… – поймал себя на оговорке Марк. – Разной высоты". Крайней слева стояла фигурка мужчины лет сорока пяти, по крайней мере, так он выглядел. У мужчины было широкое лицо – как и у всех остальных фигурок – с низким морщинистым лбом, острые скулы, крупный нос и тяжелый подбородок. Руки с большими, довольно подробно проработанными кистями он держал по швам, спина была сгорблена, голова и плечи подались вперед. От левого плеча наискосок шла глубокая трещина.

Во всей фигуре мужчины, в его полупоклоне сквозила угодливость раздавленного обстоятельствами человека, сумевшего сломать в себе собственное достоинство. Та же угодливость читалась и на его лице. И удивительным образом в той же фигуре, лице и позе, по мере того как Марк разглядывал фигуру, он все явственнее замечал это самое достоинство, загнанное внутрь, спрятанное, но, казалось, не потому, что показывать его было страшно, а как бы неловко – не тот момент. Но, по всей видимости, это чувство и давало человеку способность жить…

"Стоп, стоп… – остановил себя Марк, невольно увлекшийся придумыванием чужой судьбы. – Похоже, сочинительство сказок для Белки даром не проходит… При чем тут "жить"? Кусок дерева…"

Следующая фигурка была ниже первой. По размеру – в сравнении с остальными – это могла быть фигурка пятнадцати-шестнадцатилетнего юноши, однако совершенно плоское и круглое лицо его с маленькими, близко сидящими поросячьими глазками имело выражение тупого настороженного безразличия. У него было очень массивное тело, короткая шея с мощным загривком, голова сужалась кверху, оставляя так мало места для мозга, что Марк отнес это за счет неумения человека, вырезавшего фигурку. В общем, перед Марком стоял типичный идиот.

Следующей была фигурка женщины, полураздетой, с отвислой грудью, уже, видимо, немолодой, но смотревшей бесстыдно…

Марка отвлек сигнал "молчуна", пропищавшего готовность. В архиве Управления действительно нашлись материалы, касавшиеся инцидента возле сада Белки. Марк заказал твердую копию рапорта полицейского и принялся быстро рассматривать на экране остальное.

На нем возникло полноватое лицо пожилой женщины. Из надписи внизу экрана следовало, что это нянечка, и Марку даже показалось, что он вспомнил ее – она работала в группе дочери.

– …Подошла к нему, – говорила женщина, – шугануть хотела, такая злость взяла – стоит и стоит, а что у него на уме?.. В черном весь… Сейчас столько поразвелось всякого… Ну подошла, глаза его увидела, а в них – слезы. Стала и стою. Чего слезы? Может, больной или что? А вот не показалось мне так. Не больной… Так стою я, а он "извините" сказал и пошел, быстро так… Я потом ребятишек порасспрашивала, может, знает кто, да никто не знает.

К этому времени "молчун" выдал копию рапорта, и, погасив экран, Мельгош пробежал листок глазами.

"Так… Действительно, Тернер. Стивен Тернер. По словам опрошенных, порядка не нарушал, за ограду проникнуть не пытался, предметов, запрещенных к ношению, при внешнем осмотре не обнаружено, при задержании вел себя корректно, на вопросы отвечал, но неохотно. Ну, еще бы… Ага, вот. На вопрос, зачем сюда ходит, пояснил: просто так, любит детей. Любит детей… Принятые меры… так, разъяснены мотивы законной тревоги персонала сада, доведено о нежелательности дальнейшего… Ну, и так далее. Ладно, замечательные меры… – подумал Марк. – Что еще? На психиатрическом учете не состоит, в извращениях не замечен. Ранее. Ну, понятно…"

Марк отложил рапорт, поднялся и, распахнув окно, приник к нему.

"Действительно, Тернер… – думал Марк, стоя в струе ночного холодного воздуха. – Но зачем? Любит детей… "Полюблю я детей…" – пришла ему вдруг на ум строка из детского стишка про Бармалея. – Чушь собачья… Но ведь он все время говорит о детях. Где еще? Ну да, в бреду. Точно, о детях есть в записи его бреда в госпитале…"

Он вернулся к столу, отыскал нужную кассету и запустил "молчуна" на воспроизведение. В комнате, перемежаемый редкими паузами, монотонно и слитно, почти все время на одной ноте зазвучал голос:

– …не может… Бод говорит что переселение уже подготовили и надо послать туда человека два-три чтобы с детишками ничего дурного не случилось я сказал что полечу у меня ведь тут никого не осталось Бод говорит что это неправильное слово полечу будто бы я и тут останусь я не понимаю в этом ничего я знаю только то что Бод не станет врать он и раньше не врал когда все еще хорошо было а теперь и вовсе нельзя никому врать он сказал что машина уже подобрала аналогов и для тебя моя девочка тоже только Бод об этом ничего не сказал это Том сказал он у Бода на машине работает уж он-то точно знает… хорошо что мы тогда записали твою эту генограмму это Бод организовал у детей генограммы писать еще тогда о переселении думал когда только еще первые сообщения появились будто люди ни с того ни с сего трогаться начали и все думали что это просто болезнь такая он и Городок организовал уже когда тронутых много стало Бод и с незараженными придумал чтобы их собрать в Городке и придумать чего-нибудь а вы с мамой уже зараженные были с человечками нельзя вам было сюда потому что если человечки попадут в Городок тогда все… Бод говорит что это все ерунда насчет человечков только мы все равно держать в Городке тронутых не сможем потому что они все что угодно сотворить могут и тогда всему конец и зря тогда собирались не знаю может оно и правда Бод говорит что это очень удачно что на Л-415 на которую мы детишек переселяем жители очень на нас похожи потому что легко аналогов найти и команду записать чтобы вернулись я не понимаю в этом ничего я только знаю что мне лететь туда надо чтобы с детишками ничего дурного не случилось и там твой аналог будет только Бод ничего об этом не сказал боится наверное что я брошу все и тебя искать стану это Том сказал только он не знает какие у аналога координаты и никто не знает потому что машина Л-415 вслепую ощупывала человек не смог бы даже Бод он говорит что уже послала и Том говорит что послала значит ты уже там девочка моя только это не ты нет больше тебя и мамы нет машина хорошо координаты держит и информацию уже послала… не мог господь допустить чтобы это я вас убил вы ведь сверху лежали значит вас в конце убили а у меня лента кончилась я не стрелял в конце значит не я убил… мы потом после той атаки застрелили Эгга он еще тебе все свистульки вырезал когда еще все хорошо было он не выдержал увидев свою мать там в куче его тогда еще застрелить хотели когда он выбрался за Защиту и сходил к ней к своей матери мы думали что он уже заражен человечками но Бод сказал что никакой он не зараженный а людей у нас и так мало и что вообще насчет этих человечков ерунда он говорит что никаких человечков нет а то бы их давно обнаружили может оно и так только все равно все в человечков верят а иначе как и мы уши ватой затыкаем а то человечки в мозг через уши залазят Эгг когда живой был говорил будто он одного под микроскопом видел и будто они и вправду на людей похожи только головы у них в присосках вроде хоботов он еще говорил что они этими присосками к клеточкам в мозге присасываются и людьми управляют они тогда людей что хочешь могут заставить сделать оно конечно Эггу нельзя особо верить он тогда сам малость тронулся после всего я знаю что он только насчет хоботочков не соврал они этими хоботочками кровь пьют и потому опять погнали людей впереди танков на Городок а в танках тоже зараженные сидели и Батев сидел наверное… Бод его в Городок хотел взять он говорит что трудно будет без Батева оно и правда Батев голова это он как генограммы передавать придумал когда еще незараженный был только он в Городок не захотел идти он там с женой и детишками остался они уже зараженными были с человечками нельзя им было сюда мы потом несколько раз видели его как он по улицам города ходил еду верно искал а потом и сам помешался он верно сам в танке сидел и гнал впереди себя жену и детей они в толпе были мы уже потом видели уже после всего люди ведь не сопротивляются когда у них в головах человечки сидят только они все равно соображают и им было тогда страшно женщинам и детишкам они так кричали что вата не помогала и верно которые в танках тоже кричали только их не было слышно и вы верно кричали девочка моя а я не знал что вы там были а если бы и знал все равно бы стрелял потому что если человечки проберутся в Городок тогда все и всей затее с переселением конец ни одного незараженного не останется а тогда и все непонятно зачем и я стрелял пока лента не кончилась даже ствол стал красным а крик там в лощине становился все тише и тише пока вовсе не затих только танки гудели которые не успели поджечь катили по ворочающейся груде и гудели… потом уже после той атаки мы с Паркером и Эггом летали на вертолете к лощине и Эгг помешался когда увидел там свою мать он хотел опустить вертолет потому что она еще двигалась его мать и я пристрелил его и сбросил вниз потому что ему ведь уже все равно было и там же вы с мамой лежали девочка моя у тебя ручка была гусеницей раздавлена а у мамы лица не было видно все лицо ее длинными волосами было прикрыто… вы обе сверху лежали значит не я вас убил не мог Господь допустить чтобы именно я вас убил у меня лента в конце кончилась а возле меня Эгг стрелял может он и убил только ему уже все равно а тогда он стрелял и кричал чтобы и я стрелял он думал что я чистеньким хочу остаться как будто уже можно остаться чистеньким а я ленту не мог найти новую а Паркер сказал что это наказание господне ему виднее он пастор может оно и так только плевал я тогда на Бога если он такое допускает плевал и пусть убирается и не смотрит как мы в своих детей и жен стреляем и в стариков я так и сказал тогда Паркеру и Богом клянусь если бы он опять завел про свое смирение я бы пристрелил его и отправил бы туда к Эггу но он смолчал этот Паркер он притворяется будто верит в Бога он проклял его еще тогда первый когда атака началась когда убили его сына а может еще и раньше когда нападений еще не было и сын его уже тогда зараженный был Паркер на него только издалека смотреть мог и бормотал все время что-то а тогда я слышал как он его проклял и нас и все притворяется будто все может идти по-старому хотя знает что все перевернулось еще когда мы выпустили самую первую пулю по толпе во время первой атаки когда убили сына Паркера… Бод говорит что это все ерунда насчет человечков и насчет того что они кровью питаются потому что Защита человечков отфильтровала бы а люди все равно и у нас в Городке трогаются и их потом запирать приходится он говорит что тронутые будто появляться стали после того как многим людям в воду и еду вещества всякие подсыпать стали и гипнотизировали чтобы они делали чего от них хотят и наблюдать за ними стали и будто бы только всего не предусмотришь может оно и так только ведь вам с мамой ничего не давали такого и не гипнотизировали потому я бы такого не разрешил а вы все равно тронулись сперва мама а потом ты…

"Это наверняка отголоски истории с контролем за поведением людей…" – машинально отметил про себя Мельгош.

– Он очень обрадовался, – между тем продолжал голос, – когда я к детишкам лететь согласился только он говорит что это неправильное слово лететь но он все равно рад потому что я спокойный и стреляю хорошо только нам надо будет там на Л-415 подучиться чтобы за генетиками их следить если у них есть а то они докопаться могут и тогда кто его знает что будет…

"Стоп! – Марк остановил запись и прокрутил немного назад. – Вот и генетики…"

– За генетиками их следить если у них есть а то они докопаться могут и тогда кто его знает что будет, – вновь включил он воспроизведение, более внимательно прислушиваясь, – мы-то ее вслепую ощупали и никто даже будто бы не знает где она находится а наших генетиков совсем мало осталось а Боду самому нельзя потому что здесь без Бода конец и нельзя ему этим заниматься еще он сказал что энергии нам там надолго не хватит вся почти энергия на детишек ушла я всего что Бод говорил не понял я знаю только что мы долго там не протянем и они тут не протянут потому что тронутых в Городке все больше и больше становится их уже все время слышно как они запертые кричат… Бод сказал что там у детишек такой приказ записан вроде инстинкта чтобы они обязательно сюда прилетели только когда это будет никому не известно и надо оставить им технику и книги потому те которые останутся будут рыть подземелье и складывать туда что нужно пока нормальными будут и когда нормальных совсем мало останется машину замуруют чтобы никто к ней пробраться не мог а она сама нас поддерживать там будет пока энергии хватит а потом мы исчезнем вроде расплывемся Бод говорит что это будто бы не больно потому что еще неизвестно кому больнее будет…"

Дальше голос, и без того едва различимый, перешел в уже совершенно смятый, булькающий шепот, и Мельгош выключил "молчуна".

"Что разберешь в этой мешанине?.. – Марк поднялся и привычно зашагал между столами. – Ну, допустим, помешанные, это ясно, эксперименты по управлению работой мозга, и это его почему-то беспокоит… Почему? Он один из подопытных? Кто еще именно из таких? Человек-сейф? Зомби?.. Гадание на кофейной гуще… Но ведь недаром же он стал "зеркальщиком" и летает в Канал как одержимый? Черпает силы в сценах массовых помешательств?.. Во всяком случае, дело не в деньгах… А детишки?.. И девочка, к которой он все время обращается… Черт побери их контору с этими обязательствами, хотя бы страну знать, можно было бы по своим каналам… Что-нибудь не так с женой и дочерью, если они, конечно, есть? А если есть, то что? Какое-нибудь несчастье? Может быть, и у девочки нашли эту самую "синхронную мутацию", и он кинулся уничтожать всех, кто мог бы об этом рассказать, то есть генетиков? Но одного, не двух же… Убил одного, а потом придумал эту бредовую историю, чтобы оправдаться перед самим собой, да так в ней и завяз? Достоевщина… И его негорючесть в Канале это в любом случае не объясняет… Случайность?.. А Белка?.. Тоже случайность?.. Почему это все собралось в одном человеке?.."

Марк почувствовал растерянность. Подойдя к окну, постоял некоторое время, глубоко, до головокружения вдыхая холодный воздух, и вдруг замер от пришедшей в голову мысли: "Человек?! – Он попытался отогнать ее, но она, раз возникнув, уже начала свою бесконечную работу в его сознании. Уже ничто не могло ее остановить. – А если… – тягуче подумал Мельгош. – А если только на секунду предположить, допустить, что все в бреду у Тернера – правда. Ну, пусть не все, не может быть такое правдой, пусть только то, что касается детей. Что, если их как-то переделали? Что значит – переделали? И как?.. Может быть, это уже не наши дети? Не совсем наши? Но не было же никакого Городка!.. И человечков!.. И все же… Если только предположить… Но тогда Белка… Моя Белка?!.."

Он кинулся к столу и через "молчуна" быстро отыскал услужливо подсказанную памятью запись.

– Господин Нирс, – экран на секунду показал зал со множеством сидящих, снующих туда-сюда, переговаривающихся людей, высветил лицо седоватого, благообразного человека, сидевшего за столом перед рядом микрофонов. – Господин Нирс, скажите, лишнее звено, это не опасно?

– Что вы имеете в виду? – благообразный человек на экране оттолкнулся от спинки кресла и чуть выпятил нижнюю губу, словно заранее ожидая не очень умного вопроса.

– Я имею в виду здоровье детей.

– Для их здоровья, думаю, нет.

– Вы не могли бы пояснить смысл оговорки?

– Охотно. Я уже говорил сегодня – мы не знаем, что записано на этом звене.

– Вы хотите сказать…

– Я не склонен здесь гадать.

– Господин Нирс, что может означать эта лишняя "веточка" в генной структуре?

– В принципе все, что угодно, – благообразный человек с полубрезгливой нижней губой спокойно смотрел в зал. – Это может быть и случайная мутация, чрезвычайно, правда, маловероятная, это может быть и целенаправленно сформированный участок генной структуры, скажем, в военных либо политических целях.

– Вы полагаете, это возможно?

– Ну, скажем так – в принципе. Есть масса предположений по поводу этого звена, например, вирусное внедрение генов. Существует, скажем, точка зрения, что лишнее звено не что иное, как ответ Джей-канала на наши попытки – как правило, невежественные или недостаточно продуманные – вклиниться в работу мозга. Как известно, с ними связывают появление в Канале таких структур, как "зеркала", и, как следствие, появление все большего числа не вполне нормальных людей. Это звено может быть способно уничтожить нас, так сказать, отсечь нездоровую ткань.

– Можно понимать ваши слова, господин Нирс, так, что дети с лишним звеном – неполноценные, выродки? И в связи с этим, не считаете ли вы более целесообразным тем или иным способом…

Марк погасил экран.

"Слово сказано, – подумал он. – И что толку в последующих уточнениях и разъяснениях того, что имелось в виду. Выродки. Выродки…"

Ему на мгновение показалось, что деревянные фигурки на столе с издевкой смотрят на него, но он подавил вспышку нелепого раздражения.

"С чего я взял, что тут замешана и Белка? – подумал он, заставляя себя рассуждать спокойно. – Откуда Тернеру знать, есть у нее эта "веточка" или нет, ее ведь никогда не проверяли? А может, это ему вовсе и не нужно – знать?.. А мне?.. Мне нужно?.. – он в нерешительности поднялся. Потом вновь сел. – Черт возьми! А мне нужно! Нужно! Надо позвонить Саторе…"

Он набрал номер, подождал, набрал вновь.

Наконец в трубке послышался хриплый со сна голос Тима Саторы.

– Послушай, Тим, – быстро сказал Мельгош, – ты не мог бы сделать пробу на "синхронную мутацию"? Я слышал, делают.

Сатора некоторое время молчал. Уже когда Марк решил: что-то случилось с телефоном, ответил:

– Ты что, рехнулся, Марек? В три часа ночи трезвонишь.

– Очень надо, Тим, – сказал Мельгош.

Сатора с полминуты сопел в трубку, потом уже спокойно сказал:

– Ладно. Так что тебе нужно?

– Ты что, издеваешься? – вспылил Марк, но заставил себя успокоиться. – Мне нужно, чтобы ты сделал пробу на "синхронную мутацию". Помнишь историю с детьми?

– Ну, помню.

– Так это можно сделать или нет?

– Можно. Кому-нибудь из твоих подопечных?

– Каких подопечных? Я не занимаюсь детьми.

– Ну, почему детьми, – миролюбиво сказал Сатора. – Первого из них, если не ошибаюсь, обнаружили более семи лет назад, было ему тогда что-то около тринадцати, так что вполне может сойти за твоего клиента, при соответствующих наклонностях, ясное дело.

– Ну, понятно, – Марк помолчал. – Не подопечным. Белке…

– Белке? – переспросил Сатора и тоже некоторое время молчал, даже пропало его обычное сопение. – Тебе надо прямо сейчас?

– Нет, конечно, – Марк посмотрел на часы – было половина четвертого. – Белка, должно быть, спит. Утром.

– Хорошо. В восемь в лаборатории. Ты что, не из дому звонишь?

– Нет. С работы. Эта проба… это долго?

– Да нет. Раньше было долго и дорого, собственно поэтому массового обследования так и не провели, да и…

– Больно? – перебил его Марк.

– Нет.

– Хорошо.

"А если бы было больно?.." – подумал Марк и не смог ответить…

"…Что мне в этом, – думал Марк, сидя на диване возле двери лаборатории в ожидании результата. – Чего я хочу? Ну, разумеется, чтобы ничего не было. А если будет? Что это значит? Что Белка уже не моя дочь? Но ведь это моя Белка. Моя?.. – Он покосился на дочку, сидевшую неподалеку за цветным дисплеем. Она, высунув от усердия кончик язычка, рисовала на экране что-то совершенно невообразимой окраски. Мельгош хотел по привычке сказать: "Язык откусишь", но что-то удержало его. – Хорошо, что Тим занял ее, – подумал он вместо этого. – А если бы она липла ко мне? Я что, уже не смогу ее так же любить… Или некоторое время еще не смогу любить? Что за бредятина в голову лезет? Чего я боюсь? Что теперь уже не смогу предсказать ее действия? А раньше мог? Можно вообще знать даже истинных своих детей? Что значит – истинных? Кто я ей тогда? Отец, удочеривший своего собственного ребенка? Чушь какая-то… Но ведь не выродки же они, в самом-то деле. Не выродки".

Из-за двери выглянул Сатора:

– Марек, зайди.

– Ну что? – спросил Марек, войдя и закрыв за собой дверь.

– Садись, – Сатора кивнул на место за столом, стоявшим посередине лаборатории, сел сам и разлил в чашки кофе из стеклянного кофейника, гревшегося на плите. – Садись, садись. А то я с твоей пробой и позавтракать не успел.

– Так что с Белкой? – перебил его Мельгош. – Чего ты тянешь?

– Мне показалось, что ты будешь нервничать. – Сатора, не глядя на Мельгоша, отпил несколько глотков. Потом поднял глаза. – Так вот. У Белки есть эта самая "веточка". Садись.

У Марка словно все оборвалось внутри. Он медленно опустился на стул и несколько секунд просидел совершенно глухим и пустым, затем посмотрел на Сатору, тот спокойно прихлебывал кофе, глядя в какие-то записи, лежавшие у него под локтем.

– И что теперь, Тим? – сглотнув ставшую вдруг вязкой слюну, спросил Мельгош.

– А что теперь? – Сатора оторвал взгляд от бумаг. – Ничего теперь. Насколько мне известно, выявлено около пятидесяти детишек с такими звеньями, я думаю, что это еще не все. Живут они, как сообщалось, нормально, в среднем даже более здоровы, чем прочие, хотя тут определенно сказать трудно – слишком мала выборка, но, во всяком случае, ни о каких аномалиях я не слышал. То же самое касается и интеллектуального и физического развития. А кроме того, такие же, в принципе, звенья есть у всех нас, только на более ранних уровнях структуры. У Белки твоей, стало быть, два…

– У всех есть? И что это значит?

– Ну, насколько я могу судить, примерно следующее. Когда-то, точно сказать, когда – трудно, такое же звено возникло у какого-то числа людей, по какой причине – опять же затрудняюсь сказать, а потом разошлось между всеми. И, как видишь, живем…

– Значит, у всех?.. – Мельгош помолчал, пытаясь уложить услышанное в голове. – Почему же до сих пор молчали об этом?

Сатора, вновь принявшийся за кофе, покосился на него.

– Бог с тобой, Марек, – сказал он, – это публиковалось, где угодно. Скажи, это могло тебя просто мало интересовать.

В комнату просунулась голова Белки:

– Пап, ну скоро ты?

– Скоро, Белка, скоро, – ответил за Марка Сатора. – Потерпи. Ты цветок мне нарисовала?

– Нарисовала. Я там вам оставлю, ладно?

– Ладно. Я обязательно посмотрю. А теперь посиди еще немного.

Белкина голова исчезла.

"Так это был цветок", – совершенно неожиданно для самого себя подумал Мельгош, вспомнив, как рисовала Белка на дисплее. Слова Саторы о том, что "веточка" есть у всех, и, следовательно, все это в том или ином виде уже было, почему-то успокоили Марка.

– Слушай, Тим, – спросил он, – а вообще, в принципе можно как-то на расстоянии… ну, навести, что ли, такую мутацию? Что-то такое говорили.

– Говорили, – Сатора поставил на стол пустую чашку, с хрустом потянулся и зевнул. – Все твои ночные звонки… А насчет "возможно ли в принципе", то в принципе – возможно. Скажем так, каждая генная структура – некий бугорок в информационном поле Вселенной, видимо, можно как-то нащупать его и изменить. В принципе, конечно. – Сатора встал и пружинисто прошелся по лаборатории, сплетя пальцы на затылке. – В этом вся прелесть этого оборота – "в принципе". Можно – принципиально – вообще создать новый информационный бугорок, тем более сейчас, когда нам известна такая штука, как Джей-канал. Ведь все мы, в сущности, примерно такого же сорта бугорки, стабилизированные Каналом… Понятно, что искусственное насыпание такого бугорка изнасиловало бы Канал и сожрало уйму энергии, с этим никто не спорит, но почему бы и нет, была бы подходящая лопатка для этого. У тебя нет? А то у нас таких любителей порассуждать "в принципе" поразвелось хоть пруд пруди, а лопаток нет… И потом, я предпочитаю естественный путь насыпания бугорков.

– Ты о чем?

– Ты что, не в курсе, откуда берутся дети?

– Ну, Тим, тебя понесло… – облегченно улыбнулся Марк. Беззаботность трепа Саторы передавалась и ему.

Когда они спускались с Белкой по лестнице, обернувшись, Марк перехватил озабоченный взгляд Саторы, брошенный в спину Белке. Однако маятник его состояния качнулся, и его уже ничто не могло двинуть назад. Навалившееся почти непреодолимое желание спать вместе с мыслью о том, что вот сейчас можно будет, вернувшись домой, вымыться под душем, лечь и выспаться, рождало предвкушение легкости, блаженной взвешенности.

Они шли через парк по влажной от недавнего дождя аллее. Белка бегала впереди от одного опавшего платанового листа к другому, и желто-оранжевый букет в ее руке все рос и рос.

Марком овладело туповатое безразличие. Ни одной мысли – кроме прийти и лечь – уже не умещалось в его голове и все прочие легко скользили мимо сознания, лишь слегка касаясь его. Он шел, с удовольствием глядя на все вокруг и ничего не замечая. У него не было ни сил, ни желания осмысливать сейчас что бы то ни было. Только один раз его кольнула тревожная мысль, и он, быстро обернувшись, огляделся, но кругом было пусто, лишь где-то вдалеке аллею перебежала поджарая собака.

"Глупо… – вяло подумал Марк. – Просто глупо…"

– Пап, а пап, – к нему подбежала Белка. – Давай поиграем в листья.

– Листья?.. ("Листья, листья… – повторил он про себя, с трудом соображая, о чем говорит Белка. – А, ну да, листья".)

– Хорошо, – спорить с Белкой было бесполезно, да Мельгошу и не хотелось. ("Хорошо, хоть не небылицу сочинять, – подумал он, – а то бы я сейчас, пожалуй, насочинял…") Он помнил такое большое количество загадок и всего прочего, что выполнить Белкин заказ было нетрудно. Марк прочел первое, что пришло в голову:

Скок-поскок, лежит листок,

Край – над речкою мосток,

Спинка – бархат, брюшко – лед.

Что за листик, кто поймет?

– А-а, – закричала Белка, – хитренький. Ты уже загадывал это. Это про магнолию. Что-нибудь новенькое.

– Новенькое? Да я тебе уже все про листья загадал.

Белка потешно, по-женски, поджав губы, секунду подумала.

– Тогда что-нибудь не про листья, – наконец решила она.

– Не про листья?.. – Марк немного помолчал, вспоминая, и вновь память вынесла то, что требовалось. – Ладно, хорошо. Только эта загадка длинная, слушай внимательно.

Белкины глаза широко раскрылись.

Что за чудо, скажешь сразу?

Две руки, четыре глаза,

Пара ртов, четыре уха,

Ног шестерка, снизу брюхо,

А бывает брюха два.

Плечи, сверху голова.

Без рогов, с одним хвостом

И бежит при всем при том.

Белкино лицо несколько секунд оставалось озадаченным, потом сложилось в брезгливую гримаску.

– Фу, – сердито сказала она, – чудище какое-то. Противное. Не хочу сегодня твои загадки слушать.

– Почему – чудище? – У Марка хватило эмоций даже слегка обидеться – эту загадку сочинил он сам. – Это просто всадник на лошади…

Но Белка уже не слышала его, легко, словно мячик, подпрыгивая, она бежала впереди…

– Мама, мама! – закричала она, как только они вошли в квартиру, и бросилась к матери. – Смотри, сколько листиков я набрала, всю группу можно украсить! Они все мокрые! А папа про чудище противное загадку загадывал…

– Ну, хорошо, хорошо. – Жена, расстегивая Белке плащик, повернулась к Марку: – Тебе звонили с работы.

"Фу ты, черт!" – с досадой подумал Марк.

– Давно?

– Минут пять. Просили, как появишься, чтобы позвонил. Ну, чудище, пошли завтракать, а то в садик опоздаем, – говорила она уже Белке, подталкивая её к кухне.

У двери жена обернулась и вопросительно посмотрела на Марка.

– Потом расскажу, Оля, – Мельгош набрал номер Управления.

Дягилев отозвался сразу:

– Ты, Марк?

– Да.

– Давай сюда срочно.

– А что стряслось?

– Да стряслось, – Дягилев некоторое время сопел в трубку. – Эти уроды из следственного изолятора упустили-таки Тернера.

– Как – упустили?

– Да так. Плетут невесть что. Вроде того, что он просто расплылся в воздухе. Как фантом эдакий, знаешь, сизым облачком. Пальбу подняли…

Дягилев еще что-то говорил, но Марк не слушал его.

"Расплылся… – отрешенно подумал он. – Ведь говорил в бреду что-то такое. Ну да, когда энергия кончится… Именно расплылся… Боже мой… Белка чужая?.. – Ему даже в голову не пришло усомниться в том, что он услышал, всё как-то вдруг улеглось, естественно и легко, помимо и против его воли. – Белка – чудище?.. Но ведь Тим говорил, что это у всех нас… Ну да. Мы все?.. Чудища… Чу-ди-ща?.."

Из кухни донесся звонкий, рассыпающийся горстью бисеринок по мраморному полу, Белкин смех…