Мы люди… Разлом

Оглавление

Олег Моисеенко. Мы люди… Разлом

Мы люди…

Книга вторая. Разлом

Часть первая

1

2

3

Часть вторая

1

2

3

Часть третья

1

2

3

Часть четвертая

1

2

3

4

5

Часть пятая

1

2

Часть шестая

1

2

3

4

Часть седьмая

1

2

3

Часть восьмая

1

2

3

4

5

6

Часть девятая

1

2

3

4

Часть десятая

1

2

3

4

Часть одиннадцатая

1

2

Часть двенадцатая

1

2

Часть тринадцатая

1

2

Часть четырнадцатая

1

2

Часть пятнадцатая

1

Часть шестнадцатая

1

2

3

4

5

6

Часть семнадцатая

1

2

Часть восемнадцатая

1

2

3

4

5

6

Часть девятнадцатая

1

2

Часть девятнадцатая

1

2

3

4

5

6

7

Часть двадцатая

1

2

3

4

5

6

7

Часть двадцать первая

1

2

3

4

Часть двадцать вторая

1

2

Часть двадцать третья

1

2

3

4

5

Часть двадцать четвертая

1

2

3

4

5

Часть двадцать пятая

1

2

3

4

5

Часть двадцать шестая

1

2

Часть двадцать седьмая

1

2

3

Часть двадцать восьмая

1

2

Часть двадцать девятая

1

2

Часть тридцатая

1

2

3

4

Часть тридцать первая

1

2

3

Отрывок из книги

В череде важных и неважных дел и забот наступал такой момент, который требовал осмысления: подошла жатва или нет. Казалось бы, ну что такого, налился колос, пожелтел, и начинай жать, ан нет, все свой срок имеет. Раньше сожнешь, труднее будет зернышко от колоска отрываться, не созрело оно еще, позже сожнешь, много зерна потеряешь, как его ни суши, храниться оно будет хуже, да и запах у него другой. Тут особое чутье нужно, чтобы понять: жатва готова. В деревне Новоселки таким чутьем обладали Никулины. Говорили, что переехали они из мест, где земля родит безо всякого навоза, бросишь семечко или зерно – и растет оно на загляденье, там они и обрели это знание, когда надо начинать урожай собирать.

Подходила пора, Семен забеспокоился, смотрит на вечернее небо, а там высветился краешек месяца, на серпок похожий. Бормочет он себе слова: «Месяц, месяц, где ты был?», да сам себе и отвечает: «На том свете». «А моего отца и мать там видел?» – «Видел». «Животы у них не болят?» – «Не болят». «Пусть и у меня не болит». И так три раза шепчет, потом новые постолы1 в воде замачивает, да и скажет жене:

.....

Несколькими неделями позже после бурного обсуждения двумя врачами состояния роженицы поместье Грушевских опустело. Обоз из трех кибиток тронулся поутру, хотя предпринималось немало усилий выехать как можно раньше: дорога предстояла неблизкая. Вацлав обходил комнаты и внимательно их осматривал, будто что-то ища, дольше всего он оставался в комнате, у окна которой росла слива. На крыльце, скрестив руки на груди, стояла старушка. Он силился вспомнить ее имя, в памяти мелькали разные слова. «Кажется, мать и отец звали ее Марфушей, а мы с Кариной называли ее няней, да, няней, а кучер почему-то Полей», – и от этих воспоминаний Вацлав заулыбался. Няня подошла к нему, взяла за руку, посмотрела в глаза, а потом заговорила:

– Для дитя, паныч, оставь имя Роман, так просила мама Вари, это Вари дитятко. Жива она или нет, не знаю, а дитятко ее, так Бог управил, вашего роду, храните его, – она опустила руку и хотела прижаться к груди молодого человека, почувствовать от него благодарность и сострадание, но на няню смотрели глаза, в которых были растерянность и страх.

.....