Книга лауреата премии «Золотое перо России». «Истина проста: если человек выбирает мерилом жизни вечность, только тогда ему открывается его предназначение и он может создать что-то сущее. И дверца в рай находится вовсе не на небесах, а внутри каждого из нас» В этом утверждении автора сосредоточена главная духовная суть книги. Примечательно, что отрывок из неё, ещё на стадии написания, был признан лучшим в Сибирском литературном конкурсе, жюри которого возглавлял Михаил Тарковский. Эта книга с осмысленной картиной мира и светом в окошке. Настоящий русский роман. Богато иллюстрированный.
Оглавление
Олег Нехаев. Забери меня в рай
И долго стоял ошарашенный
Тварюка бесовская
И сказал Бог: истреблю всех человеков…
Прыжок через океан
Шкура для барабанов
Чёрно-зелёные чернила
Эксситарэ флуктус ин симпуло
И брызнул сладкий сок…
Жизнь – она не бублик с маком…
И медведь в неволе пляшет
Никто не встречал свободных ослов
В мёде тонет больше мух, чем в уксусе
Будто разорвало пополам небо
Не мешать жить другим
Особенности русского сволочизма
Предтеча пунктуальности
И полетела пробка в потолок
И последние станут первыми
Забыть незабываемое
Отражение необъятного
Ущербный месяц
Через чертополох и крапиву
Мышеловка для романтиков
Какой мерой меряете…
Вековой уклад
Глухие сувальды
Стяжи в себе дух мирен
Будто издалека зазвенел колокольчик
«Матерушша баба»
К чему появляется привидение?
Тюбики с чёрной краской
Изувеченные жестокостью
Перейдя опасную черту
Страх и боль убивали раньше
Под звук скользящего лезвия
Свет благости
И страшен будешь как чума…
И лучше стать уже не может
При буйном и развратном поведении
Месть за своё ничтожество
Немножко по-французски
Нет истины, где нет любви
Соразмерен каждому
Пока не опомнились
Отрывок из книги
В самом конце студёного ноября 1817 года двое помещиков, кутаясь в мохнатые шубы и старательно прикрывая ноги овчиной, ехали в повозке из Симбирска в Петербург. Сидевшие плечом к плечу Никанор Африканович Лахтин и Фаддей Афанасьевич Шошин хмурились, поёживались от холода и почти всё время недовольно молчали. Иногда полозья саней, под стать их настроению, начинали скрежетать так вздорно и сварливо, будто кто-то совсем рядом принимался точить ножи на грубом камне. Повозка замедляла ход. Путники опасливо крутили головами. Внимательно всматривались в оставляемый след. Но скрежет стремительно затихал. Серебристый перезвон бубенцов вновь начинал оглашать окрестности. И, симбирцы, не найдя причины, быстро успокаивались. Говорливые полозья, как и прежде, принимались перешёптываться друг с другом. А повозка продолжала мчаться в Петербург.
К полудню, когда проглянуло солнышко и заметно потеплело, ехать стало ещё бойчее. Дорога будто ожила и, как говорили о ней на почтовых станциях, «начала сама катить».
.....
Лера испуганно попятилась от окна. Тени быстро стали обретать резкие очертания и ускорились в движении. Стало отчётливо видно, что висевшие на окнах «шторы» на самом деле были постиранными обрывками транспарантов. На одном красном полотнище отчётливо читалось «СЛАВА», на другом – «ТРУДУ!»
Четыре «Волги», одна за другой, подъехали к дому. И тут же стали сдавать назад, припарковываясь возле бойлерной. Одна из машин остановилась прямо напротив его окна.
