Читать книгу Транзитный пассажир - Олег Николаевич Жилкин - Страница 1
ОглавлениеЛет восемь назад, я решился на визит к знакомому психиатру, наркологу и психотерапевту, которому признался в том, что мне не хочется жить. Я не имел в виду, что я хочу покончить жизнь самоубийством, как мой отец, я имел в виду нечто другое: я хотел сказать ему, что мне неинтересно жить и каждый прожитый день дается мне с таким трудом, как будто я делаю кому-то одолжение, продолжая свое существование на Земле. Врач отнесся к моим жалобам очень серьезно. Он предложил мне пройти курс из пятнадцати сеансов и я, решил довериться ему просто из того принципа, что хуже все-равно не будет.
Это был хороший профессионал и знаток своего дела. Он очень внимательно слушал то, что я ему рассказывал о себе. Он не говорил мне, что мне делать, но его вопросы удивительным образом подвели меня к осознанию моей проблемы. Он был первым человеком, который отметил, что когда я рассказывал ему о своих любовных похождениях, я начинал улыбаться. Я был в браке, и мои измены, казалось, меня характеризуют не с лучшей стороны, но неожиданно я понял, что именно они поддерживали во мне мое жизнелюбие. А в конце терапии я и вовсе пришел к неожиданному для себя выводу, что моя депрессия имеет имя.
Мне потребовалось еще восемь лет жизни, чтобы развестись и начать на шестом десятке свою новую жизнь, которая формально была продолжением старой, потому что все, чем мы являемся или то, кем мы станем в будующем, уже заложено в нашей душе при рождении, и даже в самые глухие годы мы слышим голос этого будующего, до поры не веря в него, затыкая этому зову рот, пока жизнь окончательно не превращается в муку, и настает время инстинкту самосохранения брать на себя экстренное управление, повелевая нам бежать, вопреки доводам рассудка, из угрожающей психическому и физическому здоровью ситуации туда, куда подсказывает нам наша интуиция.
Я писал этот свой роман-воспоминание и, стараясь сохранить серьезный тон, все-таки включил в нее многие из тех историй, которые заставляли меня улыбаться на сеансах психотерапии. Если кому-то они покажутся неприемлимыми или через-чур откровенными, просто пропустите их. Но если вы все-таки начнете их читать, то помните о том, что всякий раз, как я о них вспомина?л и начинал описывать, улыбка вновь появлялась на моем лице .
– У тебя есть ямочка – говорит в таких случаях моя подруга, – неужели никто до нашей встречи этого не замечал?
– Замечал, – отвечал я ей, – но это было так давно, я ходил еще в детский сад, и Оля Тофан – девочка, в которую я был впервые в жизни влюблен, говорила мне о ней.
– Значит, я буду твоей последней девочкой – смеется моя подруга – ты доживешь до восьмидесяти и мы встретим с тобой нашу старость, занимаясь любовью каждый день.
Как знать, может так оно будет? Иногда встречаются очень забавные старики, может я стану одним из них?
Глава 1. Безнадежное дело.
C «челноками» я близко познакомился в самом начале девяностых.
Я только что демобилизовался и доучивался на пятом курсе Иркутского университета. Учился я на историческом факультете и одновременно подрабатывал в «Обществе охраны памятников», куда мне помогла устроиться жена, котора работала там начальником отдела пропаганды памятников истории и культуры.
Ни у нее, ни у меня в Иркутске жилья не было. Она родом из Бурятии, я тоже непонятно откуда, хотя и родился в Иркутске, и родственников у меня здесь было полно, но родители жили на Северном Кавказе, сам я недавно из армии демобилизовался, из стройбата. Восстановился на четвертый курс дневного отделения, жить остановился у тетки и стал думать, на какие средства мне cуществовать. В общем, мы с женой нашли друг друга – ни кола, ни двора, она тоже только университет закончила, но у нее уже работа была, а мне еще два года надо было доучиваться, работы нет, женщины нет, одни планы, один пуховик и пара кросссовок – весь мой капитал. Было, правда, еще пятьсот рублей денег – это мне от двоюродной бабки досталось, когда ее дом продали после смерти – я последние годы с ней жил, помогал, вот, мне эти деньги за мои заслуги и положили на книжку, где они и дожидались меня, когда я с армии приду. На первое время мне они конечно очень пригодились, я их, можно сказать, в свою будующую жену инвестировал.
В девяностые уже инфляция началась, я только и успел, куртку себе осеннюю купить, а зимний пуховик мне мать подарила. На остальные деньги я планировал жилье себе снять, но тогда это уже нереально стало – все хозяева вперед хотели за год получить, а у меня к тому моменту четерысто рублей всего оставалось. Ну, и, довелось мне познакомиться со своей будующей женой, которая у бабки на квартире жила. Мне двадцать пять, ей двадцать два. Я неженатый, после армии, она тоже не замужем. Был, правда, у нее жених в Ейске, она к нему, вроде собиралась вскоре лететь, но я тогда об этом не задумывался, мне погулять после армии хотелось, в общем, решил я эти деньги на нее спустить, прогулять, одним словом, а там будь что будет. Такой я был человек, о будущем особо не задумывался. Мне уже радость была, что меня в университете восстановили, а значит, буду опять учиться, высшее образование получу, о чем я и не мечтал уже суровыми зимними вечерами, когда в армии два года служил каменщиком, а до армии и вовсе на заводе домостоительном почти год по приговору суда «химию» отбывал за свои «аполитичные действия» – как мне в трудовой декан написал, и справку об исключении с четвертого курса в 1986 году выдал. Молодой я был, хотел участвовать в процессе перестройки. С друзьями антипартийные лозунги на стене университета написал, да еще и присовокупил от себя, мол, первый секретарть обкома холуй. Ну, тот на нас и обиделся, пять месяцев в тюрьме под следствием проморил. А был он холуй или нет, я того не знаю. Может зря я про него такое написал, да еще товарищей своих подставил. Друзья мои, правда, в армии не служили, отцы у них со связями были, да и товарищи мои тоже не дураки, а мне все-равно было, я решил свою вину перед Советской властью искупить полностью, не могла же она демобилизовавшегося из армии воина высшего образования лишить.
В общем, в девяностом году, как только я восстановился, у меня новая жизнь началась. Уже в сентябре я с Юлей познакомился, а в конце октября снял на неделю номер в гостинице «Ангара», где и началась у нас с ней самая настоящая половая жизнь, которой я до двадцати пяти лет практически не знал – опыта у меня не было совместного проживания с противоположным полом. Что в тюрьме, что в армии, исключительно мужской коллектив. Женщины только по случаю, и по большим праздникам.
Я даже считал специально: женщин у меня до моей будующей жены семь было, она восьмая. За все мои двадцать пять лет жизни.
Не то, чтобы мне не везло на знакомства, или уродство во мне какое-то было, – нет, этого не было. Может я слишком высокомерный был – все женщины мне дурами казались. Я тогда философией увлекался. У меня и друзей-то настоящих из-за этого не было. Но в армии я конечно, пообтесался немного, со штукатуршами дружбу водить начал – понравились они мне своей добротой, а так все женщины у меня были на один вечер. Бежал я от них, можно сказать. Не хотелось мне с девушкой дружить на второй день, хоть убей, не знал я о чем с ней говорить, как себя вести. Меня же философия пессимистическая привлекала, экзистенциалисты французские, я себе счастья позволить никак не мог, все мои удовольствия от ума были. Я Ницше на работе читал, когда меня товарищ на полдня пристроил музыкальной продукцией торговать, когда я с армии пришел.
Одним словом, я специально на траты пошел, чтобы знать как с девушкой жить, о чем говорить, чем с ней заниматься – все-таки возраст уже солидный, двадцать пять лет, а я кроме казенных домов и не видел ничего.
Был я конечно красавец: высокий, чернявый, с прямым с горбинкой носом. В очках, правда, но носил я их редко. О себе мнения высокого, да и девкам я нравился. А тут моя новая знакомая в первый же вечер возьми да и скажи мне напрямую: «Ты глупый, какой-то!».
Это был, конечно, вызов. Глупым я себя не считал. Скорее весь свет был глуп, но не я. Ничего достойного себе я прежде не находил. Я и жил-то словно в одолжение кому-то – так мне скучно было на свете одному среди глупцов.
В общем, снял я гостиницу, мы всю неделю вместе в одной кровати прокувыркались – искали общие точки интеллектуального соприкосновения. Общение конечно было, но я больше сексом интересовался. Мне даже выходить из гостиницы особо не хотелось. После секса я в сон проваливался, либо мне нравилось лежать обнявшись на кровати и не двигаться – только так я мог почувствовать себя довольным жизнью.
Но, само собой, девушку развлекать надо было: водить в кино, рестораны, мороженым угощать. На то весь мой бюджет почти и вышел, но я не жалел нисколько, поскольку никогда у меня такой плотной половой жизни не было, я многому учился, хватал на лету, можно сказать.
Девушка моя уже с опытом была. Она уже пожила с мужчиной и не одним, поэтому я чувствовал ее нравственное превосходство над собой, да и культурно она меня превосходила, поскольку уже работала по специальности в обществе «Охраны памятников истории и культуры», а мне до культуры еще далеко было. Да и охранник из меня никудышний, по-правде сказать. Она и деньги настоящие зарабатывала, и уважением в обществе пользовалась, водила дружбы и знакомства в культурной среде. Ее парень известный в городе вокалист был, в консерватории выступал, сам музыку сочинял на стихи известных композиторов.
Через неделю, она решила к жениху в Ейск не лететь, билет сдать, поскольку у нас с ней какие-то отношения складываться начали. Что это за отношения мы пока не знали, просто почувствовали наверное, что нам вместе, и проще, и веселее будет. Решили вместе на квартиру собирать, а пока я своих родственников напрягал – может у кого жилье свободное найдется. Жилье нашлось, нам сдали однушку на месяц, но потом выгнали после шумного новоселья, и пришлось ей к бабушке возвращаться, а мне к тетке, а мы к тому моменту уже сжились, и возвращаться к раздельному проживанию нам уже не захотелось, стали деньги собирать на съемную квартиру.
Помимо охраны памятников, Юля занималась в обществе коммерческой деятельностью, чтобы изыскивать дополнительные денежные источники для реставрации памятников старины. В девяностые годы частное предпринимательство только начинало развиваться и это была еще свободная ниша, где сравнительно легко добывалась лишняя копеечка. Юлин отдел специализировался на туризме. Традиционно она проводила автобусные экскурсии для предприятий по историческим местам города. Потом стала собирать туристические группы в Прибалтику, Ленинград.
После окончания четвертого курса, мой друг, который устроил меня продавцом в магазин, ушел в свободное плавание, поделив бизнес с напарником и я попытался устроиться в музей, но мне не повезло с директором, который оказался гомосексуалистом, и мне через два месяца сотрудничества пришлось уволиться, чтобы не чувствовать себя в двусмысленном положении из-за его назойливых ухаживания.
Юля взяла меня к себе в штат и отныне она стала моей официальным руководителем не только по жизни, но и в области трудовых отношений.
Я какое-то время еще сохранял элементы анархисткого подхода к действительности, но постепенно все плотнее входил в трудовую колею, стараясь оправдать доверие, и прилежно выполняя возложенные на меня обязанности методиста.
Пользуясь давними связями с Ессентукским бюро путешествий и экскурсий, где я проработал до армии, нам удалось поставить на поток отправку групп отдыхающих из Иркутска на «воды», а на следующий 1992 год, Юля устроилась экспертом по туризму в управление железной дороги, где в то время прорабатывали схему отправки в Китай отдельного вагона в Манчжурию для «челноков».
В стране, переживавшей экономическую перестройку, был тотальный дифицит товаров народного потребления, при избытке наличности, которую стремительно обесценивалась инфляцией, вот, предприимчивый народ и рванул в Поднебесную за товаром, тем более, что визу на 2-3 дня брать не нужно было – достаточно было иметь заграничный паспорт и можно было общим списком «туристов» границу переходить. Список заверяли печатью восемь туристических организаций, которые вошли в межправительственное соглашение между Китаем и Россией. Фирмам даже не надо было самостоятельные группы организовывать – они перепродавали бланки с печатью организаторам перевозок и получали свои деньги. Железная дорога, через свои коммерческие центры, осуществляла перевозку этих туристов, предоставляя отдельный вагон до Манчжурии. Это было эксклюзивное предложение, потому что все остальные фирмы предлагали туристам автопереход в Забайкальске, а это дополнительные расходы и хлопоты, тем более что за перевозку груза нужно было платить, а тут все под боком и в арендованный вагон можно было забивать товаров столько, сколько влезет, так что конкурентов у Коммерческого центра ВСЖД на этом рынке на тот период не было.
C первой же своей поездки в Китай, куда Юля поехала сопровождающей группы, она привезла почти семьсот долларов. Китайские партнеры ее не встретили на границе, но ей удалось договориться с китайскими пограничниками, которые поселили ее в свою гостиницу даже по более низкой цене, чем она расчитывала. Гостиница оказалась пусть и хуже по условиям проживания, но гораздо ближе к рынку, что наших туристов совершенно устраивало, тем более, что они же помогли с быстрым переходом китайской границы в обратном направлении и группе без труда удалось проскочить российскую таможню.
Объемы провозимых товаров первыми российскими челноками были незначительны. Как правило, вся поклажа «туриста» умещалась в пару «рисовок», которые забивались до отказа, специально сжимая товар на особом прессе, чтобы груз занимал как можно меньший объем.
В начале девяностых, в первую свою поездку «челнок» отправлялся с мизерной суммой денег, которая порой не превышала двухсот долларов. Вся поездка с билетами стоила челноку порядка шестидесяти пяти долларов. Распродав товар, челнок получал до тысячи долларов прибыли и такая стремительная скорость обогащения, ранее никак не связанного с торговлей человека, кружила ему голову и гнала в следующую поездку за новым товаром.
Первыми челноками были недавние инженеры на заводах, где месяцами не платили заработной платы, врачи, учителя, младшие научные сотрудники, организаторы самодеятельности на заводах, пожарники, домохозяйки.
В поезде за два с половиной дня дороги соседи по купе сбивались в сплоченный коллектив. В дороге люди выпивали, закусывали, знакомились, влюблялись, сбивались в пары, а спустя неделю, возвращались к своим семьям, и так до следующей поездки. Это был какой-то совершенно новый для людей образ жизни «на колесах», который они быстро усваивали, и в котором было гораздо больше романтики и свободы, чем они знали прежде, служа в своих конторах, офисах и цехах. Здесь, в дороге, они чувствовали себя независимыми людьми, у них появились свободные деньги, прорезался голос и способность к танцам в китайских забегаловках.
Сначала я только наблюдал за челноками со стороны, провожая и встречаю Юлю на вокзале. Первые челноки везли в Китай на продажу металлические вешалки, солдатские шинели, советские фотоаппараты, щенков. Позднее никто уже не пытался ничего продавать китайцам, все ехали исключительно с долларами.
С каждой поездки Юля возвращалась возбужденная, привозила модные китайские шмотки что-то оставляла себе остальное расходилось по знакомым. Постепенно Юля и меня стала привлекать к работе в Центре. Сначала это были группы китайцев, которые ехали в Иркутск с товаром для реализации его на местном рынке. Благодаря связи Коммерческого центра с управлением железной дорогой, мы легко согласовывали проход прицепных вагонов до Забайкальска, где его уже ожидали китайские торговцы, чтобы загрузить свой товар в поезд.
Проблема состояла в объеме в грузов, которые они перевозили через границу в обычном плацкартном вагон. Моя задача состояла в том, тобы уговорить проводников не возражать против загрузки товара, превышающего все лимиты в несколько раз.
Для этого сразу приходилось оговаривать с руководителем китайской группы размер взятки для проводников, часть из которой составляло и мое вознаграждение за услуги по переговорам и последующие коммуникации с ревизорами, начальниками станций, пожарниками, техническим персоналом, обслуживающим вагоны. Вагоны шли с явным перевесом, а иногда и перекосом на одну сторону, поэтому приходилось в пути давать взятки, чтобы механики закрывали глаза на эти нарушения.
Проводники, однажды попав на рейс до Забайкальска, и впредь старались вписаться в линейку движения вагонов, отправляемых под китайских челноков, и это облегчало мне задачу, так как тем уже не приходилось дважды разъяснять нюансы перевозки и ради «премиальных», которые они получали в конце маршрута, они были готовы пойти на любые нарушения.
По нормам, весь этот груз нельзя было перевозить в обычном пассажирском вагоне, а требовалось сдавать в багажное отделение, но это было невыгодно китайцам, поскольку товар преимущественно был дешевым, поэтому, чтобы оправдать все затраты, китайцы забивали наши вагоны под завязку, оставляя лишь узкий лаз под самым потолком, через который они пробирались ползком к туалету.
Какое-то время нам удавалось провозить товар незамеченным, но вскоре ревизоры стали вычислять на станциях наши перегруженные вагоны и приходилось отчислять им значительные суммы, которые оформлялись как штрафы, но на самом деле распределялись по карманам проверяющих.
Однажды ревизоры, войдя в наш вагон чуть было не приняли его за товарный, настолько он был до верху забит баулами.
Пока я ожидал выхода группы в Забайкальске, я наблюдал, как стремительно деградирует жизнь в маленьком приграничном городе, оказавшемся на пересечении торговых путей двух сверхдержав.
На небольшой станции скапливалось несколько составов с китайским товаром, ожидающих «растоможки». В это время местные жители объединялись в группы, которые часто формировались по семейному признаку, и шли всем кланом от млада до велика грабить поезда. В Забайкальск на промысел приезжали из других региононов страны и я видел своими глазами, как растакивается товар со вскрытых вагонов. Отследить места взлома можно было по лежащим в грязи новеньким полотенцам или кроссовкам, которые роняли люди с набитыми мешками, сновавшие между составами. Поезда охранялись ОМОНом, но местные жители быстро находили каналы и подкупали командиров, чтобы те в определенные часы закрывали глаза, отдавая поезда на разграбление. Дети участвовали в грабежах наравне со взрослыми. Школа стояла с выбитыми стеклами, школьники сами создавали повод к тому, чтобы пропускать уроки, поскольку не желали тратить время на бесполезные занятия, предпочитая учебе воровской промысел. С наступлением темноты людей охватывала слепая жадность, которая часто толкала их под пули охранников. На черном рынке Забайкальска высоким спросом пользовались медикаменты, так как получившие ранения жители не обращались в больницы, чтобы не оказаться в поле внимания следственных органов.
Приезжая в город, путешественника невольно попадал под влияние царившей в нем атмосферы анархии и безнаказанности.
Центром жизни пограничного поселка стал рынок, на котором торговали приехавшие на короткий срок китайцы, а также перекупщики краденного. У перекупщиков товар можно было приобрести по гораздо более выгодным условиям и более высокого качества, потому что товар к ним поступал с вагонов, а вагонные поставки могли позволить себе только крупные государственные предприятия, мелкий же торговец довольствовался продуктами производства небольших артелей, качественные характеристики которых были на порядок ниже.
Торговля шла бойко, шумно, скандально. Рынок наводнили мелкие воришки, которые специально провоцировали скандалы с китайцами, чтобы под шумок выкрасть у них товар и скрыться в толпе. Полупьяные покупатели выбирали товар, попивая дешевое китайское пиво прямо из бутылок. Грязь, мусор, худые голодные коровы, ищущие себе пропитание на железнодорожном полотне – привычная картина Забайкальска начала девяностых.
В ожидании выхода своей группы можно было прикупить ящик дешевой китайской тушенки или партии обуви по символической цене, чтобы по возвращению в Иркутск тут же сбыть ее оптом, сделав стопроцентную наценку.
Однажды, по халатности, вагон под группу, которую я должен был сопровождать не прислали. На запасных путях, «на отстое» удалось найти вагон, который отправлялся на следующий день «порожняком» и я договорился с проводниками о том, чтобы закрузить китайцев без билетов и документов на груз. Для этого мне изначально пришлось назвать сумму, которая парализовала волю старшего проводника – довольно жадного, но недалекого человека, впервые оказавшегося в столь сказочных обстоятельствах. Всю дорогу старшой ехал не просыхая. В Чите на вырученные деньги он пошел на рынок и купил себе переносную аудисистему. Фирма получила дополнительную прибыль за счет экономии на аренде вагона и часть вырученных средств упали мне на счет в виде премиальных. Впоследствии я еще несколько раз попадал на рейс с этой бригадой проводников, но, в конце концов, большие деньги сгубили старшего проводника и он ушел в глубокий запой. В одной из поездок на Север он переморозил вагон и его уволили с железной дороги по статье «за халатность».
Проводники играли большую роль в жизни челноков, проводивших большую часть времени в вагоне. Кто-то честно выполнял свои обязанности, оставаясь в рамках своей профессии. Кто-то пытался заработать на том, что подслушивал разговоры, следил за коммерсантами, а потом «сдавал» их таможенникам, при провозе незадекларированной валюты. Однажды проводники украли у Юлю всю наличку пока она ходила в туалет. Юля осталась в Китае без средств для расчета с китайской сторой. Вызвали милициию, и хотя все косвенные улики указывали на то, что деньги украл проводник, удалось найти только пустой кошелек. Ситуацию спасли сами туристы, сбросившись, и одолжив ей деньги до конца поездки. К счастью, поездка сложилась удачно, и ей удалось вернуть челнокам всю сумму и даже немного заработать на разнице стоимости гостиницы, которую ей удалось снять самостоятельно, не прибегая к посредничеству китайских партнеров.
Популярность «челночного» бизнеса росла такими стремительными темпами, что вскоре группы в Манчжурию стали набираться каждую неделю и пришлось пускать дополнительные вагоны до Забайкальска.
Казалось, что вся страна «рванула» в Китай за дешевыми шмотками. Люди, не получавшие годами зарплату на своих предприятиях, нашли способ заткнуть бреши в семейных бюджетах, а для кого-то торговля становилось основной профессией.
Так, в составе челноков выделялась группа преподавателей сельхозакадемии, несколько человек из которых полностью оставили научную и преподавательскую деятельность и открыли торговые точки в центральных магазинах города.
Растущий спрос на поездки вынудил руковоство «Коммерческого центра ВСЖД» пойти на расширение штата. Так, через год работы по договору, меня взяли в штат, я оформил загранпаспорт и отправился в первую свою ознакомительную поездку в Манчжурию в составе группы, руководителем которой была моя супруга.
Еще в поезде меня поразила та особая внутренняя культура, которая сложилась в коллективе путешествующих в Китай торговцев. Все они уже познали вкус быстрых денег, легких авантюр, романтику заграничных путешествий. В этих людях чувствовался особых дух свободы, все они, как на подбор, выглядили предприимчивыми и состоятельными. Большинству из них, на тот момент, было не больше тридцати–традцати пяти. Были они веселыми, и уверенными в себе людьми, любящими и умеющими везде расположиться с комфортом так, что окружающие чувствовали себя гостями на чужом празднике жизни.
Юля, уже не впервые выезжавшая с одним и тем же составом в Китай, вскоре после отправления поезда, воспользовалась приглашением и присоединилась к общему столу, который, по сложившейся уже традиции, был организован в одном из купе. Я от приглашения отказался, так как чувствовал себя чужаком. Занятия философией и психологией не сослужили мне доброй службы и не привили мне необходимые навыки непосредственного общения в любой компании. Я нервничал и слегка ревновал Юлю к попутчикам, с которыми она была на короткой ноге.
Вопреки данному обещанию, Юля не торопилась возвращаться. Я попытался уснуть, но веселые крики, восклицания и смех, доносившиеся из вагона, не давали мне покоя. Я слышал звон посуды и понимал, что веселье в самом разгаре, я же был зол и напуган предстоящей мне дорогой и тем, что мне нужно как-то адаптироваться в коллективе, стать для них «своим» настолько, что они начнут доверять мне, и расчитывать на успех, который в немалой степени зависит от удачливости и преприимчивости руководителя группы. Я едва ли мог себе представить, что мне удастся так же весело пить и шутить всю дорогу с чужыми, малознакомыми людьми удавалась моей жене. Мне хотелось бросить всю эту затею и сойти с поезда на первой же станции, не доезжая до Китая. Я как сейчас помню этот напряженный момент принятия решения. Сидеть в купе в одиночку я уже не мог, мне нужно было поговорить с Юлей, прежде чем на что-то решиться.
Мое появление компания встретила сочувственно, расступившись и освободив центральное место на полке. Мне тут же вручили рюмку с водкой и предложили выпить традиционный тост челноков:
– «За успех нашего безнадежного дела!»
Так я впервые поднял рюмку за «челноков» и, таким образом, был посвящен в это символическое братство мешочников и международных спекулянтов.
Рюмка меня расслабила и смягчила, но я все-таки ощущал некоторую обиду на Юлю за то, что она не стала меня уговаривать и бросила одного в купе справляться с собственным стрессом и неуверенностью в себе.
Постепенно я начал обживаться в новом коллективе, хотя еще долгое время чувствовал себя среди челноков чужаком.
Манчжурия была небольшим приграничным населенным пунктом, больше напоминавшим деревню, чем город. Рынок был центром деловой активности и формировал инфраструктуру поселка. Вокруг рынка лепились крошечные лачуги, лавки, неприхотливые рестораны и несколько гостиниц для русских туристов. В воздухе стоял знакомый с детства запах угля. Зимой в Манчжурии было так же холодно, как и в Сибири, плюс постоянный ветер, который понижал температуру, но в то же время, удивляли китайцы, расхаживающие в любой мороз без головных уборов, а иногда и в легкой верхней одежде, как будто демонстрируя свое презрение к холодам.
Мне запомнились рестораны с экзотической китайской едой, которую владельцы стремились адаптировать под русские вкусы. В те времена таких популярных заведений было еще немного, и все приезжающие в Манчжурию челноки, как правило, собирались в них, забивая все места до отказа. В одном из таких ресторанчиков хозяйкой была статная русская женщина, происходившая из семьи забайкальских староверов. После революции ее родители перешли границу и осели в Китае. Там она родилась, воспитывалась и позже вышла замуж за китайца. Женщина часто помогала официанткам с приемом заказов, охотно присаживалась к «челнокам», чтобы поболтать о жизни, рекомендовала те или иные блюда китайской кухни, демонстрируя туристам «фокусы» с поеданием личинок тутового шелкопряда, лягушачьих лапок и прочих экзотических блюд, что неизменно вызывало восхищение у русских туристов и способствовало тому, что они обязательно все это заказывали на пробу, брезгливо запивая дешевой китайской водкой, веселясь и потешаясь друг над другом.
Женщину звали Ольгой, говорила она с характерным забайкальским акцентом, уже почти утерянным на ее родине. Ее присутствие в китайской «чифанке» – как туристы называли маленькие китайские ресторанчики, – поначалу казалось чем-то невероятным, но постепенно к подобным феноменам, возникающим на стыке культур, вырабатывалось привыкание, как к особенностям местного колорита.
Ольга, несмотря на ее традиционный вид, имела живой интерес к современной жизни, и не брезговала разношерстным, и не всегда прилично ведущим себя обществом заезжих соотечественников, многие из которых относились к китайцам с присущим «белому человеку» высокомерием, что часто служило поводом то и дело вспыхивающих на улицах Манчжурии конфликтов. Это вредило торговле и часто сами китайцы предупреждали русских о том, что поблизости находятся дебоширы и воришки:
– Хулиганы, друга, хулиганы!
В один из приездов, я стал свидетелем драки челноков из моей группы с подвозившим их таксистом, с которым они не сошлись в цене. Дело в том, что о цене следовало договариваться заранее, и если этого не сделать, то таксист в конце маршрута мог назначить любую сумму, пришедшую ему на ум.
Если драка начиналась на рынке, то на шум сбегались все торговцы. Я убедился в том, что за восточным спокойствием у жителей Поднебесной скрывается настоящий южный темперамент. Торговались китацы так страстно, что порой создавалось ощущение, что торговля в любой момент может перерасти в драку.
Юле нравилась работа гида. Она чувствовала себя в профессии, как рыба в воде. Работа с людьми требует большой уверенности, которой ей было не занимать. Управление большим коллективом было для нее своего рода игрой: увлекательной, немного рискованной, но ничуть не обременительной. Ей без труда удавалось найти выход из самых сложных ситуаций и за ней закрепилась слава самого удачливого гида, которому удавалось проходить таможню с наименьшими затратами, благодаря чему к ней в группу всегда стояла очередь. Челноки, как люди, чей бизнес тесно связан с любезностью фортуны, были людьми суеверными. Удача любит уверенных в себе людей, и люди стремятся быть ближе к тем, кому она благоволит.
Мне же было непросто справиться со своими страхами и эмоциями. С опытом скованность прошла, но я по-прежнему к каждой своей поездке готовился как к походу на войну. Меня пугала неизвестность, пугала ответственность, меня смущала необходимость собирать с группы деньги за услуги грузчиков, за гостиницу, автотранспорт, поборы на таможне.
В целом это был особый мир, возникший на пересечении двух больших культур, в котором действовали свои особые правила, как в мультфильмах о фантастических мирах. Нужно было изначально принадлежать к этой культуре и принимать ее правила, чтобы чувствовать себя в нем как рыба в воде. Я чувствовал себя в этом мире крайне неуместно, здесь все было странным, чужим и незнакомым: от одежды, до еды, от способа коммуникации, до полного отстутствия каких-то внятных правил поведения – все менялось буквально на ходу и нужно было принимать вещи такими, какие они есть: есть грязными руками курицу, разрывая ее руками в автобусе, ночевать на границе, жечь покрышки на «нейтральной полосе», стремясь согреться, пить водку, отчаянно флиртовать, чтобы чувствовать себя членом команды, завоевывающей новые миры и цивилизации.
Глава 2. Инь и Янь.
О Юлином романе с одним из челноков я узнал чуть ли не на втором году нашей совместной жизни. В молодости я был очень ревнив и каждая ее задержка на работе отзывалась во мне болезненной подозрительностью.
Этот мой комплекс сформировался в детстве, после развода родителей, когда поджидая маминого прихода я просиживал у окна часами, вглядываясь в сгущающиеся сумерки.
Жена запаздывала, я нервничал. Как только она появилась на пороге, я немедленно устроил ей допрос, но вид супруги скорее взывал к сочувствию, нежели к длительным выяснениям отношений. Жена сказалась больной, и даже упрекнула меня в том, что ей пришлось ехать после работы за лекарствами на другой конец города, так как я недостаточно заботлив и предупредителен, чтобы сделать это вместо нее. Но я уже чувствовал фальшь и тревогу в ее голосе. Ревнивый человек это настоящий безумец, и я жалею теперь таких людей, оглядываясь в свое прошлое.
Пока жена переодевалась в другой комнате, я хаотично изучал содержимое ее сумочки. Вместо лекарства я нашел записку с адресом и завернутый в нее ключ. Я запомнил адрес и вернул ключ с запиской в сумку. Когда супруга вышла из ванной, я демонстративно полез в нее. Жена бросилась ко мне, но было уже поздно. Записка с ключем была у меня в руках.
– Лекарство в аптеке не было, я зря потратила время. Отдай мне, пожалуйста, сумку.
– Что это? – спросил я жену, разворачивая записку.
Юля одним движением выхватила записку из моих рук и запихала ее в рот.
Я с удивлением наблюдал за тем, как тщательно она пережевывает бумагу, и эта сцена навсегда запечатлилась в моем сознании. В коллекции моих самых странных воспоминаний оно заслуженно занимает первое место.
– Зачем ты роешься в моих вещах? У каждого из нас могут быть свои маленькие тайны. – спросила жена, проглотив записку.
– Впервые узнаю об этих новых правилах в нашей семье. Не хочешь рассказать мне о них подробнее?
– Мне нечего тебе рассказать.
– Как жаль, что ты не хочешь со мной поделиться. Надеюсь, что твое и без того не крепкое здоровье не пострадает от клочка бумаги.
Я вышел из дома и пошел в сторону дороги, где остановил такси, чтобы успеть приехать по адресу, указанному в записке, до того, как жена успеет что-то предпринять.
Я находился в каком-то диком возбуждении. Мне, и впрямь, казалось, что я стою на пороге какой-то ужасной тайны, после открытия которой вся моя жизнь переменится, и я уже никогда не буду тем человеком, каким был до этого. У меня было ощущение, что вся окружающая меня действительность включилась в процесс преображения, и я, словно герой фильма о самом себе, смотрю на разворачивающиеся события с высокой степенью отстраненности и любопытства.
Я постучал в дверь, но мне не открыли. Тогда я достал ключ и осторожно повернул его в замке. В квартире никого не было. Повсюду были следы беспорядка, как после обыска, на полу валялись ученические тетрадки, мусор, мебели не было совершенно.
Я попытался отыскать следы пребывания здесь моей супруги, но не нашел их. На тетрадке, которую я поднял с пола я прочел фамилию, совпадавшую с фамилией Юлиной подруги, которая регулярно ездила с ней за товаром в Китай. Я был с ней хорошо знаком и знал, что но она недавно переехала в район недалеко от вокзала, где снимала частный дом.
Я поехал к ней, и Гуля – так звали эту женщину, – рассказала мне, что накануне вечером в гости зашла Юля и попросила у нее на пару дней ключ от квартиры, с которой она не так давно съехала, боясь скорого освобождения своего бывшего мужа из тюрьмы. Мне все стало понятно без слов, и я не стал добиваться от Гули дальнейших объяснений.
Когда я вернулся домой, Юля сидела с открытой бутылкой водки на кухне.
– Давай поговорим откровенно, – предложила мне она
– Давай, – согласился я, присаживаясь за стол.
– Я встречаюсь с мужчиной, он женат, у него есть ребенок. Мы знакомы третий месяц, он записывается со мной во все группы в Китай.
– Ты его любишь?
– Я его просто пожалела. Он говорил, что у него не складываются отношения с женой.
– Зачем тебе ключ от квартиры?
– Он попросил меня подыскать место, где бы мы могли встречаться в городе помимо поездок.
Эта информация поразила меня сильнее всего. Моя гордая, уверенная в себе жена, пошла на то, чтобы самостоятельно искать место для встреч с мужчиной!
– Ты была в этой квартире?
– Нет, ни разу.
– Там жуткий бардак. Неужели ты пошла бы на то, чтобы трахаться там с мужиком?
– Нет, я бы просто закрыла дверь и больше туда не вернулась. Я обещаю тебе, что порву с ним. Я очень расскаиваюсь, ты не представляешь себе, как мне стыдно сейчас перед тобой!
– Зачем ты вообще пошла на это? Я тебя не удовлетворяю?
– Ты меня удовлетворяешь, но ты всегда говорил мне, что у меня маленькая грудь. Этот мужчина полюбил меня такой, какая я есть. Он восхищался моей грудью. Я пошла на эту связь, чтобы доказать самой себе, что я могу нравиться мужчинами.
– Черт, не могу поверить, что это произошло со мной. Мне нужно время, чтобы все обдумать, я сегодня не вернусь, не жди меня.
Я оделся и вышел за дверь. На дворе уже стоял поздний осенний вечер. Мне срочно нужно было с кем-то поговорить и выслушать совет, как мне поступать дальше.
Накануне, когда Юля была в командировке я познакомился с недавней выпускницей художественного училища, с которой провел ночь на полу в квартире своего приятеля, к которому я заявился в компании двух женщин – обаятельных и привлекательных служительниц муз. Но мой товарищ, несмотря на свой холостой статус, постелил нам на полу, а сам устроился на диване, и в общем-то из всей этой затеи его познакомить с женщиной ничего не вышло, о чем, я, впрочем, нисколько не пожалел, поскольку мне самому нужна была женщина, и я воспользовался ситуацией в свою пользу. Девушка была раскрепощена, с хорошей грудью и весьма вертким задом, который придавал ее походке вид чрезвычайно фривольный и игривый. Нрава женщина была веселого и легкого, проживала с ребенком одна в своей квартире и я решил позвонить ей, чтобы договориться о встрече.
Я набрал ее номер и, несмотря на поздний час, она сняла трубку и в ответ на предложение встретиться, не задумываясь позвала меня в гости. По дороге я зашел в магазин за бутылкой вина, вызвал такси и вскоре уже стоял у нее на пороге ее двухкомнатной квартиры.
Опасаться прихода мужа не приходилось, поскольку их молодая семья уже находилась в стадии развода, трехлетний сынишка художницы уже спал, и наш разговор на кухне за бутылкой вина, с наступлением ночи, плавно перетек в спальню, где неоднократно прерывался на приятные моменты физической близости, наслаждаться которой мешало изрядная доля горечи от знания, столь внезапно обрушившегося на меня.
Здесь, в квартире у юной художницы, я провел две ночи, спускаясь ненадолго в магазин, чтобы пополнить запасы вина и сигарет. Мы много говорили с этой женщиной о моих отношениях с моей женой, но никакого дельного совета в виду недостатка опыта она мне дать не могла. Спустя годы, уехав в Германию на постоянное место жительства, она призналась, чтобы была тогда просто влюблена в меня, слагая из букв моего имени английское слово Love.
Я же был слишком ранен своими отношениями с женой, чтобы быть в состоянии освободиться от тех довлеющих надо-мной чувств, в которых сплелись ревность, моя зависимость и страх потерять человека, к которому я привязался. Мир был слишком для меня сложен, чтобы я мог выработать самостоятельную стратегию и следовать ей. Все мои принципы обернулись предрассудками и я сам себя презирал за это. Я ненавидел и свою жену тоже, но эта ненависть прочно держала меня крючьями ревности, не давая возможности взглянуть на ситуацию со стороны.
Я долго мечтал о взрослой самостоятельной жизни, и когда она началась, у меня резко обрывалась страховка и я опять летел в какую-то неведомую мне пропасть, в чужом мне городе, который и без того всегда был не слишком-то ласков ко мне. Времена, напомню, были сложные, работы не было, денег тоже, и я дорожил тем, что имел и не хотел терять возможности заработать себе на первую собственную квартиру, от которой нас с Юлей отделял один шаг.
Что если все случившееся станет нам уроком? – спрашивал я себя. – Что если это испытание развернет нас навстречу друг к другу, и станет основой для новых более откровенных отношений, без ревности и измен?
Как истинный конформист, я выбрал самый легкий путь самообмана. Но тогда я считал, что поступаю взвешенно и рассудительно, как и подобает настоящему мужчине.
Это решение принесло свои результаты. Уже через полгода, после объяснения с женой, мы смогли накопить на нашу первую квартиру. Еще через девять месяцев после новоселья, родилась моя старшая дочь Варвара.
По правде сказать, нам нужно было больше заниматься сексом, а не пытаться анализировать свои отношения.
Сколько у меня было коротких романов за время моего челночества? Всякий раз, когда я брался за подсчеты, я сбивался на цифре, приближающейся ко второму десятку.
Когда это случилось в первый раз? Кажется во время сопровождения китайской группы. Совершенно нетривиальный случай. Руководителем в группе была китаянка. У меня было двухместное купе: 37 и 38-е место. Китаянка ехала на верхней полке я внизу. Мне не спалось. Ночью я встал, чтобы попить воды. Китаянка тоже проснулась, и попросила передать ей стакан. Скорей всего она тоже не спала. Наши руки встретились. Китаянка спустилась вниз. Она ни слова не понимала по-русски, я не говорил по-китайски, но эта ситуация только ускорила нашу с ней близость как естественную возможность мужчины и женщины понять друг друга и избавиться от одиночества. Единственное, что я понял из ее объяснений, это то, что ее муж крепко пьет и ему не до нее. На обратном пути она тоже хотела ехать со мной в одном купе, но я нашел повод, чтобы ей отказать. Мне не хотелось становиться посмешищем в глазах китайцев, проводников, да и самому себе я был неприятен. Почему? Да кто его знает. Мне всегда хотелось выглядеть в глазах других лучше, чем я был на самом деле. Ведь секс один раз не считается, или почти не считается – это стало моим правилом на долгие годы брака. Я хотел быть честным мужем. На самом деле, я был жутким лицемером. Наверное, в глубине души, я таким и остаюсь. Люди редко меняются к лучшему.
Не сказать, чтобы женщина была молодой или очень соблазнительной. Меня в ней привлекла именно ее обычность, и то, как легко и естественно все случилось. Может я от того и комплексовал, что соблазнился на довольно скромное предложение. Только очень сильный сексуальный голод мог преодолеть барьеры моего высокомерия.
Позже я встретил эту женщину в Манчужирии. Она работала водителем такси. Встретив меня, она остановилась на проезжей части и выскочила из машины. Она откровенно радовалась нашей случайной встрече. От мужа она ушла. Это была искренняя и добрая женщина, но я даже не запомнил ее имени.
В восточных женщинах действительно есть какая-то загадка. Начальником отдела туризма принимающей стороны долгое время была любовница директора китайской фирмы, занимающейся пошивом одежды в Джалайнуре – маленьком городке на берегу большого китайского озера с одноименным названием в нескольких километрах от Маньчжурии.
Небольшого роста, крепкая, круглолицая, она была очень деятельной и инициативной. Звали ее Ван Вэй, – очень легко запомнить – дорога в один конец, по-английски. Как-то она приехала с делегацией в Иркутск на переговоры с руководством нашей фирмы. После ужина был фуршет в ресторане, после которого жена вернулась на такси пьяной, но счастливой. Как она сама призналась, директор китайской компании положил ей на ногу крупную купюру и она приняла ее.
У моей жены красивые ноги. Особенно это бросается в глаза если на ней короткая юбка, а колени обтягивает тонкий капрон телесного цвета.
– Зря ты взяла эти деньги – подумав, сказал я.
– Но я же не обязана их отрабатывать, это просто праздничный презент от компаньонов. – спокойно отреагировала супруга.
Что же, в этом было столько же бесхитростной прямоты, сколько и лукавства. Впрочем, и приврать она умела. Играть в «дурака» с ней лучше было не садиться.
На следующий день я сопровождал китайскую делегацию на Байкал. Ван Вэй мне в тот день почему-то настойчиво пыталась донести одну простую мысль, которую она заученно твердила мне по-русски:
– Юля нехорошая. Она очень нехорошая женщина.
Она знала, что Юля моя жена. Что она хотела этим сказать, я так и не понял, но я видел, насколько серьезны были ее глаза. Это были глаза опытной и тоже нехорошей женщины. Женщины не любят проигрывать и всех, кто их в чем-то обходит ждет вечное проклятие.
Ван Вэй через полгода открыла собственную туристическую фирму, с которой мы заключили договор на размещение туристов в новой гостинице, которую она арендовала. Манчжурия росла быстрыми темпами, и буквально преображалась на глазах, застраиваясь фешенебельными офисами, дорогими ресторанами и торговыми центрами.
В городе даже открылся ночной клуб, который активно посещали челноки, стекающиеся сюда со всей Сибири, Бурятии и Забайкальска. В Манчжурию стали приезжать не только за товаром, но и просто, чтобы развлечься на одну-две ночи. Манчжурия постепенно превращалась в торгово-развлекательный центр, в то время, как Забайкальск оставался весьма унылым приграничным пунктом, населенным, в основном, военными. К счастью, у жен военнослужащих появилась счастливая возможность разнообразить свою жизнь в гарнизонном городке краткосрочными, но богатыми на впечатления выездами по другую сторону границы, где их ждала совсем другая жизнь: с барами, ресторанами, ночными дискотеками.
Чем больше я ездил в Китай, тем шире раздвигались мои горизонты. Девяностые годы для многих моих соотечественников стали своего рода транзитным периодом, когда былые стандарты поведения не выдерживали натиска новых реалий. Приходилось учиться быть наглым, ловким, уметь находить выход из сложных ситуаций.
Кроме меня и Юли, сопровождающими ездили две женщины предпенсионного возраста – жены начальников отделов в управлении железной дороги. Для них поездки в Китай превращались в сущее наказание. Там им впервые в жизни пришлось столкнуться с массовым пьянством, криминалом, взяточничеством на таможне, воровством и хулиганскими выходками.
Однажды гостиницу, где проживали наши туристы, атаковала группа разгневанных китайцев, которые прорывались к ним в номера, били бутылки, выкрикивали угрозы и женщина, руководившая группой, пережила настоящий шок. Трудности, которым им приходилось преодолевать в поездке, вскоре стали им не по возрасту, и они все чаще уступали нам свою очередь. Деньги к деньгам, как говорится. Мы ездили в поездки настолько часто, насколько это было возможно. Порой мы виделись всего несколько минут между поездками.
Если говорить о пьянстве, то оно было пусть и шумным, но все-так не повальным. Серьезные коммерсанты старались держать себя в руках, расслабляясь только в конце маршрута, уже на обратном пути. Были и те, кто не просыхал всю дорогу, но, как правило, это плохо для них заканчивалось. Деньги требуют трезвости и строгого учета, и все же два-три пьяницы на вагон это норма, которую трудно было избежать, как бы ты не старался выезжать в Китай стабильным и предсказуемым составом. Особо мне запомнился один турист, служивший мичманом на подводной лодке. Он напивался до такого состояния, что падал со второй полки, и после первого же падения его уже не поднимали, потому что упав однажды, он совершал свой полет столько раз, сколько предпринималось попыток вернуть его на стартовую площадку.
Когда приходил китайский пограничник, мичман обычно стоял на четвереньках в проходе, я поднимал ему голову, офицер сверял личность с фотографией в паспорте и ставил в нем штамп о пересечении границы.
Если мичману удавалось отоспаться за два дня в гостинице, то остаток третьих суток он посвящал тому, что хаотично скупал все подряд без разбору, стремясь хоть как-то оправдаться перед женой за бездарно потраченные на путевку деньги.
Случалось, что мои туристы попадали в вытрезвитель в Чите, где мы пережидали перецепки нашего вагона к составу, идущему в Манчжурию. Туристы догоняли нас уже на самой границе, нанимая такси до Забайкальска. Всякий раз я тщетно надеялся на то, что они не успеют.
Обратно в Россию мы возвращались на китайских неотапливаемых автобусах. Основной багаж перевозился отдельно в грузовиках. Однажды глубокой осенью, не успев до окончания работы пограничного пункта перейти российскую границу, группа застряла на нейтральной полосе. Температура воздуха опустилась ниже нуля. Мужчины пошли жечь покрышки, чтобы согрется, кто-то предпочел свернуться внутри автобуса в клубок, набросав на пол одеяла и завернувшись в них с головой. Случай запомнился тем, что это была третья по счету моя командировка в Китай, и я впервые попал с группой в подобную ситуацию. Я выпил водки и, завернувшись в одеяло, лег на пол, а рядом со мной лежала яркая красивая женщина, работавшая организатором культмассовой работы в городском дворце культуры металургического комбината, и мы лежали прижавшись друг к другу телами, хотя нас с ней ничего не связывало, кроме желания согреться. Черезвычайная ситуация, в которую мы попали оправдывала эту близость, которая, как я догадывался, была приятна нам обоим. В этой женщине было много нежности, но я так ни разу больше не воспользовался привилегией проведенной с ней ночи, которая так и осталась в моей памяти невинным романтическим воспоминанием.
Женщины, как правило, составляли основной костяк группы, и мужчины находились на особом положении: их кормили, поили, обихаживали, но, в то же время, им приходилось выполнять и всю основную мужскую работу по загрузке и выгрузке багажа. Кроме того, мужчины традиционно выполняли функцию охранников и защитников членов группы от нападок со стороны. Я участвовал в переговорах с группой лиц, промышлявших на станции рэкетом, во время отстоя нашего вагона на запасных путях в Чите. Часы ожидания прицепки к составу, идущему до Иркутска, в местах довольно пустынных и отдаленных от вокзала, в вагоне, набитом товаром на сотни тысяч долларов, были одними из самых нервных на всем маршруте. Помню, что мне несколько раз удалось уговорить мужчин не платить дань, потому что я видел, что, так называемые, рэкетеры, испугом пытались срубить с коммерсантов легкие бабки, даже не утруждая себя какими-то серьезными доводами, да и выглядели они, на мой взгляд, как случайные люди, едва ли связанные с серьезным криминалом. Тетушки же, когда к ним обращались с подобными просьбами, настолько боялись вступать с вымогателями в диспуты, что безропотно собирали дань с туристов, которым тоже не было резона рисковать своим товаром и деньгами из-за двадцати долларов с человека.
Несмотря на то, что женщины составляли большинство группы, в поездках то и дело возникали споры между мужчинами, за сердца дам. Бывало, что в дело вмешивался еще и супруг женщины, и тогда ситуация и вовсе приобретала скандальные, а порой и анекдотические формы.
Так, однажды, драка разгоряченных алкоголем мужчин в тамбуре закончилась тем, что один другого укусил за нос, и, впоследствии, за ним закрепилась кличка «Тайсон». Прозвище ему мало подходило, поскольку происходил он из инженерного сословия, был небольшого роста, но тем комичнее вся эта история звучала в пересказе, поскольку она успела войти в легенды. «Тайсоном» любили пугать новичков «челночного движения», чтобы отбить у них охоту к любовным похождениям.
Деньги, секс, алкоголь, риск – были неизменными составляющими жизни «челнока».
Попадая в их среду невозможно было оставаться в стороне, не подвергаясь влиянию бушующих вокруг страстей. Самый короткий период от начала ухаживания до конца отношений у меня был два с половиной часа. Ровно столько времени требовалось, чтобы доехать от станции Иркутск-пассажирский, откуда начинался маршрут, до станции Слюдянка – первой остановки поезда в пути.
Поскольку группы заполнялись быстро, то иногда возникал дефицит мест и челноки вставали в очередь, и тут от руководителя зависело кого взять в состав, а кого нет. У каждого руководителя были свои любимчики, свой «костяк», с которым ему было комфортно решать сложные проблемы возникающие в пути, остальных добирали по мере необходимости, учитывая сложившуюся репутацию туриста. Иной был заядлым скандалистом, другой пьяницей и дебоширом, третий набирал товара так много, что не хватало свободного места в вагоне, и это приводило к недовольству других членов группы. В общем, приходилось выбирать меньшее из зол, и тут нужно было не ошибиться.
Женщину, которую я взял на освободившееся в основном составе место, не хотели брать по той причине, что за ней устроил слежку ее ревнивый муж-военнослужащий, который грозил появиться внезапно на любой из станций и устроить жене расправу, поскольку супруга его не отличалась строгостью моральных устоев, о чем уже сложилось определенное мнение, и никто из руководителей не желал идти на риск.
В благодарность за услугу женщина приподнесла мне бутылку коньяка, и я, следуя джентельменскому обычаю, предложил ей выпить вместе со мной по рюмашке, как только поезд стал набирать ход. Уже на третьем тосте наша взаимная симпатия достигала критической отметки. Как я понял, близость шла довеском к коньяку, и никаких последствий она не имела – просто знак благодарности и больше ничего. Скандал с ее мужем, впрочем, произошел, но уже с другим мужчиной, и на другой станции.
Кабы не алкоголь, мне бы удалось избежать многих скользких для репутации верного мужа ситуаций. Но первое, чему ты учился в «челноках» это пить водку. В этом положении невольного пьяницы оказывался всякий, кто решался на поезду в Китай. Пили в дороге, в тесных, но дружных компаниях в купе, пили в китайских ресторанах, пили на границе и после таможни, чтобы снять стресс, пили после погрузки, чтобы расслабиться и перевести дух.
Самыми приятными впечатлениями от поездок были вечера в ресторанах, которые устраивали китайские партнеры для руководителей групп по прибытию в Китай. Это были долгие посиделки с разнообразной аутентичной китайской кухней, которую сами организаторы мероприятий поглощали в большом количестве и с огромным аппетитом. Блюда готовились здесь же за столом в огромном «самоваре», куда продукты помещались согласно особому правилу и ритуалу. Вся процедура занимала несколько часов, со стола я обычно вставал с ощущением будто у меня по жилам вместо крови разливается огонь. Не в малой степени этому ощущению способствовали напитки, употребляемые во время вечера. Их искусная дозировка не создавала ощущение опьянения, а наполняло тело энергией и силой. Однажды, после такого вечера мы оказались в одном лифте с руководительницей фирмы луноликой Ван Вэй и, глядя в ее улыбающиеся глаза, я едва не поддался соблазну пригласить ее к себе в номер.
Впрочем, свою нерешительность я компенсировал чуть позже уже при других обстоятельствах. Как-то в составе моей группы оказался молодой восемнадцатилетний шалопай – сын какого-то известного в городе милицейского чина. Тридцатичетырехлетняя китаянка «запала» на молодого парня и не робея делала ему двусмысленные намеки, оплачивая ему пиво в баре и приглашая на медленный танец на вечерней дискотеке. Женщины в моей группе откровенно злословили над такой не характерной для китаянок смелостью в поведении, но было заметно, что они ревниво следят за развитием ситуации.
Ван Вэй знала, что парень – назовем его Сергей – живет со мной в одном номере, и подошла ко мне, чтобы в открытую сказать предложить угостить нас пивом. Я пригласил Ван Вэй зайти к нам в номер после дискотеки. Мы с Сергеем уже обсудили сложившуюся ситуацию и он был не против того, чтобы воспользоваться угощением китаянки, так как был по своей природе самым настоящим авантюристом. Ван Вэй принесла с собой четыре бутылки пива и мы какое-то время сидели и пили его, пытаясь жестами и мимикой выразить эмоциии, поскольку совершенно не знали языка друг друга.
Впрочем, понимать тут особо было нечего: девушке понравился Сергей и она очень хотела провести с ним вечер. Ван Вэй не был красавицей, но по китайским меркам выглядела модно и ухожено.
Выпитого в тот вечер было и без того достаточно, чтобы я не слишком церемонясь решил сократить долгий путь понимания и свести его к конкретным действиям, которые говорят лучше всяких слов.
Я провел рукой по шее Ван Вэй, высказывая комплименты ее гладкой белой коже. Ван Вэй не отстранилась, а лишь слегка прикрыла глаза, блудливо смотря в сторону Сергея. Сергей замер от неожиданности с бутылкой в руке, не зная, что ему делать в этой ситуации.
Я приподнял свитер Ван Вэй и погладел ей грудь сквозь красивый кружевной бюстгалтер. Затем я снял свитер через голову, и расстегнул лифчик. Грудь у женщины оказалась в хорошей форме, довольно крепкой и подтянутой, Сергей в это время сидел столбом и ничего не предпринимал. Наконец женщина взяла себя в руки, очень деликатно застегнула бюстгалтер, сопровождая свои действия пантомимой: она прижала палец к губам и указывая на циферблат наручных часов назвала время. Затем она надела свитер и написала на бумажке номер своей комнаты. После этого она попрощалась, еще раз показала на часы и вышла из номера.
Как только мы остались с Сергеем наедине, мы словно по команде рассмеялись. Ситуация была в высшей степени неординарной, но в то же время интригующей. Не сказать, чтобы Ван Вэй вызывала во мне возбуждение, но что-то в ситуации было такое, что провоцировало мое любопытство и желание узнать, что же следует за этим приглашением, и правильно ли мы его истолковали.
До условленного часа мы так твердо и не решили, готовы ли мы к этому приключению или нет. Единственное условие, по которому Сергей соглашался на него, это мое участие. Он уже не раз попадал в Китае в сомнительные ситуации и поэтому боялся в очередной раз оказаться в роли жертвы.
С каждой минутой ожидания напряжение возрастало. Мы пытались сбить его пивом, но это слабо помогало. Наконец я решился и Сергей последовал за мной. Мы поднялись на нужный нам этаж и постучались в номер, указанный в записке. Я слышал осторожный шорох за дверью, и вскоре она открылась.
Мы не ошиблись – в дверях в одной легкой ночной рубашке стояла Ван Вэй. Она отступила вглубь номера, освобождая проход и, тем самым, приглашая нас войти внутрь.
Впустив нас, Ван Вэй предусмотрела закрыла номер изнутри.
Было около часу ночи, в комнате царил полумрак, откуда-то шел слабый свет, позволяющий разглядеть лишь контуры. Ван Вэй включила ночник и я увидел большую кровать, занимавшую половину номера. На столе стояли бутылки с пивом и какая-то легкая закуска. Женщина предложила нам выпить, но я не стал тянуть время, а просто обнял женщину и снял через голову ночную рубашку. Женщина стояла абсолютно обнаженной. Я прилег с ней на кровать и предложил Сергею к нам присоединиться. Сергей быстро разделся, но было видно, что он несколько разнервничался и поэтому был не готов к активным действиям. Пришлось брать инициативу в свои руки, тем более, что пикантность ситуации меня к этому стимулировала. Пока я был сверху, Сергей с изумлением наблюдал за тем, как быстро и слаженно разворачивается действие, не решаясь пока проявить себя на сексуальном ринге. Пришлось изменить позицию и это позволило женщине одновременно стимулировать Сергея орально до тех пор, пока в этом уже не было никакой необходимости и он мог занять мое место сзади. У Ван Вэй было великолепное для своего возраста гладкое тело и весьма аппетитная задница, за которую ее хотелось хорошенько укусить. Признаться, я не удержался.
Как только я понял, что у парочка достигла взаимопонимания и в услугах посредника больше не нуждается, я покинул номер.
Спал я великолепно. Мой сосед вернул только под утро. Он был под впечатлением от проведенной ночи и все сокрушался, что я отказался от дальнейшего участия в оргии и не мог быть свидетелем его подвигов, отдавая, впрочем, должное моей смелости и удальству, которого он во мне не предполагал.
Я же не придавал этому никакого серьезного значения, для меня это явилось скорее научным экспериментом, который существенно расширил мои представления о сексуальном поведении китаянок.
Для Сергея же, это было настоящим испытанием его репутации отчаянного ловеласа, которой он пользовался у женщин. На мой взгляд, она была несколько преувеличенной. Несмотря на молодость и прекрасную физическую форму, его дух был не на высоте, и если бы не моральная поддержка, он вряд ли бы отважился на подобную авантюру. Об этой истории впоследсвии в кругах челноков ходили легенды – все отдавали должное женскому напору Ван Вэй, перед которой не устоял даже такой привлекательный супер-мачо, как Сергей. Мое имя в предании, к счастью, не упоминалось. Думаю, что залогом служила моя незапятнанная распутством репутация, которой я дорожил.
Глава 3. «Челночная Одиссея».
Ван Вэй настойчиво предлагала мне на выгодных условиях наладить совместный бизнес по продаже китайского товара на иркутском рынке, но я отказался, так как торговля меня никогда не привлекала так, как привлекает межкультурная коммуникация во всем ее разнообразии. Рынок казался мне слишком рискованным местом, чтобы профессионально втягиваться в его орбиту.
Существовавший тогда в центре города вещевой рынок в Иркутске называли Шанхаем. Первые группы китайцев, которых я привозил в город, предпринимали настойчивые попытки наладить там самостоятельную торговлю, но вскоре столкнулись с сопротивлением перекупщиков, контролировавших весь товарообмен. Мы в эти отношения старались не вникать. Однажды мы заселили свою группу в общежитие строительного техникума. Место для нас было новое, но администрация предложила выгодные условия и мы согласились. Так совпало, что когда мы с руководителем туристического отдела и Юлей пришли к китайцам, чтобы совершить расчет за проживание и заказать для них обратные билеты, к общежитию подъехал автобус с молодыми крепкими людьми в спортивных костюмах и битами в руках. Молодые люди ворвались в общежитие и устроили там настоящую бойню. Руководитель туристического отдела – солидный дядька семидесяти лет пытался выйти в коридор, но мы, оценив ситуацию, заперлись изнутри и не пустили его, так как, судя по доносившимся из коридора звукам, бойцы не разбирали правых и виноватых и избивали всех, кто вставал на их пути. Минут через пятнадцать-двадцать шум утих, мы слышали лишь стоны и проклятия, доносящиеся снаружи. Я выглянул в окно, молодежь организованно загрузилась в автобус и скрылась с места преступления.
Когда мы вышли из комнаты, окровавленные китайцы с разбитыми головами лежали вдоль коридора. Кто-то спешно оказывал помощь своим товарищам, будучи в менее тяжелом состоянии. Первым нашем порывом было вызвать скорую помощь и милицию, но руководитель группы нас остановил. Он боялся повторного появления молодчиков. С его слов, это был акт мести и устрашения со стороны корейской мафии, контролировавшей рынок. Единственной его просьбой было немедленно купить им обратные билеты и обеспечить вооруженную охрану до посадки группы в поезд. Мы связались с железнодорожным ОМОНом и договорились о предоставлении нам двух автоматчиков за наличный расчет. Милиционеры дежурили весь вечер и всю ночь, а утром в колонне, под их сопровождением, китайцы загрузились в автобус и уехали на вокзал. Сопровождать китайцев в пути до Забайкальска выпало мне.