Читать книгу Жуки Момбасы - Олег Николаевич Лузанов - Страница 1

Неизвестная штука

По Атлантическому океану в направлении Америки, практически по маршруту первой экспедиции Колумба, двигался теплоход под красным флагом с серпом и молотом. Остался далеко за кормой Ла-Манш, в котором движение судов напоминает езду по обычной автодороге: такие же световые знаки-буйки, обозначающие трассу, такое же разделение на полосы, … вот обгоны другие – никто не включает «поворотники», да и звуковые сигналы такие, что …ого-го!

Атлантика встретила почти полным штилем – зеркало воды колебала легкая зыбь. Светило яркое солнце, но летней жары не ощущалось, только приятное тепло. Небо равномерно голубое, ни одного облака. Вода ближе к борту цвета зеленого сапфира, чем дальше от борта, тем она становилась всё более голубая. И уже совсем далеко сапфир становился голубым топазом, который отрезал океан от неба точно по линии горизонта. Два разбегающихся от форштевня гребня, сегодня не привлекали дельфинов. Чайки отстали ещё вчера, до берега далеко. Даже попутчиков не было в тот момент, когда всё произошло.

Сначала на мостике теплохода типа «Краснодар» никто ничего не понял: потому что раздался нарастающий звук неизвестного происхождения, точно не местный, не технический. Нечто быстро приближалось, предупреждая о своём прибытии: атмосфера вибрировала низкими частотами. В звуке было и шипение, и гул, и свист, а главное, давило чувство опасности.

Второй помощник капитана Сергей Шелухин за свои десять лет на флоте такое слышал впервые. Он озадачено посмотрел на приборы, нет ли дыма, затем повернулся и заглянул в штурманскую. Рядом с ним крутил головой во все стороны матрос первого класса Павлов. Звук закончился громким… взрывом, всплеском, ударом – всё сразу.

– Серега, смотри, – матрос показывал рукой, – что это?

Штурман приблизил лицо вплотную к иллюминатору. Впереди справа по курсу милях в пяти в клубы пара оседал столб воды. Сергей взял бинокль.

– Ничего не пойму… что это за хрень? – пробормотал он себе под нос, разглядывая темный предмет, покачивающийся в месте падения.

– Может ракета, – предположил матрос, старающийся разглядеть подробности во второй бинокль, – Сейчас ка-ак бахнет…

– Нужно капитану сказать, – штурман направился к машинному телеграфу и дернул ручку на положение «Стоп», а затем снял трубку телефона.

Через минуту на мостике было не протолкнуться: капитан, старпом, замполит, старший радист, старший механик, судовой врач, электромеханик, даже боцман и два матроса стояли на правом крыле мостика. А теплоход по инерции отсчитывал положенные двадцать кабельтовых до полной остановки.

– У кого есть соображения? – спросил капитан.

– Космическое что-то, – предположил «дед», – цилиндр какой-то…

– Спутник или ракета, – поддержал старпом

– Интересно, наша или натовская, – вбросил фразу «первый», – хорошо бы пароходству сообщить.

Капитан слушал варианты, а сам продолжал разглядывать предмет; теплоход подошел значительно ближе, но всё равно видно было плохо – плавает что-то продолговатое…

– Марков, – обратился он к радисту, – давай, сообщи в центр про эту хреновину. Скажи, что в дрейф легли до указания. Сережа, дай координаты.

Ждать пришлось недолго. Радист заглянул на мостик минут через десять:

– Пал Михалыч, указание, – и он протянул капитану листок.

Капитан прочитал и осмотрелся:

– Боцман где? А, Петрович…готовь рабочую шлюпку. Возьмём на буксир эту заковыку. Старпом…, нет, кто на вахте? Сергей, давай–ка малым ходом подходи поближе.

Теплоход медленно приблизился к предмету. Ясности о его предназначении не добавилось: цилиндр, хотя, вернее будет, конус с цилиндром, в нагаре, формой напоминает снаряд с тупым носом, только метров пяти в длину и метра два в диаметре. С обоих концов круглые выступы, вероятно, места крепления ещё каких-то механизмов… Ни антенн, ни сопел, ни крыльев.

– Наверное, всё же спутник, – заключил старпом, с крыла мостика рассматривая объект, – вон, какие-то кругляши. Не иначе, для стыковки…

– А может, боеголовка, – возразил электромеханик, наблюдая, как боцман на корме управляет кран-балкой, к которой была закреплена небольшая шлюпка.

– Алексей Юрьевич, – капитан обратился к старпому – и ты, Сергей, проложите новый курс, вот в эту точку, – и он показал старпому листок с указанием, – туда потащим.

– А что там? – поинтересовался второй помощник.

– Наверное, наши вояки, – пожал плечами капитан.

– Эй, Петрович, – крикнул он вниз боцману, подплывшему к цилиндру в шлюпке, – конец заведи, но на борт не поднимай. Так потащим, на буксире. Хорошо крепи…

Несколько минут все наблюдали, как боцман старался найти достойный выступ и закрепить трос. В конце концов, всё же удалось. Через полчаса теплоход лёг на новый курс. За кормой на длинном тросе тащили загадочный предмет. На вахту заступил старший помощник. Около семнадцати часов он вызвал на мостик капитана:

– Павел Михайлович, корабли…

– Странно, рановато, – удивился «мастер».

Через несколько минут разглядывания в бинокль «встречающих» капитан выругался:

– …мать. Радист, срочно. Сообщай… возле нас два корабля НАТО. Двигаются на сближение. Координаты…

– А с курсом что? – спросил старпом.

– Будем идти прежним. Машина «самый полный». Боцмана на корму. Пусть контролирует, чтобы трос не оторвался.

Корабли легли на параллельный курс и по радиостанции начали вызывать русский теплоход. Капитан и старпом переглянулись.

– Ответим? – спросил «чиф».

– Нет. Что с ними разговаривать. И так всё понятно. За железякой они пришли.

Натовцы после нескольких попыток вызова, видя, что теплоход не реагирует, начали манервировать. Корабли разделились, один обогнал теплоход и занял место прямо по курсу.

– Ты смотри, что творят, – возмутился старпом, – остановить хотят.

Капитан стоял весь напряжен, с упрямо сжатыми губами:

– Лево десять, – скомандовал он рулевому, а затем громко крикнул радисту – Марков, сообщай: «Перекрывают курс, останавливают».

С натовских кораблей по радиостанции продолжались вызовы, но тон изменился, он стал приказным: «Стоп! Стоп машина! Предупреждаем!»

– Пал Михалыч, – радист забежал в рубку, – вот, передали курс.

– Лево на борт, – распорядился капитан.

На кораблях не ожидали такого манёвра и по инерции проскочили вперед, но ненадолго: запас скорости у них был значительный. Через полчаса опять они заняли прежнее положение, один рядом, один впереди. После двух резких поворотов теплохода корабли поменяли тактику – они зашли с двух сторон и начали сближаться бортами.

– Вот же сволочи, – глядя на них возмущенно сказал старпом, – зажать хотят и остановить. Что делаем? Поворачивать нельзя теперь…

– Радист, есть сообщения? – крикнул капитан в сторону радиорубки, – Передай, что останавливают бортами, взяли в клещи.

Военные корабли подошли совсем близко. Уже хорошо были видны довольные улыбки офицеров на мостиках и матросов, стоящих вдоль по бортам. Некоторые делали знаки руками, общий смысл которых был: «Стоять, вам теперь конец. Мы победили».

До удара оставались секунды. И вдруг оба корабля резко отвернули от теплохода и легли на противоположный курс.

– Что такое? Передумали? – старпом наблюдал, как удаляются корабли НАТО.

– Нет, просто у них служба наблюдение неплохо работает, – сказал ему капитан и показал рукой.

Старпом увидел, что в какой-то миле впереди из воды выглядывает рубка подводной лодки:

– Наши!?

В сопровождении субмарины теплоход продолжил движение в заданную точку, где передал секретный конус-цилиндр на советский корабль.

По результатам рейса вся команда теплохода, помимо обычной, получила дополнительную премию – практически награду «За верность долгу и мужество».

Обида

Иннокентий поздним вечером возвращался на теплоход сильно пьяным. На проходной его пропустили, потому что не пропустить было нельзя, а останавливать оснований не было – ведь идет – то сам. И пропуск показывает, и глаза открыты, и в руках несет пакет, не роняет, а то, что у него слезы на глазах, так кому какое дело.

Сергей прошёл через проходную несколько позже и, оказавшись на территории контейнерного терминала, обратил внимание на одинокую фигуру метров за сто впереди. Фигура, покачиваясь, медленно перемещала себя вдоль кромки причальной линии в зоне света от фонарей. Подойдя ближе, Сергей узнал судового электрика со своего теплохода:

– Привет, Кеш, – сказал он, поравнявшись с товарищем, – Куда ходил?

Иннокентий повернулся на голос. Глаза его были полны слёз:

– Серёга, представляешь, они мне водку не продали…

– В каком смысле? Денег не хватило?

– При чем здесь деньги? Денег …во!– и Кеша выгреб из кармана несколько смятых купюр,– Мне не продали. Говорят, что молодой очень.

– Так показал бы документ какой.

Кеша, по-детски, кулаком тёр глаза и всхлипывал:

– Да, они тоже сказали, чтобы паспорт показал. Я показал. А они говорят: «Иди мальчик домой, паспорт папе отдай и усы отклей». Сволочи. Смотри, – он раскрыл паспорт и стал совать его под нос Сергею, – тридцать два года…вот. А тут (он перевернул страницы)… видишь штампики? – двое детей…Сын уже в школу ходит…

– Кеша, да ладно тебе. Успокойся.

– Серый, ты мне скажи, – Кеша пьяными глазами преданно смотрел в лицо собеседника, – я что, не могу водку купить? Почему мне не продают?

Сергей, хоть и знал внешность Иннокентия очень хорошо, но ещё раз внимательно на него посмотрел: рост – чуть выше полутора метров, размер плеч – ну от силы сорок четвертый, тёмный густой чуб торчит как гребень – расчески не слушается, и довершает образ ровное, без морщинок и складок лицо с розовыми щеками и пухлыми яркими губами, над которыми располагались огромные и пышные усы, которым хоть Чапаев, хоть Будённый мог, если не позавидовать, то отнестись с должным уважением. Справедливости ради, нужно отметить, что без усов Кеша выглядел бы лет на четырнадцать – пятнадцать. Одежда Иннокентия, состоящая из джинсовых короткой куртки и брюк, а также светлые высокие кроссовки, никак не добавляла ему солидности.

– Плюнь ты на них. Что они про тебя знают? Ты ведь моряк! А они кто? Не пойдем у них водку покупать. Мы с тобой других найдем.

– Думаешь?– Кеша уже не рыдал. – Правильно. Ещё просить станут, а я не пойду. У тебя выпить есть?

– Конечно, – уверенно кивнул Сергей, – поднимайся в каюту.

Пока друзья разговаривали, они подошли к трапу.

– Где это Кеша так набрался? – шепнул Сергею стоящий на вахте Саня – «афганец», который получил своё прозвище по причине прохождения срочной службы в Афганистане.

– Не знаю, я его уже на территории догнал. Ты погоди, а я его попробую успокоить.

– Это кого успокоить!? – обернулся Кеша.

– Все нормально. Идем в каюту, – Сергей приобнял товарища за плечи и направлял его продвижения по переходам теплохода, – Присядь пока. Я сейчас.

– Серега, а ты пить будешь? – Иннокентий тяжеловато опустился на диван в своей каюте.

– А как же, подожди пока. Я скоро.

Сергей пошел к себе и переоделся в рабочую одежду. Выпивать он не собирался – на вахту нужно. Однако, перед заступлением на дежурство, он зашел проведать друга. Кеша спал сидя, запрокинув голову. Если бы продавщица слышала его храп, то точно продала ему водку.

Жуки Момбасы

Жук 01

На Момбасу упала ночь. Орава темнокожих «грузчиков» за несколько минут до захода Солнца, не утруждая себя походом домой (если он у них был), завалилась спать. Их фигуры, завернутые в куски плотного упаковочного целлофана или использующие картонные коробки, хаотично и достаточно густо располагались на асфальте причала, но всё же ближе к стене ангара и подальше от воды.

Сразу за ангаром начинались посадки тропических растений, много и разнообразно: то ли это парк, то ли лес, нет – джунгли; но темные и настораживающие. Из-за того, что Солнце садилось за горой, красивого неба перед закатом, с золотистостью, розовостью и оттенками лазури не было. Только что было голубое небо, яркое до боли в глазах, прожигаемое палящими лучами; потом болезненная яркость ушла – осталась только прозрачная насыщенная голубизна, без единой тучки (можно смотреть без прищура), на которой резко отпечатывался абрис горы, темной массой закрывающей всю западную сторону неба. Духота сменилась на терпимую жару, хотя всепроникающая влажность осталась. Судовые механизмы, палуба, надстройка и поверхность причала накопили огромный запас тепла и не давали в полной мере ощутить, хоть какую-то прохладу. Переход от понятия «ранний вечер» до понятия «глубокая ночь», если не смотреть на часы, а воспринимать по способности что-то видеть, занял минут пятнадцать, не больше.

Михаил сменял Илью на дежурстве возле главного трапа в восемь вечера, когда уже было темно. Матрос прошел вдоль надстройки в сторону бака, посмотрел на включенную подсветку, проверил всё ли закрыто, не ведутся ли работы. Также осмотрел палубу в сторону юта. И после этого подошел к Илье:

– Что там за трап висит?

– Где?

– А, вон, напротив третьего трюма, – Михаил показал рукой.

– Да, точно, не убрали, – кивнул Илья, – Это же лоцмана принимали, когда подходили. Забыли. Сейчас выберу. А отвязывать не буду, может завтра пригодится, мало ли.

– Ну, давай, – согласился Михаил, – на палубу только втащи.

Вахту передали, и Михаил остался один. Тишина. Некоторое время парень поправлял защитную сетку на трапе, потом рассматривал спящих аборигенов на причале. Затем некоторое время его занимала здоровенная крыса, которая, не очень-то таясь, перебегала вдоль стены ангара, лишь слегка притормаживая возле лежащих. Стояла принюхиваясь, но так как еды не обнаруживала, бежала дальше. Матрос включил лебедку и, на всякий случай, приподнял трап повыше. И тут же раздался голос первого помощника:

– Кто там трапом балуется?

– Алексей Николаевич, да крысы тут здоровые, как бы на борт не забрались. Вот я и приподнял малость.

«Первый» подошел ближе и стал не верхнюю площадку трапа:

– Повыше подними, так, ещё. Всё, хорош. Сходи-ка, Миша, проверь накрысники. Я тут пока постою.

Матрос быстро прошел по палубе на бак, потрогал и покачал жестяные круги на швартовых тросах (надёжно ли держатся); то же повторил на корме.

– Всё нормально, одеты, – доложил он «Первому».

– Ну, вот и хорошо. Трап больше не трогай, а то лебедка у меня прямо возле каюты, спать мешает. А я устал сегодня. Дежурь.

Потекли скучные минуты вахты. Читать нельзя, смотреть некуда, поговорить и то никто не вышел. И вдруг в металл надстройки, сантиметрах в двадцати от головы Михаила, ударило что-то тяжелое. Парень рефлекторно пригнулся, укрывшись за фальшбортом. «Камень бросили, наверное», – подумал он. Но кто? На причале никого. «И не выстрел, звука не слышно». Укрываясь матрос думал, как поступить, и тут он боковым зрением заметил слева от себя шевеление на палубе. Повернул голову, вот так дела – жук. Но какой. Сантиметров пятнадцать или даже побольше. От удара жук, видимо, очумел, а может и нет, и неторопливо полз по палубе.

– Ах ты, скотина, – сквозь зубы тихо прорычал Миша, чувствуя себя уязвлённым, жука испугался, – сейчас мы тебя…

Михаил спустился к трюму и взялся за стоящую здесь непонятно для чего швабру.

– Что это ты, – из двери надстройки вышел Сергей, – решил палубу подраить ночью?

– Нет, жука бить.

– Какого жука?

– Там, возле трапа. Здоров, как черт. Во, с кулак,– Михаил шел к своему «врагу» полный решимости отомстить за свой конфуз. Сергей не отставал:

– Ого. Откуда ты его взял?

– Я не брал, – ответил Михаил, прицеливаясь торцом швабры в жука, – он мне чуть голову не пробил. Я думал, камнем кинули с берега. Удар такой был…что пуля.

Жук оказался серьёзным парнем. Он выдержал один удар по спине, второй.

– Ты смотри, крепкий какой, – удивился Сергей.

– Сейчас, – Миша замахнулся сильнее. Но удар пришелся вскользь, хотя и оглушил насекомое. Только беда, швабра сильно ударила по палубе – раздался гулкий звук: «Баммм!»

– Тшш, – Сергей обернулся, – оставь ты его. А то перебудишь всех.

Михаил уже сбросил стресс, поэтому легко согласился:

– Ладно, пусть живет, гад.

Жук не заставил себя уговаривать, и, не получив должного гостеприимства, дополз до края трапа, втащил себя на первую ступеньку и тяжеловато улетел в темноту.

– Да, такой мог и шишку набить, – произнес Михаил, прислоняя швабру к борту.

– Это, точно, – поддержал товарища Сергей и еще раз обернулся.

– Что ты всё время, оглядываешься? Кого ты там заметил, – Михаил всмотрелся в темноту возле третьего трюма, и рассмотрел кока Эдика и электрика Виктора – Гля-ка, точно, террористы. Что вы там?

Парни подошли. Виктор заговорщицким шепотом произнёс:

– Тише ты. Тут такое дело… Трап опусти.

– Зачем?

– Ты, что? Не понимаешь?– Сергей ухмыльнулся, – В клуб сходим. Джунгли зовут.

– Не, не могу, – заупрямился Михаил.

– Ладно тебе. Тут дел – то. Часа через три вернёмся, – Виктор напирал.

– Кнопочку нажми, – Сергей указал на включение лебёдки.

– Не буду я ничего нажимать. «Первый» запретил, сказал, что шум спасть мешает.

Парни призадумались.

– Миш, да мы быстро. Туда и сразу обратно,– Виктор не успокаивался, – Ну и там чуток…трали-вали. Пива принесём.

– Мужики, я понимаю, но трап опускать не буду.

Тройка ловеласов погрустнела.

– Но могу подсказать, – Миша хитро посмотрел на них, – Во-он там, за контейнером, шторм-трап после лоцмана не убрали. Только я вас не видел. И не задерживаться, чтоб к утру были.

Виктор просиял лицом:

– Пиво с меня.

– Только трап потом не убирай, – сказал Сергей.

– Трап я подберу, но по вахте Славику передам, чтобы вас встретил.

– Океюшки, не боись, часика в два вернёмся.

И тройка любителей ночных приключений скрылась за контейнером. А еще через минуту их тени мелькнули под фонарём у правого угла ангара.

Михаил посмотрел на часы, до смены оставалось ещё двадцать пять минут. Скоро будить Славика. «Нужно ему про шторм-трап объяснить»,– подумал Миша.

Он окинул взглядом причал, и не увидел ничего привлекающего внимания. Те же три десятка спящих в целлофане и картонках. И никакого шевеления, даже крыс не видно. Скучно на вахте. «Утром нужно будет узнать, как сходили».

Жук 02

Утром Михаил во время завтрака рассматривал довольные физиономии Сергея и Виктора и удивлялся тому, что вид Эдика разительно отличался от товарищей. Серега и Витя просто лучились, а Эдик был нахмурен, ни на кого не смотрел, флегматично ковырял в тарелке и иногда бросал на всех тяжелые взгляды. Это было странно, но расспрашивать о подробностях за общим столом, при всех было глупо и поэтому, раздумывая о причинах увиденной разницы, Миша вышел к трапу.

– Что там на завтрак? – спросил Илья.

– Сейчас увидишь. Погоди. Да, постой…а когда они вернулись?

– Кто? – удивился Илюха, – Ты про кого?

– А Славик ничего не говорил?

– Нет. А что он должен сказать? О чём?

Михаил понял, что ребята вернулись, как и обещали, на смене Славы, и поэтому он про них ничего Илье не говорил; хотя и друзья, но к чему лишнее трепать.

– Ну, раз не говорил, значит всё хорошо.

– Странный ты какой-то, – Илья пристально посмотрел на товарища, – Подкалываешь? Да?

– Нормально всё, иди, отдыхай, – Михаил хлопнул Илью по плечу, – Шучу.

– Ну-ну, я тоже пошучу… потом, – Илья насупился, – Это я в долг взял.

Михаил остался у трапа один. Хотя, какой там один. На борт начали подниматься грузчики. «Джамбо», – говорил каждый из них, проходя мимо. «Джамбо, джамбо,…»

– Один, два…двадцать три…тридцать семь,– считал Михаил, – …пятьдесят один. Да сколько же вас? Последним поднимался явно какой-то начальник (чистая светлая сорочка и папка с документами) и вооруженный мужчина в военной куртке с карабином на плече. «Начальник» сделал попытку зайти вовнутрь жилой надстройки.

– Стоп, – остановил его Михаил и набрал номер в каюту старшего помощника.

– Сан Саныч, здесь агент какой-то пришёл и военный с ним с оружием.

Через минуту старпом уводил «начальника» к себе наверх:

– Боцману скажи, пусть трюма открывает.

– А этого куда? – Михаил кивнул на «военного».

– Это охрана, с тобой будет стоять.

– Долго?

– Пока не разгрузимся, – и старпом скрылся внутри надстройки.

Охранник широко улыбнулся:

– Руска, карашо, – и поднял большой палец.

Михаил посмотрел на него: невысокий, лет сорок, упитанный, открытые сандалии, широкие серо-синие то ли бриджи, то ли, севшие от многочисленных стирок, брюки, куртка-хаки, добродушная шоколадная толстогубая физиономия, с которой контрастировала белая шапочка на темени, и довершал «воинственный» образ карабин.

Михаил задержал взгляд на нашивке на куртке:

– Райнджер?

Африканец покачал головой и ответил по-английски:

– Я охранник. Буду дежурить. Вон те, – он кивнул в сторону сидящих на палубе грузчиков, – могут иметь ножи.

– Стрелять будешь? – поинтересовался Михаил.

Вочмэн (watchman) утвердительно кивнул.

– А патроны есть?

– С кем это ты тут беседуешь? Что за война? – по коридору шел Сергей.

– Серега, вот, охрану нам поставили.

– А винторез ему зачем?

– Говорит, что грузчики с ножами напасть могут, – ответил Михаил, – Саныч сказал, что будет здесь стоять до конца выгрузки.

– О-о, тогда это надолго.

– Почему? Я считал, грузчиков много зашло, должны быстро справиться.

– Ты бы не с охраной лясы точил, а на палубу смотрел, – Сергей качнул подбородком в сторону открытого второго трюма.

Действительно, в трюме работали десять-двенадцать человек, еще двое на палубе размахивали руками, руководя, теми, кто управлял грузовыми стрелами. А вокруг, на палубе сидело человек тридцать, и не похоже было, что они будут участвовать в разгрузке. Ещё пять или шесть недалеко от трапа разложили на циновках экзотические сувениры: ракушки, маски, барабаны, обтянутые шкурами, вазы, вырезанные из дерева, стульчики, чучело небольшого крокодила и нос рыбы-пилы метра на полтора. Все пятьдесят один здесь.

– А что, я ещё вчера обратил внимание, что их много. Думал, чтобы меняться.

– Ага, меняться. Ты глянь на них, – Сергей скептически скривил губы,– четверть только работает.

– Вочмэн, а почему эти люди не работают? – спросил Михаил.

Охранник осмотрел пеструю толпу на палубе и поднял указательный палец, подчеркивая значимость сказанного:

– О, это очень умная система. Утром старший стивидор набирает на работу. Платит по двадцать шиллингов. Потом те, кого приняли на работу, за десять нанимают себе помощника. А помощник за пять нанимает еще одного. И все вместе идут работать. Старший смотрит за работой младшего. Все друг друга контролируют. Никто не бездельничает. Очень хорошая система.

– Ты понял? – Сергей подтолкнул Михаила, – Вот где научная организация труда.

– Да, ладно, пусть работают. Может у них так принято, чтобы безработицы не было, – Миша махнул на грузчиков рукой,– Ты лучше расскажи, почему Эдик сегодня печальный.

Серёга засмеялся:

– Да, это история. Давай отойдем в тенёк.

Парни отошли от охранника. Сергей продолжил:

– Короче, слушай. Вчера, когда мы ушли, мы думали только пива попить. Дошли до клуба. Вон, видишь, там мачты с флагами.

Михаил посмотрел в сторону, куда Сергей показывал. Точно, виднелось несколько флагштоков с пестрыми флагами.

– А там и бассейн, и теннисный корт с трибунами, и танцплощадка, – продолжал Серега, – ну и бар, конечно. Взяли мы по пиву, присели, а тут подходит такая деваха…Во!

Сергей округлил глаза и, расширив ладони, показывал размер:

– Такая мулаточка, что ты. Ноги, попец, шортики, что поясок, маечка свободная, коро-отенькая. И, ты представляешь, абсолютно незамужем. Начинаем общаться, то да сё. Она говорит, мол, очень хочу оказать посильную помощь в установлении международной дружбы. И совсем ничего от вас не хочу, так только, на обратный проезд.

– Ух ты, врешь, – Михаил очень заинтересовался, – Только на билет?

– Конечно, до Монте-Карло, – засмеялся Сергей, – Вот. А Витёк как загорелся. Давай, говорит, подружимся с ней по-быстрому, а то уж очень без дружбы жить не весело.

– Ну, и чё? – хохотнул Миша.

– А чё? Денег то у нас не густо. Объясняю Витьку, мол, да и ну их с этими африканскими штуками, зелёнка потом не поможет, это тебе не трипачок – фиг вылечишь. А к нему еще и Эдик на помощь пришел. Говорит, давай узнаем, сколько собственно ей нужно. Типа, я тоже очень к международной дружбе тяготею.

– Вот красава. Ну что дальше.

– Что, что? Узнал я у нее, что всех-то дел сто доляров, но у нас и десяти нет. А она сообразительная. Заметила, что у Эдика часы хорошие, ну, «Сейко» настоящие, и ведь разбирается, зараза. Давайте, говорит, пока пройдем вон на тот конец теннисного корта, а молодой мсье, Эдик, в общем, у бармена поменяем часы на деньги.

– И как вы?

– Я глазом не успел моргнуть, как Эдик к бармену ускакал, а Витёк мулатку на корт потащил. Я тоже на корт пошел. Только присели на скамеечку, как Эдик предлагает, типа, деньги всё равно сейчас будут, давай, дорогая, осмотрим варианты твоего предложения о дружбе.

– Ну.

– Что ну. Осмотрели. Нормальная такая дружба. Попробовали – умеет дружить. Да по-разному. А тут Эдик прибегает. Баба у него деньги цап и на выход.

– Да, ладно, – Михаил переживал за товарища.

А Серега с довольной физиономией продолжал:

– Он ей: «Позвольте, а я?» А деваха ему, что-то типа – «время –деньги», мол, долго ходишь. И ушла. Эдик аж позеленел, а что скажешь, скандал нам ни к чему. Там полиция дежурит постоянно. Вот он теперь и дуется. И часов нет, и облом.

– Ну, вы и жуки, – только и выговорил смеющийся Михаил.

Жук 03

Зазвонил телефон.

– Слушаю, – сказал Михаил в трубку.

– Ты не слушай, а смотри вокруг, – раздался голос старпома, – Прими концы с правого борта. К нам вторым бортом местный наливник ставят. Я на мостике.

– Что там? – поинтересовался Сергей, когда Михаил повесил телефон на рычаг.

– Ставят кого-то. Пойдём, поможешь.

– Да, ладно, стой. Я один, – Сергей похлопал друга по плечу и направился по проходу на противоположный борт.

Михаил прошёл ближе к корме и смотрел, как проходит швартовка, и, при этом, не выпускал из вида главный трап. Всё верно, к ним пришвартовался небольшой теплоходик под кенийским флагом. Сергей сноровисто завел швартовы на кнехты и, махнув другу рукой; «Пока!» – скрылся в двери надстройки.

С кенийского судна перекинули сходню и по ней деловито проследовали на берег несколько африканцев. Хотя перед этим они о чём-то переговорили со вторым механиком, который остался возле «кенийца» и распоряжался мотористами, сооружающими некую систему из толстых «рукавов».

День проходил, как обычно. Жара выцеливала жертву и норовила наказать, если не была покрыта голова или надолго задержался на открытом пространстве. Иногда, из мгновенно образовавшейся тучи, выливались потоки воды: времени спасти груз, закрывая крышки трюма поочередно, не хватало самую малость, но уже на третий раз Михаил сообразил, что крышки трюма можно открывать не полностью, а лишь на пару секций. А потом научился вычислять, когда туча приблизится. В результате, он как раз успевал закрыть трюма к моменту начала ливня, и начинал сразу же их открывать, чтобы продолжать выгрузку, как только туча уходила.

Вернувшись к трапу, Миша наблюдал, как удаляется туча размером с баскетбольную площадку: на высоте метров в сто перемещался комок влаги, а через струи, вытекающие из него беспрестанно, невозможно было ничего разглядеть из того, что находилось чуть дальше. Для полного намокания человеку было нужно не более пяти секунд, и около пяти минут для полного высыхания после окончания дождя. С грузом была та же история, но груз – то картон, поэтому намокание было крайне нежелательно.

Особенно позабавил момент, когда туча, двигающаяся в сторону моря и, оставляя на воде залива четко очерченный контур, вдруг, видимо под порывом ветра, изменила направление и направилась в сторону берега с всё таким же четким абрисом своего «следа».

– Миха,– окрикнул Федот, моторист, который занимался креплением толстого шланга к горловине на палубе, – ты тут посматривай. Сейчас давление дадим. Если что – звони в машину.

Через пару минут шланг напружинился, распрямился на сгибах и по нему потекла какая-то жидкость. То ли на «кенийца», то ли от него – то механики ведают. Михаил проверил, чтобы через стык на соединении не сочилось на палубу – всё нормально. Аналогичную процедуру со стороны кенийского теплохода проделывал худощавый парень, абсолютно шоколадного цвета, в красной рубахе навыпуск. Парень жестом показал на себя и затем на место возле Михаила, при этом подняв брови вверх. Понятно, спрашивает разрешения подойти. Миша кивнул и ладонью сделал знак, мол, подходи.

Парнишка подошёл. Не очень высокий, короткие волосы упругими закрученными пучками, как у большинства африканцев – чем стригут и как, это нужно у них спрашивать – и широко улыбнулся:

– Хэллоу.

– И тебе хэллоу. Спик инглиш?

– Йес, йес, – закивал африканец.

Дальше разговор продолжался на упрощенном международном английском, когда некоторые слова или даже целые фразы заменяются жестами и мимикой. Выяснилось, что парня зовут Ясир Борхео. Он очень гордился своим именем и несколько раз повторил, что его имя такое же, как у знаменитого палестинского политика Ясира Арафата. Пока Ясир рассказывал, как ему работается на теплоходе, сколько зарабатывает и какие его обязанности, Михаил обратил внимание на толстую красную нитку, обвивающую его левую руку.

– Зачем тебе эта нитка?

– Руку повредил, когда каратэ занимался, – Ясир сжал кулак и потёр запястье правой рукой. – Нитка помогает быстрее залечить травму.

– С кем это ты тут беседуешь? – к парням подошел моторист Ёркин.

Ёркин, это имя у него такое, с ударением на «и». Но все звали его для простоты Кеша. Потому, что и фамилия была не очень обычная – Джумадильдаев, с первого раза и не выговоришь. А так, Кеша и Кеша. Ясир уставился на него широко открытыми глазами. А что там смотреть – нормальный казах: чуть выше среднего рост, худой, жилистый, лицо смуглое, скуластое и сильно узкоглазое. А возраст? За тридцать, но пятидесяти ещё нет.

– Что это он тебе кулак показывает? Грозится?

– Нет, Кеша, нормально всё. Это он показывает нитку на руке, и говорит, что от растяжений помогает.

– А зачем ему нитка?

– Так он каратэ занимался и травмировал… Растянул, наверное.

Ёркин оживился, даже начал пританцовывать, как боксер:

– Он каратист? Отлично. Сейчас посмотрим, какой он каратист. Иди сюда, – он поманил Ясира к себе левой рукой, а правую держал согнутой, как для удара.

Ясир часто заморгал, как-то весь сжался, втянул голову в плечи, выставил перед собой ладони и очень активно головой делал знаки, что …нет, не нужно, ему и без проверки боевых умений хорошо.

– Что ты там стал? Становись в стойку. Стойки знаешь? Кипа-дачи…– И Ёркин присел, широко расставив ноги, округлив грудь и потведя сжатые кулаки под свои ребра пальцами вверх.– Кипа-дачи. Становись.

Африканец изобразил самую жалкую улыбку, согнулся в глубоком поклоне, почти до палубы, и уже оттуда, снизу забормотал:

– О, сенсей, ноу. Ноу файт. Сенсей, ноу. (Учитель, не нужно боя. Учитель, не нужно)

Михаилу стало жалко африканца:

– Кеша, оставь ты его. Видишь, он боится.

– Да? – Ёркин выпрямился и стал опять обычным поджарым казахом с хитрыми глазами. Он гордо взглянул на согнувшегося Ясира и хмыкнул:

– Тренируйся.

Ясир разогнулся и, глядя в спину удаляющегося моториста, полушепотом спросил Михаила:

– Джапан?

– Нет, – покачал головой Миша, – казах.

– Казах? – удивился Ясир, – Японец.

Михаил начал ему объяснять, что Казахстан и Япония – это разные страны и что между ними тысячи километров. Миша старался, показывал руками расстояния и направления, рисовал на палубной пыли карту мира, тыкал пальцем, убеждал…

– Ну, понял? – Михаил показал на место, где стоял Ёркин. – Он – казах.

Ясир внимательно слушал, кивал, несколько раз переспрашивал, а потом убежденно заявил:

– Японец. Сенсей.

Михаил махнул рукой:

– Ладно, пусть будет японец, раз тебе так лучше.

Ясир постоял, осмысливая, в какую ситуацию он только что попал. Он был задумчив, глядел куда-то вдаль, сквозь металл переборок и поджимал губы. Видимо, рассуждал, не уронил ли он лицо, как каратист, но потом, успокоился – всё же уступил великому бойцу, японцу, проиграть такому не зазорно. Немного успокоившись, Ясир сообщил, что посмотрит, как на его теплоходе обстановка и ушел.

Через некоторое время на палубу опять вышел Ёркин. Он наступил ногой на напряженный шланг, взглядом окинул всю его длину и легонько понажимал всем весом, проверяя давление. Затем подошел к Михаилу:

– Дай-ка телефон. Алло, Федот. Тут всё нормально. Нет, течи не видно. Какое сейчас давление? Ага. Ну, ладно. Я у трапа пока побуду, подышу.

– Кеша, – спросил Михаил, – а откуда ты каратэ знаешь?

Ёркин хитро улыбнулся:

– Не знаю я никакого каратэ.

– А что же ты тут изображал стойки всякие? Где научился?

– Что ты пристал? В журнале картинку видел. Не помню в каком. Там как раз японец в такой позе сидел, а под фоткой написано «кипа-дачи». И как они умудряются так драться? Ни хрена не удобно, я ноги почти вывихнул.

– Ну ты и жук, – засмеялся Михаил, – а негритёнок чуть в штаны из-за тебя не наделал…

Жук 04

Ёркин также рассмеялся, подмигнул и ушел, на прощание ещё раз изобразив стойку каратиста. Через несколько минут подошёл Ясир. Он уже опять был улыбчивым кенийским парнем и, похоже, что полностью восстановился после пережитого стресса. Михаил также ободряюще улыбнулся:

– Что там? Проблемы? – имелось ввиду на кенийском танкере.

– Всё окей. Через час закончим.

Парни облокотились на планширь и стояли рядом, наблюдая, как грузчики сначала снимают упаковку с пакетов картона, затем перекладывают вручную брикеты прессованного картона на поддоны и после этого поднимают загруженные поддоны при помощи грузовой стрелы. А на причале  схема перегрузки повторяется. Получалось очень долго. Но, значит, так им указали. Возле грузчиков постоянно находится вооруженный вочмэн. Наверное, смотрел, чтобы при перегрузке упаковки мимо поддонов «не уходили». При кенийской бедности и такая вещь, как обычный картон, видимо, была достаточно ценная.

– У тебя много детей? – спросил Ясир.

– Пока нет, – ответил Михаил. – А у тебя?

– Двое, – потеплел лицом африканец.

– А лет тебе сколько?

– Девятнадцать.

– О? Откуда столько детей? Ты давно женат?

– Мне очень повезло,– Ясир аж светился, не смотря на свою темную кожу, – уже три года.

– Почему так рано?

– У нас можно рано жениться, главное заплатить за невесту.

– Много платить? – Михаил был очень удивлен странным обычаем и решил расспросить получше, благо, что Ясир довольно сносно говорил по-английски и почти не возникало непонимания.

– Я вообще не платил, – рассмеялся Ясир, – у меня денег нет, и в рабство я не хочу.

– Какое рабство?

– У нас в стране нужно за жену платить или деньги, или давать скот, или отрабатывать у отца невесты, пока не наберется нужная сумма, и только после этого можно жениться. Некоторым по десять лет приходится работать, пока женится.

– А как же ты?

Ясир очень самодовольно откинул голову назад, подняв подбородок, он явно был собой горд и начал рассказ:

– Мне было шестнадцать лет. Я уже работал в порту. И вот ко мне приходит друг и говорит, что в соседнем квартале есть девушка моего возраста и к ней никто пока не посватался. А я её никогда не видел. Как свататься? А вдруг крокодил? (Ясир хохотнул) Я говорю другу: «Найди девушку в том доме. Пусть скажет невесте, чтобы ночью пришла в сад – мы с ней поговорим». Друг у меня хороший, быстро нашел нужного человека. И невеста согласилась. И ночью пришла в сад. Я к ней через забор перелез и мы поговорили. Она про себя рассказала, сказала, что зовут Олучи. Я про себя и сказал, что хочу на ней жениться, а денег нет. Тогда она предложила…

Ясир положил указательные пальцы друг на друга. Михаил поднял брови – вот так обычаи. А африканец продолжал:

– А утром я пошел к её отцу свататься. Отец мне говорит: «Плати деньги». А я ему отвечаю, что дочь у тебя уже побыла с мужчиной и денег не стоит. Отец позвал Олучи и спрашивает, мол, правда ты уже…

Ясир потыкал пальцем сверху вниз в свой сжатый кулак. При этом он довольно улыбался:

– Олучи кивнула, и тогда он её выгнал из дома. Теперь мы живем вместе, она моя жена и у нас уже двое детей. А денег я так и не платил.

– Интересный у вас здесь обычай, – Михаил был озадачен сложной постановкой решения проблемы, – Не знаю какой ты каратист, но жук ты ещё тот.

– Ясир, – издалека послышался крик, – Ясир.

Парень выглянул из-за надстройки. С его теплохода ему махал рукой грузный мужчина в светлой вязаной тюбетейке.

– Начальник, – сообщил Ясир, – зовет. Гуд бай.

И поспешил на свой танкер. Толстяк напустился на парня, видимо, ругал за то, что оставил без контроля систему закачки. Ясир оправдывался, жестикулировал, а потом еще раз махнул рукой и скрылся внутри теплохода. Еще минут через двадцать мотористы отсоединили свои «рукова» и кенийский танкер отошел. Михаил сам отдавал швартовы, а на «кенийце» эту же процедуру проделывал Ясир. Парни помахали друг другу на прощание и больше никогда не виделись.

Жук 05

– Миха, ты после обеда в город пойдешь? – из-за тамбучины вышел Сергей, как всегда в хорошем настроении.

– Что там делать по жаре? Сувениры и у этих можно взять, – Михаил кивнул на пеструю группу «сопровождающих», расположившихся на палубе возле работающих грузчиков, – Боцман говорил, что с ними вообще можно поменяться на сигареты или на мыло.

– Дурень, я же не про сувениры. В бар зайдем, выпьем чего-нибудь бодрящего. Да и вообще…посморим.

– Ты, Серый, ещё после недавних посмотрелок не проверился. Не, я не пойду.

Сергей с усмешкой посмотрел на товарища:

– Нет, поручик, не гусар вы. А я бы опять сходил…

– Что это тебя на подвиги тянет? Постой-ка, – Михаил принюхался, – Да ты маханул. Выпил?

– Есть немного. Сегодня «тропическое» выдавать будут, а я помогал выгружать из кладовки и взял авансом, – с довольным видом сообщил матрос.

И тут его взгляд упал на карабин вочмэна.

– Хэй, мэн, – бодро начал Сергей по-английски, – хау мач? (Сколько?)

Упитанный африканец с подозрением посмотрел на него. А Сергей больше не утруждал себя английским:

– Брателло, что ты жмёшься? Дай карабин, – и протянул руку, чтобы взять оружие.

Вочмэн развернулся, как бы пряча карабин за себя и помотал головой.

– Да, ладно. Я же посмотреть. Лук. Андестэнд? – Сергей широко улыбался и опять перешёл на-английский, – Посмотреть. Друг, нет проблем.

Африканец помялся и протянул карабин, не выпуская его из рук. Сергей и Михаил склонились над оружием.

– У нас в армии похожие были. Укороченный. Его еще кавалерийским называют, – сообщил Сергей.

– Сколько патронов? – спросил он вочмэна.

– Десять,– ответил тот.

Сергей с сомнением скривил рот в русой бородке и почесал щеку пальцем:

– По-моему пять было. А кто их делает?

Вочмэн повернул оружие:

– Мейд ин Чина.

– Китайский. А, ну тогда понятно. У этих ребят и двадцать может быть. Только наш всё равно лучше.

– Это чем же? – усомнился Михаил.

– А металл. Китайский – сырой. Обойму отстреляешь и ствол повести может. Слышь, вочмэн, – обратился Сергей с улыбкой к африканцу, старающемуся понять русскую речь, – продай мне его. Продай. Сколько стоит?

– Нет, нельзя.

– Чего нельзя. Ну, не хочешь деньги, тогда меняться давай. Я тебе новую рубашку за карабин дам.

Негр не соглашался, мотал головой. А Серега давил, увеличивая цену:

– Две рубашки дам. Мало? Две рубашки и блок сигарет, …два блока… Джинсы.

– Джинсы? – вочмэн призадумался.– Джинсы… хорошо, согласен.

Сергей даже дернулся, не ожидая такой реакции – служебное оружие продать.

– А начальник ругать не будет?

– Нет, не будет. За джинсы два карабина купить можно, – и вочмэн с вопросом посмотрел на Сергея, мол, когда меняем?

Сергей посерьезнел, не ожидал он такого поворота:

–Ладно, ты постой пока, а я подумаю, – похлопал он негра по плечу.

– Слыш, Миха, они совсем чеканутые оружие на штаны менять? – Сергей оглянулся через плечо на озадаченного вочмэна, стоявшего с карабином в руках – то ли покупают, то ли нет…

– Алексей Николаевич, – после обеда Сергей обратился к первому помощнику, – в город когда пойдем?

– Не будем вам никакого города. Всё, запрет. Масаи взбунтовались.

– Как это взбунтовались?

– Да так. С оружием нападают.

– На кого?

– На нас, на белых. Всё, хватит. Будем на судне сидеть. Я капитану уже доложил – он одобряет. Так что…, – «первый» развёл руками.

Сергей поспешил к боцману:

– Саныч, а что «первый» про увольнения говорит, мол, запрещено. Ты не в курсе?

Боцман, прищурившись, затянулся сигаретой:

– Я всегда в курсе. Сегодня вместе с электромехаником в город ходили и попали на рынок. А там масаи целым племенем гуляют. Вождь у них там был…, что гвардеец: рост метра два, в красном плаще, в бусах весь, в перьях. И копьё несёт. А у того копья наконечник с полметра…Ну, ты Палыча видел, и пузико, и ростом масаю подмышку. А вождь стоит как монумент, рожа презрительная, челюсть вперед и смотрит поверх голов. Так вот… Палыч достаёт фотик и наводит на этого черта. Только щелкнул… Как заорет этот дылда что-то, копьём замахнулся и на Палыча.

– Да ладно, – не поверил Сергей, – с чего бы это?

– Ты слушай сюда, – продолжал боцман. – Палыч отпрыгнул и давай негру про фотографию объяснять и фотик показывать. А вождь… то ли совсем дикий, то ли злой…попрыгал вокруг, а потом как запустил в Палыча копье, тот еле увернулся. Возле ноги в землю воткнулось. Негр орет, кулаками машет и снова бросается. Вот тут Палыч и дал…Я даже не подозревал, что у него такая скорость. Как припустил…, да без остановки. А масай следом бежит, копьё подобрал, машет им, орёт. Гнал он Палыча с километр, наверное. Я за ними и не успевал. На судно прихожу, а Палыч уже здесь. Сидит в каюте, зелёный весь, глаза квадратные. Пришлось «первому» рассказать про инцидент, а уж он мастеру расписал, жути нагнал. Так что сегодня и не рассчитывай на город.

– Да, видимо, подождать придётся, – согласился Сергей. – А что, Саныч, может, масаи и правда восстали.

Боцман усмехнулся:

– С хрена ли им восставать? Что за глупость? Копеечку нужно было ему дать за снимок, а Палыч зажал, вот и всех дел – то.

Сергей поднялся на верхнюю палубу, с которой открывался хороший вид на город, и, рассматривая далекие крыши, старался понять – откуда же пришлось электромеханику бежать – выходило издалека. «Из-за этого жука жадного теперь в город не сходить», – подумал он.

Жук 06

Прошло несколько дней. Два трюма полностью освободили от картона. Груз для получателей в Момбасе закончился и поэтому теплоход отходил от причала. Погода была ясная, море тихое.

На причале всё еще продолжала стоять улыбчивая портовая «мамзель» неопределённого возраста, с очень короткой (если не сказать большего) прической, ростом за метр восемьдесят, в цветастом платье на голое тело, чёрных резиновых шлепанцах на немытых ногах, которая представлялась как Венера, и у которой с клиентами был … как бы это помягче?…ну не пользовалась «мамзель» спросом.

Рядом с ней стоял пожилой угольно-черный мужчина и тоже смотрел вслед отходящему русскому теплоходу. Звали его Бады. Местные грузчики относились к нему с большим уважением, так как, как выяснилось в процессе расспросов, Бады было шестьдесят пять лет, что по меркам Кении, считалось очень солидным возрастом – стариков у них почему-то не было видно. Вероятно, в жарком и влажном климате все успевали закончить жизненный цикл годам к сорока или чуть больше. А Бады был высокий, поджарый, очень подвижный, даже спортивный – по фигуре не больше чем лет на двадцать пять – с абсолютно белой головой, ясными умными глазами и десятком крупных зубов, которые демонстрировал по каждому поводу. Он приходил на теплоход «поработать за еду» – мусор вынести, помочь убрать или при стирке белья поднести влажные простыни – и поэтому кок выдавал ему то бутерброд, то тарелку каши или рагу и стакан компота.

Бады каждый день, проходя мимо вахтенного у трапа, произносил с самыми лучшими намерениями: «Зае бизи». Михаил, сначала пытался перевести фразу, что это значит? «Бизи» (busy) – это «занят», а вот, что такое «зае»? Что он хочет? Парень спрашивал у русско-английского словаря, но четырнадцать тысяч слов не включали в свой состав это загадочное «зае». Секрет этой фразы раскрылся, чуть позже.

Особенно нравилось Бады помогать Светлане, которая работала на судне в должности «дневальная» и всё, перечисленное выше про уборку и стирку, было в её должностных обязанностях. Он смотрел на неё с обожанием, кланялся при каждом обращении и называл очень почтительным голосом «Мадам». Девушка первое время смущалась, но поняв, что Бады – это добровольный раб (хотя, наверное, так его называть не очень правильно), начала им распоряжаться чуть более смело. А Бады был только рад, что ему дают работу – значит будет и оплата – и с готовностью подбегал по первому её зову. «Мадам», – говорил он и сразу же кланялся. Видимо, у него сохрянялась память о тех временах, когда Кения была колонией Англии и распоряжения «белой хозяйки» были привычны.

Один раз Бады обратился к матросам палубной команде, которая устроила перекур в теньке недалеко от камбуза, с просьбой, как удалось понять, чтобы ему сказали, как будет на русском языке, что-то типа «красивая женщина, мне приятно тебе услужить». Судовые зубоскалы не упустили возможность пошутить. И поэтому в следующий раз, когда Светлана крикнула: «Бады!», он подошёл к ней и самой искренней десятизубой белоснежной улыбкой, преданно глядя ей в глаза, выдал:

– Мадам, зае бизи. Пиз…ато – ху..во.

– Что? – округлила глаза «мадам».

Бады радостно повторил фразу и сиял от удовольствия, что «освоил» русский язык – вон как мадам обрадовалась, что услышала обращение на родном языке.

Светлана растерянно оглядывалась, но, заметив довольные физиономии «шутников», всё поняла:

– Дураки, вы зачем человека ругаться научили?

– Гы-гы, ха-ха, хо-хо, – компания шутников скрылась в сторону кормы.

И вот сейчас старый негр печально смотрел, как уходит в море его «мадам».

***

Через сутки теплоход бросил якорь на рейде танзанийского порта Танга.

– К причалу становиться не будем, – сообщил старпом, – мелко. Выгружать нас будут на рейде. Боцману и палубной команде к утру приготовить стрелы к работе. А пока есть время, кто хочет прогуляться за ракушками?

В экипаже возникло оживление и после недолгих сборов в шлюпку загрузилось человек двенадцать свободных от вахты и работы моряков. Место рулевого занял третий помощник капитана. Мотористы проверили двигатель и уровень топлива. Через полчаса тарахтения по спокойной воде залива шлюпка остановилась недалеко от островка, чуть выступающего из воды, и первый помощник бросил в воду небольшой якорь.

– Далеко не разбредайтесь, – громко объявил Алексей Николаевич, – и поосторожней, не пораньте ноги. Лучше не разуваться, чтобы на морского ежа не наступить. Иглы ядовитые, лечатся плохо.

Моряки начали спрыгивать в воду. У всех в руках были сумки, у некоторых маски для плавания. Михаил задержался, потому что решил, что слова о необходимости обуться не лишены здравого смысла. Пока он натягивал сандалии, шлюпку чуть отнесло под влиянием течения на длину каната от якоря – прыгать пришлось со шлюпки, когда под ней было около двух метров глубины. Михаил надел маску, опустил ноги в воду и оттолкнулся от борта. Сразу же наклонил голову и увидел, что его ноги соседствуют с пятнистой муреной, которая извиваясь почти метровым телом, плыла по своим хищническим делам, с открытой пастью. Тот пируэт, который Михаил изобразил в следующее мгновение, вызвал недоумение у «первого» и «третьего», которые всё ещё находились в шлюпке. Ещё бы, только парень прыгнул в воду, как сразу же спиной вперёд вылетел обратно, как в «обратном» кино. И при этом, плавки даже сильно и не намокли.

– Миша, что за прыжки? – поинтересовался «первый».

– Там мурена, – сам удивляясь собственной прыгучести отвечал Михаил, – и глубоко…

– Андрей, – «первый» повернулся к третьему помощнику, – давай вон туда станем. Заводи. Миша, якорь выбирай.

Шлюпку переставили на мелководье. Теперь уже все бродили среди кораллов, собирали ракушки и звезды самых причудливых окрасок и форм. А Вячеслав решил заняться подводной охотой. Он ходил, согнувшись и опустив голову в воду, а через стекло маски старался увидеть свою будущую жертву, для которой держал заряженное подводное ружье. Несколько попыток не увенчались успехом, поэтому Слава периодически выпрямлялся и натягивал пружину ружья. Пружина была тугая. И вот в какой-то момент…

– Ой! Ты что? С ума сошел? – раздался голос первого помощника.

Все, кто был близко, обернулись на возглас. «Первый» стоял в пол-оборота возле шлюпки – укладывал в неё свои трофеи – а возле его достаточно мощных ягодиц, натягивающих бардовые плавки, слева, из борта торчал гарпун. В пяти метрах стоял Слава с подводным ружьём. Трос между гарпуном и ружьём в руках Вячеслава недвусмысленно указывал на автора выстрела. Вид у него был и испуганный и растерянный одновременно:

– Алексей Николаевич, извините, – тихим голосом произнёс он, – пружину сорвало.

Расширенными глазами «первый» смотрел на те два сантиметра, которые могли круто изменить его жизнь, в плане разнообразия ощущений:

– Слава, ты зачем ружьё брал? Ты что не видишь куда стреляешь?

– Алексей Николаевич, ну я ведь не специально. Наверное, спуск подклинило.

– Я тебе сейчас объясню, что у тебя заклинило. Иди, выдергивай свою стрелу.

– Это гарпун, – поправил Слава.

– Да мне, что гарпун, что крюк, …хоть жук …всё равно. А ты молчал бы…вольный стрелок Робин Гуд. Счастье твоё, что промахнулся,– «первый» оглядел собравшихся моряков и повысил голос,– Заканчиваем! Всем в шлюпку.

Через пять минут шлюпка уже опять тарахтела по направлению к теплоходу. Моряки за спиной «первого», подталкивая друг друга локтями, посмеивались, кося глазами на гарпун с солидным крюком, и на достойную мишень в бардовых плавках. А два человека были абсолютно серьёзны: Вячеслав был серьёзен печально, а Алексей Николаевич – задумчиво.

Жук 07

Утром Илья осматривал в бинокль территорию залива. Было пасмурно. Вся вчерашняя яркость природы потускнела. Вода стала серая, конечно, не такая стальная, как в северных морях, но всё равно ушла бирюза. Вдали на берегу тропическая зелень в легкой туманной дымке была смазана, не позволяла различить отдельные деревья, стала однородной полосой серо-зелёного над серым. И печалило небо. Ночь была давяще-чёрная. Луны не видно, как и ни одной из мириадов звезд. С востока небо не розовело, а скорее серело, хотя и стали слегка различаться контуры облаков. Сезон дождей только начинался. Легкий ветер не был прохладным, но и уже не жарил нагретой сауной – просто чувствовалось его присутствие.

– Сан Саныч, – Илья зашел в штурманскую, – к нам какая-то лодка от берега. Грузчики наверное.

Старший помощник разогнулся – он делал запись в журнал – и посмотрел на часы:

– Шесть тридцать шесть… Рановато. Может руководство порта, по грузу? Дай-ка бинокль… Нет, не похоже. Спустись к ним, спроси что нужно. Трап только не давай. Сначала узнаем, кто это и что хотят. А я пока капитану доложу, – и он взялся за трубку телефона.

Илья быстро прошел на главную палубу ко второму трюму и, облокотившись о фальшборт, стал ждать, когда лодка подойдет ближе. Солнце уже поднялось над горизонтом, и сквозь облачность был виден белый круг, а небо стало светлым. Видимость соответствовала семи часам утра в любой стране мира. В лодке находилось человек двадцать африканцев, одетых пёстро, но бедно – голыдьба, а может и пираты, хотя оружия не видно. Лодка была из тех, которые называют «калоша», развалина без какой-либо морской грации, плывущая на честном слове. Тем не менее, двигатель её тарахтел уверенно и за кормой был виден весёленький бурун от работающего винта. С мостика за приближающимися наблюдали уже вместе и старпом и капитан. На лодке заметили, что на судне их обнаружили, вскочили, замахали руками, некоторые поднимали корзины.

– Фрэнд, ченч, – крикнул высокий негр в когда-то розовой рубашке без ворота, вероятно, он исполнял обязанности штурмана или матроса и показал трос, мол, прими.

– Что там?– с мостика спросил старпом,– Что хотят?

– Похоже, меняться желают, – громко ответил Илья.

– Что? Не слышу, – старпом чуть перевесился через ограждения мостика.

– Меняться приехали, – громче крикнул Илья.

Капитан рассматривал лодку и её пассажиров в бинокль, затем что-то сказал старпому.

– Илья, – крикнул Сан Саныч, – прими конец. И будь пока там, никого не пускай.

– Давай, – махнул африканцу Илья и ловко поймал брошенный трос.

Закрепил на ближайший кнехт. Посмотрел, поднявшись повыше, через борт в лодку – действительно, полно ракушек, ткани пёстрые, рыба, небольшой крокодил, барабаны, шкуры…– всё как обычно, местная экзотика.

Негры все вместе кричали, поднимали свои «ценности», махали призывно руками, видимо, требовали спустить им трап. «Хорошо, что борт высокий, не залезут», – подумал Илья, делая знаки, что не будет трапа и … «спокойно всем».

Через некоторое время на палубу стали выходить члены команды:

– Что там такое? Что за шум? Что за пентосы? Что хотят? – Илья еле успевал отвечать на вопросы.

А потом началось…

– Сколько? Давай вон ту? Мыло бери. Ту сигаретс. Не, это не надо, вон, рядом…

За борт были брошены несколько линьков, по которым передавались ракушки и барабаны в одну сторону и блоки сигарет, и пакеты с мылом в другую. Некоторые передавали старые рубашки, которые тоже пользовались спросом. Всё было относительно спокойно до момента, пока на палубе не показался электромеханик.

– Что за базар? – он перегнулся через борт и сразу же заметил громадную ракушку. Ракушка была хороша: сложная закрутка напоминала одновременно и коралл, и звезду, и мистического моллюска или даже двух, сцепившихся в жестокой схватке; цвета менялись от белого до шоколадного, перетекающих друг в друга и рисующие полосы с тенями и двойными контурами; спираль ракушки сначала расширялась, бугрилась выступами, образовывала розовую «пещеру», блестящую перламутром и украшенную пятью длинными наростами по краю, и потом опять сходила «на нет». И это только то, что было видно с высоты в шесть метром.

– Вон эту хочу, – закричал Палыч, указывая пальцем, – Это моя. Я первый заметил.

Десяток моряков неободрительно посмотрели на него – ишь ты, умник какой, пришел позже всех и сразу лучшую ракушку «застолбил». А Палыч не унимался:

– Эй, кто там. Вон та ракушка сколько стоит? Понимаешь? Каракола. Вон, большая – и он показывал руками размер в полметра. Хозяином красавицы-ракушки оказался достаточно упитанный африканец, который сидел возле двигателя и не принимал участия в торговле, во всяком случае, не кричал и не суетился. Если бы он не был чёрным, то напоминал авторитетного «цыганского барона», контролирующего работу своего табора, а может это и был местный вождь. Толстяк взял корзину с ракушкой и вопросительно посмотрел на Палыча. Электромеханик оживился:

– Да, она. Ты хозяин? Сколько? Рубашка? Сигареты?

Негр отрицательно покачивал головой.

– Две рубашки?

«Вождь» не соглашался.

– Джинсы, – крикнул Палыч.

При слове «джинсы» в лодке всё стихло, все смотрели на толстяка. Хозяин ракушки, чуть подумав, махнул рукой – давай.

– Я сейчас, – обрадовался Палыч, – одну минуту. Погоди.

И он быстро засеменил в каюту, через минуту он бежал обратно с новыми джинсами.

– О, смотри, – поднял он брюки над бортом. – Давай караколу. Привязывай корзину.

Негр помотал головой и жестом показал, чтобы джинсы ему передали первыми. Палыч во все глаза смотрел на ракушку.

– Лови, – и он приготовился бросить джинсы, скомкав в плотный моток.

– Нет, – закричал толстяк, когда увидел, что Палыч замахивается.

Он громко крикнул несколько фраз на суахили. В лодке все замерли, прекратили все «торговые операции» и отошли от борта, освободив «вождю» место для сделки века. Через несколько секунд джинсы оказались в руках негра. Он отвязал линь и придирчиво осматривал брюки со всех сторон.

– Что ты там смотришь? – суетился Палыч, – цепляй ракушку.

«Вождь» стоял в задумчивости с джинсами в руках, поворачивался к стоящим рядом и что-то говорил. Затем он громко крикнул, после чего всё, что соединяло русский теплоход и лодку аборигенов было брошено и перерезано. И лодка, показав неплохие мореходные качества, достаточно резво отплыла в сторону берега.

– Ни фига себе, – только и охнули моряки.

А Палыч замер на несколько секунд, а затем…:

– Стой, гад. Ракушку отдай. Сука черно…пая. Саныч, давай догоним. Ты гля, что этот жук майский делает? Это же грабёж… Боцман, где наша шлюпка. Догоним?

– Не повезло тебе, – резюмировал боцман, провожая взглядом удаляющуюся лодку, – не догоним никак. Пока спустим шлюпку, они уже вон за тем мысом скроются. Скорость, ты глянь какая – движок неплохой. У кого ещё что тиснули?

Никто не ответил. Переглядывались и косились на электромеханика, который стоял возле борта и выдавал фразы, подтверждающие, что русский язык очень могучий.

Жук 08

Ночью подошли на рейд Дар-эс-Салама и бросили якорь, ожидая, когда освободится причал. Лоцман оказался привередливый и попросил спустить для него главный трап, не захотел по штормтрапу подниматься. Боцман Саныч, поругиваясь себе под нос, про то, что не дают отдохнуть, Михаил, как вахтенный матрос, и Сергей, просто по-дружески (не спал ещё), освободили крепления, подтягивающие алюминиевую конструкцию к фальшборту, и лебедка правого борта легко опустила трап на уровень палубы подходящего катера. Если подумать, пользы от лоцмана не было, но… Раз надо, не ссориться же. Через сорок минут черный, как солдатский сапог, лоцман покинул теплоход тем же путём – по главному: прошёлся светлым силуэтом своего костюма, без головы (в темноте не видно), на катер с красно-белым огнём на мачте.

Теплоход стоял на якоре. Боцман честно выдал через брашпиль тяжёлые звенья цепи всех приказанных капитаном «трёх смычек в воду», закрутил стопор и вернулся в каюту. Течение и вечерний бриз развернули судно носом навстречу своему движению, чуть натянули цепь и больше не беспокоили. Экипаж отдыхал, только Михаил на левом крыле мостика разглядывал россыпь звёзд в небе и прислушивался к сигналам рации – вдруг вызовет кто.

– Миша, – из штурманской послышался громкий шепот, – эй, ты где?

– Здесь, – Михаил шагнул внутрь помещения мостика и увидел Наташу, буфетчицу, стоящую с полотенцем в руках, – Чего тебе?

– А можно искупаться, как думаешь? – спросила девушка.

– Да, пожалуйста, – удивился парень такому вопросу, – Ко мне ты чего пришла? Баня у нас внизу, на главной палубе.

– Нет, ты не понял. Я в море хочу.

– За бортом, что ли? Не поздно? Двенадцать скоро. Я бы не рисковал… – матрос рассматривал Наталью, – странная ты сегодня какая-то…

– Ну Ми-иша, у женщин могут быть капризы? – девушка «надула губки» и миленько хлопала глазками, изображая наивную дурочку, что у неё замечательно получалось, – Спустишь трап пониже, а?

Парень хохотнул от такой картины:

– Наташ, я, конечно, тебе не хозяин, но в море ночью нельзя.

– А давай, я аккуратненько… по трапу. Я ведь видела, вы его не убирали.

– Нет, не выдумывай.

Девушка задумалась:

– Ладно, уговорил. Не буду. А ноги с трапа пополоскать можно?

Вахтенный, видя, что от приставучей девушки не отвязаться, махнул рукой:

– Иди, только недолго, я отсюда, сверху проконтролирую, – уже в спину ходящей Натальи, – Только смотри …ни-ни.

Через минуту девушка сидела на нижней площадке опущенного трапа и болтала ногами. Михаил решил для удобства подсветить фонарём, чтобы она не упала, зацепившись за поручни или ослабленные леера. Включил мощный прожектор, установленный на крыле мостика, и направил луч на «ночную купальщицу».

– Ничего себе, – ахнул парень, увидев, что возле ног девушки в воде, хорошо видные в сильном луче прожектора, извивались пяток змей, четко выделяющихся белёсыми телами в тёмной воде. Нет, змеи не атаковали, они просто плыли по своим делам в разных направлениях, но сразу и так много… На каждом метре-двух по штуке.

– Ты бы поднималась, – предложил парень, не заостряя внимания на опасном соседстве, – хватит полоскаться.

А девушка как будто и не слышала, она весело плескала ногами.

– Что это вы тут устроили? Кто трапом балуется? Что за купания? – через ограждение перегнулся Василий, третий помощник капитана, – А ну, быстренько поднимайся. Наталья, ты что, не слышишь? Ё – моё (это он заметил змей). Натаха, быстро наверх.

Буфетчица посмотрела на говорившего и заслонилась рукой – фонарь светил прямо в глаза:

– Поднимаюсь, не шуми, – и не спеша пошла по ступеням вверх.

– Нет, ты видел, – штурман качнул головой в сторону девушки, – похоже, она и не заметила…

– Не, не видела. Я тоже не говорил, чтобы она не упала в воду от страха.

– Иди, трап подними повыше, – распорядился Василий.

На следующий день, после обеда причал освободился и теплоход «привязали» к причалу: три продольных, один шпринг на носу, и два продольных и шпринг на корме. Местная бригада грузчиков сразу же приступила к выгрузке. Начали с контейнеров, стоящих на палубе. Буквально через полчаса выгрузку прекратили, бригадир или… неизвестно, как он на местном наречии назывался, подошёл к Вячеславу и начал про что-то говорить, показывая в сторону контейнера, стоящего возле третьего трюма. Слава вызвал второго помощника:

– Серёга, тут пентос что-то хочет. На контейнер тычет. Вон туда…

– Ну, что ж, – разгладил усы «секонд», – сейчас посмотрим.

Через несколько минут почти всё судовое руководство рассматривало погнутое запорное устройство на двери контейнера. Несколько африканцев стояли рядом.

– Может хрен с ним? – «второй» посмотрел на капитана, – выгрузим и все дела.

– Как ты выгрузишь, если они уже заметили? – «мастер» покосился на аборигенов, – И пломбы нет… Вот куда ты смотрел при погрузке? Почему не проверил?

– А я что? Всё на месте было, – оправдывался Сергей, – может, они сами и сбили только что.

– А зачем тогда нам сказали? – с сомнением проговорил старпом.

– Логично, – поддержал «первый», – Так бы потянули, что там и всех дел. А что там, кстати?

Сергей зашелестел бумагами:

– Холодильники… Вот, – он показал капитану лист, – восемнадцать штук.

– Короче, так, – подвел итог осмотру капитан, – создаем комиссию, вскрываем, всё актируем и ставим новую пломбу. Серёжа, давай, займись.

Комиссию создали очень быстро: второй помощник капитана, старший механик, боцман, и тут же привлекли Михаила (мимо шёл), а электрик Виктор притащил пломбир и несколько свинцовых «таблеток» – пломб. Грузчиков попросили отойти.

Не смотря на то, что ручка крепления было погнута, задвижка повернулась легко, и моряки увидели длинные деревянные ящики.

– Хорошие холодильники, – усмехнулся Виктор

– Не важно, – очень серьёзно сказал Сергей, – некогда рассусоливать. Миша, лезь внутрь, считать будем.

Матрос полез в полумрак контейнера. Ящиков оказалось восемнадцать, точно как в документах, длинные, метров по пять длиной, с крепкими ручками для переноски, видимо, не очень легкие, окрашенные темно-зелёной краской. Маркировка в темноте читалась плохо, да и что понимать в этих черных рядах цифр и букв – восемнадцать и славненько.

– Посчитал? Всё, вылезай, – распоряжался «секонд», – Витя, ставь пломбу. Саныч, кликни местного, пусть посмотрит.

Выгрузка продолжилась, как будто ничего и не произошло.

Вечером перед ужином выдавали «тропическое» – по две бутылки «Ркацители» на каждого. По норме положено было по двести грамм в сутки, но кто будет отмеривать эти мелочи – поэтому несложным умозаключением пришли к выводу, что два раза по «ноль семь», как раз покрывают семидневный недостаток солей и витаминов.

Витамины усваивались быстро и весело. Настроение улучшалось пропорционально восстановленному балансу микроэлементов. Лица розовели, глаза блестели, что свидетельствовало о пользе проведённой процедуры и о том, что соли заняли ниши и пустоты, образованные тропической жарой.

Владимир, общий любимец, балагур и, по совместительству матрос палубной команды, перед ужином подошёл к первому помощнику:

– Николаич, а может, сегодня кино закрутим?

Просмотр кинофильмов был целым ритуалом: все собирались в столовой, вывешивали экран, доставали бобины с кинофильмами, расчехляли и устанавливали кинопроектор. Каждый занимал строго «своё» место. Фильмы просматривались старые, проверенные. На этот вечер Вова, как исполняющий обязанности киномеханика приготовил «В зоне особого внимания»… вот уже в третий раз.

Первый почти сразу согласился:

– После ужина готовь аппарат, я пока «мастера» предупрежу.

Но Вова не торопился уходить:

– Есть предложение.

– Какое?

– Фильмы эти мы уже смотрели, верно?

– Ну?

– Пойдём, вызовем кого-нибудь по рации, возьмём новые на вечерок. Порт, вон какой большой; не может быть, чтобы ни у кого ничего не было. Как идея?

Первый поморщился от такого предложения, но несколько моряков, слышавших разговор, поддержали:

– Алексей Николаевич, сколько уже можно про десантуру смотреть? Нового бы…

– Саныч, – «первый» посмотрел на боцмана, – что скажешь?

– Я только за, – улыбнулся тот.

– Ну, хорошо. Сейчас попробуем.

С согласия капитана старпом, дежурящий до ужина, поднялся на мостик, Вова и «первый» шли рядом. Старпом взял тангенту и повернул ручку громкости:

– У кого есть фильмы для кинопроектора? – по-русски начал запрашивать старпом на шестнадцатом канале, – Кто может дать на вечер фильмы? Можем поменяться…

Неожиданно отозвалось корейское судно. В экипаже штурман был поляк, понял русскою речь; он-то как раз и дежурил. После недолгих переговоров, основное время из которых ушло на то, чтобы уяснить, что нужно – бобины давно уже никто не крутил, всё больше «видики» – «кореец» вспомнил, что у них есть пара фильмов. Ещё немного времени ушло, чтобы определить, где стоит корейский теплоход, на каком причале. Самое интересное оказалось, когда выяснилось, что он стоял точно напротив, на другой стороне бухты, в зоне прямой видимости – пару кабельтовых по воде; рукой помашешь – увидят.

– Будем шлюпку спускать? – спросил Вова.

– Нет, шлюпку лучше не трогать, – возразил старпом, – через акваторию…в темноте. Нет, не нужно. А то вдруг буксир какой или катер… Движение здесь активное.

– А как же тогда? Пешком, что ли? – Вова цыкнул воздухом сквозь зубы, не нравилась ему эта идея.

– И пешком не дойдешь. Ну, ты же видишь, что далеко, – объяснял ему старший помощник, – вот если бы они рядом стояли, тогда другое дело. А так они вон где…

– Действительно, Володя, что ты с этим фильмом завёлся? – заговорил «первый», которой ночные путешествия не приветствовал. – Иди, лучше готовь про десантников…

Владимир взглянул на офицеров и, не увидев больше от них поддержки в реализации своей задумки, направился на главную палубу к боцману.

– Саныч, слышь, есть идея.

– Что, погнал тебя «чиф»?

– Да, ну… Сейчас не о том. Я предлагаю на машине съездить.

Боцман удивлённо приподнял брови:

– Это на какой машине ты ехать собрался? И куда?

– Саныч, ты чего? Фильмы есть у корейцев. Вон они, смотри. Да вон же, синяя труба. Там поляк штурман, грозился пару бабин подкинуть. А машина… Вон на баке у нас стоят под выгрузку десять «Лэнд роверов», любой бери.

Лицо боцмана расплылось в улыбке:

– Вот ты жук, всё уже придумал. Ну, предположим, что я согласен помочь, но как ты поедешь? Это же груз, его завтра забирать будут. Да и бензина нам только на донышке. И сидений нет… Да, нет, идея сомнительная.

Но Вова не собирался отступать:

– Бензин сольем из соседних в одну. Ключи нам есть, я видел. А проехать я уж сумею и без сидений. У нас в ВДВ учили ездить на всём, что может ехать в принципе, и, когда нужно, на том, что ехать в принципе не может. Тут дело – то до поворота и направо и потом ещё направо…

В общем, «витаминный напиток», употреблённый для восстановления сил, повлиял на решительность и два моряка, захватив с собой кусок шланга и ведро, поспешили на бак. Теплоход был освещён редкими фонарями на причале и светящимися огнями надстройки. Минут десять ушло на поиск и сбор бензина, ещё десять минут на выгрузку джипа на причал, а ещё через минуту Вова, сидя на ящике, вместо кресла, держался за руль, размещенный справа, и поворачивал ключ в замке зажигания.

– Постарайся не задерживаться, – крикнул вслед отъезжающему Саныч. В темноте выгрузку никто не заметил, кроме Славы, дежурящего у трапа. Даже старпом с мостика куда-то отошёл. Поэтому то, что судовой кран выгрузил машину, на некоторое время осталось тайной.

Ужин уже заканчивался, когда в столовую зашёл «первый»:

– А что, разве Володя аппарат ещё не установил? – спросил он, глядя на боцмана, допивающего чай, – И где он? Что-то не вижу. Поужинал уже?

– Всё будет своевременно, – спокойно ответил Саныч, – думаю, минут через двадцать закрутим.

– А всё же, где Васьков? – настаивал «первый».

– Он и на ужин не выходил, – из камбуза вышел лучший друг «первого» Александр, шеф-повар, или попросту «шеф».

– Саныч, где матрос Васьков? – с нажимом спросил «первый», – то он тут активность разводил про кино, то пропадает, когда аппаратуру ставить нужно… И почему на ужин не пришёл?

– Алексей Николаевич, сейчас разыщем, может в гальюн отошёл. Я поищу, – боцман стал из-за стола и направился к выходу из столовой.

Сделав небольшую петлю по коридорам, вроде ищет, боцман вышел к трапу:

– Вова ещё не приехал? – спросил он Славу, который уже «истикался» в ожидании смены.

– Нет пока, – ответил вахтенный, – хотя…вон он, кажется.

Саныч повернулся в указываемую сторону. Точно, совсем с другой стороны по причалу ехал джип.

– Ты, где пропал? – напустился боцман на Володю, – «Первый» уже чуть не тревогу объявил тебя искать. Хорошо, что пока «мастер» не знает.

– Саныч, я тебя не узнаю, ты чего задристал? – из машины вывалился Вова в состоянии близком к никакому и протянул две жестяные коробки, – Всё норм. Бери кино. Раз десантник сказал – он делает.

– Ты где так нарезался? Как ты ехал вообще? Ты хоть дорогу видел?

Вова стоял с широкой улыбкой очень счастливого от выполнения поставленной самому себе задачи человека, но с упором основания тела на автомобиль – его заметно покачивало:

– Ну и город… Они тут ездят «по встречке», вот хохма. Хорошо, что я на джипе. Все только … вот так (Вова резко дернул руками, показывая, как встречные крутили руль). Все к обочинам… отворачивали. Хорошая машина. И поляк…молодец, не подвёл. Згибнев… не, Збигнев… вот такой парень…

– Ты, что в город ездил? – боцман смотрел на друга расширенными глазами, – Нахрена? Вон же кореец… А вдруг полиция?

– Саныч, какая полиция? Там за поворотом проезда нет. Так я левее взял, объехать и в ворота… Слушай, пойду, наверное. Ты это, сам кино закрути. Лады?

– Что тут происходит? – на палубу вышел старпом, который с удивлением рассматривал на причале пьяного матроса, боцмана и джип очень похожий на те, что стояли на палубе.

Через пару минут на причале уже проводили «суд чести». Присутствовали почти все члены экипажа. Однако, после речи старпома «О безалаберности по отношению к грузу и о степени личной ответственности боцмана», а также «О поведении лично матроса Васькова» в исполнении «первого», экипаж дружно взял обоих на поруки и попеременно обращаясь к капитану, к старпому и к «первому», чуть ли не хором, клятвенно заверил, что такого никто повторять не собирается и за товарищами присмотрит, и удержит, если вдруг…

– Ладно, всё понятно, – подвёл черту капитан, – Васьков спать, героический десантник. Сергей, Михаил, Саныч, проверьте машину и прогрузите её на место. Поаккуратней в темноте. Палыч, освещения добавь. Остальным подняться на борт, нечего тут кучковаться. Традицию нарушать не будем. Кто кино крутить будет? Что там привезли?

Автомобиль водрузили на место, закрепили растяжками, как и не трогали. Через десять минут Ёркин включил проектор, экипаж занял свои места, и даже Михаил, стоя возле трапа, через иллюминатор, увидел, как Чак Норрис побеждает очередную несправедливость: как всегда ловко, бесстрашно и врукопашную.

А на следующий день несколько корейцев и Збигнев на шлюпке приплыли за фильмами. В честь них был небольшой фуршет, затем соревнование по настольному теннису. Потом оба шеф-повара продемонстрировали мастерство в скоростной чистке картошки – Александр победил. А вот в теннисе только матрос Сергей смог оказать небольшое сопротивление – хорошо корейцы ракетками владели. Всё завершилось совместным просмотром «В зоне особого внимания». Волонтир и Галкин восторга вызвали, наверное, всё же больше, чем знаменитый Рейнджер.

Владимир Васьков – матрос и в прошлом десантник сидел с загадочной улыбкой, думал про то, что если ВДВ хочет – ВДВ достигает, не смотря на препятствия.

Жук 09

После небольшого перехода из Дар-эс-Салама, который запомнился только тем, что, по словам представителя посольства, танзанийский чай является самым вкусным в мире; граждане справляют естественные надобности без особого стеснения прямо на глазах прохожих, отойдя чуть в сторону (причем, если рядом присутствует хозяин огорода или палисадника, он с радостью лопаткой подбирает фекалии и несёт на свой участок); а обычный полицейский – это полновластный хозяин на территории порта, при виде которого все местные прячут взгляд и стараются уйти подальше, чтобы не связываться; наш теплоход швартовался правым бортом в Мадагаскарском порту Тоамасина, или Таматаве, по-старому.

Индийский океан вот уже который день удивлял спокойствием. Наверное, Фернан Магеллан, когда первый раз увидел перед собой просторы малоизученного в те далёкие времена океана, ранее названного конкистадором Нуньесом де Бальбоа Южным, также, под впечатлением обманчивого спокойствия воды, переназвал его Тихим и закрепил это название на картах; так и, случись ему оказаться в данном месте, мог бы своею волею изменить название этого крупнейшего водоёма, и мы бы никогда не знали, что Индийский – это Индийский. Но такого не случилось.

Как бы то ни было, достаточно большой теплоход вошёл в небольшую гавань, и с помощью буксира кое-как прижал свои без малого сто шестьдесят метров к совсем маленькому причалу, только-только. Очень помогло, что груза уже почти не оставалось, осадка была минимальная, а дифферент на корму – значительный, так, что форштевень почти полностью выступал над водой. Поэтому теплоход поставили таким образом, что он носом практически упирался в угол причальной линии и баком нависал над отсыпкой причала из крупных камней.

Время было послеобеденное, рабочее и поэтому сразу же на борт поднялись десятка три грузчиков, которые приступили к выгрузке. Члены экипажа, имеющего опыт общения с воровитыми неграми, помимо обычного вахтенного у трапа посменно дежурили на главной палубе возле грузчиков и смотрели, чтобы имущество теплохода и экипажа не пострадало. Почто сразу был задержан и выдворен с борта на причал улыбчивый паренек, совсем молодой, который умудрился, не наклоняясь, голой пяткой выкрутить из палубы латунную пробку от горловины мерительной трубки одного из междудонных танков: обычно для этого была нужна специальная отвертка с большим рычагом на ручке, так как усилие требовалось приличное. А этот «специалист» голой пяткой…, триста грамм латуни… и пальцами же ног держал, чтобы отнести в сторону. Задержал его Сергей, схватил за локоть:

– А ну, стоять.

Парень молча улыбался во весь рот. Улыбка, конечно, была хорошая, хоть на рекламу любой пасты.

– Ногу подними, – Сергей показывал аборигену на ногу, которая стояла на палубе чуть выше, чем требовалось по анатомии.

– Пусти, – сзади подошёл Ёркин и без сантиментов пнул улыбчивого под колено, – Ты глянь, жучара, пробку вывернул. Мастак.

– Кеша, – предложил Сергей, – ты пока бронзу унеси, а в горловину сейчас чопик забьём. А ты (улыбчивому), пшел отсюда.

Подвели ловкого парня к трапу и подтолкнули на выход вниз по ступенькам.

Второй воришка был пойман за тем, что все тросы, которые были в его видимости, он обрезал, и, смотав, старался вынести под одеждой. Этого заметил Славик: случайно обратил внимание, что пришел худой, а уходит толстый.

– Стой, – Слава поднёс кулак к носу несуна, – вытряхивай.

Через пять секунд на палубе лежала горка смотанных линьков.

Короче, стоянка ожидалась весёленькая.

В двадцать ноль ноль по судовому времени Михаил сменил у трапа Илью. Солнце уже приближалось к горизонту. Местное время было на час больше и буквально минут через тридцать наступил теплый тихий тропический вечер, темный дальше от освещенного причала, чуть более светлый в сторону океана. На борту было тихо, ужин закончился и экипаж отдыхал. Из посторонних только старший стивидор, приятный среднего роста малагасиец в голубой рубашке навыпуск, задержался в каюте второго помощника: наверное, обсуждали детали выгрузки на завтрашний день.

Красотами заката Михаил не любовался, всё больше осматривал причал и старался увидеть за зелёными насаждениями порта далекую жизнь Тоамасина, города малознакомого и поэтому загадочного. До города было далеко и никаких звуков не доносилось, и в темноте ничего не было видно, только несколько разноцветных огней. Лемуров к огорчению любителя фауны Михаила также не наблюдалось.

Но зато, из-за угла ближайшего склада высунулась и сразу скрылась голова аборигена. И почти одновременно между вторым и третьим трюмом, там, где находилась тамбучина с малярками, лебёдками и тяжеловесной грузовой стрелой, Михаил заметил какое-то движение. Присмотрелся… а это невысокий щуплый парень из местных тащил по палубе к борту бачок с краской. Бачок весил побольше шестидесяти килограмм, и воришка, вероятно, столько же, поэтому движение было не быстрым.

Михаил постучал в иллюминатор каюты второго помощника, которая располагалась недалеко от трапа по правому борту:

– Сергей, выйди сюда.

– А что случилось? – спросил «сэконд».

– По палубе бродит парень какой-то, вроде краску ворует.

– Погоди, никуда не ходи. Сейчас выйдем.

За время разговора вор дотащил краску до борта и старался поднять бачок на планширь. Это было не просто – бачок тяжелый и, хотя у него были две ручки по бокам, они не помогали – нужна особая сноровка и сила. Малагасиец сквозь ручки продел прочный трос и для начала сумел взгромоздить бачок только на бортовой кнехт. В это время, его соучастник от склада подбежал к борту и стоял снизу, ожидая, когда ему спустят украденное с шести-семи метровой высоты на верёвке. На палубе появилась группа из пяти человек, четыре моряка: сам «сэконд», Эдик-кок, Серега-матрос, Витя-электрик, и стивидор – видимо все, кого Сергей сумел собрать, не объявляя тревоги.

Моряки разделились и двинулись в сторону бака, окружая нарушителя. Воришка заметил, что к нему приближаются, и это придало ему силы, он рванул бачок сильнее и поставил – таки груз на планширь. Ожидающий внизу поднял руки, готовясь мягонько принять шестьдесят килограмм первосортной краски с высоким коэффициентом устойчивости к агрессивным средам. Но группа возмездия была уже близко, поэтому вор, «работающий» на борту, не стал тратить время на медленный спуск – он просто столкнул бачок вниз.

Парень внизу оказался с очень хорошей реакцией. Увидев, что к нему очень быстро приближается бочка счастья, парень коротко вскрикнул, что-то типа «спасайся, кто может» (естественно, на малагасийском) и отскочил в сторону. Второй прыжок он сделал после того, как бочонок со смачным «бумц-чвак» упал на причал точно на то место, где секунду до этого стоял местный джентльмен удачи в позе богомола. Взглянув на растекающуюся по причалу лужу белил, парень удалился по-английски, не ожидая своего товарища.

В это время на борту развивалась детективная история в той её части, которая называется «погоня»: нарушитель метался между палубными механизмами и старался найти щель в стене «ловцов», но моряки шли плотно, не давая шанса. Поэтому воришка всё ближе отходил к баку. А как уже было сказано, дифферент был на корму, да еще и груз днём выгрузили, в общем, передний край полубака (княвдигед, место, где на парусниках крепился бушприт, и где должен располагаться вперёдсмотрящий), на котором оказался вор, было поднято над водой метров на двенадцать и при этом нависало над краем причала. Всё тупик.

– Стой, бандит, – кричал «сэконд».

– Сейчас ты за красочку ответишь, – поддерживал Серёга.

– Слышь, сэконд, – спрашивал Виктор, – в полицию сдавать будем?

Однако убегающий парень не собирался сдаваться, он перелез через фальшборт на швартовые тросы и начал спускаться по ним. В это время группа преследователей чуть было его не схватила, но воришка выдернул руку и пополз по тросу вниз. Через пару метров беглец остановился, его сзади подпирал диск «накрысника». Попытавшись отжать помеху тазом, как если бы он хотел выйти в заполненном автобусе, парень понял, что так не получится и препятствие нужно преодолевать через верх. Он изогнулся задней частью и не глядя перебросил ноги через «накрысник»; обе руки крепко держались за толстый швартовый трос, а расширенными от страха глазами абориген смотрел на преследователей. Стивидор старался ему что-то объяснить на местном диалекте, но… «Накрысник» провернулся вокруг своей оси под весом воришки и беглец полетел вниз на камни отсыпки. Удар смягчила вода, ночной прилив Мадагаскара помог коренному жителю. Громкий «плюх», вероятно приглушил крик, а может и не кричал вор. Парень в горячке выбрался из воды и весь мокрый, оставляя четкие следы на причале, очень быстро скрылся в темноте. Догонять его не стали.

– Ты, глянь-ка, – восхитился второй помощник, – так задницей треснулся, да ещё и побежал… У него зад резиновый, что ли?

– Что за город, ещё только полдня простояли, а уже троих на краже задержали, – возмущался кок, – это мы дежурили. А если бы нет?

По факту кражи бачка в полицию заявлять не стали. Капитан вызвал боцмана:

– Саныч, проверь все малярки и замки. Если нужно, Колю-сварного бери, двери заварите.

На следующий день после обеда, закончив выгрузку, теплоход вышел в океан курсом на Маврикий. Происшествий больше не было.

Рыбалка с секретом

– Видели?– в ходовую рубку заглянул судовой врач Семён Михайлович.

– Что видели? – поинтересовался второй помощник капитана Игорь.

– А вот, – и врач продемонстрировал пол-литровую банку с непонятным содержимым, напоминающим или пропавшую сметану, или жидкое тесто. Банку он держал с выражением лица, которое должно было быть, как, если бы он держал статуэтку Оскара, или Кубок Дэвиса. Но это была лишь жижа.

– Что это за гадость? – Игорь сморщил нос, всматриваясь и пытаясь увидеть, что ж это за ценность, которую так демонстрируют.

– Эх, молодежь, ничего-то вы в рыбалке не понимаете, – доктор приподнял банку на уровень глаз, рассматривая на свет, словно сомелье бокал хорошего вина и заговорил:

– Год назад я подобную закваску уже готовил. Месяц её настаивал. И капелек разных добавлял и температуру выдерживал. Она густела, набирала…

Семён Михайлович оглядел присутствующих на мостике теплохода. И хотя там было всего три человека кроме него (ещё был матрос Гена и радист Григорий), ему было достаточно. Радист бросил ковыряться в радаре, а Гена и так уже стоял рядом, слушая, что будет дальше.

– …как каша стала. А какая ароматная была, – доктор подкатил глаза, изображая блаженство.

– Ну, это мы уже поняли, что каша хорошая, – Григорию не терпелось услышать конец истории, – Толк от неё какой? Что это за чудо такое?

– Гриша, не торопись, – Семён Михайлович оскорбился, – Что ты всё время торопишься? Не перебивай старших.

– Да я что? Я слушаю.

– Вот я и говорю, – продолжал врач, – Мы как раз в Бремен пришли. Ну, я беру закваску и на корму. За полчаса из Везера натаскал угрей… Даже двух поболее метра вытащил. Да, точно, почти два метра.

Доктор поднял свободную от банки руку, показывая размер рыб. Игорь с уважением поглядывал на жижу с пузырьками от брожения:

– Значит, это приманка? А из чего?

– Это семейный секрет, – Семён Михайлович поднял палец, – дед ещё так готовил, вот таких сомов таскал. Потом отца научил. Ну, а я рецепт доработал – капельки добавляю для аромата, но это уже перед самым забросом.

После этой тирады доктор повернулся и ушел, унося свою секретную банку, оставив моряков в недоумении: зачем приходил, почему хвастался, если ничего не рассказал про ингредиенты. Потом решили, что раз тайна семейная, то пусть помолчит; рейс долгий – проговорится.

А рейс действительно был длинный: от Питера до Маврикия. Да еще заходы: собирали груз по Европе. Почти в каждом порту приставали к доктору:

– Семён Михайлович, когда порадуете?

Но он только ухмылялся: «Не время ещё?». Интрига нарастала.

И вот теплоход «Гарри Поллит» бросил якорь на рейде Момбасы. Почти вся команда вышла на палубу, многие с удочками. Забросили снасти – ничего и ни у кого. Через час (приблизительно), когда «рыбаки» начинали погуживать, что рыбы нет, появился Семён Михайлович.

Все повернулись в его сторону. Доктор не спеша прошел на корму к левому борту, и разместился возле бассейна. Прислонил удочку к леерам, а на палубу поставил сумочку со своей знаменитой закваской. Жижа в банке за почти два месяца «созрела», стала густая и серо-бурая. Когда Семён Михайлович открыл крышку, запах произвел впечатление: тут был и запах хлеба, и пива, и одновременно рыбная тухлинка, и еще что-то …, но очень знакомое. Доктор достал из кармана маленький пузырек, встряхнул и капнул в банку несколько капель.

– Анис, что ли? – спросил кто-то из зрителей. Но ответа он не получил.

Пальцем, помешав немного, доктор достал комочек содержимого; и скатал шарик, который нацепил на крючок.

– Сейчас всю рыбу переловит, – пошутил боцман.

Семён Михайлович не отвечал, он был сосредоточен. Примерился. Забросил. И сразу же поклёвка. Да какая – удилище выгнулось.

– Вот это да, мужики, смотрите. У доктора точно кит клюнул.

Общими усилиями вытащили огроменную … мурену. Пятнистая, в черных пятнах рыбина билась на палубе.

– Килограмм на пятнадцать, – оценил старший механик Александр Николаевич, – Здорова. Стукните уже её чем-нибудь. Крючок нужно вытащить.

Геннадий с опаской прижал извивающуюся рыбу доской, а боцман стукнул по голове принесенной палкой три раза, а потом еще раз. Мурена затихла. Но крючок доставать никто не рискнул, зубов штук триста – просто обрезали леску.

Под одобрительный гул команды Семён Михайлович привязал ещё один крючок. Снова манипуляции по изготовлению ароматного шарика. Команда в напряжении, гадают, что за состав, раз так пахнет и кого всё-таки поймает.

Крючок в воде. Два десятка глаз следили за поплавком. Через пару минут он исчез, леска опять натянула удилище.

– Доктор, тащи. Подсекай. Нет, поводи её… – посыпались советы со всех сторон.

– Не мешайте профессионалу, – процедил сквозь зубы Семён Михайлович.

Через несколько минут на палубе извивалась белёсая, как брюхо селедки… змея солидных размеров.

– Тьфу, – доктор бросил удочку. И зашвырнув свою «секретную» банку в море, ушел к себе в каюту.

– Семён Михайлович, а как же угри, – в спину ему крикнул кто-то из команды. Но судовой врач ушел гордо и молча.

Настоящему профессионалу не о чем говорить с дилетантами, особенно, когда вопрос деликатный – рыбалка.

Назначение

Кадровик, проходя по коридору, скользнул взглядом по Гоше и скрылся в кабинете.

– А когда…?– повис в воздухе вопрос. Но дверь уже закрылась.

Георгий Лавриков уже третий час сидел перед дверью с надписью «отдел кадров». Времени, конечно, у него хватало, но …непонятно – чего тянуть. Сказали бы: да-да, нет-нет – и все дела. А тут – тайны мадридского двора: ходят из кабинета в кабинет, документы носят, на него косятся – ничего не понятно. Документы все в порядке: и диплом об окончании, и медицинская справка о прививках для тропиков, и характеристика… – всё имеется. Что ж они так долго?

Гоша встал, чуть повращал торсом, благо есть чем – пловец, разрядник; прошёлся по коридору до стеклянного шкафа с кубками и дипломами. Пока шел, разглядывал себя в отражении стеклянных дверей – хорош: высокий, светлые вьющиеся волосы, «квадратный» подбородок, прямой тонкий нос и румянец во всю щеку. Нравился Гоша не только себе, но большинству знакомых девушек и многим женщинам постарше. А в довершение и белозубая улыбка, и весёлый характер – гроза женских сердец. Подошёл в стенду, висящему на стене: «Приказ номер…» – начал читать он.

– Лавриков, ты где ходишь? – из открытой двери появился кадровик,– заходи.

Гоша поспешил вернуться к кабинету. Кадровик показал рукой направо.

– Пойдём, начальник побеседовать хочет.

Гоша проследовал за кадровиком. В самом конце коридора находилась обитая темно-бардовым дермантином двухстворчатая дверь. Левый угол кабинета занимал низкий угловой диван, перед ним круглый прозрачный стол – зона отдыха, а в другом углу кабинета у окна стоял большой канцелярский стол, за которым сидел всеопределяющий начальник.

– Присаживайся, – пригласил крупный мужчина с солидной лысиной. Гоша опустился на стул, стоящий перед столом. Сесть пришлось лицом к окну. Хозяин кабинета перебирал документы из личного дела, который положил перед ним кадровик.

– Ты бланки все заготовил? – спросил начальник клерка.

– Да, конечно. Вот тут, снизу.

– Хорошо. Иди пока. Мы побеседуем.

Кадровик ушел. Гоша сидел в растерянности – что за честь? Начальник переворачивал справки одну за другой, а сам рассматривал парня поверх очков. Прошло несколько минут.

– Ладно, – отодвинул от себя документы начальник – Значит, молодой специалист?

Гоша кивнул:

– Училище закончил в этом году. Там диплом…

– Да вижу я твой диплом. Судоводитель. Штурман. Это хорошо. Специалисты нам нужны.

Гоша несколько был удивлён – вот так удача, видимо сейчас будет супер предложение на хорошую должность. А ведь думал, что первое время матросить придется.

– Ну, расскажи, парень, о себе. Без бумажки. Какие мысли о будущем? Ты ведь спортсмен?

– Да, – начал Гоша, – первый разряд по плаванию. В соревнованиях участвавал. И ещё водолазное дело в училище осваивал. Могу и в легком снаряжении, и в тяжёлом. Я ещё и сварщиком могу. А вы куда меня направить хотите?

– Погоди. Не части. Так говоришь со здоровьем всё в порядке?

– Жалоб нет, – Гоша пальцем показал на дело на столе, – там ведь справка лежит. Полностью годен. Здоров.

– Это хорошо, – начальник рассматривал Гошу. – Хорошо. Симпатичный ты парень. А как с женщинами у тебя?

– Не понял вас, – Гоша начал подозревать нехорошее: выпроводил второго кадровика, документы не смотрит, разговоры завел про здоровье, симпатичным назвал – не иначе «голубой».

– Я говорю, с женщинами у тебя всё хорошо?

– У меня именно (Гоша сделал нажим на «Именно») с женщинами всё и хорошо. Женился недавно.

– А вот это проблема, – начальник чуть скривил губы, пожевал, задумавшись. Опять подвинут к себе папку с документами и начал перебирать листы.

– Это почему? – с вызовом спросил парень. Он был готов уже уйти – ишь придумали, через «задний вход» на должность назначать. Рассказывали ребята, что случаются такие истории, а он не верил; и вот теперь он сам попал – и ведь как плотно, гад, окучивает. Но Гоша решил, что если начнет его начальник этот руками лапать – даст ему в морду и хрен с ней с работой, не пропадёт.

– Да, понимаешь, хотим тебя назначить на лайнер пассажирский. Матросом пока, хоть и диплом у тебя. А там посмотрим. Как себя покажешь. Что это ты напрягся?

– А почему вы про здоровье и про женщин спрашивали? Учтите, у меня с ориентацией всё нормально. А если у вас какие то другие предложения, то я лучше пойду.

– Какие другие? Что ты, Лавриков, странный какой-то? То балаболишь – не остановить, а то бычишься. Я тебе говорю, что нужно ещё справки заполнять, помимо стандартных. Если согласен на круизный лайнер, вот, получи. Сам распишись и пусть жена твоя тоже подпишется, что не против.

Гоша расслабился:

– Всего-то. Да сколько угодно.

– Ну, вот и ладненько. Иди. Как всё заполнишь – приходи, получишь направление. Только не затягивай, им скоро в рейс.

На следующий день Георгий Лавриков поднимался на борт красавца-лайнера: девять палуб, весь берый с черной наклоненной к корме трубой, стремительные обводы корпуса – мечта любого моряка. А рейсы – это же сказка: столицы, курорты…

– Хорошо, что тебя к нам направили, – встретил его старший помощник в кителе с «золотыми» нашивками и набором значков на груди – хоть на картинку, – а то в рейс с некомплектом…сам понимаешь. Иди вниз, на главную палубу, найдешь боцмана, скажешь, что в палубную команду на место Федьковского. А он тебе всё остальное объяснит.

Гоша спустился по трапам на нижнюю палубу и стоял, не зная, куда идти дальше, а спросить не у кого. Боцман подошел сам.

– На место Федьковского, это хорошо, – боцман оглядывал его с ног до головы.– Я смотрю, ты спортом занимался. Здоровый.

Гоша кивнул:

– Плаванием. Разряд имею.

– Это хорошо, – одобрительно сказал боцман. – Пойдём. Вот смотри – это твоя каюта. Поставь чемоданчик. А теперь пойдем, покажу основное хозяйство.

Гоша шел следом за боцманом и недоумевал: «Что они все про здоровье напирают. Что тут, соревнования какие-то?»

– Вот, смотри. Работать будешь на палубе. Всё как обычно, швартовка, подчистить-покрасить, ну на руль может когда. Но это пока рабочее время. А нагрузка у тебя… вон те каюты. Видишь? С номера семьдесят шесть до номера девяносто… включительно. Тут уж ты сам решай. Федьковский справлялся и ты, я думаю, сможешь. Понял?

– Понял, – удивленно пожал плечами Гоша. И чего столько суеты из-за уборки пятнадцати кают? Справится, и больше убирал.

– Ну, раз понял. Давай, начинай работу. До обеда поосмотрись, а потом выходи на палубу, будем к отходу готовиться, – боцман ещё раз взглянул на парня, как показалось Гоше сочувственно, и ушел.

– Ой, смотрите, новенький, – раздался рядом женский радостный голос. Одновременно щелкнули несколько защелок. Гоша обернулся. Из приоткрытых дверей на него смотрели с интересом, улыбаясь и оценивающе… с десяток женских лиц… очень разных, но с широко открытыми глазами.

– Ну, Лавриков, соображай, – сам себе скомандовал Гоша.

Драка

Суббота. Курсанты мореходного училища, как это бывало в выходной нередко, просто бездельничали. Занятий нет, от нарядов свободны, на приключения не тянет, вероятность появления в расположении роты руководства минимальная – что может быть лучше, чем просто поваляться на кроватях, сознавая, что никому не должен. Однако, далеко не все так рассуждали.

Был в соседней роте здоровенный парень – Вася Пелипенко. Бывший десантник почему-то решил, что без него на флоте никак не справятся; и поэтому, не смотря на то, что ему уже было почти тридцать лет, Вася поступил в училище и сел за одну парту с вчерашними школьниками. Габариты у него были солидные, всем взял: и рост, и плечи, и усы, а в довершения и срочная служба в ВДВ – был он старшиной. А старшина – авторитет непререкаемый. Но как выяснилось не всегда.

В этот день Вася выпил водки. Но, как часто бывает, не хватило, а денег нет. И вот пошёл он искать добавки. Походил по комнатам – так ведь выходной – людей минимум. А душа горит…

В одной из комнат общежития три курсанта дерзко наслаждались свободой – спали. Дверь раскрылась, и вошёл Пелипенко. А он же старшина, хоть и из другой роты, но всё же:

– Что это вы развалились в дневное время? Устава не знаете? А ну-ка, встать!

Парни, щурясь и еще не поняв, повернулись на голос, но вставать не торопились.

– Встать, я сказал, – Вася пнул ближайшую кровать своим минимум сорок пятым.

– Иди в своей роте командуй, – порекомендовал ему подпрыгнувший от импульса, переданного кроватью, Слава-Уголёк – коренастый крепыш из Донецка.

– Что? Ты совсем оборзел? – бывший десантник повысил голос.

– Вася, чего ты орёшь?– миролюбиво сказал ему, поднимаясь на локте, Иван, – мы тебе не мешаем. Иди к себе.

– Да вы, салаги, нюх потеряли. Я вам сейчас покажу, как Родину любить, – Пелипенко покраснел, – Подъём! Встать!

Лежащий возле окна Харитон, хоть и был вполовину меньше Васи, встал с кровати:

– Вася, мы тебя уважаем, но шел бы в свою роту, а то, как бы чего не случилось.

– А на флоте мы не меньше тебя, – добавил поднимаясь Слава.

– Может позвать из их роты дежурного, – предложил Иван, садясь на кровати, – пусть заберёт его и разбирается.

– Я сам разберусь, – зарычал Вася, оглядываясь: не подходит ли ещё кто сзади.

Но в проёме двери никого не было.

– Вы что это, решили со мной драться? Да я вас…, – и Пелипенко схватил Харитона за отворот формы.

Харитон старался сбросить его за руку; он крутился корпусом, приседал и пытался разжать пальцы, но безуспешно – уж очень неравные силы. Иван и Слава бросились на помощь. Сцепились, засопели…

Как получилось никто объяснить не мог: то ли Харитон всё-таки вырвался и не удержался на ногах, то ли он вырвался и решил напасть сверху, то ли Вася применил один из когда-то изученных приёмов, но …небольшой и легкий Харитон пролетел по дуге в сторону окна и ногами выбил раму… Бах! Тресь! Дзинь! И черт бы с этой рамой, но полёт Харитона продолжился, и он, осознавая необратимое, улетел в окно. В последний момент парень ухватился руками за край подоконника и повис над пропастью. Девятый этаж.

В комнате замерли. Шок. В проёме выбитого окна кучерявая бледная физиономия Харитона с расширенными от ужаса глазами. Ноги висят за окном. После секундного замешательства втянули его в комнату. Парень сел на кровать, откинулся спиной на стену; остановившийся взгляд видел несостоявшийся полёт.