Каждый человек живет свою жизнь. Некоторым, впрочем, выпадает прожить несколько жизней – как автору книги Олегу Радзинскому.
Советское привилегированное детство в писательской семье со знаменитой фамилией и антисоветская мятежная юность, тюрьма и ссылка, лесоповал в Сибири и путешествия по южноамериканским джунглям, работа учителя в московской школе и карьера банкира на Уолл-стрит в Нью-Йорке – такого хватило бы на многих людей. Олег Радзинский прожил эти жизни один, и теперь читатели могут прожить их вместе с ним.
Оглавление
Олег Радзинский. Случайные жизни
Жизнь первая. Советский репис. 1958–1973
Детство реписа
Бабушка Лия и мандарины
Жизнь не удалась
Конфликт города и деревни
Жизнь вторая. Советский мажор. 1973–1978
Невероятная легкость бытия
Советские мажоры
Конец невероятной легкости бытия
Жизнь третья. Антисоветский агитатор. 1979–1982
Диссидентство как самоутверждение
Мы наш, мы новый мир построим
Пацифист Радзинский
Дед-кадет
Подследственный Радзинский
Жизнь диссидента, рассказанная им самим
Любовь нечаянно нагрянет…
Но от осени не спрятаться, не скрыться…
Жизнь четвертая. Постоялец “Националя” 1982–1983
Все ночи, полные огня…
Камера № 117
Сижу за решеткой в темнице сырой…
Вопросы и ответы
Новая власть
Палата № 4
Шпионы
Большая “хата”
Глоцер-2
Операция “Полотенце”
Письма из счастливого прошлого
Следствие установило…
А судьи кто?
Судный день
Признан виновным
Опять по пятницам пойдут свидания…
Жизнь пятая. Особо опасный. 1983
Спецэтапом идет эшелон из столицы в таежные дали…
Погрузка
“Столыпин”
Коля Фрунзенский и прочие страдальцы
Монстр Ризванов
Свердловка
32-й пост
Бунт
Дорога дальняя
Тобольск
Академгородок
Последний причал
Голодовка
Подстрекатель
Жизнь шестая. Ссыльный. 1983–1987
Большой Кордон
Эсэсовец Кальтенбруннер и бандеровец Пасюк
Декабристка
Дочка
Женихи и невесты
Записки неохотника
Полинезиец Матвей
Смена сезонов и перемена мест
Срубили нашу елочку
Из других жизней
Соборность
Болезнь
Из других жизней
Какое время на дворе
Киржач
Руссо (но не Жан-Жак)
Из других жизней
Лихорадка
Война и мир
Сюжетный поворот
Отъезд
Вкладка
Отрывок из книги
Все советские дети были счастливы одинаково. Каждый несоветский ребенок был несчастлив по-своему.
Советское детство – безоблачное и беззаботное – парило над школами и пионерлагерями, детскими садами и московскими дворами, придавленными зимой снегом и шумящими пыльной листвой тихим задумчивым городским летом, когда дворы пустели – дети уезжали в пионерлагеря и по сельским родственникам. Москву заносило тополиным пухом, словно продолжал идти снег, но снег тот был мягкий и пушистый. И как тополиный пух, наше детство было мягким и пушистым; оно обволакивало, убаюкивало и обещало, что такой же будет и юность.
.....
Деревенские были сплоченной группой, знали друг друга с детства, и их родители и деды знали друг друга с детства. Между ними тоже шла непонятная нам, приезжим, вражда: жившие за карьером, поросшим лопухами и жестким кустарником, воевали с жившими ближе к шоссе, но эти мелкие местные распри были мгновенно забыты перед лицом увлекательной нелюбви – к нам, новостроечным. Они часто нас били, но все с меньшим ожесточением, и к середине года этот конфликт между городом и деревней потерялся, стерся среди других, более актуальных школьных конфликтов. Кроме того, город последовательно и неизбежно наступал на деревню, избы сносили, и деревенским давали квартиры в построенных на месте их изб девятиэтажках. Все знали, что в девятиэтажках квартиры дают, а двенадцатиэтажки – ведомственные кооперативы, и в них квартиры покупают. Оттого конфликт между деревенскими и новостроечными скоро подменился глухой классовой враждой населения девятиэтажек к нам, кооперативным. Нелюбовь, как вода, находит способ всюду проникнуть и заполнить собой открывшееся пространство: было бы кого не любить.
