Читать книгу Полёт пеликана - Ольга Дмитриевна Конаева - Страница 1

Часть 1

«Мать греческих страстей и прихотей латинских, О, Лесбос, родина томительнейших уз». Шарль Бодлер.

глава 1

Уже битый час я брожу по запутанному лабиринту узких улочек и никак не могу из него выбраться. А всё дело в Ритке с её новым бойфрендом, красивым, как бог, таксистом по имени Адонис, встреченном нами в аэропорту,

– Куда едем, красавицы? – окликнул он издалека, каким – то непонятным образом угадав в нас русских и не обращая внимания на сердитые взгляды и недовольное ворчание своих конкурентов.

– Оооо! – проворковала Рита, и, оглядев красавца с головы до ног, направилась к его машине.

Я приостановилась и стала наблюдать за ними со стороны.

Кудрявый грек с огромными бархатными глазами, римским профилем и потрясающе стройной фигурой и Рита с её модельной внешностью, длинными рыжими волосами и тонким личиком в форме сердечка были эффектной парой. Нетрудно было догадаться, что Никита, провожавший её несколько часов назад в Московском аэропорту, уже забыт, уступив своё место таксисту. Для Риты это в порядке вещей. Капризная и взбалмошная, она подолгу не встречалась ни с кем, и, меняя партнёров, моралью особо не заморачивалась, уверяя, что мужчина, который смог бы по – настоящему увлечь и покорить её мятежную душу, ещё не родился. То, что этот самоуверенный красавец будет для неё всего лишь очередным приключением, ради которого она уже готова отключить голову и пуститься во все тяжкие, было очевидно.

С самого начала нашего путешествия меня томило гнетущее предчувствие, что я совершила большую ошибку, поддавшись на уговоры подруги поехать на Лесбос. Одно название этого экзотического острова должно было сразу насторожить. Поверить клятвам Риты вести себя прилично могла только такая идиотка, как я, с моими дремучими понятиями о чести и самоуважении. Ради того, чтобы добиться желаемого, Рита может пообещать что угодно, а наутро посмеяться над тем, кто ей поверил.  О феноменальной способности подруги попадать в разные истории я прекрасно знала, и сейчас, глядя на её вальяжную походку, поняла, что ничего хорошего в этом мире свободы и соблазнов ожидать от неё не приходится. Ну что ж, она это она, а я это я, и меняться в угоду кому – то не собираюсь.

Ясно, что и Рита тоже изменять своим принципам не намерена. Мама у неё умерла, когда она была маленькой, отец воспитывал её сам, и исполнял любую её прихоть, забывая о том, что родительская любовь должна быть не только нежной и всепрощающей, но и в меру требовательной, в результате чего из неё выросло то, что выросло. Ей сходит с рук буквально всё – дружба с мажорами, ночные гонки по Москве, нередко заканчивавшиеся дорожными происшествиями (слава богу, пока без летальных исходов), и частые приводы в полицию из – за драк. Да – да, пусть вас это не удивляет, но Рита нанимала тренера для индивидуальных занятий карате, заплатила ему уйму денег, зато теперь, несмотря на кажущуюся хрупкость и изящество, может задать трёпку кому угодно.

Но это дома любые проблемы быстро решаются с помощью отцовского кошелька, а здесь всё может обернуться по – другому. Андрей Сергеевич, её отец, это прекрасно понимал и финансировать поездку, о которой Рита мечтала уже давно, согласился только при условии, что мы поедем вместе, и я буду всё время рядом, чтобы контролировать и сдерживать свободолюбивые порывы его ненаглядной доченьки. С Ритой мы сблизились благодаря куратору нашего курса, который уважал меня за мои способности. Не зря мой папа – математик натаскивал меня с младых ногтей, приучая к дисциплине и усидчивости, и прививая способность к точным наукам. Он попросил её отца взять меня в свой офис для прохождения практики, высказав робкую надежду на то, что, общаясь с такой серьёзной девушкой как я, Рита сможет немного измениться. Не думаю, что Андрей Сергеевич в это поверил, но его просьбу выполнил, и, взяв меня на работу, определил нас с Ритой в один отдел. В общем она человек неплохой, и голова у неё дай бог каждому, а вот терпения и трудолюбия ни господь, ни собственный родитель, ей не дали, поэтому со всеми вопросами, касающимися работы и учёбы она обращалась ко мне. Андрей Сергеевич отметил её успехи и поверил в моё положительное влияние на дочь, чем был очень доволен. Если бы он знал, какие фортеля выкидывает его великовозрастное, избалованное безрассудной отцовской любовью дитя, прикрываясь нашей дружбой, то не был бы таким наивным и не надеялся на то, что наше общение поможет ей хотя бы чуть – чуть остепениться. Вот так и получилось, что мы, с нашими диаметрально – противоположными взглядами на жизнь, всё – таки подружились, и оказались на этом острове.

– Значит, меняем пианиста на таксиста. Похоже, Рита как всегда, в своём репертуаре. Кто б сомневался… Хотя, один плюс в этом красавце всё – таки есть – он неплохо знает русский язык, что весьма немаловажно, если ты, находясь в чужой стране, знаешь всего несколько слов, на котором в ней говорят, да и те в нужный момент вылетают из головы… – подумала я, и, вздохнув, потащила свой чемодан вслед за подругой.

Мои предположения оправдались – с этого момента Адонис стал сопровождать нас всегда и везде. Он возил нас по ресторанам и пляжам, плавал на катере по соседним островам и учил танцевать сиртаки. Надо признать, что они с Ритой исполняли этот танец божественно. Понятно, что она отстёгивает немалые суммы за возможность постоянно держать этого красавца вместе с его с автомобилем под рукой, оплачивая ему простой в работе. Ну что ж, имея такого богатого папашу, можно позволить себе любой каприз. Если быть до конца справедливой, работа гида и переводчика тоже чего – то стоит, однако играть при этом в любовь вовсе не обязательно. Но то, что любые попытки обуздать подругу способны вызвать только противодействие, стало очевидно сразу же после того, как эта сладкая парочка стала то и дело исчезать за огромными валунами, окружавшими маленький уютный пляж, на который нас и привёз этот ненасытный, предприимчивый грек.

То, что стала для них помехой, я поняла сразу. Делать вид, что ничего не вижу, ничего не слышу было бы смешно, а слушать их стоны (он словно нарочно не удосуживался уводить Риту подальше) и смотреть, как они, потные и разгорячённые страстью, возвращаются обратно, не очень – то приятно. Однажды Адонис за спиной Риты весьма выразительно посмотрел мне в глаза и махнул головой, указывая туда, откуда они только что вернулись, намекая на то, что не против повторить то же самое со мной, а может быть даже втроём. Я так же молча сплюнула на песок и растёрла плевок ногой, выразив своё мнение о его предложении. Раздувать скандал было не в моих интересах, слишком зависимое положение, в которое я попала благодаря своей глупости, обязывало сдерживаться. Адонис равнодушно пожал плечами и отвернулся. После этого я стала уходить от них подальше. Забравшись на нависающую над морем скалу, садилась на прогретые солнцем камни и любовалась проплывающими мимо судами, либо ложилась на живот и смотрела вниз, на зеленоватую воду изумительной чистоты и прозрачности. Сквозь неё были хорошо видны камни, покрытые разноцветными водорослями, и суетливые стайки мелюзги, снующие между ними, и замедленные, похожие на танцы движения проплывавших мимо медуз.

Адонис делал вид что ничего не произошло, но однажды, выбрав удобный момент, решил ещё раз облагодетельствовать меня своим вниманием – предложил познакомить со своим другом, чтобы я не чувствовала себя одинокой.  Я не стесняясь послала его куда подальше. Пускай меня считают тупой лохушкой, как им будет угодно, но изменять своим принципам я не буду. Возможно мне показалось, но после этого он стал смотреть на меня более уважительно, хотя мне от этого ни холодно, ни жарко. Рассказывать Рите о произошедшем между нами конфликте я не стала. Похоже, она увлеклась этим молодцем не на шутку, а что в ней привлекало его, любовь или желание побольше заработать, неважно. Обнадёживало лишь то, что в конце концов он ей надоест, и она сменит его на другого воздыхателя. Хотя, какая разница, он или кто – то другой. Главное, чтобы, пока мы здесь, всё обошлось без эксцессов, а Рита при нём вела себя вполне благопристойно, и это немного успокаивало.

Случайно или нет, но вчера, собираясь на пляж, я забыла взять крем от загара. А может и не забыла… Утром Рита собралась подозрительно быстро, и, уже стоя на пороге, то и дело меня торопила.  Подозревать в диверсии подругу, хорошо подготовленную к поездке на юг ежедневными посещениями солярия в то время, когда я писала за неё дипломную работу, было как – то неудобно. Рита не соизволила даже толком прочитать плоды моих бессонных ночей, зато Андрей Сергеевич был доволен успехами своей доченьки так, что решил наградить её, а заодно и меня за оказанную ей помощь давно обещанной поездкой в Грецию.

В итоге, обгорев под горячим средиземноморским солнцем, я с трудом добралась до гостиницы, а утром не смогла подняться с постели. Видимо, Рита чувствовала себя виноватой, потому что сама сбегала за сметаной, и собственноручно измазав моё обожженное с головы до ног тело, изъявила желание остаться дома, чтобы за мной ухаживать. Принять от неё такой жертвы я не могла, и, с трудом переворачиваясь с бока на бок, простонала:

– Иди уже, я хоть спокойно посплю…

Рита возражать не стала, и едва дождавшись Адониса, укатила на пляж Примерно к обеду сметана оказала своё положительное воздействие и мне заметно полегчало. Проводить весь день в постели, находясь в таком дивном месте, было бы глупо. Я заставила себя подняться, походила по номеру, и, решив, что всё не так плохо, дала себе слово не забредать слишком далеко, взяла фотоаппарат и пошла гулять.

глава 2

 И вот я брожу по улицам, стараясь держаться теневой стороны, и с упоением щёлкаю затвором фотоаппарата, снимая местные достопримечательности. Катаясь по городу в автомобиле с никогда не замолкающей Ритой, я многого не замечала, к тому же, как оказалось, в нём есть уйма интересных мест, доступных только пешеходам. Сейчас меня никто не отвлекал и не торопил, и я могу позволить себе сколько угодно любоваться панорамой бухты, замкнутой в изломанное кольцо скал вместе со снующими по воде яхтами и лодками, приседать перед крутыми спусками, чтобы подчеркнуть длину и высоту лестниц, высеченных в цельном камне бог знает сколько веков назад, и шариться между домами в поисках удобного ракурса, чтобы снять величественную панораму Генуэзской крепости, расположенной на самой вершине горы. Я бродила по небольшим площадям, мощённым стёртым до блеска булыжником вокруг великолепных фонтанов, любовалась цветами, украшавшими улицы и наслаждалась одиночеством.

Увлёкшись, я переместилась в бедную часть города, в район, похожий на лабиринт, заключённый между рядами каменных трёх – четырёх этажных домов, спускавшихся к морю извилистым амфитеатром. Улицы были настолько узкими, что казалось, если расправить руки во всю ширь, можно свободно дотянуться от одной её стороны до другой. От выщербленных временем и прогретых жарким средиземноморским солнцем стен и каменной мостовой веяло уютным теплом. И полоска синего неба, перечёркнутая протянутыми через улицу верёвками, и трепещущие паруса разноцветного белья, висевшего на них, и красные черепичные крыши внизу, всё создавало иллюзию, будто ты оказалась в далёком прошлом.

Изначально казалось, что заблудиться между бело – розовыми домами, лепившимися на горе подобно ласточкиным гнёздам, невозможно даже при большом желании. Просто нужно идти всё время вниз, к морю и всё. Но у меня, как всегда, когда я слишком увлекаюсь, всё получалось наоборот. Каждый раз, выходя на перекрёсток, я напоминала себе, что пора возвращаться назад, но, заглянув в соседние улочки, обязательно находила что – то необычное. Понимая, что найти это место в следующий раз уже не получится, невольно меняла курс, и, вместо того, чтобы поворачивать вниз, опять поднималась в гору, размышляя о том, что древних мастеров, украшавших этот город, давно уже нет, а созданные ими шедевры, начиная с небольших статуй и фонтанов, попадавшихся в самых неожиданных местах, до кованных дверных ручек, выполненных в виде разных мифических персонажей, до сих пор живут, сохраняя их имена.

Возле одной из них я задержалась довольно долго. Старая, но довольно крепкая на вид дверь из толстых, продублённых солнцем и ветром досок говорила о бедности скрывавшегося за нею жилища. А вот ручка на ней могла бы занять законное место в любом музее.  Она была сделана в форме головы с выпученными глазами и крючковатым носом, державшей во рту толстое кольцо, используемое вместо звонка. Из – под кольца торчала острая, вытертая до блеска бородка, за которую брались руки входящих. Отсняв её с разных сторон и ракурсов, собралась идти дальше, но желание услышать какой звук издаёт этот раритет оказалось сильнее меня, и я взялась за кольцо. Позади раздались шаги, и я оглянулась. Ко мне приближалась женщина в чёрном одеянии, скорее всего гречанка, несущая на согнутой в локте руке плетёную корзинку, наполненную виноградом и персиками. Проходя мимо дверей, привлёкших моё внимание, она остановилась, достала из корзинки бутылку с молоком и поставила на порог. Взглянув на меня, ткнула в неё пальцем, буркнула что – то невнятное и, покачав головой, пошла дальше. Я пожала плечами, не понимая, что означают её слова, и подождав, пока гречанка отойдёт подальше, приподняла кольцо и резко отпустила. Кольцо оказалось довольно тяжёлым, а щелчок, прозвучавший при ударе о планку, на которой держалась голова, был похож на пистолетный выстрел.

За дверью послышался вздох и недовольное ворчание.  Я понимала, что, по причине скудных знаний греческого языка не смогу объяснить причину, по которой побеспокоила хозяев, и собралась пуститься наутёк, но дверь открылась неожиданно быстро, словно древняя, тоже одетая во всё чёрное старуха, выглянувшая из – за неё, давно стояла с обратной стороны, прислушиваясь к доносившимся снаружи звукам. Должно быть, я была не первой, кто тревожил её покой подобным образом.

Бежать было поздно, да и неудобно, и я стала лепетать извинения, покаянно сложив ладони и глядя на смуглое морщинистое лицо, крючковатый нос и сухие втянутые губы старухи. Однако та меня не замечала и застыла столбом, сосредоточив внимание на удалявшейся гречанке. Её голова, обрамлённая седыми космами, выбившимися из – под   косынки, чудом державшейся на затылке, мелко подрагивала, губы беззвучно шевелились, шепча что – то явно непредназначенное для чужих ушей. Долгий пронизывающий взгляд, провожавший гречанку, говорил о том, что между этими женщинами существует давний затянувшийся конфликт, разрешить который не под силу никаким потрясениям и даже самому времени, замедлившему свой бег в этих сонных безлюдных улицах.

Можно было продолжать путь, но я оставалась на месте. Что – то было в этой старой, и, как мне казалось, глубоко несчастной женщине, притягательное, заставлявшее испытывать чувство сострадания и порождавшее невольное желание ей помочь.

Гречанка прошла метров сорок, и ни разу не оглянувшись, исчезла за поглотившей её дверью. Вздохнув, старуха перевела взгляд на меня и удивлённо подняла брови, словно я появилась здесь только сейчас. Я смутилась, представив себе, что думает эта женщина, глядя на белобрысую и краснокожую великовозрастную девицу, одетую в короткий топик и джинсовые шорты с потрёпанными внизу краями, едва прикрывавшими ягодицы, и чувствовала, что моё лицо, и не только лицо, а вся обгоревшая на солнце кожа краснеют ещё больше. Я развела перед нею руками, давая понять, что ещё раз покорнейше прошу прощения и развернулась, чтобы идти восвояси, но та вдруг заговорила, показывая пальцем на мои воспалённые чресла. Похоже, старуха хотела объяснить, чем лечится подобный недуг.

– Мне очень жаль, но я ничего не понимаю…– ответила я, и, тыча пальцем себя в грудь, представилась, – я Лера, Валерия…

– Леа… – ответила старуха, показав на себя, и снова стала что – то объяснять.

И вправду жаль, что я ничегошеньки не понимаю, думала я, кивая головой, возможно, её совет пришелся бы кстати. Прерывать пожилую женщину на полуслове было неудобно, но продолжать это бесполезное общение не имело смысла, и я начала потихоньку пятиться, продолжая согласно кивать. Вдруг сверху раздался непонятный шум, похожий на свист крыльев, а по стене мелькнула крупная тень. Я посмотрела в верх и увидела огромную птицу, парящую над нашими головами. Это был пеликан. Он приземлился в нескольких метрах от нас и, аккуратно сложив крылья, стал приближаться, неторопливо и важно переваливаясь с ноги на ногу.

Мне уже не раз приходилось видеть этих диковинных птиц, летавших вдоль побережья, но встречаться с ними так близко, можно сказать лицом к лицу, ещё не случалось, хотя очень хотелось.  Я слышала, что в Скандинавии пеликан является эмблемой донорства благодаря легенде о том, что эти птицы могут раздирать клювом свою грудь и кормить птенцов собственной кровью, и на всякий случай попятилась назад. Хотя видимой агрессии пеликан не высказывал, но у него был такой огромный клюв… В интернете пишут, что в его мешке может поместиться три ведра рыбы, целых три!!! Хотя доверять всему, что там пишут, не следует, но если долбанёт хотя бы разок, мало не покажется…

Леа стояла спокойно, а её подобревший взгляд, устремлённый на птицу, стал каким – то просветлённым, словно она встретила старого друга. Похоже, пеликан была ручной, и служил местной достопримечательностью. Подойдя ближе, он подставил ей голову и она стала её почёсывать, что – то приговаривая. Было видно, что оба испытывают друг к другу особую привязанность. Заметив на моём лице восхищение, Леа погладила его по спине и несколько раз повторила:  – Густав, Густав…

Не трудно было догадаться, что это его имя.

Леа была такой худенькой и маленькой, что спина пеликана доставала ей почти по пояс. При желании она вполне могла бы его оседлать и полетать в своё удовольствие. На ум пришла Гоголевская Солоха и я живо представила себе эту пару, летающую над ночным городом.

Во мне мгновенно проснулся азарт фотографа. Я подняла камеру и быстро защелкала затвором, торопясь снять эту экзотическую пару. Леа не возражала и стояла спокойно, а пеликан поднял голову и посмотрел ей в глаза, словно спрашивая, что она думает об этой голоногой, вконец обнаглевшей девице. Наверное, Леа решила, что я заслуживаю доверия, и решив нас познакомить, показала рукой в мою сторону и несколько раз назвала по имени.

– Я Лера, Лера…– повторила я вслед за нею.

Леа одобрительно кивнула. Решив, что контакт налажен, я осмелела и приблизилась к ним на расстояние вытянутой пеликаньей шеи. Но моя фамильярность пришлась птице не по душе.  Пеликан повернул голову, широко раскрыл клюв и крикнул. Его зычный голос, прокатившийся по стенам домов многократным эхом, был похож на хрюканье или мычание. Его окрик можно было понять, как требование оплаты за позирование. Я нашарила в сумочке десять евро и протянула Лее. Та молча приняла деньги, и, распахнув дверь, сделала приглашающий жест. Пеликан осуждающе крякнул и уступил мне дорогу.