Читать книгу Союз стихий - Ольга Герр - Страница 1

Пролог

Солнце ярко освещало покои. Казалось, весь мир состоит из его сияния – нет комнаты, нет дворца, нет людей, ничего нет кроме солнца. Из него одного сотканы стены и пол, и потолок, и мебель, и даже девушка у трюмо. Воздух пропитался его светом и ароматом цветка геллы, от которого у девушки слегка закружилась голова. Или тому виной был особенный день?

Дверь открылась без стука. Две ее ровесницы в белых одеждах впорхнули в комнату. От их безостановочного щебета в просторном помещении сразу стало тесно.

− Ах, что за чудо! – одна подхватила с кровати платье и приложила к себе. Горчичного цвета наряд с юбкой в пол и глубоким вырезом на груди был богато расшит золотом и украшен драгоценными камнями. – Оно великолепно. Но до чего тяжелое!

− Положи, где взяла, − одернула ее вторая. Повернувшись к девушке у трюмо, она спросила: − как чувствует себя будущая госпожа славного рода Гелиополя?

− Волнуется.

− Аурика Прекрасная досточтимая жена Лоредана Справедливого лорда Гелиополя из рода «Первого луча зари». Звучит неплохо.

Девушки рассмеялись.

− Тебе прекрасно известно, Иоланда, я выхожу за Лоредана по любви, − заметила Аурика, едва стих смех.

− Повезло тебе влюбиться именно в него. Представь, если бы на его месте был лучник без рода и племени.

− Или того хуже, − поддержала Иоланда, − низший.

Аурика передернула плечами. Само слово «низший» оскорбляло слух. Она твердо заявила:

− Этого не случится никогда. Наша с Лореданом любовь вечна. Мы рука об руку пройдем жизненный цикл до конца, а после вместе вознесемся к солнцу.

− Так и будет, − согласились подруги невесты.

Аурика поблагодарила их кивком головы. Сегодня она особенно нуждалась в поддержке. Дочь знатного отца и не менее знатной матери, она рано осиротела. Некому ее благословить в этот важный день. Она никогда не знала нужды, но всегда остро чувствовала одиночество. Пока не встретила Лоредана. При мысли о женихе, под бронзовым загаром проступил румянец. Лоредан – живое воплощение ее детских грез. Сильный, умный, добрый и надежный, к тому же красивый. Аурика всем сердцем верила, что их жизнь будет светлой, как самый солнечный день в Гелиополе.

− Ты не боишься? – шепотом поинтересовалась Иоланда у невесты, когда вторая девушка отошла к балкону.

− Чего?

− Соприкосновения ладоней. Все твои помыслы, сокровенные и тайные, откроются супругу.

− А мне откроются его, − Аурика представила, как это будет. Сердце тревожно забилось.

Соприкосновение – ритуал, пройти который дозволяется лишь пару раз за жизненный цикл. Например, во время свадьбы. Обмен энергией между гелиосами в повседневной жизни запрещен под страхом смерти. Ведь наряду с энергией соприкоснувшиеся делятся мыслями и чувствами. Ничего нельзя утаить.

Подруги помогли невесте облачиться в подвенечное платье. Волосы убрали наверх, оголив шею. Втроем они вышли из покоев. За дверью ждали гости, сопроводить новобрачную к алтарю. В фигуре и походке Аурики сквозила величественная стать. Еще совсем девчонка, а уже видны задатки правительницы.

По горному серпантину они взбирались все выше и выше. К высочайшей горе Гелиополя. На ее вершине Аурике предстояло дать свадебный обет.

Платье давило на плечи, царапало кожу. Камни впивались в голые ступни. Но она мужественно переносила трудности. Это испытание. Будущая госпожа рода «Первого луча зари» должна быть стойкой духом, чтобы всегда и везде следовать за супругом. Делить с ним солнечный свет и если придется ночную тьму.

При мысли о ночи Аурика скрестила пальцы, отгоняя несчастье. Не пристало думать о дурном в столь радостный день. Не то накликает беду.

Из-за пригорка показался алтарь – обтесанный ветрами валун. Девушка воспрянула духом, увидев жениха. И, несмотря на усталость от подъема в гору, прибавила шаг.

Лоредан Справедливый смотрел на нее, не отрываясь. Она тонула в его янтарных глазах. Ноги сами несли вперед − в объятия возлюбленного.

Вопреки обычаям Лоредан шагнул навстречу невесте и подал руку, облегчая ей последний тяжкий подъем. В толпе послышался ропот, но жених игнорировал недовольных. Таков был ее Лоредан: смелый и безрассудный, готовый ради нее на все. Его мать, мать его матери, сотни женщин из сотни родов поднимались на гору самостоятельно. Но разве мог он позволить своему солнышку перетруждаться?

Аурика одарила жениха лучезарной улыбкой. Да не наступит тот день, когда она устанет благодарить Небесного отца за то, что он подарил ей Лоредана.

− Поднимите руки, − велел жрец солнца.

Аурика вытянула руки перед собой. Ладони Лоредана застыли в сантиметре от ее. Она ощущала их тепло.

− Перед оком Небесного отца соприкоснетесь. Пусть ваши души смешаются и станут единым целым. Отныне и навеки.

Горячий поток энергии от пальцев распространился по телу, и затопил Аурику волной. Она сгорала в огне. Но до чего приятен был этот жар! В одно мгновение она узнала мужа так, как не смогла бы узнать за несколько циклов совместной жизни. Он весь открылся ей. И он был прекрасен. Она чувствовала его любовь, впитывала ее, наслаждалась оттенками, в ответ посылая свою. Они стали единым целым. Неразлучными, как небо и солнце. Отныне и навеки.

* * *

Гелиосы гуляли свадьбу. От музыки и гула голосов, звенело в ушах. Гостям полагалось превозносить молодую пару, и они не скупились на похвалы.

Аурика опьянела от счастья. Рядом сидел Лоредан. Он не выпускал ее ладони из своей. Их руки, затянутые в перчатки без пальцев – ее в белые кружевные, его в черные из тонкой кожи – не расставались с тех пор, как молодожены пустились в обратный путь с горы.

Внезапно Лоредан отпустил руку Аурики, и она словно осиротела. Слуга что-то шептал ему на ухо. Судя по нахмуренным бровям супруга, речь шла о государственных делах.

Лоредан поднялся, и в зале повисла тишина:

− Благодарю всех за добрые пожелания.

Фраза означала конец праздника. Гости, повинуясь сигналу, встали.

− Что стряслось, муж мой? – прерванное гуляние взволновало Аурику. К чему спешка?

− Ничего серьезного, мое яркое солнце. Попроси Иоланду помочь тебе раздеться.

− А как же ты?

− Мне жаль, Аурика, но дела Гелиополя требуют моего внимания. Ты знала, что выходишь замуж за государственного деятеля, − Лоредан погладил жену по щеке.

− Я тоже требую внимания. Это ведь наша брачная ночь.

− Жди меня в покоях, я скоро буду.

С этими словами он оставил ее одну. Лоредан прав: она знала за кого выходит. Отныне ее удел повиноваться мужу и ждать его сколько придется. Еще повезло, что он не лучник. Те, бывает, покидают дома на четверть жизненного цикла. И неизвестно вернутся ли. Вот это ожидание. Что по сравнению с ним несколько часов.

Иоланда проводила ее в покои. Помогла снять платье и распустить волосы. Но подруга ушла к себе, и Аурику захватила былая тревога. Не в состоянии усидеть на месте, она отправилась на поиски мужа.

Коридоры опустели. В стране, где никогда не заходит солнце, и в столь поздний час было светло. Путники из дальних земель рассказывали, что есть места, где светило порой уходит с неба, и в мире наступает тьма, а далеко на севере живут люди, никогда не видевшие солнца. Но Аурика не представляла, что есть тьма. Как жить без света? Что едят эти люди? Ведь солнце не только свет, но и энергия, питающая гелиосов.

Дверь в кабинет Лоредана была приоткрыта. Аурика взялась за ручку, когда услышала незнакомый голос:

− Решение необходимо принять немедленно.

− Я его уже принял и только что озвучил, − сказал Лоредан. Мужа она узнала мгновенно.

− Но оно ошибочно. Напоминаю, враги близко. Я рисковал, принося вам эту новость. Вы – столп, на котором держится род «Первого луча зари». Падете вы, погибнет весь род.

Аурика замерла, не дыша. Что за враги? Неужели кто-то желает смерти ее супругу?

− Если я покину Гелиополь, результат будет тем же. Вы предлагаете мне измену.

− Я предлагаю спасение. И потом о какой измене речь? Мы устроим вам деловую поездку. Вы и раньше покидали Гелиополь. Просто в этот раз ваше отсутствие немного затянется. В конце концов, подумайте о молодой жене.

− Причем здесь она? – насторожился Лоредан.

− Вы всерьез считаете, что в случае вашей гибели ее пощадят?

Аурика ахнула. Прикрыла рот ладонями, но поздно: ее обнаружили. Дверь распахнулась. Перед ней стоял Лоредан. Он смотрел с осуждением, как бы говоря: «В первый же день совместной жизни ты ослушалась меня».

− Я слышала, тебе грозит опасность, − Аурика попыталась заглянуть в кабинет и разглядеть собеседника мужа. Но не тут-то было. Лоредан – высокий и широкий в плечах – загородил дверной проем.

− Ступай в покои.

Аурика потупила взор и пробормотала:

− Прости меня.

− Поздно изображать покорную жену. Просто вернись к себе.

Она бросила на него кроткий взгляд из-под опушенных ресниц. Проверила: сердится ли? Лицо было суровое, как из камня вытесано, но в уголках глаз притаилась улыбка. «Не сердится», − поняла Аурика. Ее Лоредан не таков. Ему ни к чему утверждаться за счет жены.

Поклонившись, как того требовали обычаи, она ушла. Пусть все видят: она чтит мужа и следует его приказам. Но наедине она не оставит его в покое, пока все не выяснит.

Глава I

Лунный свет, отражаясь от снега, сверкал подобно драгоценным камням, словно землю кто-то щедрой рукой усыпал бриллиантами. Вот уже два месяца, как солнце покинуло северный край. Луна – единственное, что увидят на небе лес и деревня на его краю в ближайшие полгода. Снежный покров за это время нарастет над землей белой корой. Позже солнце выглянет на месяц-другой, но его скудный свет не растопит лед.

В мире, где жил Джеймс, стояла вечная зима. Он не видел зеленой травы, а о цветах слышал из рассказов путников с юга. Его сородичи не занимались земледелием. Пробейся они сквозь наст снега к оледенелой земле, что на ней вырастет в мороз? Земля севера не плодоносила. Она была холодна и неприветлива, как и сердца тех, кто на ней вырос.

Северяне в отличие от южных соседей жили за счет охоты и мастерства. Особенно славились скорняки и кузнецы. Ради их изделий люди ехали издалека. Хотел бы Джеймс, чтобы и его работа ценилась так же высоко. Но он давно отчаялся заслужить уважение.

Он откинул капюшон полушубка из шкурок беляка − самого дешевого меха, какой есть на севере. Такие полушубки плохо греют, но он не чувствителен к минусовой температуре.

Любопытно, почему беляков прозвали именно так? Цвет их шкуры далеко не белый, скорее уж грязно-серый. Проворные и юркие они большую часть жизни роют ходы в снегу. За одним таким зверьком Джеймс как раз охотился. Беляки малы ростом и жилисты. Их мясо вкусом и плотностью напоминает кремень, но другой добычи он не нашел. Прочее зверье ушло на юг из-за холодов.

Джеймс натянул тетиву, прицеливаясь. Если попасть беляку точно в глаз, за шкуру дадут пару монет. Деньги ему ох как нужны. На те крохи, что у него в кошеле, не прокормить себя и мать, а зима обещала быть лютой.

Он двигался плавно и бесшумно, с животной грацией. В лесу ничто не стесняло его движений. Никто не наблюдал за ним, не кричал в спину. Здесь он свободен.

Прикрыв один глаз, отпустил тетиву, и стрела полетела точно в цель. Джеймс подобрал мертвое животное с алого от крови снега и повесил тушку на пояс к двум таким же. На сегодня с охотой покончено.

Снег хрустел под сапогами, навевая мысли о трещащих в огне поленьях. На границе деревни Джеймс натянул капюшон и привычно сгорбился, пряча лицо. Он проходил мимо односельчан, но те не здоровались, поворачиваясь к нему спиной. Для них он изгой. Позор деревни. Его одинаково ненавидели как мужчины и женщины, так и их дети.

Замызганный мальчуган лет пяти перебежал дорогу, не забыв крикнуть вслед:

− Снежный ублюдок! Покажи-ка свои белокурые волосы.

Джеймс дернулся, как от пощечины, услышав оскорбление, и поправил капюшон. Вроде ни единая прядь не выглядывала. До чего он ненавидел свои волосы! Лет в двенадцать он обрился на лысо, но отношение односельчан к нему не переменилось, и он смирился. Волосы, как и глаза, служили вечным напоминанием, что он не такой как все. Они были его клеймом.

Двадцать два года назад, когда его мать была молода, хороша собой и здорова рассудком, на деревню напали снежные – выходцы с крайнего севера. Или морейцы, как они сами зовут себя. Снежные промышляли набегами на близлежащие к их владениям деревни, грабили и убивали. Люди шептались, они питаются человеческой плотью. Но Джеймс не верил в россказни.

Выглядели снежные почти как люди. У них было по две руки и две ноги, а еще глаза, рот и нос. Отличия касались цвета кожи − белой как первый снег, волос похожих на иней, и глаз как две снежинки. В светлых одеждах они сливались со снегом. Ледяными призраками нарекли их старухи в страшилках, которыми пугали внуков.

В тот год, год молодости его матери, снежные отличились особенной жестокостью. Причиной тому был жуткий холод. Чем морозней зима, тем злее снежные. Они грабили, убивали и насиловали. Джеймс не застал того нападения, он появился на свет спустя девять месяцев после него. Но он был свидетелем других набегов, и знал, как ужасны они бывают.

В ту ночь его мать едва не тронулась рассудком из-за издевательств снежных. Она выжила и даже пошла на поправку, но новое горе подкосило ее раз и навсегда. Она забеременела. Отцом ребенка был ни кто иной, как снежный. Поначалу односельчане надеялись на чудо, но вопреки молитвам малыш появился на свет. Мальчик родился со светлой кожей, белыми как лунный свет волосами и почти бесцветными глазами. Лишь темные крапинки зрачков да черная прядь волос напоминали о том, что он не чистокровный снежный.

Полукровок ненавидели сильнее их жестоких отцов. Они − живое свидетельство потерь и унижений. Один их вид пробуждал в сердцах людей злобу. На деревенском сходе решили отнести младенца в лес и бросить в чаще. Если снежные пожелают, подберут своего ублюдка. Но насколько было известно, они никогда не приходили, и все младенцы-полукровки замерзали насмерть в снегу.

Джеймса ждала смерть в зимнем лесу, если бы не мать. Она не пожелала отдавать ребенка зиме. Никто, даже он сам, не могли объяснить ее поступок. Вместе с сыном женщину изгнали из общины. Дедушка с бабушкой не приняли дочь и внука-полукровку. Мать Джеймса перестали замечать и постепенно остатки рассудка покинули несчастную. Зато ребенок оказался на удивление живучим. Он вырос, возмужал, научился кузнечному делу и стрельбе из лука, но так и не снискал любви и уважения односельчан.

Джеймс толкнул дверь пристройки сбоку от кузницы. До него она стояла заброшенная, всеми покинутая, но он привел ее в порядок, сделал пристройку, где они с матерью теперь жили. Так у них появился дом.

Изнутри пахнуло жаром очага. Он встряхнулся, сбрасывая снег с плеч, и вошел. С его ростом приходилось пригибаться, чтобы не зацепить потолочные балки. Комната была столь тесной, что кроме очага, стола, лавки да лежака в углу ничего не помещалось. Двум взрослым мужчинам внутри было не развернуться.

Сняв полушубок, он присел перед очагом. Над огнем в ржавом котле варилась похлебка. Отблески пламени плясали на стенах, но в углах притаились мрачные тени. Одна из них выползла на свет – сгорбленная старуха с сальными закрывающими лицо волосами. Одежда висела на ней лохмотьями и была велика на несколько размеров. Старухе можно было дать не меньше ста лет, такой древней она выглядела, но Джеймс знал: ей едва исполнилось тридцать семь. Его мать была совсем девчонкой в день того злополучного набега.

− Мама, − Джеймс помог ей сесть на лавку, − я принес немного мяса. Охота была не особо удачной, но ничего. Мне предложили заказ. Если дело выгорит, нам хватит денег для зимовки.

− Какой заказ? − она глянула сквозь волосы, служившие ей подобием вуали.

Джеймс замялся с ответом, и она догадалась, о чем речь.

− Ты снова пойдешь туда! Я говорила, не делать этого. Или ты не знаешь, какие опасности таят земли снежных?

− Перестань, − попросил он. − Это бессмысленный разговор. У меня нет выбора. Мечи из стального льда стоят дорого. Я один в округе умею обращаться с этим материалом. Это огромное преимущество. Грех им не воспользоваться.

Он протянул руку, коснуться плеча матери в жесте примирения, но она грубо его оттолкнула. Скрючившись, она раскачивалась на скамье, погруженная в свои думы. Он привык к ее периодическому и непредсказуемому замыканию в себе. Можно кричать, бить посуду, трясти ее, но она и не взглянет в его сторону.

Вздохнув, он наполнил глиняную миску похлебкой, чей запах напоминал запах протухшей рыбы. На вкус она была не лучше. Джеймс как раз заканчивал ужин, когда мать дернулась и спросила, глядя в стену:

− Как меня зовут? Ты помнишь, как меня зовут?

Она уставилась на Джеймса. Он поежился под ее взором. Когда она смотрела так безумно, ему становилось не по себе. Он бы и рад ответить, но ее имя давно было под запретом, он просто не знал его.

− Прости, мама, − пробормотал Джеймс.

− У меня было красивое имя, − уверяла она. − Оно звучало, как музыка. Как перезвон сосулек по весне. Как я люблю весну. Жаль, я ее больше не увижу.

− О чем ты? Весна наступит, как обычно, через шесть месяцев.

− Шесть месяцев, − повторила она как эхо. − Я не протяну так долго.

− Опять эти твои разговоры о смерти, − за последний месяц он выслушал подобное раз двадцать.

Джеймс встал из-за стола и, захватив с собой грязную миску, ополоснуть ее в снегу, направился к двери.

− У меня встреча в кузнице. Я буду за стеной, если что, стучи.

− Постой! − она схватила его за руку, когда он проходил мимо. − Пообещай мне, что не пойдешь за стальным льдом. Пообещай!

Джеймс дернул руку, высвобождаясь, и вышел. Как можно дать такое обещание? Обещать не ходить за стальным льдом все равно, что обещать позволить им умереть голодной смертью. Быть может, она не заботится о себе, но он хочет жить. Пусть даже его жизнь похожа на ночной кошмар.

В кузнице его ждал заказчик. Грузный мужчина в дорогой шубе стоял лицом к двери. Переступив порог, Джеймс сообразил, что убегая от матери впопыхах, забыл надеть полушубок. Голова осталась непокрытой. Кипенно-белые волосы разметались по плечам, черная прядь, падающая на глаза, смотрелась как вороное крыло на снегу.

Джеймс дрожащей рукой пригладил волосы, желая хоть как-то прикрыть их от взгляда мужчины напротив. Но деваться было некуда: заказчик рассматривал его с болезненным любопытством. Света в кузнице было достаточно, чтобы изучить каждую черту Джеймса так непохожего на своих односельчан.

− Ты и вправду такой, как о тебе говорят, − усмехнулся мужчина. − Полукровка. Давненько я не встречал подобных тебе.

Джеймс дернул плечом:

− Вы пришли обсуждать мое происхождение или делать заказ?

− А ты дерзкий, − мужчине понравился его ответ. − Показывай, что у тебя есть.

Джеймс прошел вглубь кузницы и вернулся со свертком в руках. В тряпицу, пропитанную гарью, был завернут осколок стального льда размером с кулак. Он любовно развернул сверток, словно тот хранил в себе величайшее сокровище, и протянул его заказчику.

Мужчина взял тряпицу рукой, усеянной перстнями. Джеймс в жизни не видел столько драгоценностей. Заказчик был родом не из их мест. Легкий акцент – манера смягчать согласные – выдавал в нем жителя столицы. А еще у него была гладкая кожа. В то время как кожа северян обветрена и шелушится.

Джеймс впервые видел человека из столицы. Они редко забирались так далеко на север, напуганные рассказами об ужасах этого края. Что занесло столичного богача в их неприветливые края?

− Значит, это правда, − после продолжительного молчания произнес мужчина. − Ты действительно можешь добыть стальной лед и выковать из него меч?

− Могу, − кивнул Джеймс.

Однажды во время охоты он набрел на залежи стального льда. Они скрывались далеко в лесу, в опасной близи от границы снежных. Это было все равно что найти клад золотых монет. Джеймс запомнил дорогу, чтобы при случае вернуться.

Стальной лед – необычайная редкость. Мало кто осмеливался ходить за ним в лес. Многие не возвращались. К тому же далеко не каждый в состоянии выковать из стального льда хоть что-нибудь. Процесс его обработки замысловат и опасен. Кузнецам требуются особые навыки. Но их нельзя обрести путем тренировок или учения, они даются по праву рождения. Кожа снежных выдерживает такие лихие морозы, на которых кожа человека превращается в коросту. Снежным не грозит обморожение, их пальцы не синеют от холода. Стойкость к холоду необходимая для обработки стального льда передавалась полукровкам. Джеймс обладал ей в полной мере.

Мечи из стального льда получались крепкими как рукопожатие истинного друга и острыми как колкость шутника. Они разили наповал, перерубая с одинаковой легкостью дерево, железо и камень. Перед таким мечом никто не устоит.

Одно время Джеймс мечтал о подобном мече. Он мог выковать его для себя. Но что с ним делать? Деревенщину некому научить искусству владения мечом.

− До чего красив, − мужчина покрутил осколок и так, и эдак, любуясь отблесками огня в сизой глубине. − Но какой холодный. Аж рука заледенела.

Он вернул стальной лед Джеймсу, и тот снова замотал его в тряпицу.

− Сколько времени уйдет на изготовление меча? − по деловому тону Джеймс заподозрил в мужчине купца.

− Две недели, − ответил он. − За это время я раздобуду материал и выкую меч.

Мужчина улыбнулся:

− Значит, договорились. Через две недели ты будешь самым богатым кузнецом в округе.

Джеймс закрыл дверь за заказчиком. Поутру он отправится за стальным льдом, а там будь что будет. Если зимний лес поглотит его, никто не прольет по нему слез. Вряд ли мать, которая не всегда его узнавала, будет долго по нему горевать. Но если у него получится, то он сможет, наконец, обеспечить ей жизнь, какую она заслуживает. Больше никто не посмеет свистеть ей вслед и бросать в нее камни. Деньги – то немногое, что ценят деревенские жители. На них можно купить все. Даже уважение.

Джеймс размечтался о том, как заставит всех, кто издевался над ним, замолчать. Витая в грезах, он не придал значение шуму на улице. Когда до него дошло, что за дверью происходит нечто дурное, беда уже стояла на пороге в полный рост.

Глава II

Аурика – счастливейшая из жен – просыпалась с блаженной улыбкой на устах и отходила ко сну с искрящимися от радости глазами.

На третий день после свадьбы в знак примирения Лоредан принес ей цветок геллы. Тот самый, что растет в тени на склонах гор и приносит своему обладателю покровительство Небесного отца. Как Лоредан его добыл? Она не помнила, чтобы прежде это кому-то удавалось.

− Гелла и вполовину не так прекрасна, как ты, мое солнце, − прошептал Лоредан, склоняясь к губам жены. − Пусть цветок принесет тебе счастье.

− Счастье? − переспросила она. − Я и так безмерно счастлива благодаря моему мужу. Ни цветам, ни другим дарам этого мира не сделать меня более счастливой.

− Мое ласковое солнце, − Лоредан погладил ее по щеке. − Все, чего я желаю, отныне и впредь дарить тебе лишь радость.

Но и в безмятежных днях молодой жены нашлось место для мрака. Когда Лоредан был рядом – веселый и ласковый, Аурика не знала печали. Но он часто отлучался по государственным делам, оставляя ее скучать в одиночестве. И тогда ее переполняла тревога.

Только лучшая подруга − Иоланда – отвлекала от грустных дум. Она проводила с Аурикой долгие часы, даря успокоение своими здравыми размышлениями.

− Ты опять за старое, − Иоланда поморщилась, откинув за спину золотую косу. − До свадьбы ты беспокоилась, что кто-то или что-то помещает вам соединиться. Но все прошло идеально. Теперь вы вдвоем, а ты опять не находишь себе места. Что случилось на этот раз?

− Это нельзя объяснить словами. Меня терзает дурное предчувствие. Словно вот здесь, − Аурика прижала руки к груди, − свил гнездо небесный орел. Его охваченные огнем перья обжигают душу. Ни нежный взгляд Лоредана, ни его доброе слово не способны затушить этот жар.

− Чего ты боишься?

− Если бы я знала! − Аурика всплеснула руками. − Хотя постой, есть кое-что. Мыслями я часто возвращаюсь к тому разговору. Лоредан и незнакомец говорили об опасности, нависшей над нами. С тех пор я повсюду вижу ее тень.

− Забудь об этом, − подруга обняла Аурику. − Подумай вот над чем: неужели Лоредан Справедливый подвергнет риску молодую супругу? Никогда! Он не допустит, чтобы даже волос упал с твоей прекрасной головы.

− Я тревожусь не за себя, − Аурика вырвалась из объятий, словно те ее душили. − Что будет со мной, не имеет значения, если я потеряю Лоредана.

− Разве он не клялся перед Небесным отцом и его народом, что не позволит тебе страдать? Лоредан отлично знает, что для тебя нет ничего горше, чем лишиться его. Ради твоего спокойствия он будет оберегать свою жизнь.

Слова подруги уняли тревогу Аурики. Собственные страхи показались ей незначительными, и скоро она смеялась вместе с Иоландой, обсуждая неудачную попытку ее жениха добыть цветок геллы.

Так изо дня в день Иоланда подбадривала ее, пока однажды сама не явилась взволнованная. В ее взгляде читались отголоски страха, мучившего Аурику.

− Я была свидетельницей беседы, − сказала она, увлекая Аурику подальше от дверей, за которыми мог притаиться любопытный.

− Говори, не томи.

− Мой Дамиан вчера обедал с Лореданом, как его ближайший друг и соратник, а я зашла навестить Дамиана, хотела сделать ему сюрприз. Они меня не заметили, и я случайно подслушала их беседу.

Аурика вздохнула. Почему все приходится узнавать украдкой? Что за тайны у мужа от жены? Она думала, что будет делить с Лореданом не только любовь, но и невзгоды с печалями. Ничего она не желала более страстно, чем быть ему опорой. Но он предпочитал ей друга. Острый кинжал ревности уколол Аурику в самое сердце.

− Они обсуждали некое дело, − напустила тумана Иоланда.

− Что за дело?

Подруга оглянулась и понизила голос до едва различимого шепота:

− За-го-вор.

Аурика прижала ладони к горящим щекам. Кто желает зла ее мужу? Что за черствое у него сердце? Как можно ненавидеть Лоредана − лучшего из народа Небесного отца? Она и помыслить не могла, что есть те, кто не восхищается ее мужем. А потому в первую секунду не поверила подруге, сочтя ее слова глупым розыгрышем.

− Говорю тебе, − Иоланда по выражению лица Аурики поняла, что ее заподозрили во лжи, − я сама слышала, как Дамиан умолял Лоредана покинуть солнечный город, потому что здесь оставаться небезопасно.

Аурика припомнила: незнакомец в день их свадьбы говорил о том же. Но Лоредан был тверд в желании остаться. Да и куда им ехать? Она ни разу не покидала пределов Гелиополя, как и многие из ее сородичей. Гелиосам нечего делать за чертой солнечного города. Там живут низшие. Грязные, злобные существа. Ее передернуло от отвращения. К тому же если Аурика и боялась чего-то больше, чем потерять любимого, то это ночи – времени, когда солнце покидает небосклон. Не дай Небесный отец, когда-нибудь увидеть этот кошмар!

− Он не поедет без меня, − сказала она, уверенная в своей правоте.

− Он возьмет тебя с собой.

− Моя нога не переступит границы Гелиополя. Что бы ни случилось, Лоредан справится с этим.

Она была тверда в своем решении. Но судьба любит подкидывать сюрпризы, и тогда следование клятве уже не зависит от того, кто ее давал.

       * * *

В тот день – спустя месяц после свадьбы − Аурика отправилась на прогулку по ближайшему склону. Дольше часа она бродила по горным тропам. Камни осыпались из-под ступней и летели в пропасть, пока она наслаждалась палящим солнцем. Его жаркие лучи не вредили нежной коже, а лишь дарили приятное тепло и энергию, которую она впитывала каждой клеткой тела.

Ближе к полудню Аурика повернула назад, рассчитывая вернуться в покои к тому моменту, когда Лоредан зайдет навестить ее. В полуденный час он прерывал свои занятия и ненадолго уходил к жене, шутя, что не может долго находиться вдали от нее. Она, как солнце для гелиосов, необходима ему для жизни.

Аурика опоздала и удивилась, что Лоредан не ждет ее в покоях. Должно быть, его задержали государственные дела. Она взяла книгу и устроилась на балконе, то и дело поглядывая на дверь.

Время шло, а Лоредана все не было. С тех пор, как Иоланда рассказала о заговоре, Аурика не запаниковала, а неожиданно успокоилась. Мужу хватит знаний и умений справиться с заговорщиками. Лоредана Справедливого не так-то легко запугать и еще сложнее одержать над ним верх.

Ожидание затянулось, и Аурика задремала, пригревшись на солнце. Ее разбудил шум – крики, в которых звучал страх. Среди них она узнала голос Иоланды.

Аурика вскочила и бросилась к двери. Она распахнула ее как раз вовремя, чтобы впустить мужчин. Они несли в руках скатерть, поддерживая ее с четырех сторон. Ткань обвисала под тяжестью тела.

− О, Аурика! − следом в комнату вбежала Иоланда. − Стряслось несчастье.

Но она не слышала подругу. Все звуки разом отступили, а свет померк, когда Аурика поняла, кого принесли мужчины. Ее ненаглядный, любовь всей ее жизни – Лоредан – лежал бледный на полу балкона, куда его опустили товарищи. Его смуглая кожа приобрела землистый оттенок, песочного цвета волосы потускнели, рана на виске сочилась золотистой кровью.

Мужчины, среди которых был и Дамиан, расступились, освобождая проход Аурике. Она упала на колени перед телом мужа, сжала его ладони в своих.

− Как это произошло?

− Он сорвался со скалы, − пробормотал, словно извиняясь, Дамиан.

Аурика взглянула ему в лицо. Молодой лучник − отважный воин и преданный друг − ни секунды не верил в то, что говорил. Лоредан родился и вырос в горах. Он истоптал здесь каждую тропу, изучил каждый обрыв. Как он мог сорваться? Разве только чья-то злая рука подтолкнула его к краю пропасти.

− Уйдите! Оставьте меня наедине с мужем, − приказала она мужчинам, и те попятились к двери. Лишь Иоланда осталась.

Аурика не заметила подругу. Она ничего не видела вокруг кроме дорогого лица.

− О, Небесный отец, − она запрокинула голову к небу, − лиши меня навечно своего божественного света, только не забирай Лоредана.

− Будь сильной, сестра, − Иоланда положила руку на плечо подруге. − То, что должно случиться, непременно случится.

Аурика упрямо тряхнула головой. Она не позволит Лоредану погибнуть.

− Отойди, − велела она подруге. − Ты закрываешь свет. Солнечные лучи дадут ему энергию и залечат его раны.

− Его раны слишком глубоки. Солнце не в состоянии их излечить.

− Тогда я сама подкреплю его силы, − Аурика стянула кружевную перчатку, оголяя ладонь.

− Что ты делаешь? − глаза Иоланды расширились от ужаса. − Тебя казнят за святотатство.

− Уходи, коли боишься, но я не отступлю. Если спросят, я скажу, что ты пыталась меня остановить.

Иоланда замялась. Соприкосновение ладоней запрещено без дозволения жреца. Но Лоредан умирал. Вместе с кровью его покидал свет жизни. Если и был ничтожный шанс спасти его, то это соприкосновение.

− Я прослежу, чтобы никто не вошел, − сказала Иоланда. − Делай, что должна.

Поблагодарив подругу кивком, Аурика сняла кожаную перчатку Лоредана и крепко сжала его ладонь в своей. Поначалу она ничего не почувствовала. Никакого отклика. Это означало только одно − возлюбленный мертв. Не желая верить в горькую правду, она сильнее стиснула его ладонь. Пальцы свело судорогой от усилий, но она не отнимала руки.

Прикрыв глаза, она прочла молитву Небесному отцу. В ней она клялась последовать за Лореданом на край света, лишь бы он жил. И, словно в ответ на ее горячие мольбы, ресницы мужа дрогнули. Медленно, как тягучая патока, энергия Аурики потекла через ее ладонь в его, наполняя Лоредана жизненной силой.

Он будет жить! Осознание этого факта вдохнуло в нее такую радость, какой она прежде не ведала.

− Кто мог совершить с ним такое? − спросила Аурика спустя полчаса, когда они с Иоландой сидели подле Лоредана, наблюдая за его восстановлением.

− Ты забыла о заговоре, а ведь я предупреждала.

− Но в чем его цель? Зачем кому-то смерть Лоредана?

− Он Глава рода «Первого луча зари». Его власть почти безгранична и у него нет наследника.

Аурика задумалась. Кто станет Главаой рода, если Лоредан погибнет? У него есть двоюродный брат, но он слишком юн и вряд ли способен на коварство. По законам Гелиополя жена могла наследовать мужу, но Аурика была равнодушна к власти. Иных претендентов на место Лоредана нет.

В коридоре снова раздался шум. В тот момент, когда дверь в покои распахнулась под натиском толпы, Лоредан открыл глаза.

− Я пытался их остановить, госпожа, − выкрикнул Дамиан, − но их слишком много.

В просторных покоях было не протолкнуться. Вел толпу любопытных жрец собственной персоной. Он воздел руки к солнцу, готовясь произнести траурную речь, но тот, кого он собрался оплакать, приподнялся на локте и посмотрел ему в глаза.

− Мой господин, − голос на миг изменил жрецу, но он быстро взял себя в руки. − Вы целы! Что за облегчение видеть вас живым.

Сквозь толпу пробился Дамиан и его товарищи из числа преданных Лоредану гелиосов.

– Идите, ваше святейшество, – сказал Дамиан, – вознесите благодарственную молитву Небесному отцу за здоровье лорда.

Люди Дамиана теснили жрица и тех, кто был с ним, к двери. Жрец был вынужден сделать вид, что уходит по своей воле.

– Именно так я и поступлю, – сказал он, глянув на руки Лоредана без перчаток. – Сегодня Небесный отец сотворил чудо. Я воскурю фимиам в его честь.

Вслед за жрецом ушла его свита. Покои опустели, и в них снова установилась тишина. Мужчины помогли Лоредану подняться и довели его до кровати, где он откинулся на подушки.

− Невероятно! − Дамиан не мог прийти в себя. − Когда мы нашли тебя на склоне, то, казалось, надежды нет. Мы успели оплакать твой ранний уход, а ты вопреки всему жив.

− Я слаб, и голова кружится, но буду жить, − губ Лоредана коснулась несмелая улыбка. Он сам не понимал, как избежал смерти. Там на балконе он едва не ускользнул по солнечному лучу в обитель Небесного отца, но что-то удержало его. Лоредан нахмурился, припоминая крепкое рукопожатие жены. Аурика – та нить, что связала его с жизнью.

− Ступайте, − Аурика замахала руками на друзей мужа. − Ему необходим покой.

На этот раз их оставили наедине. Аурика села на кровать подле супруга и снова взяла его руку в свою с той лишь разницей, что сейчас на ней были перчатки. Но невинный жест многое прояснил для Лоредана.

− Что ты сделала? − спросил он хрипло.

− Спасла тебя, − она не таилась. − Я бы повторила все вновь, завись от этого твое благополучие.

− Ты нарушила закон, − Лоредан впервые говорил с ней строго. − Наказание за это – смерть. Жрец только подозревает соприкосновение, но в его силах выяснить состоялся между нами запрещенный обмен энергией или нет.

− Что ж, пусть он меня осудит и казнит! − она вскочила на ноги. − В чем моя вина? В том, что я люблю? Или, быть может, в том, что без тебя мне не в радость солнечный свет? О, я готова понести любое наказание, лишь бы знать, что ты цел.

− Аурика, − он протянул руку, приглашая ее подойти, и она послушно шагнула к нему.

Лоредан притянул ее к себе, и она склонила голову ему на грудь. Ощущая кожей его тепло, вдыхая его, растворяясь в нем, она ни секунды не жалела о содеянном.

− Прости, что тебе довелось пережить это, − сказал Лоредан, глядя ее золотые волосы. − Еще горше мне расстраивать тебя снова.

− Расскажи, − попросила она, не поднимая головы. − Расскажи мне все. Ты даешь мне силы, ради тебя я вынесу любые лишения.

− Сегодня меня пытались убить.

− Я догадалась, − она оторвала щеку от груди мужа и заглянула ему в глаза. − Разве мог случайно сорваться с утеса тот, кто месяц назад принес мне цветок геллы?

− Хуже всего, что я не знаю, кто это сделал, − вздохнул Лоредан.

− Ты его не видел?

− Нет. И я не подозреваю никого. Мой враг мастер маскировки. До недавнего времени я не догадывался о его существовании.

− Мы найдем его, − произнесла Аурика, − и окропим его кровью горные склоны.

− Быть может, позже, − уклончиво ответил Лоредан.

− Что ты задумал?

− Нам придется покинуть солнечный город.

Лоредан был готов к слезам и истерике, но Аурика в который раз поразила его. Она не заплакала. Только плотно сжала губы и кивнула.

− Я подозревала, что этим кончится.

− Я противился отъезду, как мог, но иного выхода нет, − объяснил он. − И дело не только во мне. Ты совершила грех, спасая мою жизнь. Ради твоей безопасности мы должны уехать, пока жрец не догадался, что произошло. Конечно, мы уезжаем ненадолго. И я вовсе не бросаю свой пост. Я буду, как и раньше, состоять в совете родов Гелиополя.

− Куда мы отправимся? − спросила она просто так. Ведь куда бы они ни поехали, это будет не Гелиополь.

− В столицу мира.

− К низшим? − Аурика отшатнулась от мужа.

Она думала, им предстоит скитаться среди гор в поисках убежища, и была готова к лишениям, к жизни без привычного комфорта. Но она представить не могла, что Лоредан увезет ее в дикий край, где живут ненавистные люди.

− Они не так плохи, − улыбнулся Лоредан. − Убежден, ты их полюбишь.

− Никогда, − твердо ответила Аурика, и в ее голосе звучала гордость славного рода «Восходящего солнца».

«Никогда!», − повторила она про себя. − «Никогда я не проникнусь симпатией к низшим. Они всего-навсего мусор под ногами гелиосов. Мыслимо ли полюбить мусор?». Ответ был однозначным.

Глава III

− Скорее! − вопль ударил по барабанным перепонкам, словно кричали прямо над ухом.

Джеймс вздрогнул и огляделся, плохо понимая, где он и что происходит. С ним такое бывало, когда он увязал в фантазиях. Возвращение в реальность проходило болезненно.

Он распахнул дверь кузницы, в глаза ударил свет. Неужто долгожданный восход? Не может быть. До весны, а значит и до первого солнечного луча еще полгода.

Мимо кто-то пробежал, обдав его ветром. Одновременно в ноздри ударил запах гари. Дома в деревни сплошь деревянные. И этот запах − запах горящей древесины – сулил множество бед.

Пожар! Джеймс выскочил на улицу. Небо раскрасили алые всполохи пламени. Он бросился туда, но сообразил, что люди бегут не в сторону пожара, а от него.

Джеймс остановился на полпути. Заглянул в перекошенные от ужаса лица односельчан, на мечущихся мужчин и женщин, прижимающих к себе рыдающих детей, и его грудь сдавило обручем дурного предчувствия. Пожары дело привычное. Не мог огонь так напугать деревенских. Лишь одна вещь, всего одна-единственная вещь способна навести такую панику – набег снежных.

До слуха долетели лязг мечей и рык врагов. Неизвестно, кто поджег дома на границе с лесом. Возможно, сами жители, отпугивая непрошеных гостей. Пламя их союзник против пришельцев. Всем известно, снежные ненавидят огонь – символ света. Живя там, где никогда не восходит солнце, они привыкли к тьме, сроднились с ней. Они сами порождение тьмы.

Джеймс бросился назад – к пристройке у кузницы. Отчасти чтобы вооружиться, отчасти из-за опасений о матери. Она тяжело переживала набеги. И хотя ее давно не трогали, − снежные и те чурались сумасшедшей, − она всякий раз пугалась, точно пришли лично за ней.

Он подбежал к кузнице, издалека заметив, что дверь в пристройку распахнута настежь. Внутри никого не было. На полу валялась разбитая посуда, огонь в очаге задул ветер с улицы. Вид брошенного жилища причинил боль. Схватив лук и стрелы, Джеймс снова выбежал на мороз, не вспомнив о полушубке.

На улице он заметался в поисках матери. Пару раз столкнулся с вооруженными мужчинами. Они грубо отталкивали его, а один занес нож для удара. Джеймс чудом увернулся. С этого момента он стал осторожнее. С непокрытой головой он походил на снежного. За белые волосы его легко могли убить этой ночью.

Поиски привели на окраину деревни к пылающим домам. Здесь крики людей перекрывал рев пламени. Снег уже не был белым, как прежде. Местами он был черным от сажи, а местами − алым от крови.

Джеймс свернул в проулок и столкнулся лицом к лицу со снежным. Он слышал множество пугающих рассказов о ледяных призраках и даже встречал парочку в лесу, но всегда между ними было расстояние в десятки метров. Впервые снежный стоял так близко – протяни руки и коснешься.

У снежного были длинные прямые волосы до бедер и бесцветные глаза. Из одежды – набедренная повязка. И это в такой-то мороз! Снегири замерзают, едва присядут на ветку передохнуть. Кожа у снежного отливала голубым подобно коже обмороженного человека. Губы были синими. Он походил на найденный в снегу труп, а не на живое существо.

В руках снежный сжимал меч из стального льда, которым так восхищался купец. Острие было направлено Джеймсу в грудь. Пара сантиметров отделяло сердце от клинка. Но снежный не торопился наносить удар. Оглядев Джеймса, он признал в нем сородича, опустил меч и зашагал прочь.

Никогда прежде Джеймс не чувствовала себя таким оскорбленным. Снежный принял его за своего! Лучше бы он убил его. Он думал броситься вдогонку, но отвлекла странная фигура. Пока другие бегали и кричали, она вела себя спокойно. Шла прямо к горящему дому, не замечая ничего вокруг.

Шестое чувство подсказало: это мама. Она одна была достаточно ненормальной, чтобы игнорировать ужасы вокруг. Он кинулся ей наперерез, но она была слишком далеко.

Мама неумолимо приближалась к гудящему столбу огня, взмывающему в небо. Пламя манило ее, и она вытянула руки, желая погреться от его тепла.

− Мама! − окликнул Джеймс. − Не двигайся!

Она посмотрела на него ясным взором, как будто не было долгих лет безумия. Впервые с тех пор, как он ее помнил, она откинула волосы с лица. Мама была необычайно красива. Он и не подозревал насколько. Гордая, статная, полная решимости.

– Меня звали Элайза, – крикнула она ему, перекрывая треск огня.

А потом прижала палец к губам, требуя тишины. Напоследок улыбнулась Джеймсу весело и открыто, прежде чем шагнуть в огонь. Улыбнулась так, словно знала − все будет хорошо.

* * *

Что-то холодное и одновременно мокрое коснулось лица. Джеймс открыл глаза. Над ним нависло черное северное небо. Шел снег. Снежинки кружились, сплетаясь в танце с золой и теряя свой девственно-белый цвет.

Несколько домов сгорели дотла. На пепелище, где еще вспыхивали угольки, бродили люди. Они разгребали золу, выискивая уцелевшие вещи. В стороне высилась гора из трупов. Жители деревни и снежные лежали вповалку, как сломанные куклы. Их тела предадут огню. В столице закапывают мертвецов в землю, на юге делают насыпь из камней над телами, но северу их обряды не годятся. На выкапывание могилы в мерзлой земле уйдет несколько дней, достаточно камней для одного захоронения не наберется и во всей провинции, зато на севере полно дров. Спасибо лесам, что простираются на тысячи и тысячи километров.

Люди бродили из двора во двор в поисках выживших. Они обнимались и плакали, рассказывая друг другу о своих потерях. О тех, чьи тела лежали в общей куче, и о тех, кого не нашли ни среди мертвых, ни среди живых. Их судьба была самой ужасной – рабство у снежных.

Джеймс поднялся и, пошатываясь, побрел к кузнице. Его непокрытая голова моментально привлекла внимание односельчан.

− Это он! − выкрикнули из толпы у пепелища. − Я видел, как его пощадил снежный.

Джеймс оглянулся. Люди подкрадывались к нему со всех сторон. С вилами и топорами наперевес они окружали его, точно дикого зверя. Он крутился на месте, заглядывая им в глаза. Но в них не осталось ничего человеческого, одна тупая ярость.

− Ты один из них, − его пихнули в спину, и он чудом удержал равновесие.

«Только не упади, только не упади», − твердил он про себя подобно заклинанию. Свалишься в снег – затопчут, забьют ногами до смерти. Людям не на кого излить злость и боль кроме как на него. Но до тех пор, пока он стоит на ногах, не все потеряно.

Ругательства сыпались на него, как снег в метель. Он не разбирал отдельные слова в общем гомоне. Селяне тянулись к нему: ударить, толкнуть, урвать кусок. Джеймс закрыл голову руками в попытке защититься. В памяти всплыло лицо матери. Сдаться, что ли, прекратить борьбу. Он приготовился лечь на землю и умереть, когда толпа вдруг расступилась.

− Что происходит?

Он узнал голос деревенского Главаы. Кто-то скороговоркой объяснял ему суть обвинений – Джеймса подозревали в сговоре со снежными. Якобы он привел их в деревню. Накануне его видели выходящим из леса. Никого не волновало, что он был на охоте. Еще один довод не в его пользу – снежный его не тронул. Любого другого на его месте убили. Но Джеймса снежный пощадил. Не иначе они заодно.

− Где твоя мать, полукровка? − спросил Глава.

Джеймс кивнул в сторону пепелища. Никто не выразил ему сочувствия, но он его и не ждал. Для него она была единственным близким человеком, а для них – деревенской сумасшедшей.

− Ведите его за мной!

Джеймса подхватили под локти. Он не сопротивлялся. Люди плевали ему вслед, бросали камни. Парочка достигла цели, больно ударив по спине. Что ни приготовил ему деревенский Глава, вряд ли это хуже, чем быть забитым до смерти толпой.

Единственной каменной постройкой на всю деревню был дом Главаы. Там он жил с семьей, там собирался деревенский совет, там принимались все важные решения, там проходил суд, там содержались преступники до вынесения приговора и там же приговор исполнялся.

До этого дня Джеймс не бывал в каменном доме, как его называли в деревне. Он не принимал участия в жизни деревни. С какой стати? Им не было дела до него, а ему до них. Прежде это всех устраивало.

И вот он поднялся по каменным ступеням. Изнутри пахнуло сыростью. Эхо от шагов ударило по нервам. Казалось, по узкому коридору идут не четыре человека, а целый гарнизон. В тесной пристройке рядом с кузницей стократ уютнее, чем в доме Главаы.

Спустились по винтовой лестнице. Все ниже и ниже. Глубоко под землю. Стены и потолок давили на плечи, будто заживо погребли, и Джеймс пожалел, что толпа не растерзала его. Пусть мучительная, зато быстрая смерть. А здесь, в мрачном подземелье ему, возможно, гнить годами без надежды снова увидеть солнце.

Конвоиры привели к решетке. Лязгнул замок, и Джеймса втолкнули в камеру. С хлопком решетка закрылась за спиной, словно сомкнулись челюсти хищника. Джеймса поймали в ловушку. Мечты о богатстве, светлом будущем остались за порогом камеры. Впереди ждали только лишения и смерть.

В подземелье было темно хоть глаз выколи. Где-то вдалеке коридора мерцал слабый огонек свечи. Из камеры его свет напоминал свет далекой звезды. Джеймс прищурился, привыкая к темноте. В наследство от отца-насильника ему досталось умение ориентироваться в темноте. Говорят, снежные живут в пещерах, вырытых в толще снега и льда, без единого огонька. Ему было далеко до них, но кое-что он разглядел.

Камера была квадратной. Шагов двадцать по диагонали. Три кирпичные стены и одна решетка. Окон нет. В углу стог сена вместо постели. В другом – дыра в полу. Из нее невыносимо воняло мочой.

Тело ломило от побоев. Лечь бы и забыться. Сон – единственное доступное здесь развлечение. Он приблизился к стогу, но тот зашевелился. Джеймс инстинктивно отскочил.

− Кыш! − прошипел он, думая, что в сене копошатся крысы.

− Сам кыш, − ответил стог хриплым баритоном.

Наполовину закопанный в сено, как в одеяло, в стогу лежал мужчина. Зрением полукровки Джеймс разглядел длинный прямой нос, нитевидные губы, ярко выраженные носогубные складки и выдающийся вперед подбородок – мелочи, придающие лицу хищное выражение. Черные волосы до плеч, слегка вьющиеся или просто давно нечесаные. Шрам на правой щеке − белая полоса тянулась от внешнего края глаза по скуле и отчетливо выделялась на фоне щетины. Вид у мужчины был неопрятный: замусоленная одежда, руки в копоти. Но и место не располагало к чистоте.

Джеймс попятился. Уж лучше компания крыс, чем этого человека, в котором он опознал преступника. На прошлой неделе в деревне судачили о поимке разбойника, разыскиваемого в столице за нападение и убийство.

− В чем дело, златовласка? − усмехнулся мужчина. − Ты меня испугался?

Джеймс тряхнул головой. Он привык, что цвет его волос рождает в людях ненависть, но насмехались над ним впервые.

− Мои волосы белого цвета, а не золотого, − проворчал он.

− О, прощу простить за ошибку. В темноте сразу и не разберешь, − мужчина явно издевался. − Тогда я, пожалуй, буду звать тебя белокурым, раз уж ты будто девица зациклен на цвете своих волос.

− Зови, как хочешь, − Джеймс махнул рукой. – Мы долго не протянем, а пару дней я потерплю.

− Лично я не намерен умирать, − ответил мужчина. − У меня куча планов. Кто их выполнит, если меня лишат головы?

− Лишат головы? Не много ли чести? Скорее уж повесят или четвертуют зевакам на забаву.

− Говори за себя. Меня в этой убогой деревеньке не тронут. Нет полномочий, − мужчина сел, стряхнув с одежды сено. − Меня отправят в столицу для суда. Не сомневайся, я туда не доеду.

− Куда ты денешься?

− Сбегу, − сказал он спокойно, словно проделывал это не раз. − В дороге масса шансов для побега. Не то, что в этом клоповнике.

Мужчина с досадой пнул ближайшую стену, как будто она виновна в его несчастьях.

− Как тебя зовут? − спросил он.

− Джеймс.

− За что сцапали?

− Подозревают в сговоре со снежными.

− Серьезное обвинение, − кивнул мужчина и представился: − Элай. Я здесь по обвинению в нападении на экипаж купца.

− Ты его совершил? − поинтересовался Джеймс.

− Как и множество других, − ответил Элай. − Я из тех, кто добывает пропитание собственным трудом.

− Ты называешь грабеж трудом?

− Каждый зарабатывает, как может, − пожал плечами Элай.

Джеймс не нашелся, что ответить. Он всегда выступал за честную жизнь и куда это его привело? Односельчанам нет дела: виноват он или нет. Они жаждут мести, а он под руку подвернулся.

Элай откинулся на спину, вытянул ноги и скрестил руки на груди. Он точно лежал не в стогу отсыревшего сена, а на шелковых простынях. Джеймс в отличие от него не мог расслабиться. Он размышлял над тем, какой приговор его ждет. Будет ли суд? Выступит ли кто-нибудь в его защиту?

Хорошо, мама не дожила до этого дня. Не увидит его мучений. При воспоминании о матери сдавило сердце. Некому зажечь погребальный костер в ее честь, чтобы он освятил ей путь в мрачный шатер Вела − бога мертвых − на вечный пир. Эта мысль терзала душу Джеймса сильнее, чем страх за свою жизнь.

Глава IV

В то время, пока Джеймс и его сокамерник томились в темнице, а Аурика Прекрасная готовилась к отъезду, в зале тринадцати в Главаном дворце столицы Эльфантины заседал совет двуполярного мира. Тринадцать магистров тринадцати городов собрались за столом в форме прямоугольного треугольника. Пятеро из них сидели по правому катету: угрюмые, темноволосые мужчины в кафтанах отороченных мехом − магистры северных городов Норта, Бриса, Канты, Ирда и Ганты. Четверо сидели по левому катету: светловолосые, бронзовокожие мужчины в шелковых одеждах − магистры южных городов Калидума, Апритиса, Луксорума и Леатарума. Еще трое расположились по гипотенузе треугольника: они были одеты в богатые парчовые кафтаны − магистры городов близ столицы: Проксима, Биатуса и Надерния. За спиной каждого из магистров стоял его личный советник. Место во Главае стола в верхнем углу треугольника пустовало. Оно принадлежало первому магистру − правителю славной столицы.

Арочные окна тянулись от пола до потолка по периметру зала. Из них открывался вид на все стороны света. Ограниченная на западе и востоке океанами земля людей протянулась от крайнего юга с острыми пиками гор, где солнце никогда не заходит за горизонт, до крайнего севера с неприветливыми лесами, где солнце никогда не поднимается над горизонтом. В центре крайне удачно расположилась столица Эльфантина − ровно посередине между вечной ночью и вечным днем. В столице всегда была весна, а день и ночь сменяли друг друга через каждые десять часов.

Распахнулась двухстворчатая дверь, и в зал вошел грузный мужчина. Его виски и бороду тронула седина, а глубокая морщина между бровей выдавала упрямца. Одет мужчина был небрежно. Его наряд проигрывал даже по сравнению с грубыми кафтанами северян. Но двенадцать магистров встали как по команде и поклонились ему.

− Приветствуем тебя, Валум! − сказал один, и остальные подхватили.

− Садитесь, господа. В ногах правды нет, − пробасил Валум и занял место во Главае стола.

Угол треугольника упирался ему в живот, но за годы правления столицей он привык к неудобству. Малый дискомфорт, как напоминание – за власть необходимо расплачиваться. Что ж, он платил и больше.

− Я созвал вас на совет из ваших прекрасных городов, обсудить важные вопросы, касающиеся нас всех, − сказал он. Советник подал бумаги, и Валум пробежал их взглядом. − Вижу, вы пришли не с пустыми руками. Скопились жалобы.

− Так и есть, − подал голос правитель Калидума, города граничащего с крайним югом. − Три месяца не было дождя. Запасы воды на исходе. Того, что поставляет столица, не хватает даже на питье, не говоря об орошении полей.

− Урожай гибнет, − поддержал его магистр Апритиса соседа Калидума. − Не предпримем срочных мер, останемся без зерна в этом году.

− Я посмотрю, что можно сделать, − Валум сделал пометки. − Возможно, мы увеличим поставки воды. Но вам не мешает озаботиться безопасностью дорог. Часть воды пропадает из-за разбойников.

− Мы выставили кордоны на подходах к городам, − ответили ему. − Но нам не уследить за всей дорогой, даже если каждый горожанин выйдет на ее защиту.

Валум задумчиво пригладил бороду:

− Я не могу увеличить охрану обоза. Если вы не в состоянии защитить то, что принадлежит вам по праву, то ваши жалобы неуместны. Столица делает для юга все, что в ее силах. Видимо, солнце опалило ваши головы и превратило вас в лентяев, раз вы не можете такой малости.

Магистры северных городов не скрывали усмешек. Они считали южан мягкотелыми. На юге не знают горестей и печалей кроме засух, а северяне борются за каждый вздох и не только со стихией, но и со снежными.

− Мы на грани войны, − сказал один из северян, − а вы печетесь о запасах воды!

− На севере вода не имеет значения, − возразил магистр Калидума. − Вы буквально ходите по ней. А на юге каждая капля на счету. Мы живем в условиях жесткой экономии.

− Но у вас, по крайней мере, дружелюбные соседи, − сказал магистр Норта, города на границе северного леса, в народе прозванном «последней заставой». − Солнечные не ведут войн, они чересчур заняты собой. Но снежные их полная противоположность. Они жестоки, грубы и жадны. На днях мне донесли о набеге. Пол деревни сгорело дотла. Четверть жителей погибли или уведены в рабство. А те, кто остались, вне себя от горя и страха. И это уже третий набег на деревни за эту зиму, а она едва началась. Прежде снежные не тревожили нас по несколько лет. Не за горами тот час, когда они нападут на города.

– Так зачем селиться на границе леса, где снежные могут легко вас достать?

– Древесина и лесное зверье – единственные богатства северного края. И мы готовы биться за них хоть со снежными, хоть с самим Велом. Что вы на это скажите, уважаемый магистр Калидума? Идет ли в сравнение ваша проблема с запасами воды с нашими заботами?

− Довольно, − Валум поднял руку, и гул в зале стих. − У каждого свои горести и радости. Не будем спорить об очевидном. Но, признаться, север меня беспокоит больше юга. Война, если она случится, отразится на всех одинаково плачевно.

Магистры переглянулись. Отдельные стычки между снежными и людьми севера, между южанами и северянами, даже между жителями соседних городов имели место время от времени, но носили локальный характер. Настоящей кровопролитной войны не было уже сто лет. С того года, как солнечные или гелиосы, как они себя называют, подписали мирный договор с союзом городов. Сто лет мира размягчили городских жителей, и они трепетали перед одним лишь упоминанием битвы. Звон мечей ввергал их в ужас, а запах крови заставлял сжиматься сердца.

− Но ведь можно что-то сделать, − сказал магистр Проксима – самый молодой из всех, в силу возраста сохранивший веру в светлое будущее. − Давайте попросим помощи у Иллари.

– Просил. Островитяне даже слушать не стали, – произнес Валум. – Одно дело торговля, тут они охотно с нами сотрудничают, и другое – война. Свою кровь за нас эти религиозные фанатики проливать не будут. Привыкли отсиживаться вдали от проблем материка и потихоньку душить девственниц.

– Тогда попробуем образумить морейцев. Или как вы их называете на севере?

− Снежные, − проворчал магистр Бриса, угрюмый мужчина, похожий на медведя, − мы зовем их снежными. Хотя они величают свой край Мораной.

− Неважно, − молодой человек махнул рукой. − Наши предки одержали победу над гелиосами, а северные варвары им не чета. Скоро столетний юбилей, как люди сбросили иго Гелиополя и сами правят городами!

− Мы помним об этом, − улыбнулся Валум патриотизму магистра Проксима. − В честь великой победы в следующем году состоится празднество. Но причем здесь морейцы?

− Я всего-навсего напомнил уважаемым магистрам, − пояснил молодой человек, − что однажды мы справились со схожей проблемой.

− Предложим им мирное соглашение, − вступил в беседу магистр Апритиса, протирая потную лысину платком.

− Какой мир? О чем вы? − фыркнул магистр Норта. − Это снежные. Их не интересует мир, им нужны кровь и мясо. Вы готовы отдавать им на растерзание своих детей? А ведь это условие будет первым пунктом в их мирном соглашении.

В зале снова поднялся шум. Магистры говорили одновременно, перебивая и перекрикивая друг друга. Валум хранил молчание, позволяя им высказаться. Пусть покричат, сбросят напряжение. Сам он не волновался. С его козырем морейцы у него в руках.

Магистр Бриса тоже помалкивал. Их взгляды с Валумом пересеклись, и они обменялись улыбками. Неоценимый дар, доставленный магистром Бриса во дворец, ныне под надежной охраной. Валум пришел в восторг, увидев, что привезли ему с севера. Он долго сомневался, стоит ли делиться этим даром с другими магистрами. Но здравый смысл взял верх над эгоизмом. Без поддержки ему не справиться с надвигающейся опасностью.

− Друзья мои! − зычный голос Валума перекрыл шум.

Магистры притихли и повернули головы в его сторону.

− Друзья мои, − повторил он тише, − у нас есть решение. Оно явилось нам в сопровождении славного магистра Бриса, да не заберет его Вел раньше назначенного срока. Он привез нам то, что раз и навсегда положит конец вражде с морейцами.

− Что это? − спросили одновременно несколько магистров.

− Скорее, кто, − Валум лукаво улыбнулся, отчего его лицо стало похоже на морду сытого кота. Он повел рукой в сторону магистра Бриса, призывая его рассказать свою историю.

− Досточтимый магистр Норта поведал вам о недавнем набеге снежных. Я и мои люди первыми явились дать отпор ледяным призракам. Нам удалось оттеснить варваров в лес. Мы гнали их, как стаю бешеных псов. Несколько снежных мы захватили в плен, чтобы казнить на площади на потеху народу. Среди пленных была девушка. У снежных женщины полны злобы. Они дикие и опасные, и дерутся наравне с мужчинами.

По залу пролетел шепоток. Неслыханное дело − женщина-воин! Магистр Бриса понимающе улыбнулся, намекая, что он и сам считает подобное неприемлемым. Но что взять с варваров? У них нет ни ума, ни достоинства присущего людям. Другое дело солнечные. У тех другая крайность − они спесивы сверх всякой меры. Точно они живые боги.

− Я думал казнить ее вместе с другими, но один солдат приметил татуировку у девушки на плече. Этот солдат знаток обычаев снежных. Он опознал в татуировке знак правителя Морана.

Зал взорвался. Некоторые из магистров вскочили с мест, другие возбужденно жестикулировали. Валум наблюдал за их реакцией со снисхождением. Он и сам пережил нечто подобное, когда понял, что за сокровище попало к нему. Дочь правителя Мораны! Наследница, воительница и вместе с тем непревзойденный рычаг воздействия.

− Пусть ее приведут, − шепнул он советнику.

Двери распахнулись, и магистры притихли. Те, кто был на ногах, не глядя, рухнули в кресла. В зале повисла тишина. Все не сводили глаз с вновь прибывшей.

Девушка была высокой и необычайно стройной. Даже слишком. Белые волосы прядями свисали до середины бедра, еще сильнее вытягивая силуэт. Кожа без намека на румянец, губы с синим отливом и бесцветные радужки глаз довершали портрет. Из одежды – короткое платье простого кроя. Тоже белое. Казалось, она вся слеплена из снега.

Девушка болезненно морщилась от дневного света. Он был ей непривычен и враждебен, как и все вокруг. С каким наслаждением она бы воткнула кинжал в сердце любого за столом! Но, увы, у нее отняли оружие и связали руки.

− Покажи плечо, − приказал Валум. Он говорил на общем языке, который понимал каждый житель двуполярного мира, даже солнечные и снежные.

Девушка сделала вид, что не расслышала. Ни единый мускул на лице не выдавал ее волнения, будто она была не вражеской пленницей, а почетной гостьей. С холодным пренебрежением она рассматривала лица магистров. Власть, которой они кичились, для нее ничего не значила. Теплокровные – вот кто они. Их пращуры ползали по земле в тот день, когда ее пращуры спустились с небес.

Пленница ослушалась приказа, и Валум потерял терпение. Как в раскрытой книге он читал в ее позе презрение. Кто она такая, чтоб вести себя подобным образом в его присутствии? Он как-никак первый магистр, Глава союза тринадцати городов. Уважаемый и почитаемый среди людей за ум, проницательность и дальновидность. При его правлении столица, а вместе с ней и союз достигли рассвета. Валум Здравомыслящий − вот как его прозвали в народе.

− Покажи татуировку, − он кивнул солдату за спиной пленницы, и тот вывернул девушке руку так, чтобы магистры, наконец, увидели знак на ее плече.

На бледной коже отчетливо выделялся рисунок в виде шестиконечной снежинки − знак правящего дома Морана. Татуировка была сиреневого оттенка, как утоптанный снег.

− Насколько мне известно, у владыки Морана один ребенок, − сказал магистр Бриса, когда шепот в зале утих. − Дочь Дейдра по прозвищу Бесстрашная. Она знаменита в наших краях отвагой и безжалостностью. Есть основания полагать, что сейчас перед нами стоит именно она.

− Снежные у нас в руках, − в предвкушении потер ладони магистр Норта. − Владыка не станет рисковать единственной наследницей и подпишет любой договор, какой мы ему подсунем.

− Чушь, − девушка впервые заговорила с момента, как попала в плен. Ее голос походил на ледяную капель − свежий и искрящийся, но в то же время холодный. − Владыка не пойдет на сделку с теплокровными. Вы – корм под его ногами. Заключить союз с вами все равно, что заключить союз с червями.

− В таком случае, − ответил Валум, − он получит твою голову отдельно от туловища. В твоих интересах, чтобы этот договор состоялся.

− Смерть меня не страшит, − вздернула подбородок непокорная.

Валум хмыкнул. Не зря ее прозвали Бесстрашной.

− Возможно, она испугает твоего отца, − возразил он, а затем махнул солдату: − увидите.

Дейдра не позволила теплокровному вновь дотронуться до себя. Хватит с нее одного прикосновения. Она все еще ощущала тепло в том месте, где его пальцы встретились с ее кожей. Отвратительное чувство. Кожа людей обжигала как огонь, причиняла боль. Ведь температура их тел намного выше температуры морейцев.

Она сама пошла в указанном направлении и вернулась в комнату, где ее держали до этого. В такую же отвратительную, как и все прочие помещения этого дома. Хуже всего были окна, через которые проникал солнечный свет. Его Дейдра ненавидела даже сильнее огня и теплокровных.

Она подкралась к окну, избегая полосы света, и задернула занавесь. Комната погрузилась в полумрак, но и он был чересчур светел по сравнение с темнотой, царящей в ее родном доме.

Дейдра села на кровать и закрыла лицо руками. Никогда прежде она не плакала, но сейчас несколько непрошеных слезинок скатились из глаз и точно маленькие льдинки упали на толстый ворс ковра. Она плакала не от страха перед смертью. Тут она не солгала − смерть ее не пугала. Дейдра плакала от унижения.

Она – гордая и непобедимая − угодила в ловушку. Лучше было погибнуть на поле боя, чем запятнать себя позором. Теплокровным не понять: для нее нет пути назад. Ей никогда не вернуться домой. Морейцы не прощают слабости, даже если ты единственная дочь владыки. «Нет, не так», − поправила она себя. − «Особенно если ты единственная дочь владыки».

Глава V

Джеймс быстро приноровился к удобствам камеры, а точнее к их полному отсутствию. Жизнь с матерью в тесной коморке при кузнице едва ли была комфортнее. Похлебка, которой кормили заключенных, показалась ему вкуснее той, что он ел дома. В целом заточение было не так уж паршиво, если бы не сосед по камере.

Элай развлекался тем, что ловил крыс и натравливал их друг на друга, устраивая бои. Еще он любил доводить охранника, за что был пару раз бит и Джеймс с ним заодно. Поэтому новость, что суд состоится завтра пополудни, Джеймс воспринял с облегчением. Нет ничего хуже долгого ожидания. Правда, ночью он не сомкнул глаз. Все думал о том, как сложилась его судьба. Неделю назад он грезил, что разбогатеет, и они с мамой заживут в свое удовольствие. А теперь прах матери развеян над зимним лесом, а его самого скоро повесят. Джеймс не строил иллюзий насчет себя. Жители деревни давно точили на него зуб. Они не упустят шанса избавиться от него раз и навсегда.

− Хватит ворочаться, − Элай пнул его. − Не то отправишься спать на голый пол.

В отличие от Джеймса Элай всегда спал как младенец и храпел при этом как медведь.

− Возможно, это моя последняя ночь, − сказал Джеймс. − Не хочу тратить ее на сон.

− Что ж, − Элай повернулся к нему спиной, − по крайней мере, я снова буду спать один.

Но утром, когда солдаты пришли за Джеймсом, она захватили и Элая. Деревенский Глава решил не созывать людей для суда дважды, а сразу покончить с обоими.

Сокамерников вывели на площадь перед каменным домом. Под ночным небом, усыпанном звездами, собрались все жители деревни. Дети и те были здесь. Ждали зрелища.

Суды в деревне проходили быстро. Последнее слово было за деревенским Главаой, и в этот раз все, включая обвиняемого, знали, каким оно будет. Конечно, заслушали свидетелей. Например, дубильщика кожи, который видел, как снежный отпустил Джеймса. Еще несколько селян наблюдали, как он выходил из леса в тот роковой день. Благодаря показаниям и происхождению его признали шпионом снежных. Робкие попытки оправдаться никто не слушал. Деревенский Глава с облегчением в голосе, точно избавлялся от мусора, приговорил Джеймса к смертной казни через повешение.

Пока готовили веревку: завязывали узел, перекидывали через балку над Главаным входом в каменный дом, суд рассмотрел дело Элая. И хотя его грехи, по мнению Джеймса, были куда тяжелее − он ограбил экипаж и убил человека − вместо того, чтобы повесить убийцу рядом с ним, деревенский глаза велел отправить его в столицу, где Элай разыскивался по подозрению еще в нескольких преступлениях.

Толпа, молча внимающая судебному процессу, заволновалась, едва дело дошло до исполнения приговора. В деревенской жизни, лишенной забав, казнь шла за развлечение. Пару раз Джеймс видел, как вешают преступников, и примерно знал, чего ожидать. Его поставят под балкой, накинут петлю на шею, несколько крепких мужчин ухватятся за другой конец веревки и потянут ее на себя до тех пор, пока его ноги не оторвутся от земли. Они будут держать веревку, покуда он дышит, а после отпустят, и его бездыханное тело упадет в сугроб. Медленная и мучительная смерть.

Джеймс ощутил тугую петлю на шее. Веревка обхватила горло подобно змее и царапала кожу как наждачная бумага. Она натянулась, и он привстал на носки. Запрокинул голову, взглянул на звезды. Такие холодные, такие далекие, равнодушные к людским страданиям. Вздохнул в последний раз, а потом горло сдавило, и воздух перестал поступать в легкие.

Ноги болтались в отчаянной попытке дотянуться до земли. Джеймс не отдавал отчет, что делает. Сквозь пелену, застившую глаза, он смотрел на толпу. Люди ждали его смерти, как будто она могла облегчить их горе, не понимая, что лишь причиняют новые страдания.

Сознание гасло подобно затухающей свече. В последний миг Джеймс заметил, как кто-то прокладывает путь сквозь толпу. Сразу за этим наступила тьма – чернее самой черной ночи.

…Джеймс пришел в себя в снегу. Он кашлял, жадно ловя ртом воздух. В горле першило, на глаза навернулись слезы, но он был им рад. Они означали, что он по-прежнему жив.

Он перебирал в уме причины чуда. Деревенский Глава его помиловал? Вряд ли. Он был рад покончить с полукровкой. Веревка оборвалась? На его памяти такого не случалось. Веревки в деревне делали знатные, захочешь, не порвешь.

− А ты фартовый. Впервые вижу, чтобы кому-то так свезло, − прозвучало у него над ухом.

Джеймс приподнял голову – над ним склонился Элай.

− Приехал гонец из столицы, − сказал вор, отвечая на его немой вопрос. − Велено доставить тебя в Эльфантину.

− Зачем? − выдавил из себя Джеймс.

− Мне не докладывали.

Его подняли с колен и поволокли к зарешеченной повозке, в которой перевозили преступников. Джеймса и Элая затолкали внутрь, выставив словно зверей в клетке на всеобщее обозрение. Пока их везли по деревне, в повозку летели камни и снежки. Но снаряды отскакивали от решетки, и Джеймсу пришло в голову, что она не толпу защищает от них, а их от толпы.

Вскоре повозка, запряженная тремя лошадьми, в сопровождении трех стражей из столицы и того самого гонца, что спас Джеймсу жизнь, покинула деревню. Колеса стучали о ледяной нарост вдоль дороги, повозка раскачивалась как люлька младенца. Джеймс впервые выехал за границы родной деревни. Не считая леса, он никуда не отлучался. Любопытство взяло верх над страхом, и он, вытянув шею, рассматривал окрестности. Но куда не глянь, повсюду была снежная пустыня. Унылый пейзаж: черное небо над головой, белый снег под ногами. На горизонте два цвета смешивались, как краски на палитре художника.

Повозка продувалась со всех сторон. Северный ветер был беспощаден к заключенным. Но если Джеймс неплохо чувствовал себя в рубахе и кожаных брюках из-за родства со снежными, то Элай, одетый примерно также (на нем еще была кожаная куртка), промерз до костей. Чтобы спутник поменьше думал о холоде и, заснув, совсем не окоченел, Джеймс отвлекал его разговором.

− Откуда ты родом? − спросил он первое, что пришло на ум.

− Отовсюду понемногу, − голос Элая дрожал от холода. − Отца у меня нет, а мать постоянно переезжала с места на место в поисках лучшей жизни.

Джеймс не уточнил, нашла ли его мать призрачную лучшую жизнь. Судя по сыну, ей это не удалось, и он продолжил ее поиски.

Элай молчал, обхватив себя руками за плечи в попытке сберечь ускользающее тепло, и Джеймс снова заговорил:

− Ты не пробовал что-то изменить?

− О чем ты?

− Грабеж и убийства не самые почетные занятия. Ты мог бы наняться в солдаты.

− И проливать кровь ради чужого блага? Нет уж, увольте, − криво усмехнулся Элай. − Я живу ради одного-единственного человека. Этот человек я сам. Остальные меня не заботят.

− А как же твоя мать?

− Она давно умерла. Но даже будь она жива, она бы волновала меня не больше, чем конский навоз из-под лошадей, что тащат эту повозку.

− Вы не ладили? − уточнил Джеймс, вспоминая маму и ее смерть в огне.

− Она была редкостной дрянью.

− Похоже, нам обоим пришлось несладко.

− Ты же не думаешь, что это нас сближает? − проворчал Элай. − У каждого свои заботы, мне дела нет до твоих. И ты, будь добр, не лезь в мои.

Элай отвернулся. Но Джеймс уже проникся симпатией к товарищу по несчастью. Чтобы тот ни говорил, их судьбы были схожи. Разнились лишь способы борьбы за выживание.

* * *

Повозка была в пути неделю. За это время они побывали в двух крупных северных городах – Норте и Брисе. Города поразили Джеймса. Они были огромны. Столько людей в одном месте! Дома из серого камня в несколько этажей, крыши из черепицы, вымощенные дороги. На торговых площадях и в тавернах кипит жизнь. Вместо снега, затоптанного ногами сотен людей, коричневое месиво. Так много шума, так много грязи. Он скучал по сонному спокойствию родной деревни, по мрачному зимнему лесу, по молчаливым землякам.

Элай напротив оживился. Города были его стихией. Буйные застолья, развлечения на грани дозволенного, пестрая толпа, среди которой легко затеряться. Ему всего этого не хватало. Идея отправиться на север теперь казалась ему глупой. О чем он только думал?

Когда повозка, покинув очередной город, отправилась дальше на юг, Элай решил, что пора действовать. Хватит с него сидеть взаперти. Надоело смотреть на небо через решетку.

Джеймс устроился в противоположном углу повозки. Прислонившись спиной к прутьям, он безучастно глядел на дорогу. Белые волосы упали ему на глаза, и он нервным движением откинул их назад. Парень стеснялся себя. В столице с его экзотической внешностью он бы не знал отбоя от девиц. Но в том захолустье, где он жил, он был изгоем. Хотя даже в Эльфантине с ее свободными нравами межрасовый союз редкость. А все потому, что и солнечные, и снежные с одинаковым пренебрежением относятся к людям.

− Эй, ты, − Элай толкнул Джеймса. − Чего расселся? Или повозка для тебя одного?

Парень изумился, но послушно подогнул ноги, освобождая для соседа чуть ли не всю повозку.

Элай поморщился. Полукровка совсем не конфликтный. Чтобы вызвать у него эмоции, надо повозиться. А времени, между тем, в обрез. Через пару дней они будут у стен Ирда, а оттуда рукой подать до столицы. Небо на горизонте уже окрасилось в розовый. Не сегодня-завтра они пересекут границу ночи, и выглянет солнце.

Холод, отвратительная еда и пребывание в скрюченной позе отрицательно сказались на физической форме. Но Элай чувствовал в себе достаточно сил справиться с двумя стражами. Щуплый и невысокий гонец не помеха. Его Элай списал со счетов. Оставался еще один страж, и что-то ему подсказывало: на помощь Джеймса рассчитывать не стоит. Едва ли парень убивал кого-то крупнее пушного зверька. В нем напрочь отсутствовала кровожадность. Да что там, в нем даже элементарного инстинкта самосохранения не было.

Элай нащупал под ворохом сена, которым было усыпано дно повозки, деревянный кол размером с ложку. Он разжился им в Брисе, отломав кусок от ножки стула и заточив его об острый край крепежа, стягивающего угол повозки. Не бог весть какое оружие, но другого нет. Его кинжал отняли при аресте. И сейчас он болтался на поясе рослого стража. Но при должной сноровке и силе удара кол пробьет горло. Рука у Элая твердая, он редко промахивается, а потому он не волновался, бросаясь на Джеймса.

Застать парня врасплох было проще простого. Он легко повалил его на спину и подмял под себя. Джеймс барахтался, пытаясь его спихнуть, но силенок не хватало. Элай большую часть жизни провел в битвах. Мальчишкой сражался за выживание в нищенских кварталах столицы, подростком устроился наемником, но быстро ушел в вольное плавание и жил за счет грабежа.

− Что ты делаешь? − выкрикнул Джеймс, едва Элай приставил к его горлу острый край кола.

Дерево царапнуло кожу, выступила капелька крови, но не красного цвета, а льняного, почти белого. Вид необычной крови заворожил Элая, и он едва не прозевал момент, когда солдаты, спрыгнув с лошадей, открыли решетку.

Элая схватили за ноги, вытащили из повозки и бросили в снег. Он притворился, что потерял равновесие, а сам тем временем перегруппировался. Страж шагнул к нему, дать под дых, но Элай вскочил и вогнал ему кол под нижнюю челюсть. Брызнула кровь на этот раз привычного алого цвета. Страж захрипел и повалился на спину. Врагом меньше, но Элай потерял единственное оружие. Двое стражей подбирались к нему, нацелив мечи в грудь.

Элай едва выхватил меч у поверженного, как его товарищи бросились на него одновременно с двух сторон. Он поднырнул под меч первого, попутно рассекая живот второму. А затем, совершив разворот, прикончил первого ударом в спину.

Глазами он отыскал гонца. Тот прятался за повозкой, словно за щитом. Элай усмехнулся. Запах крови дурманил голову. Он поманил пальцем гонца, призывая его подойти. Трус не двинулся с места. Не гоняться же за ним вокруг повозки, в самом-то деле!

− Оставь его!

Элай вздрогнул. На краткий миг он забыл, что кроме него и гонца здесь есть кто-то еще.

Решетка стояла распахнутой настежь. Джеймс спрыгнул на землю и сказал:

− Пусть идет. Он тебе не противник.

− Он донесет о побеге при первой возможности, − тряхнул головой Элай.

− И что с того? Наш побег и так не останется незамеченным.

Элай замешкался. Не было нужды убивать мальчишку, и он проявил великодушие, о котором бы не задумался, не будь поблизости Джеймса. Опустив меч, он кивнул в сторону лошади. Гонцу не надо было повторять дважды. Он вскочил на коня и ускакал вдаль с такой скоростью, словно за ним гнались псы мрачного бога Вела.

Джеймс рассматривал тела стражей с нескрываемой досадой.

− Обязательно было их убивать? − спросил он.

− Разумеется, нет, − Элай забрал свой кинжал у мертвеца. − Надо было попросить их выпустить нас. Жаль, я до этого не додумался. Уверен, они бы пошли нам на встречу.

− Глупая шутка, − нахмурился Джеймс. − Ты чуть не убил меня!

− Если бы хотел, убил. Я всего лишь вынудил стражей открыть клетку.

Джеймс не спорил. И хотя порез на горле саднил, он предпочел о нем не упоминать. Вид Элая в бою порядком его напугал. Он двигался как профессиональный воин и разил точно в цель. Никаких раздумий, никакого сожаления.

Элай обыскал трупы и забрал кошели с деньгами. Снял с покойника сапоги, подошедшие ему по размеру, и переобулся, так как его собственная обувь прохудилась. Не погнушался он и кольцом, стащив его с пальца мертвеца.

Джеймс наблюдал за происходящим со стороны. Он не привык брать чужое, тем более обворовывать трупы. Зато Элай действовал так, словно это для него привычно. Циничная усмешка не сходила с его губ.

Забрав у покойников все ценное, он направился к лошади.

− Куда едем? − поинтересовался Джеймс, с опаской подходя к гнедой лошади. Он никогда не сидел в седле.

− Мы? − Элай глянул на него и тут же отвернулся. − Я еду в столицу. Один. Куда отправишься ты, меня не касается.

Джеймс ожидал подобного ответа. Элай не походил на человека, любящего компанию. Сам Джеймс тоже не отказался бы очутиться где-нибудь подальше от этого непредсказуемого, а потому опасного человека. Но он понятия не имел, в какой стороне столица, и Элай единственный, кто мог указать путь.

− Я еду с тобой, − он кое-как вскарабкался на спину лошади и ерзал, устраиваясь поудобнее. − Можешь делать вид, что меня нет, но я все равно последую за тобой. Возвращаться мне нельзя, да и некуда. А в столице, как ты говорил, никому нет дела до другого. Обещаю, как только въедем в Эльфантину, разойдемся кто куда.

Элай смерил его презрительным взглядом. Вор не сказал ни слова, но когда Джеймс поехал вслед за ним, не возражал.

Глава VI

В день, когда Аурика Прекрасная оставила родину, солнце светило особенно ярко. Она смотрела на него во все глаза, впитывала его лучи с алчностью, опасаясь, что они больше никогда не коснутся ее кожи. Накануне они попрощались с Иоландой. Девушки плакали, предчувствуя, что в этом жизненном цикле им не суждено встретиться.

− Как ты, солнце мое? − Лоредан накрыл руку супруги ладонью.

Их пальцы переплелись. В другой раз рукопожатие возлюбленного вселило бы в Аурику спокойствие, но нынче он был не властен над ее настроением. И все-таки она, собрав остатки сил, улыбнулась.

− Не скрою, меня страшит наше путешествие. Впервые я покидаю Гелиополь. Но пока ты рядом, я готова к любым невзгодам. Лишь бы ты любил меня как прежде.

− Я люблю тебя сильнее, чем в день нашей свадьбы, − признался Лоредан. − Я никогда не думал, что у моей маленькой супруги такая непоколебимая воля. Я восхищаюсь тобой, Аурика!

К словам он присовокупил поцелуй, и на краткий миг она забыла горести, найдя в объятиях мужа покой и наслаждение.

Их путь начался в солнечных горах Гелиополя. Дормез, в котором они ехали, был запряжен пятеркой лошадей рыжей масти. Их холеные бока сверкали на солнце подобно золотым слиткам. По Главаной дороге, пригодной для карет, они спускались все ниже и ниже, пока не достигли равнины. Аурика не ведала, что земля бывает такой плоской. Ни пригорка, ни холмика, и вид до самого горизонта. Аж дух захватывает от простора!

Их сопровождали семь верных Лоредану лучников. Он лично выбрал их, чтобы служили ему верой и правдой в далекой стране. На них одних он мог положиться в изгнании. Дамиан хотел поехать с товарищем, но Лоредан был непреклонен: друг нужен ему в Гелиополе. Ему он доверил вести дела от своего имени.

Убаюканная мерной качкой дормеза, Аурика часто проваливалась в сон. Время смешалось. Сколько часов прошло с тех пор, как они выехали из Гелиополя?

Чем дальше увозили лошади, тем разительнее были перемены вокруг. Наконец, они добрались до первого города − Калидума. Дома здесь стояли тесно, прячась в тени друг друга. Все окна выходили на север. По узким улочкам ветер гонял песок. Стоял разгар дня, и город, казалось, вымер − на улицах не души.

Аурика выглянула из дормеза в поисках признаков жизни. Но все, что увидела, – тени людей за закрытыми ставнями.

− Что здесь стряслось? − спросила она мужа. − Что за несчастье постигло город?

− Все в порядке. Люди просто прячутся, моя заря, − улыбнулся Лоредан, который неоднократно бывал в городах людей.

− Но от кого? − она приготовилась услышать рассказ об ужасном монстре, терроризирующем город, но ответ супруга застал ее врасплох.

− От солнца.

− Разве солнце способно причинить вред?

− Людям – да. Оно испарило воду из их колодцев, выжгло их посевы и оставило их умирать от голода и жажды.

− Я слышу тебя, − ответила Аурика, − но не понимаю твоих слов.

− Это потому, мой ясный рассвет, что тебе не ведом голод. Все, в чем нуждаешься, ты получаешь от солнца. Его энергия питает тебя. В то время как люди добывают пропитание своим трудом.

Дормез остановился около трактира. Его двери были запертыми на засов. Лучники стучали до тех пор, пока они не открылись перед их господином.

Внутри было темно. Наглухо закрытые ставни не давали солнечным лучам проникнуть в трактир. Первое, что сделала Аурика в отведенной ей комнате, − распахнула окна настежь и впустила солнечный свет. Он помог ей примириться с убогой обстановкой. Желтые лучи окрасили темные стены. Жизнь вне Гелиополя не так ужасна, решила она, любуясь солнечными зайчиками. Но спустя пару часов ее мнение резко изменилось.

Началось с того, что она заметила: свет потускнел. Ни с чем подобным она прежде не сталкивалась. Солнце, место которого посреди небосклона, сдвинулось. Но Лоредан не выказывал беспокойства. Должно быть, ей померещилось.

Аурика прилегла отдохнуть, а когда проснулась, окружающий мир изменился до неузнаваемости. Вскрикнув, она вскочила с кровати и заметалась по комнате. Может, она все еще спит и ее глаза закрыты? Как иначе объяснить темноту?

− Аурика! − Лоредан заключил ее в объятия, но она не могла рассмотреть его милого лица.

Мысль о том, что она никогда больше его не увидит, лишила ее остатков рассудка. Она забила в рыданиях на груди мужа, а он крепко прижимал ее к себе и шептал слова утешения.

Вскоре слезы иссякли. Им на смену пришла апатия. Аурика позволила Лоредану усадить себя в кресло. Она следила за тем, как он возится с башенкой в подставке. На ее верхушке разгорелся огонь, частично разогнав сумрак.

− Это свеча, − пояснил Лоредан. − Их жгут, когда темно. Они дарят людям свет.

− Теперь так будет всегда? − пробормотала она обескровленными губами.

− Всего пару часов. Ночи в это время года коротки, как юбки танцовщиц. Тебе нечего бояться. Скоро снова выглянет солнце.

С улицы доносились голоса. Ночная прохлада вдохнула в город жизнь. Жители покидали дома, отправлялись по делам. Торговля, заключение сделок, визиты, встречи и расставания − все в городе свершалось по ночам.

Аурика на нетвердых ногах приблизилась к окну. Мимо трактира проходила шумная компания молодых людей. Их голоса неприятно резанули слух.

− Чему они радуются?

− Отдыху от полуденного зноя. Солнце для людей далеко не то же самое, что для гелиосов. Для нас оно верный друг, для них − безжалостный мучитель. И все же они, как и мы, не могут жить без его света.

− Замолчи, − попросила она. − Не хочу ничего знать об их жизни. Достаточно того, что ты увез меня далеко на север и повезешь еще дальше.

− Север? − он улыбнулся. − Ты не видела севера, мое светило. Ночи там длятся месяцами.

− Я не вынесу этого, − Аурика захлопнула ставни, отгораживаясь от тьмы за окном. − Этот мир мне чужд.

− Ты просто с ним не знакома. Пойдем, − он протянул ей руку, − я покажу тебе.

Она послушно вложила свою ладонь в его, хотя меньше всего желала покидать комнату и выходить под черное небо.

− Смотри, − Лоредан указал вверх, как только они оказались на улице. − Эти яркие точки на небе называются звездами.

Аурика с опаской посмотрела на небо. Лишенное приятной голубизны оно казалось враждебным.

− Помнишь сказания нашего народа?

− Какое именно сказание ты имеешь в виду? − уточнила она, опустив взгляд в землю. Лучше смотреть под ноги, чем видеть мрачную бездну над головой. Порой гуляя в горах, она натыкалась на провалы между скалами. Глубокие и опасные. Небо низших напомнило ей такой провал.

− Сказание о звездных путешественниках, о нашей истинной родине.

− Это древняя легенда, − произнесла Аурика. − То, о чем в ней говорится, произошло так давно, что многие сомневаются правда ли это.

− Разумеется, правда, − ответил Лоредан. − Чем еще объяснить нашу непохожесть на людей? В сказании говорится, что наши предки спустились с неба и остались жить на чужой земле. Но земля была уже занята, и чтобы не мешать людям, они удалились в края, где не нашли жизни. Одна часть народа пошла на крайний север, другая – на крайний юг.

− Так появились солнечные и снежные, − закончила за мужа Аурика. − Я слышала это придание. Но, если оно правдиво, почему мы не вернемся назад?

– Небесный отец привел нас в этот мир. Кто мы такие, чтобы сомневаться в его мудрости? Да и серебряная колесница, на которой предки попали сюда, утеряна.

– Зачем ты напомнил мне легенду?

− Чтобы ты поняла: земля изначально принадлежала не нам. Они, − он кивнул на группу людей неподалеку, − ее истинные хозяева.

− Низшие?

Аурика с тревогой взглянула на мужа. Не тронулся ли он умом? Возможно, травма, полученная при падении с горы, была тяжелее, чем она предполагала. Но Лоредан выглядел серьезно. Он верил в то, что говорил.

− Да, мы зовем их низшими, потому что они во многом уступают нам. Их законы не такие мудрые, как наши. Их жизненный цикл вдвое короче нашего. Они грубее и агрессивнее. Но их недостатки не отменяют того факта, что эта земля породила их, а мы на ней непрошеные гости.

− Ты восхищаешься ими?! − догадалась Аурика.

− Они не лишены очарования, признай это, − Лоредан улыбнулся, и она залюбовалась им.

Его улыбка на миг осветила мрачный мир без солнца. В эту минуту Аурика была готова согласиться со всем, что он скажет.

Но, несмотря на энтузиазм Лоредана, а он восторгался каждой мелочью, прогулка длилась недолго. Аурика быстро устала. Голоса людей казались ей неприятными. Их запах вызывал отвращение. В ней росло раздражение, и никакие увещевания Лоредана не способны были его унять.

В трактир она вернулась разбитой, точно гуляла не по вымощенной улице, а карабкалась по крутому склону. Аурика забылась тяжелым и тревожным сном, а когда открыла глаза, мир был прежним. Но это не вернуло ей хорошее настроение, ведь теперь она знала: так будет всегда. На смену дню неизбежно придет ночь, и черное небо опять нависнет над ней подобно траурному покрывалу.

Лоредан приказал собираться в путь. Аурика покидала трактир без сожалений. Пусть Лоредан утверждал, что это лучшее заведение города, ей оно пришлось не по нраву. Конюшни в Гелиополе и то чище, и пахнут слаще.

Площадь перед трактиром была заполнена людьми. Горожане прознали, что за необычные гости здесь поселились, и явились поглазеть на гелиосов, словно те редкие животные. Аурика ловила на себе десятки взглядов, ощущая кожей людское любопытство.

Величественно вскинув голову, она шагнула к дормезу. Пусть смотрят, если хотят. Она покажет им, какова из себя истинная госпожа. Но план горделивого шествия сорвал маленький оборванец, кинувшийся ей под ноги. Он что-то кричал, но она не слушала. Руками, перемазанными сажей, он схватил подол расшитого вручную платья, оставив на дорогой ткани следы копоти. И, как будто этого было мало, он едва не сбил ее с ног.

Взбешенная наглостью мальчишки, Аурика оттолкнула его. Он был таким щуплым, что отлетел от удара на несколько шагов и упал в придорожную пыль, расшибив ладони о тротуарную плитку.

− Прочь! − крикнула она. − Все прочь!

Повисло молчание, нарушаемое плачем ребенка. Лоредан выбежал из трактира на шум. Аурика облегченно вздохнула при его виде. Она продемонстрировала мужу испорченное платье, но вместо того, чтобы посочувствовать ей, он направился к оборванцу.

Мальчик сидел на земле, прижимая к груди окровавленные ладошки. Лоредан опустился перед ним на колено, взял его руки в свои и осмотрел раны. Покачав головой, он достал платок, разорвал его надвое и перевязал ладони ребенка. Прежде чем сесть в дормез, где его ждала супруга, он дал попрошайке несколько монет, что, по мнению Аурики, было совершенно неприемлемо.

− Ты не заступился за меня, − обвинила она мужа, едва он устроился рядом с ней в дормезе.

− Мне не показалось, что ты нуждалась в защите, − ответил Лоредан. Его голос звучал глухо, как если бы он говорил через силу. − Что плохого тебе сделал ребенок?

− А мое платье? − она расправила юбку, показывая нанесенный ущерб. − Оно не подлежит восстановлению. Между прочим, это илларский отис − самая дорогая ткань в мире. Я уже молчу о вышивке.

− Платье можно отстирать, − Лоредан бегло взглянул на черные пятна и отвернулся к окну. − Это просто сажа.

− Отстирать?

От возмущения у Аурики перехватило дыхание. Она не находила слов. Кто этот гелиос рядом с ней? Где ее любящий и заботливый супруг? Не может быть, чтобы Лоредан остался глух к ее страданиям.

− Аурика, − он посмотрел ей в глаза твердо и даже сурово. Она не привыкла к подобному взгляду. Он мог так смотреть на подчиненных, но на нее всегда глядел с нежностью. − Это лишь платье. Если оно, по-твоему, испорчено, я куплю тебе новое. Но впредь, будь добра, веди себя сдержано. У мальчика не было злого умысла. Он проголодался и надеялся найти у тебя помощи. А ты, не пожелав оказать ее, оттолкнула ребенка.

На глазах Аурики выступили слезы. Она смахнула их дрожащей рукой. Впервые Лоредан был строг с ней. Эту его сторону она прежде не знала. На секунду она усомнилась в правильности решения отправиться с ним в чужие края.

− Мое солнце, − Лоредан привлек ее к себе, − тебе многому предстоит научиться. Я прошу одного: не будь слишком требовательной к людям. Дай им шанс. Дай шанс мне доказать, что наша новая жизнь может быть не хуже прежней.

Руки Лоредана обвили ее талию, и она забыла о сожалениях. Как она могла усомниться в его любви? Его симпатии к низшим ни что иное, как жалость сильного к слабому. В конце концов, доброта Лоредана одна из причин, по которой она его полюбила.

Аурика великодушно простила мужу грубость, списав ее на расшатанные нервы.

* * *

Они миновали соседний с Калидумом город, не заезжая в него. Дормез катил мимо городских стен, когда Аурика услышала странный звук. Кто-то постукивал по крыше экипажа. Тук, тук-тук, тук, тук-тук-тук-тук.

Она выглянула в окно и обомлела. С неба лилась вода.

В Гелиополе были горные озера. Аурика часто любовалась их гладью. Иногда даже купалась. Но в целом была равнодушна к воде, как и все гелиосы. В их жизненных циклах она не играла особой роли.

Через распахнутые городские ворота, Аурика видела низших. Они смеялись, подставляя лица и ладони под капли. Совсем как гелиосы под солнечные лучи. И в этом сходстве ей мерещилось святотатство.

− Что это? − спросила она.

− Дождь. Вода падает с неба. Она орошает посевы, и на них растет зерно.

− Дождь, − повторила она незнакомое слово. − Это слезы Небесного отца? Отчего он плачет и почему его горю радуются низшие?

− Это первый дождь после нескольких лет засухи, − сказал Лоредан. − Не думаю, что Небесный отец опечален. Слезы, как и тепло, что он посылает на землю, его благодать. Дар всем живущим.

Она поверила мужу, но наотрез отказалась выходить из дормеза, пока дождь не закончится.

Остаток пути прошел без приключений. Аурика привыкала к смене дня и ночи. И хотя она жестоко страдала, стоило солнцу скрыться за горизонтом, страха больше не испытывала. Солнце всегда возвращалось. Надо только подождать.

Они въехали в столицу на рассвете – город только-только просыпался. Аурике понравилась архитектура Эльфантины. Хоть той и было далеко до вырубленного в горах цвета песчаника Гелиополя. Дома элефантийской знати с резными ставнями и статуями были грубы по сравнению с дворцами Гелиополя, но в них присутствовал свой шарм.

Но особенно Аурике понравилось название столицы низших – Эльфантина. Слово было из языка ее народа и в переводе на всеобщий означало «город фонтанов». Название не давало низшим забывать, кому они обязаны своим процветанием. Когда-то именно гелиосы заложили город на пересечение торговых путей.

Люди здесь одевались богаче, чем в других городах. И пахло от них лучше. Впервые с момента отъезда в сердце Аурики зародилась надежда, что она свыкнется с новым домом. И если не полюбит его, то, по крайней мере, не возненавидит.

Лоредан заранее позаботился о жилье. Они поселились в двухэтажном особняке, правая сторона которого выходила на одну из Главаных площадей, а левая – на бескрайний океан. Никогда еще Аурика не видела столько воды. Водная стихия пугала ее, и она предпочла комнату с видом на площадь.

На следующий же день после приезда Лоредан ушел по делам, и она осталась одна. Не было подруги, которая бы скрасила ее одиночество. Такой одинокой Аурика никогда себя не чувствовала.

Лоредан окружил ее роскошью. Она ни в чем не нуждалась. Лучшие портнихи и дорогие ткани были к ее услугам. Изысканные ковры, роскошная мебель, украшения из золота и драгоценных камней, покорные слуги. Все, что пожелает сердце, бросил Лоредан к ногам Аурики. Отчего же она была так несчастна?

Глава VII

В тот момент, когда дормез с солнечными пересек Главаные ворота столицы, в скромные северные ворота на лошадях въехали двое путников. Благодаря потрепанной одежде и осунувшимся от голода лицам они легко смешались с толпой простолюдинов.

− Дальше нам не по пути, − Элай натянул поводья, сворачивая в переулок.

Джеймс попрощаться не успел, как тот исчез из виду. Он был не самым приятным в общении типом, к тому же его компания сулила неприятности, но оказаться одному в столице было еще хуже.

Предоставленный самому себе Джеймс слонялся по городу без дела, привыкая к шуму, толкотне и пестрым краскам. Все здесь было чуждым. Джеймс впервые увидел фонтан – глубокая бетонная чаша, статуя девушки с кувшином, из которого в чашу лилась вода. Казалось, девушка вот-вот поднимет голову и подмигнет ему, так искусно она была сделана.

Люди носили изящные наряды, не то что в его родной деревне, где превыше всего ценилась теплота одежды, а уже после красота. От горожан приятно пахло. Особенно от женщин. Они источали аромат, словно клумбы близ фонтанов.

Деревья и те отличались – с широкими, мягкими листьями, пахнущими свежестью, если помять их в пальцах. В северном лесу росли только сосны-гиганты с корнями, уходящими глубоко под землю, и листьями-иголками, колючими, как жизнь на севере.

Но Главаное никто не кидал в Джеймса камнями и не выкрикивал оскорблений. И хотя люди по-прежнему его сторонились, он впервые не чувствовал себя отверженным. Джеймс будто попал в сказку. Но в отличие от сказки в реальности требовались деньги, а их не было. Поэтому он первым делом решил продать лошадь и поискать работу. Кузнец он отличный, прокормить себя сумеет.

На дверях первой же кузницы на его пути висело объявление. Читать Джеймс не умел и прошел бы мимо, не будь там рисунка – два лица, в одном из которых он опознал собственные черты. Искаженные, но вполне узнаваемые.

Гонимый страхом, он бросил лошадь и пошел прочь от кузницы, едва сдерживаясь от перехода на бег. Его разыскивают как преступника! Дела совсем плохи, ведь при побеге Элай убил трех стражей. Горло сдавило, как будто на нем опять затянули веревку.

Остаток дня Джеймс бродил по столице, шарахаясь от прохожих. Солнечный свет, который он так редко видел на родине и которому обрадовался поначалу, казался ему теперь досадной помехой. На свету все тайное становится явным. То ли дело ночь. Темнота надежно скрывает секреты и пороки.

Когда на город опустилась долгожданная ночь, перед Джеймсом возникла новая проблема. Где ночевать? Он набрел на глухой переулок, куда не выходило ни единого окна. Подходящее для ночевки место. Он устроился у стены, подтянул ноги к подбородку и попытался расслабиться на жесткой каменной мостовой.

Но только Джеймс задремал, как его разбудили голоса. Не помня себя от страха, он вскочил и выбежал из переулка.

До утра он скитался по спящей столице, опасаясь громких звуков. К рассвету так устал, что с трудом стоял на ногах. Впереди ждал наполненный паникой день, а за ним бессонная ночь и так по кругу.

Ужаснувшись перспективе, Джеймс остановился. Это не жизнь. Невозможно вечно прятаться. Усталость и голод его доконают. А раз его все равно ждет смерть, то какой смысл бегать?

У первого встречного он спросил дорогу к дому Главаы. Горожане называли его дворцом, а Главау – первым магистром. Джеймс добрался туда ближе к полудню, сорвав по дороге одно из объявлений со своим изображением в качестве доказательства.

Дворец был огромен. Настоящая каменная глыба с башнями и балконами. Здесь могли поселиться все его односельчане, и еще осталось бы много места. Должно быть, люди внутри пользуются картой, чтобы не заблудиться во множестве комнат.

Стражи у ворот удивились приходу Джеймса. Еще больше их поразило желание сдаться на милость властей. После сравнения с рисунком ему заломили руки − как будто он оказывал сопротивление! − и повели во дворец.

Они миновали внутренний дворик с фонтаном и цветами в кадках. Джеймс, впервые встретивший цветы в столице, не уставал восхищаться их хрупкой красотой. Брызги фонтана попали на лицо, и он распахнул от удовольствия рот. До чего теплые капли! Пение птиц и журчание воды ласкало слух. В воздухе витал сладкий аромат. Волшебное место! Здесь, наверное, живут боги. Даже если сегодня ему суждено погибнуть, он ни о чем не жалеет. По крайней мере, перед смертью он побывал в прекрасном месте.

Увы, темница во дворце не отличалось от темницы в его деревне. Она была такой же темной, маленькой и вонючей. Разница лишь в том, что подвалы Эльфантины были забиты под завязку. Но как опасному преступнику Джеймсу выделили отдельную камеру. И то хорошо. Хватит с него одного знакомства в преступном мире.

Его накормили, и он, наконец, выспался. Жизнь в заточении была не так плоха. У него была крыша над головой и сносный обед. Но передышка длилась недолго. Через два дня за ним пришли. Он ожидал, что его выведут на площадь перед людьми, как это делалось в его деревне, где суд был делом публичным. Но вместо этого его привели в огромный зал – узкий и длинный как просека в лесу. Со сводчатым потолком, поддерживаемым колоннами. Зал был абсолютно пуст, ни одного предмета мебели, не считая кресла на возвышении высотой ему по грудь.

Джеймса подвели к возвышению. Пожелай он забраться наверх, пришлось бы карабкаться – лестница отсутствовала. На возвышение никого не было, и Джеймс развлекался изучением кресла. Низкое и широкое, оно было инкрустировано золотом и драгоценными камнями. Последние сверкали так, что слепило глаза. Поглощенный созерцанием, Джеймс не заметил, как дверь позади кресла открылась, и на помост вышел мужчина в распахнутом кафтане. Он выглядел усталым и неряшливым: вокруг глаз залегли темные круги, под ногтями скопилась грязь, борода была не чесана, волосы сальными прядями свисали на лицо. Этот с виду нечистоплотный человек по-хозяйски расселся в богато украшенном кресле. Поерзал, удобнее устраиваясь, так, словно делал это изо дня в день, и лишь потом взглянул на Джеймса.

− Как тебя зовут? − зычный голос мужчины прокатился по залу подобно снежной лавине.

− Мое имя Джеймс, я родом из деревни близ Норта, что на границе северного леса.

Один из солдат толкнул его в спину и велел присовокупить к сказанному почтительное «первый магистр». Джеймс исполнил приказ.

− Ты тот самый Джеймс, который убил трех моих людей и сбежал? − уточнил Валум.

− И да, и нет, первый магистр. Я никого не убивал. Со мной перевозили преступника. Смерть ваших людей его рук дело. Я же совершил побег, потому что был осужден несправедливо.

− Вот как, − магистр пригладил бороду. − Тебя обвинили в предательстве. Ты якобы передавал сведения снежным. Это правда?

− Нет, − Джеймс тряхнул головой. − Моя вина в том, что когда-то давно над моей матерью надругался снежный, и на свет появился я. Люди в деревне ненавидят меня.

Валум кивнул и погрузился в раздумья. Когда он заговорил вновь, его интересовало вовсе не преступление Джеймса, а его происхождение.

− Дети, рожденные от союза со снежными, большая редкость. Северяне – вот ведь дикий народ – убивают их в младенчестве, не думая о том, сколько пользы они могут принести. Правду ли говорят, что полукровки наследуют способности снежных?

− Правда, − признался Джеймс и коснулся волос. Он потихоньку привыкал ходить с непокрытой головой.

− Расскажи мне о них, − Валум подался вперед, вперив взор в Джеймса. − Что ты умеешь?

− Я хорошо вижу в темноте. Лучше, чем любой человек. Еще я стоек к морозам. В общем, ничего особенного.

− Говоришь, ничего особенного. А как насчет стального льда? Ты в состоянии его обработать?

− Да, − кивнул Джеймс.

– Забавная штука судьба, – Валум откинулся на спинку кресла. – Я послал своего человека в деревню на границе северного леса, так как мне донесли, что там живет полукровка, способный ковать мечи из стального льда. Но напали снежные, после чего полукровку едва не повесили. Мой человек спас его и отправил в столицу, возможно, выбрав не самый удачный способ доставки. Полукровка сбежал, и я решил, что потерял его навсегда. Но вот ты стоишь передо мной. Солдаты говорят, ты пришел сам. Что это если не судьба, Джеймс из безымянной деревни близ северного леса?

Джеймс часто моргал, переваривая услышанное. Насколько спокойнее и приятнее было бы его путешествие, знай он, зачем его везут в столицу.

– Я готов служить вам, первый магистр. Только прикажите.

– И прикажу. Ты займешься стальным льдом.

− Его еще надо добыть, а это самое сложное.

− Ты в столице мира, − Валум повел рукой. − Видишь зал? Это центр вселенной. Все, что есть в мире, есть или вскоре будет у меня. Включая стальной лед.

− Хотите, чтобы я выковал для вас меч? − догадался Джеймс.

− Я хочу, чтобы ты выковал сотни мечей для моей армии. Грядет война. Я не столь наивен, как другие магистры. Переговоры переговорами, а к войне необходимо подготовиться. Так что скажешь? Я дарую тебе прощение в обмен на услуги кузнеца. Согласен? Учти, выбора у тебя особого нет. Если откажешь, тебя казнят.

Губы Валума скривились в усмешке. Ни секунды Джеймс не сомневался, что первый магистр выполнит угрозу. Человеческая жизнь значила для него не больше, чем горста снега − сжал в ладони, и нет ее, растаяла. И все-таки Джеймс согласился не из страха, хотя он тоже сыграл свою роль. Ему понравилась столица, здешние нравы и люди. Он едва соприкоснулся с ними, но уже мечтал стать частью Эльфантины.

Получив согласие, Валум довольно потер руки:

− Славно. С тебя снимут все обвинения. Ты поступишь на службу в мой личный гарнизон. Тебе выдадут форму, жить будешь в казарме с другими солдатами, и тебе будут платить жалование. Тем, кто мне верен, нечего бояться. Я забочусь о них, как о собственных детях.

Поначалу Джеймс недоверчиво отнесся к словам первого магистра, но вскоре лично убедился в их правдивости. Казармы располагались в здании, которое и размером, и убранством превосходило дом Главаы в его деревне. Кормили солдат, как господ. Каждый четверг топили бани. Жалование давали раз в неделю. Но так как за еду и ночлег не было нужды платить, Джеймс откладывал деньги, не зная на что их потратить.

В его обязанности входило заступать в дозор два раза в неделю, маршировать строем с другими солдатами в те редкие дни, когда скучающие командиры развлекались муштрой. Ничего сложного. Никогда еще он не жил так роскошно, как теперь.

Жизнь вошла в привычное русло. Джеймс привык к столице и полюбил ее. Одно не давало ему покоя: первый магистр забыл о нем. Словно не было разговора о стальном льде и мечах. Тревожное затишье.

* * *

Он стоял в дозоре у северных ворот – самое скучное место. С севера ехали в основном обозы, груженные мехом. Целый день только и делаешь, что проверяешь повозки. Под вечер от смрада мертвой плоти забивало нос. То ли дело южные ворота, через которые ввозили зерно, пахнущее луговыми травами.

Но сегодня дежурство закончилось раньше обычного. Его пожелал видеть первый магистр.

Джеймс боролся с волнением весь путь до дворца. Он услышал много рассказов о первом магистре. Люди говорили о его непревзойденном уме, о его дальновидности, о том, как толково он управляет столицей. Они называли его Валум Здравомыслящий. Но когда они думали, что их не подслушивают, шептались о его жестокости, о безжалостности к неугодным, о взрывном характере. И от этого человека зависела жизнь Джеймса. Он не знал, чего ожидать от встречи. С одинаковой вероятностью его могли облагодетельствовать или уничтожить.

Путь Джеймса окончился во внутреннем дворике. Провожатый оставил его у фонтана и велел ждать. Время шло, а первый магистр все не являлся. Джеймс, подставив ладонь под водные брызги, наслаждался прохладой. В столице всегда тепло. Местные носят одежду из легкой ткани, но солдатская форма груба. Джеймсу не хватало свежести северного леса, где легкое дуновение ветра пробирает до костей.

Вода из фонтана совсем не походила на колючий снег. Даже не верилось, что они по сути одно и то же. Вода мягко скользила по ладони, обволакивала ее, даря приятную свежесть. Джеймс увлекся игрой света в каплях и пропустил, как во двор вышел Валум. Первый магистр умел подкрадываться.

− Люблю вид бегущей воды, − сказал он.

Джеймс, вздрогнув, обернулся и тут же встал по стойке смирно, как подобает стоять солдату в присутствии командира.

− Есть ли в мире что-то более переменчивое и вместе с тем более постоянное, чем водная стихия? − Валум поймал на лету несколько брызг. − Вода – источник жизни. Северянам этого не понять, но на юге, где каждая капля на счету, за фляжку чистой воды могут убить.

− Вы родом с юга? − догадался Джеймс.

− Верно. Мое детство прошло под палящим южным солнцем. Моя кожа покрыта рубцами от ожогов, но порой я скучаю по тем временам. И в жестокости есть очарование.

Джеймс не был уверен, что они все еще говорят о солнце.

− Довольно философии, − улыбка смягчила черты первого магистра. − Тем более что философ из меня никудышный. Сегодня отличный день. Ветер с севера принес немного прохлады. Прогуляемся.

Приглашение первого магистра не отклоняют, и Джеймс поблагодарил за оказанную честь. Он предполагал, они выедут из дворца в экипаже и в сопровождении охраны, но Валум и тут его поразил − на пешую прогулку они отправились вдвоем.

− Я люблю вот так запросто гулять среди горожан, − поделился Валум, когда они удалились от дворца.

− Вы не боитесь, что на вас нападут?

− Но ведь я не один. Разве ты не солдат?

Джеймс покраснел:

− Честно говоря, я плохо владею мечом. Вот если бы мне выдали лук и стрелы.

− Хочешь сказать, в случае опасности ты не защитишь меня? − Валум не выглядел удивленным. − Я это подозревал. Народ на севере дикий. Многие даже грамоте не обучены.

Джеймс сделал вид, что его заинтересовали фрукты, которые предлагал торговец.

− Ты тоже не умеешь читать, − раскусил его первый магистр. − Я прослежу, чтобы тебя освободили от муштры. Взамен будешь учиться чтению и письму.

− Чем я заслужил эту милость?

− Ты мне нравишься, − ответил Валум. − У меня на тебя планы. Я не забыл о нашем первом разговоре. На самом деле, я отправил отряд за стальным льдом. Едва его привезут, ты приступишь к работе. А до тех пор, я хочу быть уверен, что у тебя есть все, чего ты пожелаешь. Я щедр с теми, кто мне служит.

«И безжалостен с теми, кто идет против вас», − закончил фразу Джеймс про себя. Но ему-то нечего бояться. В его планы не входит предавать первого магистра. Зачем ему это? Ведь тот добр к нему.

Валум привел его в глухой переулок. Не считая двери неприметного с виду особняка, здесь ничего не было.

− Где мы? − Джеймс оглянулся.

− Приглашаю тебя в гости. Это мой второй дом. Хотя мне порой хочется, чтобы он был первым и единственным.

Магистр постучал, открыла служанка. Она впустила их без слов и тот час скрылась.

Все ставни в доме были распахнуты настежь, отчего солнечные лучи пронизывали каждый сантиметр комнат. В их свете отчетливо виднелся танец пылинок. В воздухе витал запах терпкого знойного утра − немного цветочного аромата, нотка пота, уставших от работы слуг, и капля горькой смолы, источаемой деревянной мебелью.

В гостиной ждал накрытый стол. Их визит не был неожиданностью. В центре стола на блюде лежали яблоки, чей красный цвет напомнил Джеймсу огонь в кузнице. Валума яблоки не привлекли, он взял пустую тарелку, наполнил ее жареным мясом и занял место по Главае стола, жестом пригласив гостя сесть по правую руку от него.