Оглавление
Ольга Ивинская. «Свеча горела…» Годы с Борисом Пастернаком
«А может, я лишь почва для романа?». Об авторе этих воспоминаний
Ольга Ивинская. В плену времени
Пушкинская площадь
Так начинают жить стихом
Бог неприкаянный
«Жизнь моя, ангел мой…»
«И манит страсть к разрывам»
Наша лавочка
Наше «хозяйство»
Переделкинская осень
Чудак
День ареста
«За бессмертного Сталина»
Петрунькина жена
У министра на допросе
Вот ваш скромный следователь…
Свидание
Пастернак и Лубянка
Журавли над Потьмой
Письма
«Душа моя, печальница…»
«Культ личности лишен величья…»
«Мальчики и девочки»
Роковой день
Все испугались
Верстка
Наш или чужой?
Нобелевская премия
С петлей у горла
К Никите Сергеевичу
«По кошачьим и лисьим следам…»
Вождь на проводе
Свет повседневности
«Друзья, родные – милый хлам…»
«Слепая красавица»
Последнее свидание
«Я кончился, а ты жива…»
«Несли не хоронить, несли короновать…»
И снова я всех виноватей
Суд и пересуды
В бедламе нелюдей
Ирина Емельянова. Легенды Потаповского переулка
Отрывок из книги
В известной статье о Шопене, где Пастернак дает свое понимание реализма, он говорит о том, что «движущей силой художника, толкающей его на новаторство и оригинальность, является глубина биографического отпечатка. Всегда перед глазами души, – пишет он, – есть какая-то модель, к которой надо приблизиться, совершенствуясь и отбирая». Правда, для читателя едва ли важно, кто именно был этой моделью и чей «отпечаток» остался в книгах поэта. И «Марбург», и «Метель», и «Баллады» существуют и будут существовать без связи с далекими тенями их героинь. Однако по мере того как сама жизнь автора превращается в легенду, становятся мифами и они, его музы, и простое чувство благодарности заставляет нас вспомнить о них, расшифровать эти криптограммы, воздать должное его спутницам, прекрасным «эгериям» (то есть «вдохновительницам» по-гречески).
Каждый читатель рисует их себе, наверное, по-своему. Вот «Сестра моя – жизнь»… Для меня, например, героиня этой книги (Елена Александровна Виноград-Дороднова) дорога тем, что внесла в его поэзию дыхание города, открытого пространства, на которое он вырвался из узких улиц Марбурга, или «коробки с красным померанцем» в Лебяжьем переулке, пространства подставленной прямо небу земли, прежде всего – Москвы, с ее посадами, «куда ни одна нога не ступала»… Это их прогулки по ночной Москве, «Нескучный сад», «Воробьевы горы», московские вокзалы, Камышинская ветка… Как Атлантида, всплывает Город, когда наугад открываешь эту книгу.
.....
И я позвонила в «Новый мир».
Наступил сорок седьмой год. Четвертого января я получила записку:
.....
