Читать книгу Светлячки - Ольга Карагодина - Страница 1

Оглавление

Предисловие

В октябре 2019 года вышла новая книга известного московского литератора, члена МГО СП России, Академии российской литературы Ольги Карагодиной. Это сборник рассказов «Светлячки».

Когда размышляешь о творчестве Ольги Карагодиной, на память приходят, в первую очередь, её произведения, посвящённые братьям нашим меньшим ‒ животным. Эта тема ею широко разработана, рассказы хорошо известны

и взрослым, и детям. Автор применяет самые разные под-ходы к решению творческих задач ‒ от коротких весёлых баек о приключениях и проказах наших четвероногих друзей до изучения психологических особенностей их по-ведения в самых разных ситуациях. Вот и в «Светлячках» один из разделов сборника тоже посвящён животным, но подробнее об этом мы расскажем чуть позже.

В небольшом по объёму сборнике четыре раздела: избранные рассказы, «Разговоры в редакции», «Рассказы о животных» и «Короткие рассказы». Карагодина, на мой взгляд, выбрала один из самых удачных вариантов напол-нения книги. По тематике, жанру и художественной на-правленности каждый рассказ по-своему оригинален, большинство (за некоторым исключением) носят развле-кательный характер. Иногда это юмор в чистом виде, ино-гда ‒ смех сквозь слёзы, трагикомизм.

Листая страницу за страницей, читатель открывает для себя что-то интересное или вспоминает хорошо забы-тое старое, ведь со многими из нас происходило или могло происходить нечто подобное.

Хотелось бы кстати отметить, что основу сюжетов Карагодиной часто составляют реальные события, хотя есть у неё и такие истории, которых в действительности не было, но они вполне могли бы иметь место. Её герои – среднестатистические граждане. Здесь мы не встретим гламурных теледив, братков-бандитов, бдительных поли-цейских или героев-суперменов, спасающих мир, – всего того, что стало приметой нашего времени и достаточно поднадоело однотипностью и предсказуемостью сюжет-ных линий.

От историй Карагодиной веет сердечностью и добро-той. Это её участок культурного фронта – сохранение и укрепление нравственных основ современной русской ли-тературы. Да, смешно. Да, просто и незатейливо, но перед нами – живые люди из плоти и крови, со своими привыч-ками, взглядами на окружающий мир, своими удачами и неудачами, ошибками и находками.

…Тимофей Степанович провёл электрический ток, чтобы обезопасить надувной бассейн на даче от котов-ху-лиганов, которые повадились драть его когтями (рассказ «Бассейн»). В обсуждение этого начинания вовлечены родственники и соседи: дело-то не шуточное, «игры с электричеством» часто завершаются печально… Но ко-нец рассказа вполне оптимистичен: коты живы-здоровы, люди, кроме самого Тимофея Степановича, который слег-ка ушибся, целы-невредимы, бассейн – на свалке.

Одна из примечательных характерных черт творче-ства Карагодиной – неиссякаемый оптимизм и лёгкий, озорной взгляд на вещи.

…Депутат Глеб Борисович перебрал с алкоголем в гостях у коллег, таких же депутатов, как он сам («Депу-тат»). Уходя из гостей, спьяну и в потёмках прихожей на-дел чужие вещи. Разумеется, «тёплая» встреча с нарядом полиции не заставила себя ждать. В результате проверки документов, которые, конечно же, оказались на чужое имя, голубчика сопроводили в участок и заперли в «обезьян-

нике». Обидно для депутата, конечно, зато действенно с точки зрения утверждения трезвого образа жизни. В об-щем, Глеб Борисович завязал с алкоголем и перестал хо-дить по гостям. Ну а нам, читателям, любителям посмеять-ся в особенности, всегда радостно за человека, который, что называется, «осознал» и «просветлел».

Примеры «воспитательной работы», где главным воспитателем выступает сама жизнь, находим и дальше.

В рассказе

«Детишки с сединками»

одного не по го-дам беззаботного дедушку зажало между двумя огромны-ми диванными подушками. Он вознамерился затащить их, сразу две, на второй этаж дачи по слишком узкой лестнице

и застрял. А ведь мудрая бабушка его предупреждала: с подушками от Старых Диванов нужно обращаться осо-бенно осторожно и желательно таскать по одной. Спасение пришло вовремя – их взрослые дети как раз приехали на дачу погостить и освободили незадачливого старика.

Собственно, у Карагодиной и не могло закончиться иначе, поэтому и достаточно тревожная ситуация (в этом же рассказе), когда старушка вывалилась из окна девятого этажа, но в полёте зацепилась за крюк, торчащий из сте-ны, выглядит комично, но по-доброму. Опять же, вовремя подоспели пожарные и полиция. Юмор автора выдержан, так сказать, в лучших традициях: здесь нет места цинизму или глумлению, которыми страдают современные сатири-ки, чьи неприличные выступления транслируют даже фе-деральные каналы центрального телевидения. У Ольги всё совершенно прилично и поэтому не оставляет неприятно-го осадка. Наоборот, вызывает желание прочитать очеред-ной рассказ.

…Дворник Саня (рассказ «Симка») допился до ужас-ных видений, в которых его преследуют злые полицей-ские. И чтобы его «контакты» не попали в лапы сыщиков, он «наяву» проглотил сим-карту своего мобильного теле-фона. Отчего и «пропал с радаров» своих сотрудников и начальства.

А вот ещё одна, на первый взгляд, забавная, но, вообще-то, поучительная история от Карагодиной, в осо-бенности, для некоторых мужчин.

Алексей Дмитриевич страдает сильной близоруко-стью («Слепая любовь»). Человек он, в общем, успешный: заместитель руководителя отдела в НИИ, жена, двое пре-красных детей и любовница. Когда он лёг в клинику для подготовки к операции по лазерной коррекции зрения, то

в результате отсутствия связи с ним на работе решили, что Алексей Дмитриевич умер. В вестибюле организации была выставлена тумба с фотографией в траурной рамке нашего героя, около которой собрались сочувствующие со-трудники. По закону жанра, в этот скорбный час и появля-ется сам «виновник» действа – живой, здоровый и зрячий после успешной операции. Здесь прослеживается некая ал-люзия на эпизод из фильма Эльдара Рязанова «Служебный роман», что придаёт яркости и комичности мизансцене. Окончательно прозрев, а вместе с этим обретя чёткость и ясность очертаний жизни, Алексей Дмитриевич, наконец, увидел, что его собственная жена гораздо привлекатель-нее любовницы…

Жизнь часто преподносит нам сюрпризы – и смеш-ные, и нелепые, и досадные. Всё взаимосвязано, обусловле-но и, в итоге, гармонично, – примерно такое литературное кредо Ольги Карагодиной. Забавные житейские истории сменяют печальные, иногда трагичные повествования, и в этой связи книга в целом воспринимается как смена узоров

в калейдоскопе – разноцветных, имеющих различные от-тенки, и в разных сочетаниях.

Человек на больничной койке, находящийся, по сути, между жизнью и смертью (рассказ «До и после») с грустью размышляет о том, что даже если удастся выжить, то он будет никому не нужным инвалидом, обузой для родных и близких. Словом, все условия для того, чтобы впасть в от-чаяние. Но, как это бывает, человек, думая о плохом, часто

недооценивает своих близких и родных. Они рядом и все-гда придут на помощь, возможно, даже жертвуя собой.

«Он только сейчас заметил тёмные круги от бес-конечных слёз под её /жены/ глазами и вдруг понял одно: нет никаких «до» и «после», есть «сейчас». У него есть самое главное – она, его рыжая колдунья, талантливый сын, мама, друзья. Они ‒ вся его жизнь, всё то, ради чего живут люди. Счастье, оно каждый день».

В рассказе

«Камни»

мы наблюдаем историю женщи-ны с очень непростой судьбой. Неудачный первый брак. Отправка в психиатрическую лечебницу родным братом

и отчимом ради продажи общей квартиры. Одним словом, обычный бытовой ад, в который то и дело попадают про-стые и добросердечные сограждане. Но сила воли, которая до поры дремлет, казалось бы, в самом слабом человеке, помогает встать наперекор обстоятельствам. И здесь очень важна поддержка, в качестве которой могут выступить не только люди и высшие силы, но и любимые увлечения, занятия, что приносят радость (в рассказе это самоцветы, полудрагоценные и драгоценные камни). И даже подарен-ный дочерью щенок, взятый «в добрые руки» у бабушки на автобусной остановке.

История печальная, но повествующая о том, что жизнь, в сущности, это каждодневная борьба человека с обстоятельствами, агрессией окружающего мира и, в кон-це концов, выход на новый уровень развития личности.

Серьёзные размышления на глубокие философско-этические темы представлены в рассказе «Разговор с музыкантом». Соотношение добра и зла в современном мире… Место человека… Какие дороги мы выбираем?.. Почему почти неистребимы злодеи, а люди, наделённые добром, талантом и светом, так рано покидают мир…

Сложная жизненная ситуация героини рассказа вы-нуждает её принять решение расстаться с любимым де-лом – сочинением и записью на студии песен, музыкаль

6 7

ных композиций. Или, во всяком случае, на долгое время прекратить. Но происходит встреча и беседа с близким по духу и небезразличным человеком, разделяющим боль, проявляющим искреннее сострадание, способным «по-лечить» добрым словом, и случается чудо. Лишь немного изменилось направление мысли, совсем чуть-чуть преоб-разился взгляд на окружающий мир и пришло осознание того, что ещё не сделано очень много хорошего, ещё не реализована масса творческих планов…

«Верь людям! И никогда никого не вини… Впереди много работы и много хороших песен. Ты сможешь пре-одолеть всё, ты умеешь, и знаешь как…»

Это не пустой разговор якобы сочувствующего прия-теля. В этих словах содержится сильный энергетический заряд, скрытый, но направленный в самое сердце, в самую глубину души и сознания. Героиня ещё не осознаёт, что «возвращение» уже началось, но чувствует облегчение и возрождающуюся уверенность в преодолении жизненных трудностей и проблем.

Как видно, сборник «Светлячки» – многогранный и разноплановый по содержанию, как, собственно, и твор-чество Ольги Карагодиной в целом.

Завершают первый раздел книги два автобиографи-ческих произведения. Надо сказать, биография россий-ского писателя, как правило, связана с биографией страны

и тесно переплетается с судьбами миллионов сограждан, чьи родные и близкие в тяжёлый час испытаний встали на защиту Родины. Общая народная память бережно хра-нится в каждой семье, как малой частичке народа и госу-дарства, и передаётся из поколения в поколение (рассказы

«Сухарики»

«Три письма»

Воспоминания автора от-носятся к 70-м годам прошлого века, но не теряют своей актуальности сегодня. Когда читаешь эти рассказы, на ум приходят слова из известной песни: «Нет в России семьи такой, где б не памятен был свой Герой…». Эти глубоко патриотичные рассказы, безусловно, усиливают яркость

восприятия книги, заставляют сопереживать и, по боль-шому счёту, открывают ещё одну грань характера автора – человека и гражданина.

Раздел «Разговоры в редакции» – это небольшие картинки, зарисовки, дружеские шаржи на творческих и не очень творческих людей, её современников – участников столичного литературного процесса. В героях и действу-ющих лицах этих миниатюр легко узнать литераторов, со-братьев «по перу». Их портреты выполнены в юмористи-ческой манере, и повседневные ситуации представлены

в виде шуток или юморесок. Практически все сюжеты взяты из реальной «литературной» жизни, но с придани-ем им соответствующей формы. Тонко обработанные, они читаются на одном дыхании. В этот же раздел включены и работы, ранее публиковавшиеся в вестнике Академии российской литературы – альманахе «Московский Парнас».

В рассказе

«Медаль»

автор проводит мысль о том, что в последнее время появилась целая плеяда «создате-лей прекрасного», которым мало собственно творчества. Им мало того, что удалось каким-то образом издать одну или две своих книги. Им необходимо ещё и признание. Но не читателей! А всяких литературных организаций и сообществ, желательно в виде наград, орденов, медалей и званий, а также в виде чествований и торжественных собраний плюс восхваления с рюмкой у носа…

Случилась «трагедия»… Видный (каковым он себя считает) литератор не получил награду, которая, по его глубокому убеждению, заслужена тяжёлым творческим трудом. Как же так?! Всем дали, а ему нет. Здесь уместно вспомнить слова известного советского, российского лите-ратурного критика, публициста и общественного деятеля, президента Академии российской литературы (в недав-нем прошлом) Леонида Ханбекова: «А зачем медаль? До-статочно фамилии!». Но человеческая натура, а если речь идёт о творческой натуре, часто непостижима. Заседать

в президиуме в большом зале и сверкать наградами, не

менее, а, возможно, для них более важно, чем писать хо-рошие стихи. Такова реальность наших дней. Автор, ко-нечно, не имеет ничего против поощрения литераторов, более того, для многих это, действительно, значимая оцен-ка его творчества. И тем не менее, для литератора главным должно быть признание его творчества читателями, для чего, он, собственно, и работает.

Завершает книгу раздел миниатюр на философско-житейские темы (например, что есть счастье, мудрость и так далее). А также смешные и забавные эпизоды о «вся-кой всячине». Все эти работы объединяет чувство юмора, оригинальность взгляда на простые повседневные житей-ские события и ситуации. Автор не даёт чётких определе-ний и не делает каких-либо выводов, но передаёт в этих коротких зарисовках своё внутреннее настроение. На-пример, «Новогодние метаморфозы» – это курьёзный рассказ-диалог, и если у вас вдруг неважное настроение, просто почитайте эту вещицу.

Сборник «Светлячки» предназначен для самой ши-рокой читательской аудитории. Рассказы написаны на од-ном дыхании, легко и просто. Но ведь хорошо известно: чем легче читается, тем больше творческой энергии затра-чено автором. Тем более, что писатель ведёт речь о вещах, казалось бы, обыденных.

Творчество Ольги Карагодиной носит открытый ха-рактер, без подтекстов, скрытых намёков и смысловых туманностей. Потому и книги её воспринимаются очень живо, если можно так выразиться, в режиме существую-щей действительности, отражают реалии нового общества и, в общем, несут положительный заряд.

Евгений СКОБЛОВ

Член Союза писателей России,

Академии российской литературы

‒ Трынь-трынь…‒ затрясся в руках Нины Павлов-ны новенький мобильный телефон. Его подарила два дня назад Маришка. Дочке надоело смотреть, как мама по-сле звонка без конца жмёт на кнопки старого чудовища

с мутным экраном, не успевая снять кнопку блокировки. Бывало, абонент на том конце вместо «алло» слышал: «Да что б тебя приподняло и прихлопнуло!» Решила сделать маме подарок: в наши времена человек без при-личного телефона, как голый. Купила ей новенький до-рогой айфон. Внешне он Нине Павловне пришёлся по душе, но в нём не было кнопок! Пришлось повозиться, чтобы его освоить.

‒ О боже! Мама! ‒ причитала Маришка. ‒ Пользо-ваться телефоном не так сложно! Водишь пальчиком по поверхности и всё. Освоишь?

‒ Угу… ‒ высунула от старания кончик языка Нина Павловна. ‒ Мне же приходилось учить тебя есть из лож-ки и садиться на горшок! А как сообщение Захаровне от-править?

‒ Очень просто. Включаешь клавиатуру и пальчик прижимаешь к буковкам. Давай попробуем! ‒ Маришка взяла айфон, набрала: «Захаровна, привет!» и передала его Нине Павловне. «Желаю тебе сладких сынов, прият-ных ослов и помойной ночи!» ‒ продолжила Нина Пав-ловна и активировала функцию «отправить сообщение».

Через минуту раздался вой охотничьего рога: Ма-ришка решила выбрать для мамы сигнал пооригиналь-нее и погромче. Нина Павловна как ни пыталась, но

никак не могла сдвинуть пальцем дурацкую шкалу громкости, и дочке снова пришлось ей помогать.

‒ Алло! Алло! ‒ кричал экран. ‒ Пална! Ты в своём уме?! Каких ослов? Какая помойка?

‒ Дай-ка сюда! ‒ Маришка забрала телефон и, не прикасаясь к нему ухом, спокойно ответила Захаровне: ‒

У мамы теперь продвинутый гаджет, он сам вставляет нужные слова и иногда путает их. Мама хотела пожелать вам приятных снов.

‒ Какой ещё гад жид? Это ты про нашего соседа Абрама Моисеевича?! Что натворил этот интеллигент-нейший человек?

‒ Захаровна! ‒ вырвала из рук дочери новую игруш-ку Нина Павловна. ‒ У меня новый айфон!

‒ Кто? ‒ не верила своим ушам старая подруга. ‒ Амвон? Антон?

‒ Айфон! Это такая штуковина… Это когда телефон умнее своего обладателя.

‒ А-а… ‒ понимающе протянула Захаровна. ‒ Ну, спокойных тебе снов, псов и ослов!

Через пару дней Захаровна заглянула на чай. Вошла в дверь улыбаясь, теребя в руках кожаный чехол.

‒ Привет, подруга! ‒ заискрилась смешливыми гла-зами. ‒ А ты знаешь, что такое Ватсап?

‒ Кто? ‒ Не поняла Нина Павловна.

‒ Ватсап! ‒ повторила подруга, старательно разде-ляя слова на «ватс» и «ап». ‒ А у меня теперь не только смартфон, но и Ватсап есть. Сын подарил и поставил.

‒ Ватсап? ‒ подивилась Нина Павловна. ‒ Помощ-ника из таджиков Сашка тебе привёл?

‒ Тёмная ты! Ватсап ‒ это программа. Если её по-ставишь на свой телефон, можно вообще не звонить, а только сообщения писать. Как эсэмэски, только в разы дешевле. А ещё можно фотографии отправлять. Вот

смотри. Сейчас я сделаю селфи и отправлю тебе на телефон.

‒ Селфи? А это что?

‒ Это когда ты сама себя своим айфоном снимаешь

и другим отправляешь.

‒ Да на кой чёрт мне твоя фотография? Ты ж напро-тив сидишь!

‒ Погоди, давай Маришку позовём, чтобы она тебе этот Ватсап поставила. А то я не могу тебе фотки ски-дывать.

Абрам Моисеевич жмурился на весеннем солныш-ке, сидя на лавочке у подъезда. Он уже почти задремал, когда в кармане его пиджака блямкнул телефон. Взял в руки. С экрана ему улыбались Нина Павловна и Веро-ника Захаровна. Внизу стояла подпись: «Абраша! При-соединяйся к нашей команде селфистов. Ждём твой портрет. Ты гуляешь? Шли виды».

‒ Дожили… ‒ вздохнул Абрам Моисеевич. ‒ Будут теперь меня по WhatsApp атаковать. Освоили. Прав был Лёва. Нельзя старикам в руки гаджеты давать. Далеко пойдут. Держись Сбербанк и Пенсионный фонд!

Абрам Моисеевич щёлкнул телефоном пробегаю-щего мимо чёрного кота, быстро набрал текст: «Привет, девчонки! Выходите гулять. Жду у подъезда!»

Аминазин

Заболела шея, да так сильно ‒ не повернуть ни вправо, ни влево. Спросила у своей подруги-врача: «Что делать? Чем лечить?». Посоветовала она купить мазь «Меновазин». Я пока бегала по городу, название забыла. Захожу в аптеку. Вспоминала-вспоминала, никак. «Зин»

помню, остальное нет. Тут что-то похожее в мозгу забрезжило, спрашиваю у аптекарши: «У вас Ами-

назин есть?»

‒ Есть, ‒ отвечает, ‒ вам сколько таблеток? Задумалась. Вроде подруга говорила, что он жид-

кий, этот аминазин:

‒ А он не в жидком виде?

‒ Нет. У нас только в таблетках.

‒ Давайте, ‒ скособочила я шею.

Одну таблетку сразу выпила ‒ шея не проходит. Пришла домой, ещё две выпила, чтобы наверняка по-могло. Взяла собаку, пошла на собачью площадку. А там народ день рождения празднует, и подруга там, та, что врач. Водку в стаканчики разливают, и мне стаканчик налили, а подруга внимательно так на меня смотрит. Потом хвать у меня стаканчик. Я и отпить не успела.

‒ Что с тобой? Не пойму.

‒ Что-что, ‒ отвечаю, ‒ шея болит. Купила твой «Аминазин» только в таблетках, ни фига не помогает.

‒ Что-о купила? ‒ переспросила, нахмурив брови, подруга.

‒ «Аминазин»! Не помогает!

Подруга насторожилась, нахмурилась ещё боль-

ше:

‒ И сколько таблеток выпила?

‒ Три…

И вдруг её смех разобрал. Стала она звать ещё одну нашу подругу-собачницу. Взяли обе меня под белые ру-ченьки, поймали моего пса и повели домой спать, при-казав срочно ложиться в постель…

Шея в тот день у меня так и не прошла. На другой день купила я «Меновазин», а про «Аминазин» потом почитала. Его оказывается при психических заболевани-ях выписывают.

С тех пор названия лекарств на бумажку запи-сываю…

Бассейн

‒ Одолели! Я вам покажу! ‒ погрозил в сторону ку-лаком Тимофей Степанович. ‒ Надувной бассейн когтя-ми драть. Зять приедет в выходные отдыхать. Жара сто-ит: тридцать градусов в тени, как купаться? Не в чем!

Сбегал в дом, принёс клей, смастерил резиновые накладки и начал латать дырочки от кошачьих когтей. Пока латал, в голове созрел план по борьбе с мохнатой преступностью.

‒ Перво-наперво, надо сделать так, чтобы трекля-тые коты близко не подходили. Чтобы их так шандарах-нуло, что искры из глаз.

В памяти почему-то всплыла супруга Антонина, которая однажды в его отсутствие, углядев торчащий из стены провод, решила отрезать его ножницами, и её хо-рошенько тряхануло током.

‒ Бабы ‒ дуры, ‒ констатировал он сей факт, стукая себя по лбу. ‒ Надо вокруг бассейна сделать электричес-кую петлю и пропустить по ней слабый ток. Ни одна тварь не ступит внутрь круга!

Идея настолько его захватила, что он не стал откла-дывать на завтра, а пошёл в гараж искать нужный про-вод.

Антонина Ивановна тем временем варила вишнё-вое варенье в большом белом с цветочками обливном тазу, когда её внимание привлёк бегающий туда-сюда за окошком с проводом в руках Тимоша. Его седая голова была гордо поднята, глаза сверкали.

‒

Опять что-то задумал, ‒ бросила поварёшку на стол Антонина Ивановна и вышла на крыльцо: ‒ Тима! ‒

вкрадчиво начала разговор она, ‒ Что задумал?

‒ Отстань! ‒ отмахнулся Тимофей Степанович. ‒ Котов буду гонять.

‒ Каких котов, зачем гонять? ‒ удивилась Антонина Ивановна, вытирая широкой ладонью липкий от пота и сахара лоб.

‒ Соседских. Опять бассейн когтями ночью порва-ли. Приедет зять с дочкой, расстроятся. Дырки заклеил,

а котов… ‒ погрозил пальцем в сторону соседского за-бора, ‒ отвадить надобно.

‒ Как же ты их отваживать собираешься? ‒ решила уточнить Антонина.

‒ Петлю вкруг бассейна положу, по ней слабый ток пущу. Как только гад ступит или присядет, так его и шан-дарахнет. Одного стукнет, остальные не полезут.

‒ Тима! Окстись! ‒ всплеснула руками Антонина Ивановна, старательно вдыхая ноздрями воздух: варе-нье явно пыталось убежать из тазика и теперь шипело, проливаясь на горящую конфорку. ‒ Побойся бога! Зять приедет, разденется до трусов, схватит пиво, снимет шлёпанцы и полезет в бассейн, а ты его током! Поди, за-шибёт насмерть. А если дочка первой пойдёт купаться? А внучка?

Её лицо начало наливаться вишнёвым цветом ‒ под стать варенью в тазике.

‒ Не зашибёт! ‒ взъерошился Тимофей, тряхнув седой, когда-то кудрявой, а теперь плешивой головой. ‒ Я буду выключать ток, когда они приедут. Решено.

‒ Тимочка, не надо… ‒ взмолилась Антонина Ива-новна, ‒ с твоим склерозом, когда ты не помнишь, куда очки положил, нельзя током баловаться. Тебя и самого убить может. Забудешься и наступишь. Помнишь, как

меня из-за тебя чуть не убило, когда я провод ножницами резала? ‒ припомнила обиду на мужа Антонина. ‒ А всё потому, что ты из тех электриков, что ничего в токе не смыслят. Считают, ежели розетка закре-плена, то ток постоянный, а если болтается на соплях, то переменный. А у тебя всё на соплях. Как тебя ещё самого не раздолбало?!

‒ Тьфу… Гангрена! ‒ сплюнул Тимофей Степано-вич. ‒ Вспомнила! А я-то думал после того, как её тряха-нёт, замкнётся в себе. Ан, нет, рассуждает о постоянном

и переменном токе. У тебя молоко убежало.

‒ Какое молоко? ‒ всполошилась Антонина Ива-новна. ‒ Нет у меня молока. Я варенье варю.

‒ Вот и вари! ‒ яростно почёсывая затылок, ввер-нул Тимофей Степанович. ‒ Зятя хрен убьёшь. Он ‒ здо-ровый бык. Его, чтобы свалить, надо триста сорок вре-зать, а не двадцаточку.

Проходившая мимо забора соседка уловила послед-нюю часть разговора, приостановилась послушать и, в конце концов, не выдержала:

‒ Тимофей Степанович, вы что же это? Собираетесь зятя током бить? Что ж он такого натворил? Бедная То-нечка… Как можно жить с таким человеком? ‒ заохала, заохала и побежала разносить слух по посёлку.

Ранним утром в субботний день ничего не подозре-вающий Алексей шёл пешком от станции к родительско-му дому жены. Жена с дочкой должны были приехать позже. На подходе к калитке его перехватила соседка:

‒ Алёша… ‒ тихо прошептав, поманила его к себе. ‒ Поди сюда, сынок. Тимофей сбрендил, хочет тебя того…

‒ Чего того? ‒ не понял Алексей.

‒ Током шибануть! ‒ выпалила соседка. ‒ А Гальку за другого выдать. Понял?

Алексей покрутил у виска пальцем:

‒ Тётя Лида, вы совсем того?

‒ Я не того, ‒ надулась соседка, ‒ поди к бассейну и по-смотри. Там оголённый провод лежит, а через него ток идёт. Моего кота Ваську чуть не убило. Он теперь затор-моженный сделался, словно под алкоголем или нарко-той, ходит медленно, зову ‒ не отзывается, на участок к Тимофею заходить боится. Чует, тот недоброе замыслил. Ты про себя-то подумай, эвон, какой коварный дед. В том годе чуть Тоньку не угрохал, теперь вот за тебя принял-ся. Следи за ним.

‒ Спасибо, тётя Лида, ‒ ответил Алексей, полагая, что старики совсем из ума выживают, даже свежий воз-дух не помогает. И отворил калитку:

‒ Степаныч? Ты где?

‒ Здравствуй, Алёшенька, ‒ выбежала из дома тёща. ‒ Степаныч отдыхает. Током его шарахнуло. Всё на котов охотился, а сам в ловушку угодил. Поди, Алёш, убери провод, который он вокруг бассейна уложил. Не ровён час, внученьку Алиночку стукнет. Надо бы деда занять чем-то, а то он всех нас переубивает. В электрика играет. Старые дураки ‒ они самые большие дураки: у них больше опыта. А знаешь, у него радикулит прошёл. Его как по пяткам треснуло, так спина и разогнулась.

Алексей уставился на тёщу. На минуточку ему по-казалось, что он смотрит какой-то зарубежный фильм, но нет. Пошёл скручивать провод, крикнув тёще:

‒ Ставьте чайник, мама! Будем пить чай с вашим вишнёвым вареньем. Степаныч, хватит в проводники и полупроводники играть. Чуть соседского кота Ваську не угробил, тётя Лида пожаловалась.

‒ Аха! Попался, гад! ‒ радостно подскочил с дива-на Тимофей Степанович. ‒ Получилось. Ещё надо бы ток по забору пропустить, чтобы Лидка не подслуши-

вала наши разговоры. Мерзкая баба. Вся её жизнь укладывается в три вещи: посадить соседа справа, «построить» соседей слева и родить сплетню.

‒ Надо бы тебя, Степаныч, в санаторий отправить. Ты у нас как электрический ёж. Страшно в дом входить: наэлектризовано. Нельзя животин обижать, ‒ отклик-нулся Алексей.

‒ А бассейн портить можно? ‒ не унимался Тимо-фей Степанович.

‒ Отомстит тебе Васька. Попомни моё слово, ‒ ввернула Антонина.

На следующий день Тимофей Степанович упал пе-ред крыльцом и ушибся, поскользнувшись на Васькиных делишках. Справедливость восторжествовала. А Алек-сей скрутил бассейн и отнёс на помойку.

Депутат

Из гостей Глеб Борисович возвращался в преотлич-нейшем настроении, причмокивая губами от послевку-сия французского коньяка под икорочку. Его мысли были быстры, как скакуны: «В конце концов, депутат я или нет? Депутат и ещё какой! В Думе беспорядок, за всех приходится самому работать. А всё потому, что мы, де-путаты, законы издаём не те, что нужны народу. На-родишко-то у нас, безалаберный, безответственный. Уж если его зажимать, то так, чтобы у него ни вдоха, ни вы-доха не было, а то, поди, отдышится, оклемается, нач-нёт возмущаться. У нас все возмущаются: бабки, дедки, домохозяйки. Лишь таджики да узбеки молчат, мётлами во дворах машут. Народ у нас жить не может без воз-мущения, иначе им и поговорить не о чем. Кому нуж-ны законы, если их не только исполнять, а читать никто

не хочет, словно они не для них писаны? Надо, надо взяться. Чем представительней депутатский орган, тем крепче надо держать его в руках. Мы же себя не жа-леем. Мы же ‒ кормящие матери. Вон в Крыму люди со свечками сидят. Думай, депутат. Девки в Сирию к тер-рористам бегут, опять свищ в обществе. Что мы реша-ем? Это же свихнуться можно! Зато мы, видишь ли, всем мешаем! Мигалки нельзя, сирену тоже. Да неужели нас

столько, что человеку проехать негде…»

Думы прервал звонок мобильного телефона.

‒ Борисыч! Ты в такси?

‒ Я пошёл проветриться пешком. А вы всё сидите?

‒ Быстро топай назад!

‒ С чего бы это? Ещё коньяку притащили?

‒ Мы по твоей милости теперь не выходные: у Вить-ки ты взял шапку, у Егора ‒ дублёнку, и в Ванькиных бо-тинках ушёл.

‒ Я? ‒ посмотрел на свои ноги Глеб Борисович, только сейчас понимая, что они, и правда, натирают ноги.

‒ Вы там пьяные, Петька, не морочь мне голову, ‒ воткнулся кожаной шапкой в столб Глеб Борисович. По-слышался треск.

‒ Борисыч! ‒ зарычал Петька. ‒ Сунь руку в нагруд-ный карман, посмотри удостоверение.

‒ Погодь, ‒ шатнулся Глеб Борисович, ‒ сейчас под фонарь встану. Тут почему-то искры летают. Та-а-к… Министерство обороны… Генерал-полковник Пищук Егор Анатольевич. Вы мне в шутку что ли его сунули?

‒ Гражданин! Отойдите от столба, он под током! ‒ грозный полицейский подхватил Глеба Борисовича под руку. ‒ Убьёт ненароком. Пройдёмте в машину, вы пья-ны. Вы перешли в неположенном месте дорогу. Теперь воткнулись в столб.

‒ Не имеете права! ‒ взмахнул руками Глеб Бо-рисович, роняя удостоверение. ‒ Я депутат! Вы на-силуете власть. А-а-а…

‒ А вы ‒ столб электропередачи! Пройдёмте в от-деление.

‒ А как же Егор?

‒ Был Егор, да съел топор. Отсидитесь пару часи-ков, потом отпустим. Кто вы такой? Ваши документы!

‒ Щас! ‒ сверкнул очами Глеб Борисович. ‒ В снег

упали.

‒ Посмотрим, ‒ полицейский нагнулся за выпавшим

у депутата удостоверением. ‒ Ну что же, гражданин Пи-щук, много пьёте.

‒ Я не Пищук! Я ‒ депутат Волобровский.

‒ У-у, батенька. Вы имя своё не помните! Депутатом прикидываетесь. Вы ‒ депутат, а я ‒ серый волк. Приса-живайтесь в машину!

‒ А мы с пищалками поедем?

‒ Вам ещё и пищалки подавай? Ну-ну. Не наигра-лись в гостях? Где же вы так нализались-то?

‒ Мы обсуждали законы. Вот мой телефон. Ой, не мой. Ну не важно. Наберите последний номер и скажите, что я у вас. Вы весь наш депутатский корпус задержи-ваете. Они выйти из квартиры не могут.

‒ Это почему? ‒ подскочили вверх бровки лейтенан-та. ‒ Вы, помимо депутата, ещё и террорист?

‒ Декабрист, ‒ съязвил Глеб Борисович. ‒ Я в чужой одежде.

‒ А-а… ‒ понимающе кивнул лейтенант. ‒ Обокра-ли депутатов. Шапка кожаная на меху, дублёнка облив-ная, ботинки от Версаче. Так вы домушник?

‒ Да как вы смеете! Да я… только выйду отсюда, я вам покажу!

‒ Покажете, покажете.

Полицейский подтолкнул под зад подозреваемого в краже вглубь машины:

‒ В участке разберёмся. У Шпака ‒ магнитофон,

у посла ‒ медальон… Знаем вас. Не напились, не попа-лись бы.

В участке все стулья оказались заняты другими нарушителями порядка, поэтому Глеба Борисовича по-садили дожидаться своей очереди в «обезьянник», где он благополучно заснул на лавке, подложив под голову Витькину дорогую шапку…

С тех пор Глеб Борисович совсем не пьёт, да и в го-сти его больше не приглашают.

Детинки с сединками

Утро начиналось, как обычно. Ровно в пять Веро-ника Степановна проснулась, ‒ почему-то каждый день она просыпается рано, ‒ с трудом встала, медленно натя-нула домашний халат, грустно подумала: «Эх… нет уже былой прыти, зато есть мудрость, да как ею правильно распорядиться? Наступает время, когда в день рождения на торте зажигают столько свечей, что гости падают в обморок от жары. Увы, к восьмидесяти годам человек знает всё, да вспомнить не может. Надо бы чайник по-ставить…»

Медленно прошла в соседнюю проходную комнату, где на диване, сладко чмокая губами, крепко спал её су-пруг Володя.

‒ Сколько можно спать?! ‒ чертыхнулась про себя и, шелестя тапками по деревянному полу, прошла в кух-ню, где и запнулась о две здоровенные подушки от ста-рого дивана, который давно уже развалился. Лишь вчера ей удалось уговорить мужа всё ж таки отнести основа-

ние от него на помойку. Теперь эти подушки будут валяться не один месяц, а сегодня приедут дети и тоже будут спотыкаться о них.

‒ Вставай! ‒ громко скомандовала она.

Володя приоткрыл глаза и хотел было перевернуть-ся на другой бок, смахнув видение, но голос супруги продолжал дребезжать.

‒ Вставай-вставай, дружок, с постели на горшок… ‒ припомнила супругу детскую присказку. ‒ Позавтрака-ешь, отвези на тележке подушки на свалку.

‒ Не отвезу, ‒ приподнялся он, понимая, что спать ему не дадут, ‒ они мне нужны. Я их на второй этаж за-тащу и положу на кровать, чтобы повыше было.

‒ Не затащишь, ‒ съехидничала Вероника Степа-новна, ‒ силов не хватит.

‒ Хватит! ‒ как можно строже рявкнул он. ‒ Ото-двинь их в сторонку и не жужжи над ухом.

‒ Даже если ты и затащишь их наверх и уложишь на кровать, ‒ ткнула пальцем в мужа Вероника Степа-новна, ‒ ты на них не взлезешь.

‒ Я не влезу?.. ‒ окончательно проснулся он. ‒

Я влезу! Это ты не влезешь! Ты и на второй этаж не за-берёшься!

‒ Заберусь, ‒ бодро парировала супруга, ‒ а на этих подушках лежать не буду. Я тебя сколько дней прошу их вывезти?

‒ Я тебя десять лет прошу поставить второй гараж на участке, ‒ начал закипать благоверный, ‒ И что? Гряд-ки-грядки… кому они нужны? Ты работать не можешь, всё детей ждёшь, когда приедут и землю перекопают. Ей-богу, ты мне напоминаешь престарелую актрису, ко-торая сидит среди зрителей, и с грустью смотрит, как её любимые роли исполняют другие. Ветер пошумит да устанет, а старая баба расходится ‒ не скоро уймёшь, ‒

хохотнул он. ‒ Позвони Зине, спроси, когда и куда пойдёте пенсию тратить.

‒ Не уйду, пока подушки не отвезёшь, детинка с сединкой.

‒ Тьфу… ‒ сплюнул он, вылезая из-под одеяла.

Сергей и Анюта удивились. Обычно мама встречала их у калитки, сегодня же на участке стояла мёртвая ти-шина. Они осторожно толкнули дверь и дружно охнули. На лестнице, по пути на второй этаж, торчал дед, зажа-тый с двух сторон двумя огромными диванными подуш-ками, напоминая собой гигантский гамбургер. Внизу суетилась Вероника Степановна.

‒ Говорила тебе, старый чёрт, отвези подушки на помойку. Не послушал ты меня, как тебя таперича вы-тащить? Мне не под силу. Виси ‒ не дергайся, а то заши-бёшься. Правильно в народе говорят, коль дитя падает ‒ бог перинку подстилает, а стар завалится ‒ чёрт борону подставляет.

‒ Весело у вас, мама. Младенец с игрушками, ста-рик с подушками, ‒ скрыл улыбку Сергей и потащил нижнюю подушку на себя. ‒ Дед! Держись! Сейчас осво-божу. Вас одних страшно оставлять. Только сейчас об-суждали с Анютой историю из теленовостей. Там одна старушка решила поругаться с девятого этажа на автомо-билистов и выпала в окошко. Пока летела, зацепилась за крюк, торчащий из стены. Пожарных вызвали, а на доро-гах пробки ‒ только через сорок минут и сняли старушку. Хорошо, что всё обошлось! А тут вы со своими подушка-ми, ‒ подхватил Сергей на руки летящего вниз деда.

‒ Анюта, вези тележку! А вы, Вероника Степановна, наливайте деду чай: будем силы восстанавливать. Судя по подвигам, аппетиты у вас, как в молодости. Только зубы не те.

До и после

Он лежал в больничной палате, устремив взгляд в белый потолок. Левая часть тела больше не принадле-жала ему. Вся жизнь разделилась в одно мгновение на «до» и «после». Перед глазами промелькнул последний день. Лето. Жара. Он на даче. Старенькая мама просит сходить в теплицу посмотреть помидоры, а потом сразу темнота. Он даже не помнит, как оказался в больнице. Он не знал, сколько времени он здесь находится. Когда очнулся, понял: тело больше его не слушается.

Как дальше жить? Что с ним будет? Останется при-кованным на всю жизнь к инвалидному креслу? А она? Будет ли с ним дальше или уйдёт? Они прожили почти тридцать лет вместе. Гражданским браком. Сын вырос. Школу заканчивает в этом году. А сын? Как сын его бу-дет воспринимать? Наверное, только мама останется ря-дом. Воспоминания нахлынули разом. Маленький ко-мочек у неё на руках, а он стоит перед роддомом: тогда ещё не пускали к роженицам. Показывает ему в окошко, кричит:

‒ У тебя родился сын!

Он счастлив. Картинка сменилась. Они ругаются, она собирает вещи, уходит к маме. Он любит её. Её ог-ненные волосы и ясные голубые глаза. Её тоненькую мальчишескую фигурку и стальной характер. Сколько всего было между ними из-за этого норова дикой кобы-лицы, но, ведь и понравилась она ему именно такой, непохожей на других, способной принять волевое реше-ние в любой ситуации или неожиданно плачущей из-за пустяка. Он бежит вслед за ней, мучается, понимает, что без неё никак. Она возвращается, и снова у них всё хоро-шо. Подрастает сын: смешной, рыжий в маму, талантли-

вый в него. Они с сыном вместе играют до полуно-

‒ Вовсе нет.

чи на гитарах. Он музыкант. Лицо сводит судорога:

Её руки заботливо меняли памперс.

«Был музыкантом…»

‒ Ты начал говорить! Это первые слова за последние

На соседней кровати вскрикивает мужчина. Ему

две недели. Ты сел! Прогноз благоприятный. Придётся

ещё хуже. У него парализовано всё тело. И в его груди

потрудиться, но дело того стоит. Сегодня мы одержали

снова сжимается ком.

первую победу. Шаг за шагом, медленно, но ты восста-

Обуза. Всем обуза. Маме ‒ не помощник, жене ‒ не

новишься.

муж, сыну ‒ не отец. Зачем ему такой отец? Что он смо-

‒ Руки, ‒ застонал он, ‒ я никогда не смогу играть.

жет ему дать, кроме мучения с ним, инвалидом…

‒ Гитара будет твоим главным тренажёром. Сын

Распахнулась дверь. В палату ворвался свет. На

поехал сегодня искать с широким грифом, чтобы паль-

пороге она. Бледная, осунувшаяся, с плотно сжатыми в

цы удобнее было ставить. Киснуть некогда, у тебя много

нитку губами и сияющими волосами. Подошла к нему,

работы.

наклонилась. Тёплые губы коснулись его губ, и он по-

Она порхала вокруг и казалась ему диковинной пти-

чувствовал её запах. Родной, волнующий. Прикрыл гла-

цей. Хрупкая, нежная, светящаяся и крепкая, как сталь.

за, потому что выступили слёзы. Выдавил сквозь зубы:

Почему он никогда не говорил ей, что не может про-

‒ Ты от меня уйдёшь? Я теперь такой…

жить без неё и дня? Почему, когда люди здоровы, они

Она всплеснула руками и вдруг звонко засмеялась:

скрывают свои чувства? Он опять потянулся к ней губами,

‒ Конечно, уйду. Брошу тебя. Ты же меня бросал?

и её губы снова прижались. Как же он любил этот запах!

Помнишь, к маме уходила?

Закружилась голова. Он одной рукой сжал её тёплую

Обняла его. И гладила, гладила по голове. Он при-

ладонь.

поднялся на одной руке, попытался прижаться к ней:

‒ Если встану, буду носить тебя на руках всю

‒ Я тебя люблю. Жаль, никогда не говорил об этом.

жизнь.

‒ Я знаю.

‒ Встанешь, посмотрим, ‒ парировала она в своей

Она взяла двумя руками его голову и прижала к сво-

обычной манере. Он только сейчас заметил тёмные

ей мальчишеской груди. Он почувствовал её маленькую

круги от бесконечных слёз под её глазами и вдруг по-

грудь и боялся отпустить это мгновение счастья.

нял: нет никаких «до» и «после», есть только «сейчас»».

‒ Я всегда это знала. Но я уйду от тебя, если ты не бу-

У него есть самое главное ‒ она, его рыжая колдунья,

дешь стараться. Давай попробуем приподняться и сесть?

талантливый сын, мама, друзья. Они ‒ вся его жизнь,

Врач сказал, можно.

всё то, ради чего живут люди. Счастье, оно каждый день.

Он постарался максимально приподняться. Полу-

Завтра он попробует сесть сам, до её прихода. Он напи-

чилось. Она подсунула под его спину подушку. Опустил

шет лучшую песню. Для неё и для себя. Песню о любви.

глаза и снова ужаснулся: он был в памперсах, как когда-то

его маленький сын. Снова пронзила боль.

‒ Я останусь инвалидом.

Живой труп

Молодой участковый, полицейский Пётр Блоха, ‒ выглядел он под стать своей фамилии: маленький и юр-кий, ‒ шёл разбираться с одним из жильцов дома.

На того поступила жалоба, мол, в такой-то квартире живёт одинокий пожилой мужчина, и из его двери вот уже несколько дней сильно пахнет. Соседи беспокоятся, не умер ли он? А одна старушка даже настаивала на этом и была уверена, что умер.

Пётр поднялся на лифте на восьмой этаж и, как только вышел на лестничную площадку, почувствовал неприятный запах гнилья, отходов жизнедеятельности и ещё непонятно чего. Пётр мысленно собрал волю в ку-лак и задумался: то ли сразу вызывать слесарей и сотруд-ников с соседями, чтобы констатировать смерть хозяина, то ли сначала позвонить. Шагнул к двери. Приложил ухо к скважине. Ничего не слышно. Нажал на звонок ‒ дверь распахнулась. В нос ударил тошнотворный запах. На китель ловко приземлилась пара тараканов, на пороге квартиры возник потенциальный труп.

‒ Что вам угодно? ‒ недовольно спросил он.

‒ Здравствуйте! Ваш участковый Пётр Блоха, ‒ представился молодой полицейский.

‒ Похож, ‒ расплылся в беззубой улыбке старик. ‒ Вот Блох мне ещё не хватало.

‒ Извините… ‒ щёлкнул каблуками Пётр. ‒ На вас заявили соседи. Обязан проверить.

‒ Нечего меня проверять, у меня всё в порядке, ‒ зыркнул из-под очков старикан. ‒ Соседку, девяносто-летнюю бабку проверьте.

‒ Видите ли, ‒ замялся Пётр, ‒ зловоние из вашей квартиры…

‒ Говорю же! От бабки пахнет! ‒ отрезал дед. ‒ Подштанники не меняет! Не мешайте мне! Мясо варю.

И попытался захлопнуть дверь.

Пётр придержал дверь носком ботинка.

‒ Извините ещё раз, вы живёте один? Все ж таки пожилой человек…

‒ Нечего мне напоминать о возрасте, мне о нём на-поминает мочевой пузырь. Я живу с кошкой. Позвольте спросить, кто на меня заявил, я им покажу… ‒ погрозил кулаком в воздух старик.

‒ Это служебная тайна, ‒ парировал полицейский. ‒ Видите ли, ваша соседка испугалась, что вы испустили дух.

‒ Не дождётесь! ‒ разъярился старикан. ‒ Сами передохнете, как мухи осенней порой. Бабке венок за-кажите.

‒ А почему из вашей квартиры так пахнет? Вы не убираете за кошкой?

‒ Какое ваше собачье дело? ‒ засверкал стёклами очков злобный дед, одновременно пытаясь раздавить тапочком таракана, кинувшегося под ноги непрошеному гостю. ‒ Что в своей квартире хочу, то и делаю. Кош-ка гадит туда, где мне не достать. Ничего. Выветрится. Сейчас лето.

‒ Может, вам нужна помощь в уборке квартиры? ‒ поинтересовался Пётр.

‒ Не нужна. Я никого к себе не пускаю. Ворьё кру-гом. Когда акт составите, приду проверить, кто на меня заявил. Подозреваю, Клавдия Митрофановна из пятьде-сят шестой. Эта старая карга из тех, кто разносит сплет-ни по дому. У-у-у… ‒ прихлопнул очередного насекомо-го дед. ‒ До свидания!

И захлопнул дверь.

Пётр покачал головой. Он ничего не мог поделать. Формально проверил. Акт напишет. Со стариком придётся смириться. Был бы дряхлым, можно было бы оформить его в дом престарелых или разыскать род-ственников, но этот хоть и вонюч, а бодр и весел. Похо-

же, что и родня боится к нему соваться.

Участковый позвонил в пятьдесят шестую. Дверь открыла заявительница, Клавдия Митрофановна, чис-тенькая бодрая старушка с гладко зачёсанными назад и скрученными в куриную попку седыми волосами.

‒ Здравствуйте! Вдовушкина Клавдия Митрофа-новна? Пётр Блоха, ваш участковый.

‒ Здравствуйте. Были у соседа?

‒ Был.

‒ Живой?

‒ Даже очень.

‒ Возмущался?

‒ Не рискнул.

‒ Испужалси?

‒ Меня напугал.

‒ Соколик, ‒ пожалела молоденького участкового Клавдия Митрофановна, ‒ ты не переживай, мы с ним рядом живём почти сорок лет. Раньше-то, когда его жена Катерина была жива, она его усмиряла, а сейчас он со-всем распоясался: и жениться не хочет, и за собой не следит. Я могла бы составить ему хорошую партию. Прибралась бы, отмыла его и квартиру. Муж опять же у меня появился бы, я ж замужем четыре раза была. Все теперь покойники. Увы… Может, санэпидемстанцию на него натравить?

На мгновение Пётр потерял дар речи. Потом всё понял, ужаснулся старушке, четырём её покойникам, своей незавидной роли и попытался скорее отсюда сбе-жать:

‒ Я ещё к вам зайду… ‒ бормотал Пётр, бук-вально скатываясь со ступенек.

‒ Эх, молодой ты ишшо… ‒ неслось ему вслед. ‒ Зайду к вам в отделение на неделе, проверю, как вы там работаете.

«Увольняюсь, ‒ думал про себя Пётр, спускаясь на лифте вниз. ‒ Пойду охранником. От этих стариков с ума можно сойти. Одна замуж хочет, другая подштанники не меняет, третий «строит» старушек. Из харизматиков ‒

в маразматики. Пригляд за стариками нужен. Государ-ство совсем не думает о них, создали бы специальную службу «Приглядстар» и не мучили участковых…»

Выходя из подъезда, Пётр наткнулся ещё на одну старушку.

‒ Здрассьте, ‒ бабулька расплылась в широкой улыб-ке. ‒ Никак Клавка опять к Сеньке полицию вызывала?

‒ Тьфу… ‒ сплюнул Пётр. ‒ Не старики, а маяки на-дежды, способные вывести корабли нашего общества из широких вод в узкие проливы безнадежности…

Это был его первый рабочий день.

Камни

Аквамарин будто пришёл из скрытой в морских глу-бинах сокровищницы русалки, околдовывающей каждо-го своими чарами. А изумрудные крошки! Ещё Плиний ставил изумруд на третье место по красоте, хотя он и был знаком только с камнями из Египта и Урала. Бирюза из-вестна со времен ацтеков…

Элена медленно перебирала пальцами каждый кусо-чек, осколочек той давнишней жизни, когда она работала

в ювелирной компании на камнерезном станке. Сколько огранок сделала, не сосчитать. Она не любила работать

драгоценными камнями, всегда стремилась к полу-драгоценным. Во многих местах побывала с экспе-

дициями в попытках найти природный материал. Иногда сопутствовала удача, и в неказистом с виду булыжнике оказывался заветный самоцвет. Она побывала в Карелии, на Урале, в Сибири, а возвращаясь из командировок, ра-ботала за троих и зарабатывала большие по тем време-нам деньги. Всю семью кормила: больную маму, отчима, младшего брата и свою маленькую дочку от брака с иор-данцем Лёльку.

Студенческий брак ни к чему хорошему не привёл. Побежала сломя голову за мужем на его родину, забере-менела в чужой стороне. Посадил муж дома с матерью

и сёстрами, только что чадру не надел. Еле сбежала по поддельным документам. Лёлька родилась уже в Мо-скве. Муж пытался вернуть беглянку, но она ему больше не доверяла: в Москве он был одним человеком, а у себя на родине ‒ совсем другим. Пришлось найти работу: кормить её было некому. Мама постоянно болела, брат выпивал: то работал, то уходил в запой. Отчим давно сидел на пенсии: он был намного старше мамы.

Элена любила камни всей душой. Они лечили её, помогали забыться. Она хранила их в прозрачных сосу-дах с водой, чтобы камни играли в лучах света, на них попадающих. Вот и сейчас вздохнула, опустила кусоч-ки бирюзы в стеклянную вазу. Солнечный луч, упавший сквозь стекло на камень, раскрасил его голубовато-зеле-новатыми оттенками. Губы Элены невольно расплылись в улыбке, но тотчас снова сжались в тонкую линию. Она оглядела свои руки выше запястья: там красовались иссиня-чёрные синяки. За дверью комнаты послышал-ся шорох, она невольно сжалась и напряглась. Старый отчим вышел из комнаты и тяжело пыхтя, направился к кухне.

‒ Хорошо, что Пётр не пришёл…

На коже выступили мурашки. Память снова и снова не щадила её. Глаза застлали слёзы. Шесть лет на-зад она вот так же вечером разбирала свои камни, когда отворилась входная дверь. Открыл брат Пётр, вместе с ним вошли трое незнакомых мужчин и сразу к ней. Она помнит этот сильный удар в спину, мгновенную хватку, завернувшую её руки к затылку, адскую боль и слова:

‒ Поедешь с нами в больницу.

‒ В какую? ‒ выдавила она, еле сдерживаясь от нестерпимой боли.

‒ Психиатрическую. Будешь сопротивляться, по-бьём, ‒ пообещал чернявый амбал, кивнув Петру. ‒ Да-вай верхнюю одежду, остальное привезёшь завтра.

‒ За что? ‒ попыталась спросить Элена.

‒ За проделки твои! За пьянство! За избиение матери!

‒ Я избивала мать? ‒ задохнулась Элена. ‒ Она умерла месяц назад.

‒ Знаем-знаем твои истории, ‒ отозвался лысова-тый мужчина, державший её руки. ‒ Пётр с Арнольдом Никифоровичем всё нам рассказали про мать, про дочку, живущую в общежитии в Ярославле, про пьянки твои. Полечишься несколько месяцев, а там видно будет.

Она сопротивлялась. Кричала, пыталась вывер-нуться и даже укусила зубами лысоватого за плечо. Укол успокоил её. Она не помнила, что было дальше.

Очнулась Элена в палате на шесть человек, с решёт-ками на окнах. Сначала не поверила собственным гла-зам, прикрыла веки, пытаясь стряхнуть картинку. Снова открыла глаза. На её кровати, у серо-зелёной облуплен-ной стены, сидела старуха с безумными глазами и смо-трела на неё, не мигая. Чуть поодаль на другой кровати сидела женщина средних лет с печальным лицом и тоже молчала. Больше никого не было. Элена села, ещё раз

осмотрелась. Голова гудела и кружилась. Через не-которое время в палату вошла медсестра с подносом в руках, на нём два стаканчика. В одном ‒ таблетки, в

другом ‒ вода. Подошла.

‒ Выпейте таблетки!

‒ Я ничего не буду пить, ‒ тихо ответила Элена. ‒ Могла бы я пообщаться с врачом?

‒ Отчего же нет? ‒ сухим голосом ответила мед-сестра. ‒ Скоро будет обход, врач к вам подойдёт.

‒ Как я здесь оказалась? ‒ спросила Элена, хотя по-нимала, вряд ли эта сухая, горбоносая женщина с суро-вым лицом станет ей отвечать.

‒ Родственники постарались, бывает… ‒ всё же от-ветила та.

‒ Неужели брат?

‒ Не знаю, ‒ отмахнулась медсестра. ‒ Брат, сват, кум. С врачом разговаривайте. Пейте таблетки!

‒ Не буду! ‒ упрямо ответила Элена. ‒ Что это? Транквилизаторы? Мне нельзя принимать такие таблет-ки: я работаю на станке, это кропотливый труд.

‒ Не пейте, не надо, ‒ ответила сестра. ‒ Сейчас по-жалуюсь врачу, будем кормить насильно.

‒ Не имеете права! ‒ вспыхнула Элена.

‒ Здесь имеем, ‒ ухмыльнулась женщина. ‒ Раз по-пала сюда, изволь выполнять то, что тебе говорят, а то

к буйным отправим, мало не покажется.

Медсестра развернулась и вышла из палаты. Элена потёрла виски руками, пытаясь осознать

происходящее. Вопросы сыпались один за другим. По-чему Петя так с ней поступил? Или это с подачи отчима,

с которым она не ладила? Зачем? Они же живут на её деньги! «Мама! Мамочка! ‒ мысли путались в голове. ‒ Как рано ты ушла! Что я буду без тебя делать? Знала бы

ты, что твой муж с моим братом учинят надо мной

расправу! Как выбраться отсюда? Что сказать вра-

чу? А, может, ничего не говорить, послушать, что он ска-

жет…»

Её размышления прервал звук отворяющейся две-ри. Старуха подобрала под себя ноги, забившись в угол кровати. Женщина с печальным лицом поправила ворот-ничок халата, скромно потупив глаза. В палату вошёл высокий симпатичный мужчина средних лет в белом халате. За ним, высоко подняв голову в голубой шапоч-ке, вышагивала медсестра.

‒ Андрей Павлович! Новенькая не желает прини-мать лекарства.

‒ Разберёмся.

Мягкий баритон показался Элене очень мелодич-ным. Он ласково взглянул на неё, подошёл к её кровати, аккуратно присев на самый краешек.

‒ Ну-с… Почему мы отказываемся пить лекарство?

‒ Объясните мне, ‒ мгновенно вспыхнула Элена. ‒ По какому праву вы меня здесь задерживаете?

‒ Потому что вы больны, ‒ спокойно ответил врач. ‒ Вам требуется лечение. Дольше того времени, как вы поправитесь, мы вас задерживать не будем. Поступил сигнал от ваших родственников о том, что вы неадекват-но себя ведёте. Буяните. Дочерью не занимаетесь. Выпи-ваете. Дерётесь.

‒ Дерусь? ‒ не поверила своим ушам Элена. ‒ Я де-русь? Мне некогда драться! Я целыми днями работаю. Дочка учится в Ярославском институте, живёт в обще-житии, вполне самостоятельный человек. Мне кажется, здесь какой-то подвох. Зачем-то меня нужно было сюда упрятать.

‒ А вы и спрячьтесь.

Андрей Павлович погладил её руку.

‒

Подумайте. Не спешите. Никто вас насильно дер-жать не будет. Считайте, в санаторий попали. Отдо-

хнёте и домой.

‒ Могу я позвонить? ‒ спросила Элена.

‒ Сегодня нет. Через несколько дней мы разрешим вам позвонить домой, а пока во избежание осложнений всё же примите лекарство. Оно безобидное. Вы очень много работали в последнее время. Нервная система устала, ей требуется отдых. Отоспитесь хорошенько и с новыми силами ‒ на работу.

‒ После ваших таблеток я вряд ли смогу заниматься тем делом, которому отдавалась всей душой, ‒ только и сказала Элена.

Подступившие к горлу слёзы защипали глаза. Она понимала, лучше не перечить. Надо подчиниться, иначе ей отсюда не выйти.

Через две недели, когда разрешил лечащий врач, её навестила пожилая тётка Тая, и то, что она рассказала, повергло её в шок. Оказалось, брат с отчимом решили продать квартиру, чтобы разъехаться. Элена им меша-ла. Её нужно было на время убрать. Они понимали, что сама она никогда не пойдёт на этот шаг. Кто-то нашеп-тал им про психиатрическую клинику. Денег, чтобы до-говориться с врачами, нашли. Вот только с продажей у них всё равно не заладилось. Ещё тётка Тая сказала, что дочке они ничего не сообщали, отговаривались какой-то ерундой. То «мама на работе», то «мама ушла с подру-гами». Элена слушала её сквозь туман в голове. Посто-янное употребление сильнодействующих препаратов сильно сказывалось на здоровье. У неё стали подраги-вать руки, неконтролируемо дергаться мышцы. Элена понимала, что потеряла всё: работу, квартиру, близких. Ей хотелось умереть. Да кто же тебе даст это сделать в психиатрической клинике?!

Её выписали через два месяца. В квартире к её возвращению царил полный хаос. Кругом валялись пустые бутылки. Здесь давно никто не прибирал и её не ждал. С прежней работы она была уволена. Да она и не собиралась возвращаться к старому: руки тряслись, голова медленно соображала…

Вот тогда Элена начала пить. Много, жёстко, до полного забытья.

Брат тоже напивался, стал её избивать. Она его люто ненавидела. Однажды он даже изнасиловал её, пьяную. Ощущение гадливости от произошедшего не покидало её ещё много недель спустя. Жаловаться было некому. Под-руги отвернулись, дочка старалась не приезжать. Разгова-ривала по телефону с ней сухо: у неё была своя жизнь, она не хотела больше знать ни мать, ни других родственников. Лишь престарелый отчим всё шаркал тенью по коридору, благо у каждого было по комнате в большой квартире…

Элена погладила рукой хорошо огранённый аме-тист. Камни помнят всё. И всех, кто к ним прикасался. Они живут своей жизнью. Жизнью…

Она уже хотела шагнуть из окна с десятого этажа, зажав в руке камень, когда раздался звонок.

‒ Алло, мама! ‒ донёсся звонкий голос Лёльки. ‒ Еду домой. Перевелась в институт в Москву на заочное отделение. Буду учиться и работать. Мы с тобой вместе всё преодолеем. А у меня для тебя есть подарок. Завтра привезу…

Маленький пищащий комок за пазухой у черногла-зой, черноволосой Лёльки вернул Элену в детство. Она всегда любила собак. От них веяло любовью и добротой. Они любили тебя просто так, за то, что ты есть. От них не исходило ни людской злобой, ни подлостью. Впер-вые за последние дни глаза Элены потеплели, она взяла щенка на руки.

‒

Мальчик?

‒ Девочка, ‒ засмеялась дочка, целуя её. ‒ Назвала Геллой, у неё глаза зелёно-карие, мистические. У ба-бульки на остановке купила. Бабушке денежку, щеночку ‒ свой дом. Посмотрела на него и подумала, что он тебе очень понравится. Будет с нами в комнате жить. А ещё

я дозвонилась твоей школьной подруге тёте Люсе Тихо-мировой. Завтра она придёт к нам в гости, так что соби-райся в магазин.

Спустя несколько месяцев Элена вновь устроилась на работу в ювелирную фирму. Помогла Люська, под-руга. Правда, она теперь не работала на станке, но это было не важно: она снова находилась среди камней, любовалась их красками. Компания, в которой Элена работала, занималась изготовлением ювелирных укра-шений на заказ и часто участвовала в различных выстав-ках. Элену назначили представителем фирмы от компа-нии. Теперь она рассказывала о продукции фирмы, сидя за столиком, разложив перед собой бусы, кольца, серьги, браслеты и сочиняла про них всякие истории. О русал-ках, охраняющих аквамарины; о царе Нептуне, сидящем на дне океана на троне, украшенном жемчугами; о пут-никах, заблудившихся в лесу, волшебницах с каменными чётками; о камнях ‒ носителях цветовых лучей; о горя-чих и холодных лучах; о том, что все люди «построены» из энергии, а камни являются проводниками этой энер-гии; о самоцветах, лечащих людей; о царице каменной горы.

Вокруг Элены собирались толпы. Многие женщины подходили с детишками, чтобы послушать её волшебные истории. У неё покупали больше, чем у других. Она сно-ва училась жить. Она знала, пройдёт ещё немного, и они с Лёлькой накопят на собственную квартиру, заживут счастливо. Её душу спасали камни…

Элена провела пальчиком по гладко полиро-ванному опалу. А Гелле она уже заказала красивый ошейник, оформленный цирконием…

Лёлька и Гелла ‒ вот её драгоценности.

Классики

‒ Деда! Можно я пойду во двор с Маринкой? Мы хотим поиграть в классики. У тебя есть банка с гутали-ном? Нам битка нужна, ‒ подбежала к дедушке внучка.

‒ Можно, ‒ кряхтя, потянулся Василий Петрович, медленно выползая из-за компьютерного столика. ‒ Сей-час достану засохший гуталин. Нынче не модно гутали-нами пользоваться. Держи. Гуляйте под окнами, чтобы консьерж вас в окошко видел. Аккуратнее. Не попадите жестяной банкой в лобовое стекло дорогой машины. Не расплатимся. Сейчас позвоню консьержу.

‒ Классики, классики… ‒ замурчал себе под нос Ва-силий Петрович, закрывая за внучкой дверь. ‒ Классики!

‒ вдруг хлопнул он себе по лбу ладонью. ‒ Я и сам не-плохой поэт! Напишу-ка стихи о классиках! Никто ещё не писал в стихотворной форме о великих. Все только предисловия к ним карябают. Утру им нос. А то лежат мои стихи в братских могилах больших поэтических сборников, которые никто не читает. Теперь масса пи-шущих поэтов, каждый в классиков хочет сыграть. Клас-сики, конечно, внесли большой вклад, только никто не знает, в какой банк? ‒ хохотнул Василий Петрович. ‒ И обложку сделаю такую, такую…

Подняться наверх