Читать книгу Давид - Ольга Которова - Страница 1

Внимание!

Книга содержит нецензурную лексику и откровенные сцены, в том числе сцены сексуального насилия.

Главный герой не ласковый и нежный мужчина, а эгоист и подонок!

Спасибо за внимание! Приятного вам прочтения!

Глава 1

Не встречайтесь с первою любовью,

Пусть она останется такой –

Острым счастьем, или острой болью,

Или песней, смолкшей за рекой.

Не тянитесь к прошлому, не стоит –

Всё иным покажется сейчас…

Пусть хотя бы самое святое

Неизменным остается в нас.

Юлия Друнина

– Маша, а ну не бей Пашу и надевай шапочку. Не будешь слушаться – оставлю тебя в группе, и не пойдёшь с нами гулять, – пригрозила я пальцем это маленькой хулиганке.

Смотрю на своих спиногрызов, которых двадцать человек, и не могу нарадоваться. Какое же это счастье – дети! Они словно маленькие лучики солнца, которые освещают нам путь.

Я работаю воспитателем младшей группы в детском саду, и моя работа самая лучшая на свете. Я учу своих детей завязывать шнурки, правильно надевать колготки и держать ложку в руке так, чтобы еда доходила до рта, а они, в свою очередь, учат меня любви, терпению и смирению.

В свои двадцать девять лет я не имею своих детей. А хочется, ужасно хочется, но… не получается. Я в браке уже почти десять лет – за самым прекрасным человеком на земле.

Мы с Толиком знакомы ещё со времён школы. Красавец, спортсмен, отличник, любовь всех девушек в нашем дворе. От него был без ума весь женский пол, и я не была исключением. Даже бабушки на лавках и то провожали его долгим взглядом, улыбаясь ему вослед.

Толик был старше меня на два года и учился на два класса старше. Он был моей фантазией: когда он проходил мимо, я переставала дышать. Но я понимала, что такой, как он, никогда на меня не посмотрит. Отчего было горько в душе.

Я была обычной серой мышью, зубрилкой. Ботаничка – так меня называли одноклассники. Жила скромно в однокомнатной квартирке с бабушкой, которая меня воспитала как настоящую леди. Бабуля была строгих правил, но заядлой оптимисткой. Она всегда говорила, что отношения должны строиться на взаимной любви. А если любит только один, брак долго не продержится, как бы ни старались его склеить.

Мои родители разбились на машине, когда мне был один годик, и опеку надо мной взяла моя бабушка, которая заменила мне всех.

Я ходила на танцы, занималась рисованием, лепкой. Была прилежной и послушной девочкой, которой только и можно было гордиться и ставить в пример.

И вот как-то раз, когда я возвращалась из школы с руками, полными учебников, которые мне выдали перед каникулами, я услышала до боли знакомый голос.

– Ритка-маргаритка, привет! Давай помогу.

Я повернула свою голову на звук и не сразу поверяла, что это обращаются ко мне.

Толик протянул свои руки и забрал у меня все книги.

– Ты домой? – проговорил он, а я оцепенела от счастья.

– Ага, – мотнула я головой.

– Значит, нам по пути.

Мы жили с ним в одном доме, только в разных подъездах. Всю дорогу я смотрела на каштановые волосы, которые переливались в лучах летнего солнца, впереди идущего счастья.

С балкона нас заметила бабушка и помахала нам рукой. А когда я вошла в квартиру, она с хитренькой улыбкой подошла ко мне и заговорила.

– Ну что, удача улыбнулась, и подошла к тебе твоя любовь, – засмеялась она.

– Бабуля! – хотела было возмутиться я, и от смущения мои щёки покраснели, как помидоры, и их сразу зажгло.

Она знала, что я по уши влюблена в этого мальчишку, и всегда говорила мне, что рано или поздно он заметит, какая я красавица.

А на следующий день мы встретились с ним в дворе, где он предложил вместе прогуляться, от чего я, естественно, не отказалась. Так и началось наше с Толиком общение. Он был моим первым и последним мужчиной. Я не представляла, что у меня будет кто-нибудь, кроме него.

От нашего первого поцелуя я чуть не умерла на месте. Это было что-то настолько прекрасное и нежное, что мне захотелось не отпускать этого парня, и я вцепилась в него своими тоненькими ручками, вымаливая повторить это. А когда после двух лет отношений он сделал мне предложение выйти за него замуж, я была на седьмом небе от счастья. Ведь на моём месте мечтала быть каждая, а он выбрал именно меня. Ту, про которую никто никогда бы не подумал, что я могу покорить его сердце, но это случилось.

Когда мне было девятнадцать, а Толику двадцать один, мы поженились. Я поступила в педагогический колледж на воспитателя, а Толя учился в институте на юриста. Мы жили в трёхкомнатной квартире с его родителями, пока не умерла моя бабушка. И вот после этого мы переехали в мою однокомнатную квартирку, которая досталась мне по наследству.

Всё у нас было прекрасно, я слушала своих подруг, которые не были счастливы в своих браках, и не могла понять: как это так? Как можно быть несчастливой в браке с любимым мужчиной? Оказывается, как-то можно.

Когда мы решили завести детей, у нас не получалось. Точнее, после многочисленных попыток сначала получилось, и мы были на седьмом небе от счастья, но произошёл выкидыш. Врач поставил мне диагноз «бесплодие». Я много лет лечилась, но всё бесполезно. Мама Толи водила меня к своему гинекологу, женщине с многолетним стажем и опытом, у которой, к сожалению, тоже опустились руки. И мне пришлось смириться.

Я сидела на детской площадке и смотрела, как играют мои детишки, и не могла ими налюбоваться. Мне нравилось в них всё, а особенно их детская искренность. Такая милая и ненаигранная, за которой хотелось наблюдать вечно.

Мои мысли унеслись к моему мужу, захотелось услышать его голос и узнать, что он сейчас делает. И я на память набрала уже до боли знакомый номер телефона.

– Привет, любимая! – послышался на том конце трубки родной мужской голос.

– Привет! Как ты там? Как собеседование?

– Всё так же.

– Ну ничего, не расстраивайся. Найдёшь ещё работу своей мечты.

Толик уже два года был безработный. Казалось бы, в нашем городе-миллионнике невозможно не найти работу, а оказалось, что возможно. Молодой, подающий надежды юрист, которым был мой муж, не мог ничего найти. Он целыми днями ходил по собеседованиям, и всё без толку. Предлагали те работы, на которых невозможно работать, или платили копейки, или начальники были ужасные. А я и не расстраивалась, зная, что мой муж – отличный специалист и что он всегда всего добьётся. Ведь он по жизни победитель, и я всячески поддерживала Толю, потому что знала, что у него всё получится.

И вот после очередного рабочего дня я бежала домой, чтобы поскорее очутиться в своей любимой квартирке со своим любимым мужчиной. По дороге зашла в магазин, купила любимые пирожные Толика в надежде увидеть его горящие глаза и довольную улыбку.

Подходя к дому, я заметила около нашего подъезда три чёрных огромных внедорожника, около которых стояли мужчины: все они были высокого роста и крупного телосложения. Их можно было бы сравнить со скалой: такие же каменные и большие.

Я постаралась обойти автомобили, которые загородили проход. От вида этих горилл у меня по коже пробежали мурашки. Хотелось бежать и не оглядываться. Я быстро проскочила в подъезд и, только когда двери лифта захлопнулись, оказалась в безопасности и выдохнула.

И что они, интересно, здесь делают? За все двадцать девять лет, что я жила в этом дворе, ни разу не было таких машин. У нас во дворе стоял только русский автопром или недорогие иномарки, а здесь явно машины не пару сотен рублей. И к кому они приехали? Может, жилец новый? Но кто из богатых будет жить в нашем районе? Несуразица какая-то.

Лифт не быстро привёз меня на мой этаж, и двери со скрипом открылись. Я подошла к своей квартире, открыла дверь ключом и зашла в квартиру, где витали вкуснейшие запахи ужина, приготовленного моим мужем.

Сняла старенькие туфельки, сумку бросила в другой угол, взяла в руки упаковку с пирожными и пошла на запах в сторону кухни. В квартире горел свет только в одной комнате, которой была кухня, и я точно бы не ошиблась с тем, куда идти.

– Толик, дорогой, как вкусно пах… – не договорив предложение, я остановилась в дверях. Мой взгляд упал на мужчину кавказской национальности, который сидел в нашем кресле у окна и что-то крутил в своих руках.

При виде меня мужчина встал и поправил на себе чёрный костюм с чёрной рубашкой. Он был весь в чёрном, как смерть. Почему-то именно эта ассоциация возникла у меня в голове. У мужчины даже глаза были цвета ночи, они нехорошо прошлись по моей фигуре. Пока я глядела на этого незнакомца, по моей коже пробежался холодок, я сглотнула накопившуюся слюну. Не хотела бы я встретиться с ним когда-нибудь снова.

– Простите, а вы кто и где Толик?

Я не сразу заметила мужа, который стоял в углу около кухонного гарнитура и сжимал на себе ладонями фартук.

Незнакомец был настолько огромен, что занимал почти пол нашей небольшой кухни. Даже в прыжке я навряд ли бы достала до его лица.

– Рита, сядь, пожалуйста, – подал голос муж, на которого я бросила свой испуганный взгляд.

Я сделала пару шагов в сторону стола, положила пирожные на столешницу и села на указанный стул, сложив свои руки на коленки, как школьница.

– Толя, что происходит? Я не понимаю, – мой испуганный, непонимающий взгляд метался от мужа к гостю.

– Это Давид Алиев, ты будешь теперь жить у него, – сказал муж дрожащим голосом, смотря куда-то в одну точку на стене.

Я не верила своим ушам. Что он несёт?!

– Это что, шутка какая-то? – я смотрела на него и умоляла, чтобы это был просто розыгрыш. Но обстановка, которая царила у нас на кухне, не была похожа на розыгрыш. От нарастающего ужаса у меня затряслись руки. – Толь, скажи, что ты просто шутишь. Мы сейчас все вместе посмеёмся и разойдёмся. Так ведь? – я умоляющим взглядом посмотрела на мужа.

– Рит, закрой рот и слушай, что я тебе скажу! – закричал на меня Толя. Его глаза пылали яростью. Я не могла поверить, что передо мной мой мужчина. Таким я его вижу впервые. – С тобой никто не шутит, ты сейчас встанешь, поедешь с этим мужчиной и будешь делать то, что он скажет. Ты меня поняла? – он посмотрел на меня вопросительно.

– Нет, никуда я не поеду из своей квартиры! А вам, – я перевела взгляд на мужчину, который стоял по стойке смирно и наблюдал за всем происходящим, – лучше выйти из моей квартиры, пока я не вызвала полицию, мой голос уже почти срывался на крик. Проговорив всё это на одном дыхании, я ещё раз взглянула в глаза незнакомца, в которых играла насмешка.

– Рита, закрой, пожалуйста, свой рот и сделай так, как тебя просят, – Толя начинал злиться ещё больше от моего неповиновения.

Я смотрела на своего мужа, который первый раз за всё время нашего знакомства и совместной жизни поднял на меня голос. Я смотрела на него и не узнавала стоящего перед собой мужчину. «Как? Где мой Толик?» Передо мной стоял мужчина в облике моего мужа, но он не был им. «Куда пропал мой нежный и заботливый Толик?» Хотелось орать в голос, но навряд ли меня кто-то услышит.

– Мне надоел этот цирк, – сказал мужчина, который уже так долго стоял и наблюдал за нашим с мужем диалогом. Он подошёл к Толе, который чуть дёрнулся назад, но его сдержала кухонная тумба, и заговорил с ним.

– Ещё раз посмеешь повысить голос на мою женщину, я тебе сердце вырву своими же руками! Понял меня?

Толя от ужаса сглотнул и кивнул мужчине в ответ, от сказанных слов мой муж стал бледнее смерти. И в ту же секунду незнакомец своим огромным кулаком нанёс удар мужу прямо в живот. Я закричала не своим голосом и рванула в сторону, где стояли мужчины, но меня кто-то схватил сзади за руки и дёрнул назад.

Я медленно приподняла голову и посмотрела за спину. Меня удерживал мужчина, который был похож на того обидчика, который стоял около моего мужа.

– Увести её в машину! – проговорил Давид.

Меня дёрнули за руку, как мешок с картошкой, погрузили на плечо и понесли из квартиры. Я всеми силами пыталась вырваться. Кричала, царапала спину своему похитителю, пару раз даже пыталась укусить его, но он будто меня не слышал. Все мои удары были для него не больнее укуса комара.

«Только бы мне вырваться! – постоянно проносилось у меня в голове. – Вырваться и бежать в полицию со всех ног, сообщать о покушении, вот тогда-то их накажут!»

Меня вынесли на улицу, поднесли к одному из внедорожников и усадили на заднее сидение, заблокировав дверь.

Я сидела в автомобиле, а по моему лицу текли слёзы, которые обжигали щёки. Они, будто ножи, царапали мою кожу. А самое обидное, что никто за меня не заступился – ни одна живая душа.

Я с рождения живу в этом доме, меня знают все жители этого двора, и я знаю лично каждого. И ни один человек, кто улыбался при виде меня, ни один не открыл свою грёбаную дверь и не поинтересовался тем, что происходит. Никто даже не попытался вызвать полицию. Все остались сидеть за своими железными дверьми и молча слушать и смотреть, как меня силком выносят и захлопывают дверь машины. Я кричала во всё горло, пока меня несли, так громко, что даже сорвала голосовые связки, но никто мне не помог. Все отвернулись, даже собственный муж. И как теперь мне пережить всё это? А главное, что нужно тому, кто меня похитил?

***

Ему не нравилось, что происходит, он думал, что всё будет иначе: приедет и заберёт своё. Но тот ублюдок даже и пальцем не повёл. Он просто отдал свою жену в счёт долга.

Когда Давид первый раз увидел ту, которой хотят расплатиться, он не мог понять. Как можно отдать женщину, которая является твоей женой? Свою жену он никому бы не отдал, что бы ни случилось. Трогать её мог только он. Только его руки могли касаться её, и только его глаза могли на неё смотреть. Но её больше нет. Он собственными руками придушил ту, которая его предала. Сначала задушил и смотрел, как она мучается, прося у него пощады, а потом вырвал ей сердце. Такие, как она, не должны были топтать эту землю своими прогнившими насквозь ногами.

Он был хозяином, царём всего, что его окружало. У него была своя империя, которую он создал сам, царапая и жуя землю зубами. Он отомстил всем тем, кто когда-то обидел его и его мать. Отомстил каждому обидчику и думал, что станет легче, но легче не стало. Зуд, который раздирал где-то глубоко в душе, остался, напоминая ему о случившемся.

Каждую ночь ему снились кошмары с участием матери. Она просила, чтобы её отпустили и не трогали её мальчика. Она была единственным живым существом, которое он любил и которое забрали. Давид до сих пор помнит тот день, когда его отец вернулся с охоты пьяный, а пьяный он был почти всегда, зашёл в спальню и опять взял силой свою жену, от которой уже почти ничего не осталось. Мать Давида была настолько худа, что казалось: она просвечивает.

Когда она не дала отцу первый раз, тот ударил её, а потом залез на неё сверху и насаживал свой огромный член, отчего женщина безмолвно рыдала. Всегда, когда приходил отец, мать запирала Давида в своей комнате, чтобы тот не попадался на глаза этому ублюдку, который был его отцом, а то и ему могло достаться.

Но от криков матери мальчишка чудом вышиб дверь и побежал к ней на помощь. Когда он ворвался в их спальню, то увидел, как отец избивает женщину. Его никто не останавливал, все просто молча слушали крики и мольбы о помощи бедной и слабой женщины.

Маленький, худой мальчишка, переступая свой страх, накинулся на мужчину, отчего получил сильные удары по голове. От удара его откинуло к стене, и от боли он не мог встать, а только слышал немые рыдания той, за которую не мог дать отпор. Он слышал, как она умоляла не трогать сына. «Убей меня, лучше убей меня, но не трогай его! Он ни в чём не виноват!» – набатом крутилось в голове у пацана.

Кто-то из слуг оттащил его из той комнаты и спрятал в подвале, а на утро он увидел гроб, который стоял в гостевой комнате и около которого, склонившись, рыдал его отец. Он не поверил его слезам, и в тот же день Давид сбежал.

Мальчишка жил в грязи на помойках, ел то, что нашёл в контейнере или украл на рынке. А если он попадался, его били так, что на нём не оставалось живого места. Иногда он думал о том, чтобы вернуться в дом своего отца. Но, вспомнив, что отца давно нет, а осталось только чудовище, он стискивал свои худые кулачки и молча рыдал. В голове он не единожды прокручивал план, как мстит своему обидчику, только вот Давид пока не понимал, как превратить этот план в реальность, но твёрдо знал, что он его рано или поздно сделает, выполнит задуманное.

Давид стал часто околачиваться в притонах, откуда и попал в малолетнюю колонию за воровство. Там его встретили подобающе и в первые же сутки сломали ему нос и пару пальцев. А он только терпел. Терпел, когда его били, издевались над ним. Молча терпел, запоминал их имена и внешность в надежде, что когда-нибудь им отомстит, за всё отомстит. Они будут рыдать, стоя перед ним на коленях, и просить пощады.

По ночам мальчишке снились сны с матерью и её криками, а он был в теле льва, который раздирал зубами тех, кто подходил к его матери и прикасался к ней, но когда вскакивал с кровати, то оказывался там, где не должен находиться ни один человек.

В один прекрасный день, который Давид запомнит на всю оставшуюся жизнь, к ним в камеру привели пацана, которого хотели встретить так же, как Давида, и встретили бы, если бы он не заступился за новичка. Да, их двоих тогда отмутузили так, что они потом еле встали, но с тех пор, как бы ни было больно и плохо, они стояли друг за друга горой.

Два верных друга, которые учились выживать среди животных. И только став старше, Давид понял: среди животных можно выжить, если только станешь царём зверей. И он стал, создавая в уличных боях свою империю. Он бился за каждую копейку, пока не стал сам выбирать, с кем ему драться. И до сих пор бои были его таблеткой над гневом. Обычный грязный, помойный мальчишка стал злобным царём зверей, которого все боялись, и никто не смел даже смотреть в его сторону, пока он не разрешит, – все, кроме его преданного и верного друга, который стал ему семьёй и за которого он не думая отдал бы свою жизнь. Но тут случилось самое страшное.

Однажды после очередного боя, из которого Давид в очередной раз вышел победителем, он решил немного задержаться в клубе и остыть от поединка.

– С победой, брат! – подошёл к нему Илья своей размашистой походкой. Илья и был тем самым единственным родным человеком, с которым они прошли Крым, Рим, огонь, воду и медные трубы.

– Спасибо, Илюх, – мужчины пожали друг другу руки.

– Ты прости, не успел на начало, но успел на нокаут с твоей стороны, – загоготал мужчина. – Давид, брат, не одолжишь мне свою машину до офиса доехать? А то моя ласточка в ремонте.

– Не вопрос, бери, конечно.

– Спасибо, брат.

И это была последняя встреча друзей. Потому что на утро Давиду позвонили и сказали, что его друг на смерть разбился на его машине. Виной тому – отказ тормозов. Как вскоре выяснилось, за руль должен был сесть сам Давид, но его смерть принял его друг.

Спустя некоторое время обидчики пожалели, что родились на свет, но друга он этой местью всё равно не вернул.

Вот и сейчас он стоял посередине этой крохотной кухоньки, в которой трудно было даже развернуться, и смотрел, как человек, который называл себя мужчиной, отдал самое дорогое в своей никчёмной жизни и даже не поперхнулся. Давид изначально думал, что этот кусок дерьма будет умолять его не трогать жену и отдаст долг, но тому было наплевать на то, что с ней будет.

– Господин, мы сделали всё, как вы просили. Она в машине, – сказал один из охранников, заходя в квартиру.

– Хорошо. Сейчас приду. Ждите меня внизу и глаз с неё не спускайте. Отвечаешь за неё головой.

Охранник кивнул и удалился за дверь, а Давид перевёл свой взгляд на ту мразь, которая отдала свою жену, а теперь спокойно выдохнула, расплатившись ей.

– Ты жив, пока я этого хочу. Так что можешь не думать, что ты теперь свободен.

– Ну как, я же заплатил, – трясся сучонок, сжимая фартук.

«Ей-богу, ноет как баба, – думал Давид, – аж хочется в рожу плюнуть».

– Такие, как ты, что продают своих жён, не должны ходить по этой земле. Так что пока живи, я сегодня добрый, но не обещаю, что пощажу тебя завтра.

И после своих слов он ушёл из этой квартиры.

Глава 2

Я сидела в машине и дышала через раз, ждала своего часа. Ждала, когда он придёт и вынесет мне приговор. Больше всего пугала неизвестность. Кто он такой? И что он может мне сделать? И что будет потом? Этот мужчина пугал одним своим видом, он заставлял дрожать от страха при одном его взгляде.

Моё сердце замерло, когда я услышала звук разблокировки дверей. Задняя дверка машины резко распахнулась, и около меня оказался тот самый палач. После его появления салон автомобиля сразу же наполнился древесным запахом дорогого парфюма. Мужчина смерил меня презрительным взглядом и отдал приказ водителю:

– Езжай.

После его слов машина сразу же тронулась с места.

Я боялась даже смотреть на него. Кто он и зачем я ему понадобилась? Кому может понадобиться обычная, неприметная воспитательница детского сада?

– Ты меня боишься? – проговорил он, а я сразу же сжалась от его слов.

– Да.

– Хорошо. Мне нравится твоя честность, – его голос был уверенным и удовлетворённым.

– Вы меня убьёте?

На мои слова он громко и раскатисто рассмеялся:

– Нет. Но если только будешь слушаться меня. А ты ведь будешь?

Чёрный мужской взгляд гулял по мне. Я ещё не видела такого взгляда. Это были не человеческие глаза, нет. Они были похожи на глаза какого-то опасного хищника, который загнал в угол свою жертву и играется с ней, но точно не человека. В них гуляла злоба, ярость и опасность.

– Посмотри на меня, – проговорил он.

Я хотела посмотреть ему в глаза, но не могла даже поднять на него свой взгляд. Я боялась туда заглянуть.

– Я сказал, посмотри мне в глаза! – прорычал он и схватил меня за подбородок, направляя на своё лицо. – Ты будешь хорошей девочкой?

– Да, – кивнула я ему, а самой хотелось вознести между нами стену, которую бы он не пробил.

– Хорошо, – удовлетворённо кивнул он и отвернулся к окну. Больше он не задавал мне никаких вопросов.

Мы выехали за город и долго ехали по лесной дороге. Как только машина остановилась, я выглянула в окно. Всё это время, пока мы ехали, я смотрела в пол или на свои руки. И когда я подняла свои глаза и посмотрела в стекло, то мне показалось, что я попала в какое-то Средневековье. Наша машина остановилась у каменного замка, вокруг которого росли лианы и было полно белых роз. От этого у меня пошёл мороз по коже. Всё вокруг казалось каким-то загробным. Как будто я попала в страшный сон.

***

Она медленно шла за ним босыми ногами и оборачивалась, изучая местность. В глазах девушки гулял страх и отчаяние, в то время как Давид чувствовал своё превосходство. Он – человек, у которого есть всё, который имеет влияние и власть над всем, что его окружает, и который полностью разочаровался в жизни и людях. Единственная, к кому он испытывал чувство любви и нужности, давно уже умерла, за её смерть он сполна отомстил, но спокойствие так и не пришло.

Идя вперёд, он слышал почти безмолвные рыдания девушки с золотыми волосами, и ему не было её жаль, как и других, кто просил у него пощады.

Он брал то, что хотел, и делал так, как считал нужным. Ведь он – царь этих грёбаных джунглей, где все ему подчинились. Почти все. Остался только дед, к которому он испытывал больше чем ненависть, тот, который видел и знал, что его сын издевается и избивает невестку и внука. И ничего не делал. Он просто хладнокровно смотрел на то, как его сын убивает свою жену.

– Помыть её, одеть и приготовить, – проговорил он людям, которые выстроились в одну шеренгу, когда они только зашли в дом.

Все слуги не смотрели на своего хозяина, они смотрели в пол, под ноги – куда угодно, но не на него.

– Хорошо, господин, – сказала женщина лет пятидесяти и подошла к Рите.

– Я вас провожу.

Она показала мне рукой на мраморную лестницу, которая вела наверх. И я пошла следом, как кукла, аккуратно ступая на поверхность пола.

Мы зашли в огромную комнату, которая была в таких же серых и чёрных тонах, как и весь дом, на окнах видели железные решётки. Казалась бы, куда с такой охраной решётки? Кто мог залезть в этот замок, который не только охраняют люди и по периметру которого бегали собаки? А потом до меня дошло, что это не для того, чтобы не залезли, а для того, чтобы не сбежали. И тогда меня охватил ещё больший страх. Кто этот человек? И что ему сделал мой муж, раз тот забрал меня? И в качестве кого я буду в этом доме?

– К чему меня нужно приготовить? – спросила я женщину, силуэт которой размывался в моём взгляде из-за поступления слёз.

– Зульфия, называйте меня, госпожа, Зульфия.

Женщина ни разу на меня не взглянула, как будто чего-то боялась.

– Прошу, – указала она мне на дверь, которая оказалась входом в ванную.

– Зульфия, прошу, скажи мне, для чего меня готовят? – мой голос уже срывался на рыдания. Ещё чуть-чуть, и моему спокойствию придёт конец, ещё немного, и я сорвусь в истерику.

– Не могу знать. Хозяин сказал приготовить, и мы готовим, – проговорила женщина и ещё раз указала мне на ванную комнату.

***

Когда мы зашли в ванную, огромная ванна уже была наполнена водой, от которой исходил пар. В комнате оказалась ещё одна молодая девушка. С меня сняли одежду, не дав раздеться самой, и усадили в ванную. А потом в четыре руки начали меня мыть.

Как это всё было противно! Меня раздражало буквально всё, начиная с того, что все эти люди, как безмолвные предметы, молчат и не отвечают ни на один вопрос и что кто-то дотрагивается до моего тела без моего разрешения просто потому, что кто-то им приказал. Когда я хотела возразить, женщины посмотрели на меня умоляюще, как бы прося дать им закончить выполнение приказа и не открывать свой рот, чтобы задать вопросы.

И, когда я была помыта, мне не дали никакого белья, кроме одного шёлкового халатика, который еле прикрывал мои оголённые части тела.

Меня вывели в комнату и приказали ждать. Я медленно подошла, села на мягкую кровать и ждала. В мозгу прокручивалась то, к чему я должна была быть готова. Сердце стучало в груди так, будто я сейчас оглохну. Я ждала своей минуты, своей смерти. Я уже приготовилась к тому, что не дамся просто так. Я не дам этому животному насиловать меня. Нет, я не игрушка в руках какого-то психопата, который думает, что он – властитель мира.

С каждой мыслью о том, что сейчас может со мной случиться, я отползала в дальний угол кровати, считая секунды. И вот дверь в комнату распахнулась, и зашёл он. Сейчас Давид кажется мне ещё больше. Без одежды его тело кажется нарисованным. Нет, у человека не могут быть так чётко выражены мышцы и каждый сантиметр тела. Его шея была больше похожа на шею здорового быка, чем на человеческую. На груди показывался рельеф, как будто его только что прорисовали карандашом, а его руки – они были просто огромные, и их, будто змеи, окручивали синеватые вены, которое были размером с канат. Казалось, что они двигаются у него под кожей.

Почти каждый сантиметр его тела был покрыт шрамами, а на огромной выпирающей груди был наколот лев с открытой пастью.

Мужчина был босой, и только шёлковые пижамные штаны еле-еле держались на его талии.

– Подойди, – произнёс он своим гортанным рыком.

Я машинально закачала головой, мечтая слиться с серой стеной, чтобы меня не заметили.

– Я сказал, подойди, не вынуждай меня применять силу. Будешь покорной – не будет больно, – проговорил он, а я медленно встала и, как заворожённая, пошла к нему. Медленно, очень медленно, аккуратно ступая на мягкий чёрный ковёр под ногами.

Я ничего не видела вокруг себя, кроме чёрных звериных глаз, в которых играла похоть и желание. Я остановилась в шаге от мужчины, но ему этого показалось мало, и он дёрнул меня за талию, прижимая ближе к себе.

Его огромная ладонь дёрнула поясок, и полы халата быстро разъехались в разные стороны. Глаза этого чудовища скользким движением прошлись по моему оголённому телу, а к моим щекам прилила кровь, и их зажгло, будто я получила пощёчину.

До меня, кроме мужа, никто никогда не дотрагивался. Толя это делал легко и нежно, и сам он в это время излучал спокойствие и любовь. А этот, кто сейчас стоит передо мной, излучает только смерть, и ничего больше. Ему чужды человеческие чувства.

Своей пятернёй он прошёлся по моей небольшой груди, сдавил один сосок, отчего я вздрогнула и хотела отшатнуться, но он мне не дал.

Боже, я чувствовала себя грязной и падшей женщиной, но ничего не смогла сделать! Он мог бы одной своей пятернёй передавить мне глотку и не заметил бы этого. Только бы мне добраться до телефона и вызвать полицию! Но почему-то пробежала мысль, что вся полиция ходит у него под крышей и на таких, как я, только смотрит своим презрительным взглядом.

– Мне нравится, – он вёл диалог будто сам с собой. – Развяжи мне штаны и спусти их, – приказал он, а у меня всё поплыло перед глазами, стало нечем дышать.

– Нет, я не буду этого делать.

– Не зли меня, девочка, а то будет больно.

Он дёрнул мои руки к своему паху, на который я боялась даже взглянуть. Я дрожащими руками пыталась выполнить то, что он приказывает, но руки меня не слушались.

– Быстрее! – прорычал он, а я только вздрогнула от его голоса и ещё больше задрожала.

Я не знаю, сколько путалась с верёвками, но, когда его штаны упали, я ахнула, увидев, что у него под штанами. Нет, такого просто не может быть! Это был не половой член, а огромная бейсбольная бита. И как вообще такое может поместиться в женщину? Да он меня просто разорвёт!

Я подняла свои глаза и посмотрела на него с жалостью в надежде, чтобы он всё это прекратил.

– Нет, не нужно, пожалуйста, – умоляла я его, но он меня не слышал и продолжал смотреть на моё тело.

– Ляг на кровать на спину и раздвинь ноги, – приказал он.

– Я умоляю вас, не нужно, не трогайте меня! – мотала я головой из стороны в сторону, но мужчина был погружён в свои мысли и не слушал меня.

От ужаса происходящего моё тело парализовало, я не могла сделать и шага. Тогда чудовище сделало шаг навстречу мне и повалило меня спиной на кровать. Я попыталась резко встать, но меня осадили и прижали лопатками к кровати. На своём лице я чувствовала его горячее дыхание, от которого на коже оставались ожоги, а в ушах громыхало биение его сердца.

– Умоляю вас! – застонала я ему в лицо.

– Раздвинь ноги, а иначе…

Хватило одного его взгляда, чтобы подчинится. Ему было наплевать, что я чувствую, больно мне или нет. Он брал именно то, что хочет.

– Расслабься, – проговорил он.

Как, как можно расслабиться, когда тебя берут силой?

Он сделал один толчок, но не смог в меня войти.

– Я сказал, расслабься и пусти меня, а то порву. Сама себе делаешь хуже.

Но я так и не смогла расслабиться. Тогда он со всей силы толкнулся ещё раз и вошёл в меня, отчего я резко вскрикнула. Ужасная боль пронзила моё тело, и я будто закоченела.

Толик никогда не причинял мне боли. Он делал всё нежно, сначала подготавливал меня прелюдией, целовал, ласкал, шептал комплименты. А то, что делало это чудовище сейчас со мной, нельзя назвать сексом, это скорее животное сношение. Он и сам был животное. Как только такие, как он, ещё существуют в нашем мире?

Я пыталась оттолкнуть его, била в грудь, но он перехватил мои руки, прижал их над моей головой и только на всю длину своего члена вбивался в меня, причиняя адские боли. Я кричала, просила прекратить, но, когда поняла, что только посадила свой голос, я замолчала и терпела в надежде, что, после того как всё закончится, я останусь ещё жива.

Кусала свою губу до крови и терпела. А он не замечал ничего, он просто драл меня, как ему нравится. Драл, как какую-то придорожную проститутку, наверное, для него именно такой я и была.

Потом он быстро вышел из меня и выплеснул свою сперму мне на живот. Молча встал и ушёл в душ. А я не могла подняться. Лежала и чувствовала, как его горячая жидкость стекает с живота на кровать. Не могла пошевелиться. Не хотелось жить, хотелось просто исчезнуть с лица земли, чтобы обо мне никто не вспоминал. Да и кто будет вспоминать, если у меня никого не осталось, кроме продажного мужа?..

После всего произошедшего мне стало не интересно, почему Толик так поступил со мной, почему отдал меня в руки этого зверя. Ведь если мой муж перешёл ему дорогу и там были неприятности, то мог бы просто поговорить со мной, мы решили бы, что делать, пошли бы в полицию на крайний случай, но Толя, видимо, решил всё за меня, распоряжаясь моей же жизнью.

– Ты долго будешь лежать? Иди помойся, – проговорил мужчина, выходя из ванной, а я собрала все силы, которые ещё остались во мне, поднялась с кровати и поплелась в ванную.

Вода резала мою кожу, будто сотни лезвий ножей. Я пыталась тереться мочалкой, не жалея свою нежную белую кожу и не думая о том, что на ней потом останутся красные пятна. Хотелось смыть запах этого зверя, смыть прикосновения его рук, которое оставили следы на моём теле. Когда я закончила с помывкой, я вышла из ванной, накинула на себя махровый халат и вышла обратно в спальню. К тому времени Давид уже спал, развалившись на кровати, лёжа на спине и убрав руки под голову. Я стояла в дверях и смотрела, как медленно двигается его грудная клетка. А в голове только прокручивались картинки, как я кладу ему на лицо подушку, вжимая в неё все свои силы, которые у меня остались, а он медленно и мучительно задыхается от нехватки воздуха.

– И долго ты будешь там стоять и любоваться мной? Ложись, – похлопал он по свободной стороне кровати, будто подзывая комнатную зверушку.

Я медленным шагом дошла до кровати и легла к нему спиной, но ему и этого оказалось мало. Он резким движением развернул меня к своему лицом, а сам лёг в прежнее положение и уснул.

Я до утра лежала, не шевелясь, на боку, смотрела на него и не могла уснуть. Кто он такой и что ему нужно? Как долго я буду в роли его домашнего питомца? И что он сделает со мной потом?

Мне казалось, что меня уже навряд ли отпустят живой. Я лежала и вспоминала своих детишек, которых полюбила как своих и за каждого переживала всей душой. Как они теперь без меня? Кто за них заступится?

За всю ночь из меня, наверное, вылилось несколько литров слёз. Не знаю как, но каким-то чудом мне удалось уснуть. А когда я проснулась, моего мучителя уже не было в кровати.

Глава 3

Ранее

– Сын, сынок, не делай этого, я твой отец, – прохрипел, изнывая от боли, этот ублюдок.

Долго же я до него добирался! Мой дед сделал всё, чтобы спрятать своего сыночка от меня. Своего никчёмного и трусливого сыночка. Но от меня не спрячешься. Я сама смерть, которая радостно и с удовольствием приходит за душами.

– Мой отец умер вместе с матерью, которую убил. А ты просто падаль, от которой нужно избавляться.

– Я любил её. Да, я виноват, я сделаю всё что угодно, но не убивай! – умолял он, умываясь своими же слезами, и бесстыдно мочился в штаны.

– Что, жить охота?

– Да-а… – Простонал он, умываясь собственными слезами.

– А ей, думаешь, не хотелось жить? Ты думаешь, она хотела, чтобы ты приходил каждый день бухой, от которого воняло хуже, чем от козла, и насиловал её, а потом избивал? Ты думаешь, она этого хотела? – от злости у меня начинала закипать кровь в теле и наполняться кровью глаза.

– Это ошибки молодости.

– Ошибки молодости, блядь?

Меня всего затрясло от злости, ещё чуть-чуть, и изо рта пойдёт пена. Я хотел его разорвать своим же руками, но пока рано: пусть эта тварь мучается.

– Она была простой прислугой, восемнадцатилетней девчонкой, которую ты изнасиловал и которая родила от тебя сына. Она, мать твою, была обычной девчонкой, которая не имела слова против тебя, а ты, мразь, издевался над ней!

Для него я приготовил самую лютую смерть, которая могла бы с ним случиться. В очередной раз дед запирал своего сынка, не зная, как он любит баловаться со шлюхами, которые и привели меня к нему.

В очередной раз он заказал одну из девочек, которая преподнесла мне подарочек в виде моего папаши. Но пришёл я со своими ребятами, а не девочка по вызову. Вот умора была, когда я увидел его испуганное лицо, которое тотчас же покрылось бледными пятнами.

– Жрать… – скомандовал я своим псам, которые уже пару суток ничего не ели и были не прочь полакомиться человеческой плотью.

Я смотрел, как они раздирают его на части. Они драли его, пока он орал во всё горло и сдыхал от боли, и не один мускул не дрогнул на моем лице. Мне не было противно или жаль его, я чувствовал запах победы, от которой сносило крышу.

– Я отомстил за тебя, мам… – проговорил я это вслух и встал со стула.

– Как собаки сожрут, приберите здесь всё.

– Есть, господин Алиев.

Из всех, кому я ещё не отомстил, был дед, к которому было трудно подобраться. Но меня это не останавливает. Я отомщу каждому, кто просто стоял и смотрел на то, как её убивают. Теперь я буду смотреть так на них. Я – их смерть. Они пожалеют, что не закопали меня с матерью.

***

Мне опять снилась она. Она умоляла не трогать её. Я слышал её голос, как наяву, а они только смеялись над ней. Смеялись, что она никто, что не может постоять за себя. Я резко вскочил с кровати и посмотрел на спящую около себя девчонку.

Её лицо было раскрасневшееся и опухшее от слёз. Всегда ненавидел женские слёзы. Сначала просто думал: трахну один раз и отпущу к своему муженьку, но она мне понравилась. Что-то в ней зацепило. Она непохожа на других.

И я знал, что это было. Знал, чем именно она меня привлекла. Это была непокорность. Стоило мне только поманить пальцем, как другие женщины сами прыгали на мой член, стонали подо мной, как в последний раз, и с удовлетворённым причмокиванием отсасывали, глотая мой член по самые гланды.

Но эта возразила мне, она пыталась стоять против меня, но у неё ничего не получилось. Я хотел доказать ей, что она никто, что она лишь грязь, по которой я хожу. Я хотел оставить её у себя, пока не наиграюсь. А играть я собирался долго и мучительно.

Провёл своими пальцами по нежной и мраморной коже девушки. Красивая. Она была словно кукла. С золотыми волосами, с голубыми глазами, словно дневное небо, курносым носом и алыми губами, словно маки.

Мне понравилась её маленькая грудь, а больше всего мне понравилось входить в неё. Туда, где так узко и сладко. Я не заботился о том, что сделаю ей больно. Я каждый день делал кому-то больно и не обращал внимания на чужие чувства. Боль и сострадание удалено у меня с корнем ещё в детстве. Их удалила жизнь, когда швыряла меня по помойкам и заставляла есть отбросы. Я был таким же отбросом, как те, которые живут на улице, но ради своей мести я поднялся. Я обещал самому дорогу человеку, что отмщу за неё, и я отомстил.

***

Я встала от яркого солнца, которое слепило меня. Подняла свою голову и застонала в голос. От того, что всю ночь проревела, сильно болела голова. Перед глазами стали проноситься картинки той ужасной вчерашней ночи.

Быстро осмотрела комнату и, когда поняла, что нахожусь здесь одна, тихонько встала. Подошла к окошку и посмотрела на улицу. Взгляд сразу упал на площадку, где занимался мужчина. Он делал какие-то непонятные выпады и удары руками. Казалось, что он с кем-то дрался, но был один.

Он как будто почувствовал, что за ним наблюдают и резко развернул свою голову, а я еле-еле успела скрыться за занавеской.

К глазам снова подступали слёзы. Я думала, что они уже закончились, но нет, оказывается, что-то ещё осталось.

Я пошла в ванную, встала под прохладные струи воды и разрыдалась снова. Между ног всё ужасно саднило и болело. Я намочила мочалку холодной водой и приложила её к промежности. Спустя немного времени боль стала утихать. Все моё тело покрывали синяки. На талии синело очертание пятерни этого чудовища. Я лбом упёрлась в прохладный кафель в надежде унять головную боль, но всё было тщетно.

Спустя полчаса я вылезла из ванной, обернулась в полотенце и пошла к зеркалу. Провела рукой по запотевшему стеклу и вздрогнула. На меня оттуда смотрели звериные глаза. И как давно он стоит? Как ему удаётся так бесшумно передвигаться и быть таким тихим?

– Я жду тебя в спальне.

Вот и все. Сейчас опять будет меня насиловать, как ночью.

– Прошу, – догнала я его у кровати. – Прошу, не нужно, у меня всё болит.

Я смотрела на него умоляюще, а он даже не повёл в мою сторону взглядом.

– Я предупреждал, что не нужно сопротивляться, сама виновата. Обопрись на кровать и раздвинь ноги.

– Нет, – мои глаза стали наполняться влагой, и мужчина начал расплываться передо мной.

– Встань, я сказал, или опять будет больно. Ты же этого не хочешь! – заговорил он со мной, как с полоумной.

– Нет, не хочу, – покрутила я головой, как китайский болванчик, и выполнила приказ.

– Умная девочка.

Он прошёлся своей пятернёй по моей голове, а я машинально дёрнулась от его прикосновения. Мужчина одним рывком стянул полотенце с моего тела, раздвинул мои ноги шире, нажимая своей ладонью между лопаток, чтобы я прогнулась ещё глубже, и вошёл в меня одним рывком.

Всё опять повторилось. Он брал меня жёстко, так, как хочется ему, по-другому он вряд ли может и умеет. Он просто больной маньяк, который заводится оттого, что причиняет боль другим людям.

Затем он с рыком кончил мне на спину и ушёл, оставив меня одну в спальне. А я села на колени и просто задыхалась от рыданий.

Я так больше не могу, я не могу терпеть того, что он со мной делает! Или я умру под ним, или я это сделаю сама.

Решительно встала с колен и пошла в ванную. Не знаю, откуда у меня взялись силы, но я намотала на кулак полотенце и разбила зеркало. Я смотрела на кучу мелких осколков у меня под ногами и точно знала, что мне нужно делать.

Взяла один осколок в руку, посмотрела на свободную руку, на тонкие полосочки, которые были у меня под кожей, выбрала место, где я сделаю надрез. Только я хотела сделать порез, как меня резко оттолкнули, и я выронила из руки осколок.

Подняла свою голову: передо мной стояла Зульфия, цокая своими пышными губами.

– Дурочка, какая же ты дурочка! – начала размахивать женщина своими руками перед моим носом.

– Я так больше не могу! Я не проживу ещё день, если он так продолжит… – хотела я договорить, но не смогла. Очередной стон плача вырвался из моего рта.

– Убить себя проще всего, а ты попробуй не сломаться. Докажи, что ты хоть чего-то стоишь.

– А смысл?

– Хозяин поймёт, что ты не очередная игрушка.

Я смотрела на женщину, у которой в глазах было полно оптимизма.

– Зачем тебе это? Зачем ты работаешь у него? Он же не человек, он – чудовище, – последние слова я произнесла почти шёпотом.

– Это чудовище спасло мне жизнь и жизнь моим близким, и я буду верна ему до последнего вздоха, – проговорила женщина, а я не поверила её словам. Он может только причинять людям боль. Он не может никого спасать.

– А теперь поторопись, хозяин ждёт тебя на завтраке.

– Нет, я не сяду с ним за один стол. Я лучше с голоду умру, но не сяду.

– Если умная, то сядешь.

После своих слов женщина вышла из ванной. А я ещё полежала пару минут, встала и пошла в комнату.

Я не понимала, что она имела в виду. Но она почему-то была за меня. В её глазах была какая-то надежда, за которую я ухватилась.

Я всегда жила как комнатное растение. У меня всё было хорошо. Я была послушным ребёнком, отличницей, примерной женой и хорошей подругой. Никто и никогда не позволял вытирать об меня ноги. Вокруг меня не существовало людей, которые причинили бы мне боль. У меня всегда было кому за меня заступиться, но сейчас я одна. Я должна стоять сама за себя горой. И я должна выжить и не сломаться, что бы со мной не происходило.

Рано или поздно он меня отпустит, и тогда всё будет кончено. Я выдержу всё, что он захочет со мной сотворить, ведь рано или поздно он сам поплатится за свои содеянные поступки. Вот только я ещё не знала, кто он такой, не знала того, что его боится сама смерть.

Я вышла из комнаты и увидела женщину около шкафа. Зульфия выбирала мне наряд на завтрак. Она нарядила меня в нежно-голубое платье и сделала красивую косу, куда вплела живые цветы.

Вот так же много лет назад меня собирала в школу бабушка. Она расчёсывала меня и заплетала косы. Я до сих пор чувствую, как её нежные руки гладят мою голову и проговаривают: «Ты самый красивый цветок на этой земле».

Когда я спустилась в столовую, мужчина уже сидел за столом в своей чёрной, как уголь, одежде. Я сидела напротив него и смотрела на него, не сводя своего взгляда. Он не только выглядел как зверь, но он и ел как зверь. Казалось, что он сейчас разорвёт кусок мяса и проглотит его. В каждом его движении проскальзывала резкость и грубость.

Посмотрела на его ровно подстриженную бороду и сразу вспомнила Толика. Никогда не любила, когда у мужчин не только борода, но и хотя бы небольшая щетина. Она казалась мне чем-то грязным и противным, и я всегда заставляла мужа её начисто сбривать.

– Ешь, – проговорил он, не глядя на меня.

– Не буду.

Мне и правда кусок в горло не лез. Как здесь можно было есть? Как?

Мужчина вытер рот салфеткой, скомкал её и бросил возле своей тарелки. Резко встал, так, что чуть стул не отлетел из-под него.

– Пока не сожрёшь всё, из столовой не выйдешь.

Он ушёл. А у меня в голове только и крутилось его «сожрёшь всё». Он мне приказывал, будто собаке, которая бегала у него во дворе. Он считает меня своим животным, с которым продолжает играть.

Хотелось доказать ему, что он не всесилен. Да, он может брать моё тело силой, при этом не заботясь о том, что я чувствую, но он не сможет запихнуть в меня силой кусок своей еды. Хотелось начать голодовку или какой-нибудь митинг, чтобы он понял, что не все ему подчиняются, но мой страх брал надо мной вверх, отчего при виде мужчины все мысли и уверенность пропадали в одно мгновение.

Прошло уже несколько часов, а в столовую так никто и не зашёл. Я встала со стула, на котором просидела всё это время, и пошла к выходу, но, как только дёрнула дверь, передо мной возник охранник.

– Простите, я не могу вас выпустить.

Охранник ни разу не взглянул на меня, он смотрел в пол. Хорошо их, видимо, всех выдрессировали.

– Но я хочу выйти.

В голове возникла мысль, что после этих слов я должна ещё и притопнуть, но я сдержалась, чтобы не выглядеть глупо, как маленький ребёнок.

– Хозяин не велел вас выпускать, пока вы не съедите завтрак.

После его слов я рассмеялась в голос:

– У нас что, Средневековье? Он не хозяин, а псих. Долбанутый на всю голову псих. Видимо, его в детстве много роняли и мало ловили! – закричала я на мужчину, произнося свою речь на одном дыхании. Только я хотела сделать шаг из столовой, как передо мной опять встал этот самый охранник.

– Прошу, госпожа, я не имею права.

– Я не госпожа тебе! У меня есть имя. Меня зовут Маргарита. Мар-га-ри-та, – повторила я ему имя по стогам, чтобы запомнилось лучше.

– Госпожа, пройдите, пожалуйста, в столовую и съешьте свой завтрак, а иначе я вас не выпущу.

Одним движением мужчина вернул меня в столовую и закрыл перед носом дверь. От бессилия я взвыла, словно сама превращаюсь в зверя.

– Раз вы не выпускаете меня, хорошо, я сама выйду.

Я подошла к окну и заметила, что там нет решёток, отчего в моём сердце ёкнула надежда. Я распахнула настежь створки окон и начала искать то, что поможет мне спуститься отсюда. Сразу вспомнила, как в детстве мы с бабушкой ездили в деревню к её двоюродной сестре, и там я лазила по деревьям, словно обезьянка, собирая яблоки и сливы.

В груди сразу защемило от тоски. Как же захотелось быть такой же свободной, как в детстве! Чтобы самой большой проблемой были разбитые коленки.

В мои глаза бросилась железная винтовая лестница, до которой я с большим трудом, но достала. Улыбнулась своей же маленькой удаче и начала спускаться вниз. Только вот лестница заканчивалась в паре метров от земли. Собравшись с духом, я спрыгнула, только вот приземлилась на кустарник роз и сразу зашипела от боли: шипы впились в мою кожу. Но это было не самое страшное, что со мной происходит.

– Он прямо Синяя Борода. Замок, розы, собаки.

У меня всё это вызывало страх. Человек живёт за городом, в глуши, в четырёхэтажном замке, в котором, я уверена, комнат не меньше сотни. Чтобы добраться до его замка, нужно проехать три поста охраны, которые отделяли каменные заборы метров в пять в длину с колючей проволокой, между заборами стоял густой лес, а по периметру здания бегали псы.

– Твою ж… Псы.

Я только сейчас вспомнила, что на улице бегают собаки. Сразу осмотрелась, но никого не заметила. Встала с земли и отряхнула своё платье, которое уже было похоже больше на половую тряпку.

Сбежать отсюда у меня точно не получится. И я пошла вдоль задней стены замка, вдоль аллеи роз. Я кралась, словно шпион, осматривая каждый миллиметр дороги, куда вступаю. Пройдя вдоль стены замка, я наткнулась на огромный цветочный сад, в котором, кроме белых роз, ничего не росло. Из роз были сделаны статуи, которые можно было приписать к шедеврам.

– Вот это красота! – проговорила я вслух. Никогда ничего подобного не видела.

Пройдя вдоль аллеи, я наткнулась на маленькое одноэтажное здание, которое было больше похоже на склеп. Дверь туда была приоткрыта, и я вошла во внутрь. И не ошиблась: это был склеп с одной могилой, точнее, с памятником женщине. Очень хрупкой, красивой, но с сильными женскими плечами. Я не знала, кто она такая и кем является этому чудовищу, но хотелось думать, что это не он её убил.

Разглядывая статую, я услышала на улице за дверью мужские голоса и спряталась за скульптуру.

– Вроде на территории никого не осталось, – проговорил один из мужчин.

– Тогда выпускай псов.

И тут я оцепенела от ужаса. Что мне теперь делать? Остаться здесь и сидеть, пока меня кто-нибудь не найдёт, или попытаться выбраться? Если это, конечно, возможно.

Глава 4

Я подождала, пока мужчины уйдут, и вышла из-за статуи. Осмотрелась и нашла ещё одну дверь, приоткрыла её и шагнула на ступеньки, которые вели куда-то вниз. Стоило мне сделать ещё пару шагов, как сразу же автоматически загорелся свет. Я сделала ещё один шаг, потом ещё несколько, пока не добралась до другого помещения, которое было больше похоже на подвал.

Здесь пахло сыростью и грязью. Я осмотрелась: на одной стене висела груша, рядом лежали боксёрские перчатки, какие-то палки, видимо, для борьбы. Такие я видела в фильмах с Брюсом Ли, а у другой стены стояла тумбочка с фотографиями.

– Что же ты скрываешь, Синяя Борода? – проговорила я и шагнула вперёд в сторону тумбочки.

На ней были фотографии той женщины, которой принадлежала статуя. Кто она? Его мать? Сестра? Жена? Нет, у таких, как он, не может быть ни жены, ни детей. Он просто не может произвести на свет что-то светлое, ведь его душа полностью погружена во мрак.

На фотографиях женщина была в свадебном одеянии, а вот мужчина был обрезан. Смотря на её счастливое лицо, я вспомнила свою свадьбу с Толиком, к которой готовилась почти несколько месяцев, и все эти месяцы были почти бессонные.

***

– Бабуль, ты представляешь, нет? – я прыгала от счастья до потолка. – Я самая счастливая на свете! Ведь мой муж самый лучший и любимый мужчина!

– Маргарита, а ну перестань! А то не дай бог платье порвёшь, а до ЗАГСА осталось два часа.

– Нет, бабуль, ты не представляешь.

– Дурочка ты моя счастливая! Знаешь, как я рада? Я так рада, что у тебя всё сложилось. Знаешь, что для родителей самое главное? – говорила мне бабушка, не сводя с меня взгляда.

– Что?

– Это смотреть, как счастливы их дети. Твои родители гордились бы тобой, тем, какая ты выросла.

И я была счастлива. В тот момент казалась, что меня разорвёт от этого счастья на мелкие кусочки.

Помню, как стояла в ЗАГСЕ и говорила слова клятвы, смотря прямо в любимые глаза своего мужчины и видя там столько нежности, любви и заботы, что было не передать словами.

– Клянусь любить тебя в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас, – и он надел мне на палец кольцо, которое, казалось, сковало нас узами долголетия и счастья до конца наших дней.

Я вздрогнула от своих воспоминаний, которые казались мне самым чистым и светлым из того, что есть на земле. Я поставила фотографию обратно и пошла на выход.

Вышла из склепа, закрыла дверь и осторожно пошла вдоль аллеи в сторону замка. Бежать было некуда: меня поймают, я не успею дойти и до забора. Нужно придумать, как отсюда выбраться. Я не собираюсь ждать, когда мной наиграются, как куклой.

Медленно вступаю на идеально зелёный газон и чувствую, что на меня кто-то пристально смотрит. Обернулась, никого не заметила. Но чувство прожигания чьим-то взглядом моей персоны так и не отступало. Стало жутко.

Это место, где живёт Давид, напоминает фильмы ужасов. Огромный угрюмый замок за сотни километров от города с кучей охраны и прислуги, что никогда не смотрит тебе в лицо. Они словно дрессированные животные, которые ждут приказа и готовы отдать свою жизнь за своего хозяина.

Память всё время возвращала меня к тем фотографиям в склепе. Кто та женщина? Видимо, она очень дорога этому чудовищу, раз он сделал для неё склеп и памятник. Я бы даже сказала, что в них есть какое-то сходство. Почему-то не хотелось верить, что это его мать. У женщины на фотографии глаза добрые и взгляд мягкий, нежный, она не смогла бы породить такое чудовище.

Сделала ещё пару шагов и услышала протяжный рык. Обернулась и увидела перед собой псину Давида.

– Хорошая собачка. Ты же меня не тронешь, да? – заговорила я с ней, а сердце ушло в пятки.

Взгляд у псины был бешеный и злобный, как у её хозяина. Она скалилась на меня, показывая свои идеально белые клыки, и слюни из её пасти стекали, падали на газон.

Я попыталась сделать пару шагов назад, а собака ещё сильнее зарычала, показывая, чтобы я не дёргалась с места.

– Фу, Граф! – раздался мужской бас, который мне за эти сутки стал противнее всего на свете. Собака сразу изменилась в морде. Глаза засверкали, блеснули преданностью, и она уткнулась своим мокрым носом в ладонь мужчины. – Далеко собралась, Иамзе?

– Я хотела прогуляться.

Вдруг меня дёрнуло током, и я вся задрожала, еле сдерживаясь, чтобы не показывать свой страх.

– Через окно? – усмехнулся тот, поглаживая свою псину между ушей.

– Меня не выпускали.

Я вдруг почувствовала себя виноватой. Рядом с этим мужчиной я чувствовала себя никем. Обычной пылью, в которую он превращал всех окружающих, стоило ему только появиться рядом.

– Они выполняли приказ, а вот ты ослушалась. Я тебя накажу, чтобы впредь выполняла мои приказы.

– Я вам не слуга.

Меня уже затрясло от злости. Как он посмел? Почему он думает, что я должна ему подчиняться? Пусть слугам своим приказывает, они ведь прислуживают ему и получают за это свою зарплату.

Вдруг у него зазвонил телефон. Не обращая на меня внимания, он ответил и отошёл в сторону. О чём-то громко и злобно с кем-то разговаривал на неизвестном мне языке. Я пыталась прислушаться, но не находила хоть одного знакомого мне слова. У нас в доме жили семьи кавказской национальности, но их язык не был похож на тот, на каком говорил Давид.

Спустя пару минут он убрал телефон в карман, посмотрел на меня и крикнул:

– Охранять! – а потом развернулся и пошёл в дом.

Собака, которая лежала на земле, сразу же вскочила на свои лапы и, подойдя ближе ко мне, снова зарычала на меня. Прекрасно, неужели это он серьёзно? Она ведь меня сожрёт, стоит мне только шагнуть в сторону.

Минут через пять машина этого зверя уехала, а я так и осталась стоять как вкопанная в компании скалившейся на меня собаки, которая была готова сожрать меня в любую секунду.

Глава 5

Сидя у себя в кабинете, он смотрел на то, как девчонка мечется по столовой, не зная, как себя занять. Упрямая, так и не дотронулась до еды. Какая же она упрямая! А от её непокорности ему всё больше сносило крышу, хотелось доказать ей, что она просто женщина и должна подчиняться своему мужчине, хозяину, которым сейчас являлся он.

Смотрел на экран ноутбука и видел: мечется, как птица в клетке, и ничего не может сделать. Пряди её золотых волос, будто лучики солнца, сверкают и переливаются в дневном свете. Вспомнил её загнанный взгляд: она смотрела на него, как на чудовище, а ему нравится этот взгляд. Он хотел, чтобы поняла, кто её истинный хозяин. Он купил её за двадцать миллионов у собственного мужа, который взял у него в долг и не мог отдать уже больше года.

Он всегда поступал с должниками жёстко, чтобы они запомнили каково это, когда не держишь своего слова. А Давид всегда держал слово. Он на глотку себе наступит, но обещанное слово сдержит.

А этот мерзкий сучонок решил поиграть с ним, с тем, кого боится сама смерть. Он думал, что Давид шутит, что придёт к нему и оторвёт ему голову, а Давид не шутил, он пришёл, только вот всё обернулось совсем по-другому.

Ему понравился взгляд паршивца, когда тот увидел в дверях своей коморки, которою он называл квартирой, Давида. От страха он чуть не наложил в свои штаны. Давид уже не первый раз видел этот загнанный взгляд, отдающий страхом. У всех его жертв был этот взгляд, от него ты ещё больше чувствуешь власть. Тебя боятся, а значит, сделают так, как ты хочешь.

– Нет у меня ни копейки. Прошу, не нужно, не трогайте меня! – орал он во всё своё горло.

– Я предупреждал тебя, что приду к тебе. Предупреждал?

– Предупреждали… Прошу.

Он хотел подняться и взглянуть в лицо Давида, но охранник прижал его ещё сильнее мордой в пол без надежды пошевелиться.

– А я держу своё слово, Толя.

– Нет, не трогайте, мама здесь не при чём.

– Как это не при чём? Она не воспитала своего сыночка правильно. А значит, часть вины её тут есть. Или я не прав?

– Она не при чём. Жену берите. Заберите её. Она почти девственно чиста, кроме меня, у неё никого не было. Девочкой на ней женился.

В глазах Давида вспыхнула ещё большая ярость. Этому мерзкому слизняку мамочку и жопу свою жалко, а жену нет! Взгляд упал на фотографии молодой девушки с золотыми локонами и глазами, словно голубое небо, и захотелось забрать её. Забрать её от этого подонка, которого считает своим мужем и показать, что такое настоящий мужчина.

– В уплату твоего дога я заберу её, только не думай, что теперь ты свободен.

– Да-да, забирайте.

Эти моменты той встречи всплывали в голове у Давида уже не первый раз. И сейчас Давид смотрел на неё в экран своего ноутбука и не мог поверить, что он это сделал. Никогда не брал долг людьми, а сейчас захотелось.

Чем она изначально привлекла его, он не мог понять, просто стало интересно: какая она? Снаружи была похожа на золотой колос пшеницы. Такой тонкий и пушистый, через который можно было переступить одним шагом и уничтожить его. Но в глазах виднелся стержень, или ему просто так хотелось думать.

Вспомнил свою бывшую жену, которую он убил своими же руками, и его всего передёрнуло от ненависти. Как он мог быть таким глупым и влюблённым мальчишкой, который думал, что все ему подчиняются, а особенно женщины? А они просто кидались на звезду, которой он был. На молодого пацана, который загребал бабло руками, строя свою империю без помощи своих грёбаных родственников, которые отобрали у него самое ценное в жизни и которые родили в нём жажду мести.

Он женился на девочке из богатой семьи, и казалось, что она рождена для него. Пока не узнал, что она трахается со своим сводным братом. Какая же она была шлюха! Её поимел почти весь город, и никто, никто ему не говорил, они только смеялись за его спиной. Называли жалким щенком. Жалким, безродным щенком. Но они ещё не знали, что он внук самого Малхаза Ингороква, самого влиятельного человека в Грузии, чей древний род живёт уже несколько веков.

Звонкая трель телефона вывела его из воспоминаний.

– Да.

– Здравствуйте, Давид.

– Кто это?

– Это помощник вашего деда, который хотел бы пригласить вас на обед.

– Я занят и не звоните мне больше.

Он скинул звонок, а внутри поднялась волна гнева: «Этот мерзкий старик ещё смеет приглашать меня куда-то? Пусть молится, чтобы я не задушил его своими же руками! Хотя мне придётся встать в очередь за душой этого старика. Его смерти хочет каждый, и не только его враги, но и семья, которая живёт с ним под одной крышей».

Давид убрал телефон в шкаф, опять перевёл взгляд на экран ноутбука и рассмеялся звонко, в голос. Его зверушка решила выпрыгнуть в окно. Что творится в голове у этой женщины, было только одному Богу известно.

Он смотрел на то, как она легко перебралась на пожарную лестницу и спрыгнула с неё, приземляясь своей шикарной пятой точкой на землю. Он наблюдал, как она гуляет посреди аллеи, осторожно, с трепетом прикасается к цветам и нюхает их.

Он следил, как заворожённый, за этой особой, пока к нему не постучались в дверь. Эта был охранник, который сообщил, что его гостья сбежала. После диалога Давид посмотрел на экран компьютера, но девушки там уже не было.

Он осматривал все камеры наблюдения и не мог найти её около получаса. Когда он вышел на улицу, где по территории вовсю бегали его псы, он надеялся, что ни один из них не накинется на незнакомку, хотя шансы велики найти её с перегрызенным горлом. Он пошёл быстрым шагом вдоль особняка и услышал протяжный рык, повернул голову, а его верный пёс Граф держал на прицеле своих острых клыков сбежавшую гостью. Улыбка сразу подступила к его губам. Чему он радовался, сам не понял. То ли тому, что девушка ещё жива, то ли тому, что он её нашёл.

***

Я просидела на траве до вечера под прицелом чёрных глаз, пока во двор не въехал внедорожник Давида. Мужчина вышел из машины и, не обращая на меня внимания, пошёл в дом в сопровождении своих охранников.

Отлично, и сколько мне ещё тут сидеть? День, два, неделю? За целый день мне не принесли даже попить, хотя я просила у проходящих мимо охранников, которые шептались за моей спиной. Хотелось волком выть от бессилия. Неужели это конец? Как же тонка грань между счастьем и горем! Я не знала выхода из этого ада, который начался вчера. Как же пережить это?

– Госпожа Иамзе, хозяин хочет, чтобы вы пришли на ужин, – проговорил у меня за спиной один из цепных псов Давида.

– Я никуда не пойду. Пусть подавится своим ужином.

Я знала, что за каждый мой отказ, от которого Давид превращался в бешеного зверя, мне придётся заплатить, и немало.

– Мне приказали любой ценой доставить вас в ваши покои и приготовить вас к ужину.

Охранник что-то сказал на неизвестном мне языке собаке, и та, виляя хвостом, радостно убежала, а тот смерил меня раздирающим и ненавистным взглядом, который, мне казалось, прожжёт меня до костей. В этом доме все смотрели на меня волком. Как будто я в чём-то виновата и они меня за это ненавидят. Вот если бы вы только знали, как я сама хочу сбежать отсюда, а главное, подальше от всех этих ненавистных мне взглядов!

Зайдя в комнату, я увидела, что мой наряд уже висит на дверке шкафа, а из ванной доносятся приятные ароматы. Я сразу прошла в ванную комнату. Там и правда уже была наполнена ароматная горячая ванна.

Я сняла свою одежду и погрузилась в воду. Моё тело сразу же расслабилось, и я почувствовала, как мои мышцы становятся ватными.

Мои мысли уносились куда-то далеко в прошлое, когда я была маленькой. Бабушка, купая меня в нашей небольшой ванной, которая была так же наполнена пеной, а на поверхности плавали зверушки, всегда пела мне песенку про маленьких утят:

На шагающих утят быть похожими хотят,

Быть похожими хотят не зря, не зря!

Можно хвостик отряхнуть, и пуститься в дальний путь,

И пуститься в дальний путь, крича: «Кря-кря!»

Ведь природа хороша, и погода хороша!

Нет, не зря поёт душа! Не зря, не зря!

Даже толстый бегемот, неуклюжий бегемот

От утят не отстаёт! Кричит: «Кря-кря!»

Вспомнила, как поёт бабушка своим завораживающим нежным голосом, и по телу побежали мурашки. Напевая мотив известной мне песенки, я начала натираться мочалкой, а через пятнадцать минут я уже стояла и надевала платье, приготовленное моим палачом.

Я посмотрела на себя в зеркало и не узнала женщину в отражении. Она была с синяками под глазами, а внутри зрачков была пустота. Там не сверкал огонёк счастья, как это было раньше. Кожа стала ещё более бледная и серая. Румянец, который почти всегда присутствовала на щеках, пропал. Кто она, эта девушка передо мной? Как могло случиться так, что она страдает и никто не может ей помочь?

Меня отвлёк стук в дверь.

– Госпожа, хозяин ожидает вас за столом, – сказала домработница, открыв дверь в спальню.

Я посмотрела на неё: она стояла с опущенной головой, смотря куда-то в пол или на свою обувь. Ничего не ответила и пошла следом за ней.

Мы пришли в столовую, откуда доносились ароматные запахи. Есть хотелось ужасно. Последний раз я ела вчера за обедом на работе.

Давид восседал во главе стола в чёрной рубашке и чёрных джинсах. В голове пронеслась мысль, что это его цвет. Он сам чудовище с чёрной душой. И чёрное ему шло больше, чем какой-либо другой цвет. Хотя я ещё не видела на нём одежды с другим цветом. У него даже трусы, и те чёрные.

– Ты долго стоять будешь? Или захотела ночевать в столовой? – мужчина прошёлся по мне своим скользким взглядом, от которого проходил мороз по коже.

Я медленно подошла и села за стол. Ко мне сразу же подбежали слуги и начали раскладывать еду по тарелке.

***

Давид смотрел на Риту пожирающим взглядом. Ему нравилось, как это платье нежно-голубого цвета, как цвет её глаз, сидит на девушке. Он сам его выбирал, даже с размером не прогадал. От её походки и груди, которая колыхалась при ходьбе, в штанах становилось тесно. Давно такого не было.

Он любил доступных женщин, которые знали своё дело и не задавали вопросов. После боев, которые он всегда выигрывал, к нему приводили по несколько девок, которых он затрахивал до смерти. Они извивались под ним, как змеи, стонали, кричали. А он только долбился жёстко, грязно, не заботясь о том, что они чувствовали под ним. Давид никогда не хотел никого ласкать, целовать, говорить нежности – это удел сосунков, маменькиных мальчиков. А мужик берёт, как хочет, куда хочет и где хочет. Без прелюдий и каких-либо ласк. Давид был бескомпромиссный и безжалостный как в бизнесе, так и в постели. Семейная жизнь научила его тому, что все бабы – продажные суки, не имеющие права ни на что.

Он смотрел на Маргариту и не понимал, зачем она ему. Ему было интересно с ней играть, наблюдать, как она ломается под его натиском. Он думал, что, если оставит её под присмотром своего верного пса Графа, который не спускал с неё глаз, она позовёт на помощь и попросит освободить её. Но она ничего такого не сделала, только один-единственный раз за день попросила охранника принесли ей попить.

Он поражался этой маленькой русской женщине и не мог понять, что это, то ли храбрость, то ли глупость, но знал одно: рано или поздно она сломается. Нужно только подождать. И, когда это случится, он отпустит её на все четыре стороны.

***

– Отойди отсюда, щенок, – послышался голос мужчины за дверьми столовой, и я бросила туда взгляд.

Дверь резко распахнулись, и к нам в столовую вошёл пожилой мужчина лет семидесяти или даже больше. Он был крепкого телосложения, с проседью в волосах, а его глаза были чернее ночи. Мужчина излучал смерть. Мне сразу захотелось встать и убежать. Такое ощущение, что я нахожусь в самом аду со злобными вестниками смерти. Это не дом, а какое-то логово диких зверей, которое кишит ими.

Мужчина ни на кого не смотрел, кроме как на Давида, к которому приближался медленными, но тяжёлыми и уверенными шагами. В одной руке у него была золотая трость с гравировкой из камней, которые были похожи на бриллианты. На внешность мужчины были очень похожи. Кто этот старик? Кем он является Давиду? То, что он его родственник, было сто процентов.

– Что тебе нужно? Я тебя не звал, – Давид злобно смерил пришедшего гостя, а я попыталась слиться со стулом, на котором сидела. Что-то мне подсказывало, что хорошим это не кончится.

Мужчины пожирали друг друга глазами. Казалась, что в эту секунду они набросятся друг на друга, как львы, и раздерут друг другу глотки. Вокруг них так и летала злоба, но они только молча смотрели друг на друга, прожигая взглядами.

– Уволить того, кто впустил этого старика! – сказал Давид слуге, который сразу же сорвался с места и куда-то бросился. Видимо, исполнять приказ своего господина.

– А ты, я смотрю, совсем опустился, внучок, своих слуг за стол сажаешь рядом с собой.

Я сначала не поняла, о чём говорит этот старик, но потом до меня дошло, что это он про меня. Так, стоп, внучок? Так вот в кого Давид такой. Они с дедом не только на внешность похожи, но ему и дурной характер, и манеры по наследству передались.

– Что тебе нужно в моём доме? Или жить надоело? – в глазах Давида сверкнула злоба. Нет, я нисколько теперь не сомневаюсь, что он – зверь в человеческом обличии.

Мужчины смотрели друг на друга, а моё сердце всё сильнее и сильнее начинало биться от страха. Я как кролик в клетке со львами, которые вот-вот набросятся друг на друга.

А они, видно, не сильно хорошо общаются друг с другом, если идет при встрече такое общение.

– Ты не принял моё приглашение, и я решил приехать сам. Посмотреть, как ты живёшь, не нуждаешься ли в чём.

Дед оскалился, показав свою белоснежную вставную челюсть. Потом медленно подошёл к столу и сел в центре напротив своего внука.

– Если я отклонил твоё приглашение, значит, у меня нет желания быть в твоём доме со змеями, которые там обитают. Как там сестрицы? Не перегрызли ещё глотки за твоё бабло?

– Вот приедешь сам и посмотришь, – оскалился старик.

– Много чести.

Дед на секунду отвёл взгляд от внука и перевёл его на меня. Вот тогда-то я чуть не сползла под стол от страха. Лучше бы меня сегодня загрыз Граф, чем сидеть с этим родственником Давида за одним столом. Мне кажется, или он одним своим взглядом несколько раз меня уничтожил, не оставив ничего живого?

– И всегда ты сажаешь за стол своих новых проституток?

От этих слов я так сжала кулаки под столом, что мои ногти врезались мне в кожу ладони до крови.

– С чего ты взял, что это моя проститутка?

Дед приподнял одну бровь и вновь перевёл взгляд на внука.

– А кто она ещё может быть?

– Моя жена.

От этого ответа я чуть не потеряла сознание. Жена? Он что, шутит? Какая жена? Да я за все деньги мира не стану женой этого чудовища! Лучше руки на себя наложу, но не стану. Так, стоп. Это он просто пошутил, специально провоцирует старика. Разве не видно? Хотя нет, не видно. В глазах Давида ничего не разобрать, только по лицу гуляет довольная ухмылка, от которой мне становится душно.

– Русская шлюха – твоя жена? – заорал дед на всю столовую, и где-то за стенкой на кухне что-то со звоном упало.

– Если ещё раз оскорбишь мою женщину, тебя вынесут из этого дома вперёд ногами, – проговорил Давид, а дед весело рассмеялся и присвистнул.

– Насмешил, внучок. Ну, раз это твоя жена, тогда познакомь её со своей семьёй. Я жду вас в пятницу в шесть вечера, – не дожидаясь ответа, мужчина встал и пошёл быстрым шагом к выходу.

Проводив гостя взглядом, я посмотрела на Давида.

– Вы пошутили, да? – нервно сглотнула я.

– Нет, – сказал тот и, быстро встав из-за стола, вышел из столовой, а я осталась сидеть там, как оплёванная, переварить всё, что произошло несколько минут назад.

Посидев ещё немного, переварив всё услышанное, не ужиная, я встала из-за стола и ушла в свою спальню, которая, к сожалению, была и спальней Давида тоже.

Нет, он не может стать моим мужем, как и я его женой. У меня уже есть муж. Кстати, как там Толик? От него даже вестей нет. Может, он всё-таки пошёл в полицию и сообщил о похищении жены? Может, меня сейчас ищут. Тем более, если я замужем, нас никто не разведёт, и я не дам согласия на брак с этим зверем.

Разделась и легла в постель, думая о сказанных мужчиной словах. Лежу и прислушиваюсь к тишине, которая витает в спальне, и вдруг я слышу топот ног. Они не похожи на взрослые шаги: это шаги ребёнка. Думала, что показалось. А потом топот снова повторился. Я лежу, прислушиваюсь. Вроде всё стихло. Может, это дети кого из слуг? Но они не живут в этом замке, у них свой дом на территории замка.