Читать книгу Чайка со сломанным крылом - Ольга Обуховская - Страница 1

В этот осенний холодный день Наталья проснулась рано, молочный туман расползался по сопкам и проникал сквозь окна, было прохладно и сыро. Разумнее было протопить печь, чтобы не выстудить квартиру, но в городе ходили упорные слухи, что скоро, когда эскадра адмирала Старка окончательно покинет Владивосток, то цены могут взлететь как на продукты, воду, так и на дрова для топки печей.

Наталья берегла дрова для растопки печки, опасаясь замерзнуть зимой вместе с детьми, старшему ее сыну было шестнадцать лет, и через три месяца она должна родить еще одного ребенка. Щемящее чувство жалости к себе охватило ее. Она вспомнила, как прекрасны и беззаботны были годы ее юности, когда она с отцом, матушкой и сестрами жила в станице Бархатной, недалеко от Екатеринодара. Старшие ее сестры Феодосия, Полина и Марфа учились в институте благородных девиц. Несколько раз она приезжала к ним на институтский бал, где звучали вальсы и мазурки, а ее сестрички, жеманные, в длинных до пола батистовых платьях с кружевами, широкополых шляпках с цветами, под руку с казаками в парадных нарядных мундирах танцевали мазурки и вальсы, громко смеялись, стараясь привлечь к себе внимание партнеров по танцу. Она со своей младшей сестрой Сашей стояла в сторонке, но ей тоже было весело, не было скованности и неловкости, и легко заговаривала с теми, кто к ней подходил. Тогда она познакомилась с кадетом Александром Орловским. Он решительно подошел к ней и весело бросил фразу: «Малышка, ты скоро вырастешь?»

– А зачем?

– Как же! Как вырастешь, я на тебе женюсь!

Александр вовсе не шутил. В четырнадцатилетней девочке-подростке уже наметилась красивая девушка. Огромные темно-зеленые глаза, обрамленные черной дугой бровей, густые черные ресницы в два ряда и длинные густые темно-русые волосы, на подбородке глубокая ямочка, но самой привлекательной в ее внешности была кожа, нежная. чистая, похоже ангельская, унаследованная от ее матушки, но, впрочем, такая же кожа досталась и ее сестрам. Ростом она была высока, характером очень живая и общительная. Голубоглазому статному кадету приглянулась юная казачка, да и девушке понравился молодой человек, но она не подала и вида, а просто смеялась ему в ответ на шутки и колкие замечания в адрес кружащихся парочек. Александр Орловский учился в Одесском Великого князя Константина Константиновича кадетском корпусе и скоро должен был завершить учебу, а в Екатеринодар он приехал к родственникам.

Спустя год семья Натальи перебралась жить в Одессу. Дядька отца был конезаводчиком, и ему понадобился надежный разворотливый человек по переправке породистых скакунов во Владивосток для Уссурийского казачьего войска пароходами из Одессы, где действовала постоянная грузопассажирская морская линия Русского Добровольного флота Одесса-Владивосток. Эта работа была предложена ее отцу Степану Алексеевичу Пышкину, он согласился, и семья Пышкиных пополнила число жителей многоликого международного порта на побережье Черного моря на юге Новороссии.

Александр и Наталья случайно встретились в Одессе, когда пришли смотреть постановку оперы известного композитора Михаила Глинки «Руслан и Людмила» в Одесском театре оперы и балета. Перед началом постановки Наташа разглядывала зрительный зал, стилизованный под архитектуру позднего французского рококо. Девушка изучала бархатный с золотым и серебряным шитьем занавес и гадала будет ли ей хорошо слышна музыка с десятого ряда. Наташе нравилась великолепная лепнина на стенах, раскрашенная под позолоту, а также бронзовые светильники с хрустальными подвесками, ее поражали необыкновенные полы из мраморной крошки, но больше всего девушку восхитила огромная ажурная бронзовая люстра, она словно парила над зрительным залом, усыпая россыпью хрустальных лучиков бархатные зрительские кресла. Народу в зале было очень много, Наталья разглядывала всех, но вот взгляд ее упал на одного человека в форме кадета, сидевшего от нее где-то на пятнадцать-двадцать рядов дальше. Наташа узнала в молодом человеке того самого кадета, с которым встретилась на балу у сестер. Когда началась постановка, то девушка поняла, что акустика в зрительном зале была изумительной, потому что на десятом ряду был слышен даже шепот актеров, но девушка слушала оперу невнимательно, ее мысли были заняты молодым человеком. После окончания постановки оперы Наташа повела отца и сестер к главному входу оперного театра, ссылаясь на то, что хочет хорошенько рассмотреть скульптурные группы у входа, символизирующие трагедию и комедию, а сама надеялась встретить там знакомого. И ее предчувствия оправдались, знакомый кадет стоял у главного входа и рассматривал колесницу Мельпомены с четырьмя укрощенными пантерами на втором этаже.

Александр и Наталья столкнулись лицом к лицу, это была судьба, она причудливым образом свела их, молодые люди стали обсуждать выразительные и певучие мелодии оперы, разнообразную красочность ее инструментовки. Мысли молодых людей оказались схожими. Наташа познакомила отца с Александром Орловским, и молодой человек попросил разрешения у него пригласить девушку на другие постановки театра, а Степан не был против, так молодые люди стали встречаться, и еще не раз посещали вместе театр. Прошло немного времени, и Александр после окончания кадетского корпуса просил руки Натальи. Ее отец Степан Пышкин дал свое согласие на брак дочери, которой минуло шестнадцать. Парень был неплохим кандидатом в мужья, хорош собой, из благородной уважаемой семьи потомственных казаков, кадетский корпус окончил с отличием, строил планы учиться дальше в Санкт-Петербурге. Со свадьбой не стали затягивать, и Наталья полюбила Александра с неуемной страстью южного человека, понесла очень быстро. Но их совместным планам на счастливое будущее не суждено было сбыться. Не успели сыграть свадьбу, которая состоялась в Одессе, как Александра Орловского вместе с другими казаками направили для решения местного конфликта в Крыму, где он и был убит по собственной неосторожности. Наталья родила своего первенца будучи вдовой. Сына она назвала Шурой в память о муже. Это было для нее мучительное и трудное время. Девушка очень сильно страдала от утраты близкого ей человека, потери своей первой любви, осунулась и похудела. Отец даже водил ее к доктору, большому знатоку подобных болезней. Она долго принимала какие-то микстуры, порошки, и уже окружающей ее семье стало казаться, что к Наталье никогда не вернется прежняя красота и радость жизни. А Степан стал подумывать над тем, чтобы сменить обстановку. Случай все расставил на свои места. Как-то из Владивостока прибыл к ним один офицер. Поговаривали, что он был знатный повар и сомелье, ростом чуть выше среднего, худощавый, на его лице бросался в глаза нос, тонкий длинный, с небольшой горбинкой, как у греков, и выдавал в нем то ли греческие, то ли еврейские корни. Но судя по фамилии Пальчинский он был поляк, хотя ни польского, ни идиша и, тем более, греческого языка не знал. Он родился в России, был служивым, православным в третьем или четвертом поколении. Таких людей на Руси, впитавших в себя корни многих христианских народов, было много.

Очень энергичный человек, талантливый, не похожий на всех. У него осталась семья во Владивостоке. В Одессе он был со старшим сыном Андреем, семнадцати лет от роду, большим знатоком породистых лошадей. С отцом Натальи у него были дела по отправке скакунов морем в Приморскую область.

Константин Иосифович Пальчинский познакомился с семьей Степана Пышкина, и был поражен красотой молодых казачек, дочерей Степана. Несмотря на красоту всех сестер замуж вышла только Наталья, да и та, не успев выйти замуж, осталась вдовой. Пальчинскому больше всего понравилась старшая Феодосия.

Все пятеро сестер были погодками, разница между ними была год-полтора. Как сумел обольстить юную деву мало знакомый ей и уже немолодой человек, никому не известно, но Феодосия потеряла свою невинность через несколько дней своего знакомства с Константином Пальчинским, а потом сутки напролет рыдала в подушку в своей комнате. Когда отец пытался выяснить, что случилось, она путалась в своих объяснениях и оправдывалась, а отцу заявила, что наложит на себя руки, если ее возлюбленный покинет ее. Само собой разумеется, что объяснение было необходимо. И Степан потребовал от человека, которого плохо знал, серьезного разговора. И был удивлен, когда услышал от гостя, как нежно он любит юную казачку, что вскоре собирается оставить военную службу, и серьезно заняться торговлей, что в условиях Владивостока, где действовало порто-франко, сулило ему большие перспективы, что у него есть во Владивостоке несколько домов, магазинов, кондитерская и ресторан. Но он был старше Феодосии на два десятка лет, что удручало Степана. А когда Константин пообещал развестись с первой женой, то это окончательно сломило волю Степана, и он укрепленный в вере, что во Владивостоке и для него откроются неплохие перспективы, решил навсегда покинуть Одессу, и отправился в путешествие за тридевять земель вместе с семьей во Владивосток. Наталье Константин поначалу не понравился, про себя она называла его Карлик Нос, да и сестру не могла понять, как она могла, образованная барышня, сблизиться с женатым человеком. Не знала тогда Наталья, что пройдет немного времени, и их судьбы Константина, сестер и ее сильно переплетутся.

К отъезду готовились спешно, однако, Константин выкроил время, и вместе с Феодосией посетил французские и немецкие магазины, и у Феодосии прибавилось платьев и украшений в личном гардеробе, а у семьи Пышкиных еще одно багажное место. Наталья завидовала Феодосии, ее возлюбленный не успел ее побаловать, да и отец был с ней всегда суров.

Путешествие во Владивосток оказалось долгим, 49 суток перехода по морю. Пароход шел под парусами, когда дул норд-нордостовый муссон, а в безветренные дни работала паровая машина, и скорость полного хода парохода была не меньше 13,5 узлов. «Кострома» делала несколько остановок в иностранных портах, чтобы пополнить запасы угля, воды и продовольствия, и пассажиры выходили на берег, и это было замечательно чувствовать, что под ногами твердая почва. Пароход делал стоянки в городах Порт-Саид, Аден и Джуди. Но особенно Наталье запомнилась остановка в порту Сингапур, который представлял из себя большой многолюдный город. Кругом множество магазинов с яркими вывесками на английском, французском языках и еще с какими-то закорючками, как ей потом объяснили, написанными китайскими иероглифами. По улицам расхаживали буржуа разных мастей, малайцы, индусы, много китайцев, но были и купцы из Европы. Ее поразило, как много было в этом городе китайских детей с раскосыми глазами, и, как они вели себя спокойно, без плача и капризов, без драк, в отличие от нашей русской задиристой детворы, тихонечко играли.

Все остальное время палуба уходила из под ног, то качка, а то и шторм с дождем и ветром, один и тот же пейзаж на горизонте, без зеленых деревьев. Волны и небо, днем в тучах или с оранжевым диском солнца, ночью в звездах. В Красном море их ждала невыносимая духота и полное безветрие, отчего работа кочегаров превращалась в сущий ад, и они теряли сознание, а пассажиры без конца обливались забортной водой, но Индийский океан встретил их попутным ветром, и они легко рассекали волны, подняв паруса. Если над палубой парохода кружили чайки с пронзительными криками и близко проплывали дельфины, то моряки говорили, что берег был недалеко. И это обстоятельство радовало Наталью, потому что она сразу поняла, что море не ее стихия, ей больше нравились степные пейзажи, особенно, когда она принимала участие в казачьей джигитовке, пришпорив коня, скакала за казаками ни в чем им не уступая, а ветер при этом свистел у нее в ушах. Правда в последние месяцы она была лишена этого, потому что Одесса была большим городом с вымощенными камнем мостовыми, большими каменными домами, и только когда она приезжала к отцу на конный двор, в предместье Одессы, где шла подготовка к переправке лошадей в Приморскую область, она отводила душу, отец разрешал ей покататься на Звездочке, любимой лошадке. Наталья была прекрасной наездницей, неплохо разбиралась в лошадях, любила их и считала, что умнее животных не бывает. Ей нравилось, когда ветер на ходу обдувал ее, а запахи степных трав и цветов словно становились острее, это было настоящее счастье ехать верхом на коне. Путешествие усугубилось тем, что Феодосию тошнило не только от качки, но и от того, что она оказалась беременной. Вокруг нее хлопотал Константин, сестры, отец. Вызывали к ней судового лекаря, но ничего не помогало, она капризничала, плакала, говорила, что будущее ее очень тревожит.

Наталья оказалась более выносливой и терпеливой, семья словно забыла про нее, и все внимание было отдано старшей Феодосии. Наталью не укачивало, но много было хлопот с сыном Шурочкой. Среди пассажиров парохода она встретила приятеля ее покойного мужа хорунжего Григория Алексеевича Зайко, который получил новое назначение в Уссурийское казачье войско. Также как и Александр Орловский он окончил Одесский Великого князя Константина Константиновича кадетский корпус, но, как поговаривали, отличался несдержанностью, за что и был переведен в Приморскую область, где нужны были отчаянные казаки, потому что в тех краях часты были стычки с хунхузами, или китайскими разбойниками, нападавшими на станицы казаков. Наталья знала Григория очень плохо, но в плавании они сдружились. Девушке нравилось, что Григорий много рассказывал об их с Александром учебе и службе, вспомнил многое, о чем Наталья не знала, какие-то забавные и смешные истории. Молодые люди часто проводили вечера на открытой палубе и гадали, что ждет их в новых краях. Они слышали от знающих людей, что Владивосток окружает тайга, где водятся диковинные животные, которые заходят на улицы города, как тигры и медведи, неделями идут проливные дожди, зимой ветры сбивают с ног, а по деревянным бульварам семенящей походкой расхаживают раскосые японки в кимоно. Иногда они проводили время в обществе Андрея, сына Константина Иосифовича Пальчинского, в его каюте, и устраивали музыкальные вечера, и Андрей весь вечер играл на скрипке, исполняя музыкальные произведения Рахманинова, Чайковского и Глинки, а еще он неплохо пел романсы, голос у него был довольно приятный. Играть на скрипке его научила мать, а потом он брал частные уроки музыки у известного исполнителя русских романсов Иннокентия Серебрякова, с некоторых пор поселившегося во Владивостоке, где ценили и любили музыку. Андрей обожал свою скрипку, играл на ней как-то самозабвенно, и всегда брал с собой в любое путешествие. Приятная компания, дружелюбная атмосфера подействовали на Наталью положительным образом, от сердца у нее отлегло, и она стала понемногу забывать свое большое горе. К тому же, она почувствовала, что нравится Григорию, и в одно прекрасное утро проснулась счастливой и поняла, что еще очень молода и красива, что у нее будет в будущем очень много радостных минут, и стала глядеть на жизнь с оптимизмом. Втроем молодые люди спускались в трюм парохода, где были оборудованы временные стойла, помогали конюхам кормить лошадок, убирали навоз и чистили им гривы. Они переживали, что от недостатка дневного света животные могут ослепнуть. На переходах в море трюм наглухо задраивали, боялись, что во время шторма и дождей трюм может залить морской водой, и это напугает животных. Открывали трюм только тогда, когда пароход отдавал концы у причала какого-нибудь иностранного порта. А если учесть, что стоянок было немного, то и освещение было небольшим. В трюме правда были установлены керосиновые уличные фонари, но во избежание пожара их во время шторма тушили. Молодые люди жалели животных и сходились во мнении, что для лошадей плавание большое испытание. Часто они спорили, какой породы скакуны более выносливые. Наталье больше всего нравились орловские рысаки, крупные такие лошадки большой силы, резвые и мускулистые. Именно таких лошадей орловской породы отправлял ее отец во Владивосток. Узнав Андрея получше, Наталья осмелилась у него спросить, как отнесется его матушка к разводу с Константином. Андрей объяснил, что его родители уже давно стали чужими. Когда Андрею было пять лет, то его отец служил в 119 Коломенском полку, который дислоцировался под Минском. Жили они вполне прилично и в достатке, его мать была из гомелевских дворян и рассчитывала на блестящую карьеру своего мужа, признавая его необычайные способности в поварском и кулинарном искусстве. Она надеялась, что Константина вскоре повысят по службе и переведут либо в Москву, либо в Санкт-Петербург. Из своего раннего детства Андрей запомнил деревянную лошадку-качалку, с которой он никогда не расставался, да еще кружевной накрахмаленный белый воротничок на голубой бархатной курточке, из-за него без конца происходили ссоры с маменькой, которая заставляла мальчика тщательно мыть шею, сама проверяла, достоин ли он такого белого воротничка, отчего он стал изо всех сил его ненавидеть, и время от времени этот воротничок стараниями Андрея терялся в прачечной, отчего возникал переполох во всем доме. Избавиться от воротничка насовсем не было никакой возможности. Когда он терялся, покупали другой, еще более ненавистный.

Вспоминая эти маленькие подробности из своего детства, Андрей от души смеялся. Все у них было бы хорошо, если бы не одна пагубная страсть отца, игра в карты. Садясь за игорный стол, Константин терял чувство меры и забывал об ответственности за свою семью, мог ночи напролет играть, и проигрывал много денег. И однажды он опустошил весь свой кошелек и решился на преступление, желая отыграться, он взял казенные деньги из полковой кассы. За это его осудил Военный трибунал, и он был лишен дворянства, офицерского звания, а потом сослан в Бобруйский дисциплинарный батальон. Этого мать Андрея, Мария Георгиевна никогда не простила мужу, хотя и не потребовала от него развода. Из Бобруйска они попали во Владивосток, вначале в дисциплинарный батальон на Русском острове, но после помилования, Константин в полной мере реализовал свои необычайные таланты, проявлял рвение по службе, отчего ему вернули офицерские погоны и привилегии, но в дворянское сословие он не вернется уже никогда. Во Владивостоке у Андрея появились братья Константин и Виктор и две сестры, Елена и Вера, а сердце Андрея прикипело к этим волшебным краям, к тайге и морю, и он стал мечтать связать свою дальнейшую жизнь только с этим городом на берегу Восточного океана, окраинным городом, но вполне европейским. Его мать во Владивостоке реализовала себя в качестве приказчика в магазинах Константина, появившихся лет через семь после их приезда во Владивосток. Мария Георгиевна, мать Андрея, вращалась в кругах торговых людей Владивостока, среди которых были корейцы, японцы, французы и немцы, поляки, и ей пригодилось знание французского и немецкого языков, она научилась разговаривать и на китайском языке, немного понимала и корейский язык. У каждого из супругов были свои заботы и интересы, а младший брат Андрея – Виктор оказался таким не похожим ни на отца, ни на мать, что у Константина появилось сомнение, его ли это сын. Родители все больше отдалялись друг от друга, но не решались на полный разрыв. Вот поэтому Константин почувствовал непреодолимое влечение к юной красавице Феодосии, показавшейся ему такой доброй и послушной, а Андрей, взрослый парень, все это понял, и нисколько не осуждал отца, он был уверен, что от него отец никогда не отречется, и это была правда. Константин очень сильно любил всех своих детей, как от первого, так и потом от второго брака, заботился о них до самой смерти.

В одно из теплых солнечных дней начала сентября пароход «Кострома» с нашими путешественниками вошел в бухту Золотой Рог, величавую и красивую, окруженную двадцатью тремя сопками, покрытыми лесными зарослями. Солнечные лучи разбивались в водах Золотого Рога миллионами серебристых прыгающих бликов, а по ним плавали тысячи перепуганных уток, гусей и лебедей. Посмотреть на это чудо вышли на палубу не только пассажиры, но и свободные от вахт матросы, все выражали свой восторг. И каждому, кто находился на палубе, казалось, что они прибыли в какое-то солнечное царство, где обитали небесные создания, вещавшие путешественникам благую весть. Не прошло и часа, как пароход стал швартоваться к пристани Экипажная, хотя вначале обещали, что пароход прибудет на пристань Адмиральскую, но оказалось, что там уже за день до этого пришвартовался английский грузовой пароход. Другие пристани Клубная, Шевелева, Артиллерийская также были заняты, у причалов стояли иностранные суда. Экипажный причал находился на западном берегу бухты Золотой Рог. Интерес к Владивостоку среди иностранных торговых людей был большой, так как город расположился в незамерзающей бухте, а если и замерзала бухта в особо холодные зимы, то не надолго, что было очень удобно для мореплавания и перевозки грузов, к тому же во Владивостоке была разрешена беспошлинная торговля.

Наталья огляделась кругом. Бухта Золотой Рог показалась ей необычной, оба ее берега, восточный и западный хорошо просматривались с корабля, а северный не было видно, с южной стороны бухты через пролив Босфор Восточный пароход вошел в Золотой Рог. Окружали бухту высокие сопки, поросшие густой зеленью, дубами, вязами и кленами, орешником и другими растениями. Ближе к берегам бухты было больше разных построек, среди них Наталья разглядела каменные дома. И конечно она не могла не заметить пять куполов какого-то собора с двухъярусной шатровой колокольней. Наталья была верующим человеком, поэтому сердце ее наполнилось восторгом, когда она увидела с палубы парохода очертания золотых куполов. Она искренне и с трепетом перекрестилась.

– Что это за храм? – Спросила она Андрея.

– Это Успенский кафедральный собор. Когда моя семья в 1895 году приехала во Владивосток, этот храм уже стоял на сопке Церковной. Храм был освящен епископом Камчатским и Амурским за семь лет до нашего приезда. В этом храме были крещены мои сестры Ольга, Елена, Вера и братья Константин и Виктор, родившиеся здесь, во Владивостоке. – И задумчиво добавил. – Там красиво.

– Я бы хотела увидеть храм поближе.

– А вот сегодня же и увидишь, – ответил молодой человек и немного смутился. Он хотел предложить девушке прогулку по городу, потому что не желал с ней расставаться, но не решался. За полтора месяца, пока пароход совершал свое плавание из Одессы во Владивосток, Андрей сдружился с Григорием Зайко и Натальей Орловской. Ему очень нравились эти красивые молодые люди, и он хотел с ними дружить. А особенно ему нравилась молодая казачка Наталья, он любовался ее темно-зелеными глазами и необычными ресницами в два ряда, да такими длинными, что казалось будто она их приклеила к глазам.

В девушке красиво было все: и темно-русые густые длинные волосы, и чистая нежная кожа на лице с легким румянцем на щеках, и черные брови дугой, красивый голос и ее милая и забавная любознательность. Ее старшие сестры окончили институт благородных девиц, но Наталья в институте не училась, вышла замуж, однако, она прошла полный курс Екатеринодарской женской гимназии и была грамотной и начитанной, во многих вопросах очень хорошо разбиралась.

Бывало, что они втроем проводили ночи напролет на палубе корабля за разговорами, наблюдая за звездами и волнующимся морем, где надеялись увидеть дельфинов, вестников берега. А под утро он не видел на лице девушки ни тени усталости, и про себя думал: «Надо же, какая выносливая! Не даром что казачка!»

Ростом Наталья была выше Андрея, и он с сожалением замечал, что она относится к нему, как к младшему, не понимает, что он вполне взрослый и самостоятельный человек, и моложе ее только на несколько месяцев. А их интересы пересекались потому, что они оба очень любили лошадей. Андрею хотелось, чтобы Наталья смотрела на него томным и нежным взглядом, но она так смотрела только на Григория, который был старше его на четыре года. Пройдет время, и их дружба не угаснет, они до конца дней своих будут испытывать к друг другу теплые дружеские чувства, не смотря на крутой поворот событий в будущем. Андрей не раз в жизни будет протягивать руку помощи не только Наталье, но и Григорию, и в свое время поспособствует окончательному их сближению. Но это произойдет только через несколько лет.

Глаза Наташи блестели то ли от слез счастья, что они, наконец, прибыли в конечную точку их путешествия, то ли на нее нахлынули воспоминания прошлых дней, где несправедливо было много горя, кто знает. Андрей заметил это, и он не хотел, чтобы она грустила, поэтому наконец решился предложить прогулку по городу. Он знал, что пароход пришвартуется к Экипажной пристани, а это очень близко к улице Мальцевской, куда отец решил заселить семью Пышкиных, пока Степан не найдет подходящий дом для постоянного проживания. Дом на Мальцевской Константин Пальчинский купил недавно, раньше в этом доме была квартира командира Сибирской военной флотилии, но для командира построили другой каменный дом, а старый продали с торгов. Дом был деревянный на каменном фундаменте, очень просторный, с девятью комнатами. И поскольку он находился рядом с Мальцевским рынком, Константин решил приспособить его под пекарню-кондитерскую. Пока Константин и Андрей были в отъезде рабочие-корейцы делали в этом доме ремонт, которым руководила Мария Георгиевна. Константин надеялся, что удобное месторасположение дома позволит ему расширить торговлю, которая и так двигалась успешно под активным руководством его супруги. Рядом с этим рынком у Пальчинских был уже большой магазин, на улице Шефнеровской, где бойко шла торговля спиртными напитками, солью, сахаром, чаем, мукой, свечами, керосином, спичками – обычный набор продуктов и товаров для отставных матросов Сибирской флотилии, но Константин мечтал, чтобы в его кондитерскую захаживали молоденькие барышни в красивых шляпках с меховыми муфточками в руках. Он представлял себе, как они будут садиться за красивые лаковые черные столики, которые специально для этого были заказаны в Китае. На столики будут подавать в изящных тарелочках из костяного фарфора воздушные французские пирожные и в таких же изящных чашечках будут подавать зеленый или черный ароматный чай. Откушав ароматного пирожного и такого же ароматного чая, барышни будут благодарить кондитера, и в следующий раз приведут в кондитерскую своих подруг. А еще Константин мечтал, что обстановка кондитерской будет в восточном стиле с вышитыми на шелке картинами, с раздвижными дверями, где вместо стекла бумага с изображением бамбука или других картинок на восточные темы. Еще в кондитерской должны быть обязательно зеркала в рост человека, чтобы барышни могли поправлять шляпки, и после горячего чая припудрить свои носики.

– У моего отца, – признался Андрей, – по обустройству кондитерской были разногласия с матушкой, которая не хотела лишних расходов, но отец настоял на своем. А я согласен с отцом.

За полгода должны были сделать ремонт. Однако обстоятельства изменились. Поскольку во Владивосток прибыла большая семья Пышкиных, ставшая Константину близкой, то он решил временно заселить их в этот дом, а открытие кондитерской отложить на более поздние сроки. В доме были мягкие диваны, но кроватей не было. Поэтому с предпоследней стоянки парохода Константин отправил телеграмму сторожу дома китайцу Чжао, чтобы тот приготовил матрасы со свежим сеном и постельные комплекты.

– К вашему приезду все будет готово, не волнуйтесь, на улице не останетесь, – сказал Андрей Наташе. – А мы возьмем извозчика и отправимся на прогулку по городу.

С тревогой и радостью девушка вглядывалась в берега Золотого Рога, где, слегка покачиваясь на волнах, стояли на приколе маленькие лодочки-шампунки, на которых китайцы возили пассажиров с одного берега бухты на другой, но могли отправиться и в более дальнее путешествие, например, на острова залива Петра Великого. Но в штормовую погоду их лучше не просить перевезти куда-либо, они боялись гнева царя морей Нептуна. Обо всем этом друзьям поведал Андрей, по всему было видно, что он очень радовался возвращению домой в родной город, к которому был привязан душой.

Прошло еще около двух часов, пока пароход «Кострома» встал у причала. Маленькие буксиры, натужно пыхтя, тянули его к берегу, подавая какие-то гудки, на которые пароход тоже откликался длинными гудками, видимо согласовывая свои действия. Наконец, в полдень они были на причале и по слегка дрожащему трапу сошли на берег. Каким огромным было их ликование, наконец, их героическое путешествие закончилось, спустя полтора месяца. Это было начало сентября, чудесный солнечный день, стояла теплая сухая погода, воздух был наполнен благоуханием трав и цветов, запахом соленой морской воды. Всюду летали бабочки и стрекозы, было очень хорошо. Путешественникам нужно было еще подождать, когда выгрузят их багаж, и чтобы не терять время, они пошли в близлежащий ресторан пообедать, где столы были выставлены прямо на улице. Меню не было разнообразным, им подали щи и чай в фарфоровой посуде, но скатерти были белоснежные и накрахмаленные. Щи оказались очень вкусными, не хуже одесских, но вот хлеб оставлял желать лучшего, зато ароматными и мягкими оказались булочки, посыпанные маком. Они остались довольны, и весело уселись в коляску, куда загрузили их багаж. У Григория вещей было немного, один вещь-мешок, а Наташа распорядилась свои саквояжи загрузить в коляску родителей, потому что планировала жить с семьей в доме Пальчинского.

Феодосия со своими вещами села в коляску Константина, собираясь с ним поселиться в доме на Корякинской, где у Пальчинского тоже был свой просторный дом. Степана они предупредили. После прогулки Андрей обещал отвезти Григория в Офицерское собрание, где можно было снять меблированную комнату недорого, и столоваться там за небольшую цену. У Андрея в городе везде было много знакомых, поскольку он был известным человеком, победителем многих спортивных соревнований по конному спорту как в Приморской области, так и общероссийских, которые ежегодно проходили либо Екатеринодаре, либо в Орле, а как-то даже ездил на соревнования в Санкт-Петербург, парень он был крепкий и хороший наездник, он не раз получал премии за верховую езду, и у него водились свои деньги. Андрей уверенно пообещал Григорию с обустройством его ночлега через своих хороших знакомых.

Григорий Зайко знал, что ему придется ждать несколько дней, пока окончательно решится вопрос с его документами по назначению на службу, поэтому он рад был помощи Андрея, и молодые люди договорились эти дни встречаться и гулять по городу.

– Я вам буду рассказывать про город, – сказал молодой человек, когда коляска тронулась с места. Он был в хорошем расположении духа, и добавил: «Если завтра будет также тепло и солнечно, то я отвезу вас на пляж у берега Амурского залива, в эту пору у нас купальный сезон еще не заканчивается. Я знаю одно хорошее местечко, где много песка и мало медуз».

– А что за медузы? – спросил Григорий.

Андрей засмеялся: «Сами увидите, это такие морские твари, похожие на холодец, они больно жалятся, но от них никто не умирал». И парень неожиданно для всех стал восторженно читать стихи:

– Это Афанасий Фет! Угадал? – сказал Григорий. – Пленительные стихи!

– Да, Афанасий Афанасьевич! Я очень люблю эти стихи, они воспроизводят мои сны и грезы. – Весь облик Андрея говорил о том, что он был счастлив вернуться домой, во Владивосток. И он продолжил свой содержательный рассказ о городе.

По словам Андрея, несколько лет назад город был не так хорош, как сейчас. На глазах семьи Пальчинских Владивосток превращался в крупный город европейского типа. На улице Светланской, главной улице города, раньше были полусельские усадьбы, старые склады и воинские казармы. Но эти постройки вытеснили двух и трехэтажные каменные дома в стиле модерна. Теперь на Светланской стоят доходные дома с магазинами и ресторанами, здания банков, акционерных компаний, театров, иллюзионов, гостиниц. К Светланской примыкают два самых больших в городе рынка – Мальцевский и Манзовский. Прежде узкую улицу Светланскую расширили до восьми саженей, а для стока ливневых вод были устроены каменные канавки, прикрытые вначале деревянным настилом тротуаров, а позднее они были заменены на бетонные, и отделены от дороги гранитными бордюрами. Из военного поста Владивосток превращался в город, самый крупный на всем Восточном побережье. Когда-то Светланская была неровной улицей с оврагами, крутыми спусками, резкими поворотами, заболоченными местами.

Продолжения ее назывались Первой Портовой, Афанасьевской, еще как-то, Андрей даже забыл эти названия. Потом городская дума решила привести в порядок главную улицу города после русско-японской войны, когда в городе оказалось много бывших портартурцев. Не стало у России таких стратегических портов, как Дальний и Порт-Артур, но зато появилась надежда, что Владивосток станет самым крупным городом на берегу океана, поэтому соответственно статусу его стали благоустраивать, и привлекли для этого служивых людей. К тому времени строительство железной дороги между Владивостоком и Хабаровском было закончено, достраивалось здание железнодорожного вокзала, очень красивое здание в стиле русского национального зодчества. Все продолжения главной улицы под другими названиями стали называться Светланской. Улица начиналась от Амурского залива и тянулась шесть с половиной верст до Луговой. Некоторые участки улицы Светланской были приподняты бетонными виадуками также, как и в некоторых местах приподняты улицы Алеутская и Семеновская из-за пересекавших их железнодорожных путей. А улицы были замощены гранитной брусчаткой.

В городе пытались раньше пустить по главной улице омнибусы и фаэтоны, но после сильных дождей подсыпаемый на дорогу грунт размывало, образовывались огромные лужи, скальные грунты обнажались, колеса омнибусов и телег ломались о них, поэтому с общественным транспортом ничего не вышло, его просто-напросто отменили. Теперь все изменилось, улица Алеутская до самого железнодорожного вокзала вымощена гранитной брусчаткой также, как и Светланская до Ключевой, а дальше Светланская до Первой Портовой вымощена булыжником. Все эти положительные изменения подготовили главную улицу города к прокладке трамвайных путей.

– Скоро у нас по городу будет ходить трамвай, – как то торжественно произнес Андрей, – а название улице было дано в честь прибытия во Владивосток на фрегате «Светлана» Великого князя Алексея Александровича.

– Надо же, столь святейшая особа побывала в вашем городе, – удивился Григорий.

– И не только он, – с гордостью ответил Андрей. – Наш город посетили наследник российского престола Николай, теперь царь империи, также адмирал Макаров, полярный исследователь Нансен и даже прусский крон-принц Генрих.

У большого деревянного дома на Мальцевской, напротив рынка, коляска с семьей Пышкиных остановилась, сестры Натальи, отец и мать, няня с маленьким Шурой вышли и направились к парадной двери, а коляска троих друзей последовала дальше, въехала на Светланскую и свернула налево, оставив позади угловое каменное одноэтажное здание со шпилем на многогранной башенке над парадной дверью, которая находилась на углу дома. Вначале Наталья подумала, что это чья-то купеческая усадьба, но потом заметила вывеску: «Кунст и Альберс. Торговля скобяными изделиями». Здание было построено из белого камня. Со стороны Светланской окна первого этажа этого здания были почти на дороге, а со стороны Мальцевской находился подвальный этаж, над парадной дверью кокошник с цветочными узорами и небольшое круглое крылечко с лесенкой. Оба огромных окна на Светланской были витринами, за стеклами которых Наталья увидела металлические скобы, крюки, задвижки, костыли, крючья, угольники, навесы и дверные ручки. Третье окно по той же стороне, со стороны Светланской, было узким, а над ним выступающая над крышей полукруглая стенка с круглым чердачным окном и узорами в виде цветочного орнамента и двумя классическими вазами по краям. От угла дома начиналась массивная кирпичная стена с арочными воротами и тянулась на несколько метров. Этот дом показался Наташе необычайно красивым. Они проехали совсем немного, и перед взором Наташи появились с левой и правой стороны несколько трех-четырех этажных каменных зданий. За деревьями она разглядела на первых этажах домов узкие окна, а на вторых этажах тоже узкие окна, но с кокошниками.

На крышах небольшие башенки и квадратные колонны, а также ажурное металлическое заграждение в виде заборчика, и такое же ограждение на крыльце домов. Примечательно было то, что дома имели по две парадных двери с козырьками над ними, которые поддерживали металлические декоративные узорчатые элементы. Некоторые дома выглядели попроще, другие понаряднее, но все вместе они составляли ансамбль красивых каменных домов.

– Чьи они? – спросила Наташа Андрея.

– Это дома для экипажей кораблей Сибирской флотилии. А вон там за деревьями, слева, ближе к берегу Золотого Рога, смотри еще два офицерских флигеля и штабные здания. А дальше этих домов, видишь, почти у самого берега, виднеются купола церкви, посвященной покровителю мореплавателей Святому Николаю. Эти дома знамениты тем, что в них недавно квартировали полярные исследователи Седов и Демин. – Наталье понравились эти дома, но она подумала, что в Одессе таких, построенных в традициях классицизма, тоже много. Они проехали чуть-чуть, и с правой стороны показалось четырехэтажное кирпичное здание. По словам Андрея, дом принадлежал владивостокскому купцу и меценату Жарикову и использовался, как доходный. Рядом находился сад, который был когда-то оврагом, но стараниями Жарикова превращен в сад, где, как заметила девушка, было много цветущих кустарников и клумб с разными цветами, собранными в одном месте с большим вкусом, и было видно, что здесь потрудились руки не одного садовода. Приятные цветочные ароматы наполнили воздух, перебивая запах лошадиного пота и навоза, который встречался на дороге повсеместно, напоминая об активной жизнедеятельности гужевого транспорта.

Коляска тряслась на дороге, пассажирам не очень было комфортно сидеть на сидениях, и Наташа подумала, что с радостью сейчас пересела бы в седло лошади и поехала бы галопом, легким прикосновением кнута придерживая лошадку, в седле ей было удобнее. Но выбирать не приходилось. На углу какого-то переулка, который образовывал улицу-стрелку, идущую к церкви с готическими очертаниями, друзья едва не попали в аварию. Сверху, от церкви, по улице спускался автомобиль, и, приближаясь к Светланской, громко сигналил, отчего лошадь испугалась, резко дернулась в сторону, а в это время их догоняла другая коляска, и они с ней чуть было не столкнулись. Извозчик с трудом удержал вожжи, все сильно перепугались. Наташа взглянула на автомобиль, и узнала в нем роллс-ройс, подумала, как быстро техническая новинка из Лондона добралась до Владивостока. В момент встряски Григорий инстинктивно обнял Наташу за плечи, тем самым выдал себя, как сильно он волнуется за нее. А когда все поехали своей дорогой, он спросил девушку: «Испугалась? Глупо было бы погибнуть, когда у тебя такой маленький сын!»

– Меня Господь хранит, – уверенно, немного даже с вызовом, ответила девушка. – Долго еще до собора?

Они проехали очень красивый дом известного предпринимателя и общественного деятеля Старцева и здание, где размещалось Морское собрание, и подъехали к Соборной площади. В этом месте Светланская улица делала небольшой поворот, следуя изгибу береговой линии бухты Золотой Рог. А чуть повыше по склону горы Церковной начиналась и шла к востоку параллельно Светланской улица Пушкинская. Пространство между ними называлось Соборной площадью. На нее выходил западный фасад стоявшего чуть выше Светланской Успенского кафедрального собора. Площадь обрамляли с западной стороны на Пушкинской каменные дома, а с южной стороны стояло старое здание Морского штаба, но совсем скоро штаб должен переехать в другое место, строительство нового здания заканчивалось, более современного и красивого, об этом им с Григорием сообщил Андрей. Еще он рассказал друзьям, что Пушкинская улица, когда-то называлась Госпитальной, но в честь столетия со дня рождения поэта ее назвали Пушкинской.

– Весь город тогда пришел на Соборную площадь, – вспоминал Андрей. Мне тогда было лет пять, но я все хорошо помню, как читали стихи Александра Сергеевича, как рассказывали о его жизни. А спустя шесть лет люди собрались здесь вновь, чтобы выразить свой протест против царского самодержавия. Только я не понимаю, чем им царь не угодил, мой отец очень много работает, вот и живет богато. Работайте, и у вас будет все, – уверенно заключил парень.

Сойдя с коляски, путники направились к собору, открыв тяжелую кованную дверь, они вошли вовнутрь. Несмотря на будний день, в храме было многолюдно. Здесь человек восемьсот, отметила про себя Наталья. Ее поразила красота и изящество внутренней отделки храма, красивый резной иконостас, ценные иконы, трехчастная алтарная абсида. Наташа подошла к иконе Казанской Божьей матери и поставила свечу на алтаре за здравие сына Александра. Они долго ходили по храму, разглядывая его убранство, словно попали в музей. На высокой колокольне раздался звон, это означало, что богомольцы скоро пойдут в трапезную, а друзья решили продолжить прогулку по городу.

Недалеко от Соборной площади они увидели недавно построенное двухэтажное здание Владивостокской городской думы и городской управы. В этом доме также находилось общество народных чтений, и было хорошо известно всем жителям, которые часто его посещали. А рядом был дом, который построила компания «Зингер», на первом этаже этого здания находились какие-то магазины, а также выставочные залы. На противоположной стороне улицы они увидели дом-резиденцию военного губернатора Приморской области. За ним была стройка, а за ней находился сквер, где в центре стоял памятник, как сказал Андрей, адмиралу Завойко. воздвигнутый в честь пятидесятилетия Айгуньского договора, по которому Приморская область и часть Приамурья стали составной частью России. Рядом со сквером по той же стороне они увидели здание резиденции главного командира портов Восточного океана и Сибирской флотилии. Здание было одноэтажным и довольно скромным. А напротив через дорогу шло строительство штаба Сибирской флотилии. Уже хорошо были видны его очертания, оно обещало быть красивым, фасад его был на углу, и смотрелся довольно оригинально. Каменное строение Морского штаба было шестиэтажным, к парадной двери можно попасть через открытую галерею, над парадной дверью портик с шестью колоннами, а выше, на крыше, балюстрада, состоящая из ряда фигурных балясин, соединенных наверху карнизом с классическим орнаментом.

Молодые люди проехали еще чуть-чуть и увидели доходный дом братьев Пьянковых. Очень красивый каменный дом, на первом этаже были магазины, второй этаж был обустроен под комфортабельные квартиры, сдающиеся в аренду.

– В этом доме, поговаривают, скоро будет иллюзион «Декаденс», – сообщил Андрюша, он любил зрелища.

И вот друзья подъехали к дому, где находилась почтово-телеграфная контора. Это здание показалось Наташе просто восхитительным, оно было декорировано в русском стиле, напоминало сооружение из русских сказок. У здания арочные окна с кокошниками, узорчатые пилястры. Русский терем, вот что это!

Девушка не могла сдержать своего восторга, так велико было ее удивление и радость, что она на самой окраине России увидела такую красивую почту.

– Надо сказать батюшке, чтобы он завтра же отправил телеграмму родственникам о нашем благополучном прибытии на место, – радостно сказала она.

– Наш город связан телеграфным кабелем не только с центральной Россией, но и под водой с японским портом Нагасаки и китайским портом Шанхаем, – сообщил Пальчинский.

Еще пять минут езды на коляске, и друзья оказались у другого очень большого и красивого дома.

Поймав восторженный взгляд девушки, Андрей объяснил: «Это универсальный торговый дом. Он только недавно был открыт. Я помню, когда его строили, то собирали яйца для раствора кирпичной кладки по всем приморским станицам, а кирпичи, привезенные на пароходах, кажется из Китая, были завернуты каждый в специальную бумагу. В этом здании есть электричество и лифт для поднятия посетителей на верхние этажи. Теперь магазин торгует товарами со всего мира. Если захочешь, Наталья Степановна, можешь заказать себе шляпку из Парижа или украшения из индийских драгоценных камней, и можешь там купить персидский ковер».

Наташа с широко открытыми восторженными глазами смотрела на торговый дом, и на миг представила себе, как она под руку с богатым и красивым кавалером входит туда и заказывает себе строгий английский костюм для особо торжественных случаев.

– Это роскошное здание, а сколько фантазии использовали его создатели, – подумала Наташа. Ее душа хоть и тянулась к простору степей, но девушке нравились красивые дома, поэтому она с любопытством и восхищением рассматривала фасад этого дома, украшенный барельефами с изображением персонажей древнего эпоса, а также фигурками двух ангелочков, один из которых держит в руках якорь – символ, скорее всего, морской торговли. А другой – крылатый жезл античного бога Меркурия, увитый двумя змеями, символизирующими хитрость и мудрость. Она хорошо разбиралась в мифологии, которую изучала в гимназии. Такой дом мог построить только иностранец, предположила она, и угадала, хозяевами торгового дома были немцы Кунст и Альберс.

Напротив торгового дома через дорогу находилось другое здание, принадлежащее также Кунсту и Альберсу, там разместились правление, представительские апартаменты торгового дома и еще что-то, но Андрей не знал всего так подробно, и на все вопросы девушки не ответил. У административного здания была выпуклая крыша с башенками и фигурными фронтонами, увеличивающими стены, и карнизами, украшенными рельефным рисунком портиков. Фронтоны великолепно завершали фасад здания.

– Очень-очень красиво, – сделала вывод Наташа, – но поедемте дальше. Хочу увидеть все!

На углу Светланской и пересекавшей ее Алеутской они проехали мимо огромного дома, построенного, как сказал Андрей, пару лет назад совладельцем торгового дома «Чурин и Ко» – Бабинцевым. Там размещался доходный дом, магазины, отделение Сибирского банка, а на третьем этаже была квартира владельца здания.

На другом углу Светланской до пересечения ее Алеутской, по правую сторону, расположилась четырехэтажная гостиница «Золотой Рог». Хозяин ее был купец Голецкий. В том же здании находился театр «Золотой Рог». Во время погромов, в 1905 году, гостиница пострадала от пожара, как рассказал Андрей, но потом хозяин ее отреставрировал, и оно по прежнему радовало жителей города и его гостей своим неповторимым великолепием и презентабельностью.

Коляска подъехала к пересекающей Светланскую Посьетской, и молодые люди увидели дом, принадлежащий архитектору Мешкову. В нем разместились гостиница «Модерн» и ресторан «Медведь».

А немного подальше их взору открылось строение правления Приморского отделения Русско-китайского банка. Напротив в каменном доме находилась гостиница «Централь». На крыше дома множество пирамидок со шпилями и металлические ажурные ограждения, и множество окон, отчего дом казался воздушным и легким.

И вот, наконец, они доехали до гостиницы «Версаль», которая находилась на углу Светланской и Тигровой. Тут шли последние отделочные работы. Ее создатели обещали, что гостиница будет лучшей в городе. Для обустройства ее интерьера выписывались хрустальные люстры из Европы. Обслуживающий персонал специально обучался хорошим манерам, шеф-повара для ресторана пригласили из Парижа. Часть здания занимало Владивостокское коммерческое собрание, на первом этаже уже работали бакалейный, кондитерский и галантерейный магазины торговых домов «Чурин и Ко» и «Бризе и Даниэль», а в цокольном этаже расположился иллюзион «Мир иллюзий». На втором этаже, кроме гостиницы, находился ресторан.

Наташа не могла сдержать восторга от увиденного, дом был великолепен и даже в Одессе подобных она видела мало. Здание имело только три этажа, но очень высоких, украшено было прямоугольными и круглыми колоннами на стенах, трехугольный фронтон над крышей и над окнами второго этажа, трехугольные рельефные наличники, а на третьем этаже в виде арок.

– А что внутри? – спросила девушка молодого человека.

– Ты не разочаруешься, я уверен!

Наташа посмотрела на другую сторону улицы, там ничего примечательного она не увидела: слитые воедино два отштукатуренных здания. В одном находилась гостиница «Тихий океан», а в другом театр «Тихий океан».

– Очень много в вашем городе гостиниц, – заметила она. – А Андрей уверенно и как-то по особенному серьезно ответил: «Милая Наташа, теперь это и твой город будет. А гостиницы наши не пустуют, к нам приезжают деловые люди со всего мира».

И вот молодые люди подъехали к Амурскому заливу, они сошли с коляски, и девушка поняла, что они находятся на террасе сопки, подошла к ее краю, и увидела, что внизу еще одна терраса, а ниже – еще одна, соединенные лестницами. Всюду буйно росли цветущие кустарники. В воздухе разносился очень крепкий аромат роз, кругом летали бабочки и даже черно-переломутровые махаоны. И вот оно чудо – море! Это Амурский залив, залитый солнцем, он показался ей волшебным. Она не отрывая глаз пристально смотрела на море. И вдруг на горизонте она заметила большой фонтан из воды.

Глаза девушки буквально округлились от удивления, и она воскликнула: «Что это?»

– Это в залив заплыл кит, большой, шесть или семь метров. – объяснил Андрей.

Наташа взглянула правее, и увидела на берегу моря множество людей: «А это что?»

– А это Семеновский рынок. Чего там только нет: и фрукты, и овощи, и всевозможная рыба, и заморские сладости, и орехи, а торгуют в основном китайцы и корейцы.

Господа, наверное, мы будем завершать нашу прогулку, дело идет к вечеру, хотя мы увидели сегодня далеко не весь город и его достопримечательности, – сказал Андрей. – Можно было еще съездить к кладбищенской церкви Покрова Пресвятой Богородицы у входа в Покровское кладбище недалеко от улиц Китайской и Покровской. На Покровском кладбище похоронена моя сестра Ольга. Покровская церковь очень большая, но она мне не нравится. У этой церкви уж очень приплюснутые луковичные главы на излишне вытянутых барабанах, также, мне кажется, очень массивная трехъярусная колокольня смотрятся некрасиво. Неудачная это постройка, но ее видно с моря, с Амурского залива.

Зная отношение Наташи к религии, он добавил:

– Есть в городе и другие православные храмы, как храм-школа во имя иконы Богоматери «Всех скорбящих радость», посвященная памяти русских воинов, погибших в войну 1904–1905 годов на улице Маньчжурской, мы его проезжали, нужно было подняться в сопку, по правой стороне, как-нибудь мы туда съездим. Есть у нас еще гарнизонная церковь во имя Казанской иконы Богородицы, есть еще армяно-григорианская церковь. Строят свои храмы и другие конфессии в городе, как католическая, иудейская, есть храм у лютеран в нашем городе. Владивосток многонациональный город, и все народы живут в нем дружно. Мы все посмотрим со временем. Вот еще у нас железнодорожный вокзал так красив, что глаз не оторвете. А сейчас я приглашаю всех поужинать в ресторане, и за всех плачу, мы пойдем конечно же в ресторан «Версаль».

Молодые люди неспешно поднялись по ковровым дорожкам каменной лестницы на второй этаж, где располагался ресторан. Андрей неспроста выбрал именно это заведение, ему хотелось не ударить в грязь лицом перед своими гостями. Наталья восторгалась от увиденного, ресторан и впрямь был фешенебельный. Огромные арочные своды, очень высокие потолки, огромные люстры из чешского хрусталя с электрическими лампочками создавали иллюзию моря огней. Стены отделаны позолотой и шелковыми обоями, шторы из бельгийского гобелена, на стенах копии картин величайших мастеров живописи в золоченых рамах, столы и стулья из красного дерева. Скатерти на столах льняные чистейшие накрахмаленные. Посуда из костяного китайского фарфора, вилки и ложки серебряные. Шампанское им принесли в хрустальных фужерах на серебряном подносе.

Они выпили совсем немного, это их расслабило, исчезла некоторая неловкость, и они заговорили разом, делились впечатлениями. Наталья была рада, что ей придется жить в таком красивом европейском городе. Теперь она нисколько не сожалела, что покинула Одессу.

Когда они возвращались после ужина, начало смеркаться. Солнце посылало свои последние лучи на землю, окрашивая в алый цвет небо, море и лица людей. Было необыкновенно красиво, они прошли немного пешком, почти до самого Манзовского рынка. Всюду суетились консьержи, зажигая керосиновые фонари у парадных дверей гостиниц, в городе стало мало прохожих. Им встретилась японка в атласном, расшитом шелковыми цветными нитками кимоно, она как-то странно семенила маленькими ножками в деревянной обуви. За ней торопливой походкой спешил мужчина в простой холщовой одежде, по всему было видно, что он работник, волосы его были собраны гладко на голове в небольшой пучок на затылке, японец шел согнувшись, а на плече у него была палка с ведрами с обеих сторон, какими-то необычными острыми книзу. Когда он подошел поближе, то молодые люди увидели, что ведра у работника до краев были наполнены рисом. Прическа у женщины была высокая, волосы черные и блестящие, цвета конской гривы, а в волосах какие-то замысловатые красивые приколки. Лицо японки было намазано белилами, а губы яркой красной краской. Такую экзотику Наташа не встречала у себя в Одессе, хоть и был город международным портом. С большим до неприличия любопытством девушка рассматривала идущих навстречу иностранцев.

У Манзовского рынка друзья нашли извозчика и поехали. Но – вдруг, что это? О, чудо! Они услышали стройные голоса и музыку, доносившуюся с кораблей, стоящих на рейде Золотого Рога. Это были матросские хоры. Они настолько мастерски исполняли сложные музыкальные произведения, что Наталья была поражена этому.

А Андрей довольно ухмылялся:

– Ты еще не раз услышишь наш матросский медный оркестр. В нашем городе матросы любят петь по вечерам на кораблях.

Так романтично закончился день, полный суеты и необыкновенных новых впечатлений.

Вначале отвезли на Мальцевскую Наташу, где остановилась семья Пышкиных, а потом Андрей повез Григория в Офицерское собрание, сам же отправился к матери на Шефнеровскую.

Утро следующего дня удалось солнечным теплым и безветренным, стрекозы и бабочки летали всюду, и порой садились людям на плечи. Небо было ясным, а редкие молочные облака на ярко голубом небе смотрелись необычно красиво. Казалось, начинался летний день, но на самом деле на дворе стояла осень.

Пышкины поднялись рано, каждый занялся своим делом. Степан поспешил на причал, где его ожидал отряд казаков, прибывший для выгрузки с корабля лошадей, и перегона их в Раздольное. Но пять кобылок были собственностью Степана, и нужно было найти для них временную конюшню. Андрея Пальчинского освободили от работы по выгрузке лошадей, он уже сделал свою работу по отбору их в Одессе, а в пути очень хорошо помогал конюхам.

Степан надеялся в первые дни прощупать почву на предмет покупки земельного участка не менее десятины, где он сможет построить жилой дом для своей семьи и каретный сарай с конюшней. Две коляски он привез из Одессы. Нужно было тоже их выгрузить с парохода и найти место для их хранения на первое время. Он планировал заняться во Владивостоке извозом и считал, что пять лошадей и две коляски достаточно, чтобы начать свое дело. А уж потом, когда оно пойдет хорошо, можно будет расширить свое дело. Константин Пальчинский обещал помощь Степану в выборе участка, оформлении бумаг, взятии взаймы денег в Купеческом обществе взаимного кредита, где у него были хорошие знакомые.

Сестры Марфа, Полина и малышка Сашенька с самого раннего утра отправились на Мальцевский рынок, который находился поблизости, чтобы купить продуктов. Их поразило изобилие этого рынка: тут была всевозможная рыба красных пород из Восточного океана, лососевая икра разных оттенков. Они обнаружили, что на рынке имелась дичь, яйца куриные и гусиные. А сколько здесь было овощей: и помидоры, и огурцы, и лук, и картофель. А какое огромное количество здесь было всевозможных фруктов. Некоторые из них девушки видели впервые. Это манго, рамбутан, папайя, маракуйя, тамарилло и другие. Им объяснили, что регулярные рейсы из Японии завозят фрукты во Владивосток, и они пользуются спросом населения. Торговцами на рынке были в основном китайцы и корейцы, которые очень бойко изъяснялись на русском. Но вот коровье молоко оказалось дорогим против одесского, это объяснялось тем, что крупного рогатого скота в пригороде Владивостока было мало, но зато многие хозяева держали козочек, и козье молоко можно было купить недорого. Очень быстро девушки набрали полные сумки продуктов. А вьетнамец-носильщик, в острой широкополой шляпе из соломки, за несколько монет донес сумки до дома. Огромную чавычу в серебристой чешуе, весом четверть пуда, не меньше, они тоже купили, очень хотелось к обеду ухи из рыбы восточных морей.