Читать книгу Разбитая фарфоровая чашка - Ольга Обуховская - Страница 1

Юрию Петровичу Котову минуло восемьдесят шесть лет, у него сильно болели ноги в коленках и плохо сгибались, постоянную острую боль он ощущал и в области поясницы, и уже не мог спуститься на первый этаж к почтовым ящикам, хотя и очень желал этого, потому что ждал писем от своей троюродной сестры Ольги Пальчинской, она писала ему обо всем, о событиях в своей жизни, о погоде, об успехах своих детей и внуков. Это пожалуй было единственным способом общения с внешним миром в тот период его жизни. Юрий Петрович хорошо помнил Олиного отца, капитана дальнего плавания, вел с ним долголетнюю переписку, встречался, когда тот приезжал в Москву, или когда сам бывал в командировках во Владивостоке. Отец Ольги Андрей Константинович Пальчинский приходился ему двоюродным дядей, но он давно уже ушел из этой жизни, как и многие другие близкие и дорогие ему люди, сослуживцы и товарищи. Он пережил всех и сожалел, что они покинули его, но самым большим горем была для него смерть жены Розы, которая оставила на его ответственность их единственную дочь Аду. Это произошло много лет назад. Он мысленно возвращался к тем давним событиям…

В школьные годы Юрий Петрович с самого первого класса проявлял хорошие способности, быстро усваивал как точные науки, так и гуманитарные. Физически был крепок, сверстники завидовали его рельефным мускулам, которые проявлялись уже в школьном возрасте и заставляли перед ним трусить задиристых пацанов. И друзей у него было много, потому что мальчишки стремились дружить со своим защитником. Юра от рождения был таким, крепким и сильным, но и природа, где они жили, способствовала его физическому развитию. Это поселок Ключи Усть-Камчатского района на полуострове Камчатка. Его отца Петра привез туда из Владивостока дед Павел, казак-офицер Уссурийского казачьего войска, воевавшего во время гражданской войны на стороне белых. Но с приходом во Владивосток Красной армии и большевиков дед встал перед выбором либо уходить за кордон вместе с флотилией адмирала Георгия Карловича Старка, либо остаться на родине и спрятаться от преследования властей где-нибудь в глухомани. Павел посчитал, что село Ключи именно та самая глухомань, где его не достанут чекисты, он потребовал от своего сына Петра уехать вместе с ним, мальчик был еще подростком, и в гражданской войне не принимал участия, мог бы остаться во Владивостоке у родственников, но Павел Котов категорически заявил всей своей родне, что ему не нужна их помощь, и взял сына с собой. На Камчатке Петр подрос, окреп и превратился в красивого юношу. Женился он рано, и от этого брака в конце 1931 года появился на свет Юрий. Еще в дошкольные годы мальчик лазил по скалам, собирая яйца морских птиц: чаек, поморников, крачек, кайр, гагар, альбатросов и других. Он долго помнил один случай из своего детства, когда взобравшись на высокую скалу, протянул руку к гнезду глупыша, такой кроткой на вид морской птицы, которая высиживала одно единственное яйцо. Птица в одно мгновение вытянула шею и изо всех сил пустила ему в лицо отвратительно пахнущую струю, после чего растерянный мальчик чуть не свалился с карниза скалы, где до поверхности воды было не меньше пятидесяти метров. Вот тогда он впервые струсил, но не подал виду перед своими товарищами. Другой забавой камчатской ребятни было ныряние в ледяную воду и ловля на дне морском камчатских колючих крабов. А когда в реки полуострова заходила на нерест красная рыба, то мальчишки вместе со взрослыми ловили ее руками или закалывали специально заточенными из веток деревьев кольями. Он с детства был бесстрашным, сильным и ловким. Иногда прямо из под носа бурых медведей хватал чавычу или кету за хвост и швырял что было мочи на берег, где рыбаки собирали всю рыбу в бочки и солили. Мальчик с детства ел здоровую и полезную пищу, как красные икра и рыба, птичьи яйца, тогда как во время войны вся страна жила голодно. Им стало немного труднее жить, когда Петра Павловича призвали в армию. Его отец воевал на Втором Украинском фронте, несколько раз был ранен, но остался жив, не получив больших увечий, целыми и невредимыми у него были руки и ноги, а также голова работала очень хорошо. Когда Петр Павлович впервые увидел столицу нашей родины Москву-матушку, то был поражен ее красотой и величием, и стал мечтать здесь жить. Фронтовикам в послевоенные годы везде была «зеленая улица», их брали на работу как в органы, так и на заводы и фабрики, а крепким и сильным бывшим фронтовикам предлагали работу в первую очередь. Петр Павлович Котов стал рабочим-сталеваром города Москвы. У завода, где он стал работать, было длинное и гордое название. Это Московский орденов Ленина, Октябрьской Революции и трудового Красного Знамени металлургический завод «Серп и Молот». Завод был старинный, основанный еще до революции, и благодаря грамотному руководству шел в ногу со временем, осваивая и внедряя у себя новые технологии производства. Заводом строились новые корпуса, и была разработана технология применения кислорода для интенсификации мартеновского производства стали. За это достижение группе ученых и некоторых работников завода была присуждена Сталинская премия СССР первой степени. А когда рабочие завода в совершенстве овладели этой новой технологией, добиваясь сокращения продолжительности мартеновской плавки и удлинения кампании между ремонтами печей, то сталевары завода также получили Сталинскую премию, в числе награжденных оказался и Петр Павлович Котов, отец Юрия. К тому времени Петр перевез семью с Камчатки в Москву, и жили они в общежитии, но с получением премии жизнь их круто изменилась. Отец получил комнату в коммунальной квартире в районе Садового кольца, разрешили Петру и его семье получить московскую прописку, а Юрий получил возможность идти к новым горизонтам. Он старался изо всех сил учиться хорошо в школе, часто посещал библиотеки, был примерным комсомольцем, принимал участие в спортивных мероприятиях школы, а в юношеском возрасте стал выступать на спортивных состязаниях за город и область. Его уважали сверстники и любили учителя. Когда заканчивал школу, то спросил мнение отца, кем ему стать и где учиться. Петр Павлович гордился профессией сталевара, для сильных и настоящих мужиков была работа. Тут была нужна и физическая выносливость, и терпение, и аккуратность, и упорство, а также ответственность. Каждодневно сталевар сталкивался с экстремальными условиями. «Эта работа для нас, сильных мужиков. – объяснял он сыну. – У тебя получится, ты сможешь руководить бригадой подчиненных, а природная выносливость помогут стойко выстоять весь рабочий день у кислородного конвертера, и по показаниям измерительных приборов следить за температурой, подачей воздуха и кислорода. С умом будешь добавлять различные присадки, я научу тебя всему, что знаю сам».

Но сына такие перспективы не обрадовали, Юрий возразил отцу: «Батя, у меня по всем предметам одни пятерки, я пойду учиться в институт». Вот тогда то и начались у Юрия с отцом первые разногласия. Вопреки желанию отца Юрий поступил на физико-химический факультет Московского института стали имени И.В. Сталина. Это был образцовый вуз столицы, где учились не только советская молодежь, но и студенты из стан Восточной Европы, Азии, Африки, Латинской Америки. И среди этой огромной многонациональной и амбициозной студенческой братии он был лучшим, без особого напряжения закончил институт, и в 1955 году получил Красный диплом. Своего отца он конечно уважал, и не хотел расстраивать. Он знал, что отец хочет, чтобы они, отец и сын, основали династию потомственных сталеваров.

– Ты скоро женишься, сынок, у тебя родятся сыновья, они тоже станут сталеварами. Это достойное настоящих мужчин дело. Отец будет учить сына, а сын научит моих внуков всем премудростям нашей профессии сталевара. – Часто повторял Петр Павлович.

Юрию, как отличнику учебы, было предложено право выбора места работы, поэтому он не задумываясь выбрал завод, где работал отец. Конечно отец был рад такому решению сына, но потребовал от него, чтобы Юрий вначале пошел работать подручным сталевара, и вначале в совершенстве освоил весь технологический процесс выплавки стали. Но молодому человеку отцовское решение не понравилось.

– Послушай, я целых пять лет сидел над учебниками, даже с девками не гулял и не миловался, для меня единственной радостью за эти пять лет была библиотека да учебники. И вот после того, как я получил диплом о высшем образовании, должен идти работать подручным сталевара и дышать тяжелыми испарениями сталеплавильных печей, да я там пропаду от жары. Дипломированный специалист должен работать в лаборатории или в заводоуправлении, понимаешь ты это.

– Для твоей же пользы ты пойдешь вначале подручным, освоишь все «от» и «до». Я тебя кормил целых пять лет, пока ты учился. Это я позволил тебе учиться, а теперь вот оно как все оборачивается, ты идешь против меня, но ведь ты должен знать вначале труд простых рабочих, а уж потом будешь ими руководить, – сердился отец и сжимал свои большие ладони в кулаки, словно хотел ударить сына.

И Юрий подчинился отцу, спорить с ним было бесполезно, он стал подручным сталевара. И для него потянулись обычные будни рабочего человека. Подъем в шесть утра, к восьми часам на работу, час обеденный перерыв, а в 17 часов рабочий день заканчивался. Но работа была по графику, и иногда в ночные смены. Вместе с другими сталеварами Юрий следил за разогревом конвертера, регулировал подачу воздуха и кислорода, потом в печь загружал стальной лом и заливал жидкий чугун, затем молодой человек проводил продувку печи кислородом и добавлял соответствующие присадки, которые давали химическую реакцию, отчего образовывался шпат. Изготовленный метал анализировался в заводской лаборатории, куда относились пробы. Если анализ показывал, что сталь готова, то ее сливали в ковш и отправляли в следующий цех для разливки и изготовления стальных заготовок. И так изо дня в день Юрий проходил весь технологический цикл выплавки стали. Практика дело хорошее, он это понимал, и многие полезные знания им были получены в заводских цехах, но уже прошло несколько месяцев, а отец Юрия даже не заикался о том, что сыну пора переходить на другое место работы. Петр Павлович был не доволен работой сына, он находил какие-то недостатки и недочеты в его работе, и без конца говорил сыну: «Ты еще не сталевар, у тебя еще на губах материнское молоко не обсохло!» Юрий обижался, и считал, что отец не справедлив к нему. И действительно, чересчур придирчив был к нему отец. «Наверное на него самого вот эта каждодневная трудная работа отложила свой отпечаток», – думал сын. Он знал точно, что не хочет превратится в такого человека, как его отец, придирчивого, вечно всем недовольного, крутого, не понимающего человеческие слабости. И молодой человек вспомнил своего деда Павла Котова, гражданская война выдавила его на самую окраину России, в северный край, где людей встретишь реже, чем медведей и лежбища морских котиков. Но не смотря на перипетии судьбы, он оставался веселым человеком, балагуром, бывало начнет выплясывать вприсядку, аж пол ходуном ходит, и свою старенькую гармошку из рук не выпускал. Ему пришлось свой офицерский мундир сжечь на костре, а вот офицерские погоны, ордена и папаху казацкую лохматую, с зеленым околышем и желтой полоской, он припрятал в доме, где они жили на Камчатке, хотя это делать было опасно. Папаха ему была дорога, потому что прошла с ним многие события в его жизни: и стычки с хунхузами, и события гражданской войны в Приморской области. Политая кровью русских людей приморская земля переходила то к одному правителю, то к другому. Правопорядок и законность после 1918 года взялись осуществлять в Приморье новые органы милиции, народные суды и ревтрибуналы, и многие казаки примкнули к ним, но Павел Иванович Котов был верен присяге Уссурийского казака и ценил все награды, дарованные ему Высочайшей императорской властью. Он был сыном офицера, считал, что родовые корни его семьи идут от Запорожских казаков. Учился он в Хабаровском кадетском корпусе и в сотне Николаевского кавалерийского училища, вышел хорунжим в Уссурийский казачий дивизион, а с 1919 года в белых войсках Восточного фронта, и позже служил в штабе Уфимской кавалерийской дивизии. Павел Котов был награжден орденами Святого Георгия 4-ой и 3-ей степени, и хранил свои Кресты также ревностно и бережно, как и память об Императоре Николае 11. Он был женат на потомственной казачке Александре Степановне Пышкиной, любил ее без памяти до конца своих дней. Для нее он сочинял свои удалые песни и аккомпанировал себе на старенькой гармошке, до конца своих дней дед считал себя счастливым человеком из-за того, что ему предоставилась возможность остаться на родной земле вместе со своей семьей, сыном, любимой женой и внуком, тогда как его многие товарищи, уссурийские казаки, отправились за рубеж, но он не был уверен, что они нашли там покой и счастье. Юрий Котов помнил своего деда, его рассказы о жизни казачьих станиц, о гражданской войне и ее ужасах. Умер дед рано, но Юра сохранил в памяти его рассказы о казачьей жизни. И его образ ассоциировался в его воображении, как великого защитника простых людей. Он хотел быть похожим на него, ведь в своем детстве он защищал своих товарищей-сверстников от хулиганов и обидчиков, и ему нравилось это делать. Он конечно не сохранил дедовских Георгиевских крестов, потому что с Камчатки они уехали спешно, собирались второпях и совсем забыли, что на чердаке дома, где они жили, есть клад с дедовскими наградами.

Будучи сталеваром в течении нескольких месяцев, Юрий стал думать над тем, что ошибся в выборе профессии, ему хотелось быть более самостоятельным, наконец, оторваться от опеки отца, его ворчания, упреков и резких замечаний. Как-то он встретил своего сокурсника Леонида Потапова, тот рассказал Юре, что поступил в аспирантуру, и какие перспективы откроются перед ним, когда он закончит учебу и защитит кандидатскую диссертацию. Юрий тогда подумал, что Леонид учился гораздо хуже его. И он принял решение изменить свою жизнь, но отцу не решался об этом сообщить. В конце мая 1956 года к ним приехала из Владивостока тетя Шура, жена двоюродного брата отца Андрея Пальчинского. С тетей была ее маленькая дочка Олечка, такая худенькая и болезненная девочка. Тетя ее вывозила на все лето в Астрахань, где у нее жили родственники, такой солнечный город, богатый фруктами и арбузами. Но в середине пятидесятых годов прямых железнодорожных билетов не продавали, пересадка как правило была в Москве, и в кассах Павелецкого вокзала их нужно было перерегистрировать. Люди стояли у железнодорожных билетных касс сутками, чтобы пройти эту процедуру. Шура попросила Юрия чем-нибудь занять ее дочь, пока она будет стоять в очереди. Юрий решил сходить с девочкой в зоопарк, но в начале ему пришлось помучиться с длинными и густыми волосами Оли. Кое-как заплетя ей косы с ленточками, парень завязал ей бантики, взял за руку и повел на трамвайную остановку. Зоопарк был большой, они долго стояли у пруда и кормили уточек, гонялись за белками, которые жили не в клетках, а всюду на деревьях, потом они некоторое время стояли у клетки с обезьянками, девочка радостно протягивала животным кусочки хлеба, и говорила, что ей нравятся эти кривляки, и что она попросит своего папу купить ей таких обезьянок, а вот когда Юра с Олей оказались у клетки с бурым медведем, то девочка вся сжалась от страха и стала его уводить от клетки, а он как завороженный стоял и не мог сдвинуться с места. У медведя была большая клетка, которая сообщалась с другой просторной клеткой, где жил такой же бурый медведь. Когда первый делал попытку заглянуть в помещение соседа, то получал яростный отпор, медведь вставал на задние лапы, а передние поднимал кверху, и громко ревел, нагоняя страх на зрителей, и от чего у всех закладывало уши. Юрий долго стоял у клеток медведей, и ему пришла в голову блестящая, как ему показалось тогда мысль: «Двое медведей в одной берлоге не уживутся. Да, это ведь очевидно. Нужно отрываться от отца, всю жизнь мы не сможем жить в одной квартире, нужно заводить свой дом и семью и такую вот маленькую девочку-дочку, как Олечка». С такими мыслями он покидал зоопарк. Прошла буквально неделя, Юрий еще не успел начать с отцом серьезного разговора, как однажды ему принесли повестку в Военкомат, он обрадовался ей, потому что ничего не придется объяснять отцу, все решается само собой. Вскоре Юрий Петрович Котов был зачислен в Батальон особого назначения по охране Кремля. Тогда соседи по квартире и в подъезде много обсуждали о везении парня, которому досталось такое почетное место срочной службы. А Юрий ничего удивительного в этом не видел, потому что у него уже было высшее образование, и он являлся второй год кандидатом в ряды КПСС. Так быстро закончилась его трудовая биография рабочего-сталевара. Спустя много лет, кажется, в 2005 году на заводе «Серп и молот» произошел пожар, который охватил десятки квадратных метров мягкой кровли заводских цехов. На место происшествия были стянуты пожарные расчеты, вертолет, но все было бесполезно, многие заводские помещения выгорели полностью. Юриного отца тогда уже не было в живых, но он точно знал, что для Петра Павловича это было бы большим ударом, он большую часть своей трудовой биографии отдал этому заводу. Прошло еще несколько лет, а коллектив завода так и не смог оправиться от этого пожара, и выплавка стали была прекращена. А пять лет назад он слышал, что столица объявила международный конкурс на архитектурно-градостроительную концепцию территории завода «Серп и молот» с целью возведения жилого микрорайона на этой территории. «Вот тогда и прервалась бы наша рабочая династия сталеваров Котовых,» – подумал Юрий.

Годы срочной службы пролетели быстро, молодой человек сам не нарушал правопорядок и следил за тем, чтобы порядок и покой кремлевских жителей, руководителей государства и правительства, никто другой не беспокоил, охрана и пропускной режим поддерживали очень строгий. Боевую и политическую подготовку Юрий Котов прошел на «отлично», а когда пришло время демобилизоваться, то он решил стать курсантом Московского Краснознаменного высшего общевойскового командного училища имени Верховного Совета РСФСР, которое в ту пору располагалось в Лефортово. Училище готовило общевойсковых командиров с техническим уклоном. Юрий конечно же гордился тем, что стал курсантом такого знаменитого военного учебного заведения, и живо интересовался его историей. Свое название училище меняло несколько раз. А начало свою деятельность как курсы по личному распоряжению В.И. Ленина в декабре 1917 года, называлось тогда 1-я Московская пулеметная школа, сам великий вождь пролетариата Владимир Ленин состоял на партийном учете в этом военном учебном заведении, однако, спустя некоторое время школа была преобразована в Пулеметные курсы РККА, спустя еще несколько лет, уже в 1922 году, в 1-ю Советскую Объединенную военную школу Рабоче-крестьянской Красной Армии. Учебное заведение имело множество наград, которыми гордились курсанты. Заслуги многих поколений в стенах этого военного заведения не были забыты. Курсанты не только учились, но и принимали участие в боевых действиях. Они успешно подавили восстания Тамбова и Кронштадта, разгромили врангелевцев на Кубани, банды Дагестана и Азербайджана во время гражданской войны. А когда началась Великая отечественная война, то курсанты училища оказались в первых рядах борцов с мировым злом – фашизмом, и громили врага на Волоколамском направлении под Москвой. Юрий не принимал участия в этих исторических событиях, но понимал, что обязан жизнью тем 59 курсантам и их 30 офицерам, которые сложили свои головы на полях сражений, и он должен помнить их мужество и отвагу, и в память о них учиться на «отлично». Юрий Петрович знал, что его Alma mater теперь называется Московское высшее общевойсковое командное Орденов Жукова, Ленина и Октябрьской революции Краснознаменное училище Вооруженных сил Российской Федерации, закончил которое Юрий Петрович Котов в 1961 году. В годы учебы Юрий очень активно занимался спортом, и у него была отличная физическая подготовка, учился он на отлично и обладал быстрым мышлением и хорошо развитым интеллектом, поэтому по окончании училища встал вопрос о подготовке его в космонавты. Юрия пригласили пройти специальную медицинскую комиссию в научно-исследовательском центре на тренажерах, имитирующих условия космоса, и он прошел ее, но подвело чуть-чуть зрение. Романтическая мечта стать космонавтом для вчерашнего курсанта Котова не состоялась. И Юрий Петрович был направлен на службу в город Зеленоград в одну воинскую часть, которая входила в состав Комитета государственной безопасности. А за год до окончания училища он познакомился со своей будущей женой Розой Иосифовной Дэвидсон.

Как-то его товарищ по учебе Виталий Песков пригласил Юрия к себе в гости, а родом он был из города Ликино-Дулево Московской области. В ту пору стояли теплые майские деньки, праздники, всюду цвела сирень, и воздух был наполнен ароматом буйно цветущих первых весенних цветов. Товарищ предложил Юрию сходить на танцы в клуб Дулевского фарфорового завода. Он слышал, что на этом заводе работают в основном девушки, и многие из них незамужние. «Мы попадем в цветник», – уверял Виталий и смеялся. Погода была теплая, а запах сирени настраивал на лирический лад. И молодые люди отправились в клуб. Юрий и танцевать то толком не умел, наверное, выглядел медведем, стоял в сторонке и никого не приглашал, тогда как его товарищ выплясывал с разными девушками, смеялся и был вполне доволен собой и этим вечером. Однако широкоплечий курсант привлек внимание одной девушки, которая тоже стояла в сторонке. На «белый танец» она отважилась к нему подойти. У девушки были огромные синие глаза, очень черные кучерявые блестящие волосы. Она была небольшого роста, вся какая-то пухленькая, но не толстая, талия у нее была осиная, а платье туго обтягивало ее большие грудь и бедра. У Юры голова пошла кругом, когда он прижал девушку в танце. Это была любовь с первого взгляда. Он стал бывать наездами в Ликино-Дулево в дни своих увольнений и в праздники. Девушка жила в общежитии завода, но родом она была из Ленинграда. К заводу была прикомандирована для обмена опытом. Роза не скрывала от Юрия, что у нее еврейское происхождение. А точнее, ее отец был выкрестом. Иосиф Исаакиевич принял обряд православного крещения также, как и ее мама Софья Вениаминовна, они были оба образованными людьми. Отец учитель физики в школе, а мама воспитатель в детском саду. Жили они на Васильевском острове на улице Наличной, рядом школа, где работал отец, и недалеко детский садик, где работала мама. Когда началась война школу закрыли, но детский садик еще работал некоторое время. Отца призвали в армию с первых дней блокады, и очень скоро мама получила страшный треугольный конверт с похоронкой. С ними еще жила бабушка, мать мамы, они кое-как выживали в первые дни окружения города, пока мама работала в детском саду. Девушка помнила, что через Васильевский остров проходила малая дорога жизни. По этой дороге была переправлена целая армия со всей боевой техникой в Ораниенбаум, откуда потом началось освобождение всего Ленинграда. Но это не помогло семье выжить, когда у мамы однажды украли хлебные карточки, стало голодно, Софья как-то сразу сникла, и ничего не делала для того, чтобы получить другие карточки на хлеб и продукты. После получения известия о гибели мужа она словно утратила смысл жизни, да и выходить на улицу было страшно, особенно северо-восточная сторона улиц на Васильевском острове была очень опасной, туда постоянно долетали снаряды со стороны Стрельны. В школе, где преподавал ее отец, во время войны расположился отряд особого назначения с водолазами, которые прокладывали по дну Ладожского озера электрические кабели и трубопроводы. Мама и бабушка оставили свою любимую малышку за одни сутки. Бабушка притихла с вечера, а мама еще утром кашляла, девочка слышала, а потом мама не стала дышать. Зимним январским утром Роза нашла их словно спящими. Розе стало жутко оттого, что она осталась одна, холод был невыносимым, есть было нечего. Тогда она оделась, взяла алюминиевую кружку и направилась в школу, где располагался отряд военных. Когда она подошла поближе, то увидела, что солдаты что-то делали во дворе. Роза обратилась к человеку постарше: «Дяденька, дайте мне кипяточку.» И протянула солдату свою кружку, тот внимательно посмотрел на девочку, потом куда-то ушел и вернулся с кипятком в чайнике, налил девочке половину кружки и дал несколько галет, спросил: «У тебя есть мама?» Девочка тихо ответила: «Умерла» «А кто у тебя еще есть?» «У меня есть тетя, она работает воспитателем в детском саду в Казанском соборе.» Солдат немного помедлил, потом сказал: «Завтра утром приходи к нам, и мы решим, что делать, поняла.» «Да.»

Вечером Роза приняла решение найти свою родную тетю Сару, сестру отца. Тетя редко общалась со своим братом, называла его богоотступником и даже не знала, что ее брат погиб. Хоть было Розе всего восемь лет, она понимала, что в дорогу нужно собраться, поэтому положила в хлопчатобумажный платок нехитрые свои пожитки, ситцевое платье, маленькое зеркальце, расческу, фотографию родителей и свидетельство о своем рождении, связала в узел, с которым утром отправилась к отряду военных. У школы стояла полуторка, в которую что-то загружали солдаты. Знакомый ей военный, увидев девочку, улыбнулся: «Вот и хорошо, что пришла! На машине мы тебя довезем до сфинксов на набережной Невы, знаешь, где это? А дальше сама пойдешь через Республиканский мост.»

Девочка мужественно добралась до Стрелки Васильевского острова, навстречу ей попадались редкие прохожие с укрытыми тряпками трупами в саночках, потом ее дорога пошла через мост, где сильные порывы северного ветра сорвали у нее с головы платок, она стала поправлять его и не заметила, что потеряла свою вязанную варежку, которая оторвалась от державшей ее веревочки, и рука у нее стала мерзнуть, но все-таки Роза дошла до площади Урицкого, оставив позади крейсер, который стоял в центре Невы, но потом остановилась в нерешительности. Куда идти дальше, она забыла, хотя и ходила этой дорогой с мамой. Немного подумав, она перешла дорогу и решила идти направо. Но девочке стало нехорошо, за последние дни она сильно ослабла, а долгая дорога ее сильно выбила из сил. Навстречу ей шел какой-то человек, но силуэт его расплылся у нее перед глазами, она облокотилась о стенку каменного дома и медленно сползла вниз. Пришла в себя, когда кто-то сильно тряс ее за плечи: «Девочка! Девочка! Тебе плохо?» Роза увидела перед собой огромные чистые голубые глаза, доброе лицо, и догадалась по необычному длинному одеянию человека, что перед ней священник, и снова потеряла сознание. Пришла окончательно в себя в огромном помещении, где со стен на нее смотрели чудотворные лики святых, а под куполом огромное изображение Иисуса, она знала его образ по библии, которую держали в их доме родители. Роза не была крещенной, ее мама считала, что прежде она должна подрасти, а уж потом решать, какую веру ей взять. Но то, что она увидела в Исаакиевском соборе, ее поразило. Спасителем девочки оказался протоиерей Никодим. Он напоил девочку морковным чаем, дал ей хлеба, оставил у себя, пока она не окрепнет. У священника было много забот, он был хранителем музейных коллекций и экспонатов и реставратором икон, которые без должного обогрева храма быстро стали портиться. Силы очень быстро вернулись к девочке, и она активно стала помогать отцу Никодиму в его делах, топить печи, следить за сохранностью икон. Роза мыла кисти, растирала краски, быстро откликалась на просьбы священника что-нибудь принести или унести. Это был необычайно добрый человек, от него веяло благочестием и великодушием. Он сам не заметил, как привязался к девочке, и все откладывал решение вопроса с ее обустройством в Детском доме или у родной тети. Вечерами, в свободное от мирских забот время, он читал девочке писания о жизни святых, и однажды рассказал о великом русском ученом Виноградове, который разгадал тайну твердого фарфора, в чем ему помогли энциклопедические знания в области геологии, физики, химии и металлургии, работал он на порцелиновой мануфактуре, которая позже получила название – Императорский фарфоровый завод. Впоследствии ученый написал первую книгу об изготовлении фарфора. Потомки не забыли его, однако, основатель русского фарфора принял мученическую смерть, императрица Екатерина, боясь, что его достижения станут известны всему миру, заковала его в цепи, после чело он стал много выпивать и рано умер. В маленькой головке ребенка не укладывался такой жестокий поступок императрицы, но она решила побольше узнать о фарфоровых изделиях, а протоиерей Никодим показал ей большой альбом с изображением красивой фарфоровой посуды, вазочек и чашек, чайников и статуэток, они и впрямь были чудесны, Роза смотрела на картинки как на чудо.

Юрий Петрович Котов, вспоминая свое первое знакомство с Розой и ее рассказ о своей жизни в годы войны, еще раз пережил тот ужас потери близких ей людей мамы и бабушки, муки голода, которые пережила девочка Роза, словно он сам был маленьким мальчиком и жил вместе с ней во время блокады Ленинграда.

Все, что происходило в его жизни более пятидесяти лет назад Юрий помнил очень хорошо, но то что он делал полчаса назад в его памяти воспроизводилось с трудом. Он забыл, когда навещала его дочь Ада, пять или шесть дней назад, забыл почему дверь закрыта, а у него нет ключа от входной двери, и в доме совершенно не было еды. Что случилось, он не знал, возможно, Ада заболела или она решила заморить его голодом? Дочь получала его пенсию и распоряжалась ею, навещала его постоянно и приносила продукты, но в этот раз ее долго не было. Он вспомнил, что у него в доме жил котенок Мурзик, где он, что-то не видно, он наверное тоже хочет есть, нужно его напоить водой хотя бы, да и самому попить водички. Он стал искать единственную в доме фарфоровую чашку, но ее нигде не было. Потом он услышал какие-то крики во дворе, вышел на лоджию, окно было открыто. Юрий Петрович выглянул из окна и увидел, что на земле у цветочной клумбы лежит его котик и дергает задними лапками, наверное, за птичкой кинулся, и свалился бедолага, вопреки всеобщей уверенности, что кошки падают всегда на лапы, но седьмой этаж оказался высоковатым для Мурзика, которого месяц назад принесла ему дочка, чтобы было веселее жить. Вокруг умирающего котика суетились детишки, и потом его куда-то унесли. Чашку он нашел в ванной комнате, но не донес до рта, руки у него тряслись от слабости, и он уронил фарфоровую чашку на пол, и она разбилась на мелкие осколки. Разбитая фарфоровая чашка. С ней у него были связаны очень плохие воспоминания. Память опять вернула его в те далекие годы, когда он заканчивал военное училище, то твердо решил жениться на Розе. С отцом Петром Алексеевичем он общался редко, жил в казарме училища, но окончательного разрыва между ними не было, он любил и уважал своего отца, поэтому решил познакомить его со своей невестой. Отец пригласил молодых в дом, накрыл стол, согрел чайник. Юрий Петрович с сожалением подумал, зачем тогда отец выставил на стол дорогой его сердцу фарфоровый чайный сервиз «Золотой олень», которым его наградили в честь годовщины Октябрьской революции, как передовика производства. Такой сервиз купить в магазине было невозможно, уже тогда в 1960 году многие товары становились дефицитом. А сервиз и впрямь был хорош, яркая контрастная палитра оранжево-красного, зеленого и синего цветов. Отец гордился такой премией. Этот сервиз был отмечен Большой золотой медалью на Всемирной выставке в Брюсселе, весь мир восхищался русскими народными мотивами в орнаменте этого фарфорового сервиза. Юрий до сих пор помнит, как Роза протянула ему чашку, чтобы он налил ей чай. В квартире было тесно и обойти круглый стол, стоящий в центре комнаты, не представлялось возможным, а он был невнимательным, когда наливал кипяток в чашку, то нечаянно пролил на руку девушки. Она вскрикнула и выпустила чашку из рук, которая упала на стол и разбилась. Лицо отца мгновенно изменилось от гневной гримасы. Чаепитие не задалось, молодые люди ушли с плохим настроением, но на этом все не закончилось. На другой день отец появился в казарме, вызвал сына, и стал выговаривать ему обидными словами свои претензии. Он обзывал Розу «несчастной еврейкой», «жидовкой», «старой девой», «хитрой дрянью», что будто бы она специально разбила чашку, что не хочет такую сноху, что не видать молодым благословения и счастья в совместной жизни. Это было резко сказано, Юрий был уверен, что отец не прав и сказал отцу: «Не лезь в мою жизнь! Я все равно женюсь на этой девушке, она сирота, и у нее никого нет, кроме меня.» «Я тебя прокляну, сын!» – Услышал он в ответ. Юрий ослушался отца, и вскоре женился на Розе. Отец ничего не знал о девушке, о ее детстве в блокадном Ленинграде и о том, что ей пришлось пережить еще в раннем возрасте. А Юрий до преклонных лет запомнил рассказ Розы о своем непростом детстве, и сердце его сжималось от жалости к ней, хотя его супругу уже давно унесла смерть.