Воля к радости

Оглавление

Ольга Рёснес. Воля к радости

Часть 1. НАЛЕВО ЗА УГЛОМ

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

Часть II. ЛАБИРИНТ

1

2

3

4

5

6

7

8…

9

10

11

12

13

14

15

16

Часть III. СТАРИК И КАМЕНЬ

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

Отрывок из книги

Легко сказать: начни сначала!.. Прямо сейчас, глядя на эту сверкающую на солнце листву тополей, и начни, потому что сейчас самое время – время осени.

Сюда, в это быстротечное бабье лето, слетаются невесомые нити воспоминаний, и все оборванные на полуслове признания в верности… чему?., чему?… осторожно припадают к прозрачно-чуткой тишине: «Слышишь?…» Из этих заиндевелых шорохов, из золотого пожара кленов, из этой отцветающей холодной синевы выходит навстречу бабьему лету молчаливая незнакомка – и как легки эти взметнувшиеся на ветру листья!., как стремительно слагают с себя деревья приметы и знаки уже забытой ими весны! Она идет по этому золоту, по этим сгорающим в полуденном солнце тропинкам, и губы ее плотно сжаты, и взгляд ее зимних глаз устремлен к каким-то еще не сбывшимся надеждам. Она подсаживается ко мне на скамейку и тут же торопливо встает и снова спешит прочь, и я ей вдогонку кричу: «Постой!..» Но разве можно остановить осень?… Только прислушиваться к ее шагам, только смотреть ей вслед. И медленно, медленно все невесомые нити и оборванные концы связываются в один узел, который уже вряд ли можно распутать: в узел моего из года в год повторяющегося сна о фальшивом море. С этого, пожалуй, я и начну.

.....

Призраки не любят бывать в гостях, им непременно надо хозяйничать самим – и именно поэтому они всегда являются некстати. Разве могу я смириться с тем, что мое заклеенное на зиму окно не представляет, увы, никакого препятствия для холодного, вкрадчивого призрачного любопытства? Разве могу я терпеть, когда кто-то молча наблюдает за мной, спящей, с моего кактусового подоконника? Мое негодование столь велико, что им можно было бы заклеить на зиму все имеющиеся в городе окна; и я терплю это чужое любопытство лишь потому, что мне самой… чертовски любопытно! Я позволяю медленно переползающей вдоль стены тени надкусывать кактусы и сбрасывать на пол ажурный узор занавесок; и я различаю в холодной лунной голубизне контуры призрачного силуэта: острые локти, всклокоченные волосы, подтянутые к подбородку колени…

Она сидит на подоконнике, спиной к октябрьской ночи, и явно чего-то ждет; и если я скажу, что мне не страшно, я скажу только часть правды: сквозняк загоняет меня с головой под одеяло, и я нащупываю рукой на полу стоптанный тапок… вот сейчас я этим тапком в скользящую по полу тень и запущу!.. Вероника потягивается, зевает: наверняка и ей время кажется поздним. Луна перемещается к западу, ажурная тень занавесок ползет к моей постели, контуры призрачного тела становятся ярче… Да, я вижу теперь клетчатую рубашку, темные, вьющиеся волосы, жилистые кисти рук… глаза\… два горящих в темноте провала… только бы не угодить туда! Только бы не дать этому сквозняку забраться слишком далеко под одеяло, подползти к животу и подмышкам, усесться на спину, вцепиться в затылок… Нет, не так уж мне страшно! И лучше, пожалуй, оставив в покое тапок, сказать: «Располагайся, будь как дома.»

.....