Читать книгу Equilibrium Vitae - Ольга Вайвар - Страница 1

1.

Как часто мы предвзяты по отношению к другим людям? На поверку выяснилось, что почти всегда. Особенно, если другой – не совсем человек. Эту жизненную аксиому я усвоила в раннем детстве. Моя красноречивая внешность выдавала во мне полукровку. Моя мама была человеком. О своем отце я знала две вещи – он был из лесного народа и любил меня больше жизни, поэтому дал имя – Вита (*Vita (лат.) – жизнь). Больше мама никогда и ничего не рассказывала о нем. Никому.

Наша маленькая семья, – я, мама и бабушка, – каждые два-три года переезжала из одного крупного города в другой. Долго оставаться на одном и том же месте не давало неприязненное отношение людей к полукровке и к той, кто «спутался с лесным отродьем».

На самом деле, ничего страшного в тех, кто жил в Больших Лесах не было. С точки зрения анатомии, – те же люди, просто были нюансы. Смуглая кожа, темные волосы, поджарое тело, короткие клыки да желтая радужка глаз с вертикальными зрачками. Гораздо больше вопросов вызывали особенности магии лесного народа. У людских магов существовало совершенно четкое деление на касты: протекторы – стражи или защитники, эверторы – истребители и воины, медикусы – целители, артефакторы, гербалисты – травники-алхимики, и теорумы – маги-теоретики.

Лесной же народ жил крайне закрыто, и об их магических особенностях можно было только догадываться. Из-за внешности им приписывалось оборотничество. Особенно впечатлительные утверждали, что они еще и кровь пьют у припозднившихся путников, рискнувших заночевать вблизи одного из пяти Больших Лесов. Все-таки клыки.

Необычные глаза, по мнению обывателей, обеспечивали отличное ночное зрение. Также доподлинно было известно, что магия жителей Лесов давала им возможность насылать страшные проклятия, перед которыми человеческая магия оказывалась бессильна. В общем, фантазия людей была поистине неисчерпаема, когда дело касалось неизведанного.

Представители лесного народа ни подтверждали, ни опровергали народные байки. Складывалось впечатление, что им абсолютно плевать на то, что думают о них люди. Возможно, они даже специально подогревали некоторые слухи о себе, лишь бы чужаки не совались в их Леса.

С другой стороны, все перечисленное никак не мешало обеим расам вести довольно активный товарообмен через посредников среди людей: редкие травы, пушнина, озерная деликатесная рыба, и, конечно же, ценнейшие артефакты. К примеру, современные мобили ездили исключительно благодаря артефакторным накопителям энергии, производимым в Лесах.

Люди же в свою очередь поставляли сельскохозяйственную продукцию, ткани и некоторую технику.

Поэтому в целом люди относились к выходцам из Лесов с изрядным подозрением, но без открытой враждебности. Обычно.

В то лето мне как раз исполнилось десять, и в городе, где мы жили, вспыхнули народные волнения, связанные с повышением местных налогов. Мэр города недооценил опасность, вовремя не выставил достаточное оцепление, и как итог, начались погромы. Распоясавшаяся толпа без разбору крушила и поджигала все, что попадалось на пути. Вчерашние соседи припомнили друг другу старые обиды, иностранцы тоже выглядели вызывающе подозрительно. Что уж говорить о молодой женщине с престарелой матерью и девчонкой-полукровкой, которая то и дело зыркает своим желтыми глазищами. Не иначе проклятья насылает.

Наш домик на тихой улочке вдали от центра занялся сразу с четырех сторон. Бабушка без раздумий схватила меня и с неожиданной силой вытащила на улицу через погреб, выход из которого был в глубине примыкавшего сада. Мама была в это время на втором этаже и выбежать не успела, – старые стропила обрушились в первые же минуты пожара.

Мы уехали тогда далеко на юг страны в самую глушь, поближе к Большому Лесу. Бабушка рассказывала потом, что я совсем не плакала, когда погибла мама. Не плакала и не говорила полгода. Сама я плохо помню и тот пожар, и время после него. Только какие-то яркие отрывки и запах гари. С тех пор не люблю костры.

Тогда же и начал просыпаться во мне дар медикуса, считавшийся угасшим в мамином роду четыре поколения назад. Как только бабушка поняла, что со мной происходит, сразу же поехала в ближайший городок к знакомому библиотекарю – дядюшке Филиппу. Он был теорумом, хоть и довольно слабым. Однако его знаний хватило, чтобы помочь мне справиться с собственным даром на первых порах.

Трудность заключалась в том, что поначалу, когда маг еще не умеет обращаться со своим даром, магия сама стремится исцелить болезни и дисбалансы всех, кто окружает юное дарование. С одной стороны, звучит неплохо. Но это крайне опасно, так как магия постоянно расходуется, и в любой момент может наступить истощение, что приведет к гибели необученного медикуса. К тому же при таком раскладе исцеляющая магия распределяется равномерно по всем страждущим. В итоге царапины заживают практически на глазах, зато более серьезные заболевания остаются недолеченными. Теорумы до сих пор пытаются объяснить такую «неразумную расточительность» дара необученных магов.

После нескольких месяцев занятий с дядюшкой Филиппом я уже вполне уверенно могла лечить свою бабушку, а также соседей, которые не боялись выступать практическим материалом для пришлой маленькой полукровки.

Спустя год, когда я прогуливалась по опушке леса, я вдруг поймала себя на том, что собираю очень необычный букет. Никаких цветов, – какие-то листики, травинки, даже пара корешков. При этом я отлично понимаю, что вот этот серебристый с коротким ворсом стебелек отлично останавливает кровь. А разветвленный бурый корешок прекрасно помогает при лихорадке. Я примчалась домой и открыла краткий справочник целебных трав, который мне подарила бабушка, когда я начала обучаться на медикуса. Сверила свои догадки насчет собранных трав со справочником. Все было верно.

Рассказала все бабушке, та снова обратилась за советом к дядюшке Филиппу.

После долгих расспросов дядюшка вытер испарину со лба и вынес вердикт:

– Понимаешь, Вита, в целом я бы сказал, что в тебе проснулся дар гербалиста. Но очень специфический. Во всяком случае, я такого не встречал. Дело в том, что гербалист умеет взаимодействовать с растениями, – это определенный навык управления магией. Как и у других магов. То есть, осознанное действие на основе того, что гербалист изучил о том или ином растении. У тебя же, как такового, взаимодействия нет. Впечатление, будто растения являются частью тебя. Не нужно заучивать справочники и энциклопедии, отрабатывать рецепты, чтобы сварить зелья. Это как управлять собственными руками-ногами. Мы просто делаем это, не задумываясь о том, как называются кости и мышцы, которые приводят их в движение. Исходя из всего вышесказанного, я делаю вывод, что, судя по всему, твой второй дар, достался тебе от отца. Мы крайне мало знаем о магии лесного народа, поэтому сказать что-то более определенное я не могу. Получается, что ты, Вита, эквилибриум. При этом очень необычный – ты ремедиатор человеческого медикуса и гербалиста лесного народа.

Бабушка тогда сидела, натурально открыв рот, в глазах застыл не то ужас, не то изумление. Я же в тот момент не понимала, чем все это может обернуться для меня.

Дело в том, что обычно маг владеет только одним даром. Правда, регулярно происходили случаи, когда кому-то из магов было мало одного, и они пытались с помощью обрядов заполучить себе второй. Каждый раз такие сомнительные опыты оканчивались гибелью мага-отступника. Теорумы утверждали, что причина в недостаточной для двух даров энергетической емкости магов и в неспособности человеческой оболочки держать две различные магические составляющие в балансе.

Тем не менее, примерно сотую часть от общего количества магов составляли, так называемые, эквилибриумы. Маги, которые от рождения имеют два дара сразу. Как правило, смежные. Например, милитар – это эквилибриум эвертора и протектора, – идеальный воин. Такие часто служили в личной охране короля. Прогрессорами называли эквилибриумов теорума и артефактора. Бывало и так, что совмещались две несвязанные специализации. Медикуса и теорума в одном лице называли доктусом. А я, значит, тот самый ремедиатор – эквилибриум медикуса и чего-то вроде гербалиста.

Пока мы с бабушкой пытались осознать эти новости, дядюшка Филипп нервно отирал свою лысину и сокрушался:

– Любой! Да что там – сам Королевский теорум счел бы великой удачей изучить твой случай, Вита. Это был бы прорыв в теории магии! Но ни в коем, слышите, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы хоть кто-нибудь узнал о твоей особенности, девочка.

– Но почему? – не поняла тогда я. Не то чтобы я собиралась тут же поделиться этой новостью с миром, но нужно понимать, что к чему.

– Вита, в лучшем случае ты пожизненно станешь объектом изучения магов Королевских лабораторий. Сытая обеспеченная жизнь, которая тебе не принадлежит.